Текст книги "Невеста для графа"

«Да, Гастингс приходил к нам ужинать вчера». Теперь Элиза представляла, как говорит об этом подругам словно невзначай, словно не видит в том ничего особенного.

Но, увы, ничего подобного никогда не происходило и скорее всего никогда не произойдет. И нужно быть ужасно глупой и наивной, чтобы вообразить, будто она способна очаровать лорда Гастингса.

Элиза брезгливо поморщилась, глядя на свое отражение в зеркале.

– Мне бы следовало надеяться на то, что я больше никогда его не увижу, – сказала она, обращаясь к Вилли. – Он наверняка считает, что у меня с головой не все в порядке. И это из-за тебя…

Пес зевнул, потянулся и затрусил к своей лежанке в углу. Свернувшись калачиком, утомленный беготней и переживаниями, Вилли почти сразу же уснул. Элиза с умилением посмотрела на пса. Злиться на него у нее не хватало духу. Колокольчиком вызвав горничную, чтобы та помогла ей переодеться в сухое, Элиза мысленно поклялась, что больше не будет вспоминать о сегодняшнем красавце.

– Прошу прощения за пса, – сказал Кросс, прикрыв дверь своего кабинета. – У моей дочери слишком доброе сердце.

Хью кивнул, принимая извинения, и тут же заметил:

– Доброе сердце у женщины не может не вызывать восхищения.

– Согласен с вами, – сказал Кросс и, обойдя стол, предложил гостю сесть.

Хью опустился в кресло, которое показалось ему на удивление удобным. В этом кабинете даже не пахло Чиппендейлом – никакой вычурности; вся мебель была добротная, основательная, обитая мягчайшей кожей. Кабинет, как, впрочем, и весь остальной дом – по крайней мере, та его часть, которую Хью успел увидеть, – был обставлен так, чтобы и хозяевам, и гостям было удобно. Никакого слепого следования моде, никакой пошлости и безвкусицы, никаких попыток пустить пыль в глаза, но при этом все – самого лучшего качества. Если у Хью и оставались какие-то сомнения относительно финансового положения Кросса, то теперь, побывав у него в доме, он мог твердо заявить: Кросс богат, очень богат.

Со времени их странного разговора в «Веге» прошло больше двух недель. Хью не вспоминал о нем и, бывая в клубе, если и видел Кросса, то лишь издали. Продолжать знакомство с Кроссом Хью не собирался, хотя у Кросса, похоже, были иные планы. Но какие именно?.. Вот этого Хью никак не мог понять.

Хозяин предложил гостю выпить, но тот отказался. Налив себе и усевшись за стол, Кросс спросил:

– Как ваши дела, милорд?

– Я получил письмо от сэра Ричарда Несбита, – сказал Хью. – И в этом письме он любезно известил меня о том, что продал несколько долговых расписок, полученных от моего отца.

– Очень похоже на Несбита, – прокомментировал Кросс.

Граф пожал плечами; он-то считал Несбита отъявленным негодяем – хитрым, изворотливым и, возможно, нечистым на руку.

– Зачем вы выкупили у него долги моего отца? – спросил Хью напрямую.

– Потому что я посчитал такие инвестиции перспективными. – Кросс откинулся на спинку кресла.

– В самом деле? – Хью приподнял бровь. – О каких именно инвестициях идет речь?

Долговые расписки, которые до последнего времени хранил у себе Несбит, насчитывали лет пять. Отец тогда проигрался на скачках. Поставил три тысячи на жеребца, который в каждом заезде приходил последним. Хью считал эти долговые расписки недействительными, но Несбит все же хранил их до тех пор, пока Кросс не выкупил долг, надо полагать – за полную стоимость.

– Инвестиции – это вы, милорд, – с непринужденной улыбкой ответил Кросс. – Вы ведь приходитесь сыном своему отцу, не так ли?

– Но у Несбита не было законного права требовать с меня этот долг, – сквозь зубы процедил Хью. – То был долг чести моего отца, а его уже нет в живых.

– Вот досада! – Кросс изобразил огорчение. – Выходит, Несбит меня надул.

– Зачем вы их выкупили? – снова спросил Хью, не повышая голоса.

Кросс смотрел на него с ухмылкой.

– Вы знаете, как я сколотил состояние, лорд Гастингс?

Хью насторожился, а Кросс между тем продолжал:

– Игрой на бирже, милорд. Чертовски рискованный бизнес, но прибыльный.

– Насколько мне известно, биржевые маклеры покупают лишь тогда, когда видят возможность получить прибыль, – заметил Хью. – Чем рискованнее сделка, тем выше прибыль. Но шанс получить прибыль от долговых расписок Несбита – один к тысяче, не больше.

– Тогда я в проигрыше, – пожав плечами, отозвался Кросс. – Мы, биржевые маклеры, привыкли и к поражениям.

– Я бы принял ваше объяснение, если бы речь шла лишь об одном эпизоде. – Хью заерзал в кресле, пытаясь справиться с рвавшимся наружу гневом и страхом. – Будучи немало озадачен столь странным приобретением – вы ведь не могли не знать, что выкупленный вами долг никогда не будет оплачен, – я отправился к своему нотариусу, и он заявил, что у меня нет никаких обязательств по выплате отцовского долга чести пятилетней давности. Но он также упомянул о тех любопытных документах, что получил в последнее время. Это не единственный долг моего отца, который вы выкупили у его кредиторов.

Кросс утвердительно кивнул.

– Но с какой целью? – поинтересовался Хью, почувствовав, что вот-вот сорвется. – Только избавьте меня от россказней об инвестициях и рисках. Вы систематически скупали мои долги, и теперь я должен вам больше, чем кому бы то ни было из отцовских кредиторов. Намного больше. Зачем это вам?

– Эти ваши долги – мои инвестиции, – отозвался Кросс.

– Но теперь-то вы знаете, насколько неподъемны мои долги, – ледяным тоном проговорил Хью. – И, зная это, вы прекрасно понимаете, что я едва ли смогу когда-либо расплатиться с вами полностью.

Когда нотариус сообщил ему о том, что Эдвард Кросс скупил значительную часть долговых обязательств покойного графа Гастингса, Хью не сразу вспомнил, при каких обстоятельствах впервые услышал это имя. А потом, вспомнив, не мог понять, зачем понадобилось Кроссу скупать его долги. Непонимание породило страх, и именно из-за этого страха он явился сюда.

Сбивало с толку и еще одно обстоятельство… Кросс не делал попыток связаться с ним, не заговаривал с ним в игорном клубе, то есть никоим образом не пытался получить с Хью те очень немалые деньги, которые граф был теперь ему должен. Кроме того, Хью узнал, что Кросс оплатил восемьдесят тысяч по закладной на поместье и расплатился с торговцами, отпускавшими Джошуа товары в долг. И он даже вернул карточные долги отца, которые Хью по закону мог и не отдавать. Но зачем же Кроссу все это понадобилось?

– Если вы не желаете объяснить, почему вы это сделали, то по крайней мере дайте мне гарантии, что согласитесь на условия возвращения долгов, которые уже были согласованы с теми, у кого вы эти долги выкупили, – проговорил Хью, так и не дождавшись ответа.

Кросс улыбнулся.

– Вернете когда сможете, милорд. Я не стану вас торопить – могу себе это позволить. – Он пожал плечами с таким видом, словно речь шла о нескольких шиллингах. Из открытого окна за спиной Кросса донесся собачий лай. Глянув в окно, он вдруг спросил: – Вы любите собак, лорд Гастингс?

Заподозрив какой-то подвох, Хью внимательно посмотрел на Кросса, поднялся и кивнул:

– Да. Если вы не желаете объясниться и не намерены изменять условия выплаты по долгу, я не смею более утомлять вас своим присутствием. Мой поверенный проследит за тем, чтобы выплаты по выкупленным долгам производились на ваше имя.

– Задержитесь еще ненадолго, Гастингс, – попросил Кросс, снова глянув в окно. – Скажите, вы всех собак любите? Даже беспородных дворняг, как у моей дочери?

Хью хотел уйти, но не ушел. Его безмерно раздражало то обстоятельство, что он был вынужден плясать под дудку человека, от которого теперь зависело благополучие всей семьи.

– Мне нравятся собаки с хорошим характером. Я не люблю диванных собак – тех, что норовят укусить исподтишка.

– Очень хорошо… – в задумчивости пробормотал Кросс, встал и добавил: – Спасибо за визит, милорд.

У Хью от злости желваки заходили под скулами, но он промолчал – ответил лишь сдержанным поклоном.

– Может, как-нибудь поужинаете с нами? – спросил Кросс. – Мы с дочерью почли бы за честь разделить с вами трапезу.

Хью уже хотел ответить отказом – холодным, и вежливым, но тут вдруг подумал о дочери Кросса… и почему-то сказал:

– Да, пожалуй…

– Завтрашний вечер вас устроит? – осведомился Кросс. – Знаете, и вот еще что… видите ли, милорд, имеются некоторые… э… возможности, которые мы могли бы обсудить.

– Возможности?.. – переспросил Хью.

Что ж, вот и ответ. Имя Гастингс в числе соучредителей какой-нибудь сомнительной фирмы – вот что, наверное, хотел от него Кросс. А может, ему требовалось содействие в приобретении связей среди аристократии? Что ж, у него действительно имелись друзья в высшем обществе. Было бы странно, если б он их не имел.

– Речь не идет о чем-то противозаконном, – поспешил развеять его сомнения Кросс. – Возможности, о которых я говорил, могут открыть для вас новые перспективы. Не беспокойтесь, я не предлагаю ничего такого, что могло бы вам навредить. Напротив, если кто и выгадает, так это вы. Приходите на ужин, и мы тогда обо всем поговорим. Так как же, согласны?

Хью пожал плечами и кивнул:

– Да, конечно. Разве у него был выбор? Увы, нет. Ведь мистер Кросс купил его с потрохами.

Глава 4

Элиза нервно мерила шагами гостиную. Отец пригласил графа Гастингса на ужин.

– Зачем? – воскликнула она, когда родитель сообщил ей об этом накануне вечером.

– Мы с графом Гастингсом, возможно, станем партнерами по бизнесу, – спокойно ответил отец, очевидно, не заметив ее смятения. – Я хочу произвести на него благоприятное впечатление, так что надень что-нибудь такое… что тебе идет.

И при этом он подмигнул ей – словно собственными глазами не видел, в каком непривлекательном виде предстала она перед графом Гастингсом, когда тот познакомился с нею.

Едва оправившись от потрясения, Элиза в лихорадочной спешке принялась готовиться к предстоящему событию. От уже утвержденного меню пришлось отказаться ради более изысканного. Все горничные в доме были мобилизованы на генеральную уборку столовой и гостиной – чтобы там все сверкало. Элиза же произвела ревизию всего своего гардероба. Выбор подходящего платья вдруг представился ей самым важным жизненным выбором. Ей во что бы то ни стало хотелось исправить то ужасное впечатление, что наверняка сложилось о ней у лорда Гастингса. Вилли – разумеется, против его желания – заперли в спальне Элизы, и прислуге было приказано не выпускать пса, как бы громко он ни лаял и как бы жалобно ни скулил.

Но если Элиза и была уверена в том, что ужин, дом и даже платье ее окажутся безупречными, то оставался открытым далеко не маловажный вопрос: что она скажет гостю? Ужасно нервничая, Элиза смахнула несуществующую пылинку с часов на каминной полке. Она до сих пор не придумала ни одного остроумного замечания. И это при том, что она была почти уверена: граф Гастингс после первой встречи с ней считал ее если не сумасшедшей, то весьма странной. Не хватало еще, чтобы после ужина он решил, что она глупа как пробка.

– Граф Гастингс, – торжественно объявил дворецкий, впустив гостя.

Элиза в последний раз обратилась к Всевышнему с горячей мольбой не дать ей опозориться перед гостем.

При виде графа Элизу обдало жаром – как от раскаленной печи. Он был ослепительно красив в вечернем наряде. А чего стоили его темные романтические кудри и бездонные глаза! И двигался он с непринужденной элегантностью истинного аристократа.

– Добрый вечер, мисс Кросс, – с вежливым поклоном произнес граф.

– Добрый вечер, лорд Гастингс. – Чувствуя, как заливается предательской краской лицо, Элизабет сделала реверанс и спросила у гостя: – Не хотите ли присесть?

Прежде чем сесть на диван, граф окинул девушку взглядом и с улыбкой проговорил:

– Обещаю на сей раз не растеряться в случае появления здесь собак.

Элиза густо покраснела и издала нервный смешок.

– Не волнуйтесь, милорд! Вилли сидит под замком. Примите мои извинения за вчерашнее… Он ужасно себя вел.

Лорд Гастингс снова улыбнулся. При этом на щеке его появилась ямочка, а вокруг глаз собрались лучистые морщинки.

– Осмелюсь заметить, что ваш пес вел себя так же, как повел бы себя любой мальчишка, переживший основательную головомойку.

– Правда? – От волнения у Элизабет пересохли губы, и она машинально их облизнула. – Я бы ни за что так не подумала. Видите ли, я была единственным ребенком в семье.

– Когда я был ребенком, – сказал лорд Гастингс, – мне несколько раз удавалось избежать купания. Но я-то удирал до того, как меня помещали в ванну, а не после завершения экзекуции. – Улыбаясь все так же непринужденно, граф спросил: – Ведь ваш пес еще щенок, верно?

– Думаю, ему примерно год.

Лорд Гастингс вопросительно приподнял бровь, и Элиза пояснила:

– Я нашла его под кустом прошлым летом. Он был тогда совсем крохотным, и с тех пор сильно вырос. – Элиза в смущении откашлялась и добавила: – Наш главный конюх, который очень хорошо разбирается в собаках, думает, что ему примерно год.

– Я никогда не спорю со своим главным конюхом, – мгновенно отреагировал граф. – Мудрее их в Британии мужей не сыскать.

Элиза снова рассмеялась, на этот раз уже не так нервно.

– Надеюсь, ваш Вилли хорошо себя чувствует после той бешеной погони, – проговорил граф.

– Очень хорошо, – кивнула Элизабет.

Ей было гораздо проще говорить о Вилли, чем о политике или светских сплетнях. А общаться с лордом Гастингсом, вопреки ее опасениям, оказалось куда проще, чем с другими импозантными джентльменами.

– Ваш песик, конечно же, шалун, верно?

– Да-да, большой шалун. Вилли любит гоняться за птицами в саду, и тот факт, что ему ни разу не удалось ни одну из них поймать, нисколько его не обескураживает, а скорее напротив раззадоривает. К сожалению, эти погони часто заканчиваются купанием в грязной луже. – Элиза наморщила нос. – Но иногда мне кажется, что ему нравится валяться в грязи. Раз уж он оказался в луже – ни за что не вылезет оттуда, пока полностью не покроется грязью.

Лорд Гастингс рассмеялся, и по спине Элизабет пробежала дрожь. Ах, какой у него чудесный смех! И, что еще приятнее, это она, Элиза, его рассмешила.

– Неудивительно, что ему понадобилась ванна, – заметил граф.

– Да уж, удивляться тут нечему. Плохо только, что при такой любви к грязным лужам к чистой воде и мылу Вилли испытывает лютую ненависть. Узнав о том, что ему предстоит, он делает такие несчастные глаза, словно я его на казнь веду.

– Уверен, что он не держит на вас зла – почти сразу прощает.

– Да, конечно, но я… Я потом даю ему немного бекона – в качестве извинения.

Лорд Гастингс от души рассмеялся, а Элиза улыбнулась – радостно и вполне искренне.

– Видите ли, путь к сердцу Вилли лежит через его желудок, и даже папа… – Элиза запнулась, вспомнив об отце. Где же он? Он обычно не заставлял гостей ждать его.

– Вилли – любимец вашего отца? – спросил граф.

Элиза зарделась и пробормотала:

– Он никогда в этом не признается, но, думаю, очень любит Вилли. Так получилось, что и имя псу дал папа – случайно. Он сказал «вилы тебе в бок», а щенок отозвался – словно на имя. Вот я и назвала его Вилли.

– Не может быть! Так уж и отозвался? – с веселой улыбкой спросил граф.

– Да, отозвался. Сначала я звала его так, чтобы подразнить отца, но это имя… оно просто прижилось.

Граф по-прежнему улыбался, а Элиза не могла глаз отвести от ямочки у него на щеке. Он был не только хорош собой, но еще и отличался добротой и обаянием. И теперь девушка уже не испытывала неловкости в его присутствии.

– Да, я уверена, что папа любит Вилли, но отказывается это признавать, – добавила она.

– С собаками порой приятнее общаться, чем с людьми.

– Совершенно верно! – просияв, воскликнула Элиза.

Граф снова улыбнулся ей, а она вдруг подумала: «Неужели мне все это не снится?» Никогда еще ей не доводилось общаться с джентльменом, который держался бы так просто и был бы столь дружелюбен. Ей очень хотелось, чтобы их с отцом общий бизнес потребовал как можно более частого присутствия в их доме графа Гастингса. Она надеялась, что их встречи станут регулярными и что они по крайней мере раз в неделю будут ужинать вместе. И, странное дело, ей даже на мгновение почудилось, что мечты ее не так уж и несбыточны…

Но тут отворилась дверь, и в гостиную вошел ее отец.

– Добрый вечер, Гастингс. Простите за опоздание, – сказал Кросс с поклоном.

Граф встал при появлении хозяина дома и произнес ответное приветствие. Но его улыбка тотчас же померкла – лицо словно превратилось в маску.

Отец же, заложив руки за спину – при этом вид у него был весьма самодовольный, – повернулся к Элизе и проговорил:

– Дорогая, ты уже знакома с нашим гостем, и потому представлять вам друг друга нет нужды.

– Да, папа, – промолвила девушка и направилась к двери. – Я скажу дворецкому, что мы готовы ужинать.

– Не вижу в этом смысла. Я знаю, что ты все рассчитала до последней минуты. Думаю, лакеи уже стоят у стен в столовой и лишь ждут команды, чтобы снять крышки с блюд. Что ж, пойдемте. – Кросс кивнул на дверь.

– Мисс Кросс, вы позволите? – С галантным поклоном граф Гастингс предложил девушке руку.

Элизу охватила паника. Она как-то не подумала о том, что придется брать гостя под руку. Отец же не стал их дожидаться и пошел вперед, так что ей оставалось лишь одно – принять руку графа.

Ужин прошел для нее как во сне. Лорд Гастингс держался с отцом куда более сдержано, чем с ней, но Элиза ничего иного и не ожидала. Она знала, что отца считали человеком жестким, а в бизнесе – даже безжалостным и беспощадным. Поэтому деловые партнеры отца при общении с ним вели себя довольно сдержано. Они, конечно же, не догадывались, что Эдвард Кросс мог быть добрым и любящим, – об этом знала только его единственная дочь.

Но за ужином о коммерции они не говорили: отец настойчиво расспрашивал гостя о том, что тот думает о возможном реформировании парламента, о католичках-суфражистках и о законодательном ограничении импорта продовольствия. В какой-то момент Элиза всерьез забеспокоилась, как бы в пылу полемики он ненароком не оскорбил гостя. Когда же отец потребовал, чтобы граф прямо сказал, поддерживает ли ограничения импорта, Элиза поняла, что ей вот-вот придется вмешаться. Она давно уже заметила, что гость сидел как на иголках: не улыбался, а ответы его почти всегда были односложными. «Но почему папа так ведет себя?» – недоумевала девушка. Создавалось впечатление, что отец устраивал графу экзамен. А ведь по логике вещей ему следовало быть как можно более любезным с будущим компаньоном.

– Хватит об этом, папа, – укоризненно сказала Элиза. – Вот мне, например, интересно, видел ли лорд Гастингс новую постановку «Клариссы» в Королевском театре.

Граф одарил Элизу благодарной улыбкой – очевидно, разговоры о политике ему тоже не нравились.

– Нет, я не видел, – ответил он, – но моя мать и сестры говорят, что пьеса восхитительна. Больше всего им понравилось как представлены любовные переживания главных героев.

– Правда? – с живейшим интересом откликнулась Элизабет. – Папа, а мы можем посмотреть эту пьесу? Если леди Гастингс сочла приличным побывать на спектакле вместе с дочерьми, то тебе нечего опасаться.

– Может, и сходим, – уклончиво ответил отец и, откинувшись на спинку стула, жестом подозвал лакея, чтобы тот подлил ему вина. Сделав глоток, спросил: – Твоя подруга Джорджиана Лукас могла бы пойти с нами?

Элиза пожала плечами.

– Возможно, она захочет присоединиться к нам, если леди Сидлоу даст ей на то разрешение. Графиня Сидлоу была компаньонкой Джорджианы, призванной следить за тем, чтобы ее подопечная не нарушала приличий. Старушка была дамой строгих правил, даже слишком строгих, поэтому крайне редко позволяла Джорджиане посещать театр.

– Папа, так ты поведешь нас в театр? – еще раз спросила Элизабет.

Тихо рассмеявшись, отец кивнул:

– Да, конечно. Ты же знаешь, что я не могу тебе отказать, дорогая.

Элизабет просияла и обратившись к графу, спросила:

– Сколько лет вашим сестрам, лорд Гастингс?

– Примерно столько же, сколько вам, – ответил граф. – Эдит – старшая, Генриетта – младшая. Эдит в этом году впервые выйдет в свет, а Генриетта ждет не дождется следующего сезона, когда наступит время для ее дебюта.

Из слов графа следовало, что его сестры на несколько лет моложе Элизы, чей первый выход в общество был три года назад; причем ее дебют состоялся позже, чем это обычно происходит (Элизе удалось уговорить отца не торопить события и дождаться, когда ей исполнится девятнадцать).

– Какое волнительное время для вашей сестры, милорд. Ей ведь нравится блистать в обществе?

– Даже очень, – кивнул граф. – Особенно в новых нарядах. А придворное платье привело ее в неописуемый восторг, – добавил он с едва уловимой иронией в голосе.

Элиза улыбнулась.

– Ничего удивительного, милорд. Любой новый наряд способен порадовать юную леди – тем более тот, что шьется для особого случая, который бывает только раз в жизни.

Элиза видела роскошное придворное платье Джорджианы, но ей-то самой такой наряд надевать некуда, поскольку при дворе принимали только девиц благородного происхождения, и этот порядок не мог изменить даже ее почти всемогущий отец – к безмерному своему огорчению.

– Никогда не понимал этой дамской увлеченности всякими шелками да кружевами, – покачав головой, заметил Кросс.

– К счастью для всех присутствующих, те времена, когда увлеченность шелками и кружевами была исключительно прерогативой джентльменов, канули в Лету, – не без ехидства заметила Элизабет. – Но знаешь, папа, ты бы прекрасно смотрелся в завитом парике, в бархатном, расшитом золотом камзоле и на каблуках – вроде тех, что так любил Чарлз Второй.

Лорд Гастингс издал звук, подозрительно напоминавший смешок. Отец же, приподняв бровь, с насмешливой улыбкой ответил:

– Уж лучше, дочка, оставьте все эти ленты и шелка себе.

– Я так и сделаю. Спасибо, папа, – просияла Элиза.

– Полагаю, что кружева и тому подобные изыски больше подходят для дам, – сказал лорд Гастингс и поднял свой бокал. – Я не знаю мужчин, которые бы хорошо разбирались в шелках, кружевах… и прочих материях, призванных украшать нашу жизнь. Но ваш вкус, мисс Кросс, выше всяких похвал.

Сердце Элизы радостно подпрыгнуло в груди, хотя она прекрасно понимала, что слова графа всего лишь комплимент, не более того. Джентльмен должен быть галантным, только и всего.

– Благодарю вас, милорд, – пробормотала девушка.

Когда слуги унесли посуду и Элиза, как того требовал этикет, оставила мужчин вдвоем, чтобы они могли насладиться бренди и обсудить свои дела, она успела слегка захмелеть, а лицо ее пылало. Чтобы охладиться немного, Элиза открыла окна. Из сада пахнуло свежестью, и вскоре гостиную наполнил аромат роз.

Лорд Гастингс был самым красивым, самым обаятельным, самым замечательным мужчиной во всем Лондоне. С ним она чувствовала себя легко и раскованно. За весь вечер она ни разу не запнулась и даже ни разу не захихикала, что было, безусловно, чудом. И сейчас ей было так хорошо, что она даже позволила себе помечтать о том, что эти совместные ужины станут традицией. Быть может, он даже заглянет в их с отцом ложу в театре, чтобы поболтать немного. И он будет улыбаться ей так, словно и впрямь находил ее интересной и милой собеседницей…

«Куда тебя занесло?» – одернула себя Элиза, когда мечты ее стали заходить слишком уж далеко.

– Глупые мечты, – прошептала она, обращаясь к невидимым розам в темном саду. – Да, глупые… но очень красивые.