Текст книги "Палуба"

Кэрол Хиггинс Кларк
Палуба
(Риган рейли-1)

“Старые и молодые – все мы находимся в нашем последнем морском путешествии”.

Роберт Льюис Стивенсон

Пятница, 23 апреля, 1982 год
Оксфорд, Англия

Атена стремглав неслась по почти невидимой в темноте проселочной дороге. Дыхание прерывисто вырывалось из груди девушки. Форменный пиджак с вышитой на верхнем кармане эмблемой колледжа “Сент-Поликарп” был плохой защитой от неожиданно хлынувшего весеннего ливня. Висевший на спине рюкзак мешал бегу. Девушке, однако, и в голову не пришло снять его.

Когда первый шок, шок удивления, стал проходить, Атена в отчаянии поняла, что сделала глупость, побежав этим путем. Полицейский участок Оксфорда располагался значительно ближе. Так что побеги она туда, то уже несколько минут назад оказалась бы в безопасности.

Контуры мокрой, неровной дороги стали немного яснее. Деревья, отяжеленные крупными, истекающими водой листьями, теперь представляли собой не некие смутные силуэты, а вполне реальные объемные предметы. Они, казалось, склонялись навстречу девушке.

Сзади появился автомобиль. Атена отпрянула в сторону, интуитивно поняв, что для нее будет лучше остаться незамеченной.

Сделать это ей не удалось: желтые огни фар были направлены прямо на нее. Машина рванула вперед и, визжа тормозами, остановилась в нескольких дюймах от ног девушки. Дверца автомобиля распахнулась.

Лихорадочным движением Атена сбросила рюкзак и вновь пустилась бежать. Всхлипы душили ее. Позади она слышала торопливые шаги настигавшего ее человека.

Нет! Нет! Ей ведь едва исполнился двадцать один год. Она наконец-то была вольна начать жить собственной жизнью. Она не могла просто взять и погибнуть именно сейчас. Из последних сил девушка пробежала еще порядка сотни ярдов. Лишь потом руки преследователя сомкнулись на ее горле.

Пятница, 19 июня, 1992 год
В море

Гевин Грей торопливо шел по коридору. Пытаясь сохранить равновесие, он, тем не менее, то и дело натыкался на закрепленные на стенах поручни.

– Если бы я не знал точно, что нахожусь на корабле, то решил бы, что просто чертовски пьян, пробормотал Гевин себе под нос. Пьян он действительно или нет, однако, сейчас его совершенно не волновало. Адреналин буквально кипел в его крови, и чувствовал он себя удивительно легко. Вероятно, именно поэтому он так сильно отскакивал, наталкиваясь на стены коридора.

Океанский лайнер, великолепный плавучий город, на котором в данный момент путешествовал Гевин, попал сегодня вечером в штормовую полосу. А до прибытия в английский порт Саутгемптон оставалось еще около полутора суток пути. “Долгонько”, – подумал Гевин, добравшись, наконец, до своей каюты. Ему очень хотелось поскорее увидеть землю, и дело тут было вовсе не в плохих условиях плавания.

Просто Гевину уже здорово надоело развлекать на этом гигантском судне, целую толпу старых дев.

– Пусть теперь кто-нибудь другой выставляет себя на посмешите, отплясывая с ними ча-ча-ча! От этих дурацких танцев я хожу весь в синяках, – бурчал себе под нос Гевин.

На всех этих трансатлантических круизах всегда бывало полным полно одиноких дамочек. Стремясь как-то исправить столь явный дисбаланс в представительстве полов, администрация корабельной компании и наняла 62-летнего Гевина Грея в качестве одного из “хозяев”, “организаторов досуга” на круизе, в задачу которых входило “блуждать” среди пассажиров, переходить от столика к столику, от одной дамочки к другой, быть готовым с показным удовольствием танцевать со всеми подряд уже немолодым женщинами и при этом стойко переносить их могучие и совершенно бессмысленные пинки.

Как раз сегодня утром Гевин пытался научить польке одну сгорающую от энтузиазма восьмидесятилетнюю даму, ноги которой, как назло, были облачены в увесистые черные башмаки. Походившие на два торпедных катера, они прочно сидели на толстых ступнях дамы и постоянно целились в беззащитные голени несчастного Гевина. Вспомнив сейчас эти ужасающие башмаки, Гевин вздрогнул. Ведь до сих пор он считал, что наступить кому-то на ногу было, в крайнем случае, актом самозащиты и уж никак не развлечением.

Подойдя к двери своей каюты, Грей вставил ключ в блестящую, отполированную медью скважину и облегченно вздохнул. Он вошел внутрь, присел на кровать. Откинувшись на подушку, поднял глаза к потолку, попытался перевести дыхание. “Странно, почему все-таки эти круизные каюты на самом деле выглядят такими маленькими и совсем не похожи на фотографии в рекламных брошюрах, – размышлял Гевин. – Вряд ли такое расхождение оказывается забавным для тех бедняг, что из месяца в месяц откладывают большую часть своих сбережений, чтобы вместо прекрасной “недели мечты” в открытом море очутиться вот на таких отвратительных, неудобных койках. Бедняги эти – жертвы обмана, осуществленного с помощью искусства фотографии”.

Гевин повернулся и взглянул на светящиеся цифры часов, стоявших рядом с кроватью: 23:32. Может, стоит сходить в казино, выпить что-нибудь на ночь? Заодно показаться на глаза администрации… Или очаровать какую-нибудь дамочку, которая еще не удалилась в свою каюту. Немного бренди не помешало бы. Бренди успокоило бы нервы. Нет, все же, лучше этого не делать. К тому же, сегодня вечером большинство пассажиров разошлось по своим каютам пораньше. Из-за шторма, а вовсе не из-за усталости.

– Я, пожалуй, останусь у себя, – сказал сам себе шепотом Гевин. Сегодня волнений он пережил уже предостаточно.

Дело в том, что сегодня ему страшно повезло. Он как раз выходил из бара “Ланселот”, когда столкнулся лицом к лицу с миссис Уоткинс, с милой незатейливой Беатрис Уоткинс с ее россыпями драгоценных камней.

Вот уже в течение нескольких дней она при каждой возможности подчеркивала, что ей очень одиноко в ее похожих на дворец люксовых апартаментах “Камелот Сьют”. Чтобы представить клиентам роскошь этих апартаментов, не требовалось никаких фотографических хитростей. Все здесь было устроено так, чтобы создать проживающим полный комфорт и поистине домашний уют. “Камелот Сьют” состоял из гостиной, главной спальни, двух ванных комнат и индивидуальной террасы, с которой можно было без помех лицезреть море и небо в любое время дня и ночи. Бог мой, да в такой обстановке и древняя старуха сможет соблазнить кого угодно. “Интересно, – думал Гевин, – удалось ли это сделать миссис Уоткинс? Она ведь в открытую флиртовала, заигрывала со всеми подряд”. Рассовывала стюардам завернутые в стодолларовые банкноты записочки с номером своей каюты, буквально топила всех своих знакомых в шампанском, словно это была просто вода. Даже капитану корабля не удалось избежать ее домогании.

На сегодняшнем коктейле у капитана миссис Уоткинс четырежды подходила к нему, чтобы, по круизному обычаю, сфотографироваться с ним. При этом она с ног до головы вся была увешана изумительными по красоте дорогущими украшениями. На ее костлявом черепе кое-как держалась тиара антикварной работы, инкрустированная бриллиантами и рубинами; на пальцах красовалось шесть колец, все с огромными драгоценными камнями; на запястье и на тощей, птичьей щиколотке старухи сверкали два похожих браслета с бриллиантами и изумрудами.

Капитан держался сверхвежливо и предупредительно. Раз за разом он склонял свою седую голову к столь же седой голове миссис Уоткинс и мило улыбался, заглядывая в объектив фотоаппарата. Затем капитан благодарил старуху и, поддерживая ее за локоток, направлял в зал к остальным пассажирам. Потом грациозно, с достоинством, поворачивался, чтобы приветствовать очередную пару прибывших на коктейль гостей. При этом он как бы даже не замечал, что миссис Уоткинс делала крутой вираж, хватала первый попавший под руку бокал с шампанским с подноса какого-нибудь официанта, залпом выпивала его и неровным шагом ковыляла в хвост очереди, ожидавшей возможности поздороваться с капитаном или при желании сфотографироваться с ним.

“Как это капитану удается? – поражался про себя Гевин. – Как он удерживает на лице вот эту профессионально безупречную улыбку, которая раз за разом идеально воспроизводится на сотнях фотографий? И так два вечера кряду в течение пяти дней каждого из круизов, выполняемых кораблем”. Капитан давал свои коктейли дважды за круиз. Делалось это для того, чтобы иметь возможность пригласить на них всех тысячу двести пассажиров. Думается, капитан мог бы прожить и без вида этих тысячи двухсот растянутых в показных улыбках “чи-и-из” шеренг зубов, большинство из которых, тем более, видимо, держались только благодаря клею “полигрип” и мастерству протезистов. “Что же касается капитана, то он, вероятно, и просыпается с той же профессиональной улыбкой, – предположил Гевин. – Вряд ли тут есть, чем гордиться. И зачем ему это только надо?”

После крепких коктейлей и еще целой серии бокалов горячительных напитков миссис Уоткинс решила, что ее старое тело заслужило некоторой паузы в любимейшем занятии всех участников любого круиза, неограниченном потреблении спиртного. Как следует поупражнявшись в искусстве самоотравления, миссис Уоткинс, спотыкаясь, направилась в свою каюту. На пути ей и попался Гевин, предложивший сопроводить даму до места назначения. Утробным иком выразив свое согласие на его предложение, миссис Уоткинс с благодарностью оперлась на протянутую неожиданным спутником руку. При этом застежка ее браслета зацепилась за рукав пиджака Гевина.

– Ой, надо будет мне, наконец, починить эту штуковину. А то недолго и потерять ее, – еле выговорила женщина.

Мысль о такой лакомой перспективе заставила Гевина алчно ухмыльнуться.

Веки миссис Уоткинс слипались все больше и больше, пока Гевин тащил ее до каюты. “Ну и работка у меня, – невесело размышлял он, – только и делаю, что пудрю мозги всем подряд пассажирам корабля. Но надо оставаться джентльменом в любых обстоятельствах”, – успокаивал он себя, помогая даме открыть дверь каюты. Они буквально ввалились в апартаменты миссис Уоткинс. Старая женщина тут же рухнула на кровать и мгновенно заснула. При этом браслет успел-таки соскочить с ее запястья и упасть на пол.

Гевин так и замер, уставившись на браслет. Долгие минуты он не решался двинуться. Он не знал, что предпринять. И тут вдруг в его голове промелькнула мысль о полной финансовой независимости.

Ведь можно спокойно будет сказать, что браслет, потерялся в течение вечера. И это будет вполне правдоподобно. Старуха ведь сама пробормотала только – что, дескать, застежка на этом браслете неисправна. Да и все вокруг видели, насколько она была пьяна под конец коктейля. Все будут считать, что потерять драгоценную вещь она могла в любой момент.

И все же, не слишком ли рискованно будет взять этот браслет? А что если начнут искать его по всему кораблю? Корабельная круизная компания души не чаяла в этой старушенции. Она ведь всегда отваливала кучу денег за свои апартаменты, а плавала она так часто, как было угодно ее капризной душе. Поэтому компания была и будет готова сделать все, чтобы удовлетворить любой каприз своей любимой клиентки. Нет, пожалуй, надо будет просто спрятать эту вещицу где-нибудь тут, в этой же каюте. А потом, когда ажиотаж вокруг пропажи спадет, можно будет опять сюда прийти и преспокойно взять браслет себе. Надо только придумать, как именно пробраться в каюту.

Страшно взволнованный, мокрый от пота, с бешенно колотящимся сердцем, Гевин пытался решить, куда лучше будет спрятать браслет. Ее Высочество, миссис Уоткинс, распростерлась поперек королевских размеров кровати. В трех шагах, справа от нее, располагалась величественная гостиная с мягкой мебелью в пастельных тонах, телевизором с широким экраном, изысканного дизайна музыкальной стереосистемой и баром. Вдоль одной из стен гостиной была оборудована стеклянная раздвижная дверь. Вела она на террасу. Рядом с ней Гевин и увидел то, что искал: шкафчик со спасательными жилетами. На этом круизе уже проводились занятия по безопасности плавания, так что никому больше и в голову не могло прийти снова залезть в этот шкафчик.

Гевин на цыпочках приблизился к кровати. Сдерживая дыхание, он наклонился и поднял с пола потрясающую конструкцию из изумрудов и бриллиантов. В разобранном виде эта вещица может потянуть и на целый миллион долларов. Гевин не мог поверить своим глазам. Дикая мысль пришла ему в голову. А что если взять у нее и остальные побрякушки? Мысль не желала покидать его. При этом он машинально продолжал перебирать в руках звенья поднятого браслета. И все же чувство вины, свойственное его ирландско-католической натуре, возобладало. Это чувство не дало ему совершить то, что, по его собственным понятиям, попадало напрямую в категорию смертных грехов. По той же ирландско-католической шкале ценностей, которой руководствовался Гевин, украсть лишь один браслет у такой богатой женщины, как миссис Уоткинс, – только простительная оплошность.

Миссис Уоткинс повернулась во сне и пробормотала что-то про капитана.

“Мне, пожалуй, лучше побыстрее смыться отсюда, – решил Гевин. – Какой-нибудь придурок мог меня заметить, когда я ее сюда тащил. И вообще лучше поскорее взять один этот браслет и не соблазняться более мыслями о прочих драгоценностях”. В конце концов, располагая кое-какими деньгами, он сможет потом повстречать некую молодую, привлекательную женщину, которой может понравиться и которая будет обладать собственными украшениями. Почему нет? Ведь он был совсем не дураком, и какая-нибудь молодая красотка вполне могла бы на него “клюнуть”, если он сумеет нужным образом посорить немного деньгами. К сожалению, Гевин признавал, что внешность его была уже не такая впечатляющая, как раньше. Более того, кое-кто вполне мог даже начать утверждать, что никакой яркой внешности у него уже вообще не осталось. Волосы с каждым днем седели все больше, мускулы теряли свою былую упругость. Особенно его потрясло недавнее событие в одном из кинотеатров, когда кассир вдруг предложил ему скидку, полагающуюся престарелым людям. Он чуть было даже не сглупил и не отказался от этой скидки.

Тряхнув головой, Гевин освободился от всех этих неприятных мыслей, сжал восхитительную безделушку в своих ухоженных, наманикюренных пальцах и прокрался к шкафчику в гостиной. Он осторожно открыл дверцу шкафчика и замер, когда петли противно скрипнули. Аккуратно сложенные на полках шкафчика спасательные оранжевые жилеты насмешливо глядели на Гевина своими нагрудными лампочками, как бы заявляя: “Это тебе даром не пройдет. Ты все равно попадешься”. Окончательно разволновавшись, Гевин все-таки поднялся на цыпочки, потянулся, как стареющая балерина, и бросил браслет на самую верхнюю полку за дальний спасательный жилет.

– Я еще вернусь сюда, – пробормотал он.

Ловко, по-кошачьи, Грей пробежал в спальню, послал пылкий воздушный поцелуй Беатрис Уоткинс и выскользнул за дверь.

Команда перевернет весь корабль вверх дном, разыскивая этот браслет. Но поиски все равно прекратят в воскресенье, когда судно достигнет порта. Всем будет ясно: кто-то нашел потерянный браслет и как обычный вор прикарманил его. Гевин попытается пробраться в эту каюту в часы выгрузки. Если же это будет невозможно, то он вернется сюда на обратном пути в Нью-Йорк.

Ничто не сможет остановить Гевина. Он будет обладать этим замечательным браслетом!

Суббота, 20 июня, 1992 год
Оксфорд, Англия

Риган Рейли медленно просыпалась. С трудом она раскрыла глаза. Казалось, что веки склеены намертво. Она огляделась, пытаясь понять, где, черт побери, находится. Кое-как избавившись от тумана, витавшего в голове, она внимательно осмотрела комнату, в которой находилась. Только теперь Риган заметила пряди белых волос, выбивавшихся из-под тонкого одеяла на узкой кровати, стоявшей в другом углу комнаты. Пряди эти, без сомнения, принадлежали ее лучшей подруге Кит.

Со вздохом Риган вновь опустилась на подушки, повернулась на бок и принялась наблюдать за тем, как серый свет начинает проникать в комнату сквозь маленькое окошко в углу. Они с Кит приехали в Оксфорд накануне вечером, чтобы принять участие в торжественной встрече по случаю завершения десятилетнего обучения и начала новой годичной программы в колледже “Сент-Поликарп”. И сейчас им обеим предстояло, видимо, встретить очередной из ужасающих непогожих дней, которыми так знаменита Англия. “Надеюсь, погода хоть немного исправится после полудня”, – подумала Риган, поплотнее заворачиваясь в тонкое, как бумажный лист, одеяльце. Многое изменилось за прошедшие годы, но только не английская погода. Именно погоду Атена ненавидела больше всего в Оксфорде.

Атена… Спокойно вспоминать о ней было просто невозможно. “Трудно сейчас поверить, что я когда-то жила вместе с ней в этой вот комнате”, – продолжала размышлять Риган. До того самого момента, как десять лет назад в конце апреля Атена вдруг решила поехать в Лондон на выходные, да так и не вернулась. Никаких известий о ней не было получено вплоть до окончания учебы в июне того же года.

Жить с Атеной в одной комнате было не так просто. Она все время жаловалась, говорила, что хочет вернуться на родину в Грецию. После занятий английским языком, которые у нее были в десять часов утра по понедельникам, средам и пятницам, она обычно облачалась в домашний халат и до конца дня уже не выходила из комнаты. Еще она беспрестанно сморкалась, почему и запрещала Риган открывать маленькое окошко в углу комнаты даже на минутку. Наконец, Атена ни разу не приняла приглашения Риган сходить вместе с ней в местный бар, чтобы выпить по кружечке пива вместе с остальными ребятами. В общем, когда Атене исполнился двадцать один год и она получила в наследство деньги своей бабушки, Риган не показалось удивительным то, что ее соседка вскоре исчезла: она не вернулась из той своей лондонской поездки.

– Я уже достаточно выучила “английский”, – часто говорила Атена, – и мне не важно, что по этому поводу подумают мои родители.

“Как бы то ни было, Атена вряд ли захочет прийти на наши школьные торжества, даже если вдруг узнает, что они проводятся, – подумала Риган. – Я их чуть сама не проигнорировала”.

Именно Кит уговорила Риган приехать на встречу выпускников.

– Слушай, я же знаю, что ты ничем не занята сейчас. К тому же, видит Бог, о тебе только что, на прошлой неделе, писал журнал “Пипл”. Про то, как ты раскрыла это твое большое дело. Так что я считаю, мы просто обязаны отправиться в Европу и отпраздновать твой успех. Возьми пару недель отпуска. Да и вообще будет забавно увидеть нашу старую компанию.

Поначалу Риган предполагала после колледжа продолжить свое образование в юридическом институте, но в последние месяцы пребывания в “Сент-Поликарпе” приняла другое решение: задумала стать следователем. Поэтому, окончив колледж, она не пошла в институт, а поступила на работу в контору к одному достаточно пожилому опытному детективу, работавшему в Лос-Анджелесе. Детектив как бы взял ее под свою опеку. И вот пару лет назад Риган все-таки начала собственное дело: открыла свое детективное агентство. Все это, правда, весьма не нравилось ее родителям, Люку и Норе Рейли.

Особенно возражал отец, директор похоронной компании. Он говорил, что яркая внешность Риган будет привлекать к ней интерес “плохих людей”. Мать, известная писательница, автор серии детективных романов, поддерживала мужа, но винила в происходящем только себя:

– Это из-за тех судебных процессов, на которые я тебя брала, Риган. Мне не следовало этого делать.

Риган пыталась спорить с родителями:

– Мой отец владеет тремя похоронными конторами, мать строчит сюжетики о маньяках-убийцах. И при этом вы хотите, чтобы я вдруг взяла и выбрала для себя некую “нормальную” работу?!

К полному отчаянию родителей, Риган просто-напросто любила свою работу.

Последнее дело, которым она занималась, касалось некоего отца, скрывшегося вместе с двумя своими малолетними детьми. Как потом Риган рассказывала своим родителям, вид радостного воссоединения матери с ее маленькими мальчиками полностью окупил все те бесконечные часы, в течение которых девушка вынуждена была проверять многочисленные версии, оказывавшиеся одна за другой тупиковыми.

Свой отпуск Риган и Кит начали в Венеции, потом отправились к родителям Риган в Париж. Нора как раз завершала рекламный тур в связи с выходом своей новой книги.

– Если еще хоть один человек спросит меня о том, где я беру сюжеты моих книг, – я просто застрелюсь. – Нора вздохнула, а потом вдруг принялась подробно расспрашивать Риган о характерных чертах преступлений, касающихся похищений людей. Нора и Люк должны были отплыть в предстоящий понедельник на лайнере “Куин Гиневер” из Лондона в Нью-Йорк. “Что ж, несколько дней в удобном шезлонге на палубе могут здорово развлечь мать, помогут ей отдохнуть”, – подумала Риган. Однако она знала Нору и была уверена, что уже очень скоро та вновь будет прокручивать в голове завязку какой-нибудь новой криминальной истории, которая, вероятнее всего, будет иметь отношение к схватке некоей разведенной супружеской четы по поводу прав воспитания ребенка.

Риган продолжала внимательно рассматривать комнату, и отдельные, отрывочные воспоминания постепенно начали возвращаться к ней. “В последние лет десять колледж явно не сильно потратился на ремонтные или хотя бы декоративные работы в этом помещении”, – констатировала Риган. Какие-то серо-зеленые, сильно потертые паласы на полу; старые, потерявшие всякий рисунок обои; так называемые “временные шкафчики”, принесшие своим долгим существованием новое значение вроде бы всем понятному термину “временный”; крошечный, весь исцарапанный умывальник с висящим над ним мутным зеркалом, полки, о которые трудно было не удариться, вставая с постели по утрам, и, наконец, пара лежанок на колесиках, которые именовались кроватями. “Да, все это цена, которую ты платишь, чтобы стать частичкой истории, – подумала Риган. – Чтобы иметь возможность сказать потом, что ты училась в самом Оксфорде… Хотя колледж “Сент-Поликарп”, строго говоря, не являлся частью Оксфордского университета, но все равно, когда ты говорил, что учился в Оксфорде, это обычно весьма впечатляло людей. А зря. Этим людям стоило взглянуть на убогие комнатки”, – продолжала размышлять Риган.

Одеяло на второй кровати зашевелилось. Риган посмотрела в ту сторону и рассмеялась. Кит натянула одеяло себе на голову, и теперь были видны лишь скрюченные пальцы на подушке.

– Все точно, одного только не хватает: ногти на твоих пальцах должны быть черными, – рассмеялась Риган.

Дело в том, что именно так обычно спала Атена. И это было хорошо известно в общежитии. Все считали смешным то, что во время сна Атена растопыривала пальцы, оканчивающиеся длинными черными ногтями. Казалось, что она либо вот-вот набросится на кого-то, либо уже умерла под одеялом, и теперь тело ее, в том числе и эти ужасные ногти, находится на продвинутой стадии трупного окоченения. Вид растопыренных пальцев соседки на стоящей рядом кровати не раз пугал Риган, особенно поздно ночью, когда она возвращалась с очередной вечеринки.

Кит спрятала руки под одеяло и открыла глаза.

– О Господи! Что за ужасная кровать! Я, наверное, вывихнула себе на ней позвоночник, – простонала она.

– Как, тебе не нравятся здешние удобства? – с показным удивлением в голосе спросила Риган. Она потянулась и поднялась с кровати. – Если же тебе действительно хочется впасть в депрессию по поводу этого местечка, то советую вспомнить ту бурду, которую мы здесь обычно вынуждены были есть. Дерьмо по рецепту “а ля “Сент-Поликарп”.

Риган собрала в охапку мыло, кремы, шампунь, полотенце, накинула халат и направилась к двери.

– Что мне еще в те годы страшно не нравилось, так это требование носить все это в душевую в какой-то дурацкой корзинке. В этом было что-то совсем уж конвейерное. Казалось, что я какая-нибудь уборщица, направляющаяся убирать чужой грязный дом, и что мое тело является лишь одной из комнат этого грязного дома. Ладно, пока. – Когда Риган вернулась, она заговорщически сообщила Кит, что “врагов” поблизости нет. – По-моему, тут кроме нас вообще больше никого нет. Однако, если тебе есть что почитать, лучше возьми книжку с собой в душ. Быстро помыться тебе все равно не удастся.

Кит застонала.

– О нет! Неужели и душ здесь остался таким же отвратительным?

– Он стал даже хуже, чем был, – рассмеялась Риган. – Слив такой медленный, что вода начинает скапливаться практически сразу, как только включаешь кран. Так что после местного душа ступни твои прекрасно размокнут. В общем, им тут в самую пору открывать педикюрный салон или пункт по выведению грибковых заболеваний прямо на выходе из душа.

Риган, быстро скинув халат, облачилась в джинсы, тапочки и свитер с открытым воротом, подаренный когда-то одним ее дружком. После того, правда, как горничная этого самого дружка испортила вещь чересчур жесткой стиркой.

Риган подошла к мутному зеркалу, включила в розетку дорожный фен и склонилась над умывальником. Перебирая под горячими струями воздуха свои темные, обработанные перманентом волосы, она вдруг вспомнила, сколько долгих часов провела под этим самым умывальником, пытаясь высушить две длиннющие, до пояса, косы, которые носила будучи ученицей колледжа. Вспомнив это, она мысленно обратилась к Господу, чтобы тот не позволил никому из ее бывших однокашников притащить с собой на сегодняшнюю встречу старые школьные фотографии.

Но вот голубые глаза Риган совсем не изменились. По-другому они выглядели лишь однажды, когда Риган пришлось вставить контактные линзы, чтобы ее не узнали в ходе одной из операций. С удовлетворением девушка также констатировала, что по-прежнему, как и десять лет назад, влезает в джинсы шестого размера.

Она протянула руку к косметической сумочке, открыла ее, и аромат духов “Уайт Лайнен” мгновенно распространился по всей комнате. Флакон, как оказалось, открылся, и его содержимое залило всё, включая записную книжку и английские банкноты. Риган выложила несколько еще влажных купюр на тумбочку. Чуть подмокшее и поэтому еще больше постаревшее лицо королевы Елизаветы, казалось, сморщилось в недовольную гримасу. Глаза королевы смотрели на Риган осуждающе.

– Простите меня, Ваше Величество. Согласитесь, однако, запах-то прекрасный.

Дверь в комнату распахнулась, а потом захлопнулась со страшным, злым треском.

– Я поскользнулась на коврике в душе, – заорала Кит, – и поцарапала задницу о края унитаза. Интересно, нет ли у “Джекоби и Мейерса” лондонского отделения?

“Джекоби и Мейерс” была известной нью-йоркской адвокатской конторой, телевизионные рекламные ролики которой призывали подавать в суд на всех и вся, включая даже собственную бабушку, если вы вдруг имели несчастье споткнуться о ее вязаный коврик. Светлые волосы Кит были еще мокрыми после душа и свисали беспорядочными плетьми. Халат плотно облегал высокую стройную фигуру.

– В этих местах они, вероятно, совсем не знают, что такое сантехника и как она работает, – продолжала жаловаться Кит. – А некоторые еще утверждают, что изобретатель унитаза Томас Крепер был англичанином. Если это все же так, то англичане должны с большим почтением относиться к плодам его таланта.

– Это все моя вина, – смущенно призналась Риган, – я должна была напомнить тебе, что в этот душ надо надевать тапочки с присосками на подошве.

– Как бы то ни было, давай-ка поскорее смоемся отсюда и поедем куда-нибудь в центр города.

Даже по английским меркам погода в середине этого июня стояла очень уж прохладная. Солнце безуспешно пыталось пробиться сквозь низкие облака. Риган и Кит, мечтающие поскорее выпить чашечку горячего английского чая, торопливо шли по одной из улочек города в направлении “Ноузбега”. Риган пихнула подругу в бок, когда они проходили колледж “Кебл”, знаменитый благодаря своему отвратительному внешнему облику, никак не вписывающемуся в окружающие архитектурные красоты.

– Помнишь, как мы однажды зашли сюда пообедать и какую увидели картину… Тогда, по-моему, одна из кафедр колледжа пришла в свой доисторический обеденный зал с длинными деревянными столами перекусить. Так удивительно было смотреть на всех, этих типов в их развевающихся черных мантиях.

– Все, что я помню, это то, как Саймон все подсказывал мне, какой ложечкой или вилочкой что есть.

– Да, точно!

В “Ноузбеге”, уютном ресторанчике, известном благодаря не только Своему интерьеру в стиле Лоры Эшли и хорошей кухне, но еще и приятной классической музыке (которая лилась из глубины зала ненавязчиво, но достаточно громко, чтобы создавать нужную атмосферу), Риган и Кит повстречали еще четверых своих однокашников, также приехавших на встречу выпускников. Столики были мгновенно сдвинуты в некую единую конструкцию. Все назаказывали себе кучу блюд, и за аппетитным, сытным “английским” завтраком начался разговор с неизбежными “а ты помнишь?”. Потом соответственно перешли к фразам, типа “а ты слышал?” Самую увлекательную новость сообщил Кристен Либби, который приехал в Оксфорд тремя днями раньше и успел уже многое разузнать. Так вот он поведал всей компании, что профессор Филипп Уиткомб наконец-то решил жениться.

Риган громче остальных завопила:

– Да не может этого быть!

– Ну, вообще-то говоря, – задумчиво сказала Кит, – ему всего-то за сорок. И он не так уж уродлив…

– Да ты что! – прервала ее Риган. – К тому же по его виду всем становится ясно, что он самый настоящий нытик.

Кит оставила замечание подруги без ответа.

– Зато он действительно прекрасный учитель. Все согласно закивали.

Риган не удержалась:

– Однако он всегда был похож на вечного холостяка. Все свое свободное время проводил, ухаживая за садом тетушки. Ну и на ком же он женится?

– На какой-то преподавательнице, которая пришла на работу в колледж через год после нашего выпуска, – сообщил Кристен.

– Они что, недавно встретились или все эти десять лет, так сказать, сажали вместе маргаритки? И как же зовут счастливую невесту? – продолжала вопрошать Риган.

– Зовут ее Вэл Твайлер. Говорят, она гонялась за ним последние года два. Она преподает английскую литературу, на несколько лет младше Филиппа, осень умна и знает, как достичь поставленных целей.

– Что ж, без этих качеств ей и мечтать нечего было заполучить Филиппа, – согласилась Риган. – Никогда не видела, чтобы он надел одинаковые носки или аккуратно заправил рубашку в брюки… Бог мой! – воскликнула она, бросив взгляд в окно. – Смотрите-ка, кто к нам идет!

И тут все увидели Клер Джеймс, пробирающуюся сквозь толпу ожидавших своей очереди на входе в ресторанчик. Клер заметила знакомых и теперь держала курс прямо на них. Десять лет совсем не изменили ее: то же предпочтение платьям от фирмы “Элъ-Эль-Бин” и повязкам для волос в тон одежде.