Текст книги "Энциклопедический словарь (Г-Д)"

Гартман

Гартман (Эдуард v. Hartmann) – самый популярный из современных философов метафизического направления, род. в Берлине в 1842 г. Сын прусского генерала, Г., по окончании гимназического курса, поступил на воен. службу. По отсутствию к ней призвания, а также по болезни (нервное страдание колена), он скоро вышел в отставку и живет частным человеком в Берлине. После безуспешных занятий художественной литературой (неудачная драма) он сосредоточился на изучении философии и необходимых для ее наук. Получив степень доктора, он издал в 1869 году свое главное сочинение: «Philosophie des Unbewussten», которое сразу доставило ему известность, выдержав много изданий. Исходною точкою для философии бессознательного служит воззрение Шопенгауэра на волю как на подлинную сущность всякого бытия и метафизическую основу всего мироздания. Шопенгауэр, в названии своего главного сочинения соединил волю с представлением (Welt als Wille und Vorstellung), на деле самостоятельною и первоначальною сущностью, считал только волю (реально практический элемент бытия), представление же (элемент интеллектуальный) признавал лишь подчиненным и второстепенным продуктом воли, понимая его, с одной стороны, идеалистически (в смысле Канта), как субъективное явление, обусловленное априорными формами пространства, времени 2 причинности, а с другой стороны – материалистически, как обусловленное физиологическими функциями организма или как «мозговое явление» (Gehimphanomen). Против такого «примата воли» Г. основательно указывает на столь же первичное значение представления. «Во всяком хотении, говорит он, хочется собственно переход известного настоящего состояния в другое. Настоящее состояние каждый раз дано, будь то просто покой; но в одном этом настоящем состоянии никогда не могло бы заключаться хотение, если бы не существовала по крайней мере идеальная возможность чего-нибудь другого. Даже такое хотение, которое стремится к продолжению настоящего состояния, возможно только чрез представление прекращения этого состояния, следовательно чрез двойное отрицание. Несомненно, таким образом, что для хотения необходимы прежде всего два условия, из коих одно есть настоящее состояние как исходная точка; другое, как цель хотения, не может быть настоящим состоянием, а есть некоторое будущее, присутствие которого желается. Но так как это будущее состояние, как таковое, не может реально находиться в настоящем акте хотения, а между тем. должно в нем как-нибудь находиться, ибо без этого невозможно и самое хотение, то необходимо должно оно содержаться в нем идеально т. е. как представление. Но точно также и настоящее состояние может стать исходною точкою хотения, лишь поскольку входит в представление (как различаемое от будущего). Поэтому нить воли без представления, как уже и Аристотель говорит: orektikon de ouk aneu jantasiaV». В действительности существует только представляющая воля. Но существует ли она в качестве всеобщего первоначала или метафизической сущности? Непосредственно воля и представление даны лишь как явления индивидуального сознания отдельных существ, многообразно обусловленные их организацией и воздействиями внешней среды. Тем не менее в области научного опыта мы можем находить данные, предполагающие независимое, первичное бытие духовного начала. Если существуют в нашем мире такие явления, которые, будучи совершенно необъяснимы из одних вещественных или механических причин, возможны только как действия духовного начала, т. е. представляющей воли, и если, с другой стороны, несомненно, что при этих явлениях не действует никакая индивидуально-сознательная воля и представление (т. е., воля и представление отдельных особей), то необходимо признать эти явления за действия некоторой универсальной, за пределами индивидуального сознания находящейся представляющей воли, которую Г. поэтому и называет бессознательным (das Unbewusste) [Чувствуя, однако, неудовлетворительность такого чисто отрицательного или дефективного обозначения (которое с одинаковым правом может применяться к камню или куску дерева, как и к абсолютному началу мира), Г. в последующих изданиях своей книги допускает его замену термином сверхсознательное (das Ueberbewusste)]. И действительно, перебирая (в первой части своей книги) различные сферы опыта как внутреннего, так и внешнего, Г. находить в них основные группы явлений, объяснимых только действием метафизического духовного начала; на основании несомненных фактических данных, путем индуктивного естественноисторического метода, он старается доказать действительность этого бессознательного или сверхсознательного первичного субъекта воли и представления. Результаты своего эмпирического исследования Г. выражает в следующих положениях: 1) «бессознательное» образует и сохраняет организм, исправляет внутренние и внешние его повреждения, целемерно направляет его движения и обусловливает его употребление для сознательной воли; 2) «бессознательное» дает в инстинкт каждому существу то, в чем оно нуждается для своего сохранения и для чего недостаточно его сознательного мышления, напр., человеку – инстинкты для понимания чувственного восприятия, для образования языка и общества и мн. др.; 3) «бессознательное» сохраняет роды посредством подового влечения и материнской любви, облагораживает их посредством выбора в половой любви и ведет род человеческий в истории неуклонно к цели его возможного совершенства; 4) «бессознательное» часто управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий там, где им не могло бы помочь полное сознательное мышление; 5) «бессознательное» своими внушениями в малом, как и в великом, споспешествует сознательному процессу мышления и ведет человека в мистику к предощущению высших сверхъестественных единств; 6) оно же, наконец, одаряет людей чувством красоты и художественным творчеством. Во всех этих своих действиях само «бессознательное» характеризуется, по Г., следующими свойствами: безболезненностью, неутомимостью, нечувственным характером его мышления, безвременностью, непогрешимостью, неизменностью и неразрывным внутренним единством.

Сводя, по следам физиков-динамистов, вещества к атомным силам (или центрам сил), Г. сводить затем эти силы к проявлениям духовного метафизического начала. Что для другого, вовсе, есть сила, то само по себе, внутри, есть воля, а если воля, то и представление. Атомная сила притяжения и отталкивания не есть только простое стремление или влечение, но стремление совершенно определенное (силы притяжения и отталкивания подчинены строго определенным законам), т. е. в нем заключается известное определенное направление, и заключается идеально (иначе оно не было бы содержащем стремления), т. е. как представление. Итак, атомы – основы всего реального мира – суть лишь элементарные акты воли, определенной представлением, разумеется, акты той метафизической воли (и представления), которую Г. называет «бессознательным». Так как, поэтому, и физически, и психический полюсы феноменального бытия – и вещество, и обусловленное органическим веществом частное сознание – оказываются лишь формами явления «бессознательного», и так как оно безусловно непространственно, ибо пространство им же самим полагается (представлением – идеальное, волею – реальное), то это «бессознательное» есть всеобъемлющее единичное существо, которое есть все сущее, оно есть абсолютное неделимое, и все множественные явления реального мира суть лишь действия и совокупности действий всеединого существа. Индуктивное обоснование этой метафизической теории составляет наиболее интересную и ценную часть «философии бессознательного». Остальное посвящено схоластическим рассуждениям и гностическим фантазиям о начале и конце мира и характере мирового процесса, а также изложению и доказательствам Гартманова пессимизма. Признав сначала неразрывное соединение воли и представления (или идеи) в едином сверхсознательном субъекте, обладающем всеми атрибутами Божества, Г. затем не только обособляет волю и идею, но и олицетворяет их в этой обособленности, как мужское и женское начало (что удобно только на немецком языке: der Wille, die Idee, die. Vorstellung). Воля сама по себе имеет лишь силу реальности, но безусловно слепа и неразумна, идея же, хотя светла и разумна, но абсолютно бессильна, лишена всякой активности. Сперва оба эти начала находились в состоянии чистой потенции (или небытия), но затем несуществующая воля абсолютно случайно и бессмысленно захотела хотеть) и таким образом перешла из потенции в акт, увлекши туда же и страдательную идею. Действительное бытие, полагаемое по Г. исключительно волею – началом неразумными – само отличается, поэтому, существенным характером неразумности или бессмысленности; оно есть то, что не должно быть. Практически эта неразумность бытия выражается как бедствие и страдание, которым неизбежно подвергается все существующее. Если первоначальное происхождение самого существования – беспричинный переход слепой воли из потенции в акт – есть факт нерациональный, абсолютная случайность (der Urzufall), то признаваемая Г. разумность или целемерность мирового процесса имеет лишь условное и отрицательное значение; она состоит в постепенном приготовлении к уничтожению того, что создано первичным неразумным актом воли. Разумная идея, отрицательно относящаяся к действительному бытию мира как к продукту бессмысленной воли, не может, однако, прямо и сразу упразднить его, будучи по существу своему бессильной и пассивной; поэтому она достигает своей цели косвенным путем. Управляя в мировом процессе слепыми силами воли, она создает условия для появления органических существ, обладающих сознанием. Чрез образование сознания мировая идея или мировой разум (по-немец. и разум – женского рода: die Vernunft) освобождается от владычества слепой воли, и всему существующему дается возможность сознательным отрицанием жизненного хотения возвратиться опять в состояние чистой потенции или небытия, что и составляет последнюю цель мирового процесса. Но прежде чем достигнуть этой высшей цели, мировое сознание, сосредоточенное в человечестве и непрерывно в нем прогрессирующее, должно пройти через три стадии иллюзии. На первой человечество воображает, что блаженство достижимо для личности в условиях земного природного бытия; на второй оно ищет блаженства (также личного) в предполагаемой загробной жизни; на третьей, отказавшись от идеи личного блаженства как высшей цели, оно стремится к общему коллективному благосостоянию путем научного и социальнополитического прогресса. Разочаровавшись и в этой последней иллюзии, наиболее сознательная часть человечества, сосредоточив в себе наибольшую сумму мировой воли (?!), приметь решение покончить с собою, а чрез то уничтожить и весь мир. Усовершенствованные способы сообщения, с невероятною наивностью замечает Г., доставят просвещенному человечеству возможность мгновенно принять и исполнить это самоубийственное решение.

Написанная 26-летним юношей, «философия бессознательного», обилующая в своей первой части верными и важными указаниями, остроумными комбинациями и широкими обобщениями; подавала большие надежды. К сожалению, философское развитие автора остановилось на первых шагах. Несмотря на явные противоречия и несообразности его метафизической системы, он не пытался ее исправить и в дальнейших своих многочисленных сочинениях разрабатывал только те или другие частные вопросы, или приспособлял к своей точки зрения различные области жизни и знаний. Важнейшие из этих сочинений: «Kritische Grundlegung des transscendentalen Realismus», «Ueber die diaiektische Methode Nenkantianismus, Schopenbauerialismus und Hegelianismus», «Das Unbewusste vom Standpunkt der Physiologic and Descendenztheorie», «Wahrheit und Irrthum im Darwinismus», «Phanomenologie des sittlichen Bewnsstseyns», «Zur Geschichte und Begrundung des Pessimismus», «Die Selbstzersetzung des Christenthums und die Religion der Zukunft», «Die Krisis des Christenthums in der modernen Theologie», «Das religiose Bewusstseyn der Menschheit», «Die Religion des Geistes», «Die Aesthetik». Г. писал также о спиритизме, о еврейском вопросе, о немецкой политике и о воспитании. Философия Г. вызвала довольно обширную литературу. Главное его сочинение переведено на многие иностранные языки. По-русски существует несколько сокращенный его перевод А. А. Козлова, под загл. : «Сущность мирового процесса». Из авторов отдельных сочинений о Г. – за и против него – могут быть упомянуты следующие: Weis, Bahnsen, Stiebeling, J. С. Fischer, A. Taubert (первая жена Г.), Knauer, Volkelt, Rehmke, Ebbinghaus, Hansemann, Venetianer, Heman, Sonntag, Huber, Ebrard, Bonatelli, Carneri, 0. Schmid, Plumacher, Braig, Alfr. Weber, Kober, Schuz, Jacobowski, кв. Д. H. Цертелев (современный пессимизм в Германии). Хронологический перечень литературы о Г. приложен к сочинению Plumacher'a: «Der Kampf ums Unbewusste». См. также в истории новой философии Ибервега-Гейнце (русск, пер. Я. Колубовского). Влад. Соловьев.

Гарун

Гарун – знаменитый калиф, по прозванию Аль-Рашид, т. е. справедливый; имя это он, впрочем, получил не от потомства, а от отца своего, когда был назначен наследником. Вступил на престол в 786 г. Правление его было сначала счастливо. Он имел в своем распоряжении хороших государственных деятелей и полководцев, из состоявшей у него на службе персидской фамилии Бармекидов, которые и приняли на себя почти все отрасли управления. Он разукрасил роскошными зданиями свою столицу Багдад и вообще отличался любовью к роскоши, науке, поэзии и музыке. В конце своего правления, он начал относиться с подозрением к фамилии Бармекидов и в 803 г. одних членов ее заключил в темницу, других – казнил. Не пощажен был даже и любимец его Джафар, постоянный спутник его знаменитых ночных прогулок по Багдаду, с целью разузнавать, что делается в его государстве. С этого времени одно восстание следовало за другим и империя калифа сделалась театром междоусобиц, подорвавших благосостояние населения. Умер 809. Г. прославлен в различных песнях и особенно в рассказах «Тысяча и одна ночь».

Гаруспиции

Гаруспиции – (Haruspices) – название гадателей у древних римлян. Они происходили из Этрурии, где, кроме гаданий по внутренностям жертвенных животных, занимались толкованием молнии и других чрезвычайных явлений. В Риме, где уже действовала государственная коллегия авгуров, на долю Г. осталось преимущественно первое из этих гаданий. Действовали долгое время и при христианских императорах.

Гаршин (Всеволод Михайлович)

Гаршин (Всеволод Михайлович) – один из наиболее выдающихся писателей литературного поколения семидесятых годов. Род. 2 февр. 1856 г. в Бахмутском уезде, в старой дворянской семье. Детство его было не богато отрадными впечатлениями; в его восприимчивой душе, на почве наследственности, очень рано стал развиваться безнадежно мрачный взгляд на жизнь. Немало этому содействовало и необыкновенно раннее умственное развитие. Семи лет он прочел «Собор Париж. Богоматери» Виктора Гюго, и перечитав его 20 лет спустя, не нашел в нем ничего для себя нового. 8 и 9 лет он зачитывался «Современником». В 1864 г. Г. поступил в 7 спб. гимназию (теперь первое реальное учил.) и по окончании в ней курса, в 1874 г., поступил в горный институт. В 1876 г., он совсем уже собрался отправиться добровольцем в Сербию, но его не пустили, потому что он был призывного возраста. 12 апреля 1877 г. Г. сидел с товарищем и готовился к экзамену из химии, когда принесли манифест о войне. В ту же минуту записки были брошены, Г. побежал в институт подавать просьбу об увольнении, а чрез несколько недель он уже был в Кишиневе, вольноопределяющимся Волховского полка. В сражении 11 августа под Аясларом, как гласила официальная реляция, «рядовой из вольноопределяющихся В. Гаршин примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу». Рана была неопасная, но в дальнейших военных действиях Г. уже участия не принимал. Произведенный в офицеры, он вскоре вышел в отставку, с полгода пробыл вольнослушателем филологического факультета петербургского университета, а затем всецело отдался литературной деятельности, которую, незадолго до того, начал с блестящим успехом. Еще до своей раны, он написал военный рассказ «Четыре дня», напечатанный в октябрьской книжке «Отечественных Записок» 1877 г. и сразу обративший на себя всеобщее внимание. Последовавшие за «Четырьмя днями» небольшие рассказы:"Происшествие", «Трус», «Встреча», «Художники» (также в «Отеч. Зап.») укрепили известность молодого писателя и сулили ему светлую будущность. Душа его, однако, все более и более омрачалась и в начале 1880 г. появились серьезные признаки психического расстройства, которому он подвергался еще до окончания гимназического курса.

Сперва оно выражалось в таких проявлениях, что трудно было определить, где кончается высокий строй души и где начинается безумие. Так, тотчас после назначения гр. Лорис-Меликова начальником верховной распорядительной комиссии, Гаршин отправился к нему поздно вечером и не без труда добился свидания с ним. Во время разговора, продолжавшегося более часу, Гаршин делал весьма опасные признания и давал весьма смелые советы всех помиловать и простить. Лорис-Меликов отнеся к нему чрезвычайно ласково, с такими же проектами всепрощения Г. поехал в Москву к обер-полициймейстеру Козлову, затем отправился в Тулу и пешком пошел в Ясную Поляну к Льву Толстому, с которым провел целую ночь в восторженных мечтаниях о том, как устроить счастье всего человечества. Но затем душевное его расстройство приняло такие формы, что родным пришлось поместить его в харьковскую психиатр. клинику. Пробыв в ней некоторое время, Г. поехал в херсонскую деревню дяди по матери, оставался там 1,5 года и, совершенно выздоровевши, в конце 1882 г. приехал в Петербург. Чтобы иметь определенный нелитературный заработок, он поступил в контору Аноловской бумажной фабрики, а затем получил место в общем съезде русских железных дорог. Тогда же он женился и чувствовал себя вообще хорошо, хотя по временам у него и бывали периоды глубокой, беспричинной тоски. В начале 1887 г. показались угрожающие симптомы, болезнь развилась быстро, и 19 марта 1888 г. Г. бросился с площадки 4 этажа в просвет лестницы и 24 марта умер. Выражением глубокой горести, вызванной безвременною кончиною Г., явились два сборника, посвященных его памяти: «Красный Цветок» (СПб., 1889, под ред. М. Н. Альбова, К. С. Баранцевича и В. С. Лихачева) и «Памяти В. М. Гаршина» (СПб., 1889, под ред. Я. В. Абрамова, П. О. Морозова и А. Н. Плещеева), в составлении и иллюстрировании которых приняли участие наши лучшие литературные и художественные силы.

В чрезвычайно-субъективном творчестве Г. с необыкновенною яркостью отразился тот глубокий душевный разлад, который составляет самую характерную черту литературного поколения 70-х годов и отличает его как от прямолинейного поколения 60-х годов, так в от поколения новейшего, мало заботящегося об идеалах и руководящих принципах жизни. По основному складу своей души Гаршин был натура необыкновенно гуманная и первое же его художественное создание – «Четыре дня» – отразило именно эту сторону его духовного существа. Если он сам пошел на войну, то исключительно потому, что ему казалось постыдным не принять участия в освобождении братьев, изнывавших под турецким игом. Но для него достаточно было первого же знакомства с действительной обстановкой войны, чтобы понять весь ужас истребления человеком человека. К «Четырем дням» примыкает «Трус» – такой же глубоко-прочувствованный протест против войны. Что в этом протесте не было ничего общего с шаблонною гуманностью, что это был крик души, а не тенденция в угоду тому лагерю, к которому примкнул Г., можно видеть из самой крупной «военной» вещи Г. – «Из записок рядового Иванова» (превосходная сцена смотра). Все, что писал Г., было как бы отрывками из его собственного дневника: он не хотел пожертвовать в угоду чему бы то ни было ни одним чувством, которое свободно возникло в его душе. Искренняя гуманность сказалась и в рассказе. «Происшествие», где, без всякой сентиментальности, он сумел отыскать человеческую душу на крайней ступени нравственного падения.

Рядом с все проникающим чувством гуманности, в творчество Гаршина, как и в нем самом, жила и глубокая потребность в деятельной борьбе со злом. На этом фоне создался один из наиболее известных его рассказов: «Художники». Сам изящный художник слова и тонкий ценитель искусства, Г. в лице художника Рябинина показал, что нравственно-чуткий человек не может спокойно предаваться эстетическому восторгу творчества, когда кругом так много страданий. Всего поэтичнее жажда истребить неправду мира сказалась в удивительно гармоничной сказке «Красный цветок», сказке полубиографической, потому что и Г., в припадке безумия, мечтал сразу уничтожить все зло, существующее на земле. Но безнадежный меланхолик по всему складу своего духовного и физического существа, Г. не верил ни в торжество добра, ни в то, что победа над злом может доставить душевное равновесие, а тем более счастье. Даже в почти юмористической сказке «То чего не было» рассуждения веселой компании насекомых, собравшихся на лужайки потолковать о целях и стремлениях жизни, кончаются тем, что приходить кучер и сапогом раздавливает всех участников беседы. Рябинин из «Художников», бросивших искусство, «не процвел» и пошедши в народные учителя. И это не из-за так называемых «независящих обстоятельств», а потому, что интересы личности в конце концов тоже священны. В чарующе-поэтической сказке «Attalea princeps» пальма, достигнув цели стремлений в выбившись на «свободу», со скорбным удивлением спрашивает: «и только-то»?

Художественные силы Г., его уменье живописать ярко в выразительно, очень значительны. Немного он написал – около десятка небольших рассказов, но они дают ему место в ряду мастеров русской прозы. Лучшие его страницы в одно в то же время полны щемящей поэзии и такого глубокого реализма, что напр. в психиатрии «Красный Цветок» считается клиническою картиною, до мельчайших подробностей соответствующей действительности. Написанное Г. собрано в трех небольших «книжках» (СПб., 1882 и позже). Все они выдержали по несколько изданий. Большим успехом пользуются повести Г. и в многочисленных переводах на нем" франц., англ. и др языки.

С. Венгеров.