Текст книги "Августовские танки"

Танки все ближе подходили к аппарату пришельцев, снаряды пробивали обшивку и взрывались внутри, проделывая метровые бреши. Из пробоин в корпусе «Камбалы» вырывались языки пламени, несколько фигур в скафандрах с большими шлемами выбежали из люков и были убиты выпущенным почти в упор осколочно-фугасным снарядом. Бронебойные, кумулятивные и подкалиберные болванки продолжали втыкаться в корабль, исчезая в отсеках. Прогремел сильный, хоть и не атомный, внутренний взрыв, разворотивший борт корабля – в образовавшуюся пробоину мог бы проехать самосвал БелАЗ.

Больше всего Мадригайлов опасался, что снаряды поразят реактор и ядерная вспышка уничтожит все живое в радиусе километров. Однако грибовидное облако никак не появлялось, и танки продолжали всаживать в «Камбалу» снаряд за снарядом. Приблизительно после сотого выстрела, когда танки израсходовали больше половины боезапаса, радио сказало неприятным, непохожим на человеческий голосом:

– Перестаньте нас убивать. Прошу сохранить жизни оставшимся.

Полковник удивился, но велел выходить без оружия с поднятыми руками. Уже потом он подумал, что у пришельцев могло не оказаться рук, но с этим проблем не возникло. Скафандры существ, считавших себя высшими, были похожи на земные: два рукава, две штанины, одна голова под шлемом с прозрачным забралом. Только пропорции пришельцев отличались от человеческих, а морды – так и не описать приличными выражениями.

Впрочем, солдаты на войне прекрасно пользуются табуированной лексикой.

Глава 4
Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход

Примерно за два часа до всепланетного кошмара на запасные пути подогнали другой воинский эшелон, увозивший на учения сводный батальон из Ярославля. Плацкартные вагоны для солдат, купейный – для офицеров. На платформах стояли два десятка БТР-82 последних модификаций и три зачехленных танка – судя по силуэтам, не «Арматы», а Т-90 или Т-72. Личный состав высыпал на рельсы, с самой задней платформы скатили полевые кухни, повара принялись кашеварить.

Расположившееся в сотне шагов хозяйство майора Глебова гости заметили в первые же минуты, так что вскоре вокруг антикварных танков собрались все офицеры и часть сержантско-рядового состава. Офицеры откровенно ржали, тыча пальцами в старье, и обзывали танкистов «артистами». Потом командир сводного батальона подполковник Ольховский, продолжая посмеиваться, приказал своим подчиненным успокоиться и возвращаться к обязанностям и подразделениям.

Особых обязанностей на стоянке у офицеров явно не было, поэтому многие продолжали слоняться вокруг «артистического» состава. Особенно умиляли всех закрепленные на башнях портреты Сталина и Ворошилова. Последнего, впрочем, никто не узнавал, принимая за Ленина, Буденного или Блюхера. Кто-то рассказал к месту анекдот о том, как экипаж крейсера «Блюхер» надраивал только три последние буквы названия, в результате чего всенародное слово из трех букв ярко сверкало в лучах солнца. Все снова заржали, но Витяня Суровегин испортил веселье, напомнив, что крейсер «Блюхер» состоял не в Красном флоте, но в кригсмарине, а в немецком языке это слово пишется несколько иначе.

Гости обиделись, опять принялись насмехаться над водителями древней рухляди, но постепенно разошлись, а Ольховский пригласил всех к общему столу – отведать борщ и макароны с тушенкой. Глебовцы не стали отказываться – третий день жили без горячего, но позвали подполковника к себе, потому как в их полупустом вагоне больше свободных мест.

В половине третьего, когда кухонный наряд разлил первое по тарелкам, сказали первый тост, потом быстро пролетели второй и третий. Через открытые двери купе Реутов слышал зычный голос Ольховского:

– Вы не сильно злитесь на моих орлов. Они ведь не со зла зубоскалили. Пацанва, молодость в анусе свербит. И, конечно, завидуют немного. Вы будете в кино сниматься, а нас везут на литовскую границу. Большие учения намечаются, «Щит Евразии», слышали наверняка.

– Что-то говорили по ящику, – неуверенно припомнил лейтенант Гладков, командир Т-26.

Глебов поспешил объяснить:

– Мы последний месяц не слишком следили за событиями в мире. На полигоне жили, старинную технику осваивали, потом техобслуживание, ну и все такое… Не поверите – только позавчера узнали, что какие-то хмыри из космоса прилетели.

– Ну вы даете! – поразился подпол. – Об этом уже неделю по всем каналам орут… Между прочим, через десять минут президент будет разговаривать с инопланетниками.

За такое событие решено было выпить, и откупорили последние бутылки. Тут как раз принесли второе, и Ольховский велел солдату наряда привести сюда майора Тимохина с его портативным телевизором. Майору налили штрафную, он включил телевизор, офицеры из коридора заглядывали в командирское купе.

На миниатюрном, со школьную тетрадку размером экране собралась вся элита: правительство, бизнес, богема, руководство силовых ведомств. Глава государства нетерпеливо говорил что-то министру обороны, потом радостно воскликнул, что кого-то видит. Радость оказалась преждевременной, ничего интересного не показывали, поэтому Реутов вернулся в свое купе, с аппетитом прикончил макароны, снова вышел в коридор и положил себе добавку из оставленного нарядом судка.

Возвращаясь к себе, он мимоходом заглянул к Глебову, но хваленый телевизор майора Тимохина показывал только полосы помех. Не успел Аркадий умять половину тарелки, как снаружи сверкнуло и раздался сильнейший грохот.

Самое удивительное, что эшелон доисторических танков не был затронут внезапной атакой, словно загадочный враг побрезговал устаревшими машинами либо вообще не знал об их существовании. Удар непостижимых средств поражения обрушился только на хозяйство Ольховского.

Убитыми батальон потерял немногих – почти весь личный состав расположился на травке в большом радиусе от эшелона. Но зрелище все равно получилось жуткое: словно вдоль поезда провели раскаленным паяльником. Разрезанные пополам вагоны и платформы дымились, пламя лизало деревянные части. Особо сильное потрясение Реутов испытал, увидев, как с платформы медленно сползает, опрокидываясь кверху гусеницей, левая половинка распиленного надвое танка.

Кто-то крикнул:

– Воздух! Бомбят!

В небе, однако, никаких летающих аппаратов не было видать, за исключением фанерного драндулета сельскохозяйственной авиации. Из разрезанных танков уже вытекала солярка, огонь подбирался к укладкам боеприпасов. Ольховский орал, требуя немедленно тушить пожары, выносить из огня оружие и боеприпасы.

Слушались его плохо, солдаты и офицеры растерялись, бестолково бегали в отдалении, не решаясь приблизиться. Прошло несколько минут, прежде чем несколько человек вытащили огнетушители из охваченных пламенем машин, чуть позже выстроились цепочки бойцов возле предпоследнего вагона – из рук в руки передавали ящики с автоматами и патронами.

Рядом с Аркадием нервно матерился Суровегин, пытавшийся дозвониться родителям в Иркутск. Наконец он сунул мобильник в карман, сообщив окружающим:

– Связи нет. Сначала сигнал не проходил, а теперь трубка сдохла. Наверное, батарею посадил… Но я же, мать его, только вечером на зарядку поставил…

Перебив его, Водоходов закричал, показывая рукой на запад, приблизительно в сторону Москвы:

– Смотрите, вон там… Ракеты!

Несмотря на яркий солнечный свет, видно было, как вдали поднимаются над горизонтом яркие светлячки. Три погасли один за другим, но четвертый взвился высоко в небо и там сверкнул ослепительным шариком, едва не затмившим дневное светило. Потом из окрестностей сработавшей боеголовки потянулся пологой линией белый инверсионный след, скрывшийся за деревьями ближней рощи.

– Кого-то сбили, – прокомментировал Глебов. – Я слышал, вокруг Москвы сохранилась противоракетная оборона…

– С ядерными боеголовками? – недоверчиво переспросил Реутов. – Взрыв был ого-го…

– Кто знает, что там в шахтах стояло, – вздохнул майор. – Пацаны, это на войну похоже, но не пойму, с кем.

Все согласились, что такой страшной техники даже у американцев не должно быть. Юра Гладков, чаще других смотревший телевизор, снова вспомнил про космических пришельцев, но был поднят на смех. Посоветовав офицерам быть серьезнее, Глебов построил личный состав и повел тушить горящий состав.

Общими усилиями они с грехом пополам залили пеной один танк и пару бэтээров. Потом подъехали три пожарные машины. Бойцы МЧС подключили рукава к водяным магистралям, и вскоре с огнем удалось покончить. Взорвался лишь один Т-72Б, убив и покалечив нескольких рядовых отдельного батальона.

Пожарные сами плохо знали, что происходит, но проныра Варгушин отыскал и привел немолодого дядьку, который рассказал, что в райцентре никаких происшествий не случилось. Уйти по-тихому ему не позволили, офицеры и сержанты окружили пожарного, и тот уныло перечислял:

– Говорю же, спокойно. Не бомбили нас. Только телевизор и радио вдруг замолчали. Мобильные телефоны повыключались, а простой телефон работает, но только по области. На межгород и Москву или на Питер выхода нет. Начальник станции позвонил, что состав на путях загорелся, хорошо слышно было.

Его окликнули. Офицер МЧС растолкал военных и выдернул подчиненного из окружения, сурово пояснив:

– Потом договорите, у нас еще один вызов.

– Далеко? – меланхолично поинтересовался боец с огненной стихией.

– Двадцать верст. Батальон внутренних войск этого подполковника… ну, как его…

– А что там случилось? – забеспокоился пожилой пожарный. – Там из нашей деревни много пареньков служит.

Красные машины с выдвижными лестницами на крышах умчались, подвывая сиренами. Старшие офицеры собрались на военный совет. После недолгих споров раздали автоматы двум взводам отдельного батальона и взводу «артистов», благо из вагонов этого добра вынесли много. Хуже было с патронами – каждому досталось по два неполных рожка. Велев патрулировать окрестности и отражать огнем любые нападения, Глебов с Ольховским ушли на станцию – выяснять обстановку.

Вернулись они через час обеспокоенные, сбитые с толку и злые. Ни на станции, ни в райцентре никто ничего конкретно не знал, но ходили слухи, будто началась война, Москву то ли американцы, то ли китайцы разбомбили, скоро и сюда десант бросят. Ближе к вечеру подтянулись местные жители, несли солдатам покушать, а заодно выведывали, что же случилось. Поскольку военные знали меньше гражданских, неразбериха только усиливалась.

Сменившись из караула в девять вечера, Реутов попытался послушать музыку, но айпод молчал, как пресловутый партизан в гестапо. От нехрена делать старший лейтенант полез в танк, пощелкал тумблерами рации, которая, как ни странно, работала. Ему ответил майор, не пожелавший назваться, но выяснивший, где находится танковая радиостанция.

Через полчаса подкатил уазик с двумя офицерами. Подполковник Казаринцев приказал построить личный состав и сделал объявление, потрясшее всех сильнее, чем ставшие привычными домыслы о новой мировой войне.

– Нам удалось расстрелять оба корабля на орбите большими ракетами, – говорил Казаринцев. – Очень большими. Новых ударов из космоса можно не опасаться. По крайней мере, мы на это надеемся. Однако вся полупроводниковая техника выведена из строя неизвестным оружием. Кроме того, противник высадил десанты в разных частях света. Ближайший плацдарм агрессора находится в Польше, и мы должны выяснить, какая там обстановка. Вероятно, вы – единственное воинское подразделение, сохранившее бронетехнику, и это самое важное. Эти мохнатые твари зомбируют людей с помощью гипноза и заставляют стрелять по своим. Однако мы точно установили, что через металл их гипноз не действует. Поэтому при контакте с противником ни в коем случае не покидайте забронированных объемов. Сгружайте машины, налаживайте охранение, и завтра с рассветом двинетесь на запад. Действуйте по законам военного времени – можете конфисковать грузовики, бульдозеры, провиант.

Подполковник повторил информацию, которую днем сообщил Мадригайлов: на полигоне НИИ баллистики в двух километрах отсюда имеется запас снарядов для устаревших 45-миллиметровых пушек.

К утру выяснилось, что батальон Ольховского понес новые потери: ночью сбежали восемь призывников и девятнадцать контрактников, причем трое прихватили автоматы. Прибыло и пополнение – сводный отряд внутренних войск из того батальона, что погиб в двадцати километрах от станции. Было их чуть больше взвода на двух грузовиках. Здоровенный, покрытый свежими ссадинами, лейтенант Гусаров мрачно поведал, нервно теребя краповый берет:

– Из тех, кто в гарнизоне оставался, половина погибла под развалинами. До сорока человек ранены, но тяжелых почти нет. К вечеру многие прибежали с увольнения, местные тоже помогли разбирать завалы. Всего человек девяносто в строю, оружие тоже частично спасли. А машины, новенькие «Волки», не заводятся.

– Полупроводники, – мрачно сказал Тимохин.

– Ну да, нам тот майор из бункера так и объяснил, – Гусаров кивнул и все-таки нахлобучил берет на положенную часть тела. – Потом, уже ночью, нам сказали, что возле станции танкисты готовятся к рейду на запад. Мы, конечно, сразу вызвались. Народ просто зверски злой на сволочь инопланетную. Если встретим, голыми руками рвать будем.

– Не сомневаюсь, что встретим, – угрожающе произнес Ольховский, ставший старшим воинским начальником этого направления. – Вот что, лейтенант, организуй-ка погоню за нашими дезертирами, пока чего не натворили.

Гусаров козырнул и пошел отдавать распоряжения. Проходя мимо БТ-5 старшего лейтенанта Реутова, он восхищенно осмотрел боевую машину и бросил на ходу:

– Сильно! Особенно портрет.

Не разобрав, шутит незнакомый офицер или всерьез ему понравилось, Аркадий неразборчиво фыркнул в ответ и продолжил инструктаж.

Из разгромленного «лучом смерти» батальона глебовцы позаимствовали нескольких танкистов, оставшихся без машин. Экипаж Реутова пополнил ефрейтор осеннего призыва Артур Бородин, отслуживший башенным стрелком на бронетранспортере.

– Раньше мы готовились на этих танках по съемочным площадкам кататься, – говорил старший лейтенант. – Мы с Серегой были как бы на все руки мастера, могли друг друга подменять: я – за рычагами, а он из пушки постреливает холостыми, могли наоборот. Но теперь придется воевать по-взрослому, а я сомневаюсь, что Бородин сможет управлять этой машиной. Поэтому сержант Варгушин становится штатным мехводом, а Бородин заряжающим, а я буду стрелять из пушки и вообще командовать. Бородин, вы справитесь?

– Дело вроде бы нехитрое, товарищ старший лейтенант, – ефрейтор неуверенно подергал плечом. – Думаю, что смогу.

– Ну, давайте попробуем, – с сомнением приказал Реутов. – В машину!

Отдельная рота майора Глебова включала чертову дюжину старинных танков: по шесть БТ-5, вооруженных чудом сохранившимися на каком-то складе допотопными пушками 20-К калибра 45 мм, и Т-26, на которых стояли автоматические 37-миллиметровых орудия, как на штурмовиках 40-х годов. Тринадцатым танком был БТ ротного командира. Когда они прошлой ночью вломились на полигон, заспанный хранитель арсенала удивленно признал свои пушки.

– Всего-то месяц назад на левашовский завод во Владимире три десятка стволов отгрузил, четверть единиц хранения, – сообщил отставной полковник. – А снаряды потом уже привезли. Новенькие, в масле. Какому придурку вздумалось это старье на конвейер возвращать?

Они загрузили в каждый танк по сотне снарядов и набили ящиками кузов КАМАЗа. Нашлись на складе в немалом количестве винтовочные патроны к пулеметам ПКТ. После вялой телефонной перебранки с подземным бункером командного центра, полковник выдал офицерам пистолеты АПС и патроны, а для рядовых танкистов нашлось три дюжины АКМС.

Когда вернулись на станцию, Глебова осенило, что среди запасов отдельного батальона должны быть комплекты «Ковбой», созданные специально для экипажей бронетехники. Хозяйству подполковника Ольховского подобное снаряжение больше не требовалось, поскольку танки и бэтээры порезаны «лучом смерти». Поскрипев для порядка, Ольховский приказал передать все «ковбои» отдельной роте. Таком образом, экипажи танков были не только пополнены до штата, но и вдобавок облачены в камуфлированные огнезащитные комбинезоны, бронежилеты и противоосколочные шлемы.

Пополнение Реутову понравилось, хотя с девятнадцатилетнего пацана много не спросишь. Парнишка был растерян и сильно беспокоился за семью, ждавшую его в маленьком городке под Астраханью. Проверяя работу шлемофонов, Аркадий внушал юному воину:

– Ты пойми, Артур, мы все не знаем, что с нашими семьями. Война, черт бы ее побрал. Вот мы пойдем в рейд, а командир твоей части попробует по телеграфу или телефонами с нашими родными связаться. И вообще, не переживай слишком – сказано ведь, что бомбили только военные объекты, населенные пункты почти не пострадали.

– Я так и понимаю, что почти… – Бородин всхлипнул.

Аркадий погонял экипаж на простых задачах: вождение по дороге и по полю, повороты и остановки для выстрела. Машина вроде бы слушалась мехвода, Серега все реже путался в передачах. Заряжающий тоже кое-как научился выбирать из укладок снаряды нужного типа.

Разумеется, выступить с рассветом, как приказывал вчера подполковник Казаринцев, они не успевали. Лишь к десяти часам утра командиры машин доложили Глебову, что экипажи более-менее слажены, подразделения кое-как сколочены, то есть рота теоретически превратилась в боевую единицу.

Ольховский удрученно приказал экипажам завтракать. Все расселись на травке вокруг кухонь, а вскоре снова появился знакомый старик-полковник.

Выглядел Мадригайлов смертельно утомленным. Говорил, запинаясь и теряя мысль, словно думал о многих делах одновременно.

– Ситуация до конца непонятна, пока приказы отдаем мы… запасный центр управления… Надеюсь, сегодня-завтра откликнется кто-нибудь более компетентный… В областном центре стояла мотострелковая бригада… – полковник устало махнул рукой. – Там страшно. Железо и камни, бетон и земля – все перемешано, как будто салат нарубили и кетчупом полили. У них осталось несколько бэтээров и пушек, штыков чуть больше сотни. Старшим из офицеров остался подполковник Ильнур Усманов… толковый офицер… в первую Чечню был у меня взводным… Я назначил его командиром части, договорился с областными властями, мобилизуем в виде призыва на сборы тысячу запасных… Через неделю-другую будет у нас полнокровный полк… Вы, майор Глебов, поведете сводный отряд на запад, а подполковник Ольховский станет при Усманове командиром механизированного подразделения… Соберите все железо, какое найдете: танки с памятников снимайте, учебные машины ДОСААФ ремонтируйте – и в строй. Наше спасение – броня.

Он добавил, что завтра отправится в Москву, где собираются недобитые пришельцами депутаты, и постарается выбить у государства деньги и снабжение для боевых подразделений. Когда колонна Глебова поползла в сторону шоссе, Мадригайлов долго смотрел им вслед, держа ладонь у козырька.

Гусеницы решили не снимать, потому что морока лишняя, хотя БТ на колесах да по хорошему шоссе двигались быстрее. Один хрен Т-26 отстанут, нечего растягивать колонну. Правда, танкисты затянули переделанную своими силами песню Малинина со словами:

 
А в начале осени
Танки траки сбросили…
 

Так, с юморком, двинулись они на запад, как бы повторяя маршрут Великого освободительного похода, случившегося три четверти века назад.

Пограничники, охранявшие виртуальный российско-белорусский рубеж, без вопросов пропустили сводное подразделение: дюжину архаичных танков, три грузовика и автобус. Заставы не попали под огневое воздействие космического агрессора, «зеленые фуражки» не понесли потерь и вдобавок сообщили, что в трех воинских частях поблизости продолжаются спасательные работы.

Через десяток километров танкисты увидели разгромленный гарнизон танкового полка белорусской армии. Страшный удар превратил в крошево три четверти территории, но сохранились оказавшиеся на краю зону поражения казарма, несколько боксов машинного парка и вспомогательные постройки. На поле возле развалин были разложены десятки мешков с трупами.

Солдаты и гражданские строители разгребали завалы, вытаскивали куски тел и обломки машин. Колонну танков с красными звездами и портретами победоносных вождей встретили приветливо, даже пригласили устроить привал. Белорусы с огромным интересом выслушали неправдоподобные подробности космической битвы. Корреспонденты областной газеты, приехавшие часом раньше, с трудом – непривычно было без диктофонов – записывали карандашами в блокноты сенсационные объяснения, почему вышла из строя вся электроника.

– Значит, Интернета в ближайшие дни не будет? – жалобно переспрашивала симпатичная газетная девица. – Сколько же времени будем без компьютеров тексты набирать?

Пожилой журналист уныло подхватил:

– Нас вбомбили в каменный век. Ни мобильной связи, ни телевидения… – Он вдруг заулыбался. – Нет худа без добра. Теперь газеты станут главным источником информации.

Белорусский майор-танкист отвел в сторону нескольких российских офицеров и мрачно проговорил:

– Если вы не ошибаетесь насчет полупроводников, то кое-что понятно становится. Мы раскопали «семьдесят второго» последней модификации. Корпус, конечно, помят, оборудование навесное снесло нахрен, а движок и трансмиссия как будто в порядке. Но ведь не заводился, и понять не могли, в чем дело. Два БТР сто пятьдесят вторых пыхтят, как живые, а новенькая техника вымерла… Значит, в электронной начинке проблема.

Глебов кивнул, вздыхая, а Суровегин произнес угрюмо:

– В новых машинах все на электронике. И зажигание, и система управления огнем, и связь, и квантовые дальномеры, и баллистические вычислители…

Аркадий вставил:

– Зато старая техника будет работать. Все машины, выпущенные до семидесятых годов. На них если и есть электроника, то примитивная, без интегральных схем. На ламповые схемы инопланетные микробы не действуют. Поэтому в наших танках радио и шлемофоны работают.

– Ну да, тот полкан так и сказал, – подтвердил Глебов. – Говорит, собирайте старую технику. Ведь сколько танков стоит на постаментах! Надежные машины, залил солярку, поменял масло – и поехал.

Они стали перечислять бронетехнику старых образцов, до сих пор остающуюся на вооружении. Конечно, в последние десятилетия много старого отправили на переплавку, но кое-где в частях и на базах хранения найдутся Т-55 и Т-62, БТР-152 и БТР-60 разных модификаций… Майор-белорус, покачав головой, прервал их восторги:

– Не так все просто, братишки. Если правда, что пушистые по всем гарнизонам долбанули так же капитально, как по нашему полку, то немного тех старых танков уцелеет. А если даже откопаем, то будут они в таком виде…

Он показал рукой на Т-72, переживший удар «огненного столба». Вмятины в броне, раздробленные катки, оторванный кормовой лист, погнутый ствол пушки – чтобы зализать подобные раны, потребуется заводское оборудование, много человеко-часов и еще больше квалифицированных ремонтников.

К вечеру колонна пришла в Бобруйск, и народ в некотором обалдении рассматривал портреты Сталина на старинных танках. В городе функционировала новая власть, которую возглавили три полковника: начальник штаба мотострелковой дивизии, замначальника госбезопасности и командир соединения внутренних войск.

Внимательно выслушав рассказы россиян, белорусы поставили союзников на довольствие. Под командованием бобруйских командиров уже собралось почти полторы тысячи кадровых военных и мобилизованных резервистов при двух десятках единиц бронетехники старых образцов.

– Есть сведения, что в Польше что-то происходит, – сказал полковник КГБ. – Радио Люблина и Кракова передает призывы свергать москалей, подчиниться высшей расе, не сопротивляться воинам-освободителям. И мы, и другие гарнизоны выдвигаем завесу в сторону границ – украинской, польской, литовской. Опасаемся, что противник начнет вторжение. Ночью отдыхайте, технику в порядок приводите, а утром, если согласны воевать, отправим вас дальше.

Они наметили на карте участок приграничья, не прикрытый белорусскими подразделениями – туда и направились на рассвете. Когда колонна выходила из города, какой-то пацан – старшеклассник или студент – побежал рядом с танком Аркадия и крикнул:

– Это правда, что был прорыв континуума, и вы приехали к нам из тридцать девятого года? Как Мамонтов писал во «Времени проб и ошибок»?

– Если бы! – выдохнул Реутов. – Если бы все было так хорошо!

Старший лейтенант помахал ошарашенному парнишке на прощание. Лейтенант Зорин, чей БТ-5 шел вслед за машиной Аркана, громко заржал.

Когда вступили в Западную Белоруссию, сразу почувствовалась разница: население здесь встречало танкистов не так приветливо. Если бы не помощь военных из уничтоженных на три четверти гарнизонов – не видать бы им ни провианта, ни горючего. А проблема солярки стояла весьма остро.

Танки отдельной роты были склепаны по специальному проекту, поэтому лишь внешне казались идентичными настоящим БТ-5 и Т-26. Вместо стареньких бензиновых моторов на них стояли четырехсотсильные дизели тяжелых самосвалов, машины без проблем делали по шоссе до 50 км/час, а запас хода вырос до 250–280 км. Тем не менее, каждые четыре-пять часов надо было заливать в баки топливо, но местные владельцы автохозяйств и заправочных станций требовали платить наличными в евро или долларах.

Остановка в Барановичах грозила затянуться, а 61-я истребительная авиабаза, где размещался российский истребительный полк, исчезла с лица планеты. К счастью, появился свирепый полковник Васьковцов с ротой автоматчиков гомельского гарнизона, и несколько ударов прикладами помогли решить проблему – мигом нашлись ГСМ и для российской танковой роты, и для белорусского подразделения мотострелков. Дальше они пошли одной колонной, и под вечер, возле Ивацевичей, наткнулись на еще одну вдребезги разбитую авиабазу.

К счастью, личный состав части почти не пострадал. «Огненный столб» превратил в щебень ангары, сильно повредил взлетные полосы и служебно-техническую застройку, но лишь краем зацепил офицерские многоэтажки, казармы, гаражи, подземные хранилища оружия и топлива. Возникший пожар удалось потушить в первый же день, и сегодня на базе имелось больше тысячи вооруженных людей при десятках грузовиков. Танки, бэтээры и грузовики заправили без разговоров и даже поделились снарядами к скорострельным авиационным пушкам, установленным в башнях Т-26.

На базе работала мощная ламповая радиостанция, и авиаторы поделились свежими новостями. Космические агрессоры захватили несколько плацдармов и начали формирование бандгрупп для вторжения в соседние страны. Французская армия, бундесвер и остатки американской группировки в Европе, оставшись без современного оружия, пытаются сдержать продвижение противника, который рвется на запад из Польши – к Берлину, Дрездену, Мюнхену. Сообщалось о боях в Южной Америке, в центральной части Соединенных Штатов, на Ближнем Востоке и в густонаселенных районах Китая.

Московские передачи в первый день звучали паническими, в столице разгорались анархия, погромы и прочие прелести безвластия. Однако вечером выступил военный комендант Бегунов, отдавший приказ расстреливать мародеров и объявивший частичную мобилизацию резервистов. В туманной форме было сказано, что военные и общественно-политические движения договорились о создании временных органов управления страной в чрезвычайных обстоятельствах. Украинские и белорусские генералы выехали в Москву для подписания оборонительного договора и выработки планов совместного противодействия вторжению.

– Всем воинским частям, включая небоеспособные, было приказано выйти на связь, – продолжал генерал, командир разгромленной авиабазы. – Командование в Минске назначило меня комендантом участка и поручило наладить оборону рубежей. Мы отправили на границу триста человек на грузовиках, сейчас формируем второй батальон из техников и пилотов, одновременно пытаемся восстановить несколько простеньких самолетов и вертолетов, которые могут подниматься в небо без электроники. Налаживаем связь с гарнизонами сухопутных войск и послали группу связи на две соседние авиабазы.

После привала, заправки, обеда и согласования участков ответственности Глебов отправился в сторону польской границы.

Картами местности союзники снабдили только ротного командира. В пять вечера майор передал по радио, что двигаться будем по шоссе, оставляя по правую руку дубово-осиновый лес, что сразу после дома отдыха «Весна» будет мост, а дальше – населенный пункт Коробоничи, возле которого устроим привал. Действительно, вскоре промелькнули белокаменные строения дома отдыха с теннисным кортом, и через несколько минут колонна вышла к реке – судя по надписи на щите, река называлась Жеча.

Регулировщиков ВАИ, конечно, не было в помине, поэтому первым на другой берег ушел грузовик с взводом Гусарова. Солдаты ВВ умело перекрыли встречное движение, чтобы танки по одиночке проползли через мост. Хоть и легкие танки, но не следует перегружать опоры переправы.

Продвинувшись еще на километр, танкисты не без удивления увидели синий – размером метр на полтора – щит, на котором большими белыми буквами было написано по-английски и по-белорусски предупреждение: дескать, внимание, вы въезжаете в приграничную зону, так что дальше – только по пропускам.

Пограничников, которым можно было предъявить документы в развернутом виде, возле щита не оказалось, поэтому посмеялись и поехали дальше. Шли с распахнутыми для вентиляции люками, навстречу попадалось все больше машин и подвод на конной тяге, причем все были нагружены скарбом, словно жители поспешно покидали приграничье. В пресловутых Коробоничах творился полный кавардак, жители бегали с безумными глазами, кидали мешки с утварью в кузова грузовиков, кабины легковых автомашин и на телеги.

По-русски здесь говорили плохо, танкисты не совсем понимали белорусскую мову, да и вообще местные не желали ничего объяснять в паническом стремлении бежать на восток. Обозленный полковник Васьковцов с автоматчиками схватил какого-то дюжего хлопца, прислонил к стенке и потребовал рассказать, что происходит. Тот не сразу понял бесполезность попыток вырваться, но потом все-таки проскулил: дескать, из Польши злыдни напали, перестреляли пограничников, ворвались в Шапочку и Лыщичи, что за речкой Плестой, мужиков поубивали, баб и детишек угнали в Польшу, деревни разграбили, потом напали на Чернижово и Старую Унечу, там тоже всех убили.

– Откуда известно? – спросил майор Тимохин.

– Людзи ехали адтуль, шмат машын мима нас прайшло, – плаксиво рассказывал мужик. – Да майго суседа кум наведауся, са Старой Унечы, жахи расказвау. Вось жа вырадки: людзей грузавиками забираюць, цалкам засеки павынесли – и бульбу, и жыта…