Текст книги "Война, которая спасла мне жизнь"

Глава 10

Вплоть до того момента я успела напрочь забыть о бомбёжках. Бомбить вообще-то должны были Лондон, а не этот захолустный городок, где жила мисс Смит, но всё равно я просто забыла. Хотя про такие вещи, как бомбёжки, обычно не очень-то забудешь.

Внутри опять скрутило, как вчера после ужина.

– А что значит «вступила в войну»? А до этого что, войны не было? Мы же почему-то здесь.

– Правительство заранее организовало эвакуацию, – объяснила мисс Смит. – Там понимали, что война будет, просто не знали когда.

– Если они видели, что наступает война, почему не остановили? – спросила я.

– Потому что Гитлера мирным путём не остановить, – покачала головой мисс Смит. – Но ты не волнуйся, Ада. Вам ничто не угрожает, и маме вашей тоже, и скоро вы преспокойно поедете домой.

По тому, как она это сказала, по её фальшивой улыбке я поняла, что она врёт. Только зачем ей врать, я не поняла.

– Надеюсь, нет, – ляпнула я, не подумав. Хотелось ещё добавить: «Лучше уж здесь остаться», но я вовремя прикусила язык.

Мисс Смит удивлённо на меня посмотрела и хотела что-то сказать, как вдруг Джейми зарыдал ни с того ни с сего.

– Хочу домой! – затянул он. – Не хочу войну. Не хочу бомбёжки. Я боюсь. Я хочу домой.

От одной мысли о том, чтобы отправиться обратно домой, у меня перехватило дыхание. Там было страшнее, чем под бомбами. И о чём Джейми только думает?

Мисс Смит вздохнула. Вынула платок, вытерла ему слёзки и сопли, высморкала нос.

– Чего мы хотим, нас никто не спрашивает, – заметила она. – Ладно. Пойдёмте-ка лучше завтракать.

После завтрака мисс Смит села возле радио и сидела грустная, отстранённая.

– Мисс? – обратилась я к ней. – А бомбёжки уже начались?

Она покачала головой.

– Нет ещё. В Лондоне дали гудок сигнальной сирены, но пока только учебный.

Я забралась на подлокотник её кресла. Радио продолжало бубнить.

– Мисс? – снова обратилась я. – А что такое «гунтеры»?

Она подняла на меня лицо, точно очнувшись ото сна:

– Что?

Я повторила вопрос.

– Вы сказали, что живёте на деньги, вырученные с продажи гунтеров Бекки, – напомнила я. Про продажу я знала. У нас на улице был ломбард, и, когда на доках дела катились под гору, соседки сносили туда барахло.

– Гунтеры – это охотничьи лошади. Порода такая, дорогая, – ответила мисс Смит. – У Бекки их было двое.

– Мы можем меньше есть, – сказала я. – Мы с Джейми. Нам не привыкать.

Мисс Смит взглянула на меня повнимательней.

– Ещё чего, – сказала она. В её голосе мелькнула такая резкая нотка, от которой у меня моментально вспотели ладони. – Это не твоя забота. Я со всем управлюсь, ну или леди Тортон поможет. Во всяком случае, вас никто не бросит.

– Просто…

– Не твоя забота, – повторила она. – Смотри, какой чудесный день. Не хочешь немного погулять?

Джейми уже резвился где-то там. Я кивнула, взяла костыли и пошла. На дальнем конце поляны за домом пасся Коржик.

– Коржик! – позвала я, перемахивая через каменную оградку. Он поднял голову, но ко мне не пошёл.

Я легла на траву. Замечательная вещь поле! Трава, земля, цветы. Мелкие жучки кругом летают. Я перевернулась на живот и примяла рукой траву, понюхала стебли, вытащила парочку из земли. Вытянулась рассмотреть поближе беленький цветочек.

Внезапно на шею легло чье-то тёплое дыхание. Я с хохотом перевернулась обратно на спину, думала – Джейми, но это был Коржик. Он обнюхал мою голову, потом отступил и снова принялся за траву. Я лежала и смотрела на его ноги, на то, как он ими двигает и как своим длинным жёлтым хвостом отмахивает мух.

Солнце было высоко, а потом стало низко, и в воздухе похолодело. «Ужин!» – донёсся из дома голос мисс Смит. Когда мы пришли, она оглядела меня и спросила:

– Где это ты так изгваздалась?

Я не поняла вопроса.

– Ладно, не важно, – махнула она рукой. – Только не надо на меня так затравленно смотреть. Отмоешься.

– Как, опять мыться?! – поразился Джейми.

– Сядь и поешь спокойно, – сказала ему мисс Смит. – Да, опять. И пока вы здесь, можете смело рассчитывать на мытьё ежедневно.

– Ежедневно?! – выпалила и я. Несмотря на мои катания по земле, я всё равно ощущала себя чище, чем когда бы то ни было.

– Пойми, я не против того, чтобы вы пачкались в течение дня, – ответила мисс Смит, – но грязь на простынях не потерплю.

Мы с Джейми переглянулись. Как же всё-таки ещё много такого, чему мы не знаем нормального названия. И потом, совсем уж не иметь ничего против того, чтобы мы пачкались, она просто не может, это же ясно. Напоследок я спросила:

– Мисс? А простыни – это что?

Простыни оказались те тоненькие одеяльца на кровати. На ужин нас кормили новой едой, называется суп, которую давали в мисках. Но пить этот суп нужно было почему-то не из миски, а из дополнительной штуки, ложки, – зачем такая тягомотина, непонятно. Но когда сидишь голодный, а тебе дают суп, и он такой солёненький и в нём кусочки мяса плавают, поневоле сделаешь как просят.

А вот Джейми есть отказался наотрез.

– Если хочешь отправиться спать на пустой желудок – пожалуйста, – заявила ему мисс Смит. – Но, кроме супа, я сегодня ничего не готовила, и другой еды не будет.

Ну, тут уж она приврала – это мы знали. В шкафу на кухне лежала самая разная снедь. А на пустой желудок Джейми и раньше ложился. Небось не привыкать.

Ночью он плакал в подушку, а к утру опять обмочился в кровать.

– Я хочу домой, – хныкал он. – Хочу гулять с Билли Уайтом. Хочу, чтобы было как раньше. Хочу домой.

Но я не хотела. Ни за что. Один раз уже сбежала оттуда и сбегу снова, если потребуется.

Глава 11

За следующую неделю запомнилось только три момента. Во-первых, большую часть дня мисс Смит либо спала, либо сидела, уставившись в пространство. В понедельник приготовила нам еду, но на этом дело кончилось. Во вторник даже с постели не встала. В предыдущие дни я немного наблюдала за её готовкой, так что с плитой разобралась, и голодными мы во вторник не остались. Ближе к вечеру я сделала мисс Смит чай. Джейми помог мне отнести его наверх, и мы вошли с подносом к ней в комнату.

Она лежала на боку. Не спала, но взгляд пустой, в никуда. Глаза красные, опухшие. Увидела нас – удивилась.

– Я вас совсем забросила, – говорит, но с места не двигается. – Я уже призналась леди Тортон, что в няньки не гожусь. Так и сказала.

Я поставила поднос на тумбочку у кровати и говорю:

– Вот, мисс.

Она села.

– Вы не должны обо мне заботиться, – говорит. – Должно быть наоборот. – Взяла чай, отхлебнула – и в слёзы. – Ты мне сахар положила, – говорит.

Она так всё время пила. Один кусок сахара, без молока. Это я подметила.

– Ну да, мисс, – говорю, а сама на всякий случай голову пригибаю, а то сейчас как замахнётся. – Совсем чуть-чуть. Там ещё много осталось. Я себе нисколечко не брала. – Хотя Джейми я всё ж таки насыпала.

– Да не собираюсь я тебя бить, – говорит. – Мне бы хотелось, чтобы ты это усвоила. Может, я вас забросила – это да, но бить я вас не собираюсь, и мне не важно, что вы съедите. Очень заботливо с твоей стороны, что ты положила мне сахар в чай. Заботливо уже то, что ты вообще принесла мне чай.

– Да, мисс, – говорю. Заботливо – значит, с заботой или много забот? Хорошо или плохо?

Она вздохнула и говорит:

– От мамы вашей по-прежнему не слышно. Хотя фамилия у вас и вправду Смит. Пока леди Тортон сама мне не подтвердила, я думала, это выдумки.

– Да, мисс.

– После того опуса с Гитлером.

Я повернулась уходить. Утро выдалось насыщенное, давно хотелось есть. От чая я и сама бы не отказалась.

– Фамилия Смит, конечно, распространённая, – говорит она мне вдогонку. – Но я всё равно думала, что вы сочиняете.

Даже после чая она осталась в постели. Я позволила Джейми покопаться в шкапчике на кухне и съесть всё, что его душе угодно, а следом и сама покопалась – пусть потом и влетит, ох как влетит! Джейми разрешила не купаться, зато сама посидела в ванне подольше, и горячей воды набрала побольше, так что ноги аж всплыли. Простыни я с кровати стянула, так что мокрое пятно нам не мешало, и поспали мы нормально.

Утром в среду мисс Смит показалась из своей комнаты. Выходит, голова опять в пушистом жёлтом облачке.

– Сегодня постараюсь получше держаться, – говорит. – Вчера просто… из-за Бекки опять. Но сегодня буду держаться.

Я плечами пожала, говорю:

– Да я и сама могу о Джейми позаботиться.

– Вероятно, – говорит. – Но кто-то же должен позаботиться о тебе.

Это была первая вещь. Вторая состояла в том, что Королевские военно-воздушные силы соорудили аэродром прямо напротив пастбища Коржика. За три дня всё было готово: посадочная полоса, бараки, всё. Джейми точно заворожённый так туда и шастал, пока какой-то офицер не привёл его к мисс Смит за шкирку. «Попридержите-ка его дома, мэм, – сказал он ей. – На аэродром гражданским нельзя».

Третья вещь была, что Билли Уайт вернулся в Лондон.

Джейми всё изводился от тоски по друзьям, по Билли и остальным, но я понятия не имела, как их найти, а ходить по округе разыскивать не собиралась. К костылям я быстро привыкла, ходить вообще-то стало просто, но мне нравилось, что Джейми постоянно при мне. Мы проводили дни на воздухе. Во дворе дома был такой специальный барак, называется стойло, и там раньше жили кони Бекки. Иногда мы играли там, но чаще всего резвились на загоне Коржика, там мне особенно нравилось.

В четверг мы наконец доели запасы еды и отправились втроём в город. Первое, что мы увидели, был Билли Уайт со своей мамой и сёстрами – они стояли на станции и ждали поезда. Джейми как завопит:

– Билли!

Подбежал к ним, улыбается:

– А вы где живёте? Мы тут недалеко, вон туда если…

А Билли говорит:

– За нами мама приехала. Мы домой едем.

Джейми так и опешил.

– А как же Гитлер? – говорит. – Как же бомбы?

– Не было пока никаких бомб, – говорит мама Уайтов. Сама стоит, младшую дочку за плечи обнимает. Я девочке улыбнулась, а мама её тут же к себе прижимает, как будто моя косолапость сейчас на её дочку перекинется. – И потом, как мне одной-то, без своих деток, – говорит. – Не ладно это. Лучше уж вместе войну-то переможем. – На меня взглянула искоса и говорит: – Так это ты, значит, Ада? Мамка твоя сказывала, что ты, мол, сбежала, ну да я не поверила. Только что в окне тебя нетути больше, это приметила. – Оглядела меня с головы до ног, причём на ногах задержалась, стоит и пялится на повязку мою аккуратную. Ещё бы, мисс Смит мне бинты каждый день стирала и ногу начисто перебинтовывала.

– Я не отсталая, – говорю. – У меня нога только больная, и всё.

– Это уж я не знаю, – говорит миссис Уайт и дочку к себе поплотней прижимает. – Мамка твоя…

Тут подходит мисс Смит.

– Я ей написала, – говорит. – Но, может быть, вы тоже могли бы ей весточку передать. Доктор сказал, что…

А Билли встрял и говорит:

– Тут просто отврат! Те, что нас взяли, такие жадные, прямо волки!

– Ага, вообще паршиво! – говорит Джейми. К мисс Смит поворачивается и спрашивает: – Можно мне тоже домой? Вы нас можете отвезти?

Мисс Смит головой покачала, улыбнулась, как будто это милая шутка.

– Да я и в Лондоне-то ни разу не была, – говорит. – Даже не знаю, куда там идти.

– Да домой же, – ноет Джейми.

– А Стивен где? – спрашиваю я у мамаши.

Та нахмурилась.

– Не хочет ехать, – отвечает. – Бог весть что о себе думает. – Тут она опять на меня как-то странно посмотрела и говорит: – Непривычно мне, что ты вот так среди людей гуляешь. Думала, тебя в какую богадельню сдали, что ли.

И сказала так, что сразу понятно: не только думала, но и всем сердцем хотела. С таким отвращением со мной разговаривала, я прямо поразилась. Годами рукой ей машу из окна, и она мне всегда в ответ махала. Я думала, она добрая. Думала, она ко мне хорошо относится. А оказывается, ничего подобного. Я даже не нашлась, что сказать. Куда смотреть. Смотреть на эту мамашу у меня точно сил не было.

Подъехал поезд, и она сгрудила своих детей вокруг себя. Джейми давай канючить:

– Возьмите меня с собой!

Мисс Смит его удерживает, говорит ему:

– Ваша мама хочет, чтобы вы оставались здесь. Чтобы вы были в безопасности.

– Не-ет, она по мне скучает, – заныл Джейми. – Ада за мной присмотрит, если что. Мама меня ждёт! Ада, скажи, ждёт? Она хочет, чтоб мы ехали домо-ой!

Я сглотнула. Может, и хочет. В конце концов кто ещё ей чай сделает, если не я. Может, теперь она мне обрадуется, раз я умею ходить, особенно с костылями-то. Может, сама подумает, как же это она сама про костыли раньше не догадалась. Может, поймёт, что я не отсталая. А может, я и есть отсталая. Может, меня взаперти не просто так все эти годы держали…

Тут на меня прямо нахлынуло. «Думай о Коржике, – говорю себе из последних сил. – Вот я на нём верхом, вот он меня несёт…»

А Джейми всё громче вопит. Пнул мисс Смит, да сильно так, из рук вырывается.

– Билли! – кричит. – Возьмите меня! Я хочу с вами! Я хочу домой!!!

Но мисс Смит его удержала, и поезд уехал.

– Ненавижу вас! – заревел Джейми. Руками машет, ногами топчет. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Хочу домой!

Мисс Смит его за запястье схватила и по улице тащит с каменным лицом. Ему ни слова. Только крикнула мне, не оборачиваясь, мол, за мной.

А Джейми всё ревёт и ревёт, сопли по подбородку стекают.

– Ненавижу вас! – вопит. – Ненавижу!

Вдруг слышим спокойный голос:

– Какие-то проблемы?

Я смотрю, а это та суровая командирша, которая нас на автомобиле подвозила, и рядом с ней девочка, один в один как она, с таким же суровым лицом. Одна из тех, с ленточками, которые нам на вокзале чай разносили.

И тут, к моему удивлению, мисс Смит закатывает глаза и головой покачивает: мол, да ничего страшного, как будто весь этот скандал её нисколечко не побеспокоил.

– Обычная детская истерика, – говорит. – Увидел, как друг домой уезжает.

Командирша повернулась к Джейми и говорит твёрдым голосом:

– А ну прекрати орать. Немедленно! И так всю округу на уши поставил.

Джейми тут же прекратил. Огляделся:

– На уши? Где?

– Да это выражение такое. – Поворачивается к мисс Смит и продолжает: – Из них уже чуть не с десяток домой вернулись. Сколько ни твердила родителям, что это опасно – всё впустую. Главное, совершенно ясно, что Лондон будут бомбить. Но эти отсталые бабы думают только о сиюминутном удобстве, а какой опасностью обернётся для детей такое решение – об этом они не думают.

Отсталые бабы. Отсталые, как я. Может, на нашей улице вообще одни отсталые живут.

Суровая командирша оглядела нас с Джейми и говорит мисс Смит:

– А ваши куда лучше теперь выглядят. Вы молодец.

– Да какая я молодец, – отвечает мисс Смит. – Я только и сделала, что переодела их в чистое да покормила как следует. – Вообще-то она ещё наш лишай какой-то пахучей мазью извела, но об этом, как я заметила, она при командирше решила не упоминать. Вместо этого она поколебалась и спрашивает: – Возможно, у вас в распоряжении есть какие-нибудь подержанные вещи на зиму или вы знаете, где их достать? Видите ли, мне самой будет сложно их всем обеспечить…

Командирша достаёт из огромной сумки свой планшет: она с ним, наверно, и на ночь не расставалась, и говорит:

– Разумеется, – и записывает. – В городе под моим руководством будет организован сбор вещей и одежды. Мы же не станем от вас требовать, чтобы вы на пособие умудрились их ещё и одеть. Вообще-то им своё иметь полагается… Да что уж там. Разумеется, им должны были хоть что-то дать с собой.

И вот она это говорит, а её дочка на ногу мою забинтованную пялится. Я нагибаюсь поближе и говорю ей шёпотом:

– Это со вчерашнего. Наша лошадь мне на ногу наступила.

А девочка прищурилась и говорит:

– Ну и враньё.

Я говорю:

– У нас вообще-то есть она, лошадь.

А девочка говорит:

– Когда лошадь наступает, совсем не так больно. На меня тыщу раз наступала.

Тут она меня подловила. Я стою, не знаю, что сказать, ну возьми да и покажи ей язык. А она в ответ зубы оскалила и рычит, как тигр. Ужас!

Мисс Смит тем временем спрашивает:

– Какое пособие?

Оказалось, ей за то, что она нас взяла, деньги причитаются. Девятнадцать шиллингов в неделю! Почти целый фунт! Если и не была богатая, так теперь точно станет. Я с облегчением выдохнула. Теперь можно не волноваться насчёт ботинка. И насчёт еды, которую мы едим. Наша мама и близко столько не зарабатывает. На девятнадцать шиллингов в неделю мы можем сколько угодно лопать.

– Да как же вы могли этого не знать, – удивилась суровая командирша, – когда я вам совершенно точно разъяснила условия?

– Ой! – Мисс Смит только рукой махнула и со смешком добавила: – Да вы думаете, я слушала?

Джейми перестал биться, только хныкал, и мы пошли дальше. Я говорю:

– Мисс, это же три фунта шестнадцать шиллингов в месяц. Вы могли бы взять ещё детей, стали бы богатая.

Но она нахмурилась:

– Слава богу, до этого ещё не дошло.

Глава 12

Тем временем я постоянно втайне от мисс Смит возилась с Коржиком. Втайне, потому что не знает – не запретит.

В тот вторник, который она провела в постели, я впервые села ему на спину. Я добилась того, чтобы он встал у каменной оградки, сама кое-как, без костылей, взобралась на неё и перекинула калечную ногу через спину Коржика. Взялась за гриву, подтянулась – и вот оно, я верхом! Меня окутал запах, который вздымался от его тела, ноги ощутили тепло его боков и лёгкое покалывание шёрстки.

Коржик пошёл вперёд, покачивая крупом, и мои бёдра тоже покачивались в такт его шагам. Я вцепилась в гриву, чтобы не упасть. Попробовала управлять им, но не вышло, а вскоре он и вовсе опустил морду и принялся жевать траву. Я ничего не имела против. Почти всё утро я так и просидела на нём верхом, пока сама не проголодалась. Тогда слезла и пошла в дом поесть.

На следующий день в ногах появилась дрожь. Мышцы были растянуты как-то по-новому. Против этого я тоже ничего не имела. Ходить куда больнее.

К стойлу был пристроен небольшой сарайчик. Он стоял запертый, но Джейми нашёл ключ под камнем у двери. Внутри оказалось всякое снаряжение, очевидно, как-то связанное с Бекки и её лошадьми. Я попробовала поискать ремешки вроде тех, что видела на лошади у поезда, и нашла коробку с полосками кожи. Некоторые оказались скреплены; я вытащила их из коробки и решила рассмотреть хорошенько.

Если взять уздечку – а это и есть те ремешки, которые надевают лошади на морду, – за неправильную часть, например за капсюль или нащёчные ремни, вместо суголовного, то понять, что́ это надевается на лошадь, совершенно невозможно. Выглядеть это будет просто как куча ремней. Так что поначалу ничему из найденного там я не могла найти применения. В какой-то момент на одной из полок мне попалась плотная угловатая штука. Внутри торчали листки бумаги с буквами. Я принялась листать, и хотя надписей разобрать не могла, зато ближе к середине наткнулась на рисунок лошадиной головы с надетыми на неё ремешками. Я внимательно изучила рисунок и найденную связку ремней и в конце концов разобралась.

В тот же день я попробовала обуздать Коржика, но, видимо, взяла уздечку одного из бывших Беккиных гунтеров, коней покрупнее. Накидываю суголовье Коржику на затылок, а железные удила под подбородком болтаются, носовой ремень вообще по самым ноздрям идёт. Ну Коржик всхрапнул и ускакал, волоча за собой поводья. Весь остаток дня я ловила его обратно, и то получилось только с помощью Джейми.

В четверг, после похода в город, я попробовала уздечку поменьше, и вышло как нельзя лучше. Коржик сам подошёл ко мне на зов. Я покормила его сухими овсяными хлопьями из кармана, накинула уздечку, и она села как влитая. (Самих слов вроде «уздечка», «удила», «поводья», а тем более «суголовье» или «капсюль» я тогда не знала. Но теперь знаю. А угловатая штуковина с листами и картинкой лошади была. Моя первая книга.)

В общем, как бы там ни было, передо мной стоял обузданный Коржик и ждал своего часа. Однако стоило мне забраться ему на спину, как он вздохнул и потянулся к травке. Я дёрнула поводья – он удивлённо поднял голову. Так-то лучше. Я ткнула его пятками в бока – обнаружилось, что так можно заставить его двигаться, – и он пошёл. Потянула за повод с одной стороны – он повернул. Потянула за оба – он остановился. Легкота! – подумала я. Пнула его как следует коленями в бока, думая, что сейчас он побежит. Он нагнулся, взбрыкнул, и я полетела вперёд через его голову. Приземлилась на задницу, в траву.

Ко мне подбежал Джейми:

– Ада! Ты убилась?

Я вскарабкалась на ноги:

– Ещё чего.

Снова взобралась на Коржика, и снова он попробовал меня скинуть. Но на этот раз я не дала ему опустить голову, и собственно взбрыкнуть у него не вышло. Тогда он метнулся в сторону – я снова полетела со спины. Стукнулась головой о землю, на миг перед глазами завертелось.

– Твоя очередь, – крикнула я Джейми. Но он покачал головой.

– Не хочу. По-моему, ему не нравится, – ответил он.

Я задумалась. Возможно, Коржику мои катания не по нраву сейчас, когда он целый день только и делает, что ест. Но потом-то ему понравится, когда мы помчимся с ним по полям и лугам, перемахивая через любые каменные стенки. Тогда ему точно понравится.

Мне самой уже нравилось. Падать было не страшно. Учиться ездить верхом было для меня, как учиться ходить – больно, но делаешь. А мисс Смит если и задавалась вопросом, когда я умудрилась замарать свежую блузку и с чего вдруг новенькая юбка уже порвана по шву, то, по крайней мере, не сказала мне ни слова. Она только вздыхала да закидывала мою одежду в кипятильный бак, а потом штопала прорехи маленькой блестящей железячкой, вроде зубочистки, с куском нитки.

– Зачем она вот так вздыхает? – спросил однажды ночью Джейми и изобразил, как вздыхает мисс Смит. Мама так никогда не вздыхала.

Я только плечами пожала:

– Не любит она нас, да и всё. Она же нас с самого начала брать не хотела, помнишь?

Я старалась не создавать мисс Смит лишних хлопот, чтобы она не попросила командиршу отправить нас домой. Я мыла посуду, а Джейми ставила с полотенцем вытирать. Послушно принимала ванну и расчёсывалась каждый день и Джейми приучила. Даже вынудила его есть эту новую еду, пусть и пришлось пустить в ход угрозы.

– А долго нам ещё здесь жить? – ныл Джейми.

– Без понятия, – только и могла я ему ответить. – Пока война не кончится, а может, вообще, пока мама не заберёт.

– А когда война кончится?

– Недели через две, наверное. Может, позже.

– Я хочу домой, – канючил Джейми.

Он повторял это постоянно, и в какой-то момент я устала. Ночью повернулась к нему, да как гаркну:

– Это зачем тебе домой? – Вообще-то я хотела потише, но оно само вырвалось; я и сама не подозревала, сколько внутри у меня ярости накопилось. – Чтобы делать что хочешь, пока мне ничего нельзя? Чтобы я тебе была не указ? Чтоб сидеть мне опять в четырёх стенах под замком?

У него аж глазки заслезились.

– Нет-нет-нет, – зашептал он. – Мне всё равно, что ты главная, а мама тебя теперь и запирать не станет, наверное, раз ты на костылях и вообще.

– Там все думают, что я гадкая. Что я жуткое отродье.

– Нет, не думают, – говорит Джейми, а сам лицо отворачивает. – Теперь не подумают… – И как зарыдает, уже по-серьёзному, только в подушку, чтобы не так громко было. – У-те-бя же теперь костыли-и-и!

– Костыли мне ногу не исправят, – говорю. – Нога-то какой была, такой и осталась. И болит так же. И я та же!

Джейми сквозь рыдания бормочет:

– До-ма я хоть зна-ю, как что называется.

Здесь я его понимала. Порой аж голова пухнет, когда заходишь в магазин, а там просто горы разного, и всё такое незнакомое.

– Ничего хорошего дома не было, – говорю я Джейми. – Забыл, как там голодно было?

– Ничего не голодно, – бурчит. – Никогда там голодно не было. Я всегда сытый ходил.

Если и сытый, то разве потому, что я ему почти всю еду отдавала.

– Ну так а мне было! – говорю. – Мне всегда хотелось есть, и я вечно сидела одна, взаперти, и теперь как хочешь, но ты должен слушаться меня. Ты должен быть здесь, со мной. Потому что со мной тебе ничего не угрожает.

Рыдания поутихли. Джейми поднимает на меня карие глазки, а они мокрые-мокрые. Повернулся на спину, я натянула простыню ему до подбородка. Погладила по худенькому плечику.

– А здесь нам что-то угрожает?

Может, и угрожает. Где это такое вообще в моей жизни было, чтобы совсем ничего не угрожало.

– Нет, здесь нет, – говорю.

– Врёшь. Я вижу, что ты врёшь.

И повернулся набок, ко мне спиной. А я осталась лежать и глядеть в потолок, вдыхать запах жимолости из открытого окошка. Ветерок теребил занавески о голубенькие стены. Я лежала в тепле, сытая. Потом я заснула.