Текст книги "Скажи герцогу «да»"

– Бабуля потребовала королевские регалии, – вздохнул герцог. – Их я, конечно, предоставить не мог, поэтому ей пришлось довольствоваться чашечкой чаю.

– Вы столько делаете для нее, Холси, – вздохнул лорд Раунтри. – Какой заботливый внук!

– Да, это так, ваша светлость. – Леди Роуз игриво захлопала ресницами. – Любая женщина была бы счастлива выпить чашку чаю из ваших рук.

Его светлость отмахнулся от комплимента и, удостоверившись, что леди Дженис должным образом представлена всем присутствующим, уселся рядом и окинул гостью спокойным уверенным взглядом.

– Полагаю, вы играете на фортепиано.

В этой фразе не было даже намека на вопрос или предположение, но Дженис уже начала привыкать к его манере высказываться – словно ее ответы не имели значения и он лишь проявлял учтивость.

– Да, играю, и вполне сносно. – Вообще-то она играла прекрасно, но очень волновалась выступать на публике, не перед членами своей семьи.

Его светлость взял чашку с чаем из рук Дженис.

– Думаю, что вы также и поете.

– Да, вы правы. – Дженис очень любила петь, и мама говорила, что у нее один из прекраснейших голосов, которые ей доводилось слышать, но никогда не пела ни перед кем, кроме ближайших родственников.

– В таком случае сегодня после ужина вы сыграете и споете нам, – тоном, не терпящим возражений, заявил хозяин дома, помешивая чай.

Опять не приглашение – приказ.

Дженис почувствовала дурноту: меньше всего ей хотелось развлекать эту публику, – но приказы герцога Холси не обсуждаются.

– Да, ваша светлость, конечно.

Несколько минут продолжался общий разговор, бесцельный и вполне пристойный, хотя Дженис и заметила некую напряженность. Но возможно, это из-за нее: в конце концов, она новичок на этой необычной домашней вечеринке, а как еще можно назвать столь странное сборище?

Без предупреждения герцог поднялся:

– А сейчас я покажу вам дом, леди Дженис. Портретная галерея и оранжерея особенно стоят вашего внимания. Я не могу допустить, чтобы вы вернулись домой к родителям, не ознакомившись с особо примечательными местами, о которых сможете потом рассказать.

«Возвращаться домой».

Дженис обратила внимание, с каким небрежением он упомянул о необходимости ее возвращения домой.

Возможно, герцог предполагал, что ей будет лестно его внимание, но для Дженис было совершенно недопустимо расхаживать с ним по дому без компаньонки.

«Так же, впрочем, как целоваться с грумом», – прозвучало тоненько и противненько у нее в голове.

– Надеюсь… в-ваши друзья будут сопровождать нас? – на всякий случай поинтересовалась Дженис.

– Я уже им все показал, – с легкостью ответил его светлость.

– Да, это была захватывающая экскурсия, – кивнул лорд Раунтри, да так, что его двойной подбородок заколыхался.

– Вы правы, – поддержала его мисс Бренсон. – Любопытно, какой из портретов больше всего понравится леди Дженис?

Дженис судорожно сглотнула и, улыбнувшись, подумала, что добром это не кончится. Родители, может, и хотели, чтобы она привлекла внимание герцога, но явно не имели в виду, что придется участвовать в чем-либо неприемлемом. И тут ее осенило:

– Поверить не могу, как я могла об этом забыть. Теперь, когда напилась чаю и согрелась, я должна немедленно навестить вдовствующую герцогиню.

Она хотела также удалиться в отведенную ей комнату, освежиться и посетить туалет после долгого утомительного дня в карете, но никому, видимо, и в голову не приходило, что ей это может понадобиться.

– Вряд ли сейчас это возможно, – снисходительно заметил герцог. – Бабушка спит.

– Вот как… – Дженис выразительно посмотрела на помятый подол своего платья. – Но мне хотелось бы привести себя в порядок после поездки и смыть дорожную грязь.

– Вы можете сделать это после осмотра дома, – отрезал герцог. – Времени до ужина будет достаточно.

Дженис не знала, что сказать, к тому же заметила, что экономка куда-то исчезла, а стало быть, на присутствие компаньонки рассчитывать не приходится. Ей не хотелось устраивать сцену и требовать, чтобы эту женщину немедленно отыскали и вернули назад, а также просить вызвать Изобел. Не решилась она и настаивать, что ей необходимо переодеться, дабы не показаться неучтивой перед герцогом, изо всех сил желавшим выглядеть гостеприимным хозяином.

– Итак, миледи?

Она взглянула в его настороженные янтарные глаза и решила, что ведет себя глупо: небольшая прогулка по дому… что может быть безобиднее? И было очевидно, что герцог гордится своим домом, подобно тому, как мальчик – оловянными солдатиками, которых поставил в строй.

Кроме того, герцог явно привык всегда добиваться своего, вне всякого сомнения.

– Д-да, – произнесла она еле слышно, хотя внутренний голос буквально кричал: «Нет! Скажи ему «нет»!» – Да, вы правы. Нет ничего такого, что нельзя было бы отложить до окончания осмотра дома.

Что ж, если герцогу не претит водить по усадьбе замарашку – так тому и быть. А она постарается справиться без компаньонки.

Дженис уже шагнула к герцогу, намереваясь опереться на предложенную им руку, когда к двери подошел дворецкий и провозгласил:

– Записка для леди. Из конюшни.

Очень удивившись, Дженис подумала, что это Оскар. Скорее всего он вспомнил про фляжку папиного виски, что была спрятана у нее. Оскар служил у них в доме уже так долго, что стал почти членом семьи, поэтому мог спокойно обратиться к ней с подобной просьбой, если его собственная фляжка опустела.

Девушка почувствовала огромное облегчение, получив временную отсрочку – наиболее приемлемый выход из неловкой ситуации, – однако ей пришлось все же пережить несколько неприятных мгновений, когда под устремленными на нее взглядами проворно прошла мимо герцога и всей компании и взяла записку из руки дворецкого.

Развернув ее, она прочла написанные небрежным мужским почерком строчки:

«Я нашел собаку за конюшнями – у нее скоро будут щенки. Хотите ее увидеть?»

Вместо подписи внизу стояли буквы: «ЛК».

Люк Каллахан, разумеется. И хотя это имя должно бы вызывать у Дженис раздражение, на сердце ее неожиданно потеплело. Вся злость на грума куда-то испарилась. Как мистер Каллахан узнал, что она любит животных и помогает бездомным кошкам и собакам?

Записка решила все. Наскоро распрощавшись с компанией, Дженис покинула гостиную.

Глава 4

Когда Дженис влетела в конюшню вместе со снегом и шквалистым ветром, закручивавшим пушистые хлопья в вихрь, Оскар и четверо работников герцога сидели вокруг угольной печки. За ней следом вошел мальчик-грум по имени Эрон, который доставил в дом записку.

– Привет! – широко улыбнулась Дженис мужчинам.

Девушка была страшно рада, что удалось найти способ вырваться из дома; ее даже не смущало, что ушла без перчаток. Конюхи встали при ее появлении, однако мистера Каллахана среди них она не увидела.

– Леди Дженис, какого дьявола вы здесь делаете? – первым опомнился Оскар.

– Пришла проведать бродячую собаку, конечно, и посмотреть, не произвела ли она на свет щенков.

И тут из тени выступил мистер Каллахан.

Дженис обернулась, но не увидела в его глазах и намека на то, что когда-то они обменялись долгим жарким поцелуем. Конечно, она почувствовала огромное облегчение и сменила улыбку на сдержанно-официальное выражение лица.

– Собака вот здесь. – Тон его был учтивым, но отнюдь не почтительным. – И нет, щенки еще не появились. Пока нет.

– Тогда давайте на нее посмотрим, – решительно заявила Дженис. Это был приказ, не просьба, распоряжение, которое хорошо воспитанная хозяйка отдает груму.

Оскар остался рядом с ней – явно в нерешительности, – а остальные отошли назад к дальнему деннику, где висел зажженный фонарь, хотя день был в полном разгаре.

– Герцог знает, почему вы здесь, миледи? – спросил Оскар.

Дженис рассмеялась:

– Пришлось прибегнуть к маленькой невинной лжи. Я сказала, что ты занемог, но не настолько, чтобы обращаться к доктору. Достаточно вот этого домашнего средства. – Из кармана накидки она вытащила фляжку.

Кучер сердито посмотрел на нее:

– Не пристало вам заходить в конюшню. Кроме того, у меня есть собственная фляжка с виски лорда Брэди.

– Я знаю, – успокоила его Дженис. – Но не могла же я сказать, что мне нужно навестить бродячую собаку.

– И все равно вам не следовало приходить сюда, – настаивал Оскар.

– Какой вред от того, что я хочу увидеть бедняжку? – возразила Дженис, и тут ее взору предстала собака, распростершаяся на сене.

Зрелище так поразило ее, что она не смогла вымолвить ни слова и заплетающимися пальцами попыталась открыть дверцу денника.

– Позвольте мне. – Одним быстрым движением мускулистой руки и ловким поворотом пальцев Каллахан отворил дверцу.

– Благодарю вас, – вежливо сказала Дженис и, поскольку помнила, как эти пальцы зарывались ей в волосы, а руки крепко обнимали, постаралась держаться от него подальше, хотя и чувствовала странное радостное возбуждение от его близости.

Войдя в денник и ощутив аромат свежего сена, девушка присела на корточки возле бродяжки. Собака была небольшая, длинношерстая, черная с белым, неопределенной породы, и Дженис подумала, что она вполне может быть из овчарок, но, возможно, с некой примесью.

– Интересно, как ее зовут. – Погладив собаку по голове, она подняла взгляд на Каллахана. – Какое прекрасное ложе вы для нее соорудили.

– Да я почти ничего не делал.

Снова все было так, словно они встретились в первый раз, и Дженис была благодарна груму за благоразумие, хотя где-то глубоко внутри маленькая скрытая часть ее существа была разочарована. Как жаль, что люди обречены играть отведенные им судьбой роли и не могут позволить себе делать то, что им хочется. Согласно положению ее родителей ей предстояло играть роль респектабельного члена высшего общества. Никогда прежде эта идея ее не беспокоила: благодаря отцу они спаслись от нищеты, – но сейчас ей определенно было не по себе.

Если бы мистер Каллахан носил одежду от Вестона, а сапоги от Хоуби, имел титул и состояние, то был бы подходящим поклонником, но в настоящий момент предполагалось, что она вообще не должна его замечать, кроме тех случаев, когда он выполняет свои обязанности грума – например, помогает забраться в седло, если понадобится.

Дженис перевела взгляд с него на собаку.

– Она обязательно должна иметь имя. Думаю, я назову ее Эсмеральда.

Оскар рассмеялся, а Каллахан в недоумении поинтересовался:

– Может быть, что-то не столь изысканное…

– Нет, она заслужила, – безапелляционно заявила Дженис.

– Ну разумеется.

Она услышала легкий сарказм в голосе грума, но решила проигнорировать.

Эсмеральда вдруг забеспокоилась, поднялась, встряхнулась и, бросив на них полный боли взгляд, заскулила, затем легла и принялась сосредоточенно себя вылизывать.

– Думаю, время пришло, – констатировал Каллахан.

– Да, похоже, – согласился с ним Оскар, который стоял в отдалении и мял в своих широких ладонях шляпу.

– Удачи тебе, дорогая девочка, – прошептала Дженис и подошла к Оскару. И хоть почти все ее внимание было приковано к Эсмеральде, какая-то часть ее постоянно ощущала присутствие грума – мистера Каллахана.

– Приходите утром, посмотрите на щенков, – попытался уговорить ее Оскар.

– Нет, – Дженис упрямо сжала губы, – я хочу посмотреть, как они рождаются.

– Это может длиться несколько часов, – поддержал Оскара и мистер Каллахан. – Герцог будет недоволен, если ему придется столько ждать.

– Да и в любом случае вам не пристало смотреть на это, – добавил Оскар.

– Ничего подобного, – тихо возразила девушка. – Это вполне естественный процесс.

И тут случилось то, чего все они ждали: в этот самый момент Эсмеральда ощенилась и проворно перегрызла пуповину, после чего принялась вылизывать детеныша.

Вскоре взору присутствующих предстало очаровательное чистенькое черно-белое существо, которое тут же принялось водить носиком из стороны в сторону в поисках своей матери.

От умиления Дженис едва не разрыдалась, когда Эсмеральда со спокойной уверенностью подставила ему свой живот.

Извивающийся щенок искал свою мать, и Эсмеральда со спокойной уверенностью направляла его.

– Как это чудесно! Оскар, ну разве это не восхитительно? – Дженис обернулась и, увидев Оскара распростершимся на покрытом соломой полу, в ужасе закрыла лицо ладонями.

Глава 5

В чувство ее привел чей-то смех. Опустившись на колени рядом с бесчувственным телом кучера, девушка поняла, что Оскар жив – во всяком случае, дышит. И цвет лица у него вполне приемлемый.

– Он что, упал в обморок? Поверить не могу.

Мистер Каллахан, все еще улыбаясь, опустился на колени рядом с ней – так близко, всего в нескольких дюймах…

– Да, так бывает: даже самые крепкие не выдерживают при виде подобных процессов.

Дженис каждой клеточкой тела ощущала его тепло, чистый запах мыла от кожи и полотна. И как, скажите на милость, сосредоточиться в такой ситуации на Оскаре, а не на груме, который в данный момент проверял пульс, приложив два пальца к шее пожилого кучера.

– Причин для беспокойства нет, – сказал Каллахан. – Он уже приходит в себя.

Тут Оскар открыл глаза и с недоумением огляделся вокруг:

– Какого дьявола?..

– Тебе стало… нехорошо, – ласково улыбнулась Дженис.

– То есть, попросту говоря, я грохнулся в обморок, как изнеженная дамочка, да? – Он судорожно сглотнул.

Дженис повернулась к Эсмеральде, словно за поддержкой, и ахнула:

– Смотрите, еще один!

Эсмеральда еще раз спокойно проделала все, что подсказывал ей инстинкт: вылизала извивающегося щенка и носом подтолкнула к первому, – а Оскар застонал и снова уронил голову на солому.

– Такое случается сплошь и рядом. Мало кому удается сохранить самообладание в подобных обстоятельствах, – как бы между прочим произнес Каллахан, Дженис мысленно поблагодарила его за это: гордость Оскара не пострадала. – Позвольте, я помогу вам подняться и провожу наверх.

Оскар, поморщившись, отвел взгляд:

– Да, думаю, так будет лучше…

Дженис коснулась ладонью его заросшей седой щетиной щеки:

– Думаю, глоток папиного виски из моей фляжки будет сейчас очень кстати, а как только ляжешь в постель, глотни из своей. Обещаешь?

– Как прикажете, миледи. – Несчастный даже глазом не моргнул, когда она влила немного обжигающей жидкости ему в рот, и проглотил, словно это был божественный эликсир.

Каллахан помог ему подняться, а Дженис с беспокойством спросила:

– Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Я здоров как бык. – В хриплом голосе Оскара явно слышалось раздражение, и Каллахан с Дженис переглянулись, едва сдерживая улыбку.

У двери денника появился Эрон и, заглянув внутрь, уставился на Эсмеральду и ее потомство.

– Вы только посмотрите! – в восторге воскликнул мальчик-грум, повернувшись к Оскару, и тут же его лицо вытянулось. – Что случилось? Может, позвать доктора, мистер Камп?

– Не нужен мне никакой доктор, – нахмурив кустистые брови, проворчал Оскар и так посмотрел на мальчика, что тот даже попятился.

– Извините, я не хотел… – пробормотал Эрон.

– Да все в порядке! – Каллахан в нескольких словах объяснил младшему груму, что Оскара нужно проводить наверх: отдохнуть, – но с ним все в полном порядке.

– Здоров как бык, – повторил кучер.

Эрон взглянул на него с улыбкой:

– Позвольте мне помочь вам. Я справлюсь.

– Хорошо, – проворчал старик. – Пойдем, сынок.

– Его зовут Эрон, – уточнил Каллахан, затем повернулся к мальчику: – Напомни мистеру Кампу про его фляжку.

Эрон понимающе кивнул:

– Да, сэр.

– Ну вот и славно. – Оскар поморщился. – Пойдем… Эрон.

Дженис проводила парочку взглядом, а когда старик и мальчик отошли на достаточное расстояние, неожиданно расхохоталась. И хотя ей было неловко смеяться над Оскаром, она ничего не могла с собой поделать.

Отсмеявшись и смахнув выступившие слезы, она сказала:

– Я и понятия не имела, что Оскар настолько чувствителен: такого с ним никогда не случалось, – к тому же ужасный ворчун.

– Да кому же понравится, чтобы его увидели в минуту слабости? Вообще мужчины терпеть не могут, когда над ними суетятся женщины, – проговорил грум, жестом предлагая ей выйти из денника первой.

Оказавшись по другую сторону перегородки, Дженис заметила:

– Но женщины умеют действовать корректно, так, чтобы все чувствовали себя непринужденно.

– Вы в этом уверены? – Каллахан затворил за собой дверь.

– Да, – надменно заявила Дженис, вовсе не желая говорить таким тоном, но он ее к этому вынудил.

– Тогда почему я не чувствую себя непринужденно рядом с вами, леди Дженис? – Он смотрел на нее в упор – казалось, очень заинтересовавшись локоном, спускавшимся по ее щеке.

Дженис подумала, что, наверное, покраснела как свекла, потому что щеки буквально горели.

– Отчего бы это? – чопорно произнесла она в ответ, как случалось всегда, когда она не могла разобраться в ситуации. – Я вроде бы покладистая.

– Покладистая? – Он коротко рассмеялся. – Какое любопытное слово!

Опершись локтем о край денника, подперев кулаком подбородок, Каллахан посмотрел на нее так, словно мог бы любоваться ею часами. Дженис, не испытывавшая прежде столь пристального внимания со стороны мужчины, пришла в полное замешательство.

– Да, покладистая. Моя сестра Марша – непревзойденная красавица, Синтия – само очарование, ну а мой удел хорошо ладить со всеми, и я ничуть не возражаю.

– Не могу поверить! – Он рассмеялся. – Вы далеко не бесхарактерны, как мне хорошо известно, можете и самообладание утратить.

Дженис гордо вздернула подбородок:

– Я веду себя подобным образом только тогда, когда меня к этому вынуждают! Если меня пытаются загнать в угол, приходится обороняться. И пока вы первый мужчина, который вывел меня из равновесия.

– О-о, в таком случае вам следует чаще давать волю своим эмоциям. – В его голосе явно слышалась усмешка.

Сердце Дженис забилось чаще, и она запальчиво произнесла:

– Вы ведете себя нелепо.

– Я так не думаю.

– Прошу вас, сменим тему! – едва ли не пискнула девушка.

Ей следовало просто повернуться и уйти, но…

Она не могла.

Она дорожила каждой секундой, которую проводила в его обществе.

Это было ужасно глупо, но она ничего не могла с собой поделать.

Казалось, он понимал ее лучше, чем она – себя. Выпрямившись и скрестив на груди мускулистые руки, Каллахан спросил:

– Что вы думаете о герцоге?

Дженис несколько раз моргнула, так ошеломленная его мужественным видом: едва ли кому-то из ее братьев, Грегори, Питеру или Роберту, не говоря об отце, удалось бы свалить его с ног, – что едва не пропустила мимо ушей вопрос.

– Его светлость в высшей степени учтив и обходителен, хотя и несколько придирчив, а также не во всем придерживается общепринятых норм.

Господи, да какое ей дело до его светлости, если перед ней стоит мужчина с такими невозможными сапфирово-синими глазами! Как она ревновала его к тем женщинам, которых он целовал! И молилась, чтобы он не догадался, о чем она думает.

– Я знаю, о чем вы думаете, – вдруг услышала она будто издалека.

Сердце гулко забилось и подскочило к самому горлу, и Дженис поспешила возразить:

– Вы не можете этого знать!

– Нет, знаю. – Он усмехнулся. – Вы хотите знать… как могло случиться, что этот мужчина, всего лишь грум, который живет в конюшнях, имеет такой успех у женщин?

От стыда и унижения Дженис бросило в жар.

– Вы… вы ошибаетесь.

– В самом деле? – небрежно произнес Каллахан, словно не имел ничего против ее любопытства. – Но мы говорили о герцоге… Чем он заслужил ваше неодобрение?

Дженис не могла понять, почему мистер Каллахан занимает эту заслуживающую уважения, но все же низкую должность. С его проницательностью и живым умом, умением держаться с такой уверенностью он вполне мог бы выучиться на сельского доктора или по меньшей мере стать фермером-арендатором и управлять собственными землями.

Ей с трудом удалось вернуть разбегающиеся, подобно шаловливым неуправляемым детям, мысли к обсуждаемому вопросу.

– Его светлость предложил мне совершить экскурсию по дому с ним вдвоем, без всякого сопровождения.

Каллахан лишь небрежно пожал плечами:

– Меня это не удивляет. Я вас предупреждал: будьте с ним осторожны.

– Видимо, гордость за свои сокровища заставила его забыть о приличиях, – предположила Дженис. – Ничего непристойного. Кроме того, он сам предложил мне кандидатуру компаньонки.

– Чего не сделал для других леди, хотя им тоже необходимо было сопровождение.

Щеки Дженис ярко вспыхнули.

– Да. И мне непонятно, почему эти дамы все еще здесь.

– Вы действительно так наивны? Смотрите, потом винить будет некого…

И тут что-то за ее спиной отвлекло его внимание. Он взял ее за изящные плечи – которые сразу же напряглись от его прикосновения – и развернул:

– Еще щенки.

– Два! – воскликнула Дженис, запоздало прикрыв рот ладошкой. – Но один почему-то… коричневый.

– Должно быть, в папашу, – усмехнулся грум, увидев недоумение у нее на лице.

Дженис радостно рассмеялась:

– Это просто замечательно!

Они стояли молча, пока появлялся на свет очередной щенок, на этот раз белый, с большим черным пятном на боку. Эсмеральда принялась трудиться над ним, покусывая, вылизывая, подталкивая носом, но он вел себя не так, как остальные: не извивался, не сучил лапками в поисках тепла и корма. Не издавая ни звука, он неподвижно лежал в сене, но Эсмеральда не оставляла своих усилий, в то время как остальные щенки устроили копошащуюся кучу-малу.

– Мистер Каллахан!.. – в тревоге воскликнула Дженис.

Но грум уже стремительно вошел в денник, опустился на колени и принялся массировать щенку животик, крошечную грудку, подул в мордочку, приговаривая при этом:

– Ну давай же, давай…

Но все оставалось по-прежнему. Эсмеральда, явно встревоженная, принюхивалась и тыкалась носом в его ладони, а грум поднял тощий комочек с соломы и продолжил попытки вернуть его к жизни.

– Господи, пусть он очнется! – взмолилась Дженис. – Ну пожалуйста!

Никакого результата.

Ей больно было видеть это маленькое существо безжизненным, но она не могла позволить себе предаваться унынию, да и отвлекать мистера Каллахана не следовало.

А грум между тем нажал с двух сторон пальцами на крошечную пасть, так что вывалился розовый язычок, и принялся вдувать воздух в безжизненное тельце.

Ребрышки щенка раздулись и снова опали.

Еще одна попытка.

Нет, две.

И три. Почему бы нет? Дженис была страшно рада, что мистер Каллахан не собирался сдаваться.

Четыре.

Щенок вздрогнул. Пошевелился. Тихонько взвизгнул.

– Есть! – воскликнула Дженис. – О, пожалуйста, дыши!

С нетерпением Эсмеральда дождалась, когда Каллахан положит крошечное тельце к остальным щенкам, и ткнула носом.

– С ним все будет в порядке? – с надеждой спросила Дженис.

– Думаю, да, – удовлетворенно сказал Каллахан, наблюдая, как наравне с остальными копошится у мамаши под боком его подопечный.

– О, слава богу! – Дженис смахнула слезы и снова опустилась на сено рядом с Каллаханом.

Эсмеральда между тем пыталась хоть как-то упорядочить копошение своих отпрысков, чтобы никто не остался голодным. Щенок, несколькими минутами ранее не подававший признаков жизни, теперь старался добраться до ее сосков с тем же энтузиазмом, что и остальные.

– Благодарю вас… Если бы не вы, он мог погибнуть, – тихо сказала Дженис.

– Я с радостью сделал это. – Они помолчали некоторое время, наблюдая за довольным семейством, затем он добавил: – Ради Эсмеральды.

Конечно, ради кого же еще? Уж не ради же Дженис… Он ясно дал это понять, но девушка была так благодарна ему за спасение щеночка, что не обратила внимания на это очевидное проявление неучтивости.

– А я уже придумала почти для всех клички: Пинки, Уолнат, Суити, Бини, – и не важно, мальчики они или девочки. А вот последнего я оставила вам как его спасителю.

Дженис осмелилась дотронуться до руки грума, и ее будто молнией пронзило: сразу ожил в памяти поцелуй на дороге. Она стремительно вскочила, прежде чем Каллахан успел прореагировать на ее жест.

– Минуточку! – Он тоже встал. – Я понятия не имею…

Дженис прервала его, захлопнув дверь денника и создав таким образом преграду между ними:

– Всего одного. А я всем расскажу, что вы его спасли и потому выбрали для него имя…

– Умоляю вас, не делайте этого! – Без тени раскаяния на лице он распахнул дверь денника и подошел к Дженис. – Я придумаю кличку для этого чертова отродья, только не говорите никому, что его спас я.

– Мистер Каллахан! – Его близость приводила ее в смятение. – Это не чертово отродье.

От ложа Эсмеральды доносились забавные попискивания, вначале еле слышные, затем все более настойчивые, почти неистовые – щенки стремились к материнскому теплу, – и эти нежные звуки согревали сердце Дженис.

Да и кто мог бы остаться безучастным?

Обернувшись к груму, она увидела, что и он тоже глубоко тронут.

– Щенячьи восторги, – тихо проговорил Каллахан, окидывая взглядом маленькое семейство. – Щенячьи восторги прекрасной женщины. Как бы мне хотелось услышать другие восторги, оставшись с ней наедине. Но и так сойдет… пока.

Пока? Неужели он надеется…

– Вы не можете… – Дженис почувствовала, как щеки охватило пламя, а сердце забухало молотом в груди. – Мы не можем оставаться наедине. Вы не должны говорить подобные вещи. Это недопустимо. Мне следует пожаловаться на вас, мистер Каллахан.

– Но вы ведь не станете этого делать, не правда ли? – Он обернулся и посмотрел на нее. И тогда это случилось снова – странное захватывающее ощущение неведомой связи словно луч невидимого света высветил только их одних.

– Нет. – Желание податься к нему, положить ладони на грудь и, подняв лицо, приоткрыть губы для поцелуя было столь сильным, что Дженис стоило немалого труда сдержаться.

Хотелось ли и ему поцеловать ее?

Наверняка хотелось – такие чувства, как правило, взаимны, – но разве это ей нужно? Ужасно глупо с ее стороны целоваться с грумом, и дело не только в том, что ее родители пришли бы в ужас: ни к чему хорошему это не приведет.

Но Дженис так этого хотелось! Нестерпимо хотелось!

Будто прочитав ее мысли, Каллахан с изрядной долей цинизма произнес:

– Вы заметили? Ко мне неудержимо тянет всех, кто нуждается в утешении. А таких женщин огромное количество, леди Дженис. Они повсюду, эти обиженные, страдающие женщины, которым необходимо, чтобы их успокоили, вернули им веру в себя, убедили, что жизнь не ограничивается только тем, чтобы содержать дом и растить детей, раскрашивать лица и задирать юбки, ублажая мужчин, которые им даже не нравятся и которые никогда не благодарят их за то, что делают. – Он умолк и пальцем приподнял подбородок Дженис. – Но вы не относитесь к числу таких женщин, и я вам не нужен.

– Конечно, нет. – «Только что делать, если никого другого я не хочу…»

Разумеется, этого она не могла ему сказать.

Его взгляд обжигал ее, сердце снова пустилось вскачь. Она вспомнила, как прижималась к его твердой груди, вспомнила упругость его требовательных губ.

Его губы чуть изогнулись в усмешке.

– Я по-прежнему знаю, о чем вы думаете. – В его голосе прозвучали хрипотца и бархатистые нотки, отчего в животе у нее, казалось, запорхали бабочки, доставляя ей странное удовольствие. – Но вас уже ищет герцог.

Он отступил на шаг, и она остро ощутила пустоту разделившего их пространства.

«Помни, он всего лишь грум. Ты леди. Вам никогда не быть вместе».

Дженис оправила свою накидку.

– Да, мне пора, сэр, но если у вас возникнут какие-либо опасения в отношении Эсмеральды и щенков – или случится что-либо непредвиденное, – обязательно сообщите мне. Если будет слишком поздно, чтобы посылать записку, просто поставьте фонарь на подоконник вон того большого арочного окна, обращенного к дому.

Она не потрудилась даже сказать «пожалуйста»: это должно было прозвучать как приказ. Только так она могла защитить себя от него.

Он тоже это отлично понял и, не отводя от нее глаз слишком долго, чтобы это можно было счесть пристойным, медленно произнес:

– Как прикажете, миледи.

Дженис развернулась и поспешно направилась к выходу, гордо выпрямив спину. Выбившиеся локоны свободно развевались вокруг головы, уши горели, а пальцы рук непроизвольно сжимались в кулаки.

Почему она не может сохранять хладнокровие в его присутствии?

Он знал, что вывел ее из равновесия.

Снова.

– Леди Дженис! – послышалось у нее за спиной.

Она остановилась, но не оглянулась.

Звук его шагов по каменному полу стал ближе, и с каждым его шагом узел у нее в животе скручивался все туже. Когда он оказался прямо за ее спиной, Дженис почувствовала, как он поднял выбившийся локон с ее плеча. Рассматривал ли он его, взвешивая в своей ладони? Она не решилась обернуться, чтобы посмотреть.

– Я говорил вам, что наивысшим удовольствием для меня было бы время, проведенное с вами наедине, но вы не должны меня слушать, когда я говорю подобные вещи, как бы я ни был убедителен.

– Разумеется. Я и не собиралась. – Ладони у нее вспотели, ногти больно давили на кожу в сжатых кулаках. – К чему пополнять список завоеванных вами женщин?

– Отлично. – Он выпустил ее локон и прошептал на ухо: – Продолжайте сопротивляться, не уступайте мне ни дюйма, потому что я воспользуюсь этим. И на дюйме не остановлюсь. Я возьму все, миледи.

«Все? Что он хочет этим сказать?»

Стук сердца так громко отдавался в ушах, что Дженис судорожно сглотнула и сделала шаг вперед, подальше от него.

– Мне действительно нужно идти. – Голос ее звучал сдавленно, она это сознавала.

– Идите.

И, не произнося больше ни слова, она гордо удалилась, охваченная смятением и тревогой.