Текст книги "Маркус и Диана"

Глава третья

Смеркалось. Мотель, в котором они собирались ночевать, располагался на высоте тысячи шестисот метров над уровнем моря. На следующий день планировалось подняться еще на семьсот метров к домику Туристического общества. Поход должен был длиться четыре часа, и Маркус решил, пока еще возможно, о нем не думать. Он взглянул на гору – на серо-голубую тень, заслонявшую вечернее солнце. Далеко наверху он заметил несколько белых пятен. Наверное, снег или маленькие ледники с глубокими трещинами. Что бы там ни было, наверняка что-нибудь неприятное, что придется преодолевать без лопаты, которой нет на случай обвала. Существует столько разновидностей обвалов снежных лавин или камнепадов. Неважно, что́ начнет обваливаться, – Маркус был уверен, что он обязательно в этот момент окажется поблизости. Вдалеке кто-то заблеял – очевидно, волк забрался в стадо овец. Ему про это рассказывали. С волками шутить нельзя, а он вовсе и не думал. Он хотел залечь на дно на время всего похода. Глубоко на дно. Теша себя слабой надеждой, что у него может подняться температура и он пролежит весь следующий день в мотеле, Маркус проследовал за остальными в вестибюль, где очень толстая и очень милая дама встретила их и рассказала, что на ужин подадут горную форель и сливовый компот. Мысль о том, что рыбная кость может застрять в горле и его придется спешно транспортировать в безопасную больницу, несколько взбодрила.

* * *

Их поселили в двух комнатах. Девочки и Карианна Петерсен ночевали в самой большой, а мальчики и учитель Скуг – в самой маленькой. Тесновато, но, по счастью, никто из мальчиков не взял с собой гитару. И это радовало. За Сигмундом он зашел в спальню и с грохотом уронил рюкзак на пол. Кажется, что-то разбилось. Градусник? Тогда ртуть разольется по рюкзаку. Очень неприятно. Он медленно открыл рюкзак, в страхе, что ртуть прыснет ему в глаза. Насколько он знал, ртуть – очень опасное вещество, распространяющееся повсюду. Нет, не градусник. Кружка, подарок от мамы. Белая кружка, на которой она написала «Маркус» красными буквами. Теперь она раскололась на три больших черепка. На одном было «М», на другом «АРК», а на третьем «УС». Он грустно оглядел осколки.

– Мир развивается от порядка к хаосу, – рассеянно сказал Сигмунд. – Думаю, ее можно склеить, – добавил он, заметив несчастный взгляд Маркуса. – Можешь взять мою кружку, я буду пить из крышки термоса.

– Ей почти столько же лет, сколько мне, – сказал Маркус. – Как ты думаешь, это знак?

Девять из десяти человек либо засмеялись над ним, либо спросили, что он имеет в виду под словом «знак». Только не Сигмунд. Он понял, что Маркус имеет в виду знак того, что он сам скоро разобьется точно так же, как кружка. Задумчиво он посмотрел на осколки.

– Вряд ли, хотя никогда не знаешь. Лучше быть осторожным.

– Вот и я так думаю, – ответил Маркус рассеянно и начал раскручивать свой спальник.

Почти у всех мальчиков были современные спальники. Довольно новые и тем не менее потертые – явный признак бывалых туристов. У Маркуса спальник был старый, тяжелый, серый, слегка сбившийся, да еще и молнию заедало, зато совсем неиспользованный. Монс спал в нем два раза в течение месяца, когда сам был в молодежном походе уже почти тридцать лет назад.

– Только мумии спят в таких, – сказал Пер Эспен, которому на Рождество подарили синий супермодный спальник.

– Да что ты знаешь о мумиях, Пер Эспен? – спросил Сигмунд. – Кроме того, что ты читал в комиксах?

Пер Эспен не ответил. Он был вторым по росту с конца и знал, перед кем не стоит выделываться.

Маркус сдался в борьбе с молнией и решил использовать спальник просто как одеяло.

– Готовы, мальчики? – спросил учитель Скуг. – Все в порядке, Маркус?

– Да, надеюсь, – ответил Маркус.

Ни одной рыбной кости в горле у него не застряло, но он почти не ел форель. Тошнота притупляла чувство голода, и он ел ровно столько, чтобы никто не заметил, что он не ест. После ужина все собрались в гостиной послушать инструкции на завтра. После короткой общей песни было велено ложиться спать.

– Завтра будет длинный день, – сказал учитель Скуг, – времени уже пол-одиннадцатого, и вам всем нужно как следует выспаться. Мы с Карианной останемся и распланируем завтрашний день. Мы придем через полчаса, и в комнатах должно быть тихо.

После того как отклонили одиннадцать протестов, громко заявленное предложение сыграть в викторину и тихо объявленное – сыграть в покер на раздевание, ученики пожелали спокойной ночи учителям и, почистив зубы, забрались в спальники. Карианна Петерсен и учитель Скуг заказали по лимонаду, сели у окна с видом на гору, которую предстояло завтра покорить.

* * *

– Шарон Стоун… – шептал Вигго. – У Шарон Стоун груди, как горы. Она снималась в «Плейбое».

– Мелани Гриффит круче, – пробормотал Пер Эспен, – я бы не прочь затащить ее под одеяло, правда, Райдар?

– Она замужем за Доном Джонсоном, – сообщил Райдар, – а его под одеяло затаскивать мне совсем не хочется.

– Да нет же, они развелись, – шепотом возразил Вигго. – По-моему, Мелани Гриффит свободна на рынке, так сказать.

– Они почти все разведены, – пробормотал Лейф Оге, – они женятся, потом занимаются сами знаете чем, а потом разводятся.

Родители Лейфа Оге только что развелись, поэтому он был большим специалистом по разводам.

– Только не Диана Мортенсен, – сказал Сигмунд, – она никогда не была замужем.

– Точно, – ответил Вигго, – Диана Мортенсен такая симпатяжка. Но, по-моему, она была вместе с Майклом Дугласом.

– Все были с Майклом Дугласом, – с видом знатока отрезал Райдар.

– Только не Мелани Гриффит, – сказал Вигго, – потому что она замужем за Доном Джонсоном. Если, конечно, они не развелись, – добавил он на всякий случай.

– Пол Ньюман никогда не разводился, – сказал Пер Эспен, – он постоянно женат. И мама с папой тоже.

– Что значит «постоянно»? – спросил Сигмунд.

– Ну, все время.

– Со времен Большого взрыва?

– С возникновения Вселенной.

– Заткнитесь! Я хотел сказать…

– Десять очков Шарон Стоун, – сказал Вигго, – и девять Диане Мортенсен, восемь…

И пока мальчики из 6 «Б» обсуждали, кто из незамужних, замужних и разведенных звезд Голливуда самая сексуальная, Маркус тихо прошептал Сигмунду:

– Кто такая Диана Мортенсен?

– Ты что, не знаешь?

– Нет, только не говори никому.

– Диана Мортенсен родом из Хортена[1]1
  Хортен – маленький город в Норвегии к югу от Осло.


[Закрыть], но живет в Голливуде. Она играет в «Деньгах и власти».

«Деньги и власть» были нескончаемой американской мыльной оперой, которую показывали по телевизору каждую среду.

– Ты что, не видел?

– Нет.

– Тут я с тобой солидарен. Паршивый сериал, но он идет сразу после «Безграничной Вселенной». Я видел пару серий.

– А она… она красивая?

– Да, ужасно красивая. Но, по-моему, ей живется несладко.

– Почему?

– Не знаю. Она выглядит такой грустной. За всем этим гримом. У меня в бумажнике ее фотография.

– Зачем?

– Не знаю, – безразлично произнес Сигмунд, – просто случайно.

– Можно посмотреть?

– Да, только другим не показывай.

Сигмунд достал сложенный листик бумаги и дал его Маркусу, который нырнул под спальник и зажег фонарик.

Диана Мортенсен сидела на краю бассейна. Ее кожа была невероятно белой, волосы выбелены, а губы сияли ярко-красным. Она смотрела на Маркуса большими глазами, такими же синими, как ее бикини. Хотя лицо было повернуто на камеру, она сидела к ней спиной. Она опиралась на руки. Рот был полуоткрыт. Диана улыбалась, но в то же время выражение ее лица было удивленным, немного испуганным. Было видно одну грудь. С другой стороны бассейна стоял здоровый парень в плавках. Он выглядел очень внушительно.

Маркус сглотнул и погасил свет. Он глубоко вздохнул и снова его зажег. Она по-прежнему улыбалась, но ему показалось, она испугалась еще больше. Сосок на груди был маленьким и красным. Ей было не больше двадцати. Он почувствовал, как рука Сигмунда тянется под спальник.

– Что это ты там делаешь?

– Ничего.

– Отдай фотографию.

Маркус снова потушил свет и протянул Сигмунду фотографию, которую тот случайно вырезал из журнала.

– Я видел ее груди.

– Только одну.

– Да, – прошептал Маркус. – А кто тот тип с другой стороны бассейна?

– Ее охранник.

Сигмунд положил фотографию обратно в бумажник и взглянул на остальных, которые как раз обсуждали, сколько очков дать Джулии Робертс – четыре или три. Так что они могли спокойно продолжать.

– После того как сделали фотографию, он попытался отнять фотоаппарат, но фотографу удалось смыться. А когда снимок напечатали, Диана Мортенсен подала на фотографа в суд.

– Зачем?

– Она считала, что он нарушает спокойствие частной жизни, но проиграла.

– Что, у нее нет частной жизни?

– Нет, суд счел, что она все подстроила.

– Что?

– Села полуголой. Суд посчитал, что это был пиар и что она все заранее просчитала.

– Тогда бы она не была такой испуганной.

– Суд посчитал, что это игра.

– Тогда суд ничего не понимает, – прошептал Маркус.

– Я тоже так думаю.

– Если бы я был судьей, я бы запретил этому фотографу снимать на всю его жизнь, – с горечью прошептал Маркус.

В полумраке Сигмунд кивнул:

– Ее называют норвежской Мэрилин Монро.

– А это кто?

– Актриса, которая жила давным-давно. Она тоже была секс-символом. Она умерла, когда ей было чуть за тридцать. Никто не знает, было это убийство или самоубийство. Жестокий мир.

– Да, пожалуй, – ответил Маркус.

– Мальчики, закрываем глаза!

Учитель Скуг покончил с лимонадом и планами на завтра. Он забрался в спальник. Тут раздался шепот:

– Три очка.

– Простите, что?

– Три очка, господин учитель.

– Что ты имеешь в виду, Райдар?

– Джулию Робертс, она получает три очка.

– Повезло Джулии Робертс. А теперь спим.

Двенадцать мальчиков и один мужчина, уснув, тяжело задышали, и никто не услышал тихого голоса из-под старого спальника возле окна:

– Диана Мортенсен, десять очков.

* * *

Диана заснула на краю бассейна, спиной на мраморном парапете, голой грудью к сверкающему солнцу. Наверно, больно так лежать без подстилки и одеяла. По счастью, он прихватил свой новый синий супермодный спальник. Ему было бесконечно жаль ее. Потому что, несмотря на всемирную известность секс-символа, она была всего лишь пугливой маленькой девочкой, которую, кроме него, никто не понимал. Он очень хорошо чувствовал, каково ей было. Он был ее охранником и еще старшим братом. Когда-то он тоже был маленьким и трусливым. Он подошел к ней тихо, чтобы не разбудить. Быстрым движением расстегнул молнию на спальнике. С таким спальником нет никаких проблем. Раз плюнуть. Он осторожно накрыл ее спальником и прошептал:

– Не бойся, Диана. Я с тобой.

Вспышка света, более яркого, чем солнце, взорвалась у него перед глазами. Фотограф! Проклятый фотограф, который никак не оставит их в покое.

– Отдай фотоаппарат! – заорал он.

– Что случилось?

Маркус уставился на до смерти напуганного учителя Скуга. Он накрыл его своим серым спальником и собирался ударить учителя по щеке.

– Макакус ходит во сне, господин учитель.

Свет включил Райдар. Он стоял у двери, красный от еле сдерживаемого смеха. Маркус быстро отдернул руку.

– Макакус?

– Я имею в виду – Маркус, господин учитель.

Теперь проснулись все. Учитель Скуг был обескуражен.

– Не знал, что ты ходишь во сне, Маркус.

Маркус не отвечал. Оставалось только одно – сделать вид, что он все еще спит. Медленно, как лунатик, он поднял спальник и пошел к входной двери.

– Помогите, привидение! – отчаянно прошептал Пер Эспен, но Сигмунд остановил смех, который уже было начал раздаваться:

– Тс! Его нельзя будить.

– Почему это? – спросил Вигго. – Он же не может так ходить всю ночь.

– Если разбудить лунатика, у него может быть сильный шок.

Стало настолько тихо, насколько двенадцать мальчиков могли одновременно сдерживать взрыв смеха, а он периодически прорывался наружу.

Маркус почувствовал, как Сигмунд осторожно взял его за руку и помог дойти до кровати.

– Замечательно, Сигмунд, – прошептал учитель Скуг, – надо за ним присматривать.

– Предоставьте это мне, – пробормотал Сигмунд и помог Маркусу залезть в спальник.

– Как тебе удалось расстегнуть молнию? – прошептал он немного позже, когда остальные заснули.

– Мне приснилось, что я ее расстегнул, – прошептал Маркус в ответ.

– Я так и подумал. Сны могут быть такими же реальными, как сама реальность.

– Да, – ответил Маркус, – пожалуй.

Четыре часа спустя зазвонил будильник учителя Скуга. Была половина восьмого, и Маркус понятия не имел, спал он или нет.

Глава четвертая

– Мост такой узкий, господин учитель, – сказал Пер Эспен.

Они поднимались к домику и дошли до первого препятствия – бурного ручья, который Маркусу показался скорее речкой. По обеим сторонам ручья лежали огромные камни, ставшие от зеленой горной воды совсем гладкими.

«Камушки – специально, чтобы поскользнуться», – подумал Маркус, в сущности пребывавший в неплохом настроении. Завтрак прошел на удивление безмятежно. Никто не упомянул ночной эпизод. Некоторые девочки, может, и смотрели на него немного странно, но они всегда так смотрели.

Возможно, учитель Скуг сказал, что Маркус все еще может впасть в шок, если кто-нибудь начнет смеяться над его лунатизмом, а может, все так радовались предстоящему походу, что просто-напросто про него забыли.

Его рюкзак был намного легче, чем вчера. По предложению Сигмунда он оставил наименее необходимое в мотеле. Почти все. Конечно, он все еще ужасался походу, но ощущение катастрофы было не таким острым, как накануне.

– Это не мост, это доска, – сказала довольная Муна, – запросто пойду первой.

Муне легко. Она занималась гимнастикой и умеет держать равновесие. Кроме того, на ней были горные ботинки, которые точно приклеились к скользящей доске. Она ступила на доску и слегка подпрыгнула. Девочки пришли в восторг. Маркус прикусил язык. На нем были резиновые сапоги, и он не занимался гимнастикой.

Он решил, что не пойдет последним, но и первым тоже. Было бы хорошо пройти двенадцатым или четырнадцатым, перед Сигмундом, как можно более незаметно.

Райдар снял ботинки.

– Господин учитель, можно я перейду вброд?

– Нет, – сказал учитель Скуг, – ручей очень бурный. Ты можешь поскользнуться на камне.

«Ручей сметает, – подумал Маркус, – несет тебя, беспомощного, к водопаду, и прощайте все…»

Очередь дошла до него. Он осторожно ступил на доску. Казалось, что ручей только его и ждет. Он забурлил еще сильней. Наверное, водяному сообщили, что приближается обед, и тот за ним поспешил. М-да, может, он и почувствовал легкий испуг, но ведь он был в хорошем настроении и мог пошутить над собой в минуту опасности.

«Надо только думать о чем-нибудь другом», – рассуждал он.

Одновременно думать о чем-нибудь другом и о том, куда ставить ногу. Вот в чем задача. Еще три шага – и он на твердой почве или на скользком камне: зависит от того, как посмотреть.

– Ты суеверен, Макакус? – крикнул Пер Эспен, который спокойно перешел через мостик и был необычайно собой доволен.

«Еще два шага», – думал Маркус.

– Ты переходишь тринадцатым, ты знаешь?

Он перелетел. Прыжок тигра. Мировой рекорд по прыжкам с места. Он приземлился на живот и быстро уцепился за камень. Одна рука наткнулась на что-то острое, и он знал, что пойдет кровь.

– Какого черта ты прыгнул? – спросил учитель Скуг.

– Мне… мне захотелось.

– Осторожнее надо, детка.

Маркус медленно поднялся и взглянул на руки. Так и есть. С ладони сочилась кровь, но, вполне возможно, никто не обнаружит. Он заметил, что никто не смеется. Одноклассники скорее смотрели изумленно. Как бы новыми глазами. Он не понимал почему, пока не заговорила Карианна Петерсен:

– Да ты безумец, Маркус.

– Да нет, – скромно ответил Маркус, – мне просто нравится прыгать.

* * *

И вот они поднялись выше зоны лесов. Маркус шел вместе с Сигмундом по узкой земляной тропинке, поднимавшейся вверх по склону, словно бурый шрам. По обеим сторонам тропинки лежали камни. Казалось, что они только недавно свалились с вершины. Но Маркус не боялся. Теперь он был безумцем. Исполнителем смертельных прыжков. Ему надо было беречь репутацию. Может, она и была ложной, но как-никак репутация. Он взглянул на платок, который держал в руке. Красное пятнышко было небольшим, и кровь остановилась. За ними шел только учитель Скуг. На всякий случай. Он мог успокоиться. Ничего не случится, покуда Маркус не повернется и не посмотрит вниз. А ведь стоит ему обернуться, как у него закружится голова и тогда может произойти все, что угодно. Но вниз он не смотрел. Он смотрел вверх, туда, куда невозможно было упасть.

– Ты что, идешь во сне, Макакус?

Это спросил Райдар. Он был по меньшей мере на сто метров выше. Потрясающе звучало эхо. Особенно когда оно ответило: «Во сне, Макакус!»

Теперь надо было сохранить добрую репутацию, пока она снова не стала дурной. Он опустил голову, сжал зубы и побежал наискосок по склону, прочь от тропинки прямо по вереску. Вдали он услышал, как кричит учитель Скуг:

– Маркус!

И гора ответила: «Маркус!»

Во рту он чувствовал привкус крови, но не останавливался. Он смотрел вниз на склон и бежал вверх по зеленому, красному, фиолетовому, розовому, белому и золотому ковру. Разноцветный лишайник, карликовые березы и вереск, трава и листья. Он посмотрел вверх. Над ним, словно дом, возвышался огромный валун. Отличный валун для таких безумцев, чтобы на него залезать и наслаждаться природой.

– Стой! – Это был Сигмунд.

Маркус начал карабкаться на валун.

«Догони, – подумал он, – пожалуйста, догони!»

Вот он забрался на валун. Он стоял спиной к долине, и взор его был устремлен ввысь.

«Давай! Пожалуйста, пока я не обернулся!»

– Что это ты делаешь, Макакус?

Сигмунд залез на валун и уставился на Маркуса большими испуганными глазами. Маркус никогда его таким не видел. Такими могут быть только друзья.

– Пожалуйста, – медленно произнес он, – пожалуйста, не называй меня Макакусом.

Сигмунд обнял его за плечи:

– Больше не буду, Маркус.

Маркус улыбнулся:

– Я поднялся сюда один. Видел?

Сигмунд кивнул. Казалось, он вот-вот разрыдается.

– Да.

– Я хотел посмотреть на вид, понимаешь. Поэтому я и забрался.

– Только не смотри, – сказал Сигмунд, – это совсем необязательно.

– Не обязательно все понимать, – прошептал Маркус.

– Что это вы там делаете, мальчики? – Это был учитель Скуг. Он покраснел, задыхался и был совсем не добрым.

– С горами нельзя шутить. Вы же понимаете, что мы должны быть вместе.

– А мы вместе, господин учитель, – сказал Сигмунд и слегка толкнул Маркуса в плечо, прежде чем убрать руку.

– Я просто хотел посмотреть на вид, – сказал Маркус.

– Понимаю, – ответил учитель Скуг, – но тебе следует сдерживать свой авантюризм.

Маркус кивнул, и учитель Скуг, который не хотел, чтобы его считали строгим, подмигнул ему.

– Должен признаться, отсюда в самом деле открывается прекрасный вид. Посмотри, какая красивая сон-трава[2]2
  Сон-трава – голубой цветок, распускающийся ранней весной. Занесен в Красную книгу.


[Закрыть].

– Pulsatilla vernalis, – сказал Сигмунд.

– Конечно, – сказал учитель Скуг. У него тоже была репутация, которой он дорожил, и он не хотел, чтобы ученики поняли, что он не знает латинского названия. – Какая красивая пульсатилла, Маркус!

Маркус обернулся и посмотрел вниз на склон горы.

– Да, – пробормотал он, оседая на валун. Там он и улегся, глядя в кружащееся над головой небо. – Пульсатилла очень красивая.

* * *

У стены домика сидели мужчина и женщина лет двадцати. Лица их были загорелыми, а улыбки – белозубыми. Казалось, что они вышли прямо из рекламы про альпинистов. Мужчина курил трубку и изучал карту. Женщина просто загорала. Маркус подумал, что это хозяева домика, но пара заговорила по-датски. Оказалось, что это туристы и они идут на ледник.

– Ой, господин учитель, а мы не можем пойти на ледник? – спросила Муна.

– Нет, – сказал учитель Скуг. – Думаю, на сегодня приключений достаточно. Сначала немного поедим, а потом мы с Карианной подготовим для вас викторину.

– Викторина – это же детский сад, – пробормотал Райдар, – идти по леднику куда круче.

– И намного опаснее, – сказала Карианна Петерсен.

– Мой дядя тысячи раз ходил по леднику, – сказал Пер Эспен. – Он говорит, что это очень круто.

– Ты же сам не ходил, Пер Эспен, – сказала Карианна Петерсен. – Ты же не ходил по леднику.

– Нет, – сказал Пер Эспен, – но мне ужасно хочется.

Маркус не знал – то ли от горного воздуха, то ли от облегчения, что он добрался доверху и никто (кроме Сигмунда) не обнаружил, что он боится высоты, то ли просто из-за какого-то глупого упрямства, – но он произнес полнейшую ерунду. Он не хотел этого говорить. Оно само выплеснулось у него изо рта, как ярость, которую уже не остановить.

– Я ходил по леднику, – сказал он так громко, что все, даже датчане, его услышали.

– Правда, Маркус? – спросил учитель Скуг немного удивленно. – Тогда ты знаешь, что это не шутки.

Маркус и хотел было помолчать, но ярость продолжала бушевать.

– Да, надо привыкнуть к горам. Иначе будет плохо.

– Врешь, – сказал Пер Эспен.

– Если ты ходил по леднику, то я – Арнольд Шварценеггер, – усмехнулся Вигго.

– Мы с папой каждое лето ходим на ледник, – сказал Маркус и постарался проглотить язык.

– Отлично, Маркус, – обрадовалась Карианна Петерсен. – Тогда, может быть, ты прочитаешь нам небольшой доклад.

– Доклад?

– Да, о путешествии по леднику.

– Когда?

– Вечером, – отозвалась Эллен Кристина, – перед общей песней.

– Отличная мысль, – сказал учитель Скуг.

Маркус хотел возразить, что ему нужно время на подготовку, но презрительные взгляды недоверчивых одноклассников заставили ярость бушевать дальше.

– Легко, – ответил он, – могу рассказать что-нибудь о своих впечатлениях.

– Договорились, – сказал учитель Скуг, кивнул датчанам и зашел в домик.

Домик был меньше вчерашнего мотеля, оставшегося далеко внизу. Здесь не было толстой доброй женщины, подававшей форель и сливовый компот. Стоял только кухонный шкаф, набитый консервами, лимонадом и шоколадом, за которые можно было заплатить, оставив деньги в ящике на стене. Была еще старомодная плита, дрова, сложенные в коробку, а за домиком бежал ручеек, из которого можно было черпать свежую ледяную горную воду в ведерко, стоявшее у стены домика. Тропинка вела мимо дома, по бурой земле и по белым пятнам снега, наверх на ледник, напоминавший сине-зеленое снежное небо.

В викторину играли командами по четыре человека. Команда Маркуса была привилегированной благодаря Сигмунду, который знал и норвежские, и латинские названия цветов, кустов и лишайников: можжевельник, ягель, кукушкины слезки, болотный слепень, зверобой.

Мысль о том, что еще до сумерек он должен прочесть серьезный доклад о путешествии по леднику, не давала Маркусу возможности вкусить радость победы. До начала доклада оставалось несколько часов, а время летело удивительно быстро и в то же время медленно. Каждая секунда была словно вечность, но каждый час – словно секунда.

* * *

Учитель Скуг отодвинул кофейную чашку.

– Ну, ребята, – сказал он, – теперь пора Маркусу начинать.

В доме настала полная ожидания тишина.

– Пожалуйста, – сказал учитель Скуг.

Маркус встал. Его слегка покачивало, и он чувствовал, как язык наливается тяжестью.

– Путешествие по леднику, – начал он, – это как бы… путешествие по леднику.

Он остановился и с сомнением оглядел одноклассников. Кто-то достал карандаш и бумагу, чтобы записывать, другие же сидели в полной уверенности, что он влипнет по самые уши, да так, что можно будет установить мировой рекорд. Ни учитель Скуг, ни Карианна Петерсен не понимали, что происходит. Они ведь верили, что он маленький, но лихой безумец, привыкший к горам. Во всяком случае, им хотелось верить, потому что они уже давно пытались разгадать, чем же живет этот застенчивый мальчик, который на уроках почти ничего не говорит. То, что он вдруг оказался опытным альпинистом, только подтвердило их теорию о том, что во всех есть скрытые таланты.

– Когда собираешься на ледник, очень важно взять с собой теплую одежду.

Сигмунд кашлянул. Был ли это тайный сигнал? Не ляпнул ли он что-нибудь?

– Если, конечно, не светит солнце, – сказал он медленно. – Тогда теплая одежда не так важна.

– А как насчет ботинок? – пробормотал Райдар.

Кто-то прыснул. Наверняка Эллен Кристина.

– С шипами, – прошептал Маркус. – Альпинистские ботинки с шипами.

Все началось со смеха Пера Эспена. Слова покатились изо рта Маркуса, сначала бессвязно:

– Когда мы с папой в прошлом году ходили на ледник… было… очень холодно… Дул такой ветер… почти ураган.

Кто-то свистнул. Он знал, что это был сигнал об опасности, но ему было наплевать. Он уже завелся.

– Да, – сказал он громко, – просто буря!

– Буря, – прошептала Муна.

Маркус продолжал:

– Мы с папой оглядели ледник. Хороший совет был бы очень кстати. Надвигался туман…

– Откуда? – спросил Вигго.

– Он… он… опускался!

– Так я и знал, – сказал Вигго, он был одним из тех, кто записывал.

– Тс-с! – сказал учитель Скуг.

– Опускался туман, – продолжал Маркус, – лыжню за нами занесло. Что нам было делать? Развернуться?

– Нет! – воскликнули хором четыре мальчика и три девочки.

– Нет! – воскликнул Маркус в ответ. – И мы не развернулись! Мы продолжали путь! Мы продолжали путешествие по леднику!

Он попытался остановиться, но было невозможно. Слова набегали все быстрее и быстрее. Он понятия не имел, что говорит. Да и говорил-то не он. Все приходило само собой и хоронило его мысли в ужасном вихре безумных фантазий и невероятного вранья.

– С другой стороны горы стоял теплый домик. В нем было спасение. Мы согнулись и шли. Ледник был скользким как каток!

Он перевел дыхание. В комнате воцарилась мертвая тишина. В этот момент открылась дверь. Зашли датчане. Уставшие, но довольные. «Ладно, пусть заходят! Двумя слушателями больше, двумя меньше – какая разница».

– Мы расстелили куртки и поехали по леднику, в спину дул ветер, а мы ликовали и смеялись. Впечатление было потрясающим.

Он справился. Точно так же, как написать письмо с просьбой об автографе. Все получалось само собой. Надо было просто выдержать.

– Мы и раньше знали, что путешествие по леднику может быть опасным. Но страшнее всего на леднике – трещины. Да-да, трещины – главный враг альпиниста. И что мы увидели вдалеке?

– Трещину, – сипло прошептал Пер Эспен.

– Да! – воскликнул Маркус. – Трещину, и такую глубокую, как… невероятно глубокую трещину! И мы с папой скользили прямо в сторону трещины! Ой-ой-ой!

Он не знал толком, зачем выкрикнул «ой-ой-ой». Как-то некстати пришлось. Но это уже не играло никакой роли.

– Да, – воскликнул он, – ой-ой-ой! И хороший совет пришелся бы кстати еще раз. Я был легче папы, и скорость у меня была больше, я и скользил быстрее. Трещина приближалась. Ой-ой-ой! Я подумал, настает мой смертный час, но вот… за спиной я услышал шум. Кто-то шел конькобежным шагом. Это был папа. Он, собственно, был когда-то конькобежцем. Он подоспел как раз вовремя. Я попытался затормозить, но буря переросла в… ураган! Я закрыл глаза, и когда подумал, что настал мой самый смертный час, папа ухватил меня за рюкзак. Изо всех сил он потянул меня назад. Мы покатились к трещине и остановились всего в метре от черной дыры!

Маркус замолчал. В голове гудело. Будто он читал доклад во сне. Пол под ним ходил ходуном.

«Только я хожу во сне, – подумал он, – сейчас нельзя просыпаться. А то может быть сильный шок».

Он открыл рот. Слова больше не вылетали. Он оглядел лица вокруг. Они были совершенно заледеневшими. Теперь же лед начал таять.

«Не надо таять, – подумал он. – Пожалуйста. Не тай!»

– И что дальше? – спросила датчанка, оттаявшая первой.

– Мы пошли домой, – сказал Маркус тихо, – а потом… мы сошлись на том, что путешествие удалось на славу.

В этот момент зазвонил мобильник учителя Скуга.

– Это твой отец, Маркус, – сказал он медленно. – Интересуется, как у тебя дела.

– Отлично, – сказал Маркус и упал в обморок.

* * *

В домике была дополнительная спальня. Вообще-то там собирались ночевать датчане, но они оставили комнату Маркусу и устроились с остальными так тесно, словно селедки в бочке. Никто его не дразнил. Все молчали, когда учитель Скуг провожал его в комнату. Он подумал, как все странно. Чем больше он влипал, тем меньше его дразнили. М-да, может, они решили, что он сошел с ума. Сумасшедшие ведь бывают опасны. Может, он тоже опасен. Нельзя этого не учитывать. Полностью свихнулся, стал непредсказуемым и смертельно опасным. Бомба замедленного действия, которая взорвется когда угодно. Он уставился в потолок и начал считать трещины в балках. Трещин было много, и, очевидно, с годами их становилось все больше. В конце концов потолок когда-нибудь обвалится. Может, даже сегодня ночью. Пока он спит. «Мир развивается от порядка к хаосу», – говорил Сигмунд, а Сигмунд обычно не врет. Это он сам врет. Но ненамеренно, просто чтобы выжить.

– Тридцать одна, – считал он, – тридцать две, тридцать три.

Дверь открылась. Он закрыл глаза и захрапел.

– Маркус! – Это был Сигмунд. – Как дела?

Маркус открыл глаза.

– Отлично.

– Меня можешь не обманывать.

– Думаешь, мечтать – это все равно что обманывать?

Сигмунд посмотрел на него как-то настороженно.

– Не знаю. Зависит, наверно, от того, о чем мечтаешь.

– Я мечтаю, что все станет по-другому.

– Тогда это – не обманывать. Это – надеяться.

– Какой ты умный, Сигмунд.

– Да, – сказал Сигмунд серьезно. – Иногда я думаю, не гений ли я.

– А ты хвастаешься точно так же, как я.

– Это не хвастовство, это реальность.

– И со мной так же, к сожалению.

– Что?

– Реальность. Как ты думаешь, на меня ночью обрушится потолок?

– Нет, – сказал Сигмунд, – не обрушится. – Он подошел к окну и выглянул на улицу. – А я вижу Сириус.

Маркус поднялся с кровати:

– Где?

– Там. Звезда, которая так ярко светит. Но тому свету, который мы видим сейчас, понадобилось больше восьми лет, чтобы дойти досюда. То, что мы видим, – это Сириус восемь лет назад.

– Хотел бы я там оказаться, – сказал Маркус.

– Где?

– На Сириусе. Восемь лет назад. Они спят?

– Да.

– Могу поспорить, что я им снюсь.

– Почему это?

– Мне кажется, кто-то смеялся.

– Глупо думать о себе так плохо.

– Смеяться тоже плохо.

– Я не смеюсь, – сказал Сигмунд.

– Нет, – сказал Маркус, – но только потому, что ты – гений.

Он пошел назад к кровати. Сигмунд отправился к двери. На пороге он обернулся:

– Могу я для тебя что-нибудь сделать?

– Можешь сломать мобильник учителя Скуга?

– Нет, не могу.

– Тогда достань мне адрес Дианы Мортенсен.

– Зачем это?

– Просто так. Интересно, где она живет. У тебя что, есть адрес?

– Он указан под фотографией, чтобы фанаты могли писать.

– Я и есть фанат, – сказал Маркус.

Сигмунд кивнул:

– Я тоже. Совершенно случайно.

* * *

Дорогая Диана Мортенсен!

Я – норвежский альпинист и миллионер. Сейчас лежу один в домике высоко в горах, недавно выбравшись из трещины, в которую имел несчастье упасть. Я отморозил несколько пальцев на ногах, сломал пару ребер и кое-где поцарапался, но в остальном я в прекрасной форме. С мобильного я позвонил в Красный Крест и рассчитываю, что помощь прибудет в течение ближайших нескольких часов. Пишу Вам, потому что нашел здесь в домике журнал, где прочел об ужасной истории, приключившейся с Вами. Должен сказать, что очень хорошо Вас понимаю. Если бы я был Вашим телохранителем, то сбросил бы фотографа в ближайшую трещину в горах. Я хочу, чтобы Вы знали, что много норвежских альпинистов думают о Вас, жалеют Вас и желают Вам всего самого лучшего. Раз уж я пишу это письмо, должен признаться, что у меня есть особенное хобби. Дело в том, что я собираю автографы. Наверное, Вы удивитесь, но, будучи миллионером, я часто встречаю интересных людей. Собирать автографы – хобби весьма увлекательное для одинокого миллионера. Сейчас я не женат. Горы и бизнес отнимают все мое время. И я, как Вы понимаете, – одинокий миллионер точно так же, как и Вы – одинокая кинозвезда. Я это вижу по Вашим глазам. Но не бойтесь, Диана Мортенсен. В один прекрасный день и Вы, и я встретим подходящую пару.