Текст книги "Убивая ангелов"

Глава 6

Вернувшись домой, я застала Уилла спящим на диване в потоках льющегося через окно солнечного света. Я остановилась у двери и с минуту смотрела на него. Теперь он, по крайней мере, напоминал моего брата, а не наркомана, которому все равно что принимать, кетамин или крэк. С полузакрытыми глазами Уилл выглядел почти тем же золотым мальчиком, каким был в шестнадцать, с теми же густыми и непослушными волосами цвета мокрой соломы. Но вот черты его лица изменились почти до неузнаваемости. Глаза еще глубже опустились в глазницы, скулы обозначились резче, добавив лицу угловатости. Я напомнила себе, что за последнее время он, как бы там ни было, добился большого прогресса. Шесть месяцев назад врачи вполне допускали, что ему уже не подняться, однако же он ходил и мог при желании поддерживать разговор от начала и до конца. Теперь уже с трудом верилось, что когда-то ему открывалась блестящая карьера в финансах. Едва узнав о биполярном расстройстве[11]11
   Современное название маниакально-депрессивного психоза.


[Закрыть], банк мгновенно списал Уилла со счетов, и никто из его так называемых друзей не потрудился поддержать хотя бы минимальный контакт с ним. Столкнувшись с такой реакцией, и я изменила свое мнение о финансистах: у большинства из них камень вместо сердца.

Сообщений на автоответчике в прихожей не было, что всегда меня настораживает. Уилл частенько стирает их, ничего мне не говоря. Слушать нашептывающих свои тайны незнакомцев выше его сил. Повернув в кухню, я услышала тихое «кап-кап-кап». Обнаружить источник звука не составило труда – загруженная оставшейся после ужина посудой, раковина просто-напросто переполнилась. Вообще-то, мы собирались все помыть и убрать, но потом забыли. К счастью, основная часть воды ушла в трубу через перелив, но возле холодильника все же собралась небольшая лужица. Я громко выругалась и отправилась на поиски тряпки, а когда завершила спасательную операцию, Уилл все еще преспокойно дрых. Мои старания не прошли даром – ребра снова разболелись.

Я подошла к зеркалу в спальне и задрала топ. Половина грудной клетки напоминала радугу с черным пятном в центре и концентрическими кругами, от синего до пятнисто-красного по краям. Но воспаление шло на убыль, и дышалось уже заметно легче. Я легла на кровать, положив на грудину пакетик со льдом, и когда зазвонил телефон, очнулась, дрожа от холода.

– Ты ведь не забыла про банкирскую вечеринку? – беспокойно спросил Бернс. – Заскочу через полчасика. Да, и принарядись по случаю, Элис. Все будут при параде.

В поисках чего-нибудь подходящего пришлось лезть в шкаф. Мир Грешэма оставался неизведанной территорией, и меня разбирало любопытство. Я еще никогда не бывала в компании миллионеров. Такое событие – мечта психолога, и, конечно, оно представлялось куда соблазнительнее скучного вечера с паршивым фастфудом и посапывающим на диване братом. Я подкрасила губы и втиснулась в свое единственное, оставшееся со времен летней свадьбы коктейльное платье из бледно-зеленого шелка, достаточно тесное, чтобы подчеркнуть роскошные формы.

– Чтоб мне провалиться. – Бернс уставился на меня с порога. – Ишь, начистила перышки!

– Привет, Дон. Умеешь ты найти подходящее словцо, – усмехнулась я.

Инспектор раскопал где-то смокинг и бабочку, хотя она и съехала слегка набок. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не подойти и не поправить. С потерей лишнего веса профиль Дона обозначился яснее, линия его подбородка обрела новые, более четкие очертания – то-то, наверное, миссис Бернс не нарадуется!

– Кстати, а где этот клуб «Альбион»? – спросила я.

– В районе Сент-Джеймсского парка. – Полицейский поджал губу. – Старейший в городе клуб для джентльменов. С серьезным вступительным взносом, если, конечно, ты не принц Чарльз. Место, где парни отдыхают от благоверных. Женщин туда обычно не пускают.

– Шутишь!

Бернс как будто не слышал – он стоял, уставившись прямо перед собой, как будто из-за угла мог в любой момент выскочить убийца.

– А почему тебя туда так тянет? – поинтересовалась я.

– Там соберется весь банковский мир. Многие наверняка знали Грешэма.

– Они ничего нам не скажут. Подумают, что мы журналисты, вынюхиваем жареное.

Едва взглянув на Бернса и увидев его скованное беспокойством лицо, я моментально поставила диагноз. Ребенком он наверняка страдал от застенчивости, и, хотя теперь неплохо ее скрывал, перспектива оказаться в незнакомом обществе все еще его страшила.

День клонился к вечеру, и на Пикадилли-Серкас мы попали в пробку. На ступеньках возле статуи Эроса, не обращая внимания на выхлопные газы, кучковались тинейджеры. Когда наша машина остановилась наконец на Джеймс-сквер, расторопный швейцар в расшитой ливрее поспешил забрать у Бернса ключи. Построенное в неоклассическом стиле огромное здание клуба «Альбион» выглядело бельмом на глазу. На застеленных красной дорожкой верхних ступеньках я заметила Ричарда Брэнсона в окружении богатеньких оболтусов в смокингах. Нескольких я сразу узнала: члены парламента от консервативной партии, финансовые гуру и управляющий Банка Англии. На их месте я бы чувствовала себя не очень уютно. Учитывая нынешнее состояние экономики, у некоторых психически неуравновешенных членов общества вполне могло появиться желание расстрелять их из пулемета.

– Не в моем вкусе, – пробормотал Бернс.

– Расслабься, Дон. Присматривайся, наблюдай – большего от тебя не требуется, – отозвалась я.

Интерьер оказался даже грандиознее фасада, стены холла украшали портреты бывших членов клуба, выполненные в парадной военной форме. Собравшиеся группками представительницы прекрасного пола демонстрировали фамильные драгоценности. Внимание Бернса привлекла стоявшая рядом со мной девушка, до такой степени инкрустированная изумрудами, что оставалось только удивляться, как она еще умудряется двигаться.

– Пялиться – неприлично, – шепнула я. – Давай разделимся, тогда и увидеть сможем больше.

Мой спутник растворился в толпе, оставив меня одну посреди зала ровно в тот момент, когда мимо с заставленным шампанским подносом проплывал официант. Робость Бернса передалась, должно быть, и мне, потому что я собиралась взять апельсинового сока, но тут неожиданно для себя схватила бокал и залпом его осушила.

– Полегче, юная леди, а то уснете, не дослушав речей.

У смотревшего на меня мужчины было тонкое, выразительное лицо. Высоковат, волосы каштановые, волнистые, кожа на скулах усыпана веснушками. В единый ансамбль это все объединяла улыбка, открытая и искренняя. Голос у него был тоже интересный – веселый и раскатистый, каждое слово выкатывалось медленно, словно за щеками у него лежали шарики.

– Бывали в «Альби» раньше? – спросил незнакомец.

– Никогда.

– Эндрю Пирнан. – Он протянул руку с хрупкой ладонью и длинными, ломкими на вид пальцами. – Рад познакомиться. – Наклонившись, он добавил шепотом: – Они безобидные. И не волнуйтесь – вы здесь самая симпатичная девушка.

Пирнан оказался бесценным источником информации, или, если угодно, сплетником. Едва ли не о каждом из гостей он мог рассказать что-то интересное.

– Вон тот парень – торговый магнат. – Он кивнул в сторону пожилого, заметно горбящегося мужчины. – Богат, как Крез, и, как говорят, фут-фетишист[12]12
   Фут-фетишизм – сексуальное влечение к ступням.


[Закрыть]. Если спросит про размер обуви, считайте, вам крупно повезло.

Я невольно хихикнула. Следующие минут двадцать мой новый знакомый рассыпал свои блестящие комментарии, словно считал своим долгом развлекать меня. Взгляд его светло-карих глаз то и дело останавливался на моем лице, проверяя, на месте ли улыбка. Вьющиеся волосы придавали ему немного детский вид, но его рот взяли в скобки глубокие складки. Ему могло быть и тридцать, и сорок пять.

На другой стороне зала мое внимание привлек человек, переходивший от гостя к гостю и флиртовавший едва ли не с каждой женщиной. Пожалуй, он принадлежал к тем мужчинам вроде Джорджа Клуни и Клинта Иствуда, что не следуют общепринятым правилам. Сочетание приятной внешности и дерзкой самоуверенности действовало безотказно: женщины с любопытством поворачивались, хотя ему и было за шестьдесят. Его седые волосы сияли здоровьем, а глубокий загар на обветренном лице могло оставить только многолетнее знакомство с тропическим солнцем.

– Кто это? – спросила я.

– Макс Кингсмит, глава банка «Энджел», вечно молодой. Хотите верьте, хотите нет, у него новая малышка. – Пирнан стоял так близко, что я могла бы сосчитать веснушки у него на лице.

– Как может банк называться «ангельским»?

– Основатели – семья квакеров[13]13
   Квакеры – ныне: участники движения «Религиозное общество друзей», куда входит широкий спектр протестантских и околопротестантских религиозных организаций.


[Закрыть]. Прибыль шла на поддержку бедных.

– А теперь такие, как вы, спускают деньги на «Ламборгини».

– Такая юная и такая циничная. – Эндрю широко улыбнулся. – Но не вините меня. Я – мошенник, но не ростовщик.

– И кого облапошиваете?

Мужчина сделал жест рукой, включив в него едва ли не всех собравшихся.

– В основном вот этих. За все годы я надул их на миллионы.

– Вы – молодец. Так им, наверное, и надо.

Пирнан посмотрел на меня сверху:

– А вы очень откровенны.

– Хотите сказать, груба.

Взгляд Эндрю приклеился к моим губам, словно в ожидании очередного оскорбительного выпада, но тут я вспомнила совет Лолы насчет отработки навыков обольщения. Собеседник представлялся идеальным объектом: самоуверенный – подошел к незнакомке без всяких рекомендаций, если не считать улыбки в стиле Бастера Китона. Но в другом конце зала хмурился Бернс, и я ощутила укол вины. Инспектор поднял руку и многозначительно постучал по часам, напоминая, что мы здесь по делу.

– Вы знали Лео Грешэма? – спросила я.

Вопрос застал Пирнана врасплох.

– Да, и довольно-таки хорошо. Наши пути частенько пересекались на таких вот мероприятиях. Мне приходится иметь дело со многими сборщиками средств. Скучный народ. А вы?

Я покачала головой.

– Каким он был?

– Скажу так: он определенно знал, как хорошо провести время. – Эндрю помолчал, наблюдая, как я выпиваю второй бокал. – Еще?

– Пожалуй, нет. Не хочу рухнуть до прибытия закусок.

– Расскажите о себе. – Мой собеседник прошелся по мне оценивающим взглядом. Может быть, он впервые видел женщину в дешевом платье и с сумочкой, не попадающей в тон к туфлям.

– Меня зовут Элис, любимый цвет – бирюзовый, я – психолог, – ответила я.

– Мозгоправ среди банкиров?

– Долгая история, не хочу вас утомлять.

– Не получится. – От Эндрю шел запах лосьона, странное сочетание корицы и сандала. – Держу пари, ваш муж где-то рядом, в баре, пробивает сделку.

– Ошибаетесь, – улыбнулась я. – Сказать по правде, я – шпион.

Шампанское начало брать свое, и внимание Пирнана после шести месяцев полного воздержания от общения с мужчинами вполне могло тоже ударить мне в голову. Он уже приготовился спросить о чем-то еще, но тут звук гонга пригласил гостей к столу, и какая-то пожилая женщина схватила меня за руку и потащила в обеденный зал, треща без умолку, будто мы старые подруги. Я оглянулась – новый знакомый смотрел мне вслед. Его уже обступила кучка бизнесменов, и он, несомненно, очаровывал и их тоже. Похоже, его миссия состояла в том, чтобы собирать секреты всех сюда пришедших.

Глава 7

Все гостьи следовали в одном направлении, соблюдая клубную традицию – леди садятся первыми. Словно попав в Хогвартс, я смотрела на висящие над обеденными столами пятирожковые люстры. Моя компаньонка расписывала свои хвори и немочи, перечень которых оказался настолько велик, что лишал меня, к счастью, необходимости отвечать: диабет, ревматизм, подагра… На этом фоне мои синяки выглядели мелочью, так что я имела возможность изучить фрески, украшавшие обеденный зал. По стенам скакали охотники, из-за деревьев выглядывал лисий хвост.

Бернс куда-то пропал, и меня посадили за стол с престарелыми аристократами. Разговор касался самых увлекательных тем: увеличение налога на наследство, упадок консерватизма, положение на Ближнем Востоке. Меню взяли прямо из поваренной книги позапрошлого века: сначала тушеные креветки под густым слоем масла, потом чуть суховатый палтус. Обратившись к сидевшему справа мужчине, я спросила, не приходилось ли ему работать с Лео Грешэмом, но он посмотрел сквозь меня.

– Пренеприятное дело. Не передадите вино?

Схватив бутылку, сосед тут же повернулся ко мне спиной, но остальные, по крайней мере, пытались проявить радушие, хотя и были как минимум вдвое старше меня. Женщина напротив, узнав, что я психолог, рассказала о своем сумасшедшем дяде, любившем разгуливать нагишом по саду, пока его не увезли в больницу. Блюда менялись одно за другим: тушеная баранина, говядина на серебряных подносах, три разных вида вин… Предметы стали терять четкость, хотя я и старалась сдерживаться, и в какой-то момент стало ясно, что вечер прошел впустую. Клуб «Альбион» сомкнул ряды, не желая делиться своими секретами с парочкой чужаков. К тому моменту, когда подали клубничный десерт, я умирала от желания выпить крепкого черного кофе. Может, выйти из-за стола, выскользнуть на улицу, поймать такси и вернуться домой? Я уже спланировала побег, когда рядом материализовался Эндрю Пирнан.

– Как насчет небольшой экскурсии?

Я ответила улыбкой и поднялась. Голова шла кругом от вина. Пирнан протянул руку, чтобы я смогла опереться, а потом поинтересовался моими планами на уик-энд. Пришлось рассказать о данном Лоле обещании сходить к ней в «Риверсайд тиэтр». Эндрю привычно улыбнулся, показав неровные зубы, и повел меня через толпу. Но не успели мы уйти, как я увидела спешащего навстречу Бернса с прижатым к уху мобильным телефоном.

– Элис, нам нужно уехать, – безапелляционно объявил он.

Я повернулась к Пирнану:

– Ничего не поделаешь, работа есть работа. Боюсь, с экскурсией ничего не получится.

– Что ж, надеюсь, получится в другой раз. – Эндрю посмотрел на меня сверху вниз, повернулся и неторопливо удалился.

Дон схватил меня за локоть и потащил к выходу, как какую-нибудь хулиганку. На улице было еще тепло, и дышать легче не стало – кислород в воздухе здесь замещали выхлопные газы. Едва мы отъехали, как в машине громко запищала рация. Хриплые, царапающие слух голоса отдавали какие-то указания. Мне было не по себе, но от перебора ли с алкоголем или из-за разыгравшихся нервов – сказать трудно. Пытаясь удержать в себе поднимающуюся тошноту, я ухватилась за края сиденья.

– Что случилось?

– Все пошло по наихудшему сценарию, – процедил Бернс. – Как я и говорил, он сделал это еще раз. Отвезу тебя домой и поеду на место.

Я покачала головой:

– Поедем вместе.

Инспектор не стал спорить, чтобы не отвлекаться от дороги. Мы мчались по набережной Виктории, мимо вставшего на вечную стоянку «Веллингтона» со сверкающими на солнце орудийными башнями. К тому времени, когда мы достигли Чипсайда, вокруг не было ни души. После шести, когда закрываются банки, Квадратная миля[14]14
   Финансовый центр Лондона, Сити.


[Закрыть] быстро пустеет, и все кафе тушат свет и запирают двери.

Бернс припарковался возле Гаттер-лейн. Перевел дыхание. Сдвинул на переносицу очки. На место уже прибыли две патрульных машины, фургончик экспертов-криминалистов и «Скорая помощь». Двое полицейских натягивали оградительную ленту через въезд в переулок. К нам с важным видом подошел Стив Тейлор. Оглядев меня с ног до головы, он коротко кивнул Дону и лишь затем посмотрел на него.

– Развлекаешься… босс? – Последнее слово сержант добавил после демонстративной паузы, словно по некотором размышлении.

– Мы работаем, – оборвал его Бернс. – Что у вас здесь?

– Убийство. Больной ублюдок, это уж точно.

Пит Хэнкок подпустил нас ближе только после того, как мы надели защитные костюмы. Я эти костюмы терпеть не могла. Материал, из которого они пошиты, тайвек, такой тонкий и шершавый, что чувствуешь себя будто завернутым в жиронепроницаемую бумагу. Температура тела в нем постепенно повышается. В каком настроении пребывает Хэнкок, угадать было невозможно – сросшиеся брови придавали ему вечно злобный вид. Наблюдая за тем, как я меняю туфельки на белые пластиковые боты, он даже не попытался завести разговор.

Потом я проследовала за Бернсом по переулку, мимо огромных мусорных контейнеров со сдвинутыми крышками. В нос била жуткая вонь, в которой смешались прокисшее пиво, моча и тухлые объедки. За внутренним ограждением, блокируя вид, стояла на коленях женщина-парамедик.

– Что случилось? – театральным шепотом, словно боясь разбудить жертву, спросил Бернс.

Женщина повернулась. Лицо ее было цвета известняка, и я поняла, что раны, наверное, ужасны, поскольку смертельных случаев на долю таких специалистов выпадает по нескольку десятков в год.

– Все произошло быстро. Крови много – значит, нож прошел через сердце. – Парамедик выпрямилась и поспешила к «Скорой помощи», а мне наконец открылось тело. Мужчина лежал в широком круге крови, на голове у него был черный пластиковый пакет, а возле головы – открытка с ангелом. Тут же, на мостовой, белели разбросанные перья. Мужчина был в темных брюках и рубашке с длинными рукавами. К горлу вскинулась тошнота. Интересно, где он провел последний день жизни? Может быть, в офисе, в предвкушении уик-энда?

Тело заслонили двое в форме. Фотограф начал снимать жертву со всех возможных ракурсов, а когда ушел, Бернс опустился на корточки возле жертвы. Со стороны улицы долетели голоса – прибыла пресса, и журналисты требовали информации. Разбираться с ними поспешил Тейлор.

– Чертовы стервятники! Только и дел, что за «Скорыми» гоняться, – проворчал Дон. – Он, похоже, смеется над нами.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Оставил визитную карточку еще большего, чем тогда, размера – чтобы мы уж точно не пропустили.

Инспектор натянул перчатки и поднял карточку. Она действительно была больше той, которую нашли в кармане Лео Грешэма, а прекрасный лик ангела перечеркивали, как будто разрезая на доли, толстые линии. Я присмотрелась к телу жертвы. Рана находилась в середине живота: неровный разрез длиной шесть, а то и больше дюймов. Я зажала рот тыльной стороной ладони.

– Ты как, Элис? – забеспокоился Дон.

– Бывало и лучше.

– Тебе не обязательно здесь находиться. Я скажу, чтобы кто-нибудь отвез тебя домой.

Я покачала головой. Побывать самой на месте преступления всегда лучше, чем работать потом с фотографиями. Иногда с момента убийства проходит не больше часа, улики еще свежи, и ты едва ли не дышишь одним с убийцей воздухом и даже можешь вдохнуть то, что не даст ни одна фотография. Здесь я обратила внимание на элемент инсценировки: убийца попытался положить руки жертвы вдоль тела, чтобы все выглядело так, будто погибший не сопротивлялся.

Через несколько минут прибыла судмедэксперт, плотная, средних лет женщина, бодрая и энергичная, твердо настроенная не принимать близко к сердцу сопутствующие работе ужасы. Чтобы не мешать, мы с Бернсом вышли за ограждение, а когда вернулись к телу, эксперт снимала с головы жертвы пакет. Рядом стоял фотограф. Женщина стягивала пакет осторожно и медленно, словно не хотела причинять мертвецу боль. Я заставила себя не отводить глаза. Все лицо убитого было изрезано в клочья. Щеку рассекли с такой жестокостью, что в дыре под ухом виднелись зубы. Полоска кожи свисала почти до ключицы, а глубокие порезы на лбу открывали белую кость. Горячая волна тошноты ударила мне в горло. Я метнулась за оградительную ленту, сделала несколько шагов за мусорный контейнер, и меня вырвало. Когда я, еще не оправившись от шока, неверной походкой вернулась к месту преступления, Бернсу, по крайней мере, хватило такта воздержаться от комментариев.

Можно было бы поискать такси, но я так устала, что не нашла сил отказать Тейлору, когда он предложил подбросить меня до дому. Ноги сделались ватными. Трупы всегда действовали на меня не лучшим образом, выделяя среди однокурсников в медицинском колледже. Тем нравилось проводить вскрытие, и они довольно мурлыкали себе под нос, разрезая человеческие кожу и кости с такой легкостью, словно это индейка. Хотя обстоятельства и не располагали, Стив Тейлор решил проявить галантность и широким жестом распахнул передо мной пассажирскую дверцу. Мы уже отъезжали, когда зазвонил телефон, и он, остановившись, вышел на тротуар. Разговор затянулся – сержанту пришлось убеждать кого-то, что он скоро будет дома.

– Третий раз за вечер, – проворчал Тейлор, снова забираясь в машину. – Не выпускает из виду. – Мы проехали ярдов сто, и он искоса взглянул на меня. – А ты? Тебя дома кто-то ждет?

– Только брат.

Занятая в тот момент другими мыслями, я не подумала, что ответ стоит подредактировать, и только позже поняла свою ошибку – надо было изобрести бойфренда. Стив многозначительно улыбнулся и до конца поездки говорил только о себе: расписывал свои спортивные подвиги, объяснял, какие призы получил за успехи в дзюдо, футболе и дайвинге. Послушать его, так получалось, что он выиграл все, что только можно. То же и с женщинами – он мог позволить себе быть разборчивым. И лишь карьера приносила ему разочарования.

– Меня обошли уже в третий раз, – пожаловался сержант. – Обещали твердо, но тут Бернса выперли из Саутварка, и мне опять не повезло. Что-то невероятное. Парень некомпетентен – нате его вам.

Я не стала поправлять Тейлора – он все равно бы не услышал. Лицо его выражало глубокую обиду и горечь, и мне казалось странным, что человек может быть настолько одержим собой, когда неподалеку лежит на земле другой человек, безжалостно убитый и изуродованный. Почему его так волнует несостоявшееся продвижение по службе? Дело определенно не только в деньгах. За всем этим хвастовством скрывалось микроскопическое эго. Может, предложить ему пройти курс когнитивно-поведенческой терапии?

К дому мы подъехали лишь в начале третьего.

– Не хочешь продолжить? Ты могла бы угостить меня кофе. – Стив уже положил руку на спинку моего сиденья.

– Нет, спасибо. – Мне хотелось напомнить, что дома, нетерпеливо поглядывая на часы, его ждет подружка.

Полицейский посмотрел на меня осуждающе и с некоторым даже сочувствием, как будто я сама не понимала, от чего отказывалась.

Дома мое отражение в зеркале только подтвердило, сколь низки стандарты, установленные Тейлором для себя. Волосы у меня растрепались, тушь растеклась по щекам. Я умылась с мылом и отправилась в спальню, но впечатления от увиденного были еще слишком свежи. Я старалась не думать о теле на Гаттер-лейн, брошенном между мусорными контейнерами, как приманка для крыс. Не давали покоя и ангелы: может, убийца – атеист, уверенный, что никакого воздаяния за эти убийства не будет? Уже засыпая, я увидела лицо моего нового знакомого: блеклые, с золотыми крапинками глаза Эндрю Пирнана следили за мной с неотступным вниманием хищной птицы.