Текст книги "Майя. История любви"

Майя
История любви
Иван Вересов

© Иван Вересов, 2017

ISBN 978-5-4485-4335-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Небо мелькнуло в глазах, опрокинулось вбок и вниз, перевернулось. А земля? Я не успел сообразить, земля как будто исчезла совсем. Но нет, вот она, и я могу дотронутся до неё, потому что упал навзничь раскинув руки, и под спиной у меня песчаная тропа, размятая копытами лошадей.

Пытаюсь мысленно восстановить ход событий, их последовательность за несколько минут до падения. Отчего это Лаки понёс? Испугался, наверно, когда на пересечении прогулочной тропы и пешеходной дорожки неожиданно, прямо под копыта, выкатились на велосипедах дети.

Двое или трое, я не успел сосчитать. Они появились слева, отчаянно звонили и крякали клаксоном. Тут-то Лаки и вскинулся, встал на дыбы, потом понёс, не чувствуя узды, потому что я выпустил из рук повод. Ошибка номер один и самая непростительная для наездника.

А дальше? Что же это я не удержался в седле, когда жеребец сиганул с тропы в лес, прямо через канаву, полную талой воды? Из всего я только и запомнил хорошо эту канаву, в которой ослепительно ярко блестело, разбиваясь на крупные блики, весеннее солнце.

Весна… сейчас я сколько угодно мог любоваться высоким синим небом и лёгкими перистыми облачками. Если бы ещё не шумело так неприятно в голове. Я закрыл глаза в надежде что шум прекратится, а когда открыл, то увидел солнце совсем низко. Прямо у себя перед носом. Нет, это было не солнце, но очень похожие на него золотые кудряшки, а глаза синие как небесная лазурь. Чьё-то лицо склонилось надо мной. «Может, это Ангел», – подумал я.

– Ты цел? – спросил тем временем Ангел приятным, немного простуженным голосом.

– Цел, – ответил я, хотя до конца не был в этом уверен.

– Тогда вставай, чего лежать то? Земля ещё холодная.

И Ангел протянул мне руку. Я приподнял голову, с сомнением оглядел стройную и даже слишком хрупкую фигурку. Если я встану, то Ангел будет мне по плечо, а то и ниже. Это ещё ничего, не такой он и маленький, потому что во мне росту шест футов с лишним, но этот тоненький Ангел вряд ли поднимет меня за руку.

Не думал я, что такие тоже занимаются верховой ездой. Почему не бальными танцами? Но костюм Ангела не оставлял никаких сомнений: серые плотные бриджи обтягивали ноги, обутые в тёмные ботинки с низким каблуком. Поверх ботинок не очень ладно сидели видавшие виды кожаные краги, стёганный чёрный жилет прикрывал фигуру до талии, шлем и перчатки Ангел держал в левой руке, а правая по-прежнему, оставалась протянута мне.

Я не стал искушать судьбу недоверием и принял предложенную свыше помощь.

Рука у Ангела была сильной, узкая ладонь сухой и тёплой, длинные пальцы – решительными. Они крепко сжали моё запястье.

Я поднялся. Теперь небо, как ему и положено, было у меня над головой, земля – под ногами, а Ангел стоял передо мной и всё так же без тени улыбки смотрел на меня лазурными глазами. Смотрел он снизу вверх, его взгляд был светлым, но холодным, как весенние льдинки и мне казалось, что это я ниже, а не он, таким строгим выглядел Ангел, хотя он и явился в облике молодой девушки. С другой стороны, разве видел кто-нибудь ангелов в образе старушек? Старушками являются только феи, они бывают добрыми на вид, а ангелы – нет, ангелы всегда строгие.

Да… похоже у меня всё-таки что-то с головой. Я потёр лоб, стало только хуже.

– Зря ты без шлема катался, хорошо ещё что на песок свалился, а не на корни.

– Угу… промычал я в ответ.

– Правила для всех, – наставительно заметил Ангел.

– Я не думал, что Лаки может сбросить меня.

– Любая лошадь может. До конюшни сам дойдешь?

– Надеюсь.

– Хорошо, я помогу тебе поймать жеребца.

На этом наш разговор и кончился, Лаки был пойман, и я привёл его в стойло.

Часть вторая

Второй раз я увидел Ангела в смене, во главе смешанной группы начинающих и продолжающих. Всего их было семь человек, впереди опытные всадники, за ними «собаки на заборе» глаза от страха круглые.

Стоило мне вывести Лаки из конюшни, взяться за холку жеребца и поставить ногу в стремя, а Ангел уже тут как тут! Свидетель моего недавнего позора явился неожиданно и на этот раз смотрел на меня с высоты седла. Лазурные глаза всё так же холодны, но искорки смеха оживляют взгляд. Я улыбнулся. Между нами была тайна предыдущей встречи.

– Ты опять без шлема? —в голосе Ангела сквозило лёгкое осуждение.

– Так ведь в манеже везде песок – падать одно удовольствие, – отвечал я.

Золотоволосый небожитель ничего не ответил на мою шутку, тронула коня каблуками и отъехал в сторону. Конь под им был казённый – высокий пегий жеребец по кличке Ваня, десятилеток, злой и нервный. Ваня и Лаки всегда ссорились.

Ангел уверенно встал первым в смене, я покрепче взялся за холку Лаки, но опять помедлил, засмотрелся на непринужденную посадку ведущего смены – так ладно держался он в плоском, с низкой лукой, спортивном седле, Ноги в серых бриджах крепко, но не напряженно обхватывали бока коня, корпус и плечи расслаблены, руки не тянут уздечку, спокойно лежат на луке.

Почувствовав мою рассеянность, Лаки переступил передними ногами и подался в сторону, отчего я поднялся в седло неуклюже, как новичок. Тренер Наташа, которая стояла у входа в конюшню, одарила меня удивлённым взглядом, а губы Ангела тронула едва заметная усмешка.

Я даже расстроился, что второй раз допустил промах на глазах Ангела. Мы отзанимались положенный час в смене, отрабатывая рысь и галоп, потом я остался на прыжки. Мы с Лаки должны были выступать на клубных любительских соревнованиях, и я с начала отпуска приезжал в клуб на тренировки каждый день. Почему мы раньше не встречались здесь со строгим Ангелом?

Установили барьер, я сосредоточился на упражнении и несколько заходов сделал, не глядя на тренерскую скамью. Только когда мой постоянный тренер Наташа сделал какое-то замечание, я посмотрел в сторону трибун. Рядом с Наташей увидел Ангела. Девушка сидела и помахивала коротким хлыстиком.

С этого момента я удвоил старания, почему-то мне хотелось доказать, что то злополучное падение – случайность.

– А я думала, что ты начинающий, – сказал Ангел, когда мы шли после барьеров к домику, где были раздевалки.

Я не знал, что отвечать. Объяснять, что занимаюсь уже восемнадцать лет, но так и не стал профессионалом? Смешно… И я невежливо промолчал. Ангел не обратил внимания на мою бестактность, наверное потому, что все ангелы терпимы к людям, а этот, к тому же, был очень похож на настоящего жокея.

– Так Лакрейл твой конь? Я думала какого-нибудь крутого, – настойчиво продолжал Ангел наш односторонний разговор. – Сейчас многие так выпендриваются, кому деньги некуда девать. Или машины или лошади, ещё особняки строят.

Я покосился на свой «Land Cruiser», мимо которого мы проходили, и снова промолчал.

– Прыгаешь ты не очень, а в конкуре ничего себе, красиво ездишь, – нисколько не смутился моей упорной немотой Ангел, – я за твоим Лаки с начала зимы присматриваю. Ты сам тут редко появляешься, а конь застаивается, жалко его.

– Спасибо, – пробормотал я, раздумывая, чем бы отблагодарить Ангела за любезность, не деньги же предлагать за услуги. – Хочешь, отвезу тебя домой, ты наверно далеко живёшь?

– Сейчас не очень далеко, даже можно сказать рядом, тут, в посёлке на даче, а вот когда из города – далеко, два часа в один конец.

Было непонятно, что означает такой ответ, согласие или отказ.

– Так поедешь? – без особой надежды спросил я.

– А чего… давай прокачусь, только помыться надо, у меня на даче душа нет, я тут моюсь. Ты тоже в душ?

Я кивнул.

– Тогда встретимся вон там, на скамейке, возле корпуса администраторов, – сказал Ангел и свернул на тропику. А, может, Златовласка бы подошло больше?

Девушка удалялась от меня, всё так же помахивая хлыстиком, шлем и перчатки держала в руке, весеннее солнце путалось в ее кудряшках.

В мужской раздевалке я, торопясь, стянул сапоги и скинул верхнюю одежду. Когда разделся совсем, разгоряченное тело охватило холодом, в клубе едва топили.

Вода была чуть тёплой и еле-еле текла из разболтанного душа, ламинированная ДВП, имитирующая кафель, вздулась и пузырями отставала от стен душевой кабины, по ногам дуло. Обычно я не мылся в клубе, разве что в крайних случаях, хотя и держал в своём ящике в раздевалке мыло, полотенце и смену чистого белья.

Когда одевался, то опять нервничал и торопился, не попадая пуговицами в петли, путаясь в шнурках ботинок. Моё отражение в мутноватом зеркале выглядело встрёпанным и глупым.

– Наверно, никто и не ждёт, – сказал я сам себе.

Я всегда так делаю – настраиваюсь на худшее, чтобы потом не испытывать разочарований.

Ангел-Златовласка сидела на том самом месте, где назначила мне встречу. Кудряшки были влажными и немного потемнели. Ветер шевелил их, мне тоже захотелось потрогать волосы Ангела, хотя бы один раз.

– Может зайдём, чаю выпьем, – кивнул я в сторону корпуса администраторов, где на первом этаже было маленькое кафе, настойчиво зазывающее посетителей аляповатыми вывесками. Кафе называлось «Жокей», на самой большой вывеске, прикрепленной над входом в корпус, красовался всадник. Конь под ним стелился по воздуху неестественно высоко над барьером.

– Нет, мне домой надо, – отрицательно покачала головой Ангел, – а чаем, если захочешь, я тебя напою. У меня хороший, с травами, не то что здесь – «Липтон» на верёвочке.

И вдруг рассмеялась, повторяя движение рукой вверх и вниз, как в надоевшей всем рекламе. Льдинки в лазурных глазах растаяли.

– Тогда пошли, – я достал из кармана ключи от машины, пискнула сигнализация и «Cruiser» приветливо мигнул фарами.

– Так это твоя, – недоверчиво протянула Ангел и в раздумье остановилась перед машиной.

– Моя, – подтвердил я и открыл переднюю пассажирскую дверцу внедорожника, – садись и показывай дорогу.

До посёлка, и правда, было недалеко, километров шесть. Но это на колёсах. А пешком шагать и шагать.

– И ты ходишь так каждый день? – спросил я, когда мы миновали железнодорожный переезд и свернули на размытую дождями, ухабистую просёлочную дорогу.

– Почти каждый. Бывают, конечно, выходные, но я их не очень и люблю, по лошадям скучаю. Потом летом ведь без проблем – у меня велосипед на даче. Вот зимой из города на поезде приходится, но и это не беда, клуб от станции совсем близко. Налево сейчас, – скомандовал Ангел. – И осторожно, там лужа глубокая.

– Ничего, – заверил я, круто закладывая руль и проходя по краю переполненной талыми водами мутноватой лужи, – танки грязи не боятся, проедем.

– Ты хорошо водишь, – похвалила меня Ангел.

– Лучше, чем езжу верхом?

– Пожалуй да, ты тяжеловат для лошади.

– Это верно. Постой, ты говоришь, что на велосипеде, но как же тогда?

– А он у Наташи остался, в конюшне, потом заберу, всё равно мне завтра на работу не надо… направо сейчас.

Мы уже ехали по поселку: старые штакетные заборы тянулись вдоль единственной центральной улицы, а вправо и влево от неё отходили скорее тропинки, чем дороги.

Я сбросил скорость чтобы не передавить кур или кошек, которые шмыгали перед машиной. Какая-то лохматая, неопределённого цвета собака, кубарем выкатилась из подворотни, начала с остервенением лаять на «Cruiser» и делать вид, что цапнет колесо.

– Это Джулька, он не злой, только дурак, не обращай внимания. Джульбарс, пошел вон! – без всякого перехода громко крикнула Ангел, я от неожиданности взял влево и едва не задел чью-то тачку, оставленную на обочине. – Тёти Дашино молоко чуть не пролили, – засмеялась Ангел и это был второй раз, когда я услышал её смех.

Обычная картина проплывала за заборами: захламленные дворы, покосившиеся дома с запущенными палисадниками, крытые рубероидом времянки. Кое-где эта унылая монотонность прерывалась высокой, метра в два с половиной кирпичной стеной, за которой поднимался красно-кирпичный или серый дом несообразной архитектуры, с башнями и стрельчатыми окнами, некоторые дома только строились, другие уже красовались новенькой металлочерепицей.

– Приехали, – сообщила Ангел, я затормозил перед крашеными в зелёный цвет железными воротами, обтянутыми сеткой, таким же был и забор. В ближайшей к воротам секции – калитка.

Мы вышли из машины. За забором в глубине двора, в зарослях жасмина и сирени прятался приземистый одноэтажный дом. Фасадом в четыре окна дом выходил на улицу. Участок показался мне большим, соток в двадцать и был совершенно запущен. Кроме дома я увидел беседку, колодец и односкатный дровяной сарай, к которому лепилась разобранная на две трети поленница, частично защищенная навесом. У беседки росла огромная ель, несколько кормушек для птиц было подвешено на уровне человеческого роста к нижним подсохшим у ствола ветвям. В верхних ветвях расположилось настоящее птичье царство. К сараю, колодцу и крыльцу дома от калитки шли тропинки, а воротами, вероятно, пользовались редко, влажная земля перед ними и за ними внутри двора даже не была примята.

– Сейчас я открою, – сказала Ангел и потянула на себя тяжёлую створку, петли завизжали. – Смазать надо. Иди за руль, лучше во двор заехать, а то у нас здесь шпана местная озорует, машину попортить могут.

– Давай я сам открою, они тяжелые, – перехватил я железный каркас, ворота подались с трудом. – А я думал, ты пошутила про чай.

– Это почему? Мне что, воды жалко? – обиделась Ангел. – Слушай, а тебя как зовут?

– Алекс.

– Иностранец?

Я умолчал до времени о своей работе и сказал только:

– Нет, русский, просто все меня так называют. А по паспорту я Александр Сергеевич.

– А… как Пушкин. Ладно, я тебя Сашей буду звать, мне так больше нравится.

И, не дожидаясь ответа, Ангел повернулась и пошла к деревянному крылечку дома.

Я завёл «Cruiser» во двор, колёса просели в мягкую землю. Машины не заезжали сюда очень давно, если вообще когда-нибудь заезжали.

Из смежных дворов через ветхие штакетины на внедорожник уже глазели соседи Ангела. Преимущественно пожилые женщины, ну и, конечно, ребятня гроздьями висла на заборах.

Я вышел из машины, прикрыл ворота, Ангел показалась на крыльце с блестящим оцинкованным ведром и направилась к колодцу. Походка у нее была лёгкая, а сама она такая тоненькая и стройная, шла, будто не по земле, а по воздуху ступала.

– Сейчас я замок повешу, вот только воды принесу. Вообще-то я не запираю, но машина…

Я тоже подошел к колодцу, взял у Ангела ведро, чтобы набрать воду.

– Вот же гостя привела, всё сам делает, – улыбнулась Ангел и опять ушла в дом.

Колодец был не с воротом – с журавлём, я таких и не видал, только на картинках. Журавль мелодично скрипел. Пока я поднимал колодезное ведро, вода звонкими каплями стекала вниз, а когда, наконец, вышла на свет, заплескалась солнечным отражением в прозрачном круге, ограниченном стальным бортом ведра. Ангел шла к воротам, и я снова засмотрелся на ее кудряшки. Ведро качнулось, вода широкой струёй плеснула через край и прямо мне на ногу! Такая холодная, что я чуть ведро не выронил. Мне стало смешно, Ангел обернулась.

– Ты что смеешься?

– Облился… – и беспомощно развел руками. – А нельзя у вас воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде…

Она только головой покачала безнадежно:

– То падает, то обливается. Идем уже в дом…

И тут я вспомнил, что в шестнадцать тридцать записан на приём к советнику по международным связям и должен явится в Бельгийское консульство. Мои наручные часы показывали 16:25, альтернативы не было.

Подчиняясь обстоятельствам, я со спокойной совестью подхватил ведро и последовал за Ангелом в дом.

Часть третья

Чайник на электроплитке закипал медленно. Я оглядывал жилище Ангела. Собственно, и смотреть-то было особенно не на что. Старый, давно требующий капитального ремонта домик состоял из двух комнат: маленькая отделена от остального пространства лёгкой перегородкой и имела настоящую дверь, с врезным английским замком, но и здесь, вероятно, ничего не запиралось Дверь стояла распахнутая настежь, и было видно, что комната в одно окно.

Большая комната проходная, в два окна, с печью посередине, разгороженная ситцевыми занавесками, соединяла в себе и кухню, и гостиную. Из большой комнаты дверь выходила прямо в прихожую, у того окна, что напротив печи стоял стол, покрытый вышитой мережками белой скатертью, возле него венский стул с вышитой подушкой на сиденье и два простых деревянных табурета. У другой стены, рядом с входной дверью, небольшой буфет с посудой. Внутри буфета на нижней полке банки с вареньем, такие же банки и глиняные горшки громоздились сверху. Горлышки вместо крышек обёрнуты промасленной бумагой и завязаны бечёвками, на все банки наклеены аккуратно подписанные этикетки.

С другой стороны от входной двери примостились тумбочка с электрической плиткой на две конфорки и рукомойник над небольшой раковиной. За одной из занавесок виднелся угол кровати, журнальный столик со старым радиоприёмником и плюшевое кресло, покрытое зелёным клетчатым пледом.

Однако при всей скудности обстановки дом не производил впечатления унылости, в нём не было затхлого запаха тряпья и сырости, обычного для таких старых человеческих жилищ. Воздух был сухим лёгким и подвижным, аккуратно подшитые занавески чуть-чуть колыхались на сквозняке. Рыжий абажур с кистями, низко спускавшийся с потолка, и большой медный самовар на столе придавали комнате весёлый и уютный вид.

На подоконниках пышно цвела герань, её терпкий аромат смешивался с запахом сухих трав, пучками развешанных на стене и ещё каким-то другим знакомым запахом, который я не мог определить. Свежевыкрашенный дощатый пол покрывали плетёные циновки и матерчатые полосатые половики.

– Надо было самовар раздуть, быстрее бы закипел, – сказала не то мне, не то себе Ангел, доставая из буфета чашки и чайные ложки, – по выходным в посёлке напряжение слабое. А ты садись, что стоишь?

Я послушно сел.

– Ты и не спросишь, как меня зовут? – Между делом поинтересовалась Ангел, собирая на стол.

Я не знал, что ответить, не признаваться же, что про себя окрестил незнакомую девушку ангелом. В самом деле, она была похожа. Таких вот золотоволосых, голубоглазых, очень юных, рисуют на рождественских и пасхальных открытках. Только ангелы не живут в таких старых домах и не работают на конюшне.

– Извини… как тебя зовут? – всё-таки спросил я, глупо улыбаясь.

– Майя, – отвечала она.

– Красивое имя.

– Все так говорят.

Она пожала плечами, тряхнула кудряшками, потом привстала на цыпочки, потянулась наверх за банкой с вареньем.

– Давай достану, – я встал и подошел к ней.

Собственно, мне достаточно было сделать всего один шаг от стола к буфету, чтобы оказаться рядом.

– Вон ту, справа, вторую, указала Майя, – Вишнёвое, ты любишь?

– Да, очень люблю ответил я и не из вежливости, а так оно и было.

Моя бабушка всегда заготавливала вишнёвое варенье, я хорошо помнил, как она в белом фартуке, забрызганном вишнёвым соком, и со специальной машинкой для выдавливания косточек в руках сидела перед большим тазом. Машинка была похожа на шприц с пружинкой и не вызывала у меня никакой симпатии, другое дело таз полный спелых вишен. Очищенные от косточек ягоды бабушка раскладывала в тазы и миски поменьше, пересыпала сахаром. Это было так давно, словно в другой жизни. Тогда мы летом тоже жили на даче в деревянном доме…

– Ну, что же ты? Вторая справа, – повторила Майя. – Я достал банку и поставил на стол. – Вот и чайник закипел, – сказала девушка, – сейчас заварю, и будем пить.

И всё-таки, когда Майя улыбалась, я мысленно называл её «Ангел».

Она достала из буфета расписанный незабудками фарфоровый заварной чайник и две розетки для варенья.

– У меня редко гости бывают, – смущенно улыбнулась Майя и обвела взглядом комнату-кухню. – Кого в такое убожество пригласишь? Раньше всё по-другому выглядело, и дом, и двор, а теперь…

Она махнула рукой и начала заливать кипяток в фарфоровый чайник, подождала пока он нагреется и выплеснула воду в рукомойник.

– Ты здесь одна живёшь?

– Теперь – да. Раньше с родителями. Потом брат приезжал, это его комната, – она кивнула на раскрытую дверь, – он погиб.

Майя опустила глаза и стала развязывать мешочек с сухой травой. Я понял, что она ничего больше не скажет.

– Извини, я не хотел, – пробормотал я.

– Ничего, бывает. Может, ты голодный, хочешь, картошки сварим? У меня грибы солёные есть, капуста квашеная.

– Нет, спасибо, я перед сменой обедал.

– Кто же ест перед верховой ездой? Ты, и правда, как новичок.

Чай у Майи заварился изумительный, с ароматом мяты и ещё каких-то трав, которых я не знал. Он кружил голову и так хотелось спать… А может я и правда стукнулся третьего дня об землю головой сильнее, чем мне тогда показалось.

Неожиданно голова у меня закружилась так сильно, что комната поплыла перед глазами, а потом всё исчезло.

Очнулся я от громких голосов, понял, что лежу на узкой, жесткой постели в комнате брата Майи, дверь была притворена, но тонкая перегородка не глушила звуки.

В соседней комнате спорили – один из голосов я узнал, он принадлежал Майе, второй незнакомый, мужской, резко и ворчливо повторял:

– Без медицинского полиса я могу оказать только платную помощь. Осмотр двести пятьдесят рублей, всё остальное: уколы, транспортировка и госпитализация, если понадобится, в эту сумму не входят, платить будете по прейскуранту за каждую услугу отдельно.

– Платно, так платно, я же не отказываюсь, – перебила Майя, – только осматривайте скорее. Он с лошади упал, может сотрясение мозга?

– Тогда надо снимок сделать, а для этого…

– Вот сюда, пожалуйста

Дверь открылась и в проёме, полностью перекрывая его, возникла худощавая фигура доктора скорой помощи, в халате и полотняной шапочке салатного цвета. Доктор был сердит, выражение недовольства стойко держалось на его продолговатом, несколько вытянутом книзу лице с маленькими быстрыми глазками длинным носом и капризными губами.

С сомнением оглядев стул, доктор присел около кровати, рядом с собой, на табурет, принесенный Майей с кухни, поставил свой чёрный плоский чемоданчик, открыл его, достал аппарат для измерения давления.

Осмотр занял немного времени, ничего угрожающего в моём состоянии врач скорой помощи не нашел.

– Давление нормальное… пульс, – он взял меня за руку и, сверяясь с часами, помолчал секунд пятнадцать, – пульс учащенный, но почти в норме. – Закончив с начальными процедурами, доктор откинул одеяло и сказал, – поднимите рубашку, нет, лучше снимите совсем и лягте на спину, – при этих словах я взглянул на Майю, которая стояла у двери, она поняла и вышла из комнаты. Руки доктора неприятно прошлись по моему телу

– Так… ушибов переломов кажется нет, – недовольно констатировал он, – можете одеться. Теперь посмотрите на мою руку. Не поворачивая головы… вот так… вправо, влево, вверх, вниз, задержите взгляд… – он приблизил палец к самому моему носу. – Закройте глаза, коснитесь носа… так… откройте глаза, шире, – он быстрым жестом фокусника достал из своего чемоданчика и сунул мне в лицо зажженный электрический фонарик. – Зрачки расширены, аккомодация слабая. Вы не закапывали атропин? Очки носите?

– Только для чтения.

– Очень хорошо… тааак… координация не нарушена, с глазами что-то непонятно, лекарства какие-нибудь принимали? Снотворное, транквилизаторы?

– Нет.

– Голова болит?

– Нет.

– Кружится?

– Нет.

– Тошнит?

– Нет, – отвечал я, всё более раздражаясь на этого человека. Он был похож на кузнечика и формой головы и выражением лица. Щёки его свисали, образуя резкие носогубные складки, верхняя челюсть немного выдавалась вперёд. Сходство с насекомым подчёркивали круглые очки в светлой роговой оправе.

– Можете встать? – спросил он.

– Да, – я сделал движение, чтобы подняться, но он тут же остановил меня.

– Хотя нет, не надо вставать, лежите… сейчас я выпишу рецепт, прекрасное средство австрийского производства, от головокружения и обмороков, …да, и мне надо оформить вас. Есть при вас документы. Паспорт?

– Майя, – позвал я, – открой машину, ключи в моей куртке, там, в машине, в бардачке портмоне и органайзер, – только теперь я сообразил, что оставил и документы, и деньги в машине, несмотря на предупреждение Майи, но ведь задерживаться у неё я не собирался.

Я слышал, как хлопнула входная дверь и лёгкие шаги по ступеням крыльца. Майя вышла на улицу.

– Ваша дочь сказала, что вы потеряли сознание час назад, она считает причина – неудачное падение с лошади. Это так?

– Да, я занимаюсь в конном клубе, но это было не сегодня, а три дня назад.

– Очень хорошо.

Врач убрал фонарик и аппарат для измерения давления, достал испещренный данными больных лист, прикрыл чемоданчик и принялся быстро писать рецепт, потом делать пометки в блокноте. Он целиком углубился в это занятие

Майя вернулась, подала мне ключи и портмоне. В глазах её почему-то плясал смех. На мой встречный удивлённый взгляд она только махнула рукой. Я понял, что объяснения будут потом, когда уйдёт врач и протянул ему паспорт. Доктор пробежал документ глазами, удовлетворённо кивнул и принялся скрупулезно заполнять свой листок.

– Дом 72, корпус 1, квартира 24, – бормотал он. Телефон есть?

– Только мобильный, – ответил я.

– Место работы и должность?

– Российское посольство в Стокгольме, советник по международным связям и культурному обмену.

Доктор поднял голову от записи и вскинул брови выше роговых очков. Потом снова уважительно пролистал мой паспорт, как будто там можно было прочесть что-то ещё, кроме данных о регистрации, возрасте и семейном положении.

– Паспорт российский, – с некоторым сомнением заметил доктор.

– Вам нужен заграничный?

– Нет, это не обязательно вы – гражданин России.

– У меня двойное гражданство, – предупредил я его дальнейшие расспросы и подал ему второй паспорт с визами. – Доктор, полиса при мне нет, так что вот плата за визит, – я протянул ему пятисотрублёвую купюру.

Глаза за роговой оправой блеснули, было видно, что ему очень не хочется отсчитывать сдачу.

– Я сейчас выпишу квитанцию, – торопливым говорком начал он, – осмотр двести пятьдесят…

– Квитанцию не обязательно, – перебил я. Мне хотелось, чтобы он скорее ушел.

По моему тону он понял, что сдачу тоже не обязательно и купюра исчезла в его руках, просто растворилась между пальцами, подтверждая недюжинные способности этого медика-иллюзиониста. Впрочем, я вполне был доволен чётким, профессиональным осмотром и заплатил бы больше, лишь бы он убрался из дома Майи поскорее.

Но, получив деньги, доктор принялся честно их отрабатывать. Он свободнее устроился на стуле, снял очки, протёр их извлечённым из кармана клетчатым платком. От платка распространился характерный «медицинский» запах. Водрузив очки обратно на нос, доктор начал.

– Сегодня вам лучше не вставать, но через день-второй я рекомендую обратиться к окулисту. Конечно в городе, здесь, в районной поликлинике специалиста нет. И обязательно проконсультируйтесь с вашим лечащим врачом. С вами в первый раз такое?

– В первый.

– Ну что ж… в вашем возрасте такое случается, переутомление. Да, и знаете ли, переходный возраст, критический, в организме происходит некоторая перестройка, прежние нагрузки становятся слишком тяжелыми, а мы по привычке продолжаем считать себя двадцатилетними.

Я готов был проклинать его многословие на чём свет стоит. Было ясно, что уходить он не собирается. Кроме того, я сообразил, что доктор подробно зафиксировал этот вызов, информация пройдётся по цепочке служб безопасности и Майю неминуемо начнут беспокоить, когда я уеду.

– И с этими занятиями верховой ездой я бы рекомендовал повременить, – вошел во вкус рассуждений доктор, – в дальнейшем проявить в них осторожность. Об этом также стоит поговорить с врачом, который вас наблюдает постоянно, можно обратится и за консультацией в какой-нибудь вызывающий доверие медицинский центр. Что касается головы – не помешала бы томограмма.

Я уже скрежетал зубами, но с самым внимательным видом выслушивал его рекомендации.

– Пожалуй, я выпишу вам ещё один рецепт, – сказал доктор с доверительной интонацией в голосе. Теперь он обращался ко мне не как к простому пациенту, а как к «своему». – Вот пожалуйста, это принимайте один раз в день, утром, натощак. Нормализует артериальное давление.

Он передал мне рецепты, я взял, убрал их в портмоне и протянул ему тысячную купюру. Он с удивлением смотрел на зеленоватою бумажку с водяными знаками и не брал.

– Большое спасибо за консультацию, а теперь, доктор, дайте мне ваш листок с записью и будем считать, что этого вызова не было, – объяснил я.

– М-м-м… что? То есть? Но если вам станет хуже… – замялся он.

– Не станет. Вы можете пометить, что это был ложный вызов, просто ошибка.

– Хорошо… как хотите… – тысячная бумажка парализовала его, он не мог отвести глаз от моей руки, – собственно, я и не должен был обслуживать вас без страхового полиса. Только в экстренном случае…

Он сделал над собой усилие, стряхнул оцепенение, глаза наши встретились, и мы без слов очень хорошо поняли друг друга. Вторая бумажка исчезла в его руке, совершенно также, как и первая. А ко мне перешел листок с данными пациента и анамнезом.

– Там подробное описание и мои рекомендации, – поднимаясь со стула, напомнил доктор, – Я всё же советовал бы вам соблюдать постельный режим, хотя бы сутки.

– Я так и сделаю.

– Поправляйтесь, всего доброго, – откланялся доктор, – милая у вас дочь.

Майя вышла следом за врачом, и я слышал, как он всё говорил ей про томограмму и постельный режим.

Ничего этого делать я не собирался и вообще, мне давно пора было ехать в посольство, объясняться за пропущенный приём.

Пренебрегая советами врача, я встал с постели. Комната сейчас же дрогнула и поплыла, в ушах зашумело. Стоя на месте, я пытался найти точку опору, чтобы хоть ненадолго остановить кружение стен.

Майя вбежала в комнату как раз вовремя, чтобы схватить меня за руки, но конечно, не смогла удержать. Падая, я потащил её за собой, и мы рухнули на кровать. Стоило мне принять горизонтальное положение, стены остановились.

Майя лежала на мне и тряслась от хохота.

– Алекс… Саша… извини! Доктор этот прав, тебе лучше не вставать ещё часов двенадцать.

– Почему же? – переспросил я.

– Это я виновата, – она приподнялась и заглянула мне в глаза, её волосы касались моего лица и я чувствовал тёплое дыхание Майи. Голова у меня снова закружилась, но совсем по-другому поводу.

– Ты? Не понимаю… – пробормотал я, глядя на её нежные губя.

– Я и виновата, заварила тебе вместо чая одной мяты с чабрецом. Ты выпил лошадиную дозу, вот и повело тебя.

Она уткнулась лицом в мою рубашку и тихо смеялась. Тело её вздрагивало от смеха и упругие холмики грудей толкались в мою грудь. Я обнял Майю, она затихла, потом опять подняла голову. Через её платье и тонкую ткань рубашки я чувствовал, как сильно и часто бьётся её сердце. Майя поцеловала меня в подбородок. Губы её едва прикоснулись, и тут же мотыльком спорхнули прочь, она отстранилась, сделала движение, чтобы встать, но я не отпустил, не разомкнул рук, напротив, обнял крепче.