Текст книги "Вич-положительная"

5

Майлз меня вчера поцеловал. Майлз вчера сказал, что хочет со мной на свидание, и потом снова меня поцеловал. Майлз меня поцеловал, сказал, что хочет со мной на свидание, снова поцеловал, и теперь мы вместе идем по коридору школы. По-моему, я попала в сказку. Вот что, наверное, чувствовала Трейси из «Лака для волос», когда наконец заполучила того парня. Что-то нереальное.

Конечно, мы не держимся за руки и все такое, но мы идем так близко, что касаемся плечами. И пусть никто не знает, что мы поцеловались, – неважно. Я не могу перестать улыбаться. Мы даже не разговариваем (не знаю, что я вообще могу сказать, не улыбаясь как ненормальная), но мне все равно. Достаточно просто быть рядом.

– У меня сейчас литература. – Я замедляю шаг. – Это наверху.

Он куксится как ребенок. Я же наверняка выгляжу как криповый клоун, который не может стереть с лица улыбку.

– Не переживай. – Я хлопаю его по плечу. Боже, кто так делает? Я что, доктор Фил? – Увидимся позже на репетиции, да?

– Ага. Жду не дождусь мюзикла дня. – Он наклоняется и целует меня в щеку. Мне пора на урок, вот только он не особенно торопится. Целоваться в губы приятнее, но мне нравится, как по щеке бегут мурашки. – До скорого, Симона.

Майлз идет по коридору, а я смотрю на его задницу. Или нет. Может быть. Я смотрю до тех пор, пока он не сливается с толпой, а затем наконец поворачиваюсь к лестнице. До звонка остается всего пара минут.

В моей прошлой школе было невозможно пройти по коридору, не заметив знакомое лицо. Или пять. Здесь же встретить знакомого – редкость. Но сегодня у лестницы с кем-то разговаривает Эрик. Он поднимает на меня глаза, и я машу ему рукой. Он хмурится так сильно, что его лицо напоминает гримасу.

Я моргаю и карабкаюсь вверх по лестнице. Чувствую, Эрик всей душой ненавидит мои заметки.

* * *

– Ни фига себе, Симона! Скорее рассказывай. Он хорошо целуется? Он тебя просто прижал к стенке и начал целовать? Что, прямо так?

Лидия практически визжит. Мы идем по коридору после занятий. Клавдия закатывает глаза, но молчит. Я наклоняю голову, пытаясь скрыть улыбку. Это было вчера, но я все еще чувствую вкус его губ.

– Ну, он выдернул меня с репетиции, сказал, вызывают к директору, – говорю я. Какое ужасное клише – обсуждать парня с подругами. Но мне все равно. – Клянусь Кейт Бланшетт, я думала, что прямо там и растаю.

– Ты все так драматизируешь, – ворчит Клавдия, прислоняясь к шкафчикам. – Вы с этим парнем меня поражаете. Почему ты не хочешь встречаться с кем-нибудь, кто активно избегает лакросса, как любой нормальный человек? Вот у моего брата, по-моему, сейчас нет девушки.

Мой шкафчик находится в том же коридоре, что и шкафчик Клавдии, и, скорее всего, только поэтому я смогла сама найти его в свои первые недели в школе.

– Ты прямо как ходячая реклама, – говорю я. – К тому же разве Хулио не старше нас лет на пять?

– А разве ты не должна искать свой информационный пакет молча? – передразнивает она. – Как ты умудрилась забыть, кто твой консультант по профориентации?

– Не знаю! – Как там этот шкафчик открывается? Я кручу налево, направо и снова налево. Дверца распахивается с первой попытки. Клавдию это, похоже, нисколько не впечатляет. – В моей прошлой школе нас распределяли по фамилиям. А здесь все как попало.

– Это не так уж сложно, – говорит Клавдия.

– Так, не отвлекайся, – фыркает Лидия. – Рассказывай, как все было!

– Вообще, он меня немного напугал с этим директором, – признаюсь я, выбрасывая целую кипу листков в мусорную корзину. Я здесь учусь всего пару месяцев, а уже такой бардак развела. – Я думала, что-то случилось с родителями или типа того.

– Ну ты ему сказала, что он тебя напугал? – спрашивает Клавдия, скрещивая руки на груди. – Я бы обязательно сказала.

– А как же, – отвечаю я, но мне хочется смеяться. Поцелуй длился всего минуту, от силы две, а я до сих пор о нем думаю. – Но это было так хорошо. Лидия права: когда ты с кем-то, кто тебе нравится, все по-другому. Лучше. Но слушайте, обещайте, что не будете говорить об этом в субботу за ужином. Иначе мои папы никогда не оставят меня в покое.

– Да ладно! – ахает Клавдия. – Ты, случаем, не рассказываешь это нам для того, чтобы продвигать тут свою гетеронормативную повестку?

– Ничего я не продвигаю, – шаря рукой под учебником, возражаю я. – Я вообще-то пытаюсь не быть все время такой натуралкой…

С подругами я обсуждала только Майлза. Будет странно сейчас начать рассказывать о Саре, как будто я даю задний ход и пытаюсь выставить себя совершенно другим человеком. К тому же Клавдия слишком любит надо мной подшучивать. Наши отношения полностью построены на стебе друг над другом. Но если она начнет смеяться над моими чувствами к Саре, я не смогу просто отшутиться.

– Ой, Мони. Что так грустно? Мне тоже нравятся парни, – говорит Лидия. – Может быть, стоит рассмотреть все варианты?

Я закусываю губу. Она много раз западала и на девушек, и на парней. У меня все не так. Девушки – ну или те, кто выглядит как девушки, – мне кажутся симпатичными, но это не значит, что я каждый раз влюбляюсь. К тому же в основном я западаю на знаменитостей, а они, как говорит Клавдия, не считаются.

Только с Сарой я была точно уверена. Но вряд ли одного раза достаточно, чтобы считать себя бисексуалкой, как Лидия.

– Парни – отстой, – продолжает Лидия. – Иэн столько всего не умеет, типа…

– Воу, ни фига себе! – встревает Клавдия. – А я вообще-то прикалываюсь. Бедный Иэн. Если тебе от этого легче, я тоже не очень хорошо делаю Эмме куни, но стараюсь, потому что люблю ее.

Я поднимаю брови. Лидия склоняет голову набок.

– Чего? – вопросительно смотрит она. – Как будто я не могу заниматься сексом. Могу. Просто мне не нравится, но если ей хочется, я могу потерпеть… Слушай, все сложно, окей?

Секс идет после поцелуев, так ведь? Я не знаю, как все устроено, потому что у меня еще ничего, кроме свиданий, не было. Лидию послушать, так она со своими парнями сразу переходила к сексу. Даже Клавдия со своей девушкой чем-то занимаются. Может быть, я тороплю события, но знаю, что хочу снова поцеловаться с Майлзом. Вирус не передается через поцелуй, однако я-то уже знаю, что хочу не только целоваться. Что, если он тоже?

– Девчонки. – Я сжимаю дверцу шкафчика и разворачиваюсь к ним. – Что мне делать, если мы снова поцелуемся?

– Получать удовольствие? – Лидия морщит лоб. – Я не поняла. Тебе не понравилось, как он целуется?

– Конечно, понравилось. – Я стараюсь сдержать вздох. Было бы легче, если б они знали, почему я так нервничаю. – А что, если он захочет заняться сексом?

Лидия склоняет голову набок. Клавдия вскидывает брови. Они переглядываются.

– Симона, вы поцеловались один раз, – отчетливо выговаривает Клавдия, как будто я могу не понять. – Это еще не значит, что вы поженитесь.

– Но что, если…

– Я знаю, о чем ты, – осторожно говорит Лидия. – Поцелуй случился так быстро, и теперь ты переживаешь, что будет дальше. Но секс – это большой шаг. Можешь об этом не думать, пока вы не определитесь, насколько у вас все серьезно. Понимаешь, о чем я?

Оригинальный выход. Не думать? Может быть, я действительно тороплю события. Может быть, после вчерашнего ничего не будет, хоть я все еще и чувствую его поцелуй. Бо́льшая часть меня надеется, что дальше что-то все-таки будет – даже если это значит, что мне придется сказать ему правду, рискнуть и быть готовой расхлебывать последствия.

– Боже, ты посмотри на нее! – восклицает Клавдия, возвращая меня на землю. – Ты правда думаешь, что вы поженитесь!

– Вовсе нет!

– Очень похоже, что да, – говорит Лидия.

– Не могу понять, то ли он тебе так сильно нравится, то ли это просто недотрах, – заявляет Клавдия. – В любом случае, хороший вибратор тебе не помешает. Давайте все вместе зайдем в секс-шоп. Мне нужно купить для Эммы.

– Там разве документы не спрашивают? – напрягается Лидия. – Нам не продадут.

– А мы достанем поддельные, – отмахивается Клавдия. – Ну так что, в субботу?

– Девчонки, – ворчу я. – Вы не помогаете ни фига.

– О, поверь мне, – широко ухмыляется Клавдия, – вибратор сотворит чудеса.

Я вздыхаю и поворачиваюсь обратно к шкафчику. Там по-прежнему беспорядок, и сложенные кучей бумаги так и норовят вывалиться наружу. Видимо, в первый день учебы у каждого для меня что-то нашлось: расписания, списки принадлежностей, правила, тематические планы. Глядя на эту бумажную гору, можно подумать, что я просто пихаю туда все без разбора. Я пробегаю глазами вдоль и поперек этого хлама в поисках синей папки. Найти что-нибудь в этом бардаке нереально. Несколько листков падают на пол. Я нагибаюсь, чтобы их поднять.

– Симона, камон. – Клавдия садится рядом на корточки и начинает подбирать бумаги. – Мы пытаемся помочь. Не хочу быть стервой, но… просто мы знаем, что у тебя в этом не так много опыта.

– Ну спасибо, – бурчу я, сгребая оставшиеся листки.

– Увидимся позже. – Лидия касается моей руки. – Ладно?

– Угу, – говорю я. Из стопки бумаг торчит сложенный вдвое желтый листок. Странно.

Лидия с Клавдией идут по коридору. Я хватаю информационный пакет одной рукой, а другой разворачиваю записку.

Читаю за несколько секунд. Потом перечитываю снова. Слова кружатся в моей голове, один раз, второй, третий, но их смысл до меня не доходит. Я просто держу записку в трясущихся руках и таращусь на выведенные каракулями строчки:

«Я знаю, что у тебя ВИЧ. Если ты до Дня благодарения не перестанешь ошиваться с Майлзом, это узнают и все остальные».

6

– Симона, будешь грызть ногти – занесешь инфекцию. Радость моя, мы же об этом говорили.

Я выдергиваю руку изо рта, но на папу не смотрю. Наверняка он уже заметил, что со мной что-то неладно. Мы едем в больницу Святой Марии, и за все это время я на него еще ни разу не взглянула. Мне кажется, что, если я на него посмотрю, он прочитает мои мысли. Понятно, что папа не против моего увлечения парнем, но вот записка? Да они с отцом школу в клочья разнесут.

Может быть, им и правда нужно вмешаться? Ведь тот, кто подбросил записку, за мной точно следил. Иначе как бы он узнал, где мой шкафчик? Спрашивается, и сколько это уже продолжается? Пару месяцев, с тех пор как я перешла в школу Пресвятого Сердца? С тех пор как Майлз устроился рабочим сцены? Или с тех пор как мы вчера поцеловались?

А что, если все узнают? Ну уж нет. Заново это я не переживу.

Но если мои родители пойдут разбираться к директрисе, она точно не будет единственной, кто узнает о моем положительном статусе. Обязательно услышит кто-нибудь еще: секретарь, охранник, может быть, даже учитель. И ведь иногда за дополнительные баллы в офисе директора работают ученики. Что, если услышит один из них и потом расскажет куче народа? Если родители пойдут разговаривать с директрисой, мою тайну может узнать вся школа.

А что, если это всего лишь дурацкая шутка и я делаю из мухи слона? Нет, я не могу сказать родителям о записке. Придется разруливать все самой.

Я даже не знаю, что я по этому поводу чувствую. Думала, буду переживать или злиться, но я просто оцепенела. Как будто то, что случилось в пансионе Матери Божией Лурдской, происходит снова, и я никак не могу это остановить. Но что-то же я должна сделать. Если все узнают, что у меня ВИЧ, то меня ждет кое-что похуже, чем оцепенение.

– О чем задумалась? – Папа делает поворот. – Предвкушаешь встречу с друзьями?

– Они мне не друзья, – фыркаю я.

– Да брось, это неправда, – говорит он, но в глаза мне не смотрит. – Мы с отцом считаем, что тебе важно общаться с другими ребятами.

– Такими же как я.

– Ну да. – Он бросает на меня взгляд. – Ты ничем не отличаешься от других, радость моя, и ты это знаешь. Просто есть вещи, которые не могут понять Лидия и Клавдия, которые не можем понять мы с отцом. Ну, ты знаешь, что я имею в виду.

– Я почти об этом не думаю, – возражаю я и даже почти не вру. – К тому же никто там не общается. Все сидят и дают односложные ответы, пока сессия не закончится.

Папа издает гортанный звук и заезжает на парковку. Больница находится близко от дома, отцу легко добираться сюда по утрам. По крайней мере, я могу не беспокоиться, что здесь окажется кто-нибудь из моей прошлой школы: это слишком далеко и неудобно. Пока я там жила и училась, к врачу мне все равно приходилось ездить, но зато группу взаимопомощи можно было пропускать.

Никогда не думала, что здесь можно встретить кого-нибудь из моей новой школы, но, пожалуй, вариант реальный. Это бы объяснило, как кто-то узнал, что у меня ВИЧ. Эх, как бы я хотела, чтобы мне не нужно было об этом думать. Между работой отца, волонтерством папы и моей группой больница Святой Марии стала нам вторым домом. И криповому сталкеру нехрен здесь делать.

– Кто-то сегодня не в духе. – Папа бросает на меня взгляд. – Ты уверена, что не хочешь со мной поговорить?

– Уверена, – бурчу я. Но глаз не поднимаю. Вместо этого я смотрю на его рубашку. В ответ с рубашки на меня смотрит Принс во всем своем пурпурном великолепии. – Просто я ненавижу сюда ходить.

– Ох, Мони. – Он кладет руку мне на плечо. – Ну, все не так плохо.

Вообще-то все так плохо. Встречи группы взаимопомощи проводятся каждую среду в одной из переговорок в задней части здания. Наверное, здесь врачи обсуждают то, что нельзя открыто сказать в приемной. Хоть мы и далеко от основных помещений больницы, сюда все равно просачивается запах антисептика. В комнате нас примерно десять человек. Мы сидим на расставленных в круг пластиковых стульях.

Встречи ведет Джули, недавняя выпускница колледжа. Сейчас она подкатывает к нам в кресле на колесиках. У нее нет ВИЧ, так что все, что она говорит, раздражает еще больше. Потому что она не тру, ей нас не понять. Но сегодня она принесла пончики – значит, есть шанс, что я смогу ее выдержать.

– Привет, ребята, – говорит она, передавая коробку сидящему рядом парню. – Как дела?

Все отвечают одновременно, но звучит это как вялое бормотание. Я знаю, что Джули старается (почти уверена, что она купила эти шоколадные пончики на свои деньги), но душу я тут еще ни разу не изливала и сегодня этого делать не собираюсь.

Джули хлопает в ладоши:

– Отлично! Ребята, сегодня у нас в гостях моя добрая подруга.

Она показывает на сидящую рядом с ней девушку. Чернокожую, с приветливым лицом, с которого будто не сходит улыбка, и опрятными короткими кудряшками. Кого-то она мне напоминает, хотя не исключено, что я ее с кем-то путаю.

– Если вы давно ходите в группу, то, может быть, помните Алишу, – говорит Джули, похлопывая гостью по руке. – Она сюда ходила, пока не стала слишком старой.

Ребята рядом со мной вяло смеются, и я тоже. Кажется, Алише исполнилось восемнадцать, когда мне было тринадцать или четырнадцать, но я и подумать не могла, что она когда-нибудь придет сюда еще раз. Я была уверена, что после выпуска все занимаются чем-то крутым, а не продолжают ходить на встречи группы.

– Привет, – машет нам Алиша. Теперь я смотрю на нее с интересом: она и правда выглядит старше. Мешки под глазами, новые морщинки. И все же она выглядит радостной. – Просто не верится, столько знакомых лиц… и столько новых!

Она говорит о Джеке и Бри. Их я здесь вижу чаще всего; наверное, их, как и меня, заставляют ходить сюда каждую неделю. С Джеком трудно оставаться негативной, у него такие жемчужно-белые зубы и ямочки на щеках, когда он улыбается, что я стараюсь на него не смотреть. Другое дело Бри, она все время сидит, скрючившись в три погибели. Думаю, у нее специально такая длинная челка – она за нею прячется. Я знаю о них какие-то случайные факты: Бри занимается танцами, а Джек, как старикан, играет в гольф, – но мы не дружим.

– Давайте я немного расскажу вам о себе, – говорит Алиша, убирая за ухо кудряшку. – Э-э, мне двадцать два года. У меня есть муж. В прошлом году у нас родился сын, и он самый очаровательный малыш на свете. А еще я сейчас учусь на магистра педагогических наук.

Раздаются редкие аплодисменты, но я хлопаю так громко, что у меня горят руки. Может, прозвучит ужасно, но от ребят в этой группе я ничего не жду. Когда они перестают сюда ходить, я их больше не вижу и не знаю, что с ними: живы они, мертвы или еще что. Но вот Алиша жива. И, что еще интереснее, у нее есть муж… и ребенок.

Вообще, конечно, мои родители не говорили, что у меня этого никогда не будет. Я сама так решила. Интересно, могу ли я спросить Алишу, каково это, когда кто-то хочет быть с тобой так сильно, что им наплевать на вирус. Наверно, это будет крипово. Но меня так и подмывает спросить.

Не думаю, что кто-то захочет со мной встречаться, когда узнает мой статус. Наверное, было бы легче встречаться с кем-нибудь, кто тоже ВИЧ-инфицирован, но если и искать кого-то, то уж точно не здесь.

Единственный реально симпатичный парень в группе – это Ральф. Но я уже с ним сходила на одно свидание и выяснила, что он меня нереально бесит. Он объяснял мне всё – как работает Wi-Fi, как работает реклама, как работает библиотека, – как будто я с луны свалилась и не слышала про гугл. И ладно бы только это, так еще и поцелуй был такой слюнявый, будто меня облизала собака. Сегодня он сидит напротив Алиши, мрачно сложив руки на груди. Он что, думает, он тут в жюри – оценивает ее выступление? Фу, терпеть его не могу.

– Я попросила Алишу к нам прийти, чтобы показать, какой яркой может быть ваша жизнь, – наклоняясь вперед, вещает Джули своим убедительным тоном. – Я знаю, что говорю это вам каждую неделю, но ВИЧ – не смертный приговор. Просто нужно…

– Принимать лекарства, – почти в унисон произносим мы.

– Не хочу звучать как заезженная пластинка, – говорит Алиша со смехом в голосе, – но это и правда очень важно. Я даже почти об этом не думаю. Просто принимаю их каждый день в одно и то же время, как и любые другие таблетки, вот и все.

Любые другие. На ум приходят только противозачаточные Лидии.

– У меня был друг, мы познакомились в группе взаимопомощи, – продолжает она, чуть меняясь в лице. – Нам стукнуло восемнадцать, и он решил, что больше не будет принимать лекарства. Сказал, что хорошо себя чувствует и без них.

В комнате стоит тишина. Мы все знаем, что будет дальше.

– Он заболел пневмонией и не мог дышать без трубки во рту. – Она смотрит в пол перед собой. – После того как он перестал получать достаточно кислорода, у него что-то случилось с глазами. Его окружали любимые люди, но он этого уже не видел. Через восемь месяцев он умер.

Я ненавижу слушать эти истории. Знаю, что это реальная проблема, но я-то не пропускаю прием таблеток. Почему я должна каждый раз терпеть это дикое наказание?

– Иногда происходит ужасное, – говорит Алиша. – Зато удивительное и интересное происходит постоянно. Каждый день я занимаюсь любимым делом и живу с любимыми людьми. У меня есть муж, сын и любимая работа. То есть я пытаюсь сказать, что это еще не конец света. И я здесь, чтобы вам это доказать, – можете у меня спрашивать всё что хотите.

Моя рука взлетает вверх, прежде чем я вспоминаю, что собиралась сохранять спокойствие. Джули кивает в мою сторону.

– Ну, типа, – мямлю я, – может, немного странный вопрос…

– Ничего страшного, – улыбается Алиша. – Я готова к странным вопросам.

– Хорошо, – говорю я. – Э-э, вам было трудно, типа… э-э, зачать ребенка?

Ральф – единственный, кто смотрит на меня так, будто я странная. Это победа, я считаю.

– Ой, совсем не трудно. – Алиша откидывается на спинку стула. – Ты же знаешь про принцип «Н = Н», да?

Я киваю. По-моему, все здесь про это знают. Если бы еще у меня вирус был «неопределяем»…

– Ну вот, у меня получилось забеременеть естественным путем, – продолжает она. – Моя вирусная нагрузка была – да и сейчас тоже – неопределяема, и мой муж сначала хотел попробовать так.

– Подожди, – говорю я. – Серьезно? Без искусственного оплодотворения и всякого такого?

– Угу, – кивает она. – Все сразу получилось.

Воу. Я сползаю по стулу. Я всегда думала, что не смогу иметь детей без специализированной помощи. Оказывается, принцип «Н = Н» применим и здесь. Это просто взрыв мозга.

– Так, – произносит Джули, – уверена, что у вас еще много вопросов, но давайте к ним вернемся чуть-чуть попозже. По-моему, вопросы Симоны как нельзя лучше подвели к нашей сегодняшней теме: отношения.

Снова тишина. Я не могу прочитать выражение лица Бри, ее глаза скрыты челкой. Джек уставился на свои колени. Ральф хрустит костяшками пальцев. Пара тринадцатилеток смотрят на Алишу с выпученными глазами, но я не знаю, о чем они все думают. Переживают ли так, как я?

– Я хочу, чтобы вы знали, что отношения возможны, – продолжает Джули. – Просто могут возникнуть некоторые трудности. Может быть, кто-то из вас уже с этим столкнулся?

– О да! – заявляет Бри, откидывая волосы с лица. Я почти подпрыгиваю от удивления, наконец увидев ее ясные карие глаза. – Поцелуй это или секс, неважно, ты по-любому в полной жопе. А если доверишься кому-нибудь до того, как это случится, то тебя бросят и пойдут трезвонить об этом всем вокруг.

Я вздрагиваю. Она права, но… блин.

– И если тебя бросили, то начинай все заново с другим, – продолжает она, загибая пальцы. – То есть если я хочу заняться сексом с пятью парнями и каждому из них скажу, что у меня ВИЧ, это будет плюс пять парней, кто теперь в курсе о моем статусе, а я так ни с кем из них и не перепихнулась.

Я вообще ни с кем не перепихнулась, а мне уже какой-то рандомный крип подбросил в шкафчик записку.

– По-любому! – Я подпрыгиваю от голоса Джека. Он не то чтобы кричит, но я еще ни разу не слышала, чтобы он так громко говорил. – И если скажешь не сразу, а уже после, то они натравят на тебя разъяренную толпу.

Бри смеется и, будто смущаясь, прячет лицо. У Джека розовеют щеки. Ральф закатывает глаза.

– Ну, каждый имеет право реагировать так, как хочет, – осторожно замечает Джули. – Главное, чтобы партнер знал о вашем статусе до любого контакта сексуального характера, даже если вам трудно об этом говорить. Это может сбить с толку и даже шокировать. Но это нормальная реакция.

– Так не должно быть, – бурчу я, уставившись на свои колени. В руке у меня пончик, который я еще даже не попробовала. – Что в этом такого? Не они же живут с вирусом. И заразиться шанс совсем маленький.

– Но шанс все же есть, – возражает Джули. – Все не так просто.

– Да, но какой? – Я наклоняюсь вперед. – Если вирус неопределяем, то он непередаваем. Разве мы об этом не говорили буквально на прошлой неделе?

– Симона…

– Типа, вот я оказалась в ситуации, в которой у меня может случиться секс, тогда я возьму с собой пять презервативов, если им так будет спокойнее, – не унимаюсь я. – Уровень моей вирусной нагрузки неопределяем. А если и этого недостаточно, то они могут выпить те специальные таблетки.

– Ой, ладно, не драматизируй, – со скучающим видом произносит Ральф, хрустя костяшками пальцев. – Если с тобой не хотят заниматься сексом, не надо уговаривать. Это выглядит просто жалко.

– Я вообще не об этом. – Кажется, у меня дергается глаз. – Я говорю, что буду готова, если захочу заниматься сексом. Это не значит, что я собираюсь кого-то упрашивать.

Ральф щурит на меня глаза. Я могла бы сказать, что у него сегодня просто плохой день, но быть придурком – это его отличительная черта в любой день.

– Все верно, – поддакивает Бри, отвлекая меня от этой небольшой дуэли взглядов. – Мы готовы, потому что нам по-другому нельзя.

Алиша вдруг начинает смеяться.

– Как мне здесь нравится, – говорит она. – Ребята, вы просто супер. Все знаете. Хотела бы я в свое время быть как вы.

Джули откашливается. Ее лицо покраснело, но на этот раз мне не стыдно. Ничего такого я не сказала. Я откусываю пончик.

– Ладно, – произносит она ровным голосом. – Теперь давайте поговорим о безопасном сексе. Хорошо?

Я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди. Пожалуй, на моей памяти это лучшая сессия группы, потому что Джули не доминирует в разговоре. Я рада, конечно, что она старается, но она просто не знает, каково это. А эти ребята знают. Хоть мы и не друзья, они понимают. Похоже, папа прав – только я никогда ему в этом не признаюсь.

После сессии большинство ребят сидят в телефонах и ждут родителей. Только несколько счастливчиков могут сами уехать домой.

– Тебе все еще нравятся мюзиклы или как?

Я морщусь от звука его голоса, а потом медленно оборачиваюсь. Руки Ральфа скрещены на груди, и весь вид у него такой строгий, будто он – учитель и сейчас отчитает меня за несоблюдение дресс-кода.

– Угу. – Я засовываю руки в карманы. Надеюсь, если я буду отвечать односложно, он не будет со мной разговаривать.

– Надо нам как-нибудь сходить погулять.

– Не думаю.

– Почему? – Он кривит рот. – В прошлый раз было весело.

– Болеть пневмонией было веселее, чем слушать, как ты на «Безумном Максе» болтаешь весь фильм. – Я достаю мобильный. Если родители не появятся прямо сейчас… – Ральф, без вариантов.

– Тебе обязательно быть такой стервой? – Он подступает ближе, почти прижимая меня к стене. – Я просто спросил. Глядишь, у тебя бы и с сексом заладилось, если б ты научилась вести себя поприветливее.

– Че ты вообще несешь? – огрызаюсь я. Если бы Джули все еще была здесь, она бы вмешалась, но остались только я и он, да еще несколько ребят с вытаращенными глазами. – Я такая стерва только с тобой, потому что ты нарываешься.

Мой телефон пищит. Я даже не читаю сообщения и, едва увидев имя отца на экране, резко разворачиваюсь и иду к двери.