Текст книги "Таланты, которые нас связывают"

10

Наслаждайся адом.

– Звучит немного… банально и избито, правда?

Сегодня четверг, вечер. В понедельник начинаются тесты. Теперь, когда начались занятия в школе, мы не можем больше встречаться на теннисном корте, поэтому сидим в «галопирующей личинке». На парковке у «Макдоналдса».

– В общем, когда появилась Хэзер, было такое чувство… Не знаю. Какое-то изменение в атмосфере.

Ро хмурится.

– Хэзер? Напомни-ка…

– Учительница-подружка Мэйв, – объясняет Фиона и смотрит, как я скривила лицо. – Что? Я не издеваюсь. Это правда!

– Она консультант, а не учительница.

– Что еще сказал Аарон? – спрашивает Ро, гладя мои волосы. – Что-то, что нам пригодилось бы? Против «Детей Бригитты».

«Он сказал, что у нас нет будущего, и я ужасно боюсь, что это правда».

– Ничего. Ничего особенного, – неуверенно отвечаю я. – Сказал, что видел тебя. В колледже.

Ро удивленно моргает.

– Я его не видел.

– Может, они стали лучше маскироваться. Следят за нами незаметно.

Лили погружает пальцы в пакетик с соусом и облизывает их.

– Мне кажется, за мной точно следят.

Все мы в изумлении поворачиваемся к ней.

– Что?

– Говорю, за мной точно следят.

– Как? Почему ты так решила?

Она замолкает и ерзает на месте. Подбирает слова. Затем говорит:

– Сегодня за мной до школы шел какой-то мужчина.

– Какой мужчина? – спрашиваю я.

– Не знаю.

– Ты его видела раньше? – мягко спрашивает Фиона, понимая, что после реки у Лили плоховато с распознаванием лиц.

Лили в ответ вздыхает.

– Лил, это очень важно.

– Может, для вас и важно, – говорит Лили равнодушно. – Но я ведь могу и поджарить их, если что, так что не боюсь.

Ро озабоченно ерзает и смотрит на меня.

– Может, вам двоим вместе ездить на автобусе по утрам?

– И какой мне толк от Мэйв? – спрашивает Лили, не дожидаясь, пока отвечу я. – Она же просто читает мысли. И то не так уж удачно.

Мне хочется поспорить, но в принципе она не так уж и неправа. Да, мне требуется слишком много сосредоточенности и фокусировки, чтобы проникнуть кому-то в сознание – особенно в случае с незнакомым мне человеком. Я и вправду вряд ли чем-то смогу ей помочь. Но я соглашаюсь ездить вместе.

– Думаешь, они попытаются завербовать Лили? Разузнать, в чем именно заключаются ее способности? – спрашивает Фиона, немного обиженная на то, что никто не пытается разузнать о ее способностях.

* * *

В школе нас ожидает очередной сюрприз – собрание для всех учениц третьего, четвертого, пятого и шестого годов обучения. Правда, в школе Святой Бернадетты нет достаточно большого зала, чтобы разместить всех, поэтому собрание проводят частями, начиная с самых младших учениц. Весь день по всей школе ходят слухи о том, что будет на этом собрании, но мы, как самые взрослые шестиклассницы, не удостаиваем их своим вниманием.

– Это потому что они привели в школу каких-то молодых людей, которые хотят поговорить с нами, – говорит Фиона, вытягивая шею и наблюдая за вереницей четвероклассниц, заходящих в двери главного зала. – Типа как будто знаменитостей. Хотя это обычные парни.

К концу учебного дня подходит наша очередь. Из-за того, что нас довольно мало, нас объединяют с пятиклассницами. Все держатся обособленно, боясь смешаться с ученицами другого года обучения.

У дальней стены зала стоят трое парней лет двадцати с небольшим. На какое-то мгновение мне кажется, что сейчас они начнут петь – они даже встали так, будто подготовились к подтанцовке, и выглядят каждый по-своему, словно учитывали вкусы разных девочек. Один широкоплечий, с простоватым, но добрым выражением лица, похожий на парня, который запросто может построить хижину из бревен, а потом занести тебя туда на руках. Другой – худощавый, с острыми чертами и с небрежной прической, похожий на Ди Каприо в девяностых. Третий выглядит как мультяшный астронавт. Все они улыбаются, глядя на нас. В зале наступает тишина, прерываемая смешками и перешептыванием, похожими на гул в пчелином улье.

– Добрый день, девочки, – начинает мультяшный астронавт. – Большое спасибо за то, что… эм-м… приняли наше предложение и согласились выслушать нас.

Смех усиливается, как будто он произнес какую-то настоящую шутку.

– Меня зовут Итан, – говорит астронавт.

– А я Джереми, – говорит красавчик.

– А я Том! – подает голос широкоплечий и вскидывает руки в приветственном жесте.

– Убейте меня, – шепчет мне на ухо Фиона.

– Мы хотим обсудить с вами один вопрос, затрагивать который, честно говоря, в любом случае неловко… – начинает Итан. – Поэтому я выскажу все прямо как есть, понравится вам или нет. Но вы все красивые, умные девочки с блестящим будущим, и нас попросили поговорить с вами, чтобы… ну, чтобы не дать плохим людям испортить вам жизнь.

Шепот в зале усиливается. Мы с Фионой и Лили озабоченно переглядываемся.

– Бог знает, сколько в мире и без того несчастных матерей-одиночек среди подростков, – с улыбкой добавляет Джереми.

Гул нарастает. Кто-то неуверенно смеется.

– В общем, мы поговорим с вами насчет секса и отношений, – подводит итог Том.

Далее следуют самые странные и неловкие сорок минут, которые я проводила в школе Святой Бернадетты, а ведь я однажды была несколько часов заперта в кладовке с проклятой колодой карт Таро.

Несмотря на объявленную тему, выступающие совсем не говорят о сексе. Они говорят о том, как не заниматься сексом. О том, как часто подводят презервативы, о вреде таблеток для женского организма, о том, что гормональная контрацепция – это многомиллиардная индустрия, похожая на опиоидный кризис в Америке. Затем наступает черед «театрализованного представления».

Ну или того, что они назвали «представлением в лицах».

Вперед выходит пятиклассница по имени Амелия, которая чем-то напоминает мне Лили до реки: немного простоватая и наивная, словно погруженная в свои фантазии.

Итан берет рулон клейкой ленты, и мне на какое-то мгновение кажется, что он собирается заклеить ей рот. Но он только приклеивает достаточно длинный кусок ленты на ее школьный джемпер.

– А теперь представим, что Амелия познакомилась с парнем, влюбилась в него, и они занимались сексом, – продолжает Итан.

С этими словами он отрывает кусок ленты. Амелия краснеет, а он улыбается. По всему залу проносится волна смешков.

Итан прикрепляет тот же кусок ленты обратно.

– А теперь, несколько лет спустя, Амелия поступает в колледж, знакомится с новым молодым человеком и занимается с ним сексом.

Тот же кусок ленты отрывается снова. Все это кажется настолько странным, что смех затих. Все сидят, смутившись. Постоянное упоминание имени Амелии в связи с сексом вызывает неприятное впечатление.

– Потом с Амелией знакомлюсь я, – улыбается Итан. – И влюбляюсь в нее. Я хочу жениться на ней.

Амелия, к этому времени покрасневшая как рак, старается не показывать виду, как ей нравится такой поворот в ее, по всей видимости, блестящей будущей сексуальной жизни.

Итан срывает ленту, берет Амелию за руку и пытается скрепить лентой их ладони, но лента с прилипшими ворсинками джемпера соскальзывает с кожи рук.

– Вот видите, – говорит он. – Не получается.

Кто-то из учениц кричит:

– Возьмите новую ленту!

– Не могу, – печально произносит Итан. – У Амелии изначально была только одна лента.

Мы с Лили сконфуженно переглядываемся, но Фиона гневно хмурится.

– Да как они смеют? – недовольно ворчит она. – Почему мисс Харрис вообще разрешила им выступить перед нами? Какой-то нелепый, безумный, смехотворный балаган в духе пятидесятых. «Осуждение за порочное поведение». Женщины болеют от таблеток? Какого хрена?

– Да, странно, – киваю я, все еще в изумлении. – Бедная Амелия.

– По их мнению, девственность – это некий дар, который женщины должны отдавать мужчине. И еще какое же самомнение нужно иметь, чтобы утверждать, будто, засовывая в нас что-то свое, они меняют нашу сущность, наше представление о себе.

Я на некоторое время задумываюсь. Слово «девственность» кажется мне довольно странным, особенно по отношению ко мне самой. Технически я девственница, хотя чем дольше мы с Ро поддерживаем отношения, тем более размытой становится граница. Пару месяцев назад у нас уже был разговор на эту тему, в один из тех редких моментов, когда переход к возможному сексу ощущается совершенно естественным: пустой дом, предстоящий долгий вечер, и к тому же мы уже лежим в моей кровати раздетые. Но тогда я была не совсем готова. Что, по-моему, его удивило, тем более если вспомнить, как я сама собиралась затащить его в постель в ночь ритуала.

Единственное, с чем я могу это сравнить, это с ночевками в гостях. Когда нам с Лили было лет девять, в нашей начальной школе все вдруг повально увлеклись ночевками, а меня эта затея почему-то пугала. Мне казалась странной затея спать впятером в одной комнате, и я уклонялась от тех немногих приглашений, которые получала. Но однажды идея перестала меня пугать. Даже не знаю почему, просто, наверное, привыкла к тому, что так бывает. Я пошла ночевать в гости, и все прошло хорошо. Так я отношусь и к сексу. Как будто я жду, пока мой мозг привыкнет к этому.

Когда я объяснила это Ро, ему мое объяснение показалось забавным, хотя и верным. Он сказал, что не будет затрагивать тему секса, пока я не буду готова. Потом я сказала, что мне будет неловко признаться в этом, а он поцеловал меня и сказал:

– Просто скажи «ночевка в гостях».

– А еще более странно, что люди ведутся на это, – продолжала Фиона, все еще кипя от гнева. – Посмотри, девчонки прямо уши развесили.

– Которые моложе нас, – поправила я. – Из нашего класса никто не обращает внимания.

– Да, но это тем более странно. Молодые ведь обычно более продвинутые. Почему же сейчас они не возражают?

Я пожала плечами. Я часто слышала, что следующие за нами классы более «покладистые» и «дружелюбные». В конце концов, это же мы «проблемный год».

– В общем, обычное дерьмо в духе «Детей Бригитты», – сказала я и едва не прикусила язык. – Погоди-ка… а тебе не кажется, что это и есть «ДБ»?

Пару секунд мы сидели молча.

– Похожи на клонов Аарона, – сказала я, ощущая подступающий к горлу комок желчи.

И вспомнила кое-что еще. Тот день в кафе, когда Аарон подсел ко мне. С ним были трое парней, примерно моего возраста. Они сидели на диване, и тогда я не очень хорошо их рассмотрела, но сейчас нет никаких сомнений – это действительно были Итан, Джереми и Том.

В горле у меня застревает комок. Я хватаюсь за воротник, ожидая нащупать там свой старый форменный галстук, но вместо этого нащупываю только плоский воротник. Ощущение такое, будто меня душат, лишают воздуха. Они уже в школе. В моей школе. Я провожу пальцами по ключице.

Нет, я ожидаю найти там даже не школьный галстук. Скорее петлю.

11

Похоже, «Братья Целомудрия», как мы их назвали, постарались распространить свое «учение» во всех школах города, и небольшая часть либерально настроенных родителей возмутились настолько, что принялись звонить на местную радиостанцию. Тогда-то и выяснилось, что такие выступления проспонсированы «Детьми Бригитты». Мы почти гордимся собой – тем, что догадались первыми.

Разумеется, на защиту «Братьев целомудрия» отправляют Аарона. Старый радиоведущий, явно читая с листа бумаги, медленно произносит:

– Аарон, говорят, что представители вашей организации рассказывают школьницам о том, что контрацептивы опасны и что презервативы – как профилактическое средство – не работают.

– Исследования препаратов говорят сами за себя, – бойко отвечает Аарон. – Об этом вам скажет любая взрослая женщина. О том, что таблетки приводят к увеличению веса, вызывают перепады настроения и нерегулярные кровотечения. А официальная медицина игнорирует это. Но обещаю, лет через двадцать мы будем вспоминать об этом примерно так же, как и об опиоидном кризисе.

Ведущего утренней программы, очевидно, настолько шокируют слова «нерегулярные кровотечения», что он заходится в кашле, чем пользуется Аарон, меняя тему.

– Конечно, больше всего нас заботит то, как молодые юноши и девушки общаются друг с другом онлайн, как они воспринимают друг друга. Порнификация нашего общества совершенно размыла все традиционные представления об отношениях полов.

– Эм-м, ну да, – соглашается ведущий. – Интернет. Ужасная вещь. И куда подевались старые добрые журналы, которые случайно находили в кустах?

– Наша цель – показать, что существует единственный безопасный секс, – продолжает Аарон. – Это то, что происходит между мужчиной и женщиной, состоящими в законном браке.

Из моих рук падает тост, и на него тут же набрасывается Туту.

– Мам, ты можешь выключить? – спрашиваю я, нахмурившись.

– Радио? – поднимает она голову. – Ну ладно. А в чем дело?

– Ни в чем. Просто… этот человек…

– Ужасный, правда? В последнее время его часто приглашают. Это у них такое представление о «взвешенных дебатах». С одной стороны, ученый, а с другой – полный придурок. Чему он вообще может научить молодежь?

– Мам, ты совершенно не представляешь, кто это. Он искренне верит в то, что Бог ненавидит геев и лесбиянок.

– Ну что ж. Тем хуже для него.

Похоже, мои слова ее совершенно не встревожили.

– Но он обладает влиянием, мам, – настаиваю я. – И он прибегает к жестоким методам.

– Мэйв, – вздыхает мама. – Ты же понимаешь, что невозможно воспитать дочь-лесбиянку, не имея ни малейшего представления о том, что в мире существуют жестокие и опасные идиоты.

– Значит, ты признаешь, что он опасный идиот.

– Я его не знаю, но если ты так говоришь, то ты права. Но… такие люди будут всегда. Когда Джо была в твоем возрасте, я часто просыпалась по ночам от мыслей про них. Когда в феврале они с Саррой пришли в крови, я подумала… – Она слегка массирует виски и закрывает глаза. – Не помню, о чем именно я подумала, но мне стало легче, когда я постаралась пожалеть этих опасных идиотов. Представить, как мало их любили или вовсе не любили. Наверное, я попыталась понять их.

Я открываю рот в знак протеста, но она не дает сказать мне ни слова.

– Заметь, я сказала «понять», – говорит она, поднимая указательный палец. – Я не сказала «полюбить». Не сказала «согласиться с ними». Но если ты хочешь изменить чье-то мышление, то тебе нужно знать, как они думают и почему они так думают.

Я понимаю, что она пытается донести до меня, но трудно воспринимать ее слова серьезно, когда она не знает, на что способен Аарон. Даже я не знаю, на что он способен, но я знаю, что он жил со своими способностями дольше любого из нас. Я не знаю, какой еще козырь припрятан у него в рукаве и что есть в запасе у ДБ.

– Иди, а то опоздаешь на автобус, – говорит мама.

Всю дорогу до школы я держу на коленях раскрытые учебники. Сегодня нам предстоит пройти тесты, которые разделят нас на две группы, и я пытаюсь впихнуть в голову как можно больше информации.

Когда я захожу, Фиона с Лили уже в нашем классе. Точнее, в той комнате, которая будет нашим классом по крайней мере до конца учебного дня.

Входит мисс Харрис. По классу проносится настороженный шепот.

– Итак, девочки, сядьте по одной.

Все рассаживаются – теперь, когда нас стало меньше, чем в прошлом году, сделать это можно без труда. Мисс Харрис раздает листы для тестов. Поначалу все идет неплохо. Первой мы должны сдать историю. Мне нужно написать три небольших сочинения на три темы из предложенных пяти. Первые две я выбираю сразу же: «Причины и последствия революции в России» и «Какие события привели к движению по защите гражданских прав в Америке?».

«Я справлюсь», – мысленно повторяю я себе. Все хорошо. Эссе на первую тему я заканчиваю за полчаса, но работая над второй – о движении за гражданские права в Америке – раздумываю о том, что не имею ни малейшего представления о том, что буду писать дальше. Выбор у меня между историей профсоюзов, о которых я ничего не знаю, и Северной Ирландией. Северная Ирландия – трудная тема, потому что это недавняя история, в которой много дат, много всяких стычек, терактов и различных трактовок разных сторон. Тем не менее я выбираю второй вариант, надеясь как-нибудь выкрутиться.

«Борьба за мир в Северной Ирландии имеет долгую и сложную историю», – начинаю я.

И на этом останавливаюсь. Это все, что у меня получается. Я отчаянно пытаюсь найти у себя в памяти хотя бы какие-то более конкретные сведения, но как будто уставилась на пустой экран. Я закрываю глаза и стараюсь вспомнить, что говорили про Северную Ирландию мои родители.

Сосредоточься, Мэйв. Сконцентрируйся. Это ведь то, что происходило незадолго до твоего рождения. Ты же должна была слышать хотя бы что-то, хотя бы какие-то отрывки сведений.

Но чем больше я пытаюсь сосредоточиться, тем сильнее отвлекаюсь. За лето я научилась переходить в режим телепатии всякий раз при сильной концентрации и теперь почти интуитивно стараюсь нащупать знакомые мне огни. Нахожу яркую, горящую оранжевым звезду Фионы.

«С 1950-х годов, когда все больше учеников-католиков стали посещать учебные заведения третьего уровня, среди них росли требования независимости, но до конца 1960-х это движение носило ненасильственный характер…»

О боже. Она знает все. Фиона знает все.

Я говорю себе, что позаимствую лишь пару дат для начала. То, что запустит процесс в моей собственной памяти. Но теперь, когда я настроилась на частоту Фионы, я не могу отключиться от нее. Это как надоедливая песня, которую никак не выбросить из головы. Я начинаю писать, стараясь перефразировать предложения так, чтобы звучали не совсем похоже на ее мысли. Меняю слова и фразы. Вместо «независимости» пишу «освобождение».

Нет, это все равно списывание, Мэйв. Ты списываешь у своей лучшей подруги без ее разрешения.

Но она все равно бы не возражала. Она же предлагала позаниматься со мной, а это как бы то же самое. Она просто делится со мной своими знаниями. Не будет же ничего плохого, если я позаимствую кое-что из ее размышлений. Кроме того, остальную работу я написала сама.

Примерно так же я успокаиваю себя, когда мы переходим к следующему предмету.

И еще к одному.

Но как нож, погруженный в руку Фионы, меня гложет подспудная мысль о том, что если что-то не представляет проблему сейчас, то это еще не значит, что не будет никаких проблем потом.

В среду утром нас обеих вызывают в кабинет мисс Харрис. Фиона не столько напугана, сколько озадачена. Вряд ли ее когда-нибудь раньше «вызывали в кабинет директора», разве что для получения какой-нибудь награды за чистописание. Мисс Харрис заставляет нас сесть перед ней, и садится сама, сложив руки перед собой, как будто играя роль выступающего по телевизору президента.

– Девочки, – медленно начинает она. – Думаю, вы знаете, почему вас вызвали.

Мы молчим. Фиона не имеет о происходящем ни малейшего представления.

– Передо мной сидят две очень разные девочки, – продолжает мисс Харрис.

Обычно такие мелодраматические фразы из уст учительницы вызывают у меня желание рассмеяться. Она говорит словно судья из реалити-шоу. Но сейчас меня сковывает паника, и я цепляюсь за сиденье, пытаясь удержаться в вертикальном положении.

– Мэйв, ты бывала здесь неоднократно. Очень часто, с самых первых дней обучения в этой школе. Ты всегда была нарушительницей спокойствия. Но в конце прошлого семестра я подумала, что, возможно, Фиона окажет на тебя положительное влияние. Все учителя говорили, что твой нрав улучшается.

«Твой нрав улучшается». Как будто я какое-то домашнее животное.

– А ты, Фиона – одна из самых прилежных и умных девочек. Тебя всегда было приятно видеть в классе, ты всегда помогала другим. Никого не задирала, не хулиганила. И много занималась дополнительно… театральным мастерством. Этому мы тоже уделяли внимание. Мы всегда уделяем повышенное внимание нашим стипендиаткам, всегда надеемся, что они достигнут всего, на что способны. Поэтому нам было очень приятно наблюдать за твоим развитием.

Рот Фионы дергается. Миссис Харрис никогда не говорила обо мне ничего даже отдаленно такого же хорошего, но Фиона реагирует так, как будто ее ведут на виселицу.

– Именно благодаря твоей безупречной репутации, Фиона, я даю тебе шанс признаться.

Фиона оглядывается по сторонам, словно в поисках скрытой камеры.

– Вы о чем, мисс Харрис? Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Вы что, снова хотите обвинить Мэйв в воровстве?

В этот момент у меня разрывается сердце. Мы обе помним прошлый семестр, когда ко мне таинственным образом вернулись карты Таро, и мисс Харрис сделала мне замечание за то, что я якобы залезла к ней в ящик стола. Фиона была потрясена и с тех пор затаила злобу на Харрис.

Мисс Харрис бросает на Фиону недовольный взгляд.

– На твоем месте я бы не говорила таким тоном, Фиона.

Последние две ночи я беспокойно ворочалась, сжимая в руках кристаллы, которые Нуала дала мне против кошмаров, постоянно думая о том, что мой обман вскроется. В день экзамена мне удалось убедить себя, что я изменила ответы Фионы настолько, что никто не заметил. Но потом каждый час был мучением. Конечно, учителя заметят. В шестом классе осталось так мало девочек, что они обязательно обратят внимание на две одинаковые работы.

– Мисс, я знаю, почему я здесь, – говорю дрожащим голосом. – И я хочу взять на себя всю ответственность.

– Ты что, Мэйв? – удивленно спрашивает Фиона, поворачиваясь ко мне. – Что происходит?

Нужно было признаться ей. Без вариантов. Если бы я все рассказала, мы бы заранее спланировали выход из такой ситуации. Но почему-то мне подумалось, что, если я благородно «пожертвую собой» перед мисс Харрис, Фиону это впечатлит настолько, что она мне все простит.

Теперь я понимаю, что это была ужасно глупая идея.

– Я списала у Фионы, – говорю я, стараясь не пересекаться взглядом с подругой. – Она об этом ничего не знает. Извините. Я просто хотела оказаться в одном классе с подругой. Я не хотела быть в группе… для отстающих. Мне и вправду очень жаль, мисс.

Челюсть Фионы отвисает, она пытается понять, что происходит. Выражение недоумения на лице сменяется выражением гнева.

– Очень благородно с твоей стороны, Мэйв, – холодно говорит мисс Харрис. – Но, боюсь, твой вариант не пройдет. Вам по-прежнему нужно многое объяснить.

Я не понимаю ее. Разве этого не достаточно? Я плохая, Фиона хорошая. Извините ее и накажите меня.

– Я не понимаю, что вы хотите от меня, мисс.

– Прежде всего объяснить, как у вас это получилось. Я наблюдала за вами на протяжении всех тестов, а вы с Фионой даже рядом не сидели. Ты не могла просто заглянуть в ее работу. Это невозможно.

Наступает тишина. Оранжевый свет Фионы горит так ярко, что я могу видеть его, не фокусируясь; он прожигает мне веки как аллергическая реакция.

– Ну, расскажите, как вы это сделали. Как вам удалось работать вместе?

Мы с Фионой продолжаем молчать. Этого я не предусмотрела. Я предполагала, что учительница настолько рассердится на меня за то, что я сделала и почему, что не станет интересоваться, как я это сделала.

– Девочки, я могу продержать вас здесь целый день. Вы должны понимать, что сейчас у вас экзаменационный год. Если вы придумали какой-то особый способ обмана, то, скорее всего, поделитесь им с другими. И если на выпускных экзаменах школа Святой Бернадетты окажется вовлеченной в скандал со списыванием, мы потеряем аккредитацию. А это очень, очень, очень серьезно. Но если вы расскажете об этом мне сейчас, наказание будет не таким суровым.

Я настолько сильно прикусываю губу, что ощущаю вкус крови. Почему я настолько глупа, что даже не удосужилась подумать об этом? Неужели нам придется рассказать мисс Харрис о наших способностях?

И тут вдруг заговаривает Фиона.

– Мисс Харрис, извините. Мы поступили плохо, – спокойно начинает она. – Как сказала Мэйв, мы хотели оказаться в одном классе. Я расскажу вам, как мы это сделали.

Фиона, нет!

Мисс Харрис слегка наклоняется вперед в ожидании.

– Я подкладывала блокнот под листок, на котором писала ответы, – медленно говорит Фиона. – А когда писала, то сильно нажимала ручкой, чтобы в блокноте отпечатались слова. Сделав часть работы, я пошла в туалет и спрятала вырванные из блокнота листы за бачком. А потом в туалет пошла Мэйв, взяла эти листы и заштриховала их цветным карандашом. Так она увидела ответы.

Фиона не сама придумала этот способ. Я тоже видела, как пользовались этим способом, и он вправду неплох, если нужно ответить на простые вопросы парой слов. Но для «проявления» сочинений потребовалась бы целая вечность.

Мисс Харрис это тоже показалось подозрительным.

– У Мэйв не хватило бы времени перерисовать все твои ответы.

– Мы тренировались, – пожимает плечами Фиона. – Извините.

Все мы молчим, пока мисс Харрис решает, поверить нам или нет. Наконец, снова заговаривает.

– Спасибо за честность, Фиона. Должна сказать, что я весьма разочарована твоим участием в подобной схеме. С самого твоего поступления ты никогда не доставляла хлопот, и мы по-прежнему считаем, что тебя ожидает блестящее будущее в школе Святой Бернадетты. Предполагаю, что это было лишь временным проявлением слабости из-за желания помочь подруге. Останешься после уроков в пятницу.

– Спасибо, мисс, – говорит Фиона.

Глаза ее блестят от слез.

– А теперь ты, Мэйв, – вздыхает мисс Харрис. – Ты здесь уже не в первый раз.

Я молчу. Я просто повесила голову, как нагадивший на ковер Туту.

– Честно говоря, даже не знаю, что с тобой делать, Мэйв. Интуиция подсказывает мне, что это последняя капля, потому что школа Святой Бернадетты, очевидно, не подходящее для тебя место, и ты начинаешь плохо влиять на других девочек.

О боже. Она собирается исключить меня? Меня исключат? Но… что мне делать? Что скажут родители?

– Мисс, прошу вас, я…

Она поднимает руку, призывая к тишине.

– При этом я принимаю во внимание, что прошлый семестр был для тебя… чрезвычайно травмирующим и что тебе может понадобиться помощь. Я могу понять, почему ты так испугалась мысли о разлуке, поэтому ты действовала, руководствуясь страхом. Поэтому половину семестра с сегодняшнего дня каждую пятницу вечером ты будешь оставаться после уроков.

Я молчаливо киваю, испытывая облегчение от того, что меня не исключают.

– Конечно же, я сообщу о случившемся вашим родителям. Можете идти, девочки.

И вот мы в коридоре, смотрим друг на друга.

– Фиона, извини, мне так жаль.

На мгновение я уверена, что она сейчас ударит меня. Но она просто смотрит на меня так, как будто впервые поняла, кто я на самом деле. Она собирается что-то сказать, но тут раздается звонок на обед, и момент упущен. Фиона проходит через двери и быстро направляется прочь от школы.

– Фи, – зову я, следуя за ней и ускоряя шаг. – Фи, подожди. Извини. Мне и вправду очень жаль, что так получилось.

Она почти убегает от меня, но резко останавливается у перехода через улицу. Нажимает кнопку. Светофор мигает красным, как будто заговорщически подмигивая мне.

– Оставь меня в покое, Мэйв, – раздраженно говорит Фиона.

– Давай просто поговорим, ладно? Послушай, я знаю, что поступила плохо, но…

– Ах вот как? Поступила плохо? – вскипает она. – Да неужели?

– Да! – протестую я. – Я повела себя нечестно и ужасно, предала нашу дружбу и…

– Конечно, Мэйв. Все так и было. Но тебе не пришло в голову, что мисс Харрис могла лишить меня стипендии?

– Что? – слова застревают у меня в горле. – Н-нет. Она бы не пошла на такое.

– Думаешь, к чему были все эти намеки? «Суровое наказание» и «твое блестящее будущее в школе Святой Бернадетты»? «Повышенное внимание нашим стипендиаткам»? Она бы точно лишила меня стипендии, если бы я ничего не сказала. Пришлось придумывать эту тупую историю про то, как я надавливала ручкой на бумагу. Ты хотя бы представляешь себе, в какую неприятность ты меня втянула, Мэйв? Ты даже могла разрушить мне жизнь.

– Да ладно тебе, – отчаянно взываю к ней я. – Не надо драматизировать, такого точно не было бы.

– Они тратят на меня деньги, ты это понимаешь, Мэйв? Я стою им денег, а ты даешь им деньги. В конце концов это и есть смысл стипендий. Расходы.

Как я не подумала об этом? Как я могла опять же одновременно любить Фиону и совершенно не понимать, чем ее жизнь отличается от моей?

– Ты же знаешь, как я усердно занималась. Знаешь, как сильно я хочу поступить в «Тринити», уехать из Килбега. Поверить не могу, что ты поставила под угрозу мои планы и мечты только ради того, чтобы попасть в какой-то дурацкий класс.

В ее голосе нарастает отвращение, как накатывающая на берег волна. Я смирно стою, готовая принять на себя удар, понимая, что ей нужно высказаться, и только потом мы сможем вернуться к обычной жизни.

– И этот твой… невероятный, космический дар, который ты тратишь на что… на какой-то дурацкий тест? Это так типично для тебя, Мэйв. У тебя столько шансов, возможностей и привилегий, а ты просто тратишь их впустую. Ты хоть представляешь, как это расстраивает?

Светофор сигналит, и она переходит дорогу. Я плетусь за ней. Наконец она останавливается на автобусной остановке.

– Ну ладно, – запыхавшись, говорю я. – Ладно, я признаю, что облажалась. Но ведь не постоянно. Это был единственный раз.

– Ага. Только как-то подозрительно он вписывается в общую тенденцию.

Я чувствую, как у меня горит лицо. Зачем Фиона превращает разговор в какой-то психологический разбор? Сколько раз я должна извиниться?

Просто проглоти ее слова, Мэйв. Прими то, что она скажет, и двигайся дальше. Вы снова станете подругами. Но вместо этого…

– Ну да, Фиона. Можно подумать, я единственная, кто расточительно использует свои способности на какие-то пустяки.

Неподалеку от нас стоит группка парней из школы для мальчиков; они курят сигареты и наблюдают за нами. Наверное, у них был сокращенный день. Они начинают громко мяукать, наверное, намекая, что между нами «кошачья драка». Во мне закипает ненависть к ним.

Фиона оборачивается и смотрит мне в лицо.

– И что это должно значить?

– Давно у тебя не текла кровь из носа?

– Заткнись, – огрызается она. – Не разговаривай так со мной.

Я тут же жалею, что заговорила с ней в таком ужасном тоне, и стараюсь дать задний ход.

– Ну я ведь только беспокоюсь о тебе.

Из горла у нее вырывается короткий сухой смешок.

– О, так теперь ты беспокоишься обо мне?

– Зачем ты так поступаешь, Фиона? Зачем наносишь себе вред, доставляешь себе боль? Можем поговорить об этом. Ну по-настоящему, как следует. Я не стану осуждать тебя. Наверняка у тебя есть какие-то причины.

– О, так ты не будешь осуждать меня? Как благородно с твоей стороны.

Мяуканье становится громче. Некоторые из мальчишек призывают нас поцеловаться.

– Я еду домой, – говорит она сквозь сжатые зубы. – Расскажу про этот цирк маме, пока она не услышала о случившемся от мисс Харрис. Может, если я сразу признаюсь и извинюсь, она не будет слишком строго меня наказывать.

В ее словах явно ощущается продолжение: «За то, что я не делала и к чему я вообще никаким боком не причастна». Но, к счастью, вслух она это не произносит. Она отходит от меня, мальчишки наконец-то замолкают. Подъезжает ее автобус.