Текст книги "Неповторимая Габи"

Глава 2

– Матильда! Моти!

Да куда же запропастилась эта чертова кошка? Габи уже и молока ей налила, и положила полную миску любимого корма, а Моти все не подавала признаков жизни.

Просторная родительская квартира хранила следы поспешных сборов в дорогу, и постороннему человеку, случайно заглянувшему в окно, могло показаться, что здесь побывали воры, охотники за драгоценностями, припрятанными в комоде под стопкой белья.

Но эти аркообразные окна располагались на седьмом этаже, и любителю подглядывать пришлось бы совершить альпинистское восхождение, цепляясь за фигурные решетки балконных перил и перегородок. А саму Габриэль не удивляли ни чулки и лифчики, охапкой сметенные из шкафа и брошенные на диван, ни разверстые пасти валяющихся в центре комнаты чемоданов.

Миссис Шонлейзенхоф, столько лет отправлявшая в путешествия других, сама так и не привыкла спокойно и без суеты собираться в дорогу, методично укладывая в дорожную сумку все необходимое и получая удовольствие от самого процесса сборов.

На работе – в те времена, когда Шарлиз еще была обычным менеджером, – она, приветливо улыбаясь, деловито инструктировала клиентов, что им стоит взять с собой, что непременно окажется в номере отеля, а что не понадобится вовсе. Она даже пару раз выступала в утренней телевизионной программе, демонстрируя телезрителям, как можно ловко и компактно уложить вещи в чемодан.

Но стоило зайти речи о ее собственной поездке, Шарлиз терялась, металась, нервничала и не могла решить, что из одежды ей пригодится и не толстит ли ее розовая кофточка.

Поэтому Габи без малейшего удивления прохаживалась по комнатам, заглядывая под кровати и носком босой ноги раздвигая брошенные на пол юбки и блузки в поисках кошки.

Матильда упорно не отзывалась на ее «кис-кис». И не дремала ни под одной из кучек одежды. Да и вообще у кошек бывает обыкновение нежно приветствовать любимых хозяев – по крайней мере, Моти при появлении Габи всегда так поступала.

Она величаво выплывала из-за угла, выгнув спинку и задрав хвост вопросительным знаком, начинала утробно мурчать, терлась о ноги Габриэли белоснежными боками и ушами, слегка привставая на цыпочки, если позволительно так сказать о кошке.

Исполнив сей непременный ритуал, подытоженный коротким «мр», Матильда возвращалась к прерванным важным занятиям: дремать на своей постилке на подоконнике или лениво следить за обитателями квартиры. Оживить ее могло только одно: настырные бесстрашные птички, обожающие прогуливаться по балконным перилам прямо перед носом у несчастной хищницы, отделенной от них оконным переплетом, словно стенкой аквариума.

Она мечтала добраться до маленьких нахалок, даже во сне видя, как ее зубки вонзаются в мягкий крмок, покрытый перьями. Это ясно читалось по ее движениям в минуты дремы.

Изящная кошачья головка запрокидывалась, и можно было разглядеть, как лихорадочно мечутся зрачки под неплотно сомкнутыми веками. Спящее тельце зверька напружинивалось, затем следовал рывок напряженных лапок, и вот он – светлый кошачий миг: челюсти мерно задвигались, мелькнул розовый язычок, и по белоснежной мордочке разлилась сытая блаженная улыбка.

Матильда пыталась изобрести способ достичь заветной цели. Она толкала лапкой стекло в надежде, что оно подастся и выпустит ее; старалась по-своему, по-кошачьи, скрипуче копировать птичий щебет, словно глупые птахи могли принять ее за свою и впорхнуть к ней в комнату – уж она бы тогда не растерялась!

С надеждой Моти оглядывалась на хозяев, взглядом огромных желтых глаз вопрошая: «Вы что, не понимаете, как это важно?!». Но жестокие хозяева твердили одно: «Тебе туда нельзя, дорогая. Здесь высоко. Ты свалишься!».

Как будто она глупая и не умеет прыгать. У нее так великолепно это получается – с пола на комод, с комода на шкаф, оттуда – на карниз и ну качаться на шторах! Подумаешь, она всего-то парочку и разодрала, но она же не виновата, что тонкая ткань не выдержала цепкого хвата ее коготков…

Итак, Матильды нигде не было. Габи заволновалась. Она уже не злилась на спрятавшуюся кошку, а всерьез встревожилась. Ну не могла же та подохнуть с голоду, забившись в недра полураскрытого шкафа!

Родители отсутствовали всего пару дней, перед отъездом доверху наполнили кормом и водой Мотины мисочки. Это была разумная кошка, которая умела дозировать свою пищу, и объесться до смерти – вовсе не в ее стиле. Габи не знала, что и думать.

Она подошла к любимому кошкиному окну. На подоконнике приютился шелковый малиновый матрасик, хранящий легкую вмятину, оставленную упругим кошачьим тельцем. Мама сшила эту мягкую перинку специально для Моти из своего старого одеяла (уж очень кошка любила на нем валяться, по-человечески вытянувшись во весь рост).

Это окно в гостиной Матильда облюбовала из-за наличия балкона – по перилам частенько прыгали птички. А еще потому, что по вечерам в этой комнате собиралось все семейство (папа, мама и Габи, которая и после переезда продолжала приезжать к ним в гости). Киса занимала свой дежурный пост и делала вид, что думает о своем. Но на самом деле внимательно прислушивалась ко всем разговорам, поводя локаторами ушей, дабы не пропустить ни слова, и делая собственные, ей одной известные выводы.

Габриэль постояла у окна, задумчиво собирая белые шерстинки с кошачьей подстилки. Легкий летний сквозняк овевал ее лицо, и Габи подумала о том, что будь она кошкой, ей бы нипочем не захотелось торчать в этой комнате, когда на улице такая прекрасная погода.

Щелк! Стоило ей об этом подумать, и до Габи дошло, что сквозняком тянет из распахнутой настежь форточки под самым потолком. Высоковато, конечно, но что значит эта высота для их непоседливой кошки, которая в свои семь с половиной лет продолжала носиться, как котенок!

– Матильда! – панически завопила Габи и выскочила на балкон, с ужасом готовясь увидеть белую кляксу, распластанную внизу, на газоне.

Со стороны соседского балкона раздалось вопросительное «мр».

Соседи супругов Шонлейзенхоф явно любили завтракать на свежем воздухе: здесь стояли пара стульев и низенький столик, аккуратно застланный скатеркой. В центре стола красовался изящный прибор – солонка, перечница, кольцо с салфетками.

Увы, симпатичный вид заботливо оборудованного уголка был подпорчен следами разнузданного пиршества: на скатерти валялось несколько слипшихся воробьиных перьев. Еще больше перьев оказалось на полу – кошки любят расправляться со своей жертвой, в темном уголке, где их никто не заметит и не отнимет добычу.

Моти уютно устроилась на чьем-то свитере, забытом на сиденье стула, и, поджав под себя все четыре лапки, мирно грелась на солнышке после сытного обеда и довольно щурилась. Встретившись глазами с Габриэлью, она тут же зажмурилась и равнодушно отвернулась, всем своим видом показывая, чтобы ее не беспокоили и не портили удовольствия.

– Ах ты, негодница! – всплеснула руками Габи. – А ну немедленно домой!

Кошка повернулась и молча уставилась на хозяйку.

– Кис-кис! Иди сюда, говорю, – сбавила громкость Габриэль, понимая, что взяла неверный тон.

Кошка не реагировала.

– Моти, милая. Я так за тебя испугалась. Я тебя искала-искала, а тебя все нет и нет, – начала подлизываться Габи. – Я же подумала самое худшее! Ну иди ко мне, моя девочка! Моти, Мот!

Кошка раздраженно передернула спиной и снова отвернулась.

Ну и что прикажете делать?

Конечно, проще и разумнее оставить все как есть. Матильде надоест наслаждаться свободой в гордом одиночестве, и она вернется домой, на свой любимый малиновый матрас, к своей миске с молоком. А Габи пока может с чистой совестью немного прибраться и почитать книжку у окна, оставив открытой балконную дверь.

Но кто знает, не решит ли Матильда еще поохотиться и не сиганет ли с балкона за очередной пернатой жертвой? И потом, оставить такое безобразие на чужом балконе? Как они потом будут объясняться с соседями?

Значит, надо спуститься вниз, подойти к двери соседнего подъезда, позвонить по домофону и объяснить все миссис… миссис… К своему стыду, Габи даже не помнила, как зовут соседку. Ей смутно рисовался образ чистоплотной пожилой дамы, которая очень любила подкармливать птиц в парке. Но ни имя этой женщины, ни номер соседской квартиры Габи припомнить не смогла.

Положим, она вычислит этот номер. И обойдется без имени. Скажем, так: «Простите, пожалуйста. Дело в том, что моя кошка сидит на вашем балконе, и мне необходимо ее забрать». Допустим даже, что ее слова не приняли за глупую шутку и открыли дверь. Но как она посмотрит в глаза старушке, когда выяснится, что Матильда сожрала одну из ее любимых птичек и теперь там повсюду валяются перья?!

И Габи приняла безумное решение. Она вернулась в квартиру, нашла в кладовке тряпку, резиновые перчатки и метелочку для уборки, бегом вернулась на балкон и перекинула все это на соседский стул, перегнувшись через узорчатую решетку.

Теперь настало время доказать, что на занятиях по сценическому движению ее не зря учили владеть своим телом.

Для начала нужна страховка – ведь Габи не какая-нибудь там безответственная глупышка, которая бросается в рискованные авантюры, не позаботившись о собственной безопасности.

Она принесла веревку от своих старых качелей, которые отец вешал для нее в дверном проеме детской, когда Габи было лет пять. Подергала в разные стороны – веревка все еще казалась довольно крепкой. Один конец страховки Габриэль морским узлом привязала к решетке, а второй затянула у себя на поясе, продев под ремень на юбке.

Вот с юбкой ей не повезло. В такой чудесный теплый день Габи хотелось, чтобы легкий ветерок обвевал ее ноги, и, одеваясь, она выбрала любимую узкую юбку из джинсовой ткани длиной до середины бедра, которая застегивалась спереди на болты. Хорошо, хоть ремень был крепкий, кожаный, с надежной металлической пряжкой. Было к чему привязать страховку.

Обезопасив себя от падения, Габи вздохнула, разулась и, задрав повыше подол юбки, решительно полезла через решетку, разделявшую балконы, стараясь не зацепить горшки с цветами.

Все очень просто, сказала она себе. Сейчас я встану на перила и, держась за решетку, перенесу правую ногу на ту сторону. Обопрусь на нее К обогну решетку. Потом переставлю левую ногу. Ничего сложного!

Но как только она вытянулась во весь рост на перилах, ноги предательски задрожали и согнулись в коленках. Ну и ну, я не знала, что настолько боюсь высоты! – удивилась Габи. Голова ее оставалась ясной, она абсолютно не чувствовала страха, но тело вело себя так, словно его охватила настоящая паника, и наотрез отказывалось подчиняться. Оно желало принять положение, максимально близкое к горизонтальному, и с тихими подвываниями вползти обратно, чтобы снова ощутить под пятками твердый кафель.

Габи вжалась в решетку, цепляясь за нее до побеления в костяшках, и зажмурилась. Седьмой этаж – это сколько? – машинально подсчитывала она. Футов этак шестьдесят пять. Если я сяду, то буду ближе к земле на длину своих ног, остается порядка шестидесяти двух футов. Не намного меньше, но уже не так высоко… Дрожа всем телом, перебирая трясущимися руками вдоль прута решетки и лихорадочно вцепляясь в нее после каждого движения, она медленно согнула ноги и села на перила.

Одна нога Габи теперь была спущена на родительский балкон, другая – на соседский. А между бедер оказалась та самая решетка-перегородка, за прутья которой перепуганная девушка держалась, словно собиралась играть на арфе. Но по круглым от ужаса глазам Габи и ее взъерошенному виду можно было предположить, что по струнам этой арфы пустили электрический ток.

Ее замечательная юбка не была готова к таким испытаниям. Она была создана для свиданий и походов в кино. В ней можно было бы елозить на стуле во время лекции в колледже или бродить по магазинам с подругами.

Но модельер, конструировавший это девичье одеяние, и представить не мог, что особа, облаченная в его творение, будет сидеть на балконе седьмого этажа, обвив ногами решетку с двух сторон и при этом пытаясь сползти на одну сторону, чтобы наконец ощутить ступней хоть какую-то опору.

Юбка собралась безобразными складками и сбилась на сторону. Болты, на которые застегивалась вся конструкция, не выдержали. Будь они обычными пуговицами, они бы давно отлетели от таких перегрузок. Но у них были прочные металлические шейки, и болты начали расстегиваться, выскальзывая из петель. По одному на каждое движение.

Только бы соседки не было дома! – с запоздалым ужасом подумала Габи. И почему она была так уверена вначале, что ей удастся проникнуть сюда не замеченной? Неужели потому, что жалюзи на соседском окне казались опушенными?

Матильда наблюдала за странными телодвижениями хозяйки с нескрываемым презрением. Что тут сложного – по перилам пройти? Наконец она поднялась с нагретого места, потянулась, коротко мявкнула и вспрыгнула на перила.

– Моти! Кыш! – прошептала Габи, боясь быть услышанной соседями. – Ты же упадешь! Давай назад. Назад, говорю!

Матильда спокойно и грациозно прошла по перилам, словно демонстрируя свое превосходство и подавая пример одновременно. Не доходя фута до Габи, остановилась, потянула носом воздух: в себе ли хозяйка, что такие вещи вытворяет, и с тем же презрительным видом соскочила с перил на стул, со стула – на приступочку перед решеткой. Затем она без труда просочилась меж прутьев на «свою» сторону, спрыгнула на кафельный пол и скрылась в родной квартире, помахивая кончиком поднятого трубой хвоста.

– Сссобака, – прошипела вслед кошке Габи. – Ну попроси у меня теперь молочка. Знала бы, что ты так, ни за что не приехала бы тебя покормить. Ты и сама, оказывается, можешь неплохо о себе позаботиться.

Но кошка ее не слышала. Она уже была на кухне и жадно лакала из своей миски.

Габи почти удалось дотянуться носком до пола. Оставалось решиться на то, чтобы переставить руки и перенести вторую ногу через решетку. Это только кажется, что в этом нет ничего сложного. А на самом деле, чтобы вцепиться в следующий прутик, надо собраться с духом и отпустить предыдущий!

И в этот момент дверь соседского балкона распахнулась.

«Простите, миссис! Я хотела достать свою кошку!» – приготовилась начать оправдания Габи и осеклась.

В дверях стоял симпатичный молодой человек и рассматривал Габриэль с нескрываемым удивлением.

Ну и картина же представилась его взору! На балконных перилах в нелепой позе расположилась встрепанная и до смерти перепуганная босоногая незнакомка в мятой, расстегнувшейся и задранной юбке, под которой отчетливо просматривались трогательные кружевные трусики… Ей казалось, будто она покраснела до такой степени, что кровь вот-вот хлынет из ушей. Нет, после такого позора не живут. Но жить все же хотелось, и Габи еще сильнее вцепилась в решетку. Заготовленная фраза оказалась не актуальной, а перестроить ее по ходу дела и заменить «миссис» на более подходящее к случаю обращение Габи в эту минуту не могла. Поэтому она только и сумела, что вымолвить:

– Здрассьте.

– Здравствуйте, – очень вежливо ответил молодой человек. – Вам помочь?

«Будьте так любезны», – в тон ему хотела сказать Габриэль, но смутилась еще сильнее и смогла выдавить лишь:

– Угу.

Он подошел к несостоявшейся скалолазке и галантно протянул ей руку, но Габи по-прежнему не решалась разжать пальцы. Тогда юноша осторожно обвил руками ее талию, приподнял девушку и буквально втащил на балкон, приговаривая:

– Не бойтесь, не бойтесь. Отпускайте руки.

Габи выпустила решетку и тут же крепко вцепилась в своего спасителя, обняв его за шею. Даже ощутив босыми подошвами нагретые солнцем плитки пола, она какое-то время так и стояла, прижимаясь к незнакомому мужчине, словно боялась, что без него снова окажется над бездной.

При иных обстоятельствах такое положение могло бы взволновать обоих, но слишком велико было удивление одного и смущение второй.

Наконец она опомнилась, сказала «Ой, извините!» и разжала руки.

– Заходите. Я приготовлю вам чай, – как ни в чем не бывало предложил сосед и гостеприимно повел рукой в сторону открытой балконной двери, приглашая Габи войти.

– Большое спасибо. Буду вам очень признательна, – произнесла она и на автомате шагнула в указанном направлении.

Веревка, все еще привязанная к поясу Габи, натянулась и откинула девушку назад. Она охнула и спиной влетела в объятия хозяина балкона, попутно опрокинув стул, на котором лежали ее хозяйственные принадлежности – перчатки, совок, метелочка…

– И еще раз простите, – пролепетала она.

– Ничего страшного, – отозвался молодой человек. – Если вы минуту постоите так, я вас отвяжу.

Но это оказалось непросто. От рывка узел затянулся и превратился в гордиев.

– Секунду, я принесу ножницы, – предложил хозяин.

– Что вы, не надо, – отмахнулась Габи, которой не хотелось доставлять ему лишние хлопоты, куда уж больше! – Сделаем проще.

С этими словами она решительно расстегнула ремень, к которому крепилась веревка, и выдернула его из юбки. Последний болт сдался, и юбка картинно рухнула к ногам Габриэли, демонстрируя ее загорелые бедра во всей красе.

Слава Богу, что я надела сегодня приличные трусики, подумала Габи, в изнеможении опустилась на порог балкона и… истерически расхохоталась.

– Вы плачете? – встревоженно спросил незнакомец, видя, как трясутся плечи неожиданной гостьи, закрывшей ладонями лицо.

– Смеюсь, – призналась Габи.

Она вскочила, схватила свою юбку, обвила ее вокруг талии и кинулась в глубь квартиры. Пролетев через комнату, она кинулась в прихожую и, придерживая одной рукой свою пострадавшую одежду, второй попыталась справиться с замком.

– Подождите! Постойте! Да успокойтесь же, – взывал к ее разуму молодой человек, глядя, как Габриэль трясущейся рукой пытается крутить замок в противоположном направлении.

Наконец он просто накрыл ее руку своей теплой ладонью и твердо сказал:

– Я никуда вас не отпущу, пока вы не успокоитесь и не выпьете чаю. Во-первых, вам надо прийти в себя. А во-вторых, я умру от любопытства, если не узнаю, что все это значило.

– Ну хорошо, – кивнула Габи, прекращая свои бесплодные попытки сбежать. – Где тут у вас можно привести себя в порядок?

Глава 3

Позже она была так благодарна Айдену за то, что он не позволил ей ретироваться! Габи представила, что было бы, выскочи она в коридор раньше, чем он успел бы ее остановить.

Ей пришлось бы спешно одеваться в лифте. И вызывать службу спасения, чтобы открыть дверь квартиры… Интересно, как она им объяснила бы, каким образом ключ оказался изнутри, в замке, повернутый на два оборота, если в квартире – никого?

А потом она сгорала бы от стыда, скорчившись в ванне, и боялась бы выйти на балкон, чтобы отвязать веревку и выручить свой ремень, который так и остался болтаться на втором конце ее дурацкой самодельной страховки. И начала бы избегать поездок к родителям, чтобы не встретиться лишний раз с красавцем-соседом, перед которым она так опозорилась.

Но всего этого не случилось. Потому что, когда Габи вышла из ванной, одетая, умытая и уже не с таким перекошенным лицом, Айден ждал ее со свежезаваренным чаем и горячими булочками с сыром, на скорую руку разогретыми в микроволновке. И безграничным вниманием на лице.

На балконе уже не было и следа от тех безобразий, что учинила Моти, – Айден все убрал и накрыл столик для ланча. Чаепитие на свежем воздухе оказалось весьма приятным занятием, тем более что чай получился превосходным. Напиток был гораздо крепче и ароматнее, чем та жижа, которой обычно обжигалось большинство знакомых Габи, – и располагал к откровенной беседе. И вскоре оба уже хохотали, делясь впечатлениями.

Теперь, когда пережитое осталось позади, вся катавасия в сбивчивом изложении Габи из ужасного происшествия начала превращаться в забавную байку, которую оба будут пересказывать друзьям, украшая ее все новыми драматическими и комическими подробностями.

– А я сначала думаю: самоубийца, – делился своими ощущениями ее нечаянный спаситель, округляя глаза. – Наверное, испугалась, бедолага, и решила обратно вползти. Потом смотрю: веревка какая-то болтается. Решил, что это для надежности: девушка решила повеситься на перилах, чтоб наверняка. Только почему петля на талии?

– Сползла, – фыркнула Габриэль.

– Затем заметил – перчатки на стуле валяются. Неужели квартиру решили обчистить? Но почему грабитель – девушка, одна, да еще в такой неподходящей для этого экипировке?

– Да уж, – согласилась Габриэль, смущенно пытаясь натянуть на колени подол злосчастной юбки.

– Ладно, не смущайся, – подбодрил ее Айден, заметив этот жест. – У тебя очень красивая фигура. И вообще ты очень красивая.

Габи понравилось то, как он это сказал. Так спокойно, естественно. Констатировал факт. И совсем не упивался тем, что по стечению обстоятельств ему посчастливилось полюбоваться прелестями смазливой соседки.

– Спасибо, – кивнула она, подумав, что могла бы сказать ему то же самое.

Узкое серьезное лицо, внимательные глаза за стеклами очков в модной тонкой оправе, которые совсем не портили его, а только добавляли шарма. Сильный загар, словно юноша все свои дни проводил на пляже. Длинная светлая челка, падающая на правую бровь. Скорее худощавая, чем спортивная фигура, но Габи ощутила, сколько силы в этих руках, когда Айден помогал ей влезть на балкон. И очень добрая, спокойная улыбка.

Постепенно от смущения остался лишь маленький след в виде розового румянца на высоких скулах Габи. Общаться с Айденом оказалось легко и просто, и она уже не видела причин для того мучительного стыда, который охватил ее в самом начале.

– Но я так и не понял, почему же ты не попыталась войти через дверь? – Айден наконец-то озвучил тот самый вопрос, который она задала себе уже не раз.

– Ну… Э… Я не знала, как все объясню твоей – по-видимому, бабушке? – запинаясь, ответила Габи, сосредоточив взгляд на ароматном содержимом своей чашки.

– Бабушке Грете? И напрасно. Она – милейший человек и вполне тебя поняла бы. Только сейчас она здесь не живет, она переехала за город к своей сестре и помогает той ухаживать за розами. Говорит, что устала от городской суеты и хочет быть поближе к природе.

– Я просто вспомнила, с какой заботой она подкармливает птичек… А тут – перья по всему балкону… – призналась Габриэль.

Айден усмехнулся:

– Моя бабушка в прошлом – ученый-биолог. И как никто другой понимает, что такое «естественный отбор». Кстати, и родители у меня биологи.

– А ты? Тоже ученый? – Возвращаясь из ванной, Габи слегка заблудилась в незнакомой квартире и вместо гостиной попыталась сначала вломиться в кабинет. Она успела заметить, что все свободные поверхности в комнате завалены книгами, а на столе светится экран включенного ноутбука.

– Я кинокритик, – сообщил Айден.

– Кто? – удивленно переспросила Габриэль. Кинокритики казались ей такими вредными въедливыми дядьками, и образ симпатичного молодого человека как-то не вязался в ее сознании с этой профессией.

– Кинокритик, – терпеливо повторил Айден.

– Недавно окончил университет и перебрался поближе к предмету своего изучения. Кстати, как тебе чай?

– Потрясающе, – искренне похвалила Габи. – Такой душистый… Я не очень разбираюсь в чае, но, по-моему, в наших магазинах такой не купишь.

– Это точно. Я его из Индии привез… Только что вернулся оттуда – был в Болливуде, изучал особенности местного кинематографа.

– Где? – не поняла Габи.

– В Болливуде. Бомбейском Голливуде. Так иногда называют место, где сосредоточены индийские киностудии. Целый месяц там провел, был на съемках нескольких фильмов, говорил с актерами, режиссерами, продюсерами. Несколько пленок отснял. Сейчас статью пишу для журнала. А потом и книгой на эту тему займусь.

– Вот где ты так загорел, – догадалась Габи. – Какая у тебя интересная работа… Расскажешь?

– Обязательно, – пообещал Айден. – Вот заберу фотографии из проявки, тогда и расскажу, и фото покажу.

Значит, будет повод увидеться еще раз, сообразила Габи, и сердце ее проделало в груди несколько па не хуже тех, что исполняют в кино индийские танцоры. Она готова была снова зардеться от смущения, и потому спросила поспешнее, чем собиралась:

– А где ты раньше был, до Индии? Почему я тебя ни разу не встречала?

– Ну почему же «не встречала»? – удивился Айден. – Я хоть и жил с родителями в Сан-Франциско, но много раз приезжал к бабушке на каникулы. Правда, это еще в школе было.

В памяти Габи всплыл смутный образ худенького белобрысого мальчишки, с которым они играли во дворе и который даже как-то угостил ее конфетами, когда она сидела на балконе и учила текст роли для очередного школьного спектакля. Неудивительно, что она не вспомнила об этом сразу – тогда все мысли юной Габи были заняты ее актерством…

– Я понимаю, почему ты меня не узнала, – кивнул Айден. – Мы тогда были совсем детьми. Если бы я тебя встретил на улице, то тоже вряд ли смог вспомнить, что мы встречались. Кстати, а ты теперь чем занимаешься?

– Я – актриса, – ответила она и только тут сообразила, что же подспудно удивляло ее в поведении Айдена.

Если верить его словам, то в первый миг их встречи Айден подумал о чем угодно, только не о том, что обычно думали все при встрече с ней.

– Ну и что бы ты решил, если бы встретил меня в толпе? – задала она провокационный вопрос, с замиранием сердца ожидая и боясь привычного ответа.

– Подумал бы: какая красивая девушка. Жаль, что у меня не хватит смелости к ней подойти. – Айден скорчил смешную рожицу, изображая собственную нерешительность.

– Вот как? – удивилась и обрадовалась Габи. – И ты бы не принял меня за…

– За ту девочку, с которой пару раз играл во дворе? Нет, ни за что! – рассмеялся он. – Хотя своим выбором профессии ты меня не удивила. Помню, ты и в детстве все время учила какие-то роли.

– Я не об этом, – вздохнула Габриэль. – Просто меня часто путают с одной актрисой. Говорят, что мы с ней буквально на одно лицо и все время зовут меня выступить в шоу двойников.

– Да? С какой? – приподнял брови Айден.

– Ну ты же кинокритик, должен знать, – недоуменно воззрилась на него Габи. – Посмотри внимательно. Неужели не возникает никаких ассоциаций?

Айден еще раз всмотрелся в ее лицо.

– Нет. – Он покачал головой. – Извини, никаких догадок. По-моему, у тебя абсолютно оригинальная внешность.

– Ну как же! Подумай хорошенько!

Габи, которая обычно делала все, чтобы при ней никто даже имени Сандры не упоминал, ощутила легкое беспокойство. Теперь ей во что бы то ни стало хотелось, чтобы собеседник дал верный ответ на ее загадку и даже испытывала легкую досаду из-за того, что он не замечает очевидного. Словно Габриэль демонстрировала Айдену любимую мозоль, которая с детства причиняла ей невероятные мучения, а тот утверждал, что нет никакой мозоли!

– Лиз Херши? Нет-нет, у той более жесткие черты лица и глаза голубые. Мишлен Пуффер? Да нет, она намного старше. Даже и не знаю… – Айден пожал плечами.

– Сдаешься? – хитро прищурилась Габи и торжествующе выпалила:

– Сандра Галлахер!!!

– Да ну. Нет, – не поверил Айден. – Ничего общего.

– Как это «ничего общего», когда все говорят? – возмутилась Габриэль. – У меня даже берут автографы как у Сандры.

– И что – даешь? – весело удивился Айден.

– Сначала отказывала. Потом мне надоело объяснять всем одно и то же, и я стала соглашаться, – призналась Габи. – А можно мне еще чаю?

Айден наполнил ее кружку ароматным напитком из фарфорового чайника в восточном стиле и откинулся на спинку стула, продолжая изучающе смотреть в лицо Габи. Она сделала глоток и шутливо повернулась в профиль и анфас, чтобы собеседник мог лучше ее разглядеть.

– Знаешь, формально есть кое-какое сходство, – наконец признал он. – Но не более того. Я как-то раз встречался с Сандрой, мне надо было взять у нее интервью.

– Да? – удивилась Габриэль. – И о чем вы с ней говорили?

– Мне еще во время учебы в университете заказали статью о сиквелах – продолжениях нашумевших фильмов. А на экраны тогда как раз вышла «Стремительность-2» с Сандрой в главной роли… Мы сидели друг напротив друга – вот как с тобой сейчас – и я могу сказать, что вы очень разные. Что-то во взгляде, какие-то неуловимые черточки… Да, извини, если тебя обижает моя прямота, – спохватился Айден.

– Что ты, наоборот, – пожала плечами Габи. – Меня всегда очень ранило, что меня постоянно с ней сравнивают. Что только я ни делала, чтобы от нее отличаться – все прически перепробовала, волосы перекрашивала, даже стала думать о пластической операции.

– Что ты! Ни в коем случае этого не делай! – воскликнул Айден.

Он и сам не понимал, почему его так напугала подобная перспектива. Но ему ужасно не хотелось, чтобы Габи изменила в себе хоть что-то. Чем-то его подкупало то, что он видел сейчас перед собой, и любая перемена вызывала страх, словно могла вспугнуть нечто едва мелькнувшее у краешка сознания…

– Но у меня карьера рушится, – будничным голосом сообщила Габи, словно оглашала прописную истину. Она столько раз обсуждала проблему с подругами и родителями, что это стало казаться ей чем-то само собой разумеющимся.

– Почему? – не понял Айден.

– А говоришь – кинокритик, – вздохнула Габи. – Должен знать всю эту кухню. Из меня все время пытаются сделать Сандру номер два. А я хочу быть Габи номер один!

– Хочешь – станешь, – уверенно произнес Айден. – Я это говорю именно потому, что кухню знаю. Я, правда, не считаю, будто ваше сходство так велико. Я тебя за Сандру не принял. Но согласись, логичнее предположить, что ко мне на балкон решила влезть Габи, дочь соседей, а не Сандра Галлахер, звезда Голливуда!

Габи снова порозовела. Айден продолжал:

– Но раз ваше сходство общепризнанно, оно тебе только на руку!

– На руку? Каким это образом?

– Таким же, как и сходство самой Сандры с Джулией Берне. Которому она обязана своей карьерой – Сандра сама мне об этом говорила.

– Не может быть! – ахнула Габи. – Сандра и Джулия? Ну и что между ними общего? У Джулии такой характерный большой рот, а у Сандры такая форма скул, которую ни с чем не спутаешь… Гм, ну почти ни с чем. Как их можно сравнивать?

– Зрители скажут так же, когда узнают тебя получше. «Габриэль и Сандра? Но ведь у них и походка разная, и мимика, и играют они каждая по-своему! Что за дурак умудрялся их перепугать?» – Айден так комически изобразил этот монолог кинозрителя, что Габи покатилась со смеху.

– И как это помогло Сандре с карьерой? – поинтересовалась она.

– Очень просто. Пока Джулия купалась в океане всемирной славы и тратила гонорар за фильм «Симпатяга», Сандра бегала с одной киностудии на другую, подрабатывая статисткой. И вот ее заметил один режиссер и со словами «Да это же вторая Берне!» дал ей роль в телесериале.

– Не проще было пригласить саму Берне?