Текст книги "Морские досуги №2"

Юрий Дементьев
Где тут Валя и Наташа?

Моему другу Сычеву Юрию Николаевичу

В этот субботний вечер апрель семьдесят первого года накрыл Петродворец влажной мглой. Воздух пах весной. Холодной пока весной. До соловьев было далеко.

Чёрные окна кубрика пропускали непостоянный блеск окон ДОСов (домов офицерского состава). Природа грустила и слегка сыпала мелким коротким дождиком по стёклам.

Но в 25-й роте – субботнее оживление, непременное перед увольнением.

Только мы с Николаевичем не оживляемся. Мы – это Викторович и Николаевич. Нам не нужно торопиться. Мы тривиально не увольняемся и планов не строим. Мы – не местные и не женатые, и нас никогда не уволят до утра понедельника. Нас не любят командиры, а Викторовича – особенно. Он уже дважды посещал губу в Старом Петергофе. А это не забывается и не прощается. А потому отброшены всякие иллюзии. Что разумно.

У нас к тому же сегодня нет денег ехать в Питер. Денег у нас, в лучшем случае, на пару кружек «Жигулевского». Пара кружек стоит 44 копейки. Но дорога от системы до вокзала, потом по Питеру и назад (без электрички, за которую мы все равно никогда не платим) – еще копеек 20–30 на человека. Поэтому без трояка на двоих никак не обойдешься, а если еще посидеть в пивбаре часок-другой, то дело пахнет червонцем…

Да, сегодня – полный облом. Кроме того, как-то нет настроения: позднее увольнение, сыро, холодно. В общем, пока доедешь, покрутишься пару часов в городе и уже надо в систему. А до Нового Петергофа от Балтийского вокзала сорок пять минут на электричке, а потом ещё от вокзала надо добраться. И не всегда сядешь в автобус – переполнен. Топай тогда закоулками от вокзала, переходя на бег в лимите времени: опаздывать из увольнения нельзя!

Зато у нас на случай плохой погоды и безденежья всегда есть дежурный вариант. Это – танцы. Пятикурсников на них любят. Пятикурсник – потенциальная жертва и постоянная цель безжалостных, лживых, изворотливых и хитрых охотников в юбках. Но мы их не боимся, у нас надежная броня от прямых попаданий: нас жениться не заставишь никакими силами. Нам хорошо и так. Мы больше любим пиво, спортзал и доступных девчонок. И нас голыми руками не взять. Правда, ничего нового танцы нам не покажут: контингент известен с первого курса.

Поэтому мы валяемся в койках, нагло игнорируя Устав внутренней службы, запрещающий это делать. Нагло, это так: подойти к обтянутой шконке, и с разворотом в падении, предварительно подпрыгнув, шлепнуться в нее, опустив ноги на спинку. Потом потянуться и сказать раздумчиво нечто вроде:

– День прошел, и слава богу…

А потом все, кто рядом, дружно и отработанно завершат: – Пиздец!

Но пока мы нагло игнорируем Устав внутренней службы, распорядок и нормы приличия, жизнь в роте не затухает.

Рота строится в две шеренги в коридоре. Дежурный раздает увольнительные билеты. Кстати, Викторовичу этот билет вообще без надобности: он самовольщик принципиальный со второго курса. Ему противно и лениво становиться в строй, проверяться по форме одежды, записываться в журнал увольняемых, получать увольнительный билет и, следовательно, быть под контролем. Когда надо, он и сам решит проблему ухода за забор и время возвращения.

Вот рота топает на выход. Дежурный, вооруженный грозным оружием всех дежурных по ротам – палашом, ведет роту к главному входу представлять её дежурному по училищу.

Мичман Димитров по кликухе Вольдемар, Мотыль и Сарделькин стоит дневальным. Ну, не совсем так уж и стоит. Эта фигура в метр восемьдесят девять просто органически не может торчать у тумбочки. (Вообще, кто видел пятикурсника торчащим у тумбочки?) Вольдемар везде и нигде, поскольку он – коллективист. Сегодня он тоже пойдет с нами на танцы. После смены с вахты. Мы – одна компания, с которой приличным курсантам лучше не водиться: еще в историю влипнешь.

Но Сарделькин – не мы, у него крепкая лапа в Москве. Путь его прям и светел. А наш – на ТОФ и во мраке.

Пока же он напряженно готовится к сдаче вахты: курит в гальюне и травит анекдоты. Вернее – на пороге гальюна, поглядывая в коридор и пуская дым в гальюн. Он не теряет бдительности. Это издержки привитого ему на всю жизнь чувства дисциплинированности, а долбаков на флоте не любят. Все же пять лет системы даром не проходят!

(Потом, служа вместе с партизанами, – студентами вузов, всегда поражался их военной убогости! И для на чего держали эти военные кафедры? Это как ПВО – противовоздушная оборона – адекватная волосяному покрытию на женском половом органе: прикрывают, но не защищают!)

Звонит телефон.

Вольдемар, не торопясь, подходит к тумбочке и на подходе к аппарату громко орет:

– Дважды Герой Советского Союза!

И, поднимая трубку, уже обычным голосом:

– Дневальный по 25 роте мичман Димитров.

Затем его голос мгновенно меняется, в нем проскальзывают нотки интереса. – Мисс, а вы уверены, что ищите именно Альфреда Романтикова? Я что-то не помню такого в списках училища.

– Я ошибаюсь? Разве может целый пятикурсник ошибаться?

– Ах, теперь помочь найти?

– Девушка, вы думаете его можно найти?

– Ах, вам телефон сказали?

– Попросил приехать и вызвать из 25 роты?

Зажимая трубку рукой, весело окружающим:

– Опять бабцов наебали, и на нашу роту переключили. Вот спасибочки! Мы не подведем!

Потом опять в трубку:

– А как вас звать? Ах, вас двое?

– Вот, все брошу, оставлю боевой пост, можно сказать – опасную и бессменную вахту и пойду по вашему приказанию искать этого героя. Как звать-то? Вас в смысле, ну имя ваше?

– Не понял, у вас, что, имени нет?

– Так бы и сказали, Валя и Наташа!

– Ну-ка доложите, вы не крокодилы? А то у нас с рептилиями разговор короткий!

– Все говорят – красивые? Ладно, тогда прощаю: моряк ребенка не тронет и девушку не обидит.

(В сторону: – А трахнет!)

– Но смотрите, я строг с милыми лгуньями и очень сурово их наказываю. Можно сказать – жесточайшим образом. А крокодилов просто отстреливаю. Вольдемар что-то слушает, смеется, потом изрекает:

– Ладно, сегодня я добрый, ждите, будет ваш Альфред, даже два Альфреда.

Дверь в кубрик распахивается. Вольдемар весело и громко:

– Мужики, кончай ночевать, подъем, япона мать! Там на КПП две подруги ждут, когда их трахнут! Кто свободен?

Увидев наши фигуры в койках, орет еще громче:

– Николаич, Викторович, какого хера вы тут балдеете? Там две бляди на товсь на КПП!

Викторович:

– Мы, товарищ дневальный, сегодня культурно проводим время на танцах. И ни капли алкоголя, это – железный принцип! Принцип, возведенный в догму отсутствием денег на алкоголь!

Николаич, а в жизни старшина первой статьи Филинов лениво тянет нудным голосом:

– Вообще, курсант Димитров, как Вы можете входить в каюту целого лимона без стука? Вы пока ещё только мичман, а не первый секретарь Коммунистической партии Болгарии! И вы – невоспитанный курсант! Я делаю Вам замечание. Доложите командиру роты, что я приказал, чтобы и он Вас наказал своей властью.

Не оправдывайтесь! Знаю Ваши оправдания наперед. Да, и то, что дважды не наказывают за одно и то же. Вам это только на пользу. Возмутительная недисциплинированность! И что за форма одежды?

Приведите форму одежды в порядок, подберите яйца и не имейте дурной привычки держать руки в карманах!

Вы что скрытый онанист? Я прикажу карманы зашить. А почему оружие дневального – штык-нож засунут в карман? Вы что – извращенец, японский городовой? Да вы и небриты!

Николаич умолкает, пристально смотрит из-под руки и изрекает:

– Да, небриты! И у Вас неуставное выражение лица. Это нонсенс. Я вас арестовываю!.. Да, я все обдумал и не погорячился: я вас арестовываю! Каким местом вы думаете о защите Родины и об изучении военного дела настоящим образом? Головкой, наверное. А горит ли в вашем сердце ненависть к американским империалистам?

Пауза.

– Выйдите и повторите подход и доклад благородному лимону!

– Повторяю, не надо оправдываться и делать умное выражение лица. Курсант Дмитров: вы же почти офицер. Что о Вас подумают потенциальные подчиненные?

(Лимон – читайте «Чиполлино – это курсант пятого курса, которого лишили или не присвоили почетное воинское звание «мичман». Старшина первой статьи – особо суровее разжалование, поскольку на каждый погон утомленный учебой пятикурсник должен был пришить по три лыки. Следовательно, такое звание получали люди особо одаренные.)

Обращаясь к Викторовичу:

– Вот видишь, Викторович, до какого маразма и нижайшего уровня дисциплинированности может довести человека беспорядочный половой образ жизни. Он готов перетрахать (как он выражается) по своему легкомыслию весь мир, и наглым образом врывается в нашу интимную культурную жизнь. Траханье, как он изволил сформулировать, не есть эквивалент танцам. Можно сказать – даже вальсу. Но мы его не танцуем, и это спасает положение.

Потом Филинов громко кричит:

– Товарищ дневальный, поправьте головной убор и передайте этим Вале и Наташе, наше коллегиальное решение.

Потом Николаич раздумчиво Викторовичу:

– Я очень не хочу идти на КПП: холодно, черт возьми, впрочем, мы успеем на танцы, если тетки окажутся не те.

Вольдемар, не поняв:

– Что на танцах давно не были?

Викторович:

– Полагаю, можно рискнуть, вдруг тетки нормальные, и мы их трахнем! Николаич подытожил:

– Наше решение: пусть ждут! Так и передай.

Дверь закрывается.

Звонок.

Ленивый голос дневального тянет:

– Генеральный секретарь Коммунистической партии Болгарии…

Потом в телефон:

– 25 рота.

– Извините, товарищ командир, дневальный по 25-й роте мичман Димитров.

– Да бабы с КПП заколебали.

– Так точно, все уволились. Дежурный?… Нет, еще не вернулся.

– Да, а Филинов с Деевым потом пойдут. Да, по обстановке. Так точно!

– Нет, пьяных не будет. А они – спортсмены! Вы же знаете, они ни в одном глазу.

– Не беспокойтесь, товарищ командир. Пьянку в роте не допустим. Нет, не бросили, конечно, просто ни у кого уже денег нет.

– До свидания, товарищ командир, отдыхайте хорошо.

Мгновенно новый звонок.

Вольдемар:

– Заебали!

Берет трубку.

– Дне..

– Я же сказал, мисс, за вами придут. Точно, конечно.

– Ну, в течение минут двадцати. Вы что не понимаете, мы изучаем военное дело настоящим образом.

Влетает в кубрик:

– Всё, жопу в горсть и на КПП. Я уже пообещал, что за ними придут. Не заставляйте ледей ждать, ёб вашу мать!

Неразлучная пара встает, одевает бушлаты. Определят общие финансовые возможности. Они оптимизма не внушают. Но, дело привычное. Нет гербовой, пишем на «Гальюн Таймс».

(«Гальюн Таймс» – газетка Ленвмб, точное название которой не удержалось в памяти за давностью, но на которую насильно подписывается рота уже пять лет. Её никто и никогда не читает, и ей постоянно забиты все гальюны нашей радиоэлектронной системы.)

Выходим и без спешки топаем на КПП через плац, потом под арку, на которой еле различим во влажной темноте лозунг:

«Товарищи курсанты, пусть в вашем сердце горит ненависть к американским империалистам!»

Это произведение политотдела.

Но сегодня мы чувствуем только легкий холодок и безденежье. Впрочем, нас немного согревает интерес к ожидаемому приключению.

Вот и КПП. Достаем увольнительные билеты. (Их на всякий случай отложил Вольдемар.) Предъявляем старому мичману. Проходим никелированную вертушку.

(Спустя 35 лет она осталась той же! Я ее помню в лицо с 1966 года! Честное слово! Но какой она стала раздолбанной и скособоченной! Её надо сохранить в училищном музее, как ключ к свободе и одновременно – вратам заточения.)

В парном воздухе КПП масса женских тел. Лица самые разные. Здесь и матери первокурсников, и девушки, ждущие своих неуволенных друзей, и просто приезжие, и девицы, желающие познакомиться с пятикурсником, а там – и устроить личную жизнь с будущим лейтенантом. Скорее всего, мы станем объектом атаки таких девиц. Но нам некогда разбираться. Из этой толпы надо срочно выхватить Валю и Наташу.

Поэтому Викторович громко вопрошает. И его голос поднимет и мертвого. В нем пятилетняя привычка выслушивать и отдавать команды, голос низок, нетороплив и властен:

– Граждане! Спокойно!.. Кто тут Валя и Наташа?

На КПП смолкли все разговоры. Викторович мгновенно стал эпицентром внимания.

(Потом на всю жизнь запомнилась эта фраза. А через тридцать пять лет Николаич, глядя сверху на большой каскад, скажет:

– Юра, разве это не сюжет!)

– Мы…

От окна отделяются две фигуры. Брюнетка и блондинка. Года по двадцать два. И совсем даже ничего. Это было неожиданно.

Николаич, придирчиво осмотрев, сказал негромко Викторовичу: – Да уж, не крокодилы!

Потом громко:

– Девчонки, вы, вы! Почему опаздываете? Мы ждали вас раньше. Еще в прошлом году! Следуйте за нами.

На КПП – полное недоумённое молчание. Только мичман – дежурный по КПП, смеется, отвернувшись вглубь стеклянной выгородки: он и не такое здесь видел.

Группа выходит из КПП. На КПП напряженное молчание. Какое-то время сквозь открытую дверь не доносится ни звука.

Потом слышится тревожный женский голос: – Куда их повели?

Но четыре человека уже вышли под звездное небо холодной весны. Под голые липы улицы Коминтерна. Под неяркий свет уличных фонарей. В прозрачную атмосферу весеннего Петергофа. Страница жизни перевернута. Назад хода нет!

Молча, поворачиваем налево и ведем новых знакомых в темный и безлюдный Нижний парк, вдоль мрачных черных под светом фонарей и луны ребер забора Верхнего парка. Под сень мокрых елок, голых деревьев и мерзнущих скульптур богов и богинь, муз и вакханок.

Поставленные в галантный век, они и в суровый двадцатый исправно служат целям любви.

Идем попарно: Викторович – с брюнеткой Валей, Николаич – с блондинкой Наташей.

Николаич бодро:

– Девчонки, сегодня будем знакомиться с Воронихинской галереей. В следующий раз и в более светлое время осмотрим еще кое-что из культурных достопримечательностей. В смысле выпьем пива в сорокадверке.

Подружки прижимались к левому боку новых знакомых и не возражали.

Осмотр достопримечательностей проводился в оптимальных условиях: при полном безлюдье Нижнего парка. Дальние огни редких фонарей создавали интим, а яркий свет луны периодически слабел под набегающими легкими облаками. Холодно. Хочется согреться.

Это можно: в галерее стояли садовые скамейки для усталых туристов с видом на Большой каскад. Пары расположились подальше друг от друга. Валя и Наташа оказались весьма покладистыми девчонками, которые понимали сложность суровой жизни пятикурсника и постоянную нехватку времени. И только однажды Наташа сказала:

– Ты что, меня проверяешь? Это лишнее.

Ветер с залива отогнал тучи. Между колоннами галереи над головой Самсона, раздирающего пасть льву, зависли звезды.

Наташа оказалась, несмотря на свежую погоду, только в тонких трусиках. А грудь – не меньше четвертого размера. Хотелось любить. Слегка шумели голые деревья. Шум веток заглушал робкое и формальное сопротивление.

И вот уже скамейки застучали ножками по каменным плитам.

Жизнь была совсем не плоха!

(Через тридцать пять лет, 16 сентября 2006 г. я смотрел сверху на Воронихинскую галерею.

Массы туристов шли мимо Большого дворца. Под нами – Большой каскад. Самсон так же раздирал несчастного льва. Лев обиженно и безысходно пускал струю на приличную высоту. Мне пришло в голову: если это сооружено в честь победы над Швецией, то почему бы льву не пускать струю естественным путем?

А что: побежденная Швеция – описавшийся от боли и позора лев.

Рядом стоял Николаич!

Мы вместе смотрели в одном направлении: Воронихинская галерея была забита туристами.)

Где вы Валя и Наташа?

Жизнь же прекрасна!

Дементьев Юрий Викторович

Родился в 1948 году в семье военнослужащего. Закончил 11 классов с золотой медалью в г. Кишиневе. В 1971 году закончил Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А.С. Попова, по специальности «радиосвязь». С 1971 по 1977 год служил на многих кораблях Тихоокеанского флота в должностях от командира группы связи надводного корабля до помощника флагманского связиста оперативной эскадры кораблей Тихоокеанского флота. В 1979 году закончил Военно-морскую академию имени маршала Советского Союза А.А. Гречко (факультет радиоэлектроники). С 1982 г. служил в Калининградское высшем военно-морском училище, закончил службу доцентом кафедры боевого применения средств связи. В 1994 году был уволен в запас.

Виктор Блытов
Адмирал Волобуев

Пятой эскадрой в Средиземном море командовал знакомый мне по практике на Северном флоте контр-адмирал Волобуев. Все офицеры ПКР «Москва» его страшно боялись, зная его принципиальность в вопросах знания своего дела. Он не просто задавал вопросы – он экзаменовал каждого по кругу своих обязанностей. И попасться ему на глаза – значило однозначно получить взыскание.

Это была моя первая боевая служба. Я дежурил по связи на 5 эскадре ибо штаб располагался у нас на борту и вся связь корабля работала на обеспечение штаба эскадры.

Это было обычное дежурство, когда вечером внезапно пришел в КПС на переговоры адмирал Волобуев. Я не успел ему представиться, и скомандовать, как он приказал:

– Лейтенант, где тут у вас переговорная БПЧ, проводите меня на переговоры – и сам направился в глубь к видневшийся двери поста телеграфной ЗАС.

– Есть проводить на переговоры – ответил я и пошел даже сзади его в пост телеграфной ЗАС.

– Старшина 2 статьи Панченко – старшина команды ЗАС – вскочил, и представился вахтенный в посту БП ЗАС.

– Переговоры совершенно секретные, обеспечивает переговоры лейтенант, как тебя по фамилии лейтенант? Остальным выйти на время переговоров из поста – скомандовал командир эскадры.

– Лейтенант Блытов – пробормотал я, и протиснулся в узком посту к телеграфному аппарату.

– Лейтенант Блытов – повторил за мной своим незабываемым скрипучим голосом адмирал – садитесь в кресло и обеспечивайте переговоры».

Панченко и все бывшие на боевом посту матросы, протискиваясь мимо адмирала вышли из боевого поста. В дверях мелькнуло встревоженное лицо Владимира Николаевича Бакланова. Откуда – то он узнал, что адмирал на нашем боевом посту. Конечно, я впервые столкнулся с тем, что обеспечивает переговоры офицер, обычно все делает старшина или матрос вахтенные в посту. Но здесь наверно особый случай.

– А скорее он хочет проверить мои знания и навыки – подумал я – Теперь растерзает меня, как позавчера ракетчиков.

Вчера ночью командир эскадры поднял БЧ-2 и обошел все ракетные и артиллерийские батареи и будучи артиллеристом по специальности, он нашел множество замечаний. Выводы были самые жестокие с наказанием в приказе по эскадре, за плохое содержание погребов с боезапасом. И вот наверно сегодня решил повторить ночной обход проверкой БЧ-4.

– Переговоры совершенно секретные. Ведет контр-адмирал Волобуев, обеспечивает лейтенант Блытов. На переговоры приглашается оперативный дежурный ВМФ. Время начала переговоров.… – выводили пальцы на телеграфном аппарате команды даваемые адмиралом сидевшим в кресле рядом.

– У аппарата оперативный дежурный ВМФ капитан 1 ранга …… Переговоры обеспечивает ……… Время начала переговоров – начала поступать на аппарат ответная информация.

Надо сказать, что я неплохо работал на телеграфном аппарате, сдал нормативы специалиста второго класса, и мог дать форы многим специалистам телеграфной связи на корабле, что даже флагманский связист дивизии включил меня в сборную команду дивизии на флотские соревнования по радиоспорту.

Переговоры были длинные, видимо напряжение и нервозность начинали сказываться и я начал делать ошибки, сначала пропустил букву в слове, потом сбился и пропустил целое слово, сказанное адмиралом.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Лейтенант, а вы не умеете работать на телеграфном аппарате. Смысл пропущенного вами слова может исказить мою мысль и саму фразу. Отойди-ка в сторону, если не можете обеспечить переговоры командира эскадры.

И не успел я встать из кресла, как он ловко пересел на мое место и застучал пальцами по клавишам аппарата, как заправская телеграфистка.

Я стоял весь красный рядом, не зная, что мне делать. Он провел переговоры с оперативным дежурным ВМФ, пальцы ловко скользили по клавишам телеграфного аппарата. Я стоял все переговоры за его креслом и краснея наблюдал как он ловко управляется с аппаратом телеграфной связи. Наконец он видимо закончил переговоры, встал с кресла и направился к выходу.

– Закрывайте переговоры, оформите все надлежащим порядком. А вы знаете, хоть как это делается.

– Так точно знаю. Лента оформляется на двух совершенно секретных листах – передача и прием отдельно и сдается мной в секретную часть под роспись в журнале переговоров – доложил ему я.

– Ну что ж все правильно. Закончите оформление информации, прибудьте ко мне на ходовой с флагманским связистом – сказал адмирал и скрылся за дверью.

В пост влетели Владимир Николаевич Бакланов и старшина команды старшина 2 статьи Панченко.

– Ну что Виктор Александрович – на ходу спросил Владимир Николаевич.

– Да плохо все. Не понравилось. Он сам работал на аппарате, но классно работал, лучше любого телеграфиста. Вызвал сейчас к себе на ковер с флагсвязистом. Наверно теперь раздолбает со страшной силой – чуть не плача сказал я, сильно переживая происшедшее.

Я быстро оформил информацию, и сдал ее в секретную часть. Флагманский связист, которому все уже передал видимо Владимир Николаевич ждал меня в КПСе.

– Ну что Виктор Александрович не робей, все будет нормально. Волобуев прекрасный человек понимает связистов и уважает. Но свое дело знать надо на пять на меньше он просто не принимает. А что ошибся в первый раз – так ничего страшного. Он любит делать такие проверки молодым офицерам. Вот если еще раз обнаружит твою профессиональную непригодность, то не простит никогда – вроде успокоил меня Попов и мы с ним направились на ходовой.

– Ну что товарищ лейтенант, почему так медленно работаете на телеграфном аппарате? – повернувшись в своем кресле, глядя на меня из-под очков, спросил адмирал Волобуев.

– Товарищ адмирал. Лейтенант Блытов выполняет нормативы специалиста второго класса. Для второго года службы на корабле – это нормально – вступился за меня флагманский связист.

– А мне этого недостаточно, мне необходимы высококлассные специалисты, которым я могу доверять, и которые могут выполнять обязанности на боевой службе без ошибок. На следующих переговорах будут ошибки, отправлю в Севастополь на барже тренироваться по работе на телеграфном аппарате – своим незабываемым скрипучим голосом поставил точку в беседе Волобуев, и отвернулся, давая понять, что сказал все.

Я ночами стучал на телеграфном аппарате, изматывал себя до полного изнеможения, что бы обеспечить в следующий раз переговоры адмирала без замечаний. Панченко проверял меня, и делал замечания. Было понятно, что адмирал обязательно меня проверит еще раз. К концу недели я уже выполнял нормативы специалиста первого класса. Но показать свои навыки все не выпадал случай и только уже в конце похода адмирал Волобуев на моем дежурстве снова пришел на переговоры, и на этот раз замечаний не было.

– А ведь если захочешь, то сможешь – похвалил меня адмирал, и стал расспрашивать о средствах связи корабля и их возможностях. Мы с ним просидели в КПС-е всю ночь, и признаюсь, что мне очень тяжело было сдать такой экзамен, ибо Волобуев знал о связи слишком много, что бы можно было ему навешать на уши лапшу, а интересовался абсолютно всем.

В конце концов он встал и сказал:

– Ну что ж молодец Блытов. С тобой можно ходить в море!

И это была высшей из наград, которые я получал потом в своей долгой службе.