Текст книги "Дорога мертвых"

Ирина Щеглова
Дорога мертвых

Глава 1
Зов мертвеца

Мой двоюродный брат Егор – человек, конечно, хороший, но уж очень он ко мне снисходительно относится. Строит из себя взрослого, а на меня смотрит как на малявку неразумную. Когда я была маленькая и мы вместе гостили у деда и бабушки, его заставляли за мной присматривать. Наверное, его это доставало. Зачем в компании пацанов маленькая девочка? Они все время хотели от меня отделаться, а я бегала за ними хвостиком. Конечно, у меня были подружки, но тянуло-то в компанию брата.

Правда, со временем я от них отстала, у меня появились свои интересы. Но отношение Егора ко мне не изменилось.

Лето выдалось страшно жарким. В городе вообще, наверное, невыносимо. Вот мы и отсиживались у бабушки, изнывая от жары и безделья.

По вечерам Егор пропадал, а днем, от скуки, донимал меня разговорами.

– Слышала? Ночью дед опять приходил…

Дедушка умер несколько лет назад, но в семье бытует мнение, что он «не ушел» и часто навещает бабушку. Я не люблю эти разговоры, они меня пугают. Егор об этом знает.

– Я не спал, слышал шаги, а потом у бабушки в комнате свет появился.

– Егор, не гони! – взмолилась я. – Ничего ты не слышал. И зачем бабушке включать свет? Покойники этого не любят.

Егор ухмыльнулся:

– Это был не электрический свет, а такой, знаешь, бледный, мертвенный…

– Перестань, пожалуйста! Нехорошо так говорить!

– Почему? – искренне удивился Егор.

– Потому что это наш дедушка. И ты ничего не понимаешь!

– Я не понимаю?!

– Ты!

На самом деле я тоже иногда слышала, как глухо стукала входная дверь, хотя точно знала, что она закрыта на ночь. Долетал до меня и скрип половиц, и негромкий разговор, доносившийся из бабушкиной комнаты. Но утром я убеждала себя, что все это мне приснилось. Просто расстроенное воображение.

– А ты знаешь, – не унимался Егор, – когда дед умер, икону из дома вынесли, тут так принято, а ночью кто-то пришел и поставил ее на место.

– Егор!

– Да чего ты орешь?! Боишься? – он уже откровенно потешался надо мной.

– Ты сам боишься! – Я чуть не плакала.

А он серьезно так добавил:

– В одном ты права: мы ничего не знаем… Никто ничего не знает. Вот, живет себе человек, и все вроде понятно, мы его видим, общаемся, любим… а потом – хоп, деревянный ящик, а в нем что-то, совсем не похожее на того человека. Кукла какая-то сломанная… а человек-то где? Куда подевался?

Он рассуждал, а мне приходилось слушать, хотя очень хотелось заткнуть уши.

– Вот так поневоле начинаешь верить в загробную жизнь. Насчет рая и ада не знаю, но что-то такое есть, какой-то другой мир.

От его слов становилось холодно, несмотря на жару.

Я убегала из сада в дом, но там меня начинали преследовать видения: в углах сгущались тени, слышались тихие голоса, как будто кто-то окликал меня и просил о чем-то. Я зажимала уши и бросалась ничком на диван, чтоб не видеть, не слышать, не бояться.

– Маша, в магазин не сходишь? – будничным голосом спрашивала бабушка, и страхи отступали, прятались. Я брала сумку и шла по пыльным, изнывающим от зноя улицам, злилась на Егора и успокаивала себя.

А на другой день все повторялось.

– Прикинь, мне снился мертвец, – сообщал неугомонный братец. – Желтый такой, страшный, лезет из могилы и угрожает: «Погоди! Я до тебя все равно доберусь!» Как думаешь, к чему?

– К перемене погоды, – огрызнулась я.

– Что-то не верится, – не соглашался Егор.

Ему не верится, а на меня из-за разросшихся кустов смородины смотрит этот самый мертвец, кривя синюшные губы в ухмылке… Я быстро перекрестилась и отвернулась. Не хватало еще, чтоб Егор навязал мне свои сны и своих мертвецов!

Я снова убежала от него под предлогом, что пора в магазин. А по дороге то ли от жары, то ли от страха померещилось, будто я не по своей улице иду, а по белесой от пыли пустыне. Солнце куда-то исчезло, и небо исчезло, только скучная дорога, уходящая вдаль без горизонта, тусклый свет, марево и размытые силуэты людей. Они двигались вереницей, сгорбленные, усталые. Мужчины и женщины…

Я остановилась и потрясла головой, прогоняя наваждение.

Кажется, я схожу с ума!

Мамочки, как страшно!

Глава 2
О смерти

А мертвецов я боюсь, как все нормальные люди. И тут нет ничего смешного. У меня всю жизнь так: стоит только увидеть похоронную процессию, так непременно ночью покойник приснится. И так гадко! Обязательно из гроба встанет и начнет донимать просьбами. Почему, спрашивается? Ведь я этим людям – никто, посторонний человек. Мы в жизни даже не встречались никогда! И все разные снятся: и старики, и молодые, и даже дети. Когда дети – особенно страшно. Однажды целая толпа собралась и всю ночь за мной гонялась. Такой кошмар! Я проснулась вся в поту, отдышаться не могла, как будто действительно не в своей постели спала, а носилась сломя голову.

Об этом я никому не рассказываю, ну разве только подруге.

Родителям вообще нельзя! Они припишут все расстроенному воображению и, чего доброго, запретят пользоваться Интернетом и компьютерными игрушками. По мнению взрослых, все наши проблемы возникают под влиянием сети. Еще книги мы неправильные читаем и фильмы не те смотрим. А значит, стоит только оградить нас от этого влияния, как жизнь превратится в сплошной праздник.

Насчет расстроенного воображения я, пожалуй, соглашусь. Только Инет тут ни при чем. У меня просто такая особенность, и воображение не расстроенное, а богатое. Вот.

К тому же, когда умер мой дедушка, он же меня не донимал.

Я помнила, как его хоронили. Тогда нам позвонила бабушка. Сказала: «Отец очень плох…» И мы с мамой поехали.

Дед сидел у стола на своем любимом месте, но я сразу увидела, как он изменился. Сильно похудел, было заметно, с каким трудом он облокачивается о стол. Но самое страшное – глаза. В них отражалось внутреннее страдание. Я подошла и хотела поцеловать его в щеку, как обычно. Но он лишь слабо отстранился, простонал что-то еле слышно.

Бабушка шепталась с мамой о том, что в больницу деда не кладут, потому что бессмысленно. Приходит медсестра на дом, делает уколы, просто чтоб облегчить боль.

Это было так ужасно, что мне хотелось убежать, забраться куда-нибудь в самый темный угол, зарыться с головой и закрыть глаза, отключить мысли.

Я тогда была еще маленькая и многого не понимала.

Перед смертью деда мне приснилось, что у меня выпали все зубы. Я рассказала маме. Она лишь вздохнула.

В гробу он был совсем не похож на самого себя при жизни. Я плохо соображала, бродила из комнаты в комнату, невпопад отвечала на вопросы взрослых. И еще была уверена, что передо мной разыгрывают какой-то чудовищный спектакль. На самом деле ничего этого нет, все совсем по-другому. Но как, я не знала.

После похорон мы остались с бабушкой, потому что надо было помочь с поминками: три дня, девять дней…

В доме завесили зеркала, как мне объяснили, чтоб душа деда не заблудилась в своих отражениях. Все думали, что он куда-то там отправится. Только я знала: он остался тут, в этом доме.

Ночью я встретила его. Он стоял на крыльце, абсолютно здоровый, красивый, как на фотографии в молодости, в длинном черном пальто, костюме, шляпе…

– Дедушка, ты почему здесь? – спросила я.

– А что мне делать там одному?.. – ответил он.

Он приходил к бабушке каждую ночь. Я слышала скрип половиц и негромкий разговор. Я не спала, мне хотелось посмотреть на них, но я не смела.

Мама говорила бабушке:

– Поедем к нам.

Но бабушка отказывалась, ссылаясь на какие-то несущественные причины. Никто не смог бы ее убедить уехать: ведь здесь дед по-прежнему с ней.

– Мало ли что, – говорила бабушка, провожая нас на вокзале, – дом надо сохранить…

– Да кому он нужен? – удивлялась мама. – Никто из нас не будет в нем жить.

Но бабушка качала головой и мудро улыбалась.

Мне, конечно, тоже жаль оставлять ее одну, но когда я узнала, что бабушка не станет продавать дом, так обрадовалась! Каждое лето родители привозили меня сюда, и я была счастлива. Если бы меня спросили, где бы мне хотелось жить, я не задумываясь ответила бы: в этом доме, укрытом вишневыми деревьями, в саду с горой золотого песка у забора, где с тихим стуком падают яблоки, где о чем-то шелестит старая груша и георгины тянут гордые шапки цветов к солнцу.

Можно заблудиться в подсолнухах или делать прически зеленым кукурузным початкам. Можно валяться на траве у колодца, наблюдая за стрекозами или за тем, как по двору бегают пушистые комочки-цыплята. Можно до изнеможения качаться на качелях, играть с собакой, помогать кошке растить выводок котят, а по вечерам слушать, как поет сверчок в углу у печки.

Зимой мне часто снились дом и лето.

Маленькой я считала этот мир своим, принадлежавшим мне одной. Я думала, что он неизменен, что он будет таким всегда – зеленым, солнечным и ярким. Но умер дед, а потом погиб наш старый пес. И бабушка осталась совсем одна. А я почему-то перестала видеть дом во сне.

Вообще с той поры с моими снами не все в порядке.

Наверное, я слишком эмоциональна.

С возрастом пройдет… Возможно.

А пока Егор от безделья донимал меня разговорами, и я мечтала только об одном – уехать поскорее домой. Хотя жаль было оставлять бабушку.

А потом, перед отъездом, позвонила моя подруга Ольга.

– Ваня умер, – с трудом разобрала я сквозь рыдания.

Глава 3
Дорога за грань

Мы с Ваней шли по пустому шоссе, гладкому и скучному. Я – слева, он – справа. Дорога уходила идеально прямой лентой за горизонт, хотя горизонта здесь не было и быть не могло. Однако уходила. И нам надо было торопиться. Это я знала, а потому время от времени поторапливала своего спутника. Шли мы налегке: только у него гитара в чехле за спиной, вот и все. Остальное все осталось там…

Я время от времени посматривала по сторонам, искала укрытие, мало ли… Но выгоревшая мертвая степь не оставляла надежды.

Главное – успеть до темноты.

То, что темнота наступит, я знала, хотя здесь не было солнца, а бесцветный тусклый свет трудно назвать дневным. Но все-таки.

Ваня все больше молчал и выглядел растерянным, что неудивительно. А мне было тревожно.

Маленькая белая церквушка появилась неожиданно. Выросла прямо на дороге. Точнее, шоссе упиралось в нее, словно в конечный пункт.

Мы успели.

У входа нас ждал маленький старичок-священник в поношенной рясе. Он взглянул на меня благосклонно, благословил нас, а потом увел его, оставив меня одну.

Он не давал мне указаний, не предостерегал, не просил, но мы оба – он и я – не нуждались в объяснениях.

Я была проводником, а стала сторожем. Кроме меня – некому.

И сразу стало так спокойно! Тревога ушла, ведь я точно знала, что надо делать.

То, от чего я защищала Ваню, в церковь проникнуть не могло. Но оно будет искать брешь, это мне известно. Значит, я должна опередить. А еще лучше, напасть первой.

Я не думала, скорее чувствовала, шла по возможному следу, как охотничья собака. Проверила все углы и закоулки. Бреши не было. В то же время я ее ощущала, у меня трепетали ноздри, когда я обходила церковь, обшаривала стены, реагировала на всякое движение воздуха.

Что-то внутри меня подсказывало – ищи сквозняк…

А потом снова появился священник и отвел меня в маленькую пристройку. Крохотная комнатушка, можно сказать чулан. У стены кровать, в изножии – сундук, вот и все убранство.

– Будь здесь, пока не рассветет, – сказал священник.

Я села на сундук и уставилась на плотную занавеску на окне напротив. Чулан я еще не проверяла. Подсобное помещение… вот именно! Подсобное! Если есть брешь, то она именно тут.

Я сидела неподвижно и смотрела. Ждала.

Темнота все не наступала. Оставалось достаточно светло, чтоб различить малейшие изменения или нечаянное чужеродное движение.

Дождалась. Плотная ткань занавески чуть заметно колыхнулась и стала наливаться темнотой. Порыв ветра отбросил угол занавески, ткань пошла смоляными волнами.

И тогда я, не раздумывая, протянула руки вперед, сцепила пальцы и вывернула ладонями наружу. Никто не учил меня. Просто я знала, что смогу, и все.

Занавеска вздулась черным пузырем и потянулась ко мне. Внутри меня, где-то на уровне груди, под ребрами, возникла горячая покалывающая пустота, она расширилась, подступила к горлу, побежала по плечами, рукам, достигла ладоней и вырвалась наружу. Нет, я ничего не увидела. Никаких светящихся потоков, ничего такого. Но оно, то, что ломилось сквозь брешь, остановилось. Замерло, опомнилось, попыталось пробить защиту. Мы столкнулись, я напряглась так, что зазвенела каждая клетка моего тела. Оно попятилось. Огрызнулось напоследок, всхлипнув, сорвало занавеску и вместе с ней буквально всосалось в невидимую щель.

Я подошла к окну, проверяя, все ли запечатано. Лазейка исчезла.

Так же как и тьма – она рассеялась.

Я поняла – пора!

Мы вышли на шоссе втроем. Батюшка провожал Ваню.

Шоссе снова тянулось вперед, правда, теперь оно не упиралось в мнимый горизонт, а исчезало в золотистой дымке.

– Ну, прощай, – сказала я, – дальше ты сам.

Ваня улыбался каким-то своим мыслям. Ни страха, ни растерянности на его лице. Он был готов к дороге.

Он пожал мне руку, священник снова благословил его.

И вот Ваня уже шагал в сторону золотистого тумана. А я еще подумала: неужели и здесь встает солнце?

Я долго смотрела вслед уходящему Ване.

– Хорошая работа, – сказал священник.

– Почему я?

– Ты проводник. Так уж вышло…

Глава 4
Обычная девочка

Открыла глаза и уставилась в потолок. Сон еще не отпустил, я никак не могла сообразить, где нахожусь. И только повернув голову и взглянув на окно, вспомнила: дома!

Уф!

Опять!

Кошмар какой!

От страха и безысходности я расплакалась. Как назло, штора на окне то ли от сквозняка, то ли еще от чего начала вздуваться пузырем, прямо как во сне. Ну это уж слишком!

Я вскочила, схватила подушку и запустила в окно:

– Сгинь! Пропади!

Подушка ударила в стекло и шлепнулась на пол. Штора опала, а из-под нее с подоконника мне под ноги выкатился черный камешек, гладкий, в форме яйца.

– Это еще что такое? – я подняла камень, посмотрела. – Нет, это уже ни в какие рамки не лезет! Камни в окна закидывать! Вот поймаю этих стрелков, уши оборву! – пообещала я самой себе.

Отодвинула штору, выглянула, но, естественно, под окнами никого не было. Убежали! Но как же они добросили камень до седьмого этажа? И как он вообще мог влететь в окно, если даже форточка закрыта?

Я повертела камешек в руках, хотела было выбросить, но передумала. Сунула в ящик стола.

Может, попытаться еще поспать? Ведь такая рань. Но как теперь уснуть?

Часы показывали без четверти шесть. Я снова легла, предварительно раздвинув шторы, чтобы было не так страшно. Но уснуть не удалось. Я думала о Ване.

Ну почему, почему он мне приснился? Ведь я даже на похоронах не была. Специально не пошла, потому что мертвецов боюсь. И вообще. Я же почти его не знала.

Он был на два года старше. Встречались пару раз в общих компаниях, перебрасывались словами. Он писал песни, пел под гитару, мечтал о своей группе. Мы, его приятели и приятельницы, слушали. Что еще? Да, в него была влюблена моя подруга.

Вот и все. А потом он умер. И не болел почти. Как-то так, сразу. Неожиданно. Забрали на «Скорой» в больницу и не спасли. Врачи сказали – рак. Ему едва исполнилось шестнадцать.

Он умер и уходил, а я почему-то шла вместе с ним.

Почему? До сих пор я была самой обычной девчонкой. Училась в школе, общалась с друзьями, даже влюблялась пару раз. Все как и у всех.

Я попыталась рассказать друзьям о своем сне, но они посмеивались или делали круглые глаза. Взрослым о таком не расскажешь, у них голова забита совсем другими проблемами. Еще, чего доброго, за дурочку примут.

Только подруга Оля выслушала внимательно.

– Ты его провожала, – сказала она.

– Но почему именно я?

– Не знаю… Наверное, только ты могла это сделать.

Пришлось поверить. А что еще оставалось? Ольга тяжело переживала Ванину смерть. Она стала нелюдимой, повсюду ходила с наушниками, в которых звучали его песни. Постоянно крутила один диск, больше у нее ничего не осталось, кроме разве что еще нескольких его стихотворений. Мне было искренне жаль ее, я даже испытывала какую-то неловкость из-за того, что мне приснился тот сон. Скорее она должна была провожать его, не я. Так мне казалось. К тому же Ольга ревновала. Я это чувствовала. Нет, вслух она не говорила, но иногда смотрела так пристально, как будто хотела спросить: было у нас с Ваней что-то или нет… Или начинала выпытывать подробности, надеясь узнать что-то, понять… Честно говоря, неприятно. Чувствуешь себя без вины виноватой.

Я постаралась забыть свой сон и зажить прежней жизнью. Но вот что странно: близкие и друзья Вани страшно переживали, для них его смерть стала огромным горем. А мне почему-то казалось, что у него все хорошо.

Глава 5
Жизнь после смерти

Так или иначе, но Ваня действительно умер. А мне надо как-то жить.

Вставать утром, идти в школу, несмотря на плохое настроение, тревожные и страшные сны…

Вот сегодня ночью приснилось такое, просто уму непостижимо!

Ночь, такая, что ни зги не видно, а потому очертания предметов узнаешь скорее по памяти. Толкнула покосившуюся калитку, боком прошла в образовавшуюся щель; слева холодная шероховатость – кирпичная стена гаража; справа штакетник палисадника, дальше темнее тьмы угрожающе наступает угол дома…

Откуда взялась услужливая луна? Нет, это пятно желтоватого света от керосиновой лампы, оно движется, поднимается, делает мир зримым.

Ступаю несколько коротких шагов по рассыпающемуся бетону дорожки, но дальше мне путь заказан. Прямо на дорожке, на двух табуретках, стоит обширный черный гроб без крышки. Две женщины суетятся рядом, собираются укладываться на ночь. Одна из них подсвечивает керосинкой, другая стелит. Они словно не видят меня, но я вижу, как одна поджимает губы, другая же, бросив приготовления, уходит в темноту, туда, где должно быть крыльцо.

Они что же, спать собираются в гробу? А почему в дом не идут? Их кто-то не пускает? А если дождь, например? Или снег? Крышкой гроба накрываются?

Так и не пропустили меня.

Проснулась я среди ночи, а потом глаз не могла сомкнуть, все думала: ну почему, почему мне такие ужасы снятся?

Взять, к примеру, Ваню. Ведь с ним-то все было по-другому. Я его проводила, он и ушел. А этим чего надо? Может, их тоже проводить? Но куда? Где дорога?

Уроки еле отсидела. Голова тяжелая, не выспалась. Да еще и Ольга вопросами донимала.

– Пойдем, – попросила, – в церковь, хочу свечки поставить – Ване, за упокой.

Я согласилась. Все равно по дороге. Заодно и сама поставлю, может, тогда мертвецы отстанут от меня…

Вышли из школы, Ольга наушники вставила и молчала всю дорогу, я поглядывала на нее искоса, она брела как сомнамбула – лицо бледное, потустороннее.

В церкви купили свечи, написали записочки «Об упокоении» с маленьким крестиком вверху листочка. «Вам простые или заказные?» – негромко спросила женщина за церковным прилавком. «А какие лучше?» – «Заказные, конечно…» – «Давайте заказные». А потом мы с Ольгой стояли молча, я смотрела на маленькое пламя своей бескровной жертвы, не молилась: Он знает, зачем же обижать Его многословием.

По пути к дому Ольгу прорвало.

Я задумалась, а она с вопросами стала приставать. Я не сразу ответила, просто не расслышала.

– Маш! – окликнула меня Ольга. – Ты где витаешь? Ты вообще меня слушаешь?

– Конечно, слушаю, – мне было неудобно признаваться в том, что я совершенно выпала из реальности. Ольга не поверила:

– Вечно ты так! Я тут разоряюсь перед тобой, а ты!

– Да я слышу!

– Ну повтори, что я сейчас сказала? – ехидно переспросила подруга.

Я напрягла память, стараясь изо всех сил вспомнить утерянную нить разговора.

– Не помнишь! – торжествующе заявила Ольга. – А я, между прочим, спрашивала, как ты думаешь, есть ли жизнь после смерти? Как ты относишься к загробному миру и все такое?

Я поморщилась с досадой:

– Оль, хватит об этом, а? Ты же только что поставила за Ваню свечку, значит, сама веришь.

Она тяжело вздохнула.

– Странно все… Поэтому и спросила у тебя, как ты к этому относишься, ну чисто теоретически? – не отставала подруга. – Ответь!

– Да не знаю я!

– Не знает она! – Ольга фыркнула недовольно. – А я вот думаю, что-то есть. Мне хочется узнать наверняка, – волнуясь, добавила она, – вот бы познакомиться с такими людьми, которые точно знают!

– Я бы на твоем месте не торопилась, – посоветовала я, – придет время, все станет ясно.

Что за тяга у нее! Вот, наговорила, теперь мне обязательно кошмар приснится!

Нет! Нет! Нет!

– Угу, – легко согласилась Ольга. А потом добавила: – А ты раньше мертвецов во сне видела?

Я тяжело вздохнула:

– Может, и видела… Мне бабушка говорила: мертвецы снятся к перемене погоды.

– Бррр! – Ольга поежилась. – Представляю себе! Весь такой синий, в пятнах, встает из могилы, тянет к тебе руки и стонет: «О-о! Как меня ломает! Наверное, к дождюууу!»

– Фу! – Я оттолкнула ее. – Прекрати! Ты как мой братец Егор, честное слово.

Ольга невесело усмехнулась.

– Боишься? – прищурившись, спросила она.

– Просто противно.

Я вспомнила, как Егор донимал меня летом. Правда, у него мертвец был желтый. Но, по сути, они с Ольгой говорили об одном и том же.

На самом деле я терпеть не могу этих разговоров и всяких там рассказов. Помню, когда мы были маленькие, то пугали друг друга: в черном-черном лесу стоит черный-пречерный дом, а в нем черный-пречерный гроб… и так далее. Так вот, я не могла дослушать до конца, убегала. Не знаю, мне даже не страшно было, а как-то становилось не по себе, как будто мои подружки и друзья смеялись над чем-то, чего не понимали. Ведь глупо первоклашке высмеивать, например, полеты в космос. Сидит такой, ржет, а тут возьми да и появись человек, хорошо разбирающийся в устройстве космических кораблей. Если это добрый человек, то он просто посадит первоклашку на колени и расскажет ему о космосе, а если злой? Нет, конечно, это не точное сравнение, но близкое. Кто мы такие, чтоб соваться со своими представлениями туда, где никто из нас не был? Вот побываем, тогда и обсудим.

Я как-то читала, что средневековые карнавалы возникли из-за страха смерти. Люди бросали ей вызов, высмеивали, пытались доказать, что не боятся. Наверное, дети потому же придумывают страшилки. А чего мы боимся? Того, что непонятно.

В общем, я целый час спорила с Ольгой. Наконец мы договорились, что больше не будем возвращаться к этой теме. И помирились. Я успокоилась.