Текст книги "Гонка"

Клайв Касслер, Джастин Скотт
Гонка

Печатается с разрешения Sandecker RLLLP и литературных агентств Peter Lampack Agency, Inc. и Nova Littera Ltd., Россия.

Clive Cussler and Justin Scott. The Race

Copyright 2011

© Sandecker, RLLLP, 2011

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Пролог
Луна в огне

Чикаго

1899 год

Рослый пьяный человек приплясывал, бредя по сточному желобу у края дороги, и распевал песню Стивена Фостера[1]1
  Американский композитор, поэт и певец. Писал лирические и романтические песни на свои тексты. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], гимн Лиги против салунов[2]2
  Американская организация начала 20 века, боровшаяся за запрещение продажи алкоголя.


[Закрыть]. Печальная мелодия песни напоминала звучание шотландской волынки, темп – медленный вальс. А в голосе пьяного, мягком баритоне, звучало искреннее сожаление о нарушенных обещаниях.

 
Не лейте мне в стакан, друзья,
Живого жидкого огня…
 

У пьяного была копна золотых волос и красивое мужественное лицо. Молодость – ему было не больше двадцати – делала его состояние еще более прискорбным. Одежда вся в соломе, словно он в ней спал, и маловата ему, рукава и штанины коротки, как будто он украл ее с бельевой веревки. Воротник сбился, на рубашке не хватало одной манжеты, а на голове, несмотря на холод, не было шляпы. Из того, что положено иметь джентльмену, только сшитые на заказ кожаные ботинки еще не были проданы ради выпивки.

Налетев на фонарный столб, пьяный сбился. Продолжая напевать мелодию и танцуя вальс, он увернулся от подкатившегося к тротуару фургона горшечника. Кучер привязал лошадей и исчез за дверями одного из многочисленных салунов, из окон которых на булыжную мостовую лился желтый свет.

Пьяный молодой человек крепко ухватился за фургон.

Он разглядывал салун. Пустят ли его туда? Не из этого ли салуна его уже выбросили? Он ощупал пустые карманы и печально пожал плечами, продолжая разглядывать фасады соседних домов: меблирашек, борделей, ломбардов. Затем задумчиво посмотрел на свои ботинки. Взгляд его переместился к газетному складу на углу, куда фургоны доставляли чикагскую утреннюю прессу.

Может, удастся заработать несколько пенни, разгружая пачки газет? Он расправил плечи и медленно двинулся, вальсируя в сторону склада.

 
В дни юности моей, друзья,
Был чист и целомудр,
Но счастию выходит срок —
Мужая, я познал порок,
И вот уже достойный сын —
Позор родительских седин.
 

Двенадцатилетние газетчики, выстроившиеся за свежими номерами, все были грубыми уличными мальчишками. Они смеялись над пьяницей, но один посмотрел в необычно ласковые фиолетово-голубые глаза.

– Оставьте его в покое, – сказал он друзьям, и высокий молодой человек прошептал:

– Спасибо, сынок. Как тебя зовут?

– Уолли Лафлин.

– Ты добрая душа, Уолли Лафлин. Не ходи моей дорожкой.

– Я же велел избавиться от этого пьянчуги, – сказал Гарри Фрост, великан с мощной челюстью и безжалостным взглядом. Он сидел в фургоне на ящике с динамитом «Вулкан». У его ног скорчились два бывших боксера из его вестсайдской банды. Сквозь отверстия, проделанные в боку, они смотрели на склад, ожидая, когда с ужина вернется владелец.

– Я прогнал. Он вернулся.

– Прогони его в переулок. Чтобы если я его увидел снова, то только на носилках.

– Да это просто пьяный, мистер Фрост.

– Да? А если газетчик нанял детективов, чтобы охранять склад?

– Вы с ума сошли? Никакой он не детектив.

Кулак Фроста преодолел расстояние в пятнадцать дюймов и кузнечным молотом обрушился на говорившего. Тот упал, корчась от боли. Только что он сидел перед боссом, а в следующее мгновение лежал на полу и с трудом дышал – осколок кости пробил ему легкое.

Фрост побагровел. Он и сам дышал с трудом – от гнева.

– Я не сошел с ума!

– Вы мне сломали ребра, – кое-как выговорил бывший боксер.

– Вы не сознаете свою силу, мистер Фрост, – протестующе сказал второй боксер. – Вы его едва не убили.

– Если бы я хотел убить, ударил бы сильней. Избавьтесь от этого пьяницы!

Боксер выбрался из фургона, закрыл за собой дверь и растолкал сонных мальчишек, выстроившихся в очередь за газетами.

– Эй, ты! – крикнул он пьяному. Тот его не слышал, но оказал любезность: добровольно зашел в переулок, избавив бандита от необходимости гнать его туда криками и пинками. Боксер пошел за ним, вытягивая из кармана свинчатку. Переулок был темный, с глухими стенами по обе стороны, и такой узкий, что еле провезешь тачку. Пьяный спотыкаясь шел к освещенной висячим фонарем двери в дальнем конце.

– Эй, ты!

Пьяный обернулся. Его золотые волосы блестели в свете керосиновой лампы. На красивом лице появилась неуверенная улыбка.

– Мы знакомы, сэр? – спросил он, словно надеясь, что удастся занять денег.

– Еще познакомимся.

Боксер взмахнул свинчаткой. Это было опасное оружие – кожаный мешочек, заполненный свинцовой дробью. Дробь делала оружие гибким, свинчатка приникала к избиваемому, дробя кости и плоть; удар был нацелен в лицо. К удивлению боксера, пьяница быстро повернулся. Он оказался внутри дуги, которую описывала рука с оружием, и сбил боксера с ног ударом справа, сильным и умелым.

Дверь распахнулась.

– Отличная работа, малыш.

Двое детективов «Агентства Ван Дорна»: Мэк Фултон, с глазами словно изо льда, и Уолтер Кисли в клетчатом костюме коммивояжера, – подхватили упавшего за руки и втащили внутрь.

– В фургоне прячется Гарри Фрост?

Боксер не ответил.

– Нокаут до счета, – сказал Фултон, сильно шлепая боксера по щекам и не получая никакого ответа. – Молодой Исаак, ты не знаешь собственной силы.

– Первый урок начинающего дознавателя прошел зря, – добавил Кисли.

– А каков этот первый урок? – подхватил Фултон. В детективном агентстве за такие водевильные номера их прозвали Вебером и Филдзом[3]3
  Знаменитый комический дуэт начала 20 века.


[Закрыть].

– Подозреваемый должен оставаться в сознании, – ответил Кисли.

– Чтобы он мог ответить на твои вопросы, – хором дополнили они.

Ученик детектива Исаак Белл повесил голову.

– Простите, мистер Кисли. Мистер Фултон. Я не хотел бить его так сильно.

– Живи и учись, парень. Поэтому мистер Ван Дорн и доверил тебя, выпускника колледжа, таким охламонам, как мы.

– Но босс надеется, что, глядя на нас, даже сынок богача с правильной стороны улицы сумеет превратиться в хорошего детектива.

– А пока – что ты скажешь, если мы постучимся в фургон и посмотрим, дома ли Гарри Фрост?

Выходя из переулка, напарники достали тяжелые револьверы.

– Держись позади, Исаак. Нельзя встречаться с Гарри Фростом без револьвера в руке.

– А поскольку ты ученик, револьвер тебе не положен.

– Я купил дерринджер, – сказал Белл.

– Весьма предприимчиво. Смотри, чтобы босс не узнал.

Они свернули за угол и вышли на улицу. В свете фонарей блеснул нож; он перерезал вожжи, привязывавшие лошадей фургона, и мощная фигура хлестнула их плетью. Лошади встали на дыбы и понеслись мимо повозок, стоявших у склада. Мальчишки-газетчики разбегались от копыт и вращающихся колес. Возле склада фургон взорвался с грохотом и яркой вспышкой. Взрывная волна обрушилась на детективов и швырнула их в разбитые двери и окна ближайшего салуна.

Исаак Белл вскочил и бросился на улицу. Из дверей газетного склада вырывались языки пламени. Повозки повалило на бок, лошади шатались на перебитых ногах. Улицу заполнили осколки стекла и горящая бумага. Белл посмотрел на газетчиков. Трое мальчиков жались в дверном проеме, лица их побелели от потрясения. Еще трое безжизненно лежали на тротуаре. Белл наклонился к первому. Это был Уолли Лафлин.

Книга первая
Приходи, Джозефина, в мою летающую машину

Приходи, Джозефина, в мою летающую машину[4]4
  Популярная песня 1910 года.


[Закрыть]

 
О! Давай полетим, дорогая
Куда, малыш? В небо, дорогая
На твоей летающей машине
Садитесь, мисс Джозефина.
Эй, на корабле! О радость, что за чувство.
Где, парень? В небе.
Хо, вверх, вверх мы летим
В самую высь.
 
 
Приходи, Джозефина, в мою летающую машину,
Она идет вверх, она поднимается.
Крепче держись, точно птичка на ветке,
Она поднимается в воздух. Она летит!
Вверх, вверх и еще выше.
О боже! Луна в огне.
Приходи, Джозефина, в мою летающую машину.
Мы полетим вверх, прощай!
 

Альфред Брайан и Фред Фишер

Глава 1

Адирондакские годы, север штата Нью-Йорк

1909 год

Миссис Джозефина Джозефс Фрост – миниатюрная, розовощекая, дерзкая, с мальчишескими замашками, деревенская молодая женщина с сильными руками и живыми карими глазами – летела в своем биплане «Селер Твин Пушер» на высоте восемьсот футов над лесистыми холмами адирондакского поместья своего мужа. В открытой кабине пилота, сидя в низком плетеном из прутьев кресле, она куталась от холодного ветра в куртку на меху. На ней был классический костюм авиатора: брюки-галифе, кожаный шлем и шерстяной шарф, перчатки, очки и сапоги. Внизу под ней мерно гудел мотор, цепные приводы, крутившие вал ее пропеллера, создавали синкопированный ритм рэгтайма.

Ее «летающая машина» представляла собой легкую раму из древесины и бамбука, скрепленную тросами и покрытую тканью. Сооружение весило меньше тысячи фунтов и было прочнее, чем казалось, но все же не могло состязаться на равных с яростными восходящими потоками, создаваемыми ущельями и хребтами. Восходящие столбы воздуха при нерасторопности летчицы перевернут ее. Дыры в небе поглотят машину.

Сзади налетел порыв ветра, и воздух перестал держать ее крылья. Самолет начал падать, как камень. Неудержимая улыбка растянула губы Джозефины от уха до уха. Она наклонила руль высоты. Машина понеслась вниз; это увеличило скорость, и Джозефина почувствовала, как воздух снова выравнивает ее.

– Умница, Элси!

Летающая машина остается наверху, потому что толкает воздух вниз. Джозефина поняла это в первый же раз, когда поднялась в небо. Воздух – сила. Скорость ее увеличивает. И чем лучше машина, тем сильнее она стремится лететь. Эта «Элси» – ее третья машина, но точно не последняя.

Люди считали ее смелой – ведь Джозефина летала, но она так о себе не думала. В воздухе она чувствовала себя дома, больше, чем на земле, где крылья не всегда действуют так, как она надеется. Здесь, наверху, она всегда знает, что делать. Более того, она знает, что произойдет, когда она это сделает.

Взгляд Джозефины устремлялся то вперед, к голубым горам на горизонте, то на барометр-анероид, который она подвесила к верхнему крылу, чтобы знать высоту, то вниз, к указателю давления масла в моторе, то к земле в поисках полян в лесу, где можно сесть, если мотор вдруг заглохнет. Она пришила к рукаву женские часы-кулон, чтобы знать, на сколько времени еще хватит бензина. Сумка с картой и компас, обычно пристегнутые к колену, сегодня остались дома. Родившаяся в горах, Джозефина ориентировалась по озерам, железнодорожным линиям и реке Северная.

Она видела впереди темное ущелье, такое глубокое и отвесное, словно разгневанный великан рассек горы топором. На дне ущелья блестела река. В разрыве между деревьями показался золотой луг – первое достаточно большое свободное пространство, которое она увидела с тех пор, как поднялась в воздух.

Впереди она заметила маленькое красное пятнышко, как мерцание красного креста. Это была охотничья шляпа Марко Селера, итальянского конструктора, который построил ее летающую машину. Марко стоял на утесе, повесив ружье за спину, и в бинокль осматривал местность в поисках медведя. А за лугом, на опушке, Джозефина увидела силуэт своего мужа.

Гарри Фрост поднял ружье и прицелился в Марко. Джозефина услышала выстрел – громче рокота мотора и звона цепного привода.

* * *

У Гарри Фроста было странное ощущение, будто он промахнулся и не попал в итальянца. Он был опытным охотником на крупную дичь. Разбогатев и уйдя в отставку, он стрелял лосей и снежных баранов в Монтане, львов в Южной Африке и слонов в Родезии и сейчас готов был поклясться, что попал. Но смуглый приятель его жены продолжал стоять на утесе, раненый, но не мертвый.

Фрост зарядил свой «Марлин-1895» новым патроном калибра.45–70 и взял итальянца на прицел. Он ненавидел Марко Селера – его маслянистые черные волосы, приклеенные бриллиантином к черепу, высокий лоб, как у опереточного Юлия Цезаря, густые брови, глубоко посаженные темные глаза, нафабренные усы, закрученные, как поросячий хвостик. С глубокой радостью он плавно нажал на курок, но неожиданно услышал необычный звук, напомнивший ему шум работающей молотилки на ферме в Метэвэнской лечебнице для душевнобольных преступников, куда недруги упрятали его, когда он застрелил в клубе округа своего шофера.

Сумасшедший дом на его памяти оказался хуже самого чудовищного сиротского приюта. Влиятельные политики и опытные адвокаты боролись за право освободить его. Он ведь убил шофера за дело: тот вздумал ухаживать за его первой женой.

Невероятно, но со второй женой все повторяется. Он читал это на их лицах, всякий раз как Джозефина уговаривала его заплатить за изобретения Марко больше. Теперь она просила выкупить у кредиторов его новейшую машину, чтобы она смогла победить в воздушной гонке Атлантический океан – Тихий океан, взять кубок Уайтвея и пятьдесят тысяч долларов призовых.

Это же замечательно! Победа в крупнейшей в мире гонке прославит его жену-летчицу и ее приятеля-изобретателя. Престон Уайтвей, сан-францисский газетный магнат, родившийся в сорочке, сделает их звездами, а заодно продаст пятьдесят миллионов экземпляров своих газет. Прославится и болван муж – знаменитый рогоносец, старый, толстый богатый супруг, он станет посмешищем для всех, кто его ненавидит.

Он, Гарри Фрост, один из самых богатых людей Америки, и каждый доллар заработал сам. И еще не стар. Чуть за сорок – это не старость. А тот, кто говорит, будто в нем больше жира, чем мускулов, не видел, как он одним ударом убивает лошадь – в молодости он этим прославился, а разбогатев, сделал ежегодным ритуалом на день своего рождения.

В отличие от дела шофера, на сей раз его не поймают. Он уж не вспылит. Это убийство он обдумал до мельчайших подробностей. Откладывая месть, относясь к ней как к предприятию, он возродил свои мощные способности управлять и обманывать, чтобы завлечь ничего не подозревающего Селера на медвежью охоту. Медведи не умеют говорить. В лесной глуши Северного округа свидетелей не будет.

Убежденный, что взял слишком высоко, Фрост прицелился ниже и снова выстрелил.

Джозефина увидела, как пуля сбросила Селера с утеса.

– Марко!

Грохот в голове Гарри Фроста звучал все громче. По-прежнему глядя вдоль ствола своего ружья на замечательно пустое место, где только что стоял Марко Селер, Фрост неожиданно понял, что этот шум – не воспоминание о ферме в Метэвэне, он так же реален, как свинцовая пуля в 405 гран, которая мгновением раньше сбросила в ущелье похитителя его жены. Он поднял голову. Над ним летела Джозефина на своем проклятом аэроплане. И она видела, как он застрелил итальянца.

В магазине оставалось три патрона. Он поднял ружье. Ему не хотелось убивать жену. Теперь, когда Марко ушел с дороги, она останется с ним. Но она видела, как он убил Марко. Его снова запрут в сумасшедший дом. И второй раз он оттуда не выйдет. А это несправедливо. Ведь предатель не он. Она его предала.

Фрост направил ружье в небо и дважды выстрелил.

Он неправильно рассчитал ее скорость. По крайней мере одна пуля пролетела мимо. Осталась всего одна. Он собрался с мыслями, успокоился и повел самолет, как фазана.

В яблочко!

Он попал точно. Летающая машина Джозефины начала широкий неуверенный поворот. Гарри ждал, что она упадет. Но аэроплан продолжал поворачивать – в сторону бивака. Слишком высоко для пистолета, но Фрост тем не менее сорвал его с пояса. Опирая ствол на могучее предплечье, он стрелял до тех пор, пока не истратил все патроны. Пуча глаза от ярости, он достал из рукава тупоносый дерринджер. Сделал два выстрела в сторону Джозефины, промазал и схватился за охотничий нож, чтобы вырезать ее сердце, когда она упадет на деревья.

Звук мотора становился все слабее. Гарри Фрост ничего не мог сделать и беспомощно смотрел, как жена-предательница исчезает за деревьями, уходя от его праведного гнева. Но по крайней мере ее любовника он сбросил в ущелье.

Фрост побрел по лугу, надеясь увидеть в реке разбитое о камни тело Селера. Но на полпути к краю утеса остановился, пораженный внезапным осознанием. Надо бежать, пока его опять не заперли в сумасшедшем доме.

Джозефина, используя все свое мастерство, отчаянно пыталась благополучно посадить машину.

Гарри попал в нее дважды. Одна пуля пробила баллон с бензином позади Джозефины. Со второй дело обстояло хуже. Она повредила связь между рукоятью управления и тросом, который наклоняет крылья. Не способная наклонить крылья и повернуть, Джозефина использовала только руль. Но поворачивать, не наклоняя крыльев, – все равно что планировать до изобретения братьями Райт поворота крыльев: ужасно трудно, и в любой миг можно сорваться в штопор.

Стиснув зубы, она действовала рулем, как хирург скальпелем, делая размеренные срезы ветра. Ее сумасбродка мать, не умеющая справляться с простейшими задачами, винила ее в том, что у нее «лед в жилах». Но разве ледяная вода не пригодится в искалеченной машине, мама? Джозефина медленно вернула биплан на обратный курс.

Когда ветер дул сзади, она чувствовала запах бензина. Поискав источник запаха, она увидела баллон, из которого капал бензин. Пробит пулей Гарри!

Что произойдет раньше? – хладнокровно рассуждала она. Вытечет весь бензин и заглохнет мотор, прежде чем она сядет на лужайке Гарри? Или искры от мотора и цепных передач подожгут бензин? Огонь губителен для летающей машины. Лак, которым пропитана ткань крыльев, воспламеняется, как порох.

Единственный пригодный для посадки участок – луг. Но, если она сядет там, Гарри убьет ее. Выбора нет. Она должна сесть в биваке, если бензина хватит, чтобы дотянуть до него.

– Давай, Элси. Доставь нас домой.

Лес под ней медленно уходил назад. Восходящие потоки били по крыльям и раскачивали воздушное судно. Не способная наклонять крылья, чтобы противостоять этим потокам, Джозефина старалась удерживать равновесие, работая рулем высоты и главным рулем направления.

Наконец она увидела озеро возле бивака Гарри. В миг, когда она была уже так близко, что разглядела главный дом и молочную ферму, мотор проглотил последние капли бензина. Пропеллеры перестали вращаться. Воздушный винт замолчал, слышен был только шум ветра в проволочных растяжках.

Придется планировать – скользить – до самой лужайки. Но пропеллеры, толкавшие аэроплан вперед, теперь начали тормозить его, гасить скорость. Еще немного, и она будет планировать так медленно, что не удержится в воздухе.

Джозефина протянула руку назад и дернула трос, открывающий клапан сжатия, чтобы поршни задвигались свободно и позволили пропеллерам вращаться. Разница сразу дала себя знать. Аэроплан теперь двигался легче, больше походил на планер.

Джозефина наконец увидела пастбище. Изгороди и пасущиеся коровы не оставляли места для безопасной посадки. Впереди высился дом, большой, бревенчатый, а за ним виднелся склон со скошенной травой, откуда она сегодня взлетела. Но вначале нужно было пролететь над домом, а она снижалась слишком быстро. Джозефина пролетела между высокими трубами, едва не задела крышу и, работая рулем, повернула по ветру, очень стараясь не сорваться в штопор.

В восьми футах над травой она поняла, что движется слишком быстро. Воздух между крыльями и землей поднимал ее. Биплан отказывался прекратить полет. Впереди показалась стена деревьев.

Бензин, пропитавший лакированные ткани, вспыхнул, поднялись оранжевые языки пламени. За самолетом потянулся огненный след. Не имея возможности наклонить крылья, чтобы коснуться колесами травы, Джозефина откинулась назад и дернула трос, прикрепленный к клапану сжатия. Закрыв клапан, она остановила восьмифутовые пропеллеры. Они ударили по воздуху словно двумя кулаками; колеса и рама коснулись земли.

Горящий биплан проехал пятьдесят футов. Он замедлял ход, а пламя разгоралось. Почувствовав жар сквозь шлем, Джозефина прыгнула. Она коснулась земли и прижалась к ней, пропуская самолет мимо себя. Потом вскочила и со всех ног кинулась прочь от огня.

К ней бежал дворецкий Гарри. За ним садовник, повар и телохранители Гарри.

– Миссис Фрост! Вы в порядке?

Джозефина не отрывала взгляда от огненного столба. Прекрасная машина Марко горела, как погребальный костер. Бедный Марко. Спокойствие, которое она сохраняла на протяжении испытания, оставило ее, и она почувствовала, что у нее дрожат губы. Огонь она видела будто сквозь воду. И поняла, что дрожит и кричит, а на глазах у нее слезы. Она не могла бы сказать, кого оплакивает: Марко или себя.

– Миссис Фрост! – повторил дворецкий. – Вы не пострадали?

Она впервые так потеряла самолет.

Джозефина попыталась вытащить носовой платок из рукава. И не смогла. Сначала следовало бы снять перчатку. Сняв ее, она увидела, что кожа у нее побелела, словно вся кровь куда-то делась. Все стало иным. Теперь Джозефина знала, каково это – испугаться.

– Миссис Фрост?

Все смотрели на нее. Словно она обманула смерть или стоит среди них, как призрак.

– Со мной все хорошо.

– Мы можем вам чем-нибудь помочь, миссис Фрост?

Мысли ее путались. Она должна что-то сделать. Джозефина прижала платок к лицу. С тех пор как Уилбур Райт выиграл кубок Мишлена во Франции[5]5
  Соревнование по длительности полета самолетов, проводившееся в начале 20 века.


[Закрыть], тысячи мужчин и женщин научились летать, и до этой минуты Джозефина никогда не сомневалась в том, что может летать так же быстро и далеко, как все они. Теперь, садясь в летающую машину, она всякий раз должна будет преодолевать страх. И все равно это лучше, чем оставаться на земле.

Она вытерла щеки и высморкалась.

– Да, – сказала она. – Пожалуйста, поезжайте в город и скажите констеблю Ходжу, что мистер Фрост только что застрелил мистера Селера.

Дворецкий ахнул:

– Что?

Она сердито посмотрела на него. Неужели так удивительно, что ее буйный муж убил кого-то. Опять.

– Вы в этом уверены, миссис Фрост?

– Уверена ли я? – переспросила она. – Полностью. Видела собственными глазами.

Сомнение на лице дворецкого стало напоминанием о том, что именно Гарри платил ему жалование, а миссис Фрост – просто женщина, которая может рассчитывать только на себя.

Телохранители не удивились. На их лицах читалось: «Вот и кончена наша работа». Дворецкий тоже преодолел замешательство и как ни в чем не бывало спросил:

– Еще что-нибудь, миссис Фрост?

– Пожалуйста, выполните мою просьбу, – сказала она слегка дрожащим голосом, глядя на огонь. – Скажите констеблю, что мой муж убил мистера Селера.

– Да, мадам, – равнодушно ответил дворецкий.

Джозефина повернулась спиной к огню. Ее карие глаза могли менять оттенок от серого до зеленого. Но ей не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять – сейчас в них отражается огонь. Она одинока и уязвима. Марко Селер мертв, ее муж – безумный убийца… ей не к кому обратиться. И тут она вспомнила о Престоне Уайтвее.

Да, вот кто ее защитит.

– Еще одно, – сказала она дворецкому, когда тот уже собрался уходить. – Пошлите телеграмму мистеру Престону Уайтвею в «Сан-Франциско инквайерер». Сообщите, что я навещу его на следующей неделе.