Текст книги "О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах"

Три

Пусть огонь поглотит меня, затопит вода, сокрушит лавина и высосет кровь чупакабра, – произнёс я, на мой взгляд, нечто совершенно бессмысленное, но количество возможных несчастий, очевидно, произвело впечатление на Артека, потому что он побледнел.

Я торжественно уколол его в кончик пальца и прижал палец к бумаге. А потом прижал и свой рядом.

Я подождал, пока капля крови высохнет, и положил бумагу в ящик.

– Подожди, подожди. – Артек пришёл в себя. – Покажи, что там написано.

– Да пожалуйста. – Я помахал бумагой перед его глазами, и Артек с подозрением посмотрел на неё.

– Что это? – спросил он, глядя на ряд знаков, напоминающих лысые деревца.

– Секретный алфавит, – сказал я.

На самом деле это были знаки, перерисованные из книги Толкина, которую брат дал мне почитать.

– Здесь перечислено всё то, что с тобой случится, если откроешь секрет, – пояснил я.

Артек посмотрел в окно и задумался.

Я попал в яблочко! Сохранение секрета было самым сложным испытанием для болтуна. Вся улица знала, что он ежедневно приходил в школу с какими-то очередными новостями.

– Я никому не скажу. – Он тяжело вздохнул и сел на стул.

Из спрятанного за книгами сегрегатора я достал рисунок и положил на стол.

– Это Чёрная Дыра, – сказал я. Уши Артека покраснели.

Мы закончили разговор, когда за окном начало темнеть.

– Почему вы сидите в темноте? – удивилась мама, входя в комнату. Она зажгла лампу и пригласила Артека на ужин.

На кухонном столе стояла миска с моими любимыми оладьями. Не было в этом ничего особенного, обычные оладьи с мелко нарезанным яблоком и сметаной, но Артек уписывал их за обе щеки.

Во время ужина он вёл себя иначе: вместо того чтобы говорить о евро и долларах, о чём он обычно болтал во дворе, он рассказывал о бабушке, которая им занимается, потому что его родители уехали на работу за границу. И что таких, как он, называют «евросиротами». Должен признать, это звучало впечатляюще, но, когда я посмотрел на маму, заметил, что она погрустнела.

В связи со всем этим Артек пробыл у нас аж до вечера. Мама, конечно, позвонила его бабушке, и, хотя он протестовал, она вместе со мной проводила его до дома.

Но прежде чем Артек ушёл, мой брат позвал нас в комнату, и, сидя на его кровати, мы посмотрели фильм «Микрокосмос».

Вообще Артек мне больше нравился как евросирота, чем как евроартек. Внезапно он перестал пересчитывать содержимое кошелька, с его лица исчезла кислая улыбка, а когда фильм закончился, он поблагодарил моего брата и спросил, может ли как-нибудь ещё зайти.

Артек живёт на второй от нас улице. В принципе, не так уж и далеко, но надо перейти через оживлённую дорогу. Сколько бы раз я ни шёл в школу, мне приходилось каждый раз обещать, что я пойду по тропинке за домами вдоль дороги, а затем по дороге через близлежащие дома.

Я пообещал Артеку, что найду его пуговицу, и мы договорились, что он будет ждать меня на следующее утро у дороги.

Моя мама шла за нами и думала, что никто из нас не видит, как она курит, но я решил, что сделаю ей замечание, когда мы будем одни.

– Если бабушка разрешит, я приглашу тебя на гриль в субботу, – сказал Артек, когда мы остановились у калитки его дома.

– Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, – улыбнулась мама. – Правда, в полночь необязательно, лучше в обычное время.

Мы пожали друг другу руки, как взрослые, и я вернулся домой.

Точнее, мы не вернулись сразу, а обошли поля, начинавшиеся за нашими домами.

В садах пахло сиренью, а в небе светила огромная луна. Мы шли с мамой молча, было так красиво, что просто не хотелось разговаривать.

Я думал об Артеке, который был евросиротой, и о его бабушке, у которой он должен по любому поводу просить разрешения, и был рад, что я есть какой есть.

Я был так рад, что схватил маму за руку и крепко сжал её.

Наверное, она, как обычно, поняла, что я хотел ей сказать, потому что в ответ сжала мою руку, и мы пошли дальше вдоль домов, где люди смотрели телевизор, или ужинали, или просто сидели и говорили о том, как прошёл день.

А мы с мамой шли на вечернюю прогулку, мы проходили мимо всех этих домов, и я подумал, что, когда мы вернёмся в наш дом, мама приготовит горячее какао и мы выпьем его в комнате с братом.

Так и произошло.

– А твой друг вырастет – человеком станет, – заявил брат, отставляя в сторону пустую кружку.

Я кивнул. Мне было бы очень жаль, если бы моему брату не понравился Артек, потому что в тот день я увидел, что он совсем не такой напыщенный и глупый и что совсем нелегко быть евросиротой.

Из-за всего этого я совершенно забыл о Чёрной Дыре. Прыгнул в кровать, как будто под ней ничего не было, и вспомнил о Дыре, когда уже лежал под одеялом.

И именно тогда под кроватью что-то зашуршало. Я натянул одеяло на голову и задержал дыхание. Шуршание повторилось ещё раз, а потом всё стихло.

Когда утром зазвонил будильник, я осторожно вытащил голову из-под одеяла и посмотрел на пол. Рядом с моими тапочками лежала брендовая пуговица Артека.

Видимо, по какой-то причине она не понравилась Чёрной Дыре, и та просто выплюнула её.

Я хотел рассказать об этом моему брату, но карточка на двери его комнаты говорила, что он ещё спит, поэтому я тихо спустился в кухню.

Я спрятал пуговицу в спичечный коробок и после завтрака вышел из дома. У меня в рюкзаке было два яблока – одно для меня, а другое для Артека (который, как заметила моя мама, в последний раз видел яблоки на картонной упаковке сока). Я дал ежедневное обещание, что не пойду по улице, и закрыл за собой дверь.

Артек ждал, как обещал, на углу под дорожным знаком. Он снял рюкзак и достал большой пакет чипсов.

Я думал, что мы разделим его пополам, но Артек объявил, что это для меня, а его в рюкзаке.

Мне стало плохо при мысли, что я должен всё это съесть, но я кисло улыбнулся и угостил Артека яблоком.

И когда мы устроили состязание кто-дальше-бросит-огрызок, из-за ворот садового товарищества выбежал Глупый Кацек и обругал нас за то, что мы мусорим.

Мы быстро убежали, не объяснив ему, что огрызки, как и остальные растительные отходы, являются биоразлагаемыми, – потому что Кацек, когда злится, становится опасным.

– Откуда ты знаешь все эти умные слова? – спросил Артек, с трудом глотая ртом воздух.

Я пожал плечами, и у меня с языка чуть не слетело, что надо учиться, но я вспомнил, что Артек был мало того, что евросирота, так ещё у него нет ни сестры, ни брата, ни какого-нибудь домашнего животного, так как у него астма.

– И только на рыбок у меня нет аллергии, – объяснял Артек. – Но что такое рыбки, на них можно только смотреть…

Сложно было с ним не согласиться. Вот хотя бы даже Эйнштейн: его можно погладить, спрятать в капюшон толстовки или карман. А рыбки…

В раздевалке, когда мы переобувались, я отдал Артеку пуговицу.

– И что, ОНА действительно выплюнула её? – выпучил глаза он.

– Всё указывает на это, – ответил я.

Весь первый урок Артек брызгал чернила из вкладыша перьевой ручки на обложку тетради, рисуя Чёрную Дыру, пока учительница не сделала замечание, что у него грязные руки, и не отправила его в туалет их вымыть.

– Почему ты не ешь? – спросил Артек на большой перемене, засовывая чипсы горстями в рот.

Я никогда не любил чипсы. Может быть, это была заслуга моего брата, потому что он показал мне фотографии толстяков, регулярно посещающих «Макдоналдс». Правда, Артеку было ещё далеко до их размеров, но он явно к ним приближался.

– Я оставлю это для Сам-Знаешь-Кого, – ответил я.

Артек кивнул. Все в школе сходили с ума по Гарри Поттеру, и почти все общались цитатами из фильма. Но Чёрная Дыра была реальностью, и определение Сам-Знаешь-Кто было основано на реальной угрозе. Артек закрыл свою упаковку чипсов и, хотя выглядел немного голодным, не дотронулся до неё до конца урока.

Зато после школы мы пошли сразу ко мне домой кормить Чёрную Дыру. В саду мы встретили расстроенную маму.

– Представь, кто-то украл нашу газонокосилку. Я хотела…

Голос мамы превратился в отдалённый гул. Я хорошо помнил, что газонокосилка всегда стояла в подвальчике и мама вытаскивала её только в начале мая, когда трава была достаточно высокой, чтобы её можно было косить. И чтобы попасть в подвальчик, загадочный вор должен был сначала войти в сад, чего не мог бы не заметить мой брат. Под крышей дома, прямо над входом, установлена небольшая камера, которая фиксирует всё, что происходит вокруг, особенно на газоне.

Камера, конечно, была установлена не потому, что мы боялись воров, а из-за бабушкиного таксика, который был уже очень старый и глухой и имел привычку подремать где-нибудь в саду, а бабушка каждый раз чуть ли не до смерти пугалась при мысли, что пёс попал под машину.

Мы с Артеком сразу побежали в комнату моего брата, чтобы проверить, не сняла ли камера что-то необычное.

– Странная история, – пробормотал брат и строго посмотрел на меня. – Ты утром накормил… знаешь, о ком я?

Я закусил нижнюю губу и начал припоминать. Я вспомнил, как я нашёл пуговицу на полу, как я положил её в спичечный коробок… Но, как ни старался, я не мог вспомнить… Да, всё верно, сегодня утром Чёрная Дыра ничего из еды не получила.

– Но чтобы так вот сразу газонокосилку… – пробормотал я и почувствовал, что краснею.

Брат пожал плечами.

– Ведь я же говорил, что она всё поглощает. Подумай, что бы было, если бы… эх, что говорить. Братишка, наделал же ты делов.

Уши Артека покраснели.

– А если бы она поглотила твою кровать, а?! – спросил он.

Я почувствовал, как мороз побежал по коже. Содержимое желудка внезапно подступило к горлу, я вскочил с кровати и побежал в ванную. Там мне окончательно стало плохо и меня стошнило.

Я присел на край ванны, подождал, когда ноги перестанут дрожать, почистил зубы и вернулся в комнату брата.

Артек что-то рассказывал, размахивая руками.

– Ну и осёл же ты, Чёрная Дыра не могла поглотить кровать, – спокойно объяснял ему мой брат. – Подумай, что бы произошло, если бы кровать исчезла?

Артек глубоко задумался.

– Пётреку было бы не на чем спать. Хотя, если бы она проглотила эту кровать вместе с…

Он замолчал, когда увидел меня.

– Не проглотила, а поглотила, – поправил его брат. Он нажал зелёную кнопку, и из-под кровати выехал маленький столик. На нём стояла мисочка с солёными орешками. – Пока кровать находится в комнате, Чёрная Дыра в безопасности. Она может там спокойно разрастаться. Подумайте, что бы только произошло, если бы учёные вдруг обнаружили её… А теперь всем пока, у меня начинает болеть голова.

Я потянул Артека за рукав. Когда мой брат говорит, что у него болит голова, это никакая не уловка.

Мы присели на лестнице, ведущей на чердак.

– Вымойте руки и приходите есть, – сказала мама, направляясь в комнату брата. Она несла в руке жёлтую кружку с чаем и упаковку таблеток.

На кухне на столе стояли три тарелки, а на плите кипел суп.

– О, томатный. – Артек принюхался и облизнулся.

– Представляете, она нашлась, – заявила мама, разливая суп по тарелкам.

– Кто? – спросили мы хором.

– Газонокосилка. – Мама посыпала вермишель рубленой петрушкой и села рядом с нами. – Голову могу дать на отсечение, я никогда не оставляла её в гараже.

Мне сразу пришла в голову пуговица. Если пуговица не пришлась по вкусу Чёрной Дыре, значит, то же самое могло произойти и с газонокосилкой.

А моя комната была над половиной подвала и над половиной гаража. Это полностью объясняло, почему газонокосилка исчезла из подвала и появилась в гараже и почему камера не обнаружила ничего подозрительного…

Я пнул Артека под столом в ногу, а он многозначительно подмигнул мне.

Четыре

А что вообще с твоим братом? – спросил Артек.

– На самом деле никто не знает, – честно ответил я.

– Невозможно, – сказал Артек. – У меня астма.

Я сердито фыркнул. Артек и его астма, тоже мне проблема.

Я вспомнил день, когда брат позвал меня к себе в комнату и, нажав зелёную кнопку, вытащил ящик из-под кровати.

– Дай мне этот серый конверт, – сказал он.

Конверт был большим и лёгким, на нём были написаны имя и фамилия моего брата.

– Посмотри. – Брат взял из конверта нечто напоминающее огромный негатив. Когда я посмотрел на него против света, то увидел позвоночник. Я знал, что это позвоночник, потому что я умел рисовать скелет.

– Ты видишь это? – спросил брат, показывая карандашом что-то яркое, бегущее по ряду позвонков.

– Вижу, – ответил я.

Брат положил негатив обратно в конверт.

– Чужой, – сказал он.

Я вспомнил фильм, который посмотрел, нарушив данное маме обещание, и мне стало так страшно, что я чуть ли не с криком выбежал из комнаты брата.

– Я пошутил насчёт этого чужого, – сказал мой брат, потому что он, должно быть, заметил, что я запаниковал и стал серым. – Если бы он хотел вылезти, это не было бы проблемой.

Я посмотрел на Артека и пожал плечами.

– У моего брата что-то есть на позвоночнике, – сказал я. – И это что-то мешает ему ходить.

– Тогда почему они не вырежут это? – спросил практичный Артек.

– Потому что они не знают, что произойдёт потом, – ответил я.

– А что может произойти? – Уши Артека запылали как два фонаря, и я понял, что Артек совсем не любопытен, он просто принадлежит к категории людей, которые любят ЗНАТЬ. И так как я тоже любил ЗНАТЬ, я не мог винить его в этом.

И, возможно, именно поэтому я впервые осмелился поговорить с кем-то о моём брате. Можете мне не верить, но я ни с кем не говорил о моём брате – ни с бабушкой, ни с дядей, даже с мамой не говорил.

– Если всё пойдёт хорошо, я смогу продать тебе эту кровать, – сказал я, и Артек покраснел до корней волос.

– А если не пойдёт?

– Тогда будет очень плохо, – ответил я. Конечно, я знаю, что означает это «очень плохо», но я не хотел произносить этого вслух.

– Ага. – Артек кивнул. И я был очень благодарен ему за то, что он не задал никаких дополнительных вопросов.

Мы засунули мой пакет чипсов под кровать и вышли из дома. Я пошёл с Артеком, чтобы он занёс свой рюкзак и сказал бабушке, что мы собираемся на футбольное поле. Бабушка оказалась не такой страшной, как я себе представлял. И она совсем не была похожа на бабушку: стрижка ёжиком, одета в джинсы и блузу. Только её уши были похожи на уши Артека и наверняка краснели, когда она злилась.

Она велела Артеку вернуться к шести и дала нам по шоколадному батончику.

Мы побежали на футбольное поле за нашими домами, но там сидела местная шпана.

– Пойдём в Песчаное, – предложил Артек.

Мы побежали по Слепой улице. По ней надо было бежать очень осторожно, потому что по вечерам через неё шла шпана с поля и там всегда было полно битого стекла. А ещё, конечно, Слепую патрулировал Фелек Королевская-Конная. Все взрослые предупреждали нас насчёт Фелека, но мы, дети, совсем его не боялись. Фелек всегда давал нам конфеты и рассказывал об Америке. Конечно, он отличался от остальных взрослых, и не только тем, что был одет в настоящий мундир канадской конной полиции… Фелек ходил на костылях, но, когда происходило что-то, что вызывало его беспокойство, он мог бежать почти с той же скоростью, что и любой другой. Потому что Фелек появлялся везде, где, по его мнению, что-то было не так. И он был очень нервный.

– Я слежу за порядком здесь, – говорил он, садясь в единственный автобус в нашем городке. Он никогда не пробивал билет.

– Хотел бы и я быть инвалидом, – вздохнул Артек, указывая на фигуру на костылях.

Мы уселись на тротуаре, там, где по вечерам сидела шпана, и когда Фелек подошёл к нам, мы вежливо поздоровались. Он предложил немного конфет и спросил, не приставал ли к нам кто. Мы поговорили немного об Америке, где его брат был штрейкбрехером, за что его избили, а затем Фелек предупредил нас, чтобы мы соблюдали осторожность при переходе улицы, и пошёл по своим делам.

В другое время я мог бы посмеяться, но внезапно я представил своего брата в мундире канадской конной полиции, неуклюже ковыляющего на костылях… Очевидно, Артеку что-то подобное пришло в голову, потому что его уши покраснели, и он долго молчал.

– Послушай, – наконец сказал он, когда мы поднимались по песчаному склону, – может быть, Фелек справился бы с… ну, Сам-Знаешь-Кем?

– Только попробуй проговориться, – предупредил я, и Артек замахал руками.

– Ну, если бы ты согласился, – добавил он.

Но, конечно, я не мог согласиться. Я верил, что уж кто-кто, а Фелек Королевская-Конная сможет справиться с Чёрной Дырой, но, как вы помните, она была нужна мне, чтобы справиться с Подземными Мышами, и, конечно, мне пришлось бы рассказать о них Артеку…

А уж об этом он наверняка разболтал бы. Мне пришло в голову, что он мог бы захотеть их разводить и продавать, какая бы тогда галиматья началась.

Видимо, я произнёс это слово вслух, потому что Артек выплюнул жвачку и спросил, что такое «галиматья».

– Пандемониум, – ответил я автоматически.

– Почему ты всегда используешь странные слова? – Артек поглядел на меня исподлобья.

Если бы это был кто-то другой, а не Артек, смотревший на меня, как таксик моей бабушки, я бы точно послал его ко всем чертям. Но, честно говоря, я не знал, почему Артек мне успел понравиться. И поэтому я сказал, что узнал все эти странные слова от моего брата, который не только помог их запомнить, но и терпеливо объяснил, что каждое из них значит.

И когда Артек попросил меня научить его паре таких слов, я сделал это с искренним удовольствием и даже на долю секунды почувствовал себя совершенно как мой брат.

Затем мы поднялись по песчаному склону над рекой и, спрятавшись в кустах, наблюдали, как косули пасутся на краю луга.

В Песчаном – любимом месте всех детей – всегда происходило что-то интересное.

Как сквозь туман я вспомнил время, когда был очень маленьким, а брат ещё ходил, точнее, передвигался на костылях. Однажды он взял меня в Песчаное и показал семью лисиц, живущую в большой норе.

Мы сидели в кустах и смотрели, как небольшой лисёнок забавы ради грыз палку совсем как собака.

– Потому что это одно и то же семейство, – объяснил мне брат. И когда я посмотрел на него с удивлением, добавил: – Псовые.

И по дороге домой он рассказал, что лисы, шакалы, гиены, волки и собаки – все они относятся к одному большому семейству.

Мне как-то не верилось в это, когда я смотрел на таксика бабушки, который больше всего напоминал хорошо прокопчённую колбаску, оканчивающуюся кусочком проволоки. Но когда бабушка рассказала, как Морис – это имя таксы – съел её тапочки, я внимательно пригляделся к нему и заметил в его глазах какой-то… волчий блеск.

Всё это я внезапно вспомнил, сидя в кустах рядом с Артеком, и попытался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть косуль.

Я смотрел, как они ловко поднимают длинные тонкие ноги, и вдруг мне стало грустно, потому что я подумал о том, что моего брата нет с нами.

– Ну, ты ведь ему всё расскажешь, – сказал Артек, когда мы побежали вниз, взбивая вокруг себя тучу песка.

Обратный путь домой растянулся: от бега Артек начал задыхаться и ему пришлось использовать ингалятор.

Мы сели на тротуар подождать, пока Артек начнёт нормально дышать. Думаю, я даже немного испугался, потому что он сильно побледнел, но когда он пришёл в себя, то сказал, что это происходит каждый раз, когда он сильно устаёт, и поэтому он не ходит на физкультуру.

На всякий пожарный мы посидели ещё немного и медленно направились к дому. По дороге я думал о жителях городка. Мне пришло в голову, что это должно быть особенное место, раз в нём живёт столько странных людей.

Я сказал об этом Артеку.

– Точно ли? – Артек потёр лоб рукой. Как только мы вошли в дом, он взял лист бумаги с моего стола, и мы вместе составили список чудаков.

– Отличная коллекция, – рассмеялся мой брат и предложил выбрать лучшего чудака.

Идея была хорошей, но мы едва не поссорились, споря о том, кто должен занять первое место: Фелек Королевская-Конная или Сендур, стрелявший крупной солью в тех, кто ходил через его сад.

Конечно, была ещё Зоська-Зима, которая даже летом ходила в шерстяной шапке, и Пророк – бездомный с внушительной бородой, который летом нанимался копать грядки, а зимой рубил дрова или расчищал подъездные дороги к домам.

В общей сложности мы насчитали одиннадцать человек, и брат, разделив количество жителей на число чудаков, сообщил, что на одну тысячу обычных людей приходится один чудак.

– Это ненормально, – пробормотал он, скомкал бумагу и бросил её на пол.

– Может, из-за этой дыры, – робко предположил Артек, и я понял, что он начал думать.

– Может быть, – согласился мой брат.

Я вспомнил, как у сапожника, который жил возле огромной трансформаторной будки, вылупился цыплёнок с двумя головами, и все считали, что это результат влияния электрического поля. А разве в таком случае наличие Чёрной Дыры не могло на что-то влиять?

– Хорошо, – пробормотал Артек, когда мы вернулись в мою комнату, – но почему она под твоей кроватью?

– Потому что моего брата зовут Стефан Ястребовский, – ответил я автоматически.

Артек, конечно, ничего не понял, и мне пришлось ему несколько раз объяснить, что было непросто, так как в английском он слаб.

Когда до него наконец дошло, он как-то весь сморщился и странным образом скукожился.

Я спросил, что случилось, и он не сразу, но ответил, что все какие-то особенные: я, мой брат, Фелек, Пророк, Зоська-Зима, и только он один совершенно обычный.

– Ты хочешь гулять в тёплой шапке летом? – пошутил я, но, наверное, неудачно, так как Артек лишь поморщился.

Мы недолго посидели в тишине. Под кроватью росла Чёрная Дыра, за стеной брат готовился к экзамену, а Подземные Мыши что-то замышляли, не зная о растущей угрозе.

– Думаешь, это так здорово – быть совершенно обычным?! – внезапно спросил Артек.

Я внимательно посмотрел на него.

– Ты говорил, что ты – евросирота, – осторожно начал я, но тем самым лишь подлил масла в огонь.

– Ну и что! – Лицо Артека посинело, и ему пришлось снова пользоваться ингалятором.

Я решил больше ничего не говорить, но Артек вновь вернулся к этой теме, просто как бабушкин таксик, возвращающийся к пустой миске.

– Да таких, как я, как собак нерезаных, – сказал он с горечью. – Каждый второй в нашей школе евросирота.

– Невозможно, – выдавил я. – Каждый второй?

Артек покраснел.

– Если бы ты, как все, бегал по улице, был бы в курсе всего, как и я! – крикнул он. – Маленький грамотей!