Текст книги "Длинный ствол – короткая жизнь"

Котелок припекал задницу, поэтому пришлось его подвесить к рюкзаку. В отличие от всех вооруженных сил Советского Союза красноармейцы-«пролетарцы» использовали именно «буденновские рюкзаки», а не вещевые мешки. Рюкзаки, правда, в большую серию не пошли, а жаль! Новое пополнение поступает уже без них. Но у нас таких всего пятеро.

Дав людям поваляться на солнышке двадцать минут, я подал команду «Приготовится к маршу!», а затем «Становись!» Средний комсостав уехал на машинах к новому месту дислокации, так было удобнее на маршах, меньше вопросов задают, и постоянно называют меня «старшиной», хотя я И.О. комбата. Назначив головной дозор, арьергард и фланговых наблюдателей, я подал команду: «Направо! Шагом марш». И батарея попылила по дороге. Лес справа, дорога идет вдоль него. Пыли не слишком много, грунтовка хорошо посыпана песком, и только там, где прошли наши танки, грунт был немного вывернут и идти по этому следу было неудобно. Я разрешил одной из колонн следовать ближе к обочине. Через пару километров, заметив появившиеся самолеты противника, мы свернули на дорогу, ведущую через лес к Маталыгам. Восемь километров по теньку, и мы вышли к берегу Бобра. Там сделали короткий привал и переправились через неглубокую переправу. Впереди были Велячицы, где мы планировали встретиться со своими машинами. По времени получалось именно там. Машины должны были ждать нас у плотины через Начу, на правом берегу. Мы находились на левом. Вышли из леса на полевую дорогу, осмотрелись, самолетов не видно. Впереди полевой стан, на котором людей не видно. Вдруг БРД поднял руку с кулаком, и я подал команду: «К бою!». Все разбежались и легли справа и слева от дороги. Последовали сигналы мне подойти ближе. Рывком, и пригибаясь, бегу к дозору.

– Там люди, убитые. – шепотом доложил сержант Обухов. В бинокль было видно лежащих на земле людей в гражданском. Лежали странно, как будто их построили, а затем расстреляли. Я подал знак батарее: «Перебежками вперед». Дождались, когда батарея подтянется, и тогда разведдозор двинулся вперед. Тихо, никто не стреляет, только стрекозы шелестят крыльями, да в небе заливается жаворонок. Там две рощицы справа и слева, где черта спрятать можно. По сигналу сержанта двинулись вперед. Гильзы, наши. И человек двадцать довольно свежих трупов, мужчины-старики, женщины и несколько детишек. Я просто спиной ощутил, что кто-то на меня смотрит! Прыжком ушел в сторону, перемахнув через лежащие тела. Раскатистый выстрел и затвор подал новый патрон, а из рощицы ударил «MG», его не перепутаешь! Вторым выстрелим я его заткнул, но мои «бойцы» – артиллеристы, а не стрелковая часть, поэтому открыли беспорядочную, но частую стрельбу. Под их прикрытием я произвел еще четыре прицельных выстрела, и подал команду: «Перебежками вперед!», указав им направление. Стрельба из рощицы стихла, противник попытался оторваться. «В атаку, вперед!». Кто-то из особо рьяных закричал «Ура», но его не поддержали.

– Обухов! Осмотреть! Остальные, вперед! – роща примерно полкилометра длиной, довольно густая. Еще раз ударил пулемет, но бойцы загрохотали выстрелами так, что было не понять откуда он бьет. Вот он! Посылаю туда три выстрела. Готов! Подбегаю, лежит «лейтеха» НКВД. Выскочили из рощи и увидели пятерых бегущих. Ствол на ветку, и как в тире. Основная неприятность нас ждала у плотины. Троим нашим шоферам и младшему политруку Геслеру придется выписывать похоронки. Их в ножи взяли. В батарее тоже две похоронки и трое раненых. На пустом месте! Прогулялись!

Развернул батарею, прочесали еще раз поле и рощу. Двое пленных: один раненый немец, по-русски не говорит, а у второго нашли в кармане бело-красно-белую повязку. Оружия у него не было, но руки в масле, указательный палец в копоти, в сумке, найденной неподалеку, патроны к винтовке и пистолету.

– Не маё! – заверещал гад.

– Конечно, охотно верю. Цепляй свою тряпочку и пошли!

Довел его до полевого стана, где лежали его соплеменники.

– Чем они тебе не угодили? Повесь-ка вот туда вот эту веревочку! И вторую. Там и стой! Веревочку на шейку повесь.

– Нет!!! Ўсё раскажу!

– Да кто тебя слушать будет. – тут поднесли раненого.

– За убийство ни в чем неповинных советских людей, диверсант и предатель приговариваются к смерти через повешение. – сказал я и выбил из-под ног подонка скамейку.

– Чего встали? Поднимайте, и…

– Он же раненый.

– Он – в нашей форме.

– Тащ сержант, да пристрелите вы его!

– Вот еще, патрон на него тратить!

– Не по-людски, тащ комбат.

– А они – люди?

– Нет, конечно, но самим грех такое делать.

– Обухов, он бы тебя повесил, и не поморщился. Еще наглядишься. – я примкнул штык к винтовке и воткнул его в горло немцу, пробил даже шейный позвонок. Злой был, и из-за потерь, и из-за жалостливости личного состава. Не готовы они еще убивать, а времени на раскачку нет. По танкам стрелять могут, и все. Немцы для них – просто мишени. Ненавидеть еще не умеют.

– Всё, чего встали. Кругом! К плотине, марш.

– А люди? Похоронить треба! – сказал кто-то из бойцов.

– Вон, местные идут, они и отпоют, и похоронят. Чать не бойцы, и кладбище на селе имеется. Кругом! Шагом марш, в колонну по два!

Проходя мимо толпы, спешащей навстречу, двое даже с «берданками», услышал:

– Кто старший? Командир кто?

– Я, командир первой батареи 123-го истребительно-противотанкового дивизиона старший сержант Голованов.

– Старшиня калгхаса Вэрейчук. Што здарылася? Сувязі няма, з самай раніцы стральба.

– Не понимаю! Немцы высадились, диверсанты, ваших там порешили. И моих шестерых.

– Учора прыязджалі чырвонаармейцы, камандзір такі далікатны, усё па форме.

– Вот они деликатно ваших и покрошили. Хороните убитых, и – на восток, старшиня. Бывай!

Я хлопнул его по плечу и двинулся за своими, которых останавливать не стал. Сельчане в эвакуацию не особо стремились, «А нас-то за шо?», они тоже не понимали, как и мои бойцы, что пришли совсем другие времена.

Глава 2. «Ваша задача, майор, прикрыть Витебск!»

Погрузили все и всех в машины, нашли и рации, и три пропавших винтовки водителей, кроме пистолета Геслера, пулемет и боеприпасы, винтовки Мосинки с глушителем и без, трупы своих и врагов, усадили бойцов, развернулись и тронулись. Из головы не выходил младший политрук. Немцы ведь на нас засаду делали, иначе зачем им с главной дороги уходить на проселок и лезть в рощицу. Кто-то, не будем называть имени, сообщил им, что с юга подойдет личный состав батареи. А надувать щеки и делать важный вид умел только он. На пустом месте. Да он и был пустым местом, толку от него совсем не было, а еще б немного и стал бы комиссаром батареи. Вот бы наплакались! Но злость на себя не проходила! Зря ребят в атаку поднял, себя пожалел, да и не готовил никого к таким действиям. Ведь пока петух не клюнет – мужик не перекрестится. Требовалось за дорогой послать взвод на пятьсот метров вперед, выбивая диверсантов и поддерживая взвод огнем, а затем охватывать их с двух сторон, а не бегать по лесу, нарываясь на кинжальный огонь. Тяжелая баранка “Газика” едва слушалась, приходилось много тормозить двигателем, так как тормоза никакого воздействия на колеса не имели, но «три А» шла плавно, даже по такой дороге. Колос, Нача, Кладзи, приехали! Регулировщик машет рукой, направляя в сторону лесной вырубки. Въехали в лес на второй скорости, через 400 метров еще один регулировщик махнул нам поворачивать налево. Тут довольно много народа. Я остановился, не зная: куда ехать. Все, кто знал, уже ничего сказать не могут.

– Боец! Медсанбат где? – тот рукой указал направление, раненых понесли и повели в том направлении. Ни одной знакомой рожи! Ага! Есть один! И не кто-нибудь, а комдив. Идет прямо на нас, хотя за каким чертом мы ему понадобились – неизвестно.

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться? И.О. командира первой батареи ИПТД.

– Зайдете ко мне вон в ту землянку! Что хотели?

– На подходах к Велячицам вели бой с немецкими диверсантами. Кому, кроме вас, доложить? И где наш дивизион, так как всех, кто знал, немцы убили.

– Это в соседней от меня землянке. Штаб дивизиона вот по этой дороге в 400 метрах. Сколько потеряли?

– Шесть человек, двое ранено.

– Это – мелочь. Занимайтесь своими делами, товарищ старший сержант. Не забудьте ко мне зайти через полчаса.

– Есть, товарищ полковник.

Доложился о бое в 3-й отдел дивизии, пришлось им отдать нажитое непосильным трудом, а вот пройти в землянку штаба дивизии незаметно не получилось! Путь мне преграждали, только что подъехавший, маршал Советского Союза Тимошенко, лысый генерал-лейтенант в наглаженной форме, и пятеро генерал-майоров. Одного я из них уже видел, это командир нашего 7-го корпуса генерал-майор Виноградов. К «нам» он заглянул один раз, чтобы обругать всех, что «левый» Борисов не взят. 6-го числа видел, трое суток назад. Мы еще под Борисовым стояли. Несмотря на властный вид и грозный голос, комкор не был знаменит: в январе 40-го сменил командира 47-го корпуса под Кемью, с нулевым результатом, дивизию из-под Суомуссалми он вытащить так и не сумел. 7-й мехкорпус в этой войне будет расформирован 17-го июля 1941 года. После этого занимался тыловым снабжением нескольких армий. Там и прижился. Так что, похоже я не вовремя. Но получив приказание комдива, надлежит его выполнить, попасться на глаза, и получить новое приказание. Остался стоять памятником неподалеку от входа. Полковник появился через пару минут, и сразу начал докладываться комфронта. Но так как прозвучала команда «Смирно», я встал «еще смирнее», повернувшись лицом на маршала, и сжимая правой рукой ремень снайперской винтовки. Наконец, рапорт был окончен, рука комдива скользнула вниз, и он чуть наклонился вперед, пожимая руку «самого маршала». Тот что-то негромко ему сказал.

– Конечно, товарищ маршал! Оба здесь. Прошу! Заходите, товарищи генералы. – комдив резко повернулся ко мне, и показал рукой, что я «тоже генерал». Приглашение касалось и меня, хотя я об этом даже не догадывался. Внутри землянки горели электролампочки. Было светло и свежо, видимо, и вентиляция присутствовала. Я встал у стеночки, рядом со мной находился командир нашего дивизиона, который успел пожать мне руку. По мелькавшему слову «Сенно», я понимал, что собрались присутствующие не совсем просто так, но с некоторой задержкой. Во-первых, наша дивизия в этом сражении не участвовала, она к тому времени была обескровлена и выведена на отдых и пополнение. Да и должна была находиться в окопах перед Оршей. А отсюда до Орши еще сто километров. Как и положено, совещание начал Нарком Обороны Союза ССР, маршал Советского Союза товарищ Тимошенко. Лично у меня в этом случае, когда я слышу эту фамилию, всплывает воровка с косой, но маршал вовсе ее не напоминает. Несмотря на мое присутствие, а я – младший командир, вопросы маршал поднял суровые: Западный фронт провалил оборону на всех направлениях. Ну и начал загибать пальчики: где и кто. Упомянут и генерал армии Павлов, и сразу в таком ключе, обвинительном, что всем стало понятно, что маршал Тимошенко начал с того, что написал первое письмо, из трех положенных. Внутренне я этому усмехнулся, но виду не подал. Все, затаив дыхание, слушали Наркома, который приехал все исправить. На самом деле он давно здесь, с первого числа, а фронт так и продолжает сыпаться. Тут он перешел к нашей дивизии. Можно было расплыться в улыбке и считать, что гроза прошла мимо! Заговорил и о нашей батарее, отдельно упомянув, что командование ею принял старший сержант Голованов, поэтому, дескать, данное мероприятие проводится именно в штабе 1-й Пролетарской мотострелковой дивизии, с честью удержавшей рубежи на реке Березина. И что он, маршал Тимошенко, имеет поручение Верховного Совета СССР вручить мне высшую награду Родины, орден Ленина. И лично, от своего имени, производит меня в майоры. Маршал браво глянул на меня, и приказал подойти, что я и сделал. Слава богу, не один парад на Красной площади отходил, со строевой у меня все в порядке. Мне прокололи дырочку на левой стороне гимнастерки, и прикрутили орден. Нет, чтобы отпустить меня с миром, так маршал приказал слово молвить!

– В три тридцать 30-го июня 1941 года нас поднял по тревоге командир дивизии полковник Крейзер, и приказал строиться в походную колонну. Это было под Оршей, куда мы только-только прибыли, суток не прошло. Комдив зачитал нам приказ комфронта генерала Павлова, в котором говорилось, что нашей дивизии предстоит совершить 130-тикилометровый марш и оседлать три переправы на Березине. И, что кроме нас, этот приказ не может выполнить никто. Такой мобильностью обладаем только мы. Мы выдвинулись и успели оседлать переправы…

Упоминание Павлова было, конечно, лишним, но полностью соответствовало тому, что происходило под Оршей. Маршал недовольно посмотрел на Крейзера. «Герой» оказался «с начинкой» и не соответствовал моменту. Меня прервал маршал, задав вопрос полковнику:

– Именно так и было?

– Да, именно так было написано в приказе, и я, действительно, зачитал его перед строем. Во время марша не отстала ни одна машина, ни один танк, товарищ маршал, хотя двигались на предельной скорости.

– Молодцы, мотострелки! Так когда твоя батарея 39 танков уничтожила, майор?

– Тридцать один, товарищ маршал, утром 2-го июля под Первомайкой. Еще восемь на счету других подразделений. Но в газете «Известия» написали о тридцати девяти, упомянув только нашу батарею и два приданных танка. Больше всех подбили танки, семнадцать штук, но командовали там командиры нашей батареи, как наводчики и командиры танков. Мы их «подобрали» без топлива и с неполными экипажами. Так у нас и числятся.

– Почему?

– Я разрешил. – ответил Крейзер, – Удачно получается, товарищ маршал, особенно при массированных танковых атаках немцев. Это значительно повышает ПТО участка фронта. А дивизион у нас неполный, часть орудий и личного состава, приданных первому батальону 175-го полка, действовавшего на участке непосредственно у Борисовского автомоста, потеряно. Восемь орудий.

– Причины? – отвечать пришлось командиру дивизиона.

– Капитан Ногинов, командир 123-го ИПТД. Два орудия выведено из строя тяжелой артиллерией, а шесть, третья батарея, плохо замаскировала орудия, находясь в одной линии обороны с первым батальоном. Там танки и пикировщики поработали. У людей первый бой был.

– Враг ошибок не прощает, капитан. Тем не менее, ко мне! – и орден «Красного Знамени», второй, украсил грудь комдива. Первый у него за Хасан.

– Ну, что! Торжественная часть на сегодня закончена. Благодарю вас, «пролетарцы». Так и продолжайте громить врага. А у нас, товарищи, конкретная задача: правый фланг!

Нас выпроводили, хотя комдив успел шепнуть на ухо, чтобы далеко не отходили. Мы вышли на солнышко, и я доложил о текущих делах.

– Хорошо, Сережа. Людей, конечно, жаль, но выкрутились и бог с ним. Слушай, тут нам новую матчасть сватают, десять «ЗиС-2», восемь подойдут чуть позже. Полковые взвода и батареи практически разгромлены, им «сорокапятки» нужны. Предлагают такой обмен.

– Тяжелая? – я спросил его не потому, что не знал, а чтобы что-то сказать.

– Смотря как считать, на 500 килограммов, а в расчете 5, а не четыре человека.

– В два раза тяжелее?

– Ну, да.

– Так на север-то пошлют?

– Скорее всего.

– Ее «три А» не потянет.

– Да, конечно. Тягачи к ней дают, причем хорошие: «Ворошиловцы». Помнишь такие?

– Ну, да.

– А ты чего сидишь? «Пилы»-то на «шпалы» меняй!

– А где их взять?

– Вот народ! Чуть что – сразу побираться! Я думал: мне еще одна шпала достанется. Держи! С тебя причитается!

Пришлось скинуть гимнастерку, хотя приказа о присвоении я еще не получил, и крепить на закрутках четыре шпалы. Не успел еще закончить, как из землянки выскочил адъютант комдива, и пригласил обоих пройти в штаб. Там шла отчаянная баталия между уже успевшими немного повоевать с немцами командирами и «хорошо знающими Уставы и Наставления» остальными участниками совещания.

Лысый генерал-лейтенант неожиданно заговорил, буквально, моими словами.

– Товарищ маршал, если атаковать днем и лоб, то все танки останутся на поле боя. Опыт первой Пролетарской нам говорит, что действовать необходимо по-другому. Когда мне доложили, что комдив Крейзер отказывается атаковать противника днем, я точно также среагировал, что дескать, трус, воевать не умеет. Снял трубку и наорал на него. Он мне по полочкам все и разложил: что 6-й и 12-й полк действовали по Боевому уставу, развернулись четко, он лично наблюдал, не замешкались, действовали, как на учениях, за которые вы их, лично, наградили Почетной грамотой и отметили в приказе от 20 июня. Потеряли батальон и четыре тяжелых танка «КВ». Им пришлось отойти и сдать позиции, потеряли два с лишним километра территории. А 175-й в атаку не пошел, выбил 39 из сорока танков и продвинулся на 4.5 километра. А ночью подорвал мост и забрал все, что было потеряно днем не только им, но и Борисовским училищем. Чуть позже, действуя тоже ночью, 6-й мотострелковый и 12-й танковый вернули контроль над переправой у Веселово, и по приказу сожгли ее. Ночью люфтваффе не летает, товарищ маршал. Воевать тяжелее, но эффект гораздо больше. Днем действовать из засад и от обороны.

– Товарищ Курочкин! Вы считаете, что Красная Армия не в состоянии воевать с немцами днем? – спросил кто-то из «знатоков».

– С учетом потерь в составе авиации, и не имея воздушного зонтика, да, я считаю, что действия без воздушного прикрытия нанесут непоправимый вред нашему фронту. Требуется беречь силы и действовать безошибочно. Каждая ошибка используется противником в свою пользу. Давайте спросим у командиров, которые успешно провели бои в эти дни? Майор Голованов! Сообщите ваши потери за все дни боев?

– За первое число – потерь нет, 5 танков, 8 транспортеров, рота пехоты. За второе – шестеро легкораненых, про потери противника уже говорил. Пехоту не учитывали. До сегодняшнего дня более потерь не имели. Сегодня: шестеро убитых, четверо – зарезано диверсантами, двое погибли в бою с ними. И двое раненых: один – легко, но в медсанбате, второй – тяжело, отправлен в Смоленск.

– Где это было?

– У Велячицы. Диверсанты в нашей форме. Убили наших водителей, младшего политрука Геслера и около двадцати гражданских лиц.

– И что?

– Диверсионная группа уничтожена. 14-ть диверсантов. Трупы и оружие сданы в третий отдел дивизии.

– Это все хорошо, но к делу не относится. – сказал маршал и подошел к столу. – Взгляните, майор. Ваши предложения?

– Сколько времени у нас есть, чтобы подготовить оборону.

– Примерно двое суток.

– Тогда… Разрешите? – я взял чистый листок бумаги и изобразил «звезду»: опорный пункт ПТО, который применялся под Курском. – Это – опорный пункт ПТО. От двенадцати до 18 орудий. Это – заманивающие орудия, а это группы «наглого» минирования. Если привязать к карте, то это… – я пометил места, где требуется разместить то или иное сооружение, орудие или группу саперов.

– Вот так. Двое суток должно хватить, если привлечь к этим работам все имеющиеся силы.

Маршал смотрел, как я уродовал его стройный и красивый план на карте. Смотрел он долго, пока я рисовал сектора обстрела и дистанции.

– А это?

– Проходы, которые в бою немцам покажутся единственным способом выполнить задачу. Но это – огневые мешки. И укрытия для орудий должны быть отрыты вот по такой схеме, чтобы давать 360 градусов секторы для каждого из них. Подходы к этой «звезде» должны быть заминированы.

– Карту чиркать ты умеешь! Что скажете, товарищи генералы?

– Не по уста…

– Заткнись, по делу говорить!

– Когда атаковать? – спросил кучерявый генерал-майор.

– Ночью или в условиях плохой видимости и нелетной погоды.

– Мои ночью стреляли. Артиллерия должна помочь и подсветить.

Спор между генералами затих. Все смотрели на карту.

– Ну, что! Тебе и карты в руки, майор. Обосрешься, я тебе это припомню. – Я улыбнулся, другого от него я и не ожидал.

– Инженеров надо дернуть.

– Поняли мы, поняли. Давай в самолет, и туда! – ответив «Есть», я вышел, хотя задача была поставлена настолько «общё», что говорить о постановке вообще не имело никакого смысла. Второй момент: где тот самый «самолет», на котором требовалось куда-то вылететь? На помощь пришел вышедший из штаба незнакомый подполковник.

– Товарищ майор, вас генерал Курочкин просил далеко не отходить, но глаза не мозолить перед штабом. Уедет комфронта, и возвращайтесь.

У нас все и всегда решается кулуарно, главное, чтобы начальство не знало и не смогло помешать! Еще когда маршал объявил о своем щедром «подарке», мне стало понятно, что на должность комбата мне не вернуться. До Финской войны во всех корпусах должна была существовать противотанковая артиллерийско-пулеметная бригада численностью: 6199 человек, 17 танков Т-26, 19 бронемашин, пушек: 45-мм противотанковых – 30, 76-мм Ф-22 – 42, 37-мм автоматических зенитных – 12, 76-мм или 85-мм зенитных – 36. Решение было здравое и проработанное. Наличие внутри бригады танков поддержки пехоты серьезно усиливало самооборону артиллерии, но неумелое использование таких соединений в ходе финской войны, привело к тому, что их расформировали. Оставив сплошные огрызки. Корпусов в 20-й армии было от трех до шести, из них два механизированных. Армии была придана и смешанная 23-я авиадивизия, три истребительных и 4 бомбардировочных полка. Кабы в каждом корпусе, согласно штатам, находилась бы такая бригада в 156 орудий… Эх, мечты-мечты! Тот же самый маршал Тимошенко все и посокращал. Вот и сейчас, ошарашив всех присутствующих в штабе генералов, через десять минут он вышел на свет божий, поправил фуражечку, и, даже не вспомнив обо мне, рванул в сторону Орши. Главой совещания стал генерал Курочкин, да оно и верно. К тому же, именно он «отменил» приказ на контрудар силами двух мехкорпусов 20-й армии в направлении Бешенковичей. Вернее сказать, изменил планы командующего, приказ ликвидировать прорыв у Бабцов никто не отменял.

– Николай Васильевич, докладывайте обстановку, и выкладывайте ваши соображения, как нам удержать то, что имеем в новых условиях. – сказал командующий начштаба генералу Корнееву.

– Согласно нашим данным, 19-я армия генерала Конева не успевает развернуться на позициях перед Витебском. Противник, как и в июне, при прорыве оборонительных рубежей 22-й армии, стремительно наступает в направлении Витебска. Поступивший приказ комфронта вызван именно нехваткой времени для развертывания. Понимая, что удар в направлении Бешенковичей вызовет потерю двух механизированных корпусов, предлагаю следующее: усилить 1-ю Пролетарскую еще одним танковым полком из состава 57-й танковой дивизии, наличие двух танковых полков автоматически превращает 1-ю мотострелковую в 1-ю танковую дивизию. 175-й мотострелковый полк в течение текущих суток передает свои позиции частям и соединениям 73-й стрелковой дивизии полковника Акимова. Из резерва армии для ускоренной переброски войск выделяется дополнительно 650 автомобилей для перевозки личного состава и имущества 73-й дивизии. 540 автомобилей поступают на вооружение 1-й танковой, для возмещения убыли в них в ее составе. Седьмому мехкорпусу немедленно приступить к подготовке к маршу в район города Витебск. Как определено командующим фронтом, ответственность за организацию противотанковой обороны этого направления возложено на майора Голованова. В этом пакете, майор, документы, подтверждающие ваши полномочия на этом участке фронта. Пятый мехкорпус сосредотачивается в Новолукольмских лесах, в готовности действовать в двух направлениях. Основная роль в проведении операции отводится 1-й танковой дивизии генерала Крейзера. Ваша задача: скрытно, используя Березинские леса, выдвинуться в район города Лепель, и отрезать части 7-й и 17-й танковых дивизий противника от поставок топлива, боеприпасов и пополнений, не позднее шести часов 9-го июля.

Седьмым корпусом командовал, как я уже писал, генерал-майор Виноградов, будущий неплохой начальник тыла 30-й армии и даже, чуть позже, всей Красной армии. То есть, если требовалось что-либо достать или вытрясти, то обращаться следовало к нему, поэтому завод имени Коминтерна, хоть и был, в основном, эвакуирован, но кадры еще находились на местах. Объединив его мощности и Витебской «Сельхозтехники» на базе мобилизованных тракторов «Сталинец» начали сооружать роторные траншеекопатели. Но это дело тонкое, и требующее временных затрат, поэтому экскаваторы заменили местным населением и личным составом немногочисленного гарнизона города. Маршал подбросил немного саперных частей. Основное внимание я уделил правому берегу Двины, где проходили две железные дороги: на Полоцк и Невель, и городку Островно. Основой непосредственной ПТО города стала Юрьева Горка и насыпь обводной железной дороги, соединяющей две ветки в 5 километрах от берега Двины. И опорный пункт «роща «Чертова борода»» прикрывал подход со стороны реки. Сильно я не размахивался, войск и работяг было очень мало, успеть бы сделать то, что задумано. Полоцк обороняла 22-я армия, и получить снабжение оттуда немцы не могли. Однако было неизвестно нахождение 12-й танковой дивизии немцев в составе которой находилось 40 PzKpfw I, 33 PzKpfw II, 109 PzKpfw 38(t), 30 PzKpfw IV, 8 командирских PzKpfw 38(t). Она относилась не к 47-му, а к 57-му мехкорпусу немцев, с которым мы еще не сталкивались. Она вела бои западнее Минска и до Лепеля ей требовалось совершить 216 километровый марш. Но, точных данных никто не имел, вполне могло оказаться, что она уже находится за Березиной. Время на это у нее было.

Крейзер выполнил приказ уже в три утра. Лес подходит к самым окраинам Лепеля. Полковник даже перевыполнил его, захватив сразу после этого Пышно, в 17-ти километрах северо-западнее города, серьезно расстроив логистику немцев. Главное, что смогла сделать 1-я танковая: захвачен аэродром в Лепеле, и два полка 2-й штурмовой эскадры немцев, на дальних Ju-87R, оказались уничтоженными вместе с личным составом. У меня дела много хуже: ни орудий, ни расчетов для них пока не поступило. 21 штуку наковыряли по частям и весям, «пукалки» 45-ть миллиметров. И всё. Часть из них восстановленных и без прицелов. «Гардэ»! Танки седьмого мехкорпуса еще не подошли. Можно конечно, развести руками и сказать: «Не шмогла я, батюшка, не шмогла!», да толку от этого? Как только поступило известие, что Улла взята, так 96 полуторок выскочили на три дороги, которые ведут в город. Они прибыли от инженерных управлений фронтом и армии. Дело в том, что и армия, и фронт обладали артиллерией Большой Мощности. А каждое такое орудие обладает осколочно-фугасным или просто фугасным снарядом. Кроме того, еще в самом начале боев за Борисов, я озадачил комдива минами ЛМГ и ТМД-40. Эти заявки были выполнены, когда реальные бои за Борисов уже закончились. Быстро у нас только кролики и тараканы размножаются. Но они приехали сюда, на этих самых машинах. Каждую из них сопровождало до шести человек личного состава инженерных управлений. Они и составили мою основную ударную силу. Около 400 человек, достаточно опытных минеров, водителей, снайперов и пулеметчиков, разъехались по окрестностям, уделив особое внимание двум шоссе, ведущим из Уллы в Витебск и Городок, отдельно выделив людей для дороги из Бешеновичей в Шумилино. Перед этим они ознакомились с организацией управляемых минных полей для атак колонн противника на марше шести типов. Сапер ведь как ищет мину на шоссе? Думаете с помощью щупа и миноискателя? Фигня! Он ищет ее глазами, и в подозрительное место тыкает щупом. Идет, выполняя движения как дворник у автомобиля: от обочины к центру, от места, где закончил сосед, до конца своего щупа. Это когда мины, установленные противником, имеют нажимной или натяжного действия взрыватель. Все остальные взрыватели и мины таким образом не обнаружить. Ну, описывать способы и методы мы в книге не будем, но ребят с ними познакомили и научили выбирать места, как для постановки, так и для мест управления. А брал Уллу совершенно другой танковый корпус: 39-й, который понес незначительные потери в Литве и Северной Беларуси. И вот его три танковых дивизии прутся брать Витебск, практически неприкрытый войсками. Они только перебрасываются. Немцам всего 65 километров, и они свободно войдут в город, а мне требуется двое суток, чтобы наполнить строящиеся опорные пункты. И вся надежда только на этих ребят и на эту ночь. Другого времени не будет! Максимум, что смогу: взорвать мосты.

И вот ребята, не демаскируя постановку отметками на шоссе, точнее, используя и этот вариант установки, но располагая основной заряд западнее в 300–400 метрах, а «дурочка» ставя на неизвлекаемость, превращают путешествие по такой дороге в маленький ад. Подрывая «камнеметательные устройства», как только грузовики с пехотой попадают в сектор падения камней, ставя пару десятков крупнокалиберных снарядов под откосом шоссе, а их осколки пробивают любую броню любого танка Вермахта, и кучу летающих мин Галицкого, пробивающих насквозь «жестянки» Гитлера и вызывая подрыв боезапаса. К моменту, когда 39-й корпус добрался до Язвины, в трех дивизиях было от силы тридцать танков, а у меня все орудия встали на свои места. И 19-я армия, в составе четырех корпусов, выгрузилась под Витебском. В этот момент нашу дивизию вывели на переформирование, ну и вспомнили и обо мне. Хорошо это или плохо – пока не знаю, так как сменился командир дивизии. Генерал Крейзер получил ранение и был отправлен в тыл. Мне тоже предстояло добираться до Алябино на перекладных и поездах, хотя я тут прижился, немцы до города так и не дошли, поэтому отирался по тылам, отъелся, забронзовел, в прямом и переносном смысле: горсовет решил назвать улицу моим именем, как одного из руководителей обороной города, а погода стояла жаркая, поэтому купался и загорал я регулярно.