Текст книги "Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее"

8
Июнь 1970 года

Когда Патрисии было четырнадцать, атмосфера в семействе Коломбо царила в целом спокойная и расслабленная. Фрэнк Коломбо был печально известен крутым нравом, порой даже дома, но на жене, дочери или сыне специально не отрывался. По отношению к семье Фрэнк был воплощением терпения и сдержанности. Для него мир делился на три части: дома, вне дома и на стадионе «Ригли Филд». Дома он пребывал в максимальной гармонии с собой – кроме обычно волновавших его телетрансляций игр «Кабс» или вспышек гнева, когда, по его мнению, сосед делал что-то не так, дома Фрэнк Коломбо обычно был спокоен.

Семейство чувствовало себя раскованно. Фрэнк и Майкл ходили по дому в нижнем белье: Фрэнк – в длинных трусах, Майкл – в коротких. Патрисия, день ото дня все больше оформлявшаяся, слонялась в ночных рубашках. Самой консервативной оставалась Мэри Коломбо, если и в ночнушке, то обычно с поддетым нижним бельем или накинув халат. Как кто одет, никто в доме особого внимания не обращал. В конечном итоге недовольство такой неформальностью выразили посторонние.

– Мэри, – говорила, как выяснилось, наедине подруга или родственница, – тебе не кажется, что Патти слишком великовозрастная, чтобы так выставлять напоказ все, что у нее есть?

Мэри пожимала плечами.

– Это только здесь, в доме.

Позже она рассказала об этом Фрэнку:

– Эта сказала, что считает Патти слишком великовозрастной, чтобы бегать по дому в ночной рубашке.

– Слишком великовозрастной? Ради всего святого, она просто ребенок, – раздраженно ответил Фрэнк. – Кроме того, она дома. Что, черт возьми, с людьми? Зачем надо искать проблемы?

Иногда комментарии касались не Патрисии, а Фрэнка.

– Мэри, почему бы тебе не купить ему пижаму? По крайней мере, тогда он мог бы застегнуть ширинку. Семейные трусы не для променада.

– Фрэнк не будет носить пижаму, – сказала Мэри.

– Мэри, но он же должен что-нибудь надеть. Это неприлично.

Мэри снова пожимала плечами.

– Это же дома.

После пятнадцати лет с Фрэнком Коломбо она усвоила многие принципы мужа, его философии. Фрэнк чувствовал, что если это дома, то все в порядке.

Первый кошмар Патрисии приснился в четырнадцать.

В двухуровневом доме Коломбо было четыре спальни, две верхние и две нижние. Спальня Фрэнка и Мэри находилась на верхнем, главном, уровне. На том же уровне для удобства родителей спал и слишком еще маленький Майкл. Спальня Патрисии была одной из двух на нижнем уровне, другую мать использовала для случайных гостей или как кладовку.

Патрисию никогда не беспокоило, что она спала в одиночестве на нижнем этаже. Спальня внизу давала ей уединение, которого были лишены остальные. Ночью внизу обычно никого не было. И ни там, ни где-либо еще в доме она не испытывала страха, в жизни она нигде не чувствовала себя в большей безопасности, чем в доме на Брэнтвуд, 55.

Патрисия не помнила ни одного кошмара – даже в раннем детстве дурные сны никогда ее не тревожили. Поэтому, когда это случилось в первый раз, она оказалась совершенно не готова к этому.

Больше всего ее поразила его ясность. Точно кино…

У ее кровати, глядя на нее сверху вниз, стоял мужчина в расстегнутых штанах, болтая перед ней вялым членом и очень тихо зовя ее по имени:

– Патти, милая. Патти, проснись…

Во сне Патрисия открыла глаза и с отвращением посмотрела на него. Она ничего не сказала, но ее мысли во сне: «В моей спальне он этого делать не может…» были такими же ясными, как и слова мужчины: «Патти, милая, это я, Патти, я тебя люблю. Милая, ты меня любишь?»

Она по-прежнему ничего не говорила. С чувством величайшего отвращения она наблюдала, как его безвольный член начал утолщаться и расти, теперь мужчина теребил головку, точно рычаг скоростей.

– Дорогая, ты хочешь сделать это со мной? – спросил он.

Она отказалась ему отвечать, во сне губы у нее были плотно сжаты. Ее взгляд переместился на его лицо, она посмотрела на него с вызовом, потом снова посмотрела на его пенис, теперь полностью возбужденный, с вздувшимися венами, пульсирующий…

– Патти, я хочу пройти с тобой весь путь до конца, – успокаивающе-увещевающим тоном произнес мужчина. – Давай, милая, как хорошая девочка…

Патрисия забилась в дальний угол кровати, ближе к стене, повернулась к нему спиной. Она закричала:

– Нет! Нет! Я не буду! Не-е-е-е-т!

Потом она почувствовала его руку на плече…

* * *

– Патти! Что случилось? Патти, проснись!

Открыв глаза, Патрисия уставилась на стену в десятке сантиметрах от лица, не зная, проснулась она или еще спит. Рука у нее на плече казалась очень реальной. Приподнявшись на локте, она оглянулась через плечо. Рядом с ней на кровати лежал отец, рука на плече была его. Она полуобернулась к нему. Ее ночная рубашка была очень высоко задрана, а длинные голые ноги слегка согнуты в коленях. Ширинка отцовских семейников расстегнута, а пенис, вялый, как у мужчины из начала кошмара, касался ее голого бедра.

– Патти, милая, в чем дело? – спросил отец. – У тебя все нормально?

Патрисия шарахнулась от него, резко отстраняясь от прикосновения его ужасной – жуткой – штуковины. Сев, она крикнула:

– Уйди от меня!

– Патти, дорогая, все в порядке, – успокаивал ее отец. – Тебе, верно, приснился кошмар.

– Оставь меня!

Съежившись, она отпрянула к изножью кровати и встала, одергивая ночную рубашку, чтобы прикрыться. Как испуганное животное, она попятилась к дверям. Внезапно раздались шаги по лестнице, идущей с главного этажа. Когда Патрисия отступила в прихожую, к ней в ночной рубашке и халате поспешила мать.

– Что случилось? – встревоженно спросила Мэри Коломбо. – Что здесь происходит?

– Скажи ему, чтоб он от меня отстал! – крикнула Патрисия.

Из спальни Патрисии в трусах и майке вышел Фрэнк.

– Ей, верно, приснился кошмар или что-то в этом роде. Я услышал ее крик и спустился посмотреть, что случилось…

Патрисия отвернулась от них обоих и побежала наверх. Фрэнк и Мэри последовали за ней. Ее искали на главном уровне – гостиная, кухня, ванная. Наконец они нашли ее в постели с Майклом, прижавшуюся к нему, как будто он был старший, а она – младшая. Майкл, не обращая на это внимания, спал как убитый, как спят только мальчики.

Глядя на дочь, Фрэнк Коломбо устало вздохнул и покачал головой.

Мэри Коломбо, раздраженно махнув рукой, сказала:

– Оставь ее.

Родители вернулись в свою спальню.

На следующее утро, когда Фрэнк ушел на работу, а Майкл на задний двор, Патрисия вошла на кухню и налила себе стакан апельсинового сока. За столом с чашкой кофе и утренней газетой сидела мать.

– Что это было вчера вечером? – спросила Мэри Коломбо.

– Ничего, – пробормотала Патрисия.

– Тебе приснился кошмар?

– Не знаю.

Она не скрытничала. Она думала, что это был кошмар, но проснувшись и обнаружив там отца с его… его…

– Ну, либо это был кошмар, либо нет, – нетерпеливо сказала Мэри. – Ты что-нибудь об этом помнишь?

– Нет.

Она не могла заставить себя рассказать матери о мужчине во сне, потому что знала, что мать спросит, кто этот мужчина. Его лицо Патрисия вспоминать не хотела.

– Отец сказал, что ты кричала: «Нет, нет, нет». Это ты помнишь?

– Помню.

– Ну, и что тебе снилось?

– Я не помню.

Мэри покачала головой.

– Для разбудившей весь дом ты мало что помнишь.

– Я не разбудила весь дом, – возразила Патрисия. – Я не разбудила Майкла.

– Майкла и землетрясение не разбудит.

Патрисия допила апельсиновый сок, положила в тостер две замороженные вафли и сказала:

– С этого момента я хочу спать в комнате Майкла.

– Не смеши, Патти Энн.

– Я не смешу. Одной мне там страшно. У Майкла две односпальные кровати. Я хочу спать в его комнате.

В этот момент, словно зная, что о нем говорят, хлопнув задними дверями, вошел Майкл. Ни слова не говоря, он подошел к холодильнику, открыл его и принялся критически изучать его содержимое.

– Майкл, – сказала мать, – твоя сестра хочет спать в твоей комнате. Она говорит, что боится спать внизу.

– Хорошо, – сказал Майкл. Он взял из ящика с фруктами две сливы и захлопнул дверцу холодильника.

– Ты не против, чтобы сестра спала в твоей комнате? – изумленно спросила Мэри.

– Нет, – пожав плечами, ответил Майкл. Когда он вышел из кухни, Патрисия схватила его, обняла и поцеловала в щеку. Майкл повернулся и отпрянул от нее.

– Прекрати, Патти! – воскликнул он, вытирая щеку, точно она измазала ее щелочью. Это был Майкл: он не возражал, чтобы старшая сестра спала в его комнате, если она боится спать внизу, но ни за что не хотел, чтобы она его целовала.

Патрисия всячески пыталась убедить себя, что вытаскивавший перед ней эрегированный пенис мужчина был приснившимся ей кошмаром, а отец оказался в ее постели, только чтобы помочь ей, потому что услышал, как она кричала: «Нет, нет, нет!» Она действительно помнила, как кричала – но сомневалась, во сне это было или наяву. К сожалению, она не сомневалась в том, что когда пенис отца касался ее голого бедра – это было на самом деле.

Она думала, а сколько из того, что казалось сном, было реальностью? Насколько мужчина во сне – ее отец и насколько отец – мужчина во сне?

Инцидент мучил ее. Она зорко наблюдала за отцом в поисках приметы, знака, которые подтвердили бы его отвратительные намерения. Она не совсем понимала, чего ждала: взгляда, жеста, может, прикосновения. Но прошло несколько недель и ничего не случилось. Фрэнк ничем не отличался от того, каким он был до кошмара, тот же отец, которого она всегда знала.

Тем не менее она отказывалась вернуться на нижний уровень и спать одна в комнате.

Сначала Патрисия подумала, что, когда отец услышит, что она хочет спать в комнате Майкла, он будет против. Мэри Коломбо тоже подумала, что муж немедленно наложит вето на этот план. Тем же утром, после того, как Майкл сказал, что ему все равно, Мэри предупредила Патрисию, чтобы она на это не рассчитывала.

Однако Фрэнк Коломбо удивил их обеих.

– Что об этом думает Майкл? – спросил он вечером.

– Фрэнк, ему, кажется, все равно, но дело не в этом, – сказала Мэри. – Дело в том, что у Патти есть собственная спальня, и она должна в ней спать.

– Да, но если Майклу все равно, в чем дело? – пожал плечами Фрэнк. – Скорее всего, это всего на несколько ночей, пока она не забудет этот кошмар. Мэри, я не вижу в этом ничего плохого.

Как только Фрэнк высказал свое мнение, Мэри больше не возражала. За много лет Мэри Коломбо прекрасно выучила свою роль и хорошо знала мужа. Если Фрэнк считал, что для Патти Энн нормально спать в комнате Майкла, а не в своей собственной, Мэри не собиралась с этим спорить.

Начиная со следующей после кошмара ночи Патрисия спала в комнате брата.

9
Февраль 1989 года и октябрь 1973 года

Когда Патрисия закончила рассказ, сестра Берк на мгновение задумчиво поджала губы. Потом она сказала:

– Во сне у тебя была мысль, которую, по-моему, следует изучить, ты сказала, что подумала о мужчине из сна: «В моей спальне он этого делать не может…» В моей спальне. Когда у тебя возникла эта мысль, ты чувствовала, что где-нибудь в другом месте он это делать мог?

– Нет, я не помню, чтобы чувствовала это, – ответила Патрисия.

– У тебя было ощущение, что мужчина из сна был близок с тобой раньше?

– Да, очень сильное.

– Было ли у тебя это ощущение до того, как он сказал: «Патти, я хочу пройти с тобой весь путь до конца?» – или это ощущение появилось только после того, как он это сказал?

– Я… я не знаю. Извините.

– Не извиняйся, – посоветовала сестра Берк. – Когда мы что-то не помним, мы не виноваты, – никогда.

Она беззвучно постучала указательным пальцем по столешнице.

– Итак, у тебя было ощущение, что мужчина из сна был с тобой близок раньше. Много раз?

– Я… я думаю. Когда… я была совсем маленькой.

– До четырнадцати?

– Да.

– Насколько маленькой?

Патрисия пожала плечами.

– Двенадцать, – она на мгновение задумалась. – Десять. Восемь.

Она снова пожала плечами.

– Даже младше.

– Триш, мужчина во сне – твой отец?

– Я… не знаю. Я не уверена…

– Можешь вспомнить другой случай, когда отец трогал тебя, как в тот раз, когда тебе приснился сон?

– Я помню, как однажды он меня поцеловал, – сказала Патрисия.

– Отцы все время целуют дочерей, – заметила сестра Берк.

– Это не был поцелуй отца и дочери, – сказала Патрисия. – Даже близко.

– Расскажи мне об этом, – попросила сестра Берк.

Однажды ночью, когда ей было семнадцать, три года спустя после кошмара, Патрисия пришла домой из «Уолгрин», где работала на полставки, позже обычного и обнаружила отца, обмякшего в кресле в гостиной. В руке у него была открытая банка пива, а на лице выражение потерянности.

– Где ты, черт возьми, была, Патти Энн? – спросил он. Его тон был подозрительно лишен гнева.

– Я работала сверхурочно, а потом пошла поесть еще с парой девушек, – сказала она. – Извини, мне следовало позвонить.

Она хотела его обойти, надеясь, что с тем он ее отпустит, но вдруг со страхом поняла, что этого не произойдет. Тем не менее он на нее не злился, и она подумала, что могла ошибаться.

– Просто дай мне пройти в мою комнату, – взмолилась она.

– Твоя мать в больнице, – сказал Фрэнк Коломбо, прежде чем Патрисия успела выйти.

Она остановилась и недоверчиво повернулась к нему, на миг потеряв дар речи.

– Врачи думают, что у нее может быть рак. Толстой кишки. Ей они еще не сказали, но сказали мне. Завтра они собираются сделать ей кое-какие анализы, чтобы узнать наверняка.

Патрисия была ошарашена.

– Но как… я имею в виду, когда…

– С неделю у нее были сильные боли в животе – и что-то навроде судорог. И понос, черный. И она теряла вес – по полкилограмма в день с прошлой пятницы. Сначала она подумала, что это такое пищевое отравление – как называется это тяжелое пищевое отравление?

– Сальмонеллез?

– Да. Сначала она подумала, что это оно. Но спазмы в животе становились все хуже и хуже. И, наконец, сегодня вечером я отвез ее в отделение неотложной помощи Алексианского братства. Они осмотрели ее и сделали анализ крови, а затем сказали, что она должна остаться. Я посидел с ней, пока она не уснула, а потом вернулся домой.

– Я даже не знала, что она заболела, – сказала Патрисия не только отцу, но и себе.

– Откуда, черт возьми, тебе знать? – обвиняюще заявил Фрэнк Коломбо. – Тебя вечно нет дома, вечно нет рядом.

Он отхлебнул пива и угрюмо посмотрел на нее.

– К твоему сведению, я звонил в «Уолгрин» из больницы. Там сказали, что ты не на работе.

– Ну, я… я еще работала на складе. Может, тот, с кем ты говорил, не знал, что я там.

– Да. Может быть. Я попросил поговорить с менеджером магазина – напомни, как его там?

– Э, мистер Делука. Фрэнк Делука.

– Да, Делука. Я просил поговорить с ним, но его тоже не было.

Патрисия не поняла, был ли это наезд или нет. «Наверное, нет. Надеюсь, что нет», – подумала она. Отец явно очень расстроен, очень встревожен и, вполне естественно, не совсем отдает себе отчет в том, что говорит. Ему требовалось утешение, понимание. Патрисия взяла его за руку.

– Папа, пойдем на кухню. Я приготовлю тебе что-нибудь поесть.

– Я не голоден.

– Может, кофе?

Он покачал головой.

– Нет.

– Когда тебе нужно вернуться в больницу? – спросила она.

– Они собираются сделать ей несколько анализов рано утром, до еды. К десяти часам или около того они намерены выяснить, что это.

– Завтра я не пойду на работу, и мы поедем вместе, – сказала Патрисия. – Майкл знает?

Фрэнк Коломбо покачал головой.

– Он знает, что она в больнице, но не знает, насколько все серьезно.

– Что ж, давай ему не будем пока говорить, – решила Патрисия. – Скажем, что это аппендицит. Матери его друга удалили аппендикс, и через пару дней она вернулась домой, поэтому он знает, что это не страшно.

– Хорошо, – сказал отец. – Если ты думаешь, что так будет лучше.

Она все еще держала его руку и ласково потянула его к себе.

– Пойдем, пора спать. Сейчас для тебя самое лучшее – хорошенько выспаться. Утром я приготовлю нам всем завтрак и отвезу Майкла в школу. Потом мы с тобой поедем в больницу. Как тебе мой план?

– Хорошо. Хороший план, Патти.

Он позволил ей отвести его в спальню. У дверей в спальню он похлопал ее по руке.

– Спасибо, милая. Увидимся утром.

На следующий день в больнице Алексианского братства им сказали, что утром Мэри Коломбо прошла ирригоскопию и ей поставили диагноз «колоректальный рак»; однако врач считает, что они вовремя успели, и что ей рекомендована операция в форме колостомы, только надо взять еще несколько анализов.

– Мы хотим сделать внутривенную пиелограмму, чтобы проверить состояние ее почек. И колоноскопию, чтобы проверить состояние всей ее толстой кишки. Прежде всего это мера предосторожности, чтобы исключить непредвиденные ситуации во время операции.

После разговора с доктором Фрэнк Коломбо помрачнел.

– Он нам врет, – сказал он Патрисии, когда они поздно вечером вышли из больницы.

– Папа, это глупо, – сказала Патрисия. – Зачем ему врать?

– Он проверяет ее почки, потому что считает, что там тоже рак. И если рак не в одном месте, она не выживет.

Он с трудом сглотнул.

– Патти, мы ее потеряем…

– Нет! – заплакала Патрисия. – Папа, не говори так и не думай! Мама это переживет! Мы все это переживем!

Вернувшись домой, они забрали Майкла у соседей, потом Патрисия приготовила на ужин спагетти.

Майкл подозревал, что у матери что-то посерьезнее аппендицита, и ужин был омрачен необходимостью притворяться и убеждать Майкла, что мама скоро поправится и вернется домой. Майкл, как обычно, помалкивал и притворялся, что верит отцу и сестре, но те понимали, что это лишь вопрос времени и обладающий железной волей мальчик рано или поздно потребует правды.

Поздно ночью накануне операции Патрисия, снова спавшая в своей спальне, проснулась от непонятного шума и встала посмотреть, в чем дело. Незадолго до этого она заметила, что Майкл ворочался в своей постели, вошла, села на край кровати и некоторое время нежно гладила его по спине, пока он не успокоился. Она знала, что он тревожится из-за предстоящей маминой операции, если бы не это, он бы, как обычно, спал без задних ног.

Поэтому, услышав шум, Патрисия сначала решила, что это снова Майкл, но, заглянув в его комнату, увидела, что он недвижим, как статуя. Потом она подумала, что это отец на кухне. И, да, это был Фрэнк, только он сидел не на кухне, а в своем кресле в гостиной, и глядел на другое кресло, в котором обычно сидела Мэри. В тусклом свете ночника из прихожей Патрисия с удивлением разглядела, что отец полностью одет, хотя пошел спать два часа назад.

– Папа, что ты делаешь? – спросила она, подходя к нему. – Почему ты не лег спать?

– Зачем ложиться спать? – сказал он. – Зачем? Я не смогу заснуть.

– Ну, по крайней мере, ляг в постель, – сказала Патрисия, вставая перед ним на колени. Она положила руки ему на колени. – Почитай немного, может, тебе удастся заснуть. По крайней мере, ты отдохнешь. Ты не можешь просто просидеть тут в темноте всю ночь…

Отец так резко встал, что она чуть не упала. Она тоже встала, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Патти, мне страшно…

Она впервые слышала, что у него дрожал голос, и это одновременно удивило и тронуло ее. Она обняла его.

– О, папа…

Внезапно он крепко, отчаянно схватил ее, сильными руками прижал к себе, заключив в жадное, требовательное объятие. Наклонившись вперед, уткнулся лицом ей в шею и плечо.

– Мне так страшно, Патти…

– Я знаю, что тебе страшно, папа. Мне тоже…

Он выпрямился и одной рукой прижал ее голову к своей груди. Его руки сжали ее тело, как оковы.

– Патти… Патти…

Она почувствовала, как Фрэнк взял ее за подбородок, приподнял лицо, а потом ощутила на своих губах губы отца, он пылко, страстно ее целовал, совсем не как отец, скорее как… Мысли Патрисии вернулись более чем на десятилетие назад, в квартиру на Огайо-стрит, в тот день, когда мать принесла Майкла из больницы домой, где было полно друзей и родственников, а маленькая Патти держала младшего брата на коленях, играла с ним и улавливала обрывки разговора взрослых. Кто-то сказал: «…хорошо, что Патти старшая, я имею в виду, если через несколько лет что-нибудь, не дай Бог, случится с Мэри, тогда ты попросишь Патти Энн помочь вырастить Майкла, верно? Она сможет, так сказать, занять место Мэри как хозяйки дома…»

Губы отца все еще были на ее губах, Фрэнк Коломбо целовал ее как любовник – и она вспомнила ночь кошмара, пенис отца у себя на бедре…

«Нет! – кричал ее разум. – Нет! Нет!»

Ей хотелось выкрикнуть это не только в уме, а в полный голос, но губы, рот и язык оказались парализованы внезапным напором отца, так же как тело находилось в плену его могучих рук.

Патрисия начала сопротивляться, издавая гортанные приглушенные звуки, и так же внезапно, как и впились, отцовские губы оторвались от ее губ, а руки отпустили ее тело. Она могла закричать на него в полный голос, но не закричала. Вместо этого она попятилась, шаг за шагом отступая назад, и повторяла, как в ночь кошмара:

– Нет, нет, нет.

Отец в отчаянии и замешательстве покачал головой.

– Патти Энн, я… я…

Но она его не слушала. Она лишь пятилась назад и повторяла:

– Нет.

Потом отступала еще дальше и снова повторяла:

– Нет.

И так до тех пор, пока не оказалась в прихожей, вне его поля зрения. Затем побежала в свою комнату и заперла двери.

И подумала: «Я все время была права насчет него».