Текст книги "Тайный дневник Верити"

4

Я могла выбрать любое другое занятие на время этой шестичасовой поездки. Могла прослушать «Богемскую рапсодию» больше шестидесяти раз. Могла позвонить старой подруге Натали и попытаться наверстать упущенное, особенно если учесть, что за последние полгода я с ней ни разу не разговаривала. Периодически мы обмениваемся сообщениями, но было бы приятно услышать ее голос. Или, возможно, я могла бы использовать это время, чтобы морально подготовиться и продумать причины, по которым я буду держаться подальше от Джереми Кроуфорда во время пребывания в его доме.

Но вместо этого всего я решила послушать аудиокнигу с первым романом серии Верити Кроуфорд.

Она только закончилась. Я так крепко вцепилась в руль, что побелели костяшки. Во рту пересохло, во время поездки я забывала пить. Мое самоуважение осталось где-то в Олбани.

Она хороша. Очень хороша.

Теперь я жалею, что подписала контракт. Я не уверена, что смогу соответствовать. Подумать только, она написала уже шесть романов, и все с точки зрения злодея. Как в человеке может быть столько воображения?

Возможно, остальные пять неудачные. Можно надеяться. Тогда от последних трех книг цикла ничего особенного не ждут.

Кого я обманываю? Каждый раз, когда выходит роман Верити, он попадает на первую строчку рейтинга «Таймс».

Теперь я нервничаю в два раза сильнее, чем когда уезжала с Манхэттена.

Остаток пути я провожу, готовая поджать хвост и вернуться в Нью-Йорк, но потом снова задираю его, потому что неуверенность в себе – естественная часть писательского процесса. Во всяком случае, для меня. У меня работа над книгой всегда делится на три этапа:

1) Я начинаю книгу и ненавижу все, что пишу.

2) Продолжаю писать книгу, хотя ненавижу все, что пишу.

3) Заканчиваю книгу и делаю вид, что довольна.

В моем творческом процессе не бывает периодов, когда я чувствую, что завершила задуманное, или когда я верю, что написала нечто достойное всеобщего внимания. Большую часть времени я плачу под душем или пялюсь на компьютерный экран, словно зомби, задаваясь вопросом, как другие авторы могут с такой уверенностью продвигать свои книги. «Это лучшее, что выходило в свет с момента публикации моей последней книги! Вы должны это прочитать!»

Я – неловкий писатель, который публикует фотографию своей книги и говорит: «Это нормальная книга. В ней есть слова. Если хотите, можете прочитать».

Боюсь, конкретно этот писательский опыт окажется даже хуже, чем я представляла. Мои книги почти никто не читает, и я не страдаю от избытка негативных отзывов. Но когда выйдет моя работа с именем Верити на обложке, ее прочтут сотни тысяч читателей с конкретными ожиданиями от книжной серии. И если я облажаюсь, Кори узнает, что я облажалась. Издатели узнают, что я облажалась. Джереми узнает, что я облажалась. И… В зависимости от ее состояния… Верити тоже может узнать, что я облажалась.

На встрече Джереми не уточнял, какие именно травмы получила его жена, и я понятия не имею, способна ли она общаться. В интернете очень мало информации про ту аварию, лишь несколько невнятных заметок. Вскоре после происшествия издательство опубликовало сообщение, что жизни Верити ничего не угрожает. Две недели назад оно опубликовало новое сообщение, где говорилось, что она мирно выздоравливает дома. Но ее редактор, Аманда, сказала, что они хотят сохранить подробности ее травмы в тайне от СМИ. Так что возможно, они преуменьшают информацию.

Вполне понятно, почему они хотят непременно добиться завершения цикла. Издательству невыгодно, если основной источник дохода иссякнет. И даже если мне оказали честь и предложили завершить серию, вовсе не обязательно, что я захочу оказаться в центре всеобщего внимания. Когда я начинала писать, то не преследовала цели стать знаменитой. Я мечтала о жизни, где мои книги будет покупать достаточно людей, чтобы я могла оплачивать счета, и никогда не желала становиться богатой и знаменитой. Подобного уровня успеха достигают очень немногие писатели, и я никогда не предполагала, что такое может случиться со мной.

Я понимаю, что если мое имя появится в этом цикле, то резко возрастут продажи всех предыдущих книг, и появится гораздо больше перспектив в будущем, но Верити неимоверно успешна. Связав свое настоящее имя с серией ее книг, я обреку себя на внимание, которого боялась большую часть жизни.

Мне не нужна минута славы. Мне нужны деньги.

И я их очень жду. Я потратила почти все оставшиеся средства на аренду машины и размещение вещей на складе. Я внесла залог за квартиру, но до следующей недели она готова не будет, или, возможно, даже до следующей, а значит та небольшая сумма, что у меня осталась, уйдет на оплату отеля, когда я уеду от Кроуфордов.

Ну и жизнь у меня. Почти бездомная, живу с чемоданом, всего полторы недели после того, как умер мой последний близкий родственник. Могло ли быть хуже?

Я могла быть замужем за Амосом, так что всегда могло бы быть хуже.

– Господи, Лоуэн.

Закатываю глаза из-за собственной неспособности осознать, сколько писателей готовы убить за подобную возможность, а я сижу и думаю, что достигла самого дна.

Прежде всего, это неблагодарность.

Пора прекратить смотреть на жизнь сквозь стекла очков моей матери. Когда я получу аванс за романы, все начнет налаживаться. Мне больше не придется скитаться между квартирами.

Я повернула к дому Кроуфордов несколько миль назад. Навигатор ведет меня по длинной, извилистой дороге, вдоль которой растут цветущие кусты кизила и стоят дома, которые становятся все больше и отдаленнее друг от друга.

Когда я наконец добираюсь до места, я паркую машину на стоянке и замираю, любуясь входом. Две высокие кирпичные колонны возвышаются по обеим сторонам от подъездной дороги, которая кажется бесконечной. Я вытягиваю шею, пытаясь определить ее длину, но темный асфальт извивается среди деревьев. Где-то там стоит дом, а внутри этого дома лежит Верити Кроуфорд. Интересно, знает ли она, что я приеду. Ладони начинают потеть, я отрываю их от руля и подношу в решетке вентиляции, чтобы высушить.

Въездные ворота открыты нараспашку, я нажимаю педаль газа и медленно проезжаю мимо прочного кованого железа. Твержу себе, что бояться нечего, даже когда замечаю, что повторяющийся орнамент на железных воротах напоминает паутину. Дрожа от волнения, еду по извилистой дороге, деревья становятся все гуще и выше, и наконец впереди появляется дом. Забираясь на холм, сначала я замечаю крышу: синевато-серую, как свинцовая грозовая туча. Через несколько секунд показывается остальная часть дома, и у меня перехватывает дыхание. Передняя часть дома облицована темным камнем, и лишь кроваво-красная дверь ярким пятном выделяется в этом сером море. Левая сторона дома заросла плющом, но выглядит это не очаровательно, а угрожающе, словно медленно растущая опухоль.

Вспоминаю квартиру, которую я оставила позади: заляпанные стены и крохотная кухонька с оливково-зеленым холодильником семидесятых годов. Возможно, вся моя квартира уместится в прихожей этого монстра. Моя мама говорила, что у домов есть души, и если это правда, душа дома Верити Кроуфорд темна.

На фотографиях со спутников дом производил совсем иное впечатление. Перед приездом я отследила дом в интернете. Если верить информации на сайте риелтора, они купили дом пять лет назад за два с половиной миллиона. Теперь он стоит больше трех.

Дом непомерно громаден и уединен, но в нем не чувствуется типичной для домов такого масштаба официальности. Стены здесь не излучают превосходства.

Останавливаюсь на краю дороги, пытаясь понять, где можно припарковаться. Подстриженная лужайка с сочной зеленой травой занимает минимум полтора гектара. Озеро за домом простирается с одного края участка до другого. Зеленые горы на заднем плане смотрятся так живописно и красиво, что сложно поверить в ужасную трагедию, которую пришлось пережить владельцам.

Облегченно выдыхаю, заметив асфальтовую стоянку рядом с гаражом. Паркую машину и глушу мотор.

Моя машина вообще не подходит этому дому. Ругаю себя, что выбрала самую дешевую из возможных. Тридцать баксов в день. Интересно, сидела ли когда-нибудь Верити в «Киа-Соул». В статье об аварии написали, что она была за рулем «Рендж-Ровера».

Тянусь к телефону, лежащему на пассажирском сиденье – хочу написать сообщение Кори, что добралась. Положив руку на ручку водительской двери, я замираю и вжимаюсь в сиденье. Потом поворачиваюсь к окну.

– Черт!

Какого хрена?

Шлепаю себя по груди, чтобы убедиться, что сердце по-прежнему бьется: через окно машины на меня уставилось чье-то лицо. Потом понимаю, что это всего лишь ребенок, и закрываю рот рукой, надеясь, что он не услышал доброй порции ругательств. Он не смеется. Просто смотрит, и это еще страшнее, чем если бы он напугал меня намеренно.

Он – миниатюрная версия Джереми. Тот же рот, те же зеленые глаза. В одной из статей я читала, что у Верити и Джереми было трое детей. Должно быть, это их маленький сын.

Открываю дверь, и он отступает назад, когда я выхожу из машины.

– Привет.

Ребенок не отвечает.

– Ты здесь живешь?

– Да.

Смотрю на дом у него за спиной, задаваясь вопросом, каково ребенку расти в таком месте.

– Должно быть, здорово, – бормочу я.

– Было раньше, – он поворачивается и идет к входной двери. Мне сразу становится его жалко. Боюсь, я не слишком хорошо осознала ситуацию, в которой оказалась эта семья. Этот маленький мальчик, которому не больше пяти лет, потерял обеих сестер. Кто знает, как сказалось такое горе на его матери? По Джереми случившееся заметно невооруженным взглядом.

Оставив чемодан в машине, я иду за маленьким мальчиком. Нас разделяет всего несколько метров, когда он открывает дверь и заходит в дом, а потом закрывает ее прямо у меня перед носом.

Несколько секунд я жду, предположив, что это шутка. Но потом вижу сквозь матовое стекло, как он уходит вглубь дома, даже не думая меня впускать.

Я не хочу называть его придурком. Он маленький ребенок, и ему пришлось через многое пройти. Но я предполагаю, что он может быть придурком.

Звоню в дверной звонок и жду.

И жду.

И жду.

Снова звоню в звонок, но ответа нет. Джереми прислал мне в электронном письме контактную информацию, поэтому я ищу его номер и набираю сообщение. «Это Лоуэн. Я у входной двери».

Отправляю сообщение и опять жду.

Несколько секунд спустя я слышу, как кто-то спускается по лестнице. И вижу сквозь матовое стекло, как вырастает силуэт Джереми, который подходит к двери. Но прежде чем открыть ее, он замирает, словно делает вдох. Не знаю почему, но эта пауза убеждает, что ситуация нервирует не только меня.

Как ни странно, его вероятное волнение меня успокаивает. Я думала, это работает иначе.

Он открывает дверь, и хотя это все тот же человек, которого я встретила несколько дней назад, он… Другой. Ни галстука, ни костюма, ни атмосферы загадочности. Он в тренировочных штанах и синей футболке. Без обуви, только в носках.

– Привет.

Мне не нравится, как у меня екнуло сердце. Пытаюсь не обращать внимания и улыбаюсь ему.

– Привет.

Он бросает на меня короткий взгляд и отходит в сторону, открывая дверь еще шире и жестом приглашая меня войти.

– Прости, я был наверху. Я сказал Крю открыть дверь. Видимо, он не услышал.

Я захожу в прихожую.

– Ты с чемоданом? – спрашивает Джереми.

Поворачиваюсь к нему.

– Да, он на заднем сиденье, но я могу забрать его потом.

– Машина открыта?

Киваю.

– Сейчас вернусь.

Он залезает в пару ботинок, стоящих возле двери, и выходит на улицу. Я медленно поворачиваюсь вокруг, разглядывая обстановку. Не слишком отличается от фотографий, которые я видела в интернете. Ощущение странное, ведь я уже видела каждую комнату этого дома благодаря сайту риелторов. Я уже ориентируюсь в этом доме, хотя зашла внутрь всего на несколько шагов.

Справа кухня, а слева гостиная. Они разделены коридором с лестницей на второй этаж. На фотографиях на кухне стоял гарнитур из темно-вишневого дерева, но там сделали ремонт и убрали все старые шкафы, заменив их преимущественно полками и несколькими шкафами более светлого оттенка.

Там две духовки и холодильник со стеклянной дверью. Я по-прежнему рассматриваю кухню, когда с лестницы вприпрыжку спускается маленький мальчик. Он пробегает мимо меня, открывает холодильник и достает бутылку «Доктора Пеппера». Я наблюдаю, как он пытается открутить крышку.

– Тебе помочь? – спрашиваю я.

– Да, пожалуйста, – отвечает он, глядя на меня большими зелеными глазами. Как я вообще могла подумать, что он придурок. У него такой нежный голос и маленькие ручки, что они даже не способны открыть газировку. Я беру у него бутылку и с легкостью откручиваю крышку. В тот момент, когда я протягиваю бутылку обратно Крю, открывается входная дверь.

Джереми строго смотрит на Крю.

– Я же сказал, никакой газировки.

Оставив мой чемодан возле стены, он подходит к Крю и вырывает бутылку у него из рук.

– Иди, готовься мыться. Я приду через минуту.

Крю обреченно запрокидывает голову и направляется обратно к лестнице.

Джереми поднимает бровь.

– Никогда не верь этому ребенку. Он умнее, чем мы оба, вместе взятые, – сделав глоток газировки, он возвращает бутылку в холодильник. – Хочешь чего-нибудь попить?

– Нет, спасибо.

Джереми берет мой чемодан и несет по коридору.

– Надеюсь, это не покажется тебе слишком странным, но я размещу тебя в хозяйской спальне. Мы все сейчас спим наверху, и я подумал, так будет проще, потому что это ближайшая комната к кабинету Верити.

– Я даже не уверена, что останусь на ночь, – говорю я, следуя за ним по коридору. У меня жутковатые ощущения от этого места, и хорошо было бы забрать все необходимое и найти отель. – Я планировала осмотреть ее кабинет и вникнуть в ситуацию.

Джереми смеется, открывая дверь в спальню.

– Поверь. Тебе понадобится минимум два дня. Возможно, и больше.

Он опускает чемодан на сундук возле кровати, потом открывает шкаф и показывает на свободное пространство.

– Я освободил место на случай, если тебе понадобится что-нибудь повесить, – потом показывает на ванную комнату. – Ванная полностью в твоем распоряжении. Я не знаю, есть ли там туалетные принадлежности, поэтому если что-то понадобится, скажи. Уверен, у нас это есть.

– Спасибо.

Я осматриваю комнату. Ощущения очень странные. Особенно если учесть, что я буду спать в их кровати. Взгляд падает на спинку – а именно на следы зубов на верхнем краю спинки кровати, прямо по центру. Я поспешно отвожу взгляд, прежде чем Джереми успевает его поймать. По моему выражению он может понять, что я размышляю, кому из них приходилось кусать спинку кровати, чтобы сдержать крики во время секса. Был ли у меня когда-нибудь такой страстный секс?

– Хочешь побыть одна или пойдешь посмотришь дом? – спрашивает Джереми.

– Я в порядке, – уверяю я, направляясь следом за ним. Он выходит в коридор, но я медлю, глядя на дверь спальни. – Тут есть замок?

Он возвращается в комнату, глядя на дверную ручку.

– Сомневаюсь, что мы ее хоть когда-то запирали, – он трясет ручку. – Уверен, я найду замок, если тебе это важно.

Я не спала в спальне без замка с тех пор, как мне было десять. Я готова умолять его найти замок, но при этом не хочу доставлять еще большие неудобства.

– Нет, все нормально.

Он отпускает дверь, но прежде чем выйти в коридор, спрашивает:

– Сейчас я отведу тебя наверх. Ты уже придумала, под каким псевдонимом будешь писать для цикла?

Я не думала об этом с тех пор, как узнала, что «Пантем» согласились на требования, которые мне посоветовал выдвинуть Джереми.

Пожимаю плечами.

– Еще толком не думала.

– Я хочу представить тебя сиделке Верити под псевдонимом, на случай, если ты не хочешь, чтобы твое настоящее имя связали с этим циклом.

У нее такие сильные травмы, что ей нужна сиделка?

– Хорошо. Пусть будет…

Я не представляю, какое выбрать имя.

– На какой ты выросла улице? – спрашивает Джереми.

– Лора-Лейн.

– Как звали твоего первого питомца?

– Чейз. Он был йоркширским терьером.

– Лора Чейз, – объявляет он. – Мне нравится.

Я наклоняю голову, узнав вопросы из шутливого теста на фейсбуке.

– Разве не так определяют псевдонимы для участия в порно?

Он смеется.

– Псевдоним для порноактера, псевдоним для писателя. Принцип один, – движением руки он предлагает следовать за ним. – Пойдем, сначала познакомишься с Верити, а потом я отведу тебя в ее кабинет.

Джереми поднимается по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Сразу возле кухни лифт, явно установленный совсем недавно. Должно быть, Верити теперь передвигается в инвалидной коляске. Господи, бедняжка.

Джереми дожидается, пока я поднимусь на второй этаж. Коридор делится на две части – три двери с одной стороны и две с другой. Джереми поворачивает налево.

– Это комната Крю, – поясняет он, показывая на первую комнату. – Я сплю здесь, – он показывает на соседнюю дверь.

Напротив этих двух комнат еще одна дверь. Она закрыта, Джереми тихо стучит и открывает ее.

Сама не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

Она лежит на спине, глядя в потолок, светлые волосы рассыпаны по подушке. Сиделка в голубом костюме сидит в изножье кровати и надевает ей на ноги носки. Крю лежит рядом с Верити на кровати, у него в руках айпад. У Верити пустой, равнодушный к окружающему миру взгляд. Она не замечает сиделки. Не замечает меня. Крю. Джереми, который наклоняется к ней и убирает волосы со лба. Она моргает, и больше ничего. Словно она не понимает, что мужчина, от которого она родила троих детей, проявляет к ней нежность. Я пытаюсь скрыть мурашки на своих руках.

Сиделка обращается к Джереми.

– Она казалась усталой, и сегодня я решила уложить ее пораньше.

Она накрывает Верити одеялом.

Джереми идет к окну и закрывает занавески.

– Она приняла таблетки?

Сиделка приподнимает ноги Верити и заправляет под них одеяло.

– Да, до полуночи ничего делать не нужно.

Сиделка старше Джереми, на вид ей около пятидесяти пяти. У нее короткие рыжие волосы. Она смотрит на меня, потом снова на Джереми, дожидаясь, пока нас представят.

Джереми трясет головой, словно он вообще забыл о моем присутствии. Он смотрит на сиделку и машет в мою сторону рукой.

– Это Лора Чейз, писательница, о которой я вам рассказывал. Лора, это Эйприл, сиделка Верити.

Я жму руку Эйприл и чувствую ее оценивающий взгляд. Она осматривает меня с головы до ног.

– Я думала, вы будете старше, – заявляет она.

Что вообще можно на это ответить? Вместе со взглядом ее комментарий звучит как укол. Или упрек. Не обращая внимания, я улыбаюсь.

– Приятно познакомиться, Эйприл.

– Взаимно.

Она берет с комода сумочку и поворачивается к Джереми.

– Увидимся утром. Ночью проблем возникнуть не должно.

Потом наклоняется, чтобы пощекотать Крю. Тот хихикает и отползает в сторону. Я отодвигаюсь, выпуская Эйприл из комнаты.

Бросаю взгляд на кровать. Глаза Верити по-прежнему открыты и смотрят в никуда. Я не уверена, что она вообще осознает, что ушла ее сиделка. Она вообще осознает хоть что-нибудь? Я ужасно сочувствую Крю. И Джереми. И Верити.

Не уверена, что хотела бы жить в таком состоянии. И знать при этом, что ко мне привязан Джереми… Здесь все такое гнетущее. Этот дом, прошлые трагедии этой семьи и ее нынешняя борьба.

– Крю, не испытывай мое терпение. Я сказал тебе идти мыться.

Крю смотрит на Джереми и улыбается, но с кровати не слезает.

– Считаю до трех.

Крю откладывает айпад в сторону, но продолжает игнорировать Джереми.

– Три… Два…

И наконец, на счет один, Джереми бросается на Крю, хватает его за ноги и поднимает в воздух.

– Ну все, время висеть вниз головой!

Крю хохочет и извивается.

– Только не это!

Джереми оборачивается ко мне.

– Лора, сколько секунд дети могут висеть вниз головой, пока у них не перевернется мозг и они не начнут разговаривать задом наперед?

Я смеюсь.

– Я слышала, двадцать. Но возможно, и пятнадцать секунд.

Крю кричит:

– Нет, папочка, я пойду мыться! Я не хочу, чтобы у меня перевернулся мозг!

– А уши почистишь? Потому что они явно плохо слышали, когда я просил тебя отправляться в душ.

– Клянусь!

Джереми закидывает его на плечо и переворачивает обратно, прежде чем опустить на пол. Ерошит сыну волосы и командует:

– Вперед!

Я наблюдаю, как Крю торопится к двери и по коридору, в свою комнату. Теперь, когда я понаблюдала, как Джереми общается с Крю, дом кажется чуть более гостеприимным.

– Он милый. Сколько ему лет?

– Пять, – говорит Джереми.

Он наклоняется к больничной кровати Верити и немного ее приподнимает. Потом берет со столика возле ее кровати пульт и включает телевизор.

Мы выходим из спальни, и он прикрывает за собой дверь. Я стою посреди коридора, и он поворачивается ко мне. Прячет руки в карманы своих серых штанов. Судя по его поведению, он хочет сказать мне что-то еще – объяснить подробности. Но он молчит. Вздыхает и смотрит на комнату Верити.

– Крю боялся спать здесь один. Он перенес все стойко, но по ночам ему тяжеловато. Он хотел быть поближе к ней, но ему не нравится спать внизу. Я решил, ему будет легче, если мы все переедем сюда, – Джереми идет обратно по коридору. – А значит, по ночам весь первый этаж в твоем распоряжении, – он выключает в коридоре свет. – Показать тебе ее кабинет?

– Конечно.

Когда я захожу в комнату, у меня возникает ощущение, что я залезла в ящик с нижним бельем Верити. Все пространство с пола до потолка занимают полки, забитые книгами. Вдоль стен стоят коробки с бумагами. Рабочий стол… Господи, ее стол. Он простирается с одного конца комнаты до другого, вдоль стены с огромными окнами, выходящими на задний двор. И каждый сантиметр стола покрыт стопками бумаг.

– Она не слишком организованный человек, – поясняет Джереми.

Я улыбаюсь, чувствуя родство с Верити.

– Как и большинство писателей.

– Понадобится немало времени. Я бы попытался разобраться сам, но для меня это китайская грамота.

Я подхожу к ближайшей полке и провожу рукой по книгам. Это зарубежные издания ее работ. Беру немецкое издание и рассматриваю.

– У нее есть ноутбук и стационарный компьютер, – рассказывает Джереми. – Я написал пароли на самоклеящейся бумажке, – он берет ноутбук, лежащий возле компьютера. – Она постоянно делала заметки. Записывала свои мысли. Писала идеи на салфетках. Записывала диалоги в душе, в водонепроницаемом блокноте, – Джереми кладет ноутбук обратно на стол. – Однажды она использовала маркер, чтобы записать имена персонажей на подгузнике Крю. Мы были в зоопарке, и у нее не было с собой блокнота.

Он медленно обходит ее кабинет по кругу, словно не заходил сюда какое-то время.

– Весь мир был ее манускриптом. Каждая поверхность могла быть использована.

У меня внутри все теплеет – кажется, он ценил творческий процесс жены. Я оборачиваюсь вокруг собственной оси, еще раз все осматривая.

– Я понятия не имела, во что ввязываюсь.

– Я не хотел смеяться, когда ты сказала, что, возможно, тебе не понадобится оставаться на ночь. Но, честно говоря, это может занять больше, чем два дня. В таком случае можешь оставаться, сколько понадобится. Лучше ты побудешь подольше и убедишься, что у тебя есть все необходимые материалы, чем вернешься в Нью-Йорк недостаточно подготовленной.

Я смотрю на полки, где стоит серия, которую мне предстоит закончить. Всего должно быть девять книг. Шесть уже опубликованы, осталось дописать три. Цикл называется «Благородные добродетели», и каждая книга посвящена отдельной добродетели. Мне остались Отвага, Правда и Честь.

Все шесть книг стоят на полках, и я с облегчением вижу дополнительные экземпляры. Беру с полки второй роман и пролистываю страницы.

– Уже прочитала серию? – спрашивает Джереми.

Качаю головой, не желая признаваться, что слушала аудиокнигу. Он может начать задавать вопросы.

– Еще нет. Не было времени между подписанием контракта и поездкой сюда, – ставлю книгу обратно на полку. – Какая твоя любимая?

– Я тоже ни одной не читал. С тех пор, как она написала первую книгу.

Я поворачиваюсь к нему.

– Правда?

– Мне не нравилось быть в ее голове.

Сдерживаю улыбку – сейчас он немного напоминает мне Кори. Неспособностью отделить созданный его женой мир от того, в котором она живет. Но Джереми хотя бы кажется чуть более сознательным, чем когда-либо был Кори.

Осматриваю комнату в легком смятении – не знаю точно, из-за присутствия Джереми или из-за беспорядка, который мне придется разбирать.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Да, больше не буду мешать, – Джереми указывает на дверь. – Пойду посмотрю, как там Крю. Чувствуй себя как дома. Еда… Напитки… Все в твоем распоряжении.

– Спасибо.

Джереми закрывает за собой дверь, и я сажусь за рабочий стол Верити. Вероятно, одно ее рабочее кресло стоит дороже, чем месячная плата за аренду моей квартиры. Интересно, насколько легче писать тому, у кого есть деньги на вещи, которые я всегда мечтала иметь в своем распоряжении для рабочего процесса. Удобная мебель, дополнительный компьютер, возможность вызвать себе массажистку. Наверное, так писать гораздо проще и стресса гораздо меньше. У меня же есть ноутбук с недостающей клавишей и доступ в интернет, когда соседи забывают поставить пароль на Wi-Fi. Я сижу на старом обеденном стуле за складным пластиковым столиком, заказанным на «Амазоне» за двадцать пять баксов.

Большую часть времени у меня даже нет денег на чернила для принтера и бумагу.

Думаю, провести несколько дней в ее кабинете – единственный способ проверить мою теорию. Чем ты богаче, тем богаче и твое воображение.

Беру с полки вторую книгу цикла. Открываю ее – просто взглянуть. Посмотреть, как она продолжила повествование после предыдущей, первой.

И погружаюсь в безотрывное чтение на три часа.

Я даже ни разу не двинулась с места. Глава за главой наполнены интригами и мерзкими персонажами. Действительно мерзкими персонажами. Мне понадобится какое-то время, чтобы настроиться на такой образ мыслей. Неудивительно, что Джереми не читает ее работы. Все книги написаны с точки зрения злодея, и для меня это в новинку. Действительно следовало прочитать все эти книги до приезда.

Встаю, чтобы размять спину, хотя на самом деле она даже не болит; рабочее кресло Верити – самая удобная мебель, на которой мне приходилось сидеть в своей жизни.

Оглядываюсь вокруг, раздумывая, с чего начать – с компьютера или с распечатанных документов.

Принимаю решение изучить рабочий стол на компьютере. Просматриваю несколько файлов в «Ворде» – похоже, она предпочитает эту программу. Все они относятся к уже написанным книгам. И не особо меня интересуют. Я хочу найти наброски еще ненаписанных книг. Большинство файлов на ноутбуке дублируют файлы на компьютере.

Возможно, Верити из тех, кто пишет черновики от руки. Я перехожу к коробкам, стоящим вдоль задней стены, рядом с кладовкой. Их покрывает тонкий слой пыли. Просматриваю несколько коробок, доставая рукописи разных стадий писательского процесса, но все они относятся к уже написанным книгам серии. Никаких намеков на то, что она собиралась писать дальше.

Я просматриваю содержимое шестой коробки, когда натыкаюсь на незнакомый заголовок. Рукопись называется «Так тому и быть».

Пролистываю первые несколько страниц, надеясь, что мне повезло и это черновик седьмой книги. Но почти сразу понимаю: нет. Кажется, это… Личное. Возвращаюсь к первой странице первой главы и читаю первую строчку.

Иногда я вспоминаю тот вечер, когда встретила Джереми, и задаюсь вопросом – если бы мы не встретились взглядами, моя жизнь в итоге все равно бы оказалась такой же?

Увидев имя Джереми, просматриваю страницу дальше. Это автобиография.

Совсем не то, что я ищу. Издательство платит мне не за автобиографию, поэтому нужно просто двигаться дальше. Но я оборачиваюсь через плечо и убеждаюсь, что дверь закрыта, потому что мне любопытно. К тому же такое чтение тоже можно отнести к исследовательской работе. Я должна понять образ мыслей Верити, чтобы понять ее как писателя. Во всяком случае, это мое оправдание.

Несу рукопись на диван, устраиваюсь поудобнее и начинаю читать.

Так тому и быть

Верити Кроуфорд

Примечание автора:

Больше всего в автобиографиях я ненавижу лицемерие, прикрывающее каждое предложение. Писатель не смеет писать о себе, если не готов отключить каждый уровень защиты между книгой и собственной душой. Слова должны исходить прямо из утробы, прорываться сквозь плоть и кровь. Уродливые, честные, кровавые и немного жуткие, но совершенно искренние. Автобиография, побуждающая читателя проникнуться к автору симпатией – не настоящая автобиография. Никто не симпатичен с изнанки. После прочтения автобиографии к автору должна возникнуть, в лучшем случае, неприязнь.

И я с этим справлюсь.

То, что вы прочитаете, будет порой столь ужасно на вкус, что вам захочется выплюнуть, но вы проглотите эти слова, и они станут вашей частью, частью вашей утробы, они вас поранят.

Но… Даже с моим великодушным предупреждением… Вы продолжите поглощать мои слова, потому что вы здесь.

Живые.

Любопытные.

Продолжайте.

Глава первая

«Найди то, что любишь, и позволь этому тебя убить»

Чарльз Буковски

Иногда я вспоминаю тот вечер, когда встретила Джереми, и задаюсь вопросом – если бы мы не встретились взглядами, моя жизнь в итоге все равно бы оказалась такой же? Было ли мне с самого начала предопределено страдать от такого трагического конца? Или трагический конец – скорее результат неудачного выбора, а не прихоть судьбы?

Конечно, моего трагического конца еще не случилось, иначе я бы не смогла рассказать, что к нему привело. Тем не менее, он близится. Я чувствую это, как чувствовала смерть Частин. И так же, как я приняла ее судьбу, я приму и собственную.

Нельзя сказать, что до встречи с Джереми я была потеряна, но я точно плохо себя осознавала до момента, когда его взгляд остановился на мне.

У меня уже были парни. И даже связи на одну ночь. Но до того момента мне и в голову не приходило представлять с кем-то совместную жизнь. Когда я увидела его, то сразу представила нашу первую ночь, нашу свадьбу, наш медовый месяц, наших детей.

До того момента идея любви всегда казалась мне очень синтетической. Ухищрение фирм, выпускающих открытки. Маркетинговый ход жадных компаний. Любовь меня не интересовала. Моей единственной задачей в тот вечер было напиться бесплатного алкоголя и найти богатого спонсора, чтобы трахаться. Я была уже на полпути, выпив три «Московских мула». И, судя по взгляду Джереми Кроуфорда, я собиралась покинуть ту вечеринку с триумфом. Он выглядел богатым – в конце концов, это был благотворительный вечер. Бедные люди не посещают благотворительных вечеров, если только не прислуживают богатым.

Исключая присутствующих.

Он разговаривал с компанией других мужчин, но каждый раз, когда он смотрел в моем направлении, у меня возникало чувство, что мы одни. И он то и дело мне улыбался. Еще бы. В тот вечер на мне было то красное платье, которое я украла в «Мейсис». Не судите меня. Я была голодным художником, а оно стоило неприлично дорого. Я собиралась возместить кражу, когда появятся деньги. Пожертвовать на благотворительность или спасти ребенка – что-нибудь вроде того. В грехах хорошо то, что их не обязательно искупать моментально, а то красное платье сидело на мне слишком идеально, чтобы его упустить.