Текст книги "А я люблю женатого"

Лариса высвободилась из его рук.

– Я рожать к вам приеду! В Германии ведь хорошие врачи?

– О как! – растерялся Даник. – Вот это номер! Приезжаешь повидать красивую женщину, а она, оказывается, в разгаре беременности!

Лариса сурово посмотрела на однокурсника.

Он поспешно поцеловал ей руку:

– Прости, я сказал пошлость! Прости, милая!

Подойдя к дому Ларисы, Ника услышала за окном мастерской музыку, смех. Приподнявшись на цыпочки, заглянула и увидела… Стоит посреди мастерской Лариса, а ее обнимает за плечи красавец.

– Ну и тихоня, – разозлилась Ника. – Значит, папа у нее не единственный!

Она прильнула к стеклу, пытаясь расслышать, о чем говорят Лариса и ее гость.

…– Ну ты что? Мы же просто старые друзья. У тебя кто-то есть?

– Да. И я его очень люблю, – твердо сказала Лариса.

Даник занервничал, стал ходить по мастерской широкими шагами.

– Господи, как я переживал, когда ты вышла замуж за этого… – он посмотрел на портрет мужчины, – …за этого Сергея Васильевича. Старый, прости, козел и лучшая девчонка курса… Я просто взбесился.

– Не смей так! – остановила она.

– Я сначала думал, что это брак по расчету. Это утешало. Он все-таки был тогда знаменитостью. А когда понял, что брак-то по любви, по любви взаимной, так вообще чуть не удавился.

– Не надо об этом, Даня.

– Еще раз прости! Господи, я совсем забыл!

Даня кинулся к подаркам, которых он принес в изобилии. Извлек бутылку дорогого вина и прелестную винтажную шляпку.

– Ну-ка, примерь! Тебе всегда нравились такие штучки.

Лариса надела шляпку. Это была абсолютно ее вещь. Эдакое ретро, с бисером, перышками и вуалеткой.

– Носи на здоровье и дай мне штопор! Нам надо выпить вина! – скомандовал Даник.

Лариса кинулась за штопором, а Ника поудобнее устроилась на выступе окошка, чтобы подглядывать дальше. Ей непременно надо знать, что это за герой-любовник!

Она увидела, как они чокаются. Как пьют вино.

– А кто он, тот, кого ты любишь? – спросил гость.

– Он Олег. И он один-единственный за все эти годы, – улыбнулась Лариса.

– Сильно! Ну давай за него. Ну и за мою женушку Гретхен. Она славная, она тебе понравится. Сейчас здесь, в Москве, бегает по музеям. Как нибудь приведу ее к тебе. Нет, правда, приезжай к нам! С визой помогу в два счета. Я не рисую давно, но ты знаешь, у меня все везде схвачено. Давай, Ларисочка, выпьем… не за Олега и не за Гретхен. За тебя!

Он выпил до дна. Лариса задумчиво вертела бокал в руке.

– Все могло быть по-другому у нас с тобой, – вдруг тихо сказал Даник. – Ты никогда об этом не думала? Я ведь любил тебя все эти годы. И помнил… Все могло быть по-другому!

– Да, но тогда бы ты не жил в Германии, не имел возможности путешествовать и пользоваться состоянием своей жены… – также тихо проговорила Лариса. – Знаешь, мне однажды подарили фразу «Все будет так, как надо, даже если будет иначе». И я ею дорожу.

Даник повторил:

– «Все будет так, как надо, даже если будет иначе». Как печально. И как правильно!

Он снова поцеловал руку Ларисы.

И тут Ника не выдержала, вбежала в подъезд и забарабанила в дверь маленькими крепкими кулачками.

Даник и Лариса вздрогнули.

– Ой, это Олег, – обрадовалась Лариса, – я вас познакомлю!

Она распахнула дверь. На пороге стояла Ника. Лариса улыбнулась ей:

– Проходи!

– Здрасьте, я заниматься приехала, вы обещали! – сказала девочка.

– Да! Конечно! – и обернулась к гостю: – Рекомендую тебе мою самую талантливую ученицу, Даниил. Зовут ее Вероника. Сейчас принесу ее работы! – И ушла в глубь мастерской.

Девочка и Даник остались одни.

– Вы не здешний? – спросила Ника.

– Здешний. Просто живу за границей, – приветливо ответил Красавец.

– Вы Ларису заберете с собой? – обрадовалась девочка.

– Боюсь, она не захочет. А вот кое-какие работы ее заберу. И твои тоже, если мне понравятся.

– К ней вчера хахаль приехал из Германии. Ничего чувачок. Смазливый и не бедный, – рассказывала Ника Славке.

– Ну?

– Отказала. – Ника удовлетворенно кивнула. – Нет, тоже понятно – отец мой повиднее будет. Дураковатый этот Даник. Он ей не пара.

– Да ты на нее посмотри хорошенько, кто она такая? Одета как чучело гороховое.

– Неправда! – закричала Ника. – Никакое она не чучело! Это стиль! Как ты не понимаешь, Лариса очень стильная.

– Это что же, ты ее защищаешь?

– Нет, но даже у врага можно научиться чему-то хорошему.

– Да, например носить длинные юбки. Офигеть! – ехидно улыбнулся Слава, поглядев на новую юбку Ники, сшитую на манер Ларисиных любимых – длинных, почти до полу.

– Юбка – это очень женственно! Я никогда в жизни еще не носила юбок, – вступилась Ника за свой новый наряд, а заодно как бы и за Ларису.

– Ой, мне смешно! – захихикал Слава. – Она теперь ее защищает! Держите меня сто человек!

– Раз тебе смешно – можешь убираться! – рассердилась девочка. – Понял?

– Да и не больно ты нужна! Не подойду к тебе сто лет!

– Ну и не подходи!

Лихо! Никогда они так не ссорились. Никогда! С самого первого класса!

Не прошло и дня…

Ника сидела за столом и рисовала. Теперь в любую свободную минуту она непроизвольно бралась за карандаш или кисточку. И начинала творить! Это происходило как-то волшебно, само собой. И ей нравилось нарисованное.

Сейчас она рисовала. Женское лицо. Большие глаза. Печальные. Кудри над бровями. Кто это? Ника удивилась, обнаружив, что портрет ужасно похож… на Ларису!

В этот момент в дверь комнаты просочился Слава.

– Ну и что? Сто лет прошло? – спросила Ника, перевернув рисунок.

– Девяносто девять. У тебя пропусков по математике до фига. Классная накатала письмо твоей маме. На, я его выкрал. Вот! – Слава протянул ей листок бумаги, исписанный злыми каракулями их классной руководительницы.

Ника разорвала послание на тысячу мелких кусочков.

– Думаешь, это решение вопроса? – усмехнулся Слава. – Ты весь месяц пропадаешь в этой художественной школе, как будто тебе и впрямь надо научиться рисовать! Я не понял, ты проникла туда зачем?

– Я не буду отвечать на твои вопросы! – Ника отвернулась. Но потом, вспомнив, что Славка, рискуя собственной шкурой, принес ей выкраденное письмо, пожалела его. – Ты друг! Прости, что я ору! Ладно, Слав?

– Да это у тебя от Татьяны Борисовны. Наследственное, – вздохнул мальчик. – А чего ты рисовала? – он кивнул на перевернутый рисунок.

– Потом! Потом покажу, – Ника улыбнулась как можно более приветливо. – Пошли лучше гулять, а?

Они помирились.

Взъерошенный Олег ходил по мастерской.

– Почему я никогда ничего не слышал про этого Даника и про Германию!

– Разве это так важно? Я с тобой про другое хотела поговорить, Олег! – Лариса печально посмотрела на возлюбленного.

Шло время, а она все никак не могла признаться, что ждет ребенка. Сказать необходимо! Но как?! Олег не переставал возмущаться визитом Даника. Лариса сама честно рассказала – приходил однокурсник, который был в нее когда-то влюблен. Попросил картины для выставки в его галерее…

Олег нервничал. Он вспомнил, что видел фотографии Даника. Приятель Ларисы был слишком хорош собой, чтобы не вызвать ревности. И Олег откровенно ревновал. Ходил по мастерской Ларисы как медведь в клетке. Говорить с ним сейчас было бы делом трудным. А тут еще он заметил шляпку с вуалью – подарок Даника.

– Это что за безвкусная вещица? Он подарил? – спросил Олег, брезгливо взяв двумя пальцами несчастную шляпку.

– Да, он. Не хочешь, я не стану ее носить. Олег, послушай, мне надо с тобой поговорить…

– Мне тоже! Как ты к нему относишься, к этому Данику? Ты до сих пор… – он потряс шляпкой у лица Ларисы.

– Да нет, брось о нем думать! Мне надо поговорить о другом! – просила Лариса, но любимый не слышал ее.

– Ну и вкус у твоего приятеля!

Швырнув шляпку, Олег сел на диван и погрузился в мрачное молчание.

– А как же я? Как? Как? – наконец спросил он. – Почему ты не подумала, что мне это неприятно и больно!

Лариса хотела возразить, что ей тоже неприятно и больно от того, что она не жена, а любовница. Что каждый день в двадцать ноль-ноль он покидает ее, уходит к себе домой. Но она промолчала. Обняла несчастного Олега, запутавшегося, слабого, но такого родного.

– Ты ведь останешься у меня сегодня?

– Не могу, она меня живьем сожрет, – чуть не заплакал Олег. – Потерпи, пожалуйста. Очень прошу!

«Потерпи…» Она привыкла терпеть. И в этот вечер так ничего и не рассказала Олегу…

На другой вечер Лариса ждала его, но вместо возлюбленного явилась Ника. Не гнать же ее! Усадила девочку пить чай.

Горела свеча в витом подсвечнике. Ника распаковывала принесенные пирожные, а Лариса безмолвно и неподвижно сидела за столом.

– Шла мимо. Дай, думаю, зайду. Как чувствовала, что вы тут одна кукуете. А почему бы вам не поехать с Даниилом? Он такой красивый. И, видимо, успешный. Вы его давно знаете?

– Учились вместе.

В дверь постучали. Лариса вздрогнула.

– Это Олег! Он все-таки пришел! Я сейчас тебя с ним непременно познакомлю.

Птичкой она полетела к двери. Но Веронику не радовала перспектива встречи с отцом – она нырнула под стол.

К счастью, это был не Олег, а дворник.

– Лариса Дмитриева, – галантно сказал он, – вы, голубушка, свою стремянку оставили во дворе. Я ее нашел и принес.

– Спасибо! Большое спасибо, – скрыв разочарование, приветливо проговорила Лариса.

Увидав дворника, Ника радостно вылезла из под стола.

– Мне, конечно, неловко, – продолжал дворник, – но не могли бы одолжить мне эту стремянку, на пару дней?

– Да, конечно, берите-берите.

– И где же ваш Олег? – с иронией спросила Ника, выбравшись из-под стола. – Не придет, видно, сегодня. Знаете, мне кажется, он какой-то несерьезный. То доканывает вас звонками, а то пропадает. Тут дело не чисто!

Лариса укоризненно посмотрела на Нику, но промолчала.

– Ладно, давайте я пока картины упакую, которые Даник отобрал для выставки, – «подлизалась» к ней Вероника. – Он сказал, что придет за ними в понедельник. Давайте, давайте, а то вы сами не управитесь.

– Спасибо! – улыбнулась Лариса, – ты меня балуешь!

На другой день Ника со Славкой отправились в любимое кафе. Ели мороженое, слушали музыку и продолжали обсуждать свои проблемы.

– Короче, эти картины можно смело полить кислотой. Она разъест их насмерть, и никакой выставки в Берлине. Кислота есть у нас в гараже, – радостно сообщил Славка.

– Нет. Там и мои работы тоже, – сказала Ника.

– Ну ты даешь! Ты же хотела быть экономистом!

– Мама так хотела. Не я.

– Поедешь в субботу на рыбалку? Говорят, будет тепло! А?

– Не могу. Я с Ларисой на дачу еду. – Ника отвернулась к окну. – У нее домик есть, она там давно не была. Надо его проведать перед зимой.

– О! Не хочешь картины портить, можно ей дачу подпалить! – обрадовался Славик. – Жаль, конечно, что ты на рыбалку не поедешь, но мать твою спасти важнее! Давай дуй на эту дачу и там…

Ника удивленно посмотрела на Славика:

– Да не буду я устраивать никакого пожара! Мы природу писать будем! Там места красивые!

– Блин, я не понимаю! Ты же сама предлагала устроить Ларисе райскую жизнь в кавычках. Пожар на даче – это круто. А ты про какие-то пейзажи!

– Я подумаю над твоим предложением! – сказала Ника, чтобы он отстал.

– Чего тут думать? Дело делать надо! – не унимался друг.

– Я подумаю! – пообещала Вероника и вдруг поняла – ей просто хочется поехать с Ларисой на дачу. Не из-за отца. Не из-за того, чтобы выручить маму. А просто потому, что с Ларисой хорошо. Она умница. С ней легко и комфортно. И еще – она талантлива. Ее картины, наполненные солнцем, согревают душу.

Олег и Лариса в мастерской. Все было привычно.

Она рисовала. Он перебирал струны на гитаре. Пел в полголоса. Потом отложил гитару:

– Слушай, а давай в воскресенье махнем на природу. Я в Интернете прогноз смотрел. Тепло! Последние теплые денечки, дальше морозы! И главное, – он улыбнулся от счастья, – у Тани в воскресенье на весь день совещание – очень удобный день.

– Нет, не могу, прости. Мне бы за дачей приглядеть, – тихо сказала Лариса.

– Хорошо! Поехали на твою дачу. Далеко, правда, но ничего.

– Со мной едет один человек… – робко начала Лариса.

– Так-так, это кто же у нас такой прыткий? А? Я ревную! Твой немецкий дружок?

– О, этого на природу калачом не выманишь! – засмеялась Лариса. – Нет. Не он, успокойся. Я говорила тебе про девочку. Моя ученица, очень талантливая. Она много мне рассказывает про свою счастливую семью, а у самой глаза грустные. У меня нет своих детей, Олег, вот я и… очень привязалась к ней.

Олег подошел, обнял Ларису за плечи.

– А я вот к тебе привязался. Насмерть привязался. Ты что-то хотела сказать все эти дни. Что-то очень важное, а?

Он начал целовать Ларису в шею. Потом притянул ее к себе…

Она выронила из рук кусок угля, которым рисовала свою картину.

– Вот вернемся с дачи, тогда расскажу непременно… – пообещала Лариса.

– Да, – тихо прошептал Олег, целуя ее в газа, в шею, в губы.

Он не видел картины, которую нарисовала Лариса за те полчаса, что он бренчал на гитаре. А нарисовала она на бумаге углем одинокую девушку, что сидит в постели у открытого окна. И ждет, ждет, ждет кого-то или чего-то. И это вечное грустное ожидание утомило ее, вымотало. И иссушило.

Ждать и надеяться – два самых трудных занятия в жизни…

Из электрички повалили дачники. Среди них Лариса и Ника, груженные этюдниками, провизией. Ника солгала, что отпросилась у родителей на два дня, а Лариса поверила, потому как сама врать не научилась.

Ей было не по себе сегодня. Ника это заметила – Лариса бледна, идет медленно. «Переживает, наверное» – подумала Ника. И сказала:

– Давайте я понесу ваш этюдник и сумку, а рюкзачок лучше наденьте на спину, так ведь удобнее. Господи, вы прямо как ребенок! Как бы вы без меня сюда доехали, не знаю.

Нагруженная добром девочка зашагала по проселочной дороге к деревеньке, Лариса еле поспевала за ней.

– А вот и мой домик! – показала она.

Из-за забора старой деревянной дачи доносилась громкая музыка.

– Что это? Почему у вас играет музыка? – насторожилась Ника.

– Не знаю, – пожала плечами Лариса.

– А это точно ваш домик, вы не ошиблись?

Лариса покачала головой.

Ника открыла калитку, сбросив у забора тяжелую ношу.

Во дворе с комфортом расположился молодняк – три парня и две девицы. Жарили шашлыки, пили пиво. Самый старший из них качался безмятежно в кресле-качалке на веранде. Орал магнитофон.

Лариса замерла от неожиданности, а Ника смело шагнула вперед. Первое, что она сделала – нажала клавишу магнитофона. Музыка умолкла.

– Здравствуйте, господа! – храбро сказала девочка. – У вас есть пять минут, чтобы покинуть чужую территорию.

Лариса схватила ее за плечо:

– Не надо, ради Бога, пойдем обратно. Ты же видишь, сколько их! Это хулиганы какие-то!

– Я вижу, что хулиганы. Тем хуже для них!

Вероника не собиралась отступать. Парень в кресле-качалке усмехнулся:

– Это кто к нам в гости приехал?

– Законные владельцы замка! Принцесса и ее фрейлина, – показала Ника на себя и Ларису. – А вы, я вижу, замочек в калиточке выломали, в дом проникли незаконно. Плохо, мальчики! Уголовщиной пахнет.

– Это что за сопля? – поинтересовался другой парень.

– Соплю зовут Ника Круглова. Советую свернуть манатки и убраться за пять минут.

– Она любит давать советы, – насмешливо сказал парень друзьям. – А мы тебе советуем самой убираться отсюда подобру-поздорову! А то ведь не посмотрим на то, что ты еще сопля, девочка, и так отметелим! Вали отсюда и тетку свою забирай.

Ника схватила головешку из горящего костра.

– Считаю до трех! – Она смело пошла на «захватчиков». – Лариса Дмитриевна, звоните пока в милицию.

Парни такого натиска не ожидали, попятились, но один попытался кинуться к Нике, выбить из рук факелок. Она очень умело опрокинула его точным борцовским броском.

– Э, ребята, пошли отсюда! Она ненормальная. Валим, говорю! – скомандовал главарь – тот, что качался в кресле на веранде.

Компания быстро схватила свои пожитки, смылась мгновенно.

Лариса не могла пошевелиться от растерянности.

– Ты… Ты сошла с ума…

– Нет! Я как раз совершенно вменяемая. Это у вас надо спросить, почему дом не охраняется? Вы даже собственницей по-человечески быть не можете. Они бы могли у вас запросто оттяпать хату, а вы б и молчали!

– А это ты где освоила – бросок через бедро? – вдруг спросила Лариса почти восхищенно.

– А! – просияла Ника. – Славка, мой друг, год назад борьбой занимался, обучил паре приемов. Ну чего, добро пожаловать в ваш замок, принцесса!

… Войдя в дом, обе ахнули. Здесь все было перевернуто вверх дном.

– Не парьтесь! Главное, что стены на месте! – весело сказала Ника.

Она чувствовала, что Ларисе плохо, а потому взяла на себя всю черную, тяжкую работу, приговаривая:

– Ничего, ничего! Мне полезно!

Подмела пол. Вынесла чужие бутылки. Вытерла пыль со старой полурассохшейся мебели. Завела часы над камином. И даже дрова наколола, чтобы тот камин растопить.

Вечером они сидели у камина, было тепло и уютно, несмотря на то, что за окном завывал ветер. Лариса перемешивала тлеющие угли.

– С тех пор как Сергей Васильевич умер, я приезжаю сюда редко, дом совсем рассохся. А так, бывало, здесь целое лето проводили. Места очень красивые. Лес, речка, – рассказывала Лариса.

– Значит, вот откуда ваши пейзажи.

– Ну да. Энергетика у дома была хорошая. Гостей всегда много…

– А давно он умер? Ну, этот муж ваш?

– Восемь лет назад. Знаешь, если любишь человека, он уходит только физически. Ты не можешь к нему прикоснуться, услышать его голос, но он все равно с тобой…

– Так и у вас получилось?

– Да, – вздохнула молодая женщина. – Я долго-долго была одна. Совсем одна. И не представляла никого рядом с собой. Дай Бог тебе, девочка, никогда не узнать, что такое одиночество.

Ника села поближе:

– А потом?

Лариса долго молчала, глядя на разгорающийся огонь – девочка только что подбросила в камин несколько поленьев.

– Скажите, я опять устраиваю допрос? – виновато спросила Ника.

– Да нет… Потом я встретила его. Второго мужчину за всю мою жизнь… И поняла, что жизнь эта только начинается. И еще поняла, что мы такие одинаковые. Даже страшно. Я не успеваю подумать – а он уже мысль мою произносит. И стихи любит те же, что и я.

Лариса вдруг как на исповеди стала рассказывать, как они с Олегом познакомились, как она пригласила его к себе в мастерскую, как он читал ей первый раз стихи и как совсем по-юношески смутился, когда она его первый раз сама поцеловала.

Ника слушала, а потом вдруг спросила так зло, что Лариса растерялась, откуда ей взяться, такой злости у тринадцатилетней девочки?

– Что же вы с ним не живете? Что же вы не выходите за него замуж, не варите ему кашу, не рожаете ему детей? Вы так дорожите своей свободой?

– Я раньше дорожила. А теперь – нет, – честно ответила Лариса. – Я свободна. Он не свободен. Он женат. Давно женат. Она попыталась улыбнуться. «…Парней так много холостых, а я люблю женатого». Как в песне поется, так и у меня в жизни.

– И у него есть дети? – вдруг подозрительно спросила Ника.

– Да. Дочь. Кажется, твоих лет.

– И он вам никогда-никогда про нее ничего не рассказывал?

Лариса отрицательно покачала головой.

– Нет! Да и какое это имеет значение.

– Его Олег зовут? – с вызовом спросила Вероника.

– Откуда ты знаешь?

– Просто он тогда вам слишком настойчиво названивал. Обычные знакомые не бывают такими… настырными.

– Да. Я люблю женатого. Его зовут Олег. И он ничего не изменит в своей жизни. И я это знаю. Но мне все равно так хорошо, что он есть.

Ника встала и склонилась над Ларисой:

– Но ведь вы – воровка!

Лариса не поверила своим ушам.

– Что?

– То, что слышали! Вы воровка. Вы просто воруете чужое счастье. Свое не нажили, а вот так, как эти пацаны, заняли чужой домик, качаются в чужом кресле-качалке, шашлык в чужом дворе жарят. Так и вы поступаете!

– Не надо, пожалуйста. В жизни все сложнее, чем ты думаешь, – попыталась возразить Лариса. Она не понимала, почему оправдывается перед этой девчонкой.

Но Ника не сдавалась:

– Сложно? Просто некоторые за этой сложностью прячут свои комплексы. Вы не умеете жить. Денег у вас не водится, хотя картины рисовать вы умеете здорово. Свободных мужиков вам поймать не удается, вот вы и шарите по чужим гнездам. И сами знаете, кто вы такая, раз строите свое счастье на чужом горе и чужих слезах…

Накричавшись, Ника обернулась и увидела, что Лариса плачет.

– Плачьте, плачьте, правда – она глаза колет!

– За что ты меня ненавидишь? – всхлипнула Лариса.

Ника внимательно посмотрела на нее – неужели и теперь не догадается?

– Если бы ненавидела, ничего этого не сказала. Ну вот, съездили на дачу… Отдохнули…

Она встала, натянула пальто, взяла рюкзачок:

– Я поеду. Есть еще ночная электричка.

Лариса преградила ей путь:

– Нет, я не разрешаю тебе! Никуда ты не уедешь! Потому… потому что ты права, во всем права. И я прощаю тебе твою дерзость. И то, что ты лезешь в мою жизнь, тоже прощаю. В конце концов, я сама пустила тебя…

Ника перебила ее:

– Это не ты пустила меня. Это я захотела прийти. Чтобы узнать тебя поближе. И знаешь, зачем?

– Зачем? – еле слышно спросила Лариса.

– Потому что Олег – это мой папа! – тихо, но очень внятно проговорила девочка.

– Как? Ты же Круглова, а он – Нечаев. Ничего не понимаю! Зачем ты мне лжешь? Зачем ты это придумала, Ника? – Лариса хваталась как утопающий за соломинку. Ну, конечно же, она это придумала! Это просто злой розыгрыш!

– Нет. Я ничего не придумала. Я не лгу! Я ношу мамину фамилию. Она так захотела. Я и рисовать научилась, чтоб поближе узнать тебя. И в художественную школу пришла за этим. И все это время ходила к тебе только для того, чтобы узнать поподробнее всю твою жизнь! Теперь все понятно?

У Ларисы подкосились ноги.

– Да, – сказала она помолчав, – теперь мне все ясно. Ты уедешь утром. Одна. В девять ноль-ноль электричка. Вот тебе деньги на билет…

– Спасибо, у меня есть. И мне от вас ничего не надо!

– Я… пойду к себе!

Лариса едва держалась на ногах и оттого, что плохо себя чувствовала, и от пережитого только что ужаса, и оттого, что теперь было совсем уж непонятно, как жить дальше. И надо ли?

– Меня не буди, хочу выспаться. И не ходи в мою комнату. Я лягу на втором этаже. А ты спи тут. Вот плед.

Она ушла. Ника видела, что Лариса еле-еле поднялась по лестнице.

«Что же я наделала!» – с ужасом подумала Ника. Ей и самой теперь было страшно…

Таня пила валокордин и орала на мужа:

– Ты понимаешь, какой ты ей пример подаешь, если она с тринадцати лет шляется? А? Это все ты! Ты! Насмотрелась на папашу и туда же! Яблоко от яблони…

– Я вспомнил! Она предупредила, что поехала с друзьями на дачу, – спокойно сказал Олег, продолжал смотреть телевизор, там шел ответственный футбольный матч.

– С друзьями? В тринадцать лет на дачу? Ты представляешь, что это такое? Чем это пахнет, а? Они уже с этих лет изучают Камасутру на практике! Немедленно звони в милицию!

– Я ей верю. Она не наделает никаких глупостей! Я ей доверяю. И не буду ее подставлять. Я обещал…

– Что ты обещал? – подскочила Татьяна к супругу. – Звони, кому сказала, ты, ничтожество, ни на что сам не спосо…

Она не успела закончить фразу. Всегда спокойный, Олег вдруг быстро вскочил и так толкнул ее, что Таня отлетела на диван.

– Ты? Ты… посмел? – удивленно прошептала она.

– Да! Впервые за двадцать пять лет – я посмел! Я! – закричал Олег. Таня никогда не видела его кричащим. – И не смей звонить в милицию. С Никой все будет нормально. Я сам ее привезу, если надо!

Он ушел из дому, громко хлопнув дверью.

Ночью было тепло. Тлели угли в камине. И плед был уютным. Но Ника не могла спать. Она мучалась, ворочалась с боку на бок и наконец решилась – встала, открыла дверь, вышла к лестнице. Что бы ни было, она хочет поговорить с Ларисой! Ей нужен этот разговор больше всего на свете! Она обидела Ларису, оскорбила ее. А ведь Лариса так добра была к ней все это время. Надо идти!

Ника в темноте осторожно поднималась по ступеням. Вот и дверь Ларисиной спальни. Она постучалась – никто не ответил. Тогда Ника вошла в комнату. И увидела…

Лариса лежала на полу с закрытыми глазами. В постель она не ложилась, кровать так и осталась застеленной. Девочка включила свет, наклонилась:

– Лариса Дмитриевна, Лариса!

Она била ее по щекам, пытаясь привести в чувство, но Лариса не открывала глаз, лишь тихо постанывала. Ника увидела рядом с Ларисой пустые упаковки лекарств. Их было много…

– Господи, зачем ты это сделала? Лариса, Лариса!

Она метнулась за мобильным, быстро набрала номер:

– «Скорая», примите вызов! Срочно, срочно, вы слышите, срочно!

«Скорая» мчалась по ночному городу. Лариса не приходила в себя. Ника сидела в машине, кровь судорожно стучала в ее висках…

Она ждала бесконечно долго, почти всю ночь. Только под утро в пустой коридор больницы вышел немолодой уставший врач.

Ника сидела в уголочке на кушетке, прижавшись к стене.

Врач подсел рядом.

– Ты кем ей будешь?

– Я… я племянница, – шмыгнула носом девочка.

– И что ж, из взрослых никого?

– Я уже взрослая. Мне скоро четырнадцать. А других родственников у нее просто нету.

– М-да… Даже не знаю как сказать.

– Скажите, что она будет жить, пожалуйста!

– Жить будет, детка. Интоксикация сильная. Таблеток она наглоталась снотворных. Ну, она-то выкарабкается, а вот ребенок… – врач вздохнул.

– Какой ребенок? Чей ребенок? – не поняла Ника.

– Беременная была твоя тетя. Ну как тебе объяснить? Ты говоришь, что уже большая… Плод погиб.

– Плод погиб, – почти беззвучно повторила Вероника. И тут до нее начало доходить случившееся. – У нее должен был кто-то… родиться? Послушайте, но у нее даже не было большого живота!

Врач усмехнулся:

– Это потому, детка, что срок маленький, всего четыре месяца.

– Умер ее ребенок? А как же теперь? А больше у нее никогда не может быть детей?

– Вряд ли, если честно, – опять вздохнул сердобольный доктор. – Возраст-то не девичий. И здоровье не ахти… Ну а так – через неделю выпишем твою тетю. Ты уж за ней присмотри, если больше некому. Чтоб таких кошмаров больше не повторялось.

– А можно мне сейчас к ней? – вскочила Ника.

– Нет! – твердо сказал доктор. – Ни сегодня, ни завтра я тебя к ней не пущу! Ты это учти! Иди-ка домой. Метро уже открылось.

Врач ушел, а Ника долго смотрела ему вслед, пытаясь осмыслить произошедшее.

Она подъехала к дому как раз в то время, когда Слава, живший в соседнем подъезде, шел в школу. Он обрадовался, увидев Нику.

– Эй, ты где пропадаешь? И откуда идешь в такую рань?

У Ники не было сил говорить.

– Что, язык проглотила? А! Дачу подожгла и от ужаса лишилась дара речи? – засмеялся Слава. – Я вспомнил, ты ж у этой тетки на даче была!

– Замолчи! – крикнула Ника.

Слава встревожился:

– Слушай, может у тебя дома что стряслось, а?

– Дома нормально. Лариса в больнице.

– Ух ты! Так ей и надо, – обрадовался мальчик. – Видишь, справедливость торжествует. Даже без нашего участия!

– Это я ее довела, понял? Это я виновата. Она отравилась. Таблетками. Она не хотела жить.

Ника упала на скамейку и разрыдалась.

Слава присел рядом.

– Ты что, ее жалеешь?

– А что, по-твоему, я должна танцевать от счастья?

– Ну, по крайней мере, не рыдать в три ручья. Может, она поумнеет и бросит твоего отца!

– А ты уверен, что это нужно? – снова закричала Ника. – Ты уверен, что людям надо портить жизнь, если они любят друг друга?

– Ты чего, Ника? Ты же мать предаешь! – обалдел Слава.

– Я никого не предаю.

– Нет, предаешь!

– Уйди, видеть тебя не хочу, понял? Убирайся и больше не подходи ко мне! – Ника толкнула его и побежала к подъезду.

Доктор сдержал свое слово, не пустил Нику к Ларисе ни на другой день, ни на третий.

Отцу девочка побоялась рассказать о случившемся, да он и не появлялся – сказал, что пока ночует у дяди Вити.

Ника жила в тревожном ожидании, жила с одной только мыслью – повидать Ларису, поговорить с ней.

Дома был страшный скандал. Мать, узнав про ее занятия живописью, разорвала все рисунки. А потом… потом отправилась к директрисе…

Директриса встретила Татьяну приветливо, они были одного поля ягоды! И сразу поняла суть проблемы. Она ласково улыбалась:

– Господи, ну будет все так, как вы хотите, милейшая Татьяна Борисовна! Мы никого силой не держим! Хотя не скрою, ваша дочь – способная девочка!..

– Плевать мне на ее способности, – перебила ее Татьяна. – Мне сегодня ее классная звонила. Одни прогулы! Математика – профилирующий предмет, а у нее две тройки. Куда же годится? Я требую, слышите, требую прекратить ее общение с этой особой!

– Не волнуйтесь, Татьяна Борисовна. Я вам сейчас расскажу кое-что интересное!

А в это время Ника входила в класс художественной школы.

Ларисы, конечно же, не было. Ника сразу почуяла что-то недоброе… И не ошиблась! Стая волков смотрела на нее, а не десяток девчонок-ровесниц.

– Что вам нужно?

Они уже окружили ее кольцом.

– Без году неделя у нас, а Лариса Дмитриевна с тобой только и нянчится, – усмехнулась одна из учениц.

– Думаешь, так и будет?

Кольцо вокруг Ники сжалось плотней.

– Думает, что она самая умная и Лариса Дмитриевна будет всегда за нее заступаться!

– Фиг ей! Вали ее, девчонки!

И они впрямь повалили ее на пол. И били ногами – жестоко, безжалостно. Ника почти не сопротивлялась, у нее не было сил…

Директриса же успокаивала разбушевавшуюся Татьяну:

– Ваши молитвы услышаны, Татьяна Борисовна. Особа эта вчера уволилась. Даже сама прийти не соизволила, по телефону объявила о своем уходе. Я никогда не питала симпатии к Ларисе Дмитриевне, уж поверьте! И прослежу, чтоб ваша девочка здесь больше не появлялась, если вам так угодно.

Таня чуть не расцеловала директрису и, попрощавшись, поспешила в класс.

Нику она нашла избитую, в изорванной одежде. Но жалеть не стала. И выяснять не стала, за что били ее девчонки. Взяла за руку, потащила к машине:

– Так тебе и надо, дуре. Садись в машину!

– Нет! – вырвалась из ее рук девочка. – Я больше тебя слушать не буду. Я буду жить так, как захочу. Я поеду к Ларисе.

– Давай, топай! Домой можешь не возвращаться! И знай, что ее уволили! Такая она чудная была, Лариса твоя. Ничтожество с дешевыми духами!

– Она не ничтожество, слышишь! – закричала Ника. – А ты изверг, ты настоящий изверг! Ты отцу жизнь испортила! Ты во всем виновата!

Таня не выдержала и использовала свой обычный метод – влепила Нике пощечину.

– Я тебе еще не такое покажу! Толик, да помоги же! – крикнула она водителю. – Держи ее!

– Не вопрос! – Толя выскочил из салона, метнулся за Никой.

Татьяна видела, как бежала по двору школы дочь, а за ней Толик. Он нагнал ее, но девочка с силой вырвалась, перемахнула через забор и крикнула матери:

– Ненавижу! Ненавижу тебя!

Татьяна рухнула на скамейку. Она еще не успела отойти от этого крика дочери, как позвонил Олег.

– Я ушел из дома. Больше не вернусь. Нике передай, если хочет меня видеть, я живу у Вити. Вот и все, Таня…