Текст книги "Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид"

Глава 5
Признание

Катя вздрогнула от раздавшегося в пустой квартире звонка. Родители еще в субботу утром уехали на дачу, подарив возможность спать сном младенца хоть все выходные. Девушка спустила ноги с родительской кровати, напряженно дожидаясь, пока телефон смолкнет. Впервые ее не радовало одиночество, хотелось, чтоб мама бренчала на кухне кастрюлями, шумел пылесос, стукалась о плинтуса швабра, орал телевизор, лишь бы не слышать гудение тишины и пугающее эхо телефонного звонка.

Телефон не умолкал, тогда Катя осторожно приоткрыла дверь, проскользнула в большую комнату и, когда трезвон смолк, резко подняла трубку.

– Катю можно? – послышался в трубке знакомый голос.

– Это я, Нин, привет, – с облегчением пробормотала девушка.

Староста группы всегда обзванивала тех, кто без предупреждения вдруг переставал приходить в колледж – обязанность у нее была такая.

– Ты чего на занятия не ходишь? – тоном строгой учительницы спросила Нина. – Заболела, что ли? Голошина что-то там про травму головы говорила…

– Я… да, заболела, – соврала Катя, рассматривая в овальное зеркало синяк на лбу.

– Когда выйдешь? – продолжала дознание староста.

– Завтра, думаю… завтра.

Нина осталась довольна ответом.

– Вот и хорошо, – заявила она, – ко второй паре, менеджмента не будет. Ну, давай, пока.

– Подожди! – выпалила Катя. – Почему менеджмента не будет?

– Ах, ты ведь ничего не знаешь, – задумчиво протянула Нина, – Валерий Игнатьевич пропал. Милиция его ищет.

– Как пропал? – Катя отвернулась от зеркала. – Когда это случилось?

– В среду, сразу после занятий в нашей группе.

– А что было на занятиях?

– Да ничего особенного, все как всегда. – Нина нетерпеливо засопела. – Ну все, Кать, давай, я спешу. Пока.

Катя положила трубку и приблизилась к окну. Бледный свет проникал в комнату сквозь белый тюль. Вечерело.

На душе вновь сделалось неспокойно. Со среды девушка безвылазно сидела дома, окно в своей комнате задернула занавесками, пролежала все дни в постели, накрытая с головой одеялом. Не могла ни есть, ни пить, болела голова и кружилась, как на аттракционе, при одном воспоминании о ледяных глазах. Лихорадило, бросало то в жар, то в холод, хотелось то плакать, то смеяться.

Вот и сейчас в носу закололо, к глазам подступили слезы, снова захотелось забраться в постель, уткнуться в подушку и заснуть. Лишь бы ни о чем не думать.

Катя нетвердой походкой двинулась в комнату родителей, но в последний момент передумала и пошла в свою. На сотовом было целых три пропущенных звонка от мамы.

«Не буду перезванивать», – решила девушка, опускаясь на кровать. Мать любила давать поручения, вроде «Сходи за хлебом», «Вытряси половик во дворе, пока снежок». Что-что, а во двор сегодня Катя не планировала выходить.

Сотовый настойчиво завибрировал. «Мама» – высветилось на экране.

«А может, она просто волнуется», – понадеялась девушка, поднося сотовый к уху.

– Ка-атя-я! – закричала мама. – Почему ты не подходишь к телефону? Ты чего там, совсем с ума сошла?

«Угадала», – невесело улыбнулась Катя, но вслух сказала:

– Мы же говорим, значит, подхожу. Ты что-то хотела?

– Хотела! Иди быстро к бабе Вале, у нее собака что-то блюет, надо в аптеку сбегать.

– Мама, но…

– Давай-давай, – рассердилась мать, – хватит умирать, совесть имей, баба Валя еле по квартире ползает.

– Я тоже!

– А ты молодая, – продолжал голос из трубки, – пять минут, туда и обратно, делов-то!

– Да ее собака постоянно блюет! – вскричала Катя и чуть тише добавила: – За столько лет пора бы к этому привыкнуть.

– Катерина, прекрати-ка мне, – мать избрала свой излюбленный тон взрослой женщины, наставляющей на путь истинный бестолкового ребенка, – баба Валя пожилой человек, где твое сострадание?

«Да, действительно, где оно?»

– Ладно, пойду, – яростно выдохнула Катя и с силой вдавила кнопку отбоя.

К глазам подкатили слезы.

«Собака блюет, надо же, – натягивая джинсы, горестно размышляла девушка, – а она каждый выходные блюет, дурацкая собака. Как сожрет очисток картофельных из помойного ведра – я в аптеку. А то, что я могу сегодня и не вернуться из этой аптеки, никого не волнует».

Катя надела толстовку, собрала волосы резинкой и вышла в коридор. Она долго стояла уже одетая возле закрытой на все замки двери и, сама того не желая, восстанавливала хронологию событий, которые, точно пленницу, заперли ее в четырех стенах.

«Раз – шаги за спиной; два – ощущение, что кто– то следит; три – странное поведение птиц с березы; четыре – человеческий отпечаток на тополе и зеленые глаза; пять – игра в снежки с невидимкой; шесть – человек в коричневой куртке, который растворился в воздухе; семь – чудесное спасенье от трамвая; восемь – бесполезный баллончик, первая встреча с Владом; девять – ворон с мертвыми глазами; десять – необъяснимое желание пойти в парк; одиннадцать – вторая встреча с Владом; двенадцать – нападение ворона с мертвыми глазами; тринадцать – Валерий Игнатьевич – вовсе не Валерий Игнатьевич; четырнадцать – Валерий Игнатьевич исчез…»

У нее было четырнадцать весомых причин, по которым следовало бы послать блюющую собаку бабы Вали ко всем чертям. И не испытывать при этом угрызений совести.

Катя вышла на площадку, закрыла дверь и со всех ног помчалась вниз по лестнице.

Белый от снега двор был пуст, у парадной уже зажегся фонарь. Девушка обернулась и взглянула на дом – во всех окнах, кроме ее квартиры, горел свет, мелькали силуэты людей. Спокойный мирок – за стеклом, где все просто и понятно. Где одиночество – оно и в Африке одиночество, а мистика только по телику. Совсем недавно она сама так жила. Иной раз казалось все слишком пресным, не хватало остроты в ее главном жизненном блюде. Остроты добавилось, но столько, что она с первой же ложки чуть не задохнулась от страха.

Руки без рукавиц быстро замерзли, Катя спрятала их в карманы пальто и зашагала к проходу между домами. Аптека находилась всего в пяти минутах ходьбы. «Первая помощь» – светились буквы на спасательном красно-белом круге над входом.

Продавщица мило улыбнулась и выставила на прилавок бутылек с лекарством.

– Привет Жученьке, – пожелала она.

Катя молча кивнула. Бабу Валю с Жучкой знали все продавцы ближайших аптек. Это была самая больная парочка в округе. Жили они, к счастью, рядом – в соседнем доме, на втором этаже.

На лестничной клетке не горел свет, а баба Валя, как назло, долго не открывала дверь. Девушка снова нажала кнопку звонка и, заслышав щелчок отодвигаемой щеколды, вздохнула. Но дверь ей так никто и не открыл, вместо этого распахнулась соседняя и с размаха ударила ее. Катя вжалась в стену со щитком. Из недр квартиры понесло как из винного погреба – вышли четверо. Соседа она знала. Парень девятнадцати лет с одной судимостью и татуировкой дракона на щеке. Троих его дружков впервые видела.

– Эй, – обрадовался парень, указывая на нее и щелкая пальцами в попытке вспомнить имя, – это же эта, как ее… ну эта…

– Катя, – нехотя подсказала девушка.

– Точно! – обнажил лошадиные зубы сосед бабы Вали. – Пацаны, это Катька. Я ее качал на ручках, когда она мне еще в пупок дышала!

Дружки загоготали, сверкая в полутьме глазами. А один из них, коренастый, обмотанный бело-голубым шарфом «Зенит», уточнил:

– Генка, ты уверен, что это был пупок?

Гена окинул назад голову и расхохотался.

Тогда-то то и выползла баба Валя.

– Чего расшумелись, оболтусы, – закряхтела она, размахивая палкой в приоткрытую дверь. – Только болтаетесь, старухе житья не даете! У-у-у, я вас, падлюги!

– Да это не мы, – посерьезнел Генка, – вот, это ваша Катя пришла.

– Я лекарство принесла. – Катя вынула из кармана бутылочку и протянула старухе.

– Чего же так долго, – заворчала баба Валя, – я еще три часа назад матери твоей звонила! Тут помрешь, никто стакан воды не подаст! – Она выхватила бутылку с лекарством. – Ну проходи, давай, чего стала!

– Да я, пожалуй, пойду… – замялась Катя.

– А мы это, – забасил Генка, – проводить можем.

Баба Валя снова затрясла своей палкой.

– Пошли отсюда, пошли вон, хулиганье проклятое!

Парни, громко гогоча, побежали по лестнице, а Катя вошла в пропахшую лекарствами прихожую. Из комнаты, клацая когтями по линолеуму, на прямых лапах вышла разжиревшая Жучка. Большие выпученные глаза уставились на гостью, скрученный в баранку хвост зашевелился. Катя натянуто улыбнулась. Стало стыдно. И перед собакой, которую когда-то любила всем сердцем, и перед сгорбленной старухой.

– Иди, чай себе наливай, – скомандовала баба Валя, – печенье возьми из пакета.

Девушка послушно пошла на кухню. Не могла по– другому. Всегда, приходя сюда, она делала то, чего от нее хотели. Жалость перемешивалась со стыдом за все те ужасные мысли, которые проносились в голове, когда мать или отец заставляли в очередной раз идти к бабе Вале. Посидеть со старухой и ее собакой, выпить чаю, съесть сухого печенья – это было меньшее, что она могла сделать, чтобы внутри рассосался мерзкой комок ненависти к самой себе.

Катя налила в кружку с отбитой ручкой чай, взяла из пакета печенье «Мария» и уселась на скрипучий стул.

– Ты его размочи, – посоветовала баба Валя, усаживаясь напротив, – а то высохло, поди.

Девушка в смятении опустила глаза. Это печенье она сама покупала еще месяц назад.

– Ты чего вздумала, Катька, – начала в своей любимой манере баба Валя, – никак с Генкой-пьяницей связалась?

– Нет, – затрясла головой Катя, – он просто выходил из квартиры, мы столкнулись.

Баба Валя махнула рукой:

– Он парень пропащий, ты с ним не водись, не нужно!

– Я не буду, – пообещала Катя.

– Ну и молодец, – вздохнула баба Валя, поправляя выбившиеся из-под платка седые волосы.

Пришла Жучка, подошла к столу, высунула язык и громко запыхтела. Тонкие лапы дрожали, широкая спина с желтой короткой шерстью поднималась от тяжелого дыхания, глаза смотрели печально, а хвост дружелюбно повиливал.

– Погладь, не бойся ты, – оскорбленно поджала губы старуха, – не заразная ведь.

Катя беспрекословно подчинилась и похлопала собаку по голове. Жучка опустила уши, заскулила, скорее даже захрипела, прикрывая глаза от удовольствия. Девушка некоторое время гладила узкую морду, затем убрала руку под стол и уставилась в кружку с чаем, не зная, что сказать.

Всякий раз, когда смотрела в большие добрые глаза – печальные-печальные, ей становилось не по себе, а от радостного повиливания хвоста еще хуже. Она не заслуживала такого хорошего отношения и знала это.

На душе было скверно. Ей казалось, – и собака, и баба Валя видят ее насквозь. Но почему-то прощают.

Одиночество не знало гордости? Одиночество и старость были готовы прощать, потому что им уже нечего терять?

Она пришла сюда из-под палки, высиживала часы из жалости и думала все не о том… Никто не упрекал ее в открытую, но в каждом слове старухи ей виделся упрек.

Катя мечтала поскорее уйти, но вместо этого продолжала сидеть, обхватив ладонями теплую чашку, и жевать печенье.

Жучка улеглась возле стола, напоминая собой вертолет со своими тонкими лапами и массивным телом. Громкое пыхтение сбивало с мыслей, перемешивало их и, казалось, превращало в одно сплошное месиво из настоящего, прошлого и будущего.

Девушка терпеливо отвечала на вопросы бабы Вали о маме, папе, работе, погоде, сериале по первому, пока старушка не посмотрела на часы и не ахнула:

– Время-то! Давай-ка домой, заболтались мы!

При виде улыбки на морщинистом лице Катя в ответ несмело улыбнулась. Это был тот момент, когда ей становилось легче.

Пропахшую лекарствами квартирку она покинула с облегчением и очередным стыдом за него.

На улице стемнело, пошел снег. Мелкие белые мошки роились под грустно склоненными плафонами фонарей. За мыслями о старой бабе Вале и ее собаке девушка совсем позабыла свои страхи. Сейчас она ничего так не боялась, как стариться в компании уродливой собаки в маленькой квартире, пропахшей лекарствами. Ни за что на свете не хотела существовать от визита до визита родственников с их жалостью и лицемерными улыбками. И прощать их, потому что другого выхода просто нет.

Катя миновала проход между домами, подошла к своей парадной и даже взялась за дверную ручку, но с места так и не двинулась.

– Добрый вечер, – послышалось позади.

Она не сразу обернулась, и за те секунды, пока смотрела на блестящую дверную ручку, внутри пронесся целый ураган чувств: радость, сомнение, страх, волнение. Сердце – точно каучуковый мяч со всей силы швырнули в стену, оно отскочило, ударилось о другую и запрыгало – туда-сюда, туда-сюда.

– Добрый вечер, – оборачиваясь, ответила она, по-прежнему сжимая холодную дверную ручку.

Пауза затянулась. Катя не знала, следует ли ей спросить, что он здесь делает, или лучше подождать, пока сам объяснит.

А Влад смотрел на нее не мигая, как будто хотел загипнотизировать. Черные волосы были припорошены снегом, словно он несколько часов тут простоял, ловя снежинки. Без шарфа, в полурасстегнутой коричневой куртке – совсем как у мужчины со стоянки возле торгового центра.

Девушка отвела взгляд и спрятала окоченевшие руки в рукава пальто.

– Холодно? – обеспокоенно спросил он.

– Немного, – призналась она.

Снова повисло молчание.

– Я не мимо шел, – неожиданно произнес Влад, делая к ней шаг, – я…

Катя испуганно подалась назад и уперлась спиной в дверь.

Он замер.

– Не бойся, ладно? – Молодой человек спрятал руки за спину. – Я объясню… Постараюсь, если выслушаешь.

Она не сразу сообразила, что он вдруг перешел на «ты», и лишь кивнула.

Влад смущенно улыбнулся:

– Это трудно объяснить. Не подумай, что я сумасшедший… – Взгляд его из сосредоточенного резко стал изумленным, черные брови сдвинулись. Он вытянул руку и легко коснулся ее лба. – А что это?

– Ничего, – прохрипела она, – упала.

– Как?

– В дверь.

Молодой человек опустил руку. Она ждала, когда он снова заговорит, но он молчал и пристально смотрел на ее синяк.

– Ты говорил, трудно объяснить? – не выдержав, напомнила Катя, надвигая шапку ниже на лоб.

Он моргнул.

– Давай прогуляемся?

Катя замешкалась, и он понимающе улыбнулся:

– Да, верно, не стоит. – Его взгляд осторожно остановился на ее губах. Прежде никто не смотрел на нее с такой нежностью. К щекам прилило тепло, и кровь быстрее заструилась по венам.

– Ты мне понравилась, – негромко сказал Влад, – и я пришел в надежде случайно встретить тебя… или не очень случайно.

Она ожидала чего угодно, что он маньяк, инопланетянин, но ей даже в голову не взбрело, что она ему просто понравилась как девушка.

Не было похоже, будто признание далось ему тяжело.

«Возможно, это не самая трудная часть объяснений?» – предположила Катя – и не ошиблась.

Дальше ему стало заметно сложнее. Какое-то время он подбирал слова.

– Я бы хотел встречать тебя после работы. – Влад потупился. – Если ты узнаешь меня немного лучше, может быть, я тоже смогу тебе понравиться?

Первым ее желанием было сказать, что он тоже ей нравится, но вырвалось совсем другое:

– Встречай, если хочешь.

Он задумчиво улыбнулся:

– А ты? Ты сама хочешь?

На память пришли холодные голубые глаза, а в ушах зазвучал голос: «Так может, следует осторожнее выбирать новых знакомых?» Единственное, что ей следовало, это запомнить раз и навсегда страх, когда чувствуешь себя букашкой, которую кто-то могущественный может в любой момент задавить одним пальцем. Но, глядя в красивое бледное лицо Влада и ощущая на себе его нежный взгляд, она почему-то совсем не боялась. И думать о страхе ей не хотелось. Бесчувственный голос обладателя ледяных голубых глаз заглушил другой, громче и четче: «Ты мне понравилась». Ему так легко было верить. Как в хороший сон, пока не проснешься, или в ясный день, пока не нахмурится небо.

– Хочу, – честно ответила Катя.

Снег усилился. За пределами козырька было белым-бело. Снежинки у нее на шарфе от горячего дыхания превратились в россыпь капель, а на волосах Влада белый покров так и не растаял.

«Как странно, – подумала девушка и тут же себя отругала: – Если ко всему цепляться, так ничего хорошего не выйдет. Он наверно, бедняга, долго уже тут торчит, замерз, хоть и вида не подает».

– И давно? – нерешительно посмотрела на него Катя.

– Давно? – непонимающе переспросил Влад.

Она покраснела.

– Давно нравлюсь?

Он улыбнулся как будто с облегчением.

– Больше двух месяцев.

Девушка шумно выдохнула:

– Месяцев!

Влад пожал плечами.

– Я не был уверен… – Он не договорил и умолк.

«Не был уверен, что я ему нравлюсь, или в чем-то еще? Но ведь он совсем меня не знает! И я его не знаю».

– Некоторые вещи я не смогу сразу объяснить, – нехотя признался он, – Но позже…

– Катя! – раздался мамин голос. Из белого марева вышли заснеженные фигуры родителей.

– А ты чего тут?… – Мать осеклась и с интересом уставилась на молодого человека.

– Здравствуйте, меня зовут Влад, – спокойно представился он, но руку для рукопожатия ее отцу не протянул.

– Здравствуйте, – растерялась Валентина Васильевна.

– Мои родители, – быстро проговорила Катя и распахнула перед ними дверь, пообещав: – Я сейчас приду.

Родители переглянулись, и прежде чем войти в парадную, мама спросила:

– Ты к бабе Вале сходила?

– Сходила.

Дверь закрылась, шаги на лестнице стихли, тогда Влад полюбопытствовал:

– Кто такая баба Валя?

– Сестра моей бабушки по маминой линии. – Девушка подождала, возобновит ли он разговор, который нарушили своим появлением ее родители, но он медлил, поэтому Катя сказала: – Мне нужно идти…

– Тогда до завтра? – Он с надеждой поднял на нее глаза. – В парке.

– В парке, – повторила она.

Влад сделал к ней нерешительный шаг и негромко произнес:

– Если мы познакомимся ближе и я тебе все-таки не понравлюсь, скажи мне об этом, хорошо? И я больше никогда тебя не побеспокою.

Катя медленно кивнула.

«Почему он так сказал? О каких вещах не договорил? Насколько трудно объяснить эти вещи?»

– Мне что-то должно не понравиться в тебе? – не выдержала она. – Или дело не только в тебе, а еще в чем-то?… В чем-то, что трудно понять и объяснить?

– Да. – Лицо его помрачнело.

Девушка напряженно всматривалась и ждала, а он молчал.

– «Да» – дело в тебе или «да» – дело не только в тебе, но и… и… – Она не смогла найти определения «вещам», о которых он не договорил.

– И то, и другое, – вздохнул Влад.

Они помолчали.

«Снег так и не растаял на волосах», – назойливо промелькнуло в голове.

Катя взялась за дверную ручку.

– А у меня есть выбор?

Вопрос застал его врасплох, он ответил не сразу, как будто не знал наверняка.

– Конечно, – наконец произнес он и мягко улыбнулся: – Если не придешь, я все пойму.

Никто из них не заметил, как с фонаря взлетел белый голубь.

* * *

День не задался с самого утра.

Первой неприятностью стала дверь парадной. Она не открывалась. Катя дергала за ручку, стучала – ничего не помогало. Тогда девушка навалилась на дверь всем весом и в тот же миг вывалилась из парадной на заснеженное крыльцо, а дверь ударилась об стену и, закрываясь, прищемила ей ногу. Катя подтянула ее к себе, но зацепила об острый железный угол, и тот оставил на носке сапога безобразную царапину.

– Примерзла, что ли?! – взглянула девушка на злосчастную дверь.

На улице было еще темно. До остановки удалось добраться без происшествий.

Подъехал автобус. Тут-то и началось.

Катя вслед за другими пассажирами поднялась на одну ступеньку, а когда занесла ногу над следующей, чтобы пройти в салон, кто-то толкнул ее. Девушка не удержала равновесие, упала вперед и скатилась на животе по ступеням. В этот самый момент двери закрылись, больно шлепнув ее по бокам – автобус поехал. Таким образом одна половина тела была внутри, другая – с ногами, волочившимися по земле, снаружи.

– Остановите! – крикнула Катя, вцепившись в грязную от серой кашицы ступеньку. Никто из пассажиров даже не взглянул на нее, автобус набирал скорость, позади сигналили машины.

«Расправа», – поняла девушка и что есть мочи закричала:

– Помоги-и-ите!

Двери открылись так же неожиданно, как закрылись, – Катя скатилась по ступеням и шмякнулась на землю. Черное колесо серебристого «Мерседеса», возникло прямо перед ее лицом. Автобус так и не останавливался, а из машины выскочил седовласый мужчина.

– Девочка! – позвал он.

Катя отползла к обочине и, прижимая руки к животу, присела на поребрик.

– «Скорую» вызвать? – крикнул седовласый. – Ты как?

Девушка помотала головой.

– Я нормально… Все в порядке, испугалась очень.

Мужчина шумно вздохнул.

– А я-то как испугался!

Катя, пошатываясь, поднялась.

Седовласый обошел машину и взялся за ручку дверцы со стороны пассажирского места.

– Куда ехала-то? Давай подвезу!

– В колледж, тут недалеко…

– Да знаю я, – махнул рукой мужчина, – садись-ка!

Катя нерешительно взглянула на его интеллигентное лицо, а седовласый распахнул дверцу:

– Садись-садись, не бойся!

В машине было тепло, негромко играла музыка – «Каприс» Паганини. Резкие звуки скрипки нервировали.

– Мне пристегнуться? – спросила Катя, когда водитель уселся за руль.

– Да не нужно, – улыбнулся он, а потом посерьезнел и сказал: – А вообще-то, знаешь, пристегнись лучше!

Не успели они отъехать от места происшествия, как на обгоне машину подрезала белая «Волга». Зеркало «Мерседеса» отлетело, седовласый ударил по тормозам. Волга замигала фарами и тоже остановилась.

– Во придурок! – в сердцах воскликнул мужчина. Катя некоторое время понаблюдала за тем, как бурно жестикулируют на улицы двое водителей, затем отстегнулась и вышла из машины.

Что-то ей подсказывало – авария случилась неспроста, как и две предшествующие ей неприятности.

«Лучше пешком, так безопаснее», – решила она.

Мужчина из «Мерседеса» посмотрел на нее и развел руками, мол, извини.

Девушка прошла до светофора, подождала, пока соберется побольше народу, и перешла дорогу.

Джинсы на одной коленке потемнели от крови, содранную кожу жгло. Катя посмотрела на освещенный фонарями проспект и поковыляла назад – к спуску в парк – подальше от машин, автобусов и людей, которые либо из-за нее подвергались опасности, либо были инструментом… Вот только в чьих руках? И есть ли у этого самого существа руки? Рисковать еще больше девушке не хотелось.

«Лучше вернуться домой, – настойчиво подсказывал внутренний голос. – Как знать, каким будет следующее предупреждение? Может, самолет упадет на парк и я стану единственной его жертвой. Или бешеная собака объявится…»

Катя присела на толстую ветку сломанного дерева и закатала штанину. Из содранной на коленке кожи сочилась кровь.

«Еще легко отделалась». – Девушка взяла снег и приложила к ране.

Парк не казался сегодня вымершим, по кустам весело прыгали воробьи, вдалеке громко каркала ворона, летали синички, звенели над лесом переклики свиристелей.

– Не очень-то страшно, – пробормотала Катя, очищая снегом от кровавых пятен штанину. Она еще никогда не любила так птиц, как сейчас, когда они радостно чирикали, порхали туда-сюда, а не сидели на деревьях точно замороженные.

Девушка еще недолго посидела, наслаждаясь белизной чистого снега, звоном леса, и медленно пошла по тропе.

Она думала о людях из автобуса, которые в упор не видели ее и не слышали криков о помощи.

«А если меня нет? – От этой неожиданной мысли девушка вытянула руку и быстро ощупала себя. – Что, если меня никто не заметил, потому что я больше не существую? Умерла. Как в каком-то там фильме… герой умер, но не понимал этого! Так и я… умерла, но не осознаю… – Катя тряхнула головой. – Бред, полный бред, мама утром меня видела и даже сказала: «Худая как смерть», да и водитель из «мерса» со мной разговаривал. Не подходит».

Тропинка свернула, и впереди показалась старая береза. На ней не было ни одной птицы.

«Можно ли загипнотизировать сразу всех пассажиров автобуса? Почему бы и нет?… Если группу учениц можно, то и пассажиров автобуса наверняка тоже! Куда пропал Валерий Игнатьевич или тот, кто был за него? Как этот «кто-то» связан с Владом? О чем вчера Влад не договорил? Что будет сегодня вечером? Настанет ли для меня вечер?» – Девушка устало вздохнула.

Давненько уже путь через парк не казался ей таким безопасным. Выходить к дороге не хотелось. Было страшно.

Светофор конечно же не работал. Катя остановилась чуть поодаль от перехода и стала ждать, когда с обеих сторон не будет ни одной машины. Но они, как назло, растянулись.

Наконец удалось перебежать до островка, перед следующей дорогой. Тогда-то девушка и поняла, что сделала ошибку.

Может, для кого-то на островке было и безопасно, но только не для нее. А вдалеке показалась фура, машины неслись друг за другом на таком расстоянии, что вклиниться между ними было невозможно.

«Все», – поняла девушка, сама того не осознавая, как медленно пятится. Сердце дрогнуло, когда гигантская машина неожиданно вильнула. Легковушки засигналили.

«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, – зашептала наобум Катя, не отрывая взгляда от несущийся фуры, – да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе… – Она закусила губу. – Хлеб… Господи, как там дальше?! Прости нам долги наши… Нет-нет, не то… Лукавый! Не введи в искушение! Но избавь от лукавого! И… Аминь». – Почему-то раньше она не задумывалась, что толком не знает ни одной молитвы.

«Вряд ли мой неказистый лепет услышат на небесах… Да уж лучше такого не слышать», – подумалось ей.

Катя в отчаянии посмотрела на проносившиеся машины, преграждающие путь на другую сторону, где спасительные дворы, а за ними колледж.

«А может, лучше попасть под легковую?» – Из горла вырвался смешок. Выбор был тот еще.

Фура резко перестроилась на полосу ближе к островку. За рулем сидел толстяк в полосатой майке, а рядом кто-то еще – в черном, из-за игрушек, брелков не удавалось рассмотреть.

Девушка топталась на месте и не могла даже закрыть глаза. Она считала:

– Три, четыре, пять, шесть…

На счете «девять» красная морда машины дернулась, а на «тринадцать» Катя шарахнулась от фуры, вылетевшей на «островок», и почувствовала боль в плече.

В ту же секунду она увидела улыбку, столь лучезарную и прекрасную, что у нее перехватило дыхание! Улыбался сидящий рядом с водителем человек. Она не поняла, сколько ему даже примерно лет, какой он национальности, какого цвета у него волосы, глаза, что за черты лица. Промелькнула лишь белозубая улыбка, потом раздался крик водителя, и из окна вылетела черная кошка. Она как птица пронеслась над дорогой, приземлилась на покрытый снегом тротуар и как ни в чем не бывало пошла вдоль поребрика.

Катя схватилась за плечо, не в силах поверить, что ее задела фура, а она все еще жива и может передвигать ноги.

Одна из машин затормозила, чтобы пропустить пешехода, другим пришлось тоже остановиться.

Девушка перебежала дорогу и, не останавливаясь, устремилась во дворы. Где вскоре путь ей перегородила черная кошка. Она сидела посреди тротуара и смотрела голубыми глазами, в точности как у пропавшего Валерия Игнатьевича.

«Нечистая сила», – окончательно убедилась Катя. Она резко остановилась, а кошка, напротив, вскочила и, не спуская с нее ледяных глаз, двинулась навстречу.

– Отстань! – обессиленно выдохнула девушка, выставляя перед собой ногу. Кошка на сапог даже не взглянула, она рванулась вперед и в мгновение ока взобралась по пальто на плечо. И громко заурчала. Рука, взметнувшаяся, чтоб скинуть кошку, замерла в воздухе. Урчание не походило на урчание обычных кошек.

Катя осторожно повернула голову и уперлась взглядом в прозрачно-холодные глаза.

Черная нечисть замурлыкала, и девушка в громком урчании ясно различила слова: «Ты обречена», «Ты обречена, непослушная девчонка!»