Текст книги "Метаморфозы родительской любви, или Как воспитывать, но не калечить"

Критикой родители часто пользуются как воспитательным приемом. Они убеждены в эффективности такого воздействия, свято верят, что критика заставляет детей стараться стать лучше, стремиться к высокому, к достижениям, к далеким и светлым целям.

Послание, которое дает родитель, критикуя: «Вдруг ты не знаешь, где ты ошибся, в чем ты плох и несостоятелен. Моя святая задача – доносить это до тебя постоянно, иначе ты не заметишь своих оплошностей и слабых мест, возомнишь о себе, зазнаешься и не будешь стараться быть лучше».

Ребенок, которого часто критикуют, вырастает очень зависимым от чужих оценок. Чаще всего из него получается перфекционист, чьи силы съедаются постоянными напряжением и тревогой. Он всегда недоволен собой и всем, чего бы ни добился, хотя усилий предпринимает много и ему вполне уже можно было бы начинать гордиться тем, чего достиг. Но он всегда в ожидании провала, привык обесценивать себя и свои достижения, а также окружающих его людей. От этого у него всегда проблемы в отношениях, он часто страдает от разрушившихся иллюзий.

Страх получения плохой оценки или плохого результата делает ребенка напряженным, истощенным, зависимым, заставляя его смотреть на мир только через призму достижений, результатов, безошибочных решений. Он отнимает у него радость от любого процесса (творчества, обучения, деятельности), оставляя только радость от редких побед, периодически наполняя его жизнь ощущением собственной негодности, боязнью совершения ошибок, напряжением в бесплодных попытках контролировать все свои чувства и потребности, а также в столь же бесплодных попытках угодить другим людям, дабы не вызвать их критику.

В некоторых случаях, уставая сопротивляться критике, что-то доказывать всем вокруг, ребенок решает стать окончательно «плохим»: двоечником, лоботрясом, хулиганом, чтобы разрушить родительские ожидания и перестать поддаваться на их манипуляции.

Мать всегда считала своим долгом проверять его домашние работы. Переписывание целой страницы – традиционное следствие найденной ошибки. Он всегда помнил, «из какого места у него растут руки», что «лень вперед него родилась» и что «соседская Маша никогда бы не написала контрольную на “три”, потому что любит своих родителей». Отец любил подробно распространяться на тему «я в твои годы, а ты…», бабушка с вечно поджатыми губами уверяла, что «никакой институт ему с такой успеваемостью не светит».

Институт он, конечно, закончил, и даже работа теперь у него хорошая, мало кто в его годы мог бы оказаться на такой должности. Вот только силы его уже на исходе, несмотря на то что ему всего около тридцати, по больницам ходить уже нет ни сил, ни времени. Напряжение, в котором он живет, боясь совершить ошибку, уверенность в том, что это непременно произойдет, и беспощадность, с которой он привык к себе относиться, раз за разом приводят его к врачам, которые только и делают, что разводят руками, не находя особых причин, по которым разваливается и болеет его молодое тело. И даже пожаловаться ему некому. Занимаясь своей карьерой, она так и не обзавелся ни друзьями, ни девушкой. И если уж совсем честно, то он понятия не имеет, как это делается.

Критикуя ребенка, мы забираем у него его самоценность (то есть уверенность, что он ценен для нас без каких бы то ни было своих достижений) и забираем его самооценку (то есть способность трезво и реально оценивать самого себя). Критикующему родителю важно отдавать себе отчет в том, что ребенок-перфекционист становится самым тревожным, старательным, усердным, но отнюдь не самым лучшим или успешным, и уж точно не самым счастливым. Окончательно «закритикованный» ребенок может уйти в депрессию и начать отказываться от любой деятельности, даже от той, что ему вполне по силам.

Альтернатива критике – обучение ребенка оценивать собственную деятельность, поскольку гораздо важнее уметь самому оценивать свою работу, чем быть зависимым от чужой оценки, которая к тому же может оказаться совершенно субъективной, непоследовательной или даже неадекватной. Единственное сравнение, которое не мешает нам расти, – это сравнение нас с самими собой прежними. Поэтому значительно полезнее поддерживать ребенка словами «раньше ты этого не умел, а теперь умеешь все лучше и лучше», чем, не замечая его роста и достижений, вдалбливать ему: «Из тебя такого никогда ничего путного не выйдет».

Важно также поддерживать в ребенке способность получать удовольствие от процесса, обычно свойственную детям, не замученным оценками и перфекционистскими ожиданиями своих родителей. Получение удовольствия от любого дела сделает процесс обучения или творения увлекательным, ненасильственным, ведь тяга ребенка к развитию будет основываться на стремлении к узнаванию, расширению, удовольствию, а не на страхе наказания и стремлении избежать плохой оценки.

По возможности родителям, склонным к критике, стоило бы, давая обратную связь на дела и творения ребенка, скорее делиться чувствами, рассказывать о своих ощущениях, расспрашивать, интересоваться, чем расставлять оценки, выносить вердикты, объявлять приговоры.

Этим тоже любит заниматься не верящий в детские способности к конструктивной самоорганизации родитель.

Послание при указаниях: «Ты сам не в состоянии определить, чем тебе заняться, что делать, как поступить, что чувствовать, и если я тебе не укажу, ты никогда не догадаешься, не сможешь сам».

Дети, которым постоянно указывают, вырастают инфантильными, пассивными, зависимыми, они легко управляемы каким-либо авторитетом. Послушные указаниям дети – родительская отрада на начальном этапе детства, но ближе к подростковому возрасту родители рискуют столкнуться с двумя разными на первый взгляд, но схожими в сути своей проблемами. Потому что из послушных детей вырастают либо неспособные к взрослым решениям, безответственные, плывущие по течению, ожидающие, пока кто-то и что-то за них решит, взрослые. Либо, став подростками, привыкшие подчиняться авторитету дети выбирают для своего подчинения других кумиров, и сильно повезет всей семье, если авторитет окажется не криминальным, не наркоторговцем и не представителем религиозной секты.

Такие дети очень подвержены любому влиянию, всегда в поиске сильной фигуры, всегда готовы некритично и необдуманно подчиниться. В отсутствие такой фигуры теряются, проваливаются в пустоту либо начинают страдать, попадать в неприятности, болеть для того, чтобы вызвать сострадание или активное участие в их судьбе.

В качестве сопротивления постоянным указаниям может выработаться протестное поведение, маргинальность, социальная дезадаптация. Такой ребенок или выросший взрослый, вместо того чтобы строить свою жизнь, продолжает бороться с собственными родителями, с системой, тратя на это силы, здоровье, жизнь.

Он был почти счастлив, пока они не развелись. Она всегда определяла, что купить, где починить, какую рубашку лучше всего надеть к празднику. Она решала, в какую школу пойдут дети, куда они поедут отдыхать, в каком районе стоит приобрести дачу. От ее энергии в доме всегда все бурлило, все решения были верными, все блюда были вкусными, все праздники веселыми. И он совершенно не понял, почему она как-то вдруг ушла к другому, ведь он делал все, что она говорила. И почему дети теперь не рвутся приезжать в его опустевшую и гулко утопающую в тишине квартиру. Ему не понятно, как теперь жить, и маму уже не спросишь, она уже давно лежит на старом кладбище. Он ждет. Быть может, все же кто-то придет и скажет, как ему жить дальше. Всегда найдется кто-то, кто даст хороший совет, вот соседка с первого этажа уже подсказала ему, как почистить его старый, покрытый пятнами, пиджак…

Постоянно указывая ребенку, мы отнимаем у него способность желать, возможность осознать, чего он хочет, намерение принимать решение, начать добиваться, взаимодействовать с миром. Указывая, мы не помогаем ему формировать собственную позицию и взгляды, мы заменяем их своими, уже сформированными, соответствующими нашей жизни, обделяя его возможностью протестировать реальность и определить, что именно стоит в том или ином случае предпринять, как поступить.

Альтернатива указаниям. Нам, родителям, часто не хватает терпения, времени, душевных сил для того, чтобы сопровождать наших детей в их потребностях, выборах и решениях. Нам зачастую легче самим все взвесить, все обдумать, все выбрать, принять решение, а иногда и сделать за них, и… чуть позже к сожалению, встретиться с последствиями нашего выбора. И услышать «тебе надо, ты и делай», «ты хотела, чтобы я туда поступил, я поступил, чего еще ты от меня хочешь?».

Как ни странно, если позволять ребенку с детства хотеть и выбирать, во всяком случае, в не опасных для его жизни и здоровья моментах, то он учится принимать осознанные, соответствующие именно его жизни решения. Ему значительно полезнее научиться взвешивать свои силы и возможности и в случае необходимости уметь обращаться за помощью к миру и окружающим его людям. Поэтому вопрос «Тебе помочь?» значительно полезнее, чем утверждение «Ты не можешь, дай я сделаю сам» или «Делай, как я тебе сказал, что за самовольство такое!».

Унижения в общении с собственным ребенком среди большинства взрослых все же не считаются полезными, хотя, к сожалению, в моменты сильного разочарования или бессилия родителю трудно их избежать.

Послание при ругательствах и унижении: «Ты, наверное, не понимаешь, что я тобой недоволен и разочарован, поэтому я поднимаю децибелы и усиливаю акцент на том, как именно ты плох. За счет применения унизительной лексики я перевожу свое недовольство в нападение, чтобы запугать и унизить тебя, чтобы мне полегчало, а ты стал окончательно виноватым».

Те, кого часто ругают, живут с постоянно сильно заниженной самооценкой. Если они и уверены в чем-то, то только в одном – как непоправимо они плохи, как недостойны хорошего отношения, пока не сотворят чудо и не исправятся. Они ощущают себя совершенно бесправными, беззащитными, готовыми к тому, что любой взрослый может обрушить на них свое сокрушительное недовольство. Причем часто за взрослыми остается безоговорочное право на подобное унижающее поведение, но если ругается ребенок, то его поведение также безоговорочно считается недопустимым. И потому он со временем становится лишь стороной, «принимающей чужие ругательства». Без права защититься, без права остановить унижение, без права ответить в ответ или усомниться в правоте унижающего.

И потому такие дети очень старательны. Слишком страшно и неприятно быть постоянным объектом унижения. Они могли бы сделать в сотни раз больше и лучше, если бы такое количество сил не уходило у них на это упреждающее старание. Чтобы не вызвать постороннего недовольства, они вынуждены постоянно сдерживать свои проявления и чувства, отслеживать, контролировать себя и окружающее их пространство.

В некоторых случаях, уже ближе к подростковому возрасту, в качестве сопротивления постоянной ругани и унижениям, родитель может получить в своем доме вместо послушного и доброго ребенка «грубияна» и «хама», который отплатит им той же монетой. Такой ребенок предпочтет компанию, в которой он будет принят, дому, в котором его ругают. И потому ругающийся родитель в итоге вопреки своим ожиданиям никогда не получит ответного уважения и почитания.

Ее готовность к самоуничижению отталкивала. Ее манера извиняться за все рождала раздражение и почти неудержимое желание рявкнуть. Она не была несчастной, она просто считала себя недостойной занимать это место на Земле. Самоубийство скорее всего огорчило бы ее родителей, и бабушкино сердце могло бы не выдержать, поэтому она должна была жить. Это не сложно, надо просто стараться, чтобы все вокруг были довольны. Надо понять, предугадать, что может вызвать их недовольство, и сделать все, чтобы этого не случилось.

Правда, это регулярно случалось, но тогда ей ничего не оставалось, как быть максимально строгой к самой себе, и она спешила себя поругать, а то и строго отчитать, пока не досталось от других. Все-таки получить порицание от самой себя не так страшно. Она верила, что когда-нибудь настанет тот светлый день, когда с нее снимут этот колоссальный груз вины и скажут: все, теперь живи как хочешь, ты теперь большая и можешь жить для себя. Но вот только ей уже давно за сорок, а когда наступит этот вожделенный «выпускной» – не понятно. Она идет на обследование и еще не знает, что диагноз, который ей поставят, разрешит ей пожить «для себя»… несколько оставшихся ей месяцев.

Дети, которых постоянно унижают, учатся самоуничижению. Бесконечное терпение унижений рождает в ребенке мазохистский характер, учит его терпеть, вбирать в себя боль, дискомфорт, страдание. Обратной стороной проявленных унижений может быть и ответное желание унижать, причинять боль другим, проявлять жестокость, насилие, садизм.

Альтернатива ругательствам и унижениям – уважительное отношение к ребенку, к его личности. Умение извиняться за проявленную в аффекте родительскую грубость. Способность разбираться с собственными чувствами, чтобы не направлять на ребенка те, что ему не предназначены. Осознание того, что подавление и унижение другого приводит либо к саморазрушению, либо к желанию разрушить. А усилия, направленные на то, чтобы услышать, понять, уважительно отнестись, как правило, оборачиваются обратной готовностью понять, услышать, уважать.

Я понимаю, читатель, что, возможно, ты устал читать о родительских интервенциях не меньше, чем я устала об этом писать. Понимаю, ведь не очень приятно смотреть на себя с этой неприглядной стороны. Но еще немного, тем более что есть еще несколько условно «положительных» излюбленных родительских интервенций, которые применяются с не меньшим воодушевлением, с такой же верой в действенность и необходимость этих мер. Хотя положительность их, на мой взгляд, весьма условна.

Это то, что щедро раздает иной родитель, особенно тот, кто был замучен в своем детстве родителем критикующим. Ему кажется, что хвалить – значительно полезнее, чем ругать или критиковать. Но это верно лишь отчасти. Конечно, критика и унижение – плохой «компост» для роста и развития. Но важно помнить, что и похвала – это та же оценка, только положительная.

Послание при похвале: «Я замечаю, когда ты что-то делаешь хорошо. Я рад этому. И еще мне важно, чтобы ты понял, что делать что-то хорошо – это означает меня радовать. Я хочу убедиться, что тебе и впредь будет приятнее меня радовать, чем огорчать».

Ребенок, которого много хвалят, будет так же сильно зависеть от внешних оценок, как и тот, которого критикуют. Он будет старателен, будет учиться считывать потребности среды и ожидания окружающих его людей и их выполнять, им соответствовать. При этом он не будет знать и ощущать, чего же хочет именно он, каков он и что собой представляет.

Он будет испытывать колоссальный страх перед угрозой разочаровать значимых, гордящихся им близких. Неуспех или поражение, без которых все же не обходится ни одна жизнь, могут серьезно его «подкосить», потому что страх потерять расположение и восхищение близких совершенно лишает опоры. Желание нравиться и необходимость покорять могут приводить к истерическим или нарциссическим особенностям в характере ребенка. И научиться выписывать себе разрешение «не работать на похвалу» будет весьма непросто.

В качестве сопротивления постоянной похвале может появиться и отказ от любой деятельности, которая могла бы быть оценена, неделание в принципе. Если ребенок понимает, что до заданной планки ему нипочем не добраться и похвалу – знак того, что он принят и любим, не получить, то он, весьма вероятно, уйдет в другие защиты: недоделанные дела, незаконченные проекты, только обещания, пассивное сопротивление каким-либо достижениям, скрытый или открытый саботаж, очень серьезные и освобождающие от родительских ожиданий болезни.

Она, конечно, хотела нравиться всем, и ей часто это вполне удавалось. Всегда улыбаться, быть открытой к общению, вежливой, помогающей. Вокруг нее всегда много друзей, родственников, коллег. Все они ободряются и заряжаются энергией, когда она рядом. Все они поражаются тому, как же замечательно ей всегда удается выглядеть, как широко улыбаться и быть такой воодушевляющей. Они убеждены, что она совершенно счастлива. Они уверены, что у нее нет никаких проблем и неприятных переживаний.

А у нее и нет проблем, кроме смерти любимого отца. «С тех пор уже почти десять лет прошло», – пытается она уговорить саму себя, чтобы не чувствовать рваную, постоянно саднящую рану в области сердца. И неприятных переживаний тоже нет, кроме бесконечной тоски от невозможности рассказать хоть кому-нибудь о своем наглухо закупоренном горе и о привычном ужасе бесконечного одиночества и внутренней пустоты. О том, что ее жизнь превратилась в постоянный спектакль, о невозможности перестать покорять всех вокруг.

Ведь единственно, кому ей хотелось бы нравиться «по большому счету», – это собственному отцу. Но его давно нет, а она уже не умеет жить по-другому. И потому из года в год каждое утро она надевает на себя эту маску, чтобы еще раз отыграть до оскомины надоевшую роль: молодой и преуспевающей женщины (ведь папа так хотел ее видеть именно такой). Роль той, которая всем нравится и никогда не жалуется, не проигрывает и не плачет, той, что «идет по жизни, смеясь».

Регулярная похвала отнимает у наших детей свободу, свободу быть любым, совершать ошибки, пробовать, учиться и осваивать постепенно. Похвала требовательна, провокативна, коварна и пронизана ожиданиями. Тактически, сиюминутно она делает наших детей сильнее, но стратегически, в перспективе – лишает их сил, заставляя львиную долю усилий тратить на старание, на «делание вида», а не на дело, и на мучительный страх разочаровать тех, кто уже один раз их похвалил.

Альтернатива похвале. Так же как и в случае с критикой, неплохо бы избегать каких бы то ни было оценок. Лучше интересоваться, спрашивать, позволять ребенку оценивать самому. Лучше говорить о том, какие чувства это рождает, какие ассоциации, ощущения, желания. Но как же это сложно для обычного родителя, как трудно понять комплекс всего того, что чувствуешь по поводу поступка или какого-нибудь творения своего ребенка! Насколько проще сказать «молодец», насколько привычнее говорить «замечательно», чем «мне интересно, о чем ты думал, рисуя это», «мне нравится, что ты так усердно готовился к этой контрольной». Как легко и щедро мы раздаем нашим детям оценки, и как трудно жить в альтернативе – во внимательном и понимающем отношении к нашим детям, больше к ним самим, чем к их успехам и достижениям.

Несмотря на то что при игнорировании не произносится никаких слов, тем не менее оно тоже является интервенцией, причем весьма сильно воздействующей на ребенка. Традиционно игнорирование считается менее агрессивным и «вредным» для психики ребенка актом, чем открытое выражение недовольства. Но это иллюзия.

Послание, получаемое ребенком при игнорировании: «Когда ты поступаешь плохо, я наказываю тебя отвержением. Я демонстрирую тебе, что в данный момент ты настолько плох, что я отказываю тебе в общении со мной. Я горжусь тем, что я не бью тебя в этот момент и не ругаю. И тогда я – хороший родитель, потому что сдерживаюсь, а ты – плохой ребенок и потому будешь страдать, пока не попросишь прощения или пока я тебя не прощу».

Важно отдавать себе отчет в том, что эта традиционная «пытка» отсутствием нашей реакции – манипуляция, которая рождает в детях сильную эмоциональную зависимость. Потому что родительское отвержение рождает в ребенке глубинный страх – страх не выжить, если вся семья его отвергнет, и он окажется на улице, то есть лишится взрослой заботы. Наше взрослое сознание спокойно манипулирует этим детским страхом, потому что мы осознаем, что не собираемся отказываться от собственных детей. Но ребенку это далеко не так очевидно, как нам, и страх оказаться отвергнутым всеми вызывает в нем сильную панику, и потому такой ребенок будет делать все, что угодно, только бы не сталкиваться с угрозой нашего игнорирования.

Постоянно переживаемый риск отвержения приводит к формированию слияния, как механизму, в процессе которого ребенок учится считывать малейшие колебания настроения родителя, учится под него подстраиваться, стараясь угадать и сделать все, что нужно. Он учится пассивной агрессии, потому что активная агрессия в таких отношениях строго запрещена.

Он отказывается от своих желаний в пользу родительских, потому что боится, что проявление им своих чувств и желаний вызовет отвержение и наказание молчанием. Сопротивляться игнорированию на этапах раннего детства практически бесполезно. Маленький ребенок вынужден подстраиваться под родителей, иначе ему не выжить.

Хотя в некоторых случаях, если ребенок ощущает, что может сломать взрослую блокаду, то идет на риск и становится истеричным, манипулятивным, капризным, в надежде прервать родительское игнорирование. В некоторых случаях в подростковом возрасте реакцией на такую родительскую манипуляцию может быть открытая протестная агрессия.

Она очень верила в любовь. С детства перечитала такое количество романтической литературы, что Татьяна Ларина в сравнении с ней казалась бы необразованной и наивной глупышкой. Она ждала. Ну не то чтобы принца, но его современный аналог, который непременно появится и никогда уже ее не покинет. Ей казалось, что она, как никто, умеет любить и уж точно сможет удержать его своей любовью. И когда он действительно появился в ее жизни, она приняла это с трепетом и убежденностью, что вот теперь в ее жизни все будет хорошо. Но «хорошо» не наступило. Потому что жизнь ее теперь стала больше похожа на бесконечный кошмар череды ожиданий: от одного его звонка до другого. Ведь если он не звонил или пропадал, она была убеждена, уверена, что она сделала что-то не так и теперь он навсегда ее покинет. Она настолько глубоко погружалась в ощущение собственного ничтожества, что переставала жить, вся превращаясь в ожидание. С яростью она обнаруживала, что он мог спокойно жить в ее отсутствие: есть, пить, встречаться с друзьями, ходить на учебу. Она же не могла ничего, кроме как ждать, что он позвонит или ответит на ее десятое за день смс, и связь между ними восстановится, и она снова сможет существовать и ощущать себя хоть сколько-то живой.

У ребенка, с которым резко обрывают связь, отвергают, всем своим видом показывая недовольство, мы забираем его настоящее. Мы отнимаем у него покой и уверенность в том, что он по-прежнему будет любим. Потому что отверженный ребенок не может жить настоящим. Он или переживает прошлое, сожалея и мучаясь о том, что он «натворил» в прошлом, или живет будущим, в котором мама уже перестанет дуться, обижаться, молчать, и тогда можно будет снова начать жить: радоваться, играть, замечать мир вокруг. Потому что пока нет уверенности в том, что мама по-прежнему является мамой и мир не встал на свои места, то жить и дышать полной грудью весьма проблематично.

Альтернатива игнорированию. Проявление своих чувств. Бывает такое, что вы разозлились на ребенка так сильно, что у вас нет никакого желания с ним разговаривать. В таком случае лучше сказать ему об этом: «Я так зла, что не могу разговаривать, вот успокоюсь и поговорю с тобой». В этом случае ребенок поймет, что он сделал что-то, что вас разозлило, но он не отвержен и связь с вами не утеряна. Ребенок вполне может выдержать вашу злость, тем более злость, адекватную ситуации и проступку. Для него вполне естественно сталкиваться с агрессивной реакцией от мира и людей, если причинять им боль или серьезный дискомфорт. Когда злость пройдет, то можно и поговорить, рассказав, что он сделал не так, что вызвало столько вашей злости.

Важно осознать, что наказание показательным игнорированием – это серьезное причинение душевной боли вашему ребенку, и оно будет иметь последствия в будущем, потому что является для него весьма сильным стрессом. Любое обозначенное действие переносится легче и не воспринимается как наказывающее отвержение. «Мне надо побыть одной полчаса, пожалуйста, не беспокой меня»; «Мне нужно успокоиться, потом поговорим»; «Я очень устала и уже не могу тебя внимательно слушать, давай ты расскажешь это мне завтра». И еще, как профилактика отвержения, безотказно действует достаточно правдивый посыл, существующий в душе почти каждого родителя: «Мы тебя любим». Как жаль, что он озвучивается значительно реже, чем существует в нем детская нужда.

Наших детей действительно формируют наши воздействия. Вот только у многих родителей как будто разорвана связь между тем, что они делают в отношении своих детей, и тем, что хотят получить в результате своего воспитания. И получая совсем не то, что ожидали (хотя это именно то, что закономерно вырастает из такого рода воздействия), они склонны по-прежнему обвинять во всем собственных детей, не желая брать ответственность за когда-то регулярно совершаемые родительские интервенции.

Большинство родителей делают это. Хотя бы потому, что манипулировать ребенком легче, и под угрозой стыда, потери безопасности, страха быть отверженным, плохим, раскритикованным ребенок быстро сделает все, что от него требуется. И вы можете поступать, как захотите, потому что большинство из описанных интервенций не считаются актом насилия и не будут преследоваться по закону. Но фактически большинство из них эмоционально насильственны и вызывают описанные мной, но до конца не раскрытые в данном описании последствия для психики наших детей. Минимальная наша ответственность в том, чтобы хотя бы осознавать это. Что же мешает нам это делать? Эмоциональная и психологическая незрелость.