Текст книги "Белая река. Стихи"

Белая река
Стихи
Иван Андреевич Новиков

Фотограф Екатерина Игоревна Лобода

© Иван Андреевич Новиков, 2023

© Екатерина Игоревна Лобода, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4493-2055-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От льдинок идеала…

 
Быть может ждёт меня моя
Весна, я – полуневменяем. И
Смотрю на тонкость стрелок
Часов. Временемеры
 
 
Отсчитывают тики пульсацией
Невидимой, собою возвещая:
Всё ближе с каждым часом
Весна моя родная.
 
 
Заснежит – направления,
Уснут – под одеялом,
Но вновь – временемеры
Разбудят сонных, пьяных,
 
 
Чтоб ждали – с нетерпением,
А холод – подгонял их.
К весне, к весне – забвения
От льдинок – идеала…
 

«Однажды, не счесть уж, в какую пору…»

 
Однажды, не счесть уж, в какую пору,
Два сна раскачались на лёгком ветру.
И ветрами ветхими, древними, старыми,
Быть может, со временем, сны эти стали бы.
 
 
Но ветры – они по-другому устроены,
Ведь ходят и вьются не сонмами стройными,
И алчут, и жаждут дыханьем чужим
Пронесть бесконечность, назваться родным.
 
 
Но речь не о ветрах. О снах. Мне позвольте
Сказать Вам о том, что были те сны
Мечтаний и грёз беспристанным осколком,
Что формы миров для них были тесны.
 
 
Один сон – о Принце На Белом Коне.
Другой – о Самой Прекрасной Принцессе.
Любили друг друга они, когда б не
Было им тесно в мечтаниях лестных.
 
 
Они – всё рвались во дали безвестные,
Блуждали в сознаниях и умах.
И как-то со временем, ласкою, песнями
Завладевали душою. До дна.
 
 
Но время всё шло. Пески рассыпались
И реки меняли движенье своё,
А сон – лишь туман. Когда просыпались,
Люди взрослели. Чего же ещё?
 
 
Все сны да туманы рассыпятся прахом
И спящий проснётся когда-нибудь.
Ты только скажи: «Иду ровным шагом.
Всем снам – своё время. Я жизнь не просплю».
 

Гордиев узел

 
Гордиев узел, завязанный нежностью,
Пусть не развяжется – значит разрежется,
Пусть разрядится на воздух разреженный
Молния ласки горячей, безбережной.
 
 
Движеньем тихим и острым, но бережным
Откроется тайна приюта сердечного…
Верь же мне, верь же мне, верь же мне,
Верь… В поиске вдоха, жизненных мер
 
 
Пусть мерою станет пульсация вен…
Я выхожу из-за холода стен.
Если дыхание нежностью душит, то
На стене для тебя есть оружие.
 
 
Гордиев узел, завязанный нежностью,
Пусть не развяжется – значит разрежется,
Пусть разрядится на воздух разреженный
Пуля из ласки горячей, безбережной.
 

Послушай, посмотри…

Послушай, посмотри, один – умножь на три. Зашей сердечной раной безумья дикость, странность. И сон в цветных полотнах, и тихая охота. И громкие печали корнями закрепчали. И ты открыла нежность, душа забыла старость, и воздуха поспешность, дышащая дарами от трёх – из фимиама (Христа убила рана), твоё – теперь без рамок, прочувствуй эту жизнь:

Когда бы я не чаял, когда бы ты не знала, то жить душе отчаяньем до горного обвала.

Уходит, за плечами, озябшая усталость.

И дышит диким небом духовное родство.

Ты не раба успеха, ты не дитя удачи, но мне с тобою очень «не просто повезло».

С уставшими телами, с потухшими умами (бывает так в начале), но чувствуем друг к другу первичное тепло.

Никогда не умираем…

 
Снова жжётся грудь неврозом: ничего не изменилось.
Я – рождён из парадоксов. Ты – проявленная милость.
Объясни мне, что за вечер, белый вечер в тёмном море…
Я – запомню красноречье, ты – умножишься покоем.
 
 
Ты – причина разделенья. Бытия – на до и после…
Настоящий, неподдельный я с тобой вдыхаю воздух.
Ты божественная сущность. Я деталь от механизма,
Но с тобою жить искусство постигается и в жизни
 
 
Клеткой став, её дыханьем… Никогда не умираем…
 

«Земля живёт, плюя на космос…»

 
Земля живёт, плюя на космос,
Шар выворачивая в плоскость,
И согласившись на третью от,
Соглашается на… небесную ось
 
 
И если я не сдохну здесь от
Скуки (великовозрастный идиот),
То, конечно же, умру на, как
В песнях старых, где есть она.
 
 
Где есть? Где пить? Где суть?
Где конец, наконец, и рать
Ангельская? И почему вдруг,
Становится так насрать
 
 
На это пёс, что из созвездий
Нам принёс плохие вести:
Вот небесная ось. Повесьте
Постером. Он чудесный,
 
 
Обоями на смартфоне, мечтой
О сборе или соборе святого
Коллайдера-фазотрона,
А на движке асинхронном
 
 
Социальная сеть ловит звёзды.
Живёт Земля, плюя на космос,
Асоциальность, асинхронность…
(Пока у соли обратный осмос)
 
 
И по какой теперь воде пойдёт
Христос, когда космическая эра
Свернулась and to their cost11
  англ. И по их горькому опыту.


[Закрыть]
На яблочном укусе эппла
 
 
От непознания греха остался
След? Интерстелларностью
Чудес не оставляя места чуду.
И я не лучше. И я там буду.
 
 
Конечно, кончусь, на третьей от,
Но передам на сухой морзянке,
В планету эту ложась костями,
Пространством этим живёт любовь.
 
 
Как до меня здесь передавали,
Нас ожидают большие дали,
Собравшись плотно, нас ждут всерьёз,
Плюёт от жажды Земля на космос.
 
 
Но он любовью переживёт.
 

«Встал вот так…»

 
Встал вот так
                в треугольнике:
                                    острыми
                                                 углами!
                                                           Дайте —
                                                 комами
                                    в горле я,
                в этой трубке
Дыхательной
                                                            Встал бы!
 

«Тише… тише… Звук совсем исчез…»

 
Тише… тише… Звук совсем исчез.
Бьётся сердце с точностью хирурга.
Взгляд – упор, движение – разрез.
Временем – от утра и до утра.
 
 
Есть на белизне больничных стен
След от многих жадных, страшных взглядов.
Знать о будущем – целителя удел.
Говорить, когда уже не надо…
 
 
Белизна раздавит имена – имена
Писались чёрным цветом. По
Бумаге желтизна ползла тогда,
По тебе – с бледнеющим оттенком
 
 
Вены, дрожь – сплетение тоски,
Страха, ожидания и нежности.
Не коснувшейся ещё моей руки,
Делающей воздух чуть разреженным:
 
 
Так с грозой рождается озон. Так
И ты – с грозой на тонких пальцах
Ждёшь из слов решающий разряд,
Думаешь – душить врача, обняться?
 
 
Я беру у Бога время в долг.
И любви ещё, совсем немного.
Чтоб хватило, чтоб дожили, чтобы в срок!
Смотришь… Нежно, ласково и строго…
 

«В день забытых телефонов – все ушли…»

 
В день забытых телефонов – все ушли…
 
 
Лишь оставив за собой забытые
Звонки и телезвуки, не убитыми
Стеной и скоростью они лежали
На столах и полках. Жаль ведь?
 
 
В день забытых телефонов – память жжёт…
 
 
Неумолимой повторяемостью душит,
Как тот классический и раздражающий звонок,
Когда не знаешь, что же будет лучше…
Взять трубку или броситься в окно…
 
 
В день забытых телефонов – как нам жить?
 
 
Получил свой нежданный билет на войну.
Получил… не понятно: зачем, почему?..
Мне со всеми ль идти? Может быть – одному?
Неустанно, телом только, волочась по дну…
 
 
В день забытых телефонов… всё пройдёт.
 

Так будет – пусть!

Инне Козиченковой

 
Терпеть остаток – считанные часы
Не перестану.
И неустанно звучат басы,
А из гортани
 
 
Поётся – телом, душа – танцует,
Кружит привычно по дну небес
И я последним, что есть, рискую…
Иначе – пусто и блекнет блеск
 
 
В очах… свет не струится…
Пусть будет так, как
Мне сказала одна шутница
О Свете, вовсе и не шутя.
 
 
И пусть из воли всё возродится,
И пусть – по вере проложен путь,
Пусть сила в духе укоренится,
Не даст в усталости мне уснуть
 
 
На веки вечные. Так будет – пусть!
 

Свечка

 
Догорает свечка. Догорает…
Но танцует ещё, под взглядами
Прогибаясь… и от дыханья
Пламя жёлтое – будто знаменье.
 
 
Догорает свеча. Догорает до
Дна канделябра… нижнего самого.
Прогибается и от дыхания,
Всё танцует под сонными взглядами.
 
 
Выключен свет: кто-то неосторожный
Гаснет под взглядом, но взглядом – Божиим.
Ведь о бетонную нежность столба
Многие гасли… не раз и не два…
 
 
Тело танцует с предсмертной агонии.
Брошено куклой в стекло лобовое.
Что нам гадать: в Рай, или в Ад…
Ведь о бетонную нежность столба
 
 
Многим ещё свечам догорать.
 

Бог вращает остов Земли…

 
Соберу я осколки памяти,
Упадёт последний листоцвет…
Поклонюсь новой жизни знамени…
Ничего прекраснее нет.
 
 
Каждый вдох – рождение новое.
Сердца стук отмеряет дни.
Силой древней, святыми основами
Бог вращает остов Земли…
 
 
Жизнь – как танец, кружев плетение…
Жизнь – как музыка старых струн…
Мне запомнить бы звукопение,
Рисовать – как символы рун.
 
 
И пусть крылья мои – скованы!..
Вырвусь я, а ты – посмотри:
Силой древней, святыми основами
Бог вращает остов Земли…
 

Слова, как будто насекомые…

 
И снова льётся волнословье,
Стекая с пальцев словно воск…
И застывает в небе сонмами
Как отпечаток мыслеформ.
 
 
Да, мысль каждая написана
На Небесах – в скрижаль времён,
А те слова, есть в коих истина
Преобретают мощь имён.
 
 
Слова, как будто насекомые
Во каменеющей смоле:
Их сразу, вдруг, во век мы не
Увидим в подлинной красе.
 
 
Лишь через сотни тысяч лет…
 

«Невыразимая строка ворочается, бьёт по рёбрам…»

 
Невыразимая строка ворочается, бьёт по рёбрам.
Так Бог испытывает мать рождением её ребёнка.
Когда бы только это знать, как механизма шестерёнки,
Но в слове есть иная стать – и разрешает бремя звонко
 
 
В начале – Слово, говорят, строки не ведавшее вовсе.
Строка – для мысли тонкий яд, крутой вираж на злом откосе.
Слова пытаясь заплести – плетёшь себе канат страховки,
Но падаешь: слова просты, а мысль – ярче, чище, проще.
 
 
И так висит Дамоклов меч – словесная невыразимость
Над головой, пытает речь – и душу лезвием раздвинет,
Когда порвётся волосок – на тишине густой висящий,
Тогда – умру, но станет слог, как мысль вещая – разящим.
 

Кубику Рубика

 
Да, кубику, простому до истерик,
Подобна жизнь: вся эхом, вся как дрожь…
В небес пространстве многомерном
Перемещенье мира граней – ложь…
 
 
Да, кубику, простому до истерик,
Подобна жизнь, вся разностей полна,
Как в бурной речке, что ушла за берег,
Вся испокон – нежданная волна…
 
 
Да, кубику, простому до истерик,
Многоизмеренность подобна бытия…
Ведь разрушеньем созиданье мерят.
Как степень хаоса измерит пядь ума.
 

Камертон

 
Комната повисла в тишине…
Познанным сквозит на сердце вне
Всего, что было после до
Сердца достучится камертон
 
 
До глубин, до духа с белым светом,
Оторвав своей лоскут Вселенной
Сизый дым, повисши в тиши  этой,
Ото глаз сокрылся незаметным
 
 
Там, где дымом не повелевать,
Всей палитрой осени украденной
В камнь гранитный высечена стать
Да раскрашена в печаль отрадную
 
 
Глубже, там, где помню только я,
Где лекарством обернутся яды
В танце дух сокровище храня
На вопрос молчания вещает
 
 
Комната повисла в тишине…
Познанным сквозит на сердце вне
Всего, что было после до
Сердца так стучится камертон
 
 
До глубин за нижним самым дном,
Где душою помнится хоть что-то
И река, наполнена дождём,
Забывает русла повороты
 
 
Зазеркально видя эпизоды
Протекает маршрутом новым
До глубин за нижним самым дном
Достучался в сердце…
 

Осеннее

 
Просыпаюсь. Веки свинцовые.
Рассыпаю взглядом свет осени.
Мне б вдохнуть жизни ветра нового…
Тихо в сердце незваная гостья
 
 
Шепчет… Тише… теперь – молчание.
Не сбылись мои светлые чаянья…
Старым ветер остался… и алыми
Листьями душу режет. Всё. Пропал я.
 
 
Падаю. Ниже. Пропитан ядами.
Чем бы теперь показался ад мне?
Помню только, что жить ещё надо.
Дождь и Солнце дарят нам радугу…
 
 
И когда-нибудь, знаю, что будет,
Если Солнце помнить средь хмури…
Жизни цвет и счастья бури…
Дух покинет свинцовое утро…
 

13.10.2009

Ноябрит

 
Надо же… странный глагол – ноябрит.
Или диагноз, нестрашный, я даже не
Брит. Осень, конечно же, в каждом из
Нас свербит. Колется чем-то, а иногда
 
 
Родит, время римское этим радуя,
А на севере листья уже не падают,
Кладбище листьев, укрытое снегом-
Саваном. Так теплее. Им ждать вес-
 
 
Нырнуть в глубину зимы, остыть!
Прижимаясь вплотную к острью
Земли и, медленно-медленно до…
(Гора – я, Река – ты), отбеленный
 
 
И прозрачная, голубая; твердь не
Бесная (от касаний солнечных
Золотая), ты камню веришь —
Меня ласкаешь, острья источишь…
 
 
Фундамент дома водою жив.
 

Да будет Снег

 
И сказал Бог: «Да будет Снег», не забыв
Добавить: «Да будет Грязь». А вы
Одно с другим теперь не разделяя
Не делите ни Свет, ни Тьму, ни Пламень.
 
 
И оттого печаль в сердцах кружит
Метелью снеговою во всю жизнь.
Мы разучились разделять на
Тень и… Свет… как отделять – от…
 
 
От Грязи – Снег.
 

«Зима с восьмого этажа…»

 
Зима с восьмого этажа,
Как будто море с гор высоких.
В предощущеньи куража
И волны линий невесомых…
 
 
Весь мир – убеленный старик,
Отец зимы. Зима – невеста.
(Ведь перед праздником зари
Быть самой белой – это честно.)
 
 
Переплетением ветвей
Он так отчаянно узорист
(А Ты – царица из царей – на
Это смотришь, как на повесть.
 
 
Из лет столь давних, временных,
(Здесь ветви – словно букв черты
И узнаваемых, и древних.) Наверно,
Был наряд Зимы в руках первичной
 
 
Чистоты… И ей написаны законы:
Смотреть в Тебя, как смотришь Ты
На сказку. Снегом заоконным…
Рисуй! Да, линии судьбы
 
 
В переплетении – огромны…
 

Здравствуй, Весна

Здравствуй, Весна.

Хорошо, что ты всегда приходишь. И всегда – после оцепенения. После общего сна. И пробуждение особенно приятно, легко и радостно по обыкновению, лишь в редких случаях – тяжело и жарко.

В твоих руках прорастает цвет. И я вспоминаю одуванчик, пробившийся сквозь асфальт. Люблю цветы на асфальте. Особенно же – людей со словами из души такими же редкими, но столь же сильными. Руки твои – само буйство матери твоей, Природы. Живы они и деятельны, но изящны и притягательны, хрупки как полёт лебяжьих крыл.

Твои глаза искрятся теплотой, но не чужды им порывы холода – полнота бездны глаз и выразительность их заставит растаять всякий лёд – и превратится лёд в воду, и вода напоит землю, и земля родит плод, и плод насытит жизнь, и жизнь продолжится, ведь она прекрасна.

Гибок стан твой как берёза, но твёрд, как самшит. Танцуешь ты и ноги твои едва касаются опоры, но радостно принимает она каждое касание, отзываясь броуновским движением микрокосмоса насекомых.

И танцем призываешь ты Лето. Хорошо, что ты всегда приходишь.

Здравствуй, Весна.

Звериные сны

 
Я наблюдаю твоё отражение.
Я сохраняю твоё умножение.
Ты из оттенков немой, но живой белизны
Смотришь с другой стороны на звериные сны.
 
 
Август сочится хмельным убеждением
В том, что весна – это предупреждение.
Время раскрыто снаружи и даже внутри.
Солнце горит – посмотри на слепые костры!
 
 
Время рассыпало счастье кусочками,
В тени жасмина и в хлебе листочками!
Выше немного совсем бережной полосы
И к четырём приближая резные часы.
 
 
Волны не знают, когда всё закончится.
Им разливным, очень берега хочется…
Ну а тебе сквозь людей – лишь простой тишины.
Чтобы спокойно смотреть на звериные сны…
 
 
И на полоски – от тёмного до белизны.
Ем откровение вкуса молочного,
Не торопясь – промежутками срочными
(Импровизация – это закон простоты)
 
 
Так фотографий рисуешь цветные холсты…
 
 
Если отбросить все эти художества,
Вспомнить великое, чистое тождество:
Как хорошо, что из я получается мы.
Лето сочится с последних мгновений весны…
 

«На краю окраины крайности…»

 
На краю окраины крайности
Пытались распять опять. На пятый
Вышло. Пышно. Теперь не дышит.
Был лишний. Лишь бы расслышать.
 
 
Словно лаву ловил лукавый.
Слово в слово творить оковы
Молитвы. Слезами стали излитой
В небо. К небыли. Что и не было.
 
 
Сбиваясь раскаялся Каин
В своём первом. Нервы. Перья
Огненные гневились. Бренное
Тело ели хищно и пели: первый!
 

«Я позвонил в храм…»

 
Я позвонил в храм.
Говорили, там Божий дом.
Говорили, что там из драм —
Воскресительное вино. А Он
 
 
Как подросток в 12 лет – сбежал
Из дома – ведь Отец запретил до
Поры сотворять из чудес пожар,
Согреваться его огнём… А Он
Ушёл! Когда позовём обещал
Прийти. В каждый храм – по
Христу, в каждый дом благодать
Исцеления ран. А Он…
 
 
А Он…
Для людей – как
для Богов – оставил
дом…
 

На Прощённое Воскресение

 
Распрощаться бы с датами
Расписными и календарными.
Днями рождениями, воскресениями,
Чтобы подарки да с прощениями
От самого сердца были!
 
 
«А вижу золото —
Слепит и сердце хочет
На голом дереве карандашом —
Чтоб мироточили…»
 
 
Старых стихов обрывки
Лежат, всплывают из памяти.
Может я лучше писал, ты
Не знаешь ли?
 
 
Может, стихи повзрослели слишком
За лет десяток с маленьким лишком,
А может одряхли дети, стали – как старики —
Без моста не переходящие меж берегов реки?
 
 
А забыть бы, как всё это пишется,
Чтобы заново научиться – иначе.
Чтоб до сердца достали – руками ли, криками,
Чтобы и пушки в готовности – не стреляли…
 
 
Да только пишет рука, плетёт зачем-то,
В мозаику кладя миг за моментом
По-разному: где-то – и плёнка оборвалась,
Стоп-кадр, дубль, монтажа вязь…
 
 
Распрощаться бы с датами
Расписными и календарными.
Днями – рождениями, воскресениями,
Чтобы подарки да с прощениями
От самого сердца были!
 

Только 5 секунд!..

 
11 веков – всего лишь выдох-вдох!
Мозаика бытия трепещет – как живая,
И Бог проявится в осколке за осколком
Всего лишь миллиарды – частей головоломки.
 
 
И каждая живёт своим теченьем лет,
Среди других в движеньи будто разливаясь
И оттого не видно одиннадцать веков,
Что время не идёт, но люди с ним играют.
 
 
Играют: мнут, терзают как будто прилепляя
Жвачку на Господнего трона оборот,
А время – ничего! Лишь сохраняет память
И тянется послушно, деяньям счёт ведёт.
 
 
11 веков!.. но время – не жвачка
И Вашему найдите – достойную судьбу,
Во время наших дней – большою стать
Громадой на доброе потраченные
 
 
Только пять секунд.
 

«Шум водопада мотивом испанским проник в естество…»

 
Шум водопада мотивом испанским проник в естество,
И льётся, и вьётся у рук да у глаз переливчатым сном…
Вливаясь в пространство флейтой да маракасом,
Так в мысли ребёнка врывается сказка,
Как путник усталый – в свой дом.
 
 
И жизнь растворяя в вибрациях ритма,
Звук растанцевал мой внутренный мир.
Как под руками виртуоза струна-испанка,
Танцует, так я в эту музыку спрятан,
Движеньем воздуха сладко укутан.
 

«Погибают горбатые тени…»

 
Погибают горбатые тени,
Как вампиры от света Солнца.
Окружают нас стороны-стены,
Потолка даже не остаётся.
 
 
Так, что тени корявым шпилем,
Возвышаясь над головами,
Правят нами, как кормчий – килем,
Поворачивая нас страхом.
 
 
Перед собственными глазами,
Перед въедливостью их взора.
Как боится глубин корабль,
Но плывёт – ватерлинией скован,
 
 
Так мы вглядываемся в тени
Да от темени – цепенея. Но
Изучаем лишь глаз движеньем,
Как корабль – в воде океянов.
 
 
Дном волочет и ждёт причала,
Так мы солнечный луч алкаем.
 

Дни без тебя

 
Что-то не дышится мне без тебя.
Не живётся.
Будто продавлены небеса
Чернеющим Солнцем.
 
 
Будто что-то среди ночи
Вывернулось наружу.
Вот они, видишь, в объёме швы.
Их залечить – не сдюжу.
 
 
Просто тикает, тикает тихо
Механизм престарелых моих часов. И
Сердце складывает их в стихи —
Дни без тебя, где сбился счётчик.
 

И на мягкость паденья…

 
Стрелка со стрелкою будто бы склеены
После шести, до семи – ненамерренно
У часов прохаживаясь, медленно и
Вальяжно, как сквозь сон —
Просачиваюсь – в глубину-скважину.
 
 
Глубина-то тянет, песней затягивает,
Как в иллюминатор, если б не падал,
Смотрел в глубину и взор бы радовал.
 
 
И на мягкость паденья наде… если бы не летел я!..
 

«Прошла девятая доля срока. Зреет…»

 
Прошла девятая доля срока. Зреет
Решенье, как младенец – в утробе
На месяце первом своём – для клеток
Остовом – не острым, за рёбрами
 
 
Ещё не под сердцем.
 
 
Неоформленный, бестелесный и
Радость яркую ли, или пресную
Несущий тоску-неожиданность
С вопросами: «А была ли жизнь?»
 
 
«Пуповину резать ли»?
 
 
Вытравить? бессонные ночи ведая
Лишь от совести? не движения
Живого заведомо, что внутри
И ждущего трепетно искры любви
 
 
То ли мира – всего, то ли – матери.
 

Из барахтающейся воды…

 
В этой музыке тихо колышется,
Тихо, древними звуками, полу…
…неслышными. То, что может.
Быть.
 
 
Я вскипел. Взорвался. Почти.
Извини – меня… или – прости?
Или – встаёт гранью. Зримой
Или – не зримой?
 
 
Между.
Чувствами.
И.
Людьми.
 
 
Останови звездопад – и
Ртуть цвета серебра
В крови – золотом раствори!..
Из – барахтающейся воды…
 
 
Тонущей,
вза..хлёб
стонущей —
в лю..бо..ви.
 

Осень жду…

 
Осень жди, как мёртвая пустыня
Алчет влаги, чтоб войти во цвет.
Говорить обласканное имя
На родном увядшем языке —
 
 
Значит осенять язык для жизни.
В шелест погибающей листвы,
В солнечные, искренние дни
Не случайно искры вплетены.
 
 
Выжжен лист, да зря ли было семя?
Помни – так родится новый плод.
Почва – это жизни древний пепел:
Смерть взаймы у Праздника берёт.
 
 
Посмотри вокруг, по сторонам,
Собери все камни… Осторожно.
Осень – время жатвы у зерна.
Что посеял – там узнаешь тоже.
 
 
Осень жду, как мёртвая пустыня
Алчет влаги, чтоб войти во цвет.
Пусть её обласканное имя
Мне печатью ляжет на челе.
 

Пылею снеговой…

 
Только на сердце чтобы —
Стало! —
Легко!
 
 
Тропу алую – около
Сделаю —
Полосой…
 
 
Взлётною полосой —
Истаиваю!..
Сотнями —
 
 
Невесомыми,
Взбеленною
Высотами!.. —
 
 
Пылею – снеговой…
 

Для Луны

 
Здравствуй, Зима! Льдом – расцветай!
Ну что ж я тебя так жду, скажи?..
Ты мне неприятна – в последние времена.
И холодна. Холодна – как жизнь.
 
 
А я-то – горячий!
 
 
И даже довелось – Солнцем быть!
Для Луны. Для Луны. Для – Луны.
Остуди меня Зима, остуди,
Пылью колкой холода – отзови!
 
 
Зрячий – прячься!
 
 
Я даже холодом буду – гореть!
Искру высекая из ледовой тверди
Твердию же – ледовой!.. Стой!
За-ми-рай… рискнёшь ослепнуть
 
 
От пламени – белого?
 
 
Вот такой вот изадовый – ранний рай.
Когда от Света Тьма – не отделена.
До записи в самую Книгу Бытия
Мне хочется верить, что было… не так!
 
 
А… Счастливей и трепетней!
…
Я – верю. Всякому – по вере!..