Текст книги "Девушка в башне"

5
Пламя в глуши

Ольга не сказала брату о смерти отца и сестры. Впереди Сашу поджидали опасности, и он должен был встретить их с ясной головой. «Он особенно расстроится из-за Васи, – подумала она. – Он так ее любил».

Поэтому в день отъезда Саши Ольга просто поцеловала его и пожелала удачи. Она дала ему новый плащ и хороший бурдюк медовухи.

Саша рассеянно принял подарки. Мысленно он уже был в глуши: думал о разбойниках, сожженных деревнях и о том, что делать с молодым князем, который больше не желал подчиняться татарам.

– Храни тебя Бог, сестра, – сказал он.

– И тебя, брат, – спокойно ответила Ольга. Она привыкла к расставаниям. Ее брат приходил и уходил, словно ветер в летних соснах. Ее муж, Владимир, был не лучше. Но на этот раз она думала о своем отце и сестре, ушедших навсегда, и ей было тяжело.

«Они всегда уходят, а я остаюсь».

– Прошу тебя, вспоминай обо мне в своих молитвах, – попросила она.

* * *

Дмитрий и его люди покинули Москву в день, полный белизны: белый снег и лучи белого солнца сияли на белых башнях. Ветер, хохоча, вздымал плащи и капюшоны путников. Дмитрий, одетый для долгого похода, вышел во двор и легко запрыгнул на спину лошади.

– Идем, брат! – окликнул он Сашу. – Сегодня ясный день и снег сухой. В путь!

Конюхи придерживали навьюченных лошадей. Отряд мужчин, вооруженных мечами и короткими копьями, ждал приказа князя.

Люди Касьяна смущенно стояли рядом с людьми Дмитрия. Саша не знал, что скрывалось за их хмурыми лицами. Сам Касьян молча сидел на своей огромной рыжей кобылице, оглядывая многолюдный двор.

Ворота открылись, и мужчины пришпорили лошадей. Сытые животные бросились вперед. Саша оседлал своего гнедого коня по кличке Туман и подтолкнул его в беспощадную зиму. Ворота с громким скрипом закрылись.

Последними звуками Москвы стал перезвон колоколов над заснеженными деревьями.

* * *

Для тех, кто мог вытерпеть зиму (а не могли многие), на севере Руси это время года было периодом странствий. Летом люди ездили по проселочным дорогам и оленьим тропам в глуши, где телеги не проезжали или застревали в грязи. Но зимой дороги застывали, и сани выдерживали большой груз. Замерзшие реки превращались в дороги без деревьев или пней, где ничто не мешало. Люди ехали по широким безопасным маршрутам, на север и на юг, на восток и на запад.

Зимой реки были перегружены. Деревни тянулись вдоль берегов, ведь вода кормила их. Были там и богатые дома бояр, готовых принять у себя великого князя Московского.

Путники отправились на восток и к вечеру первого дня добрались до ярких огней Купавны. Дмитрий отправил людей предупредить о прибытии князя, и в тот вечер путники полакомились пирогом с капустой и солеными грибами.

Но на следующее утро они покинули обжитые земли. Они знали, что не смогут найти ночлег. Окружавший лес становился темнее и непроходимее. Изредка попадались крошечные деревушки. Мужчины мчались во весь опор целый день и разбивали лагерь в лесу. Ночью воины князя несли дозор.

Несмотря на всю осторожность, они не увидели ни диких зверей, ни разбойников. Но на седьмой день они натолкнулись на сожженную деревню.

Туман первым почувствовал запах гари и фыркнул. Саша успокоил его уверенной рукой и принюхался к ветру.

– Дым.

Дмитрий натянул поводья.

– Я чувствую.

– Там, – сказал Касьян, который шел позади. Он махнул вперед рукой в варежке.

Дмитрий поспешно отдал приказы, и мужчины начали подбираться ближе. При таком количестве людей они не могли подойти незаметно. Сухой снег скрипел под копытами лошадей.

Деревня была сожжена дотла, словно ее накрыла огромная огненная рука. Поначалу она показалась путникам совершенно мертвой, пустой и ледяной, но в центре деревни стояла церковь, которую огонь пощадил. Легкий дымок поднимался из дыры в крыше.

Мужчины подошли поближе с мечами наготове и замерли, ожидая нападения. Туман тревожно покосился на своего наездника. Когда-то деревня была обнесена частоколом, но теперь он превратился в груду пепла.

Дмитрий отдал приказы: несколько мужчин встали на страже, другие отправились на поиски выживших в соседнем лесу. Сам же Дмитрий вместе с Сашей и Касьяном в сопровождении нескольких воинов перешагнули через остатки ограждения.

Повсюду лежали тела, почерневшие, как сожженные дома. Мертвецы замерли в умоляющих позах и с оскалами на обугленных черепах. Хотя Дмитрий Иванович не был чувствительным человеком и не отличался богатым воображением, его лицо побелело. И все же он уверенно сказал Саше:

– Постучи в дверь церкви.

Они слышали звуки, доносящиеся оттуда.

Саша опустился на снег, постучал в дверь церкви рукоятью своего меча и позвал:

– Да пребудет с вами Бог.

Тишина.

– Я – брат Александр, – сказал он. – Я не разбойник и не татарин. Я помогу вам всем, чем смогу.

После недолгой тишины за дверью послышались чьи-то голоса. Затем дверь распахнулась. Саша увидел женщину с топором в руке и синяками на лице. За ней стоял священник, весь в крови и саже. Увидев монашеский постриг Саши, они опустили свое оружие.

– Да хранит вас Бог, – вымолвил Саша, хотя слова застревали в горле. – Вы расскажете мне, что здесь произошло?

– Зачем? – спросил священник, безумно рассмеявшись. – Вы опоздали.

* * *

Все же женщина рассказала им о случившемся, хоть и немногое. Разбойники прибыли на рассвете, снег летел из-под копыт их лошадей. Казалось, их было не меньше сотни, и они были повсюду. Практически все мужчины и женщины погибли от их мечей. Затем разбойники принялись за детей.

– Они забрали девочек, – сказала женщина. – Не всех, но многих. Один из разбойников выбирал тех, которые ему нравились.

Женщина держала в руках маленький яркий платок, явно принадлежавший ребенку. Она нерешительно посмотрела Саше в глаза.

– Я прошу вас помолиться за них.

– Я помолюсь, – пообещал Саша. – Мы постараемся найти разбойников.

Всадники поделились пищей и развели погребальный костер для обгоревших тел. Саша обработал жиром ожоги выживших, хотя некоторым помог бы лишь удар меча.

На рассвете они уехали.

Великий князь недовольно посмотрел на спаленную деревню, исчезавшую в деревьях.

– Мы проведем всю зиму в пути, брат, если ты будешь благословлять каждого покойника и кормить каждый голодный рот. Мы уже потеряли день. Никто из этих людей не переживет зиму, все равно их зерно сгорело. И лошадям нельзя останавливаться.

Дмитрий все еще был бледен.

Саша ничего не ответил.

* * *

Через три дня путники обнаружили две другие спаленные деревни. Жители первой деревни смогли убить лошадь разбойника, но захватчики отомстили кровавой резней и подожгли церковь. Иконостас был разбит и теперь извергал пепел. Выжившие столпились вокруг него.

– Бог бросил нас, – сказали они Саше. – Они забрали девочек. Мы готовы принять наказание.

Саша благословил выживших, получил в ответ пустые взгляды и уехал.

След был очень холодным. Возможно, следа вовсе не было.

Третья деревня оказалась пустой. Все ушли: мужчины и женщины, дети и старики. Не осталось ни припасов, ни домашнего скота. Свежий снег припорошил следы людей.

– Татары! – плюнул Дмитрий, пока его люди осматривали последнюю деревню, пропахшую скотиной и дымом. – Точно татары. И ты, Саша, говоришь, что я не должен идти войной на этих безбожников?

– Мы ищем разбойников, – возразил Саша, скалывая сосульки с морды Тумана. – Нельзя мстить всему народу из-за деяний нескольких дурных людей.

Касьян промолчал. На следующий день он объявил, что уходит со своими людьми.

Дмитрий холодно ответил:

– Боитесь, Касьян Лютович?

Другой бы рассвирепел от таких слов, но Касьян выглядел задумчивым. К тому времени мороз выбелил лица путников, оставив лишь легкие следы румянца на носу и щеках. Теперь князь, монах и воины выглядели почти одинаково. Все они напоминали раздраженных медведей, укутанных в слои сукна и меха. Лишь Касьян был исключением: бледным и спокойным, как в начале пути, а его глаза оставались зоркими и ясными.

– Не боюсь, – спокойно ответил Касьян. Рыжеволосый боярин мало говорил, зато много слушал. Своим уверенным обращением с луком и копьем он завоевал сдержанное уважение Дмитрия. – Но эти разбойники скорее похожи на демонов, а не на людей. Я должен возвращаться домой. Я уже давно в пути. – Касьян немного помолчал и добавил: – Я вернусь с новыми охотниками. Прошу лишь несколько дней, Дмитрий Иванович.

Дмитрий задумался, рассеянно очищая бороду от налипшего снега.

– Мы недалеко от лавры, – наконец сказал он. – Моим людям нужно поспать по-человечески, а не на земле. Встретимся там. Даю вам неделю.

– Очень хорошо, – кивнул Касьян. – Я вернусь по реке и поговорю с жителями деревень. Эти призраки должны есть, как и обычные люди. Затем я возьму крепких мужчин и отправлюсь к вам в монастырь.

Дмитрий кивнул. Он выглядел бодрым, но даже его утомил дым, неопределенность и долгий беспощадный мороз.

– Хорошо, – ответил князь. – Но не забудьте о данном слове.

* * *

Касьян и его люди ушли на рассвете, когда от земли поднималась холодная дымка. Лучи яркого солнца окрасили костры путников в багряные, золотые и серые цвета. Саша, Дмитрий и их воины молчали. Как ни странно, после отъезда товарищей они почувствовали себя брошенными.

– В путь, – сказал великий князь, собравшись с силами. – Мы продолжим внимательно смотреть по сторонам и следить. До лавры совсем близко.

Путники упрямо шли вперед, хотя силы были на исходе. Они рыли колеи в месте своего ночлега и выкладывали их углями от костров. Но ночи были долгими, а дни ветреными и снежными. Лошади исхудали от долгой езды и мороза. За всадниками не были погони, но все они чувствовали, будто за ними наблюдают.

Спустя две недели, на рассвете, путники услышали звон.

Глубокой зимой утро наступало медленно, и солнце скрывала густая белесая дымка. Рассвет был лишь серией вспышек: от черного к голубому и серому. Когда на востоке начало светать, над деревьями разнесся звон колоколов.

Изможденные лица путников просияли. Люди перекрестились.

– Это лавра, – сказал один воин другому. – Обитель святого Сергия. Ни один проклятый разбойник, ни один демон не проберется туда.

Кони опустили головы, и колонна прошла сквозь лес, осматриваясь еще внимательнее, чем раньше. Всем казалось, что сегодня, когда они так близки к убежищу, когда их лошади спотыкаются от усталости, призраки все-таки нападут на них.

Но в лесу стояла тишина, и вскоре путники вышли к монастырю, обнесенному стеной.

Их увидели еще до того, как лошади вышли из лесной чащи. Путники услышали крик монаха, наблюдающего за ними со стены. Саша снял капюшон и проревел в ответ:

– Брат Родион!

Бесстрастное лицо монаха расплылось в улыбке.

– Брат Александр! – закричал монах. Он развернулся и отдал короткие приказы. Во дворе монастыря послышался шум, и ворота со скрипом распахнулись.

Старик с ясными глазами и заснеженной бородой ждал путников на воротах. Он опирался на посох. Несмотря на свою усталость, Саша в одно мгновенье спрыгнул с лошади, а за ним и Дмитрий. Снег скрипел под их ногами, когда они вместе поклонились и поцеловали руку старика.

– Отче, – сказал Саша Сергию Радонежскому, самому святому человеку на Руси. – Я рад видеть вас.

– Сыновья мои, – ответил Сергий, подняв руку в благословлении. – Вам здесь рады. Вы прибыли вовремя. Зло проснулось.

* * *

Александр Петрович, ставший монахом, братом Александром Пересветом, пришел в лавру в возрасте пятнадцати лет. Он гордился своей набожностью, умением обращаться с лошадьми и мечом. Он ничего не боялся и мало кого уважал, но жизнь в монастыре изменила его. Братья Троице-Сергиевой лавры своими руками строили избы, обжигали кирпичи для печей, сажали огороды, пекли хлеб в глуши.

Годы ученичества прошли одновременно быстро и медленно, как было всегда в мирные времена. Дмитрий Иванович вырос среди братьев, стал гордым и энергичным, хорошо образованным и справедливым.

В возрасте шестнадцати лет Дмитрий покинул монастырь и стал великим князем Московским. Саша, став полноправным монахом, пустился в странствия. Он три года ездил по Руси, помогал монастырям и основал свои, как подобает монаху. В скитаниях он утратил свое ребячество и вернулся в Москву спокойным и невозмутимым, миролюбивым, но уверенным в бою. Крестьяне полюбили его и дали ему имя.

Александр Пересвет.

После странствований Саша хотел вернуться в лавру, чтобы принять невозвратные обеты и обрести мир среди лесов, ручьев и заснеженных полей в глуши. Но один из обетов касался постоянства места, и Саша понял, что пока что не может жить оседло. Бог звал его в путь. Или в крови его было пламя. Мир был большим и полным бед, и юный великий князь нуждался в поддержке двоюродного брата. Поэтому Саша вновь покинул монастырь, с мечом и на коне, чтобы вступить в княжеский совет. Он странствовал по Руси, исцелял, наставлял и молился.

Но он никогда не забывал о лавре. Она была его домом. Ослепительная летом, осененная голубыми тенями зимой и изобилующая тишиной.

Но на этот раз, когда брат Александр пересек деревянные ворота, его встретил шум и гвалт. Люди и собаки, куры и дети теснились на снегу между зданиями. Повсюду горели костры для приготовления пищи. Саша замер и удивленно посмотрел на Сергия.

Старик-монах лишь передернул плечами. Только теперь Саша заметил темные круги под его глазами и скованность в походке. Сергий не отказался, когда Саша подал ему руку для опоры.

Дмитрий, шагая подле Сергия с другой стороны, озвучил мысли брата Александра:

– Сколько людей.

– Они постучались в наши ворота восемь дней назад, – отозвался Сергий. Свободной рукой он благословлял всех людей на своем пути. Некоторые выбегали вперед и целовали край его одеяния. Сергий улыбался всем, но его взгляд был усталым.  – Люди говорят, что на них напали разбойники, только они не были похожи на разбойников. Воры искали, чего бы выпить, и хватали чужое добро, а эти люди спалили деревни неистовым пламенем. Они вглядывались в лица девочек и выбирали нужных. Выжившие пришли сюда, умоляя дать приют, – даже люди из несожженных мелких дворов и деревень. Я не мог им отказать.

– Я прикажу привезти зерна из Москвы, – заявил Дмитрий. – Пришлю охотников, чтобы вы могли накормить всех. И мы убьем этих разбойников.

Разбойники могли быть чудищами из легенд, ведь они их так и не увидели, но князь промолчал об этом.

– Сначала нужно осмотреть лошадей, – предложил Саша, бросив взгляд на изнуренного Тумана, который неподвижно стоял в снегу. – И посоветоваться.

* * *

Трапезная была низкой и полутемной, как и все здания в холодных землях, но в отличие от трапезных во многих монастырях, здесь была хорошая печь. Саша вздохнул, почувствовав, как согреваются руки и ноги.

Дмитрий увидел накрытый стол и тоже вздохнул, но безрадостно. Ему бы хотелось отведать жирного мяса, долго томившегося в раскаленной печи. Но Сергий строго соблюдал пост.

– Первым делом нам следует укрепить стены, прежде чем продолжить поиски, – заявил Саша, отодвинув в сторону вторую миску пустых щей.

Дмитрий жевал хлеб и сушеную вишню. Он доел суп скорее из уважения.

– Они не нападут на нас здесь, – пробурчал он. – Монастырь – священное место.

– Возможно, – согласился Саша. Но он еще не забыл о своем долгом путешествии в Сарай. – Но татары молятся другому богу. Я думаю, что эти разбойники безбожны.

Дмитрий проглотил горсть вишни и практично заметил:

– И что? У монастыря хорошие стены. Разбойники воруют все, что плохо лежит, и они не решатся на осаду зимой.

Но на его лице мелькнуло сомнение. Храбрый, но равнодушный Дмитрий все же любил лавру и еще не забыл запах спаленных деревень.

– Уже темнеет, – сказал великий князь. – Давайте осмотрим стену.

Стены лавры строились медленно: по толщине они были как два дубовых ствола. Их могли пробить лишь осадные орудия. Но ворота следовало бы укрепить. Дмитрий отдал приказы и отправил своих людей копать и размораживать огромные ведра земли. Земля могла пригодиться для тушения огня.

– Что ж, мы сделали все, что могли, – заявил великий князь с наступлением темноты. – Завтра отправим отряд на поиски.

* * *

Но отряд остался в монастыре. Всю ночь шел сильный снег, и рассвет был серым и опасным. С первым лучом солнца в лесу показалась огромная, бесформенная фигура всадника на гнедом коне.

– Монастырь! Ворота! Впустите нас! Они идут! – закричал он. Юный наездник был не один: под съехавшим плащом в его руках были три маленькие девочки.

В тот день на посту снова был брат Родион.

– Кто ты? – крикнул он мальчику, пытаясь рассмотреть чужаков со стены.

– Неважно! – закричал тот. – Я пробрался в лагерь и забрал их. – Он показал рукой на девочек. – Теперь за мной гонятся разъяренные разбойники. Если вы не впустите меня, возьмите хотя бы девочек. Или вы не человек Божий?

Дмитрий услышал крики. Он тут же поднялся по лестнице на стену, чтобы разглядеть наездника. У того было свежее юное лицо без бороды, большие глаза. Точно не воин. Он говорил грубо, как деревенский мальчишка. К нему жались девочки, наполовину замерзшие, наполовину потерянные от страха.

– Впустить их, – приказал князь.

Гнедой жеребец остановился во дворе монастыря, и монахи тут же закрыли скрипящие ворота на засов. Всадник аккуратно опустил девочек на землю и затем спрыгнул сам.

– Они замерзли, – сказал он. – И напуганы. Их нужно отвести в баню или усадить у печи. И покормить.

Увидев деревенских женщин, девочки прижались к своему спасителю. Саша подошел к ним. Шум привлек его внимание, и он слышал последние слова незнакомца.

– Ты видел этих разбойников? – спросил он. – Где они?

Наездник уставился зелеными глазами на Сашу и застыл. Тот резко остановился, словно влетел в дерево.

В последний раз он видел это лицо восемь лет назад. Хотя с тех пор оно повзрослело и губы стали полнее, но Саша немедленно узнал его.

Он бы удивился меньше, если бы столкнулся с лешим. Наездник уставился на него с открытым ртом. Затем он – она – просияла.

– Саша!

– Боже, Вася, что ты здесь делаешь?

Часть II

6
На краю света

Несколькими неделями ранее девушка сидела на гнедом жеребце на краю еловой чащи. Шел снег: снежинки застывали на ресницах девушки и гриве коня. В доме посреди ельника у открытой двери стоял мужчина. Отблески пламени позади него делали его глаза бездонными и скрывали лицо в тени.

– Входи, Вася, – сказал он. – Холодно.

Если бы снежная ночь могла говорить, у нее бы был такой голос.

Девушка глубоко вдохнула, чтобы ответить, но жеребец уже шагнул вперед. В глубине ельника ветви сплетались так густо, что девушка не могла ехать верхом. Она с трудом спрыгнула на землю и пошатнулась от боли, пронзившей замерзшие ноги. Лишь сила духа и рука на лошадиной гриве не дали ей упасть.

– Пресвятая Дева, – прошептала она.

Девушка споткнулась о корни дерева, склонилась к порогу и едва не упала, но мужчина поймал ее. Вблизи его глаза уже не казались черными: они были бледно-голубыми – цвета льда в ясный день.

– Дура, – пробормотал мужчина, придерживая ее. – Трижды дура, Василиса Петровна. Входи.

Он поставил девушку на ноги. Василиса – Вася – открыла было рот, передумала и шагнула через порог, раскачиваясь, как жеребенок.

Дом скорее напоминал густой ельник, чем жилище, а темнота облаков и неровного лунного света заполняла пространство у крыши. Тени ветвей бегали по полу, но стены казались довольно крепкими.

В дальнем углу дома стояла огромная русская печь. Вася вслепую пошла к ней, сняла варежки, протянула руки к огню и поежилась, почувствовав жар холодными пальцами. За печью стояла высокая белая кобылица. Она лизала соль. В знак приветствия кобылица обнюхала Васю, и девушка с улыбкой прижалась щекой к ее носу.

Василиса Петровна не была красавицей. «Слишком высокая, – говорили женщины, когда она подросла. – Очень высокая. И тощая, фигура, как у мальчишки».

«Рот как у лягушки, – ехидно добавляла мачеха. – И какой мужчина возьмет девушку с таким подбородком? И глазами, как у…»

По правде говоря, мачеха не могла подобрать слова ни для Васиных глаз – зеленых и глубоких, широко посаженных, ни для ее длинной черной косы, которая сверкала на солнце красноватыми отблесками.

«Пусть не красавица, – эхом вторила няня Васи, которая очень любила девочку. – Зато притягивает взгляды. Как ее бабушка».

Старушка всегда осеняла себя крестом, говоря это: бабушка Васи умерла несчастной.

Жеребец вошел в дом вслед за девушкой и важно огляделся. Часы, проведенные в ледяном лесу, его не утомили. Он подошел к девушке, сидевшей у печи. Белая кобылица тихо фыркнула.

Вася улыбнулась и почесала шею коня. На нем не было ни седла, ни узды.

– Мы отлично справились, – пробормотала девушка. – Я не была уверена, что мы найдем его.

Жеребец довольно тряхнул гривой.

Вася, благодарная за его силу, сняла с пояса нож и начала соскабливать лед с копыт коня.

Злобный порыв зимнего ветра ударил в дверь.

Вася резко выпрямилась, жеребец захрапел. Дверь была закрыта, и буря должна была миновать, однако тени деревьев по-прежнему дрожали на полу.

Мгновенье хозяин дома постоял в дверях, а затем повернулся к Васе. В его волосах запутались снежинки. Вокруг него была беззвучная сила, как у снега, что падал в лесу.

Жеребец прижал уши.

– Несомненно, ты расскажешь, Вася, почему рисковала жизнью в третий раз, сбежав в дремучий лес зимой, – молвил мужчина.

Он пересек комнату и встал в свете печи, чтобы девушка могла видеть его лицо.

Вася сглотнула. Хозяин дома выглядел как человек, но его выдавали глаза. Когда он впервые вошел в тот лес, девушки звали его по-другому.

«Если начнешь его бояться, ты никогда не перестанешь», – подумала Вася. Она выпрямилась, но слова застряли у нее в горле. Печаль и усталость прогнали их, и она могла лишь стоять с открытым ртом: незваная гостья в доме, которого нигде не было.

Ледяной демон сухо добавил:

– Ну? Мачехе не понравились цветы? На сей раз решила поймать жар-птицу? Или златогривую кобылицу?

– Как вы думаете, почему я здесь? – выдавила Вася. Слова Морозко причинили ей боль. В ту ночь она распрощалась со своим братом и сестрой. Ее отец лежал в могиле в промерзшей земле, и рыдания обезумевшей сестры преследовали ее в лесу. – Я не могла остаться дома. Люди называли меня ведьмой. Кое-кто даже хотел бы сжечь меня. Отец… – Она осеклась, но продолжила: – Теперь не сможет защитить меня от них.

– Какая печальная история, – равнодушно ответил ледяной демон. – Я видел в десятки тысяч раз печальнее, но ты единственная пришла ко мне на порог. – Он пододвинулся поближе к девушке. Пламя озарило его бледное лицо. – Ты хочешь остаться у меня? Так ведь? Стать снежной девой этого вечного леса?

Вопрос был отчасти насмешкой, отчасти приглашением и был полон легкой насмешки.

Вася вспыхнула и отпрянула.

– Ни за что! – воскликнула она. Ее руки понемногу согревались, но губы все еще были замерзшими и жесткими. – Что мне делать здесь, в ельнике? Я уйду. Поэтому я и покинула дом, чтобы уехать далеко. Соловей отвезет меня на край земли. Я увижу дворцы, города и летние реки, взгляну на солнце над морем.

Она сняла капюшон из овчины, руки нервно подрагивали. Пламя вспыхивало красным на ее черных волосах.

Глаза Морозко потемнели, но Вася этого не заметила. Она, наконец, могла свободно говорить, словно ее слова прорвали невидимую плотину.

– Ты показал мне, что в мире есть не только одна церковь, баня и леса моего отца. Я хочу повидать мир. – Ее сияющий взгляд смотрел сквозь Морозко. – Я хочу все увидеть. В Лесном Краю для меня ничего нет.

Ледяной демон опешил. Он отвернулся и опустился на стул у печи, похожий на дубовый пенек.

– Тогда почему ты здесь? – спросил он. Он перевел взгляд на тени на потолке, широкую кровать, похожую на сугроб, русскую печь, лубки на стенах, резной стол. – Я не вижу ни дворцов, ни городов, и уж точно солнца над морем.

Теперь замолчала Вася и покраснела.

– Однажды ты предложил мне приданое… – начала она.

Свертки с дорогими тканями и драгоценностями все еще лежали грудой в углу комнаты, словно богатства змия. Морозко встретился с девушкой взглядом и холодно улыбнулся:

– Насколько я помню, ты отказалась от него и убежала.

– Потому что я не хочу выходить замуж, – пояснила Вася. Слова прозвучали странно, когда она их произнесла. Женщина выходила замуж. Или становилась монахиней. Или умирала. В этом заключалось ее предназначение. Каким же было предназначение Васи? – Но я не хочу вымаливать свой хлеб в церквях. Я пришла спросить… можно мне взять немного того золота?

В комнате воцарилась тишина. Морозко склонил голову, оперся руками на колени и недоверчиво спросил:

– Ты пришла сюда, куда никто никогда не приходил без моего позволения, чтобы попросить золото для своих скитаний?

«Нет, – хотела ответить Вася. – Не поэтому. Не только поэтому. Я боялась, когда ушла из дома, и я хотела увидеть тебя. Ты знаешь больше меня, и ты был добр ко мне». Но девушке не хватило духа сказать это.

– Что ж, – ответил Морозко, откинувшись на спинку стула. – Все это твое. – Он кивнул в сторону сокровищ. – Можешь отправляться на край земли, одетая как княгиня, со спрятанным в гриве Соловья золотом.

Вася не ответила, и он добавил с натянутой вежливостью:

– Нужен ли тебе обоз? Или Соловей потащит все, словно бусины на нитке?

Вася постаралась сохранить достоинство:

– Нет. Я возьму лишь то, что можно легко унести и не привлечь воров.

Бледный, бесстрастный взгляд Морозко скользнул по девушке от ее спутанных волос до ног в сапогах. Вася старалась не думать о том, как она выглядит: дитя с ввалившимися глазами, бледным и грязным лицом.

– И что потом? – задумчиво спросил ледяной демон. – Ты набьешь свои карманы золотом, уедешь завтра на рассвете и замерзнешь до смерти? Нет? Или, возможно, проживешь пару дней, а потом кто-нибудь убьет тебя ради коня или обесчестит из-за твоих зеленых глаз? Ты ничего не знаешь об этом мире, а собираешься уйти и погибнуть?

– Что еще мне остается? – воскликнула Вася. В ее глазах заблестели слезы растерянности и усталости, но она сдержалась. – Мои люди убьют меня, если я вернусь домой. Уйти в монастырь? Нет, я этого не вынесу. Лучше умереть в пути.

– Многие так говорят, пока не придет время умирать, – возразил Морозко. – Хочешь умереть в одиночестве в лесной глуши? Возвращайся домой. Твои люди забудут обо всем, обещаю. Все будет как прежде. Возвращайся домой, и твой брат защитит тебя.

Неожиданно гнев выжег скопившуюся обиду Васи. Она отодвинула стул и резко поднялась.

– Я не собака, – огрызнулась она. – Ты можешь велеть мне идти домой, но я могу отказаться. Думаешь, я хочу лишь богатое приданое и мужчину, который заставит меня рожать детей?

Морозко был едва ли выше нее, однако Вася застыла под его бледным пронзительным взглядом.

– Ты рассуждаешь как дитя. Думаешь, в твоем мире кому-то есть дело до твоих желаний? Даже князья не получают того, что хотят, и тем более девушки. Ты не выживешь в пути, рано или поздно тебя ждет смерть.

Вася кусала губы.

– Думаешь, я… – с жаром начала она, но жеребец, услышав ярость в ее голосе, потерял терпение. Он перегнулся через плечо хозяйки, и его зубы лязгнули на расстоянии пальца от лица Морозко.

– Соловей! – вскрикнула Вася. – Что ты?..

Она попыталась отпихнуть его, но конь не сдвинулся с места.

«Я укушу его», – заявил жеребец. Он бил хвостом по бокам и царапал копытом деревянный пол.

«Он истечет водой и превратит тебя в снег, – сказала Вася, по-прежнему отталкивая его. – Не глупи».

– Уходи, глупый буйвол, – посоветовал Морозко.

Соловей не шевельнулся, но Вася приказала ему:

– Уходи.

Он посмотрел на девушку, щелкнул языком, неискренне извиняясь, и отвернулся.

Напряжение в комнате пропало.

– Да, я не должен был говорить так, – вздохнул Морозко. Едкие нотки пропали из его голоса. Он снова опустился на стул. Вася замерла. – Но… дом в лесу – не место для тебя, уже тем более дорога. Ты не должна была найти мой дом, даже с Соловьем, после того как… – Он встретился с Васей взглядом, резко замолчал, но продолжил: – Твое место – среди людей. Я оставил тебя в безопасности под присмотром твоего брата. Медведь спит, священник сбежал в лес. Разве тебе мало этого? – В его вопросе почти чувствовалась мольба.

– Да, – кивнула Вася. – Я ухожу. Я увижу мир за этим лесом, чего бы мне это ни стоило.

Морозко рассмеялся, тихо и неохотно:

– Очень хорошо, Василиса Петровна. Мне еще никогда не перечили в моем доме.

«А самое время», – подумала она, но вслух ничего не сказала. Что-то изменилось в нем с той ночи, когда он спас ее от Медведя. Но что? Глаза стали светлее? Или черты лица четче?

Вася неожиданно смутилась. В комнате снова стало тихо. В этом молчании вся скопившаяся усталость дала о себе знать. Она словно ждала, пока Вася расслабится. Девушка прислонилась к столу, чтобы не упасть.

Морозко заметил это и встал.

– Переночуешь сегодня здесь. Утро вечера мудренее.

– Я не могу спать, – возразила Вася. Конечно, ей жутко хотелось заснуть: она держалась на ногах лишь благодаря столу. В ее голос закрались нотки ужаса. – Медведь поджидает меня во снах, и Дуня, и отец. Я лучше не буду спать.

Она чувствовала на его коже запах зимней ночи.

– Я могу дать тебе хотя бы это, – сказал Морозко. – Ночь спокойного сна.

Вася колебалась, измученная, недоверчивая. Его руки могли дать сон. Но то был странный глубокий сон – брат смерти. Она ощущала на себе его взгляд.

– Нет, – неожиданно сказал Морозко. – Нет. – Резкость в его голосе удивила Васю. – Нет, я не буду тебя трогать. Ты заснешь сама. Увидимся утром.

Он развернулся и что-то шепнул своей лошади. Вася услышала стук копыт и обернулась, но Морозко и его белой кобылицы уже не было.

* * *

Слуги Морозко не были невидимыми. Краем глаза Вася порой замечала резкое движение или темную фигуру. Иногда она даже успевала обернуться и разглядеть лицо: морщинистое, словно кора дуба, с вишневым румянцем или серое и хмурое, как гриб. Но у Васи не получалось увидеть их, когда она искала специально. Они передвигались между вдохом и выдохом, между взмахами ресниц.

После того, как Морозко исчез, его слуги накрыли для Васи стол, пока она боролась с усталостью: грубый хлеб и каша, сушеные яблоки. Миска чудесных зимних ягод, усыпанных листьями падуба. Медовуха, бражка и ледяная вода.

– Спасибо, – сказала девушка в ожившей тишине.

Вася съела все, что смогла, превозмогая усталость. Крошки она скормила прожорливому Соловью. Когда девушка наконец отставила миску, то увидела, что угли в печи исчезли. Слуги Морозко подготовили для нее баню.

Вася скинула холодную и мокрую одежду и забралась в печь, царапая колени о кирпичи. Она перевернулась, испачкав живот пеплом, и легла, уставившись в пустоту.

Зимой было почти невозможно оставаться спокойным. Даже сидя у печи, следя за углями, помешивая суп, человек боролся – всегда – с сильным морозом. Но гудящий жар и мягкое дыхание пара успокоило Васю. Ледяной узел печали внутри нее ослаб. Она лежала на спине с открытыми глазами, и слезы бежали по ее вискам, смешиваясь с потом.