Текст книги "Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг."

Константин Константинович Семенов
Русская армия на чужбине
Драма военной эмиграции 1920–1945 гг.

Ксении с благодарностью за любовь и поддержку

Предисловие

Эта книга выходит на рубеже 2019–2020 гг., когда в России вспоминают события почти 100-летней давности. В 2019 г. исполнилось 95 лет крупнейшим воинским организациям Русского зарубежья – Русскому Обще-Воинскому Союзу (РОВС) и Корпусу императорских армии и флота (КИАФ). Обе организации были образованы в 1924 г. и долгие годы играли ведущую роль в жизни русской эмиграции. В 2020 г. наша страна будет вспоминать Крымский исход 1920 г. – эвакуацию Русской армии генерала П. Н. Врангеля. Мемориализация памяти об этих событиях является одной из главных задач книги.

Первая половина ХХ в. – один из самых трагических этапов истории нашей страны. В это время на ее долю выпали тяжелейшие потрясения – Русско-японская война, три революции, Первая мировая война и кровопролитная Гражданская война, Советско-финская и, наконец, Вторая мировая война, 22 июня 1941 г. трансформировавшаяся в Великую Отечественную войну. В результате этих событий вне пределов России оказалось значительное количество наших соотечественников.

Февральская революция поставила точку в многолетней истории Российской империи – страна приняла новую форму бытия, а вместе с ней изменились и принципы существования ее армии. Вскоре началась ожесточенная Гражданская война, несколько лет спустя закончившаяся поражением белых армий. Многие участники борьбы с большевиками оставили Россию и отправились в вынужденное изгнание. На долгие годы разные страны стали для них прибежищем.

Военнослужащие всегда представляли собой ярко выраженную социокультурную группу с многолетними устоявшимися традициями и обычаями. На чужбине в их жизни произошли значительные изменения. В первую очередь это было обусловлено переходом белых армий на беженское положение и преобразованием армейских частей в воинские союзы.

Находясь в эмиграции, военнослужащие столкнулись с многочисленными проблемами социально-экономического и политического характера, обусловившими изменения в их повседневной жизни: они в большинстве случаев потеряли возможность продолжать военную службу и были вынуждены стать простыми рабочими и служащими. Несмотря на тяжелые условия существования, многие офицеры не утратили веры в реванш, что привело к участию бывших офицеров в различных военных конфликтах и войнах первой половины ХХ в.

Вторая мировая война стала переломным моментом в жизни военной эмиграции. Она нарушила хрупкий мир в эмигрантских кругах и роковым образом разделила Русское зарубежье. Тяжелейшие условия военного времени и участие ряда офицеров-эмигрантов в боевых действиях существенно ослабили монолитность военной эмиграции, не щадило офицеров и время. Эти и другие причины по окончании войны сделали возможной трансформацию воинских союзов в обычные ветеранские организации, сохранявшие память об исторической России.

В этой книге пойдет речь о судьбах эмиграции первой волны, оставившей пределы России в 1917–1922 гг. Среди вынужденных изгнанников достаточно большой процент составляли военнослужащие – участники антибольшевистской борьбы. В фокусе нашего исследования – различные организации военной эмиграции и судьбы их членов в период 1920–1945 гг. В эти годы Европа являлась эпицентром важнейших мировых событий, поэтому в данной работе территориальные рамки ограничены Европейским континентом. Воинские организации в азиатских странах и странах Америки будут рассмотрены в последующей монографии.

История русской военной эмиграции 1920–1945 гг. это уникальный социокультурный феномен существования милитаризованных формирований-организаций вне пределов Родины. Можно только удивляться, как долгие годы русским эмигрантам, в большинстве своем жившим на скудные заработки, удавалось сохранять свою корпоративную спайку.

Помимо сохранения памяти русские солдаты и офицеры внесли неоценимый вклад в научную, культурную и общественную жизнь европейских стран. Вопреки распространенному заблуждению об армии как обители солдафонства русские офицеры показали удивительные примеры образованности, тяги к знаниям, утонченного понимания прекрасного.

Среди различных мифологем советского периода широко известна и тиражируема одна, что непримиримые и злобные офицеры обманом вывезли за границу темные массы простых солдат и казаков и почти насильно удерживали в лагерях нижних чинов. «Во время тяжелой и упорной борьбы Советское правительство знало, что тысячи русских трудящихся путем обмана и насилия втянуты в борьбу с рабоче-крестьянской властью на сторону царских генералов и помещиков, фабрикантов. Этих обманутых людей водили в бой за чужое дело, и когда им пришлось очутиться на чужбине, их бросили на произвол судьбы»[1]1
  Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Документы и материалы. Т. Возвращение… М., 2002. С. 70–71.


[Закрыть]. В то время как современники считали по-другому: «Из всего состава Галлиполийской армии 50 % офицеров, остальные 50 % – в огромном большинстве – солдаты из русских интеллигентов. Студенты, учащиеся старших классов средних школ, ушедшие разновременно в эпоху Гражданской войны за идею великой России в ряды Добровольческой армии, адвокаты, инженеры, агрономы и т. д. Есть полки, где из солдатской массы более 70 % людей с высшим образованием или средним»[2]2
  Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Документы и материалы. Т. Книга вторая. На чужбине. 1920-1922. М., С. 63.


[Закрыть].

С конца ХХ в. тема русской военной эмиграции вызывает большой интерес у исследователей. Ряд отечественных ученых внес большой вклад в изучение военных организаций Русского зарубежья. В первую очередь это работы С. В. Волкова, В. И. Голдина, Н. А. Кузнецова, В. В. Марковчина, А. В. Окорокова, С. В. Смирнова, В. Г. Чичерюкина-Мейнгардта. Указанные авторы вдумчиво и скрупулезно восстановили различные этапы жизни военной эмиграции, уделяя большое внимание различным кризисам внутри эмигрантского сообщества. Значительно меньше внимания уделяется ежедневной жизни солдат и офицеров и структурным изменениям в воинских организациях. Поэтому, готовя настоящую книгу к изданию, я старался включить в нее моменты, рассказывающие о структуре военных организаций Русского зарубежья и их повседневности. Информация о жизни военной эмиграции дается в хронологическом и территориальном порядке.

Автор выражает искреннюю благодарность друзьям и коллегам за помощь в работе над книгой. Особенно хочется отметить и поблагодарить М. Ю. Блинова, А. Ю. Вовка, Н. А. Кузнецова, А. В. Марыняка, А. В. Окорокова, М. Ю. Сорокину, С. А. Хазанова-Пашковского.

Глава 1. Исход
1920–1922 гг.

Как в бою развертывается полк, разбивается на батальоны, роты, взводы, звенья, принимает рассыпной строй, так армия-изгнанница из лагерей Галлиполи, Лемноса, Кабакджи разошлась по братским славянским странам, рассыпалась по горам Македонии, шахтам Болгарии, заводам Франции, Бельгии, Нового Света.

Рассыпалась, но осталась армией, воинами, спаянными единой волей, связанными между собою и со своими начальниками, одушевленными одним порывом, одной жертвенной готовностью. Среди тяжелых испытаний армия устояла. Не ослабла воля. Не угас дух.

Придет день, протрубит сбор, сомкнуться ряды и вновь пойдем мы служить Родине.

Бог не оставит нас, Россия не забудет.

Генерал П. Н. Врангель

Февральская революция стала своеобразной точкой отсчета для начала эмиграции из России – сразу после нее за пределы страны, в надежде пересидеть смуту, потянулись наши соотечественники. После Октябрьской революции и в годы Гражданской войны процесс вынужденной эмиграции набирал обороты. По различным сведениям, Россию покинуло около 1 млн человек.

Формирование военной эмиграции в европейских странах началось еще до Октябрьской революции. Ее основу составили военнопленные Русской императорской армии, находившиеся в Германии, Австро-Венгрии, Турции. Чуть позже к ним добавились военнослужащие-«невозвращенцы» из состава Русского экспедиционного корпуса во Франции и Греции. Большевистский переворот вынудил некоторых генералов и офицеров отправиться за границу, в надежде пересидеть смуту и затем вернуться домой.

Организованная и массовая эмиграция военнослужащих началась в 1918 г. с уходом белых или национальных армий в изгнание. Первыми в конце 1918 г. на территорию Германии прибыли около 2500 беженцев из Прибалтики и Украины. Среди беженцев преобладали военнослужащие армии гетмана Украины П. П. Скоропадского. Эта группа беженцев была размещена в лагерях Клаусталь, Бленхорст, Вецлар, Нойштадт и Зальцведель. В последнем вскоре была образована так называемая Западная добровольческая армия (ЗДА) генерал-майора П. Р. Бермондт-Авалова. В декабре 1919 г. на территорию Германии отошла новая волна русских военнослужащих – около 3000 человек из ЗДА. Из этой группы 1400 человек были размещены в городе Нейссе, а другие в лагерях Альтенграбов и Вюнсдорф. Прибывшие на территорию Германии чины армии получили единоразовую денежную помощь от Германии в размере 250 марок офицеры и 150 марок солдаты[3]3
  Бермондт-Авалов П. Р. В борьбе с большевизмом. М., 2017. С. 243.


[Закрыть]. Весной 1920 г. для прибывающих в Германию русских военнослужащих было создано еще несколько новых лагерей-общежитий в Альтенау, Боденфельде, Вильдемане.

В апреле 1919 г. в рамках Одесской эвакуации Россию покинуло 12 330 военнослужащих, они неравномерно рассеялись между Турцией, Болгарией, Румынией и Королевством СХС.

В ноябре 1919 г. на территорию Эстонии отошла Северо-Западная армия генерала от инфантерии Н. Н. Юденича. В ее составе насчитывалось около 15 000 человек, с ними находилось около 30 000 гражданских беженцев и 10 000 военнопленных. К весне 1920 г. из этого количества 7611 человек вернулись в Советскую Россию и около 9000 человек перебрались в Польшу к сентябрю 1920 г.

В начале февраля 1920 г. из Одессы на 35 судах было эвакуировано около 16 000 человек, процент военнослужащих в этой эвакуации установить не удалось. Эвакуация Одессы была плохо организована, и около 3500 военнослужащих не смогли погрузиться на суда, остались в городе и были пленены. Около 1800 военнослужащих, названных Овидиопольским отрядом, ушли пешим порядком в Румынию. Часть отряда рассеялась по странам, а некоторые бойцы вернулись в Крым.

После возглавления Вооруженных сил юга России генерал-лейтенант П. Н. Врангель отдал распоряжение начать работу по подготовке эвакуации своих войск. В первую очередь им двигало желание исключить повтор новороссийской катастрофы. Уже в день своего назначения Врангель поручил командующему флотом подготовить возможность эвакуации в Константинополь 60 000 человек.

Командующий флотом тяжело болевший вице-адмирал М. П. Саблин был сменен контр-адмиралом М. А. Кедровым, на чьи плечи и легла основная подготовка эвакуации.

31 октября – 2 ноября 1920 г. из Крыма было эвакуировано почти 150 000 человек, из них более 100 000 были военнослужащими. Около 50 000 человек принадлежали к строевым частям, до 40 000 человек были чинами тыловых учреждений и частей, 6000 человек были больными и ранеными и 3000 были воспитанниками военно-учебных заведений[4]4
  Русская армия в изгнании. 1920–1923 годы // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. М., 2003. С. 7.


[Закрыть]. Крымская эвакуация производилась из нескольких городов. Из Севастополя было эвакуировано 65 000 человек на более чем 80 судах, из Керчи 32 300 человек на 29 судах, из Ялты – около 13 000 на 12 судах, из Евпатории – 7600 человек на 6 судах[5]5
  Кузнецов Н.А. Русский флот на чужбине. М., 2009. С. 104.


[Закрыть].

Всего же, по оценкам современных исследователей, Россию оставили около 250 000 военнослужащих[6]6
  Голдин В.И. Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы ХХ века. М., 2016. С. 19.


[Закрыть], из них примерно 70 000 были офицерами, из которых около 58 000 человек эвакуировалось в составе белых армий, около 7000 служили в армиях новообразованных государств, а остальные не участвовали в Гражданской войне и оказались за рубежом по другим причинам[7]7
  Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 1999. С. 274.


[Закрыть]. Для понимания значения РОВСа в жизни военной эмиграции укажем, что в 1924 г. в состав первых четырех отделов союза входило 25 293 офицера[8]8
  Ганин А.В. Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны. Противостояние командных кадров. 1917—1922 гг. М., 2019. С. 50.


[Закрыть].

Эвакуированная из Крыма армия по договоренности с союзниками и турецкими властями была размещена во временных лагерях. Соглашаясь на это, генерал Врангель даже не подозревал о тяжелейших условиях, ожидавших русских изгнанников в лагерях. Французское правительство в счет имущества Русской армии обязалось предоставлять чинам армии продовольственный паек.

Строевые части Русской армии были распределены в лагерях на турецкой земле следующим образом. Части 1-го Армейского корпуса (более 25 000 человек) под командованием генерала от инфантерии А. П. Кутепова были размещены в Галлиполи, около 15 000 донских казаков под командованием генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова – в Чаталдже и до 15 000 кубанских казаков под командованием генерал-лейтенанта М. А. Фостикова расположились на острове Лемнос[9]9
  Русская армия в изгнании. 1920–1923 годы… С. 9.


[Закрыть]. Русская эскадра, сократившаяся до 30 кораблей и 6000 человек (включая Морской кадетский корпус) была направлена в Бизерту (Тунис). Больные и раненые военнослужащие были помещены в различные госпиталя на территории Турции и Греции. Гражданские беженцы были отправлены в различные страны.

В лагерях Русская армия была переформирована в три корпуса: 1-й Армейский, Донской и Кубанский. Из ее состава были выведены лица, перешедшие на беженское положение, существовавшие части оптимизировались: из «цветных»[10]10
  «Цветными» частями в годы Гражданской войны на юге России назывались военнослужащие элитных частей, названных в память лидеров белой борьбы, – алексеевцы, дроздовцы, корниловцы и марковцы.


[Закрыть] дивизий 1-го Армейского корпуса были созданы одноименные полки.

Изначально питание в лагерях было индивидуальным – военнослужащий получал паек на себя и занимался приготовлением пищи в собственном котелке. «Ели и недоедали. Чувство голода пришло не сразу. Сначала просто хотелось есть, но еще было что продать и купить добавочный кусок хлеба. Потом – работа не уменьшилась; начались занятия, и постепенно ощущение временного недоедания сменилось чувством постоянного сосущего голода. А тут паек еще уменьшен. Теперь хлеба хватает только до обеда. Суп из одних бобов похож на опаловый мыльный настой, и в нем плавает считанный не раз порцион – 72-113 фасоли. Полторы чайные ложки сахару и немного консервов дополняют картину дневного пропитания», – вспоминал один из галлиполийцев[11]11
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 65.


[Закрыть]. В Тунисе (Бизерте) положение с питанием было чуть лучше.

Позже питание стало из общего котла, что не исключало выдачи индивидуального пайка. В январе 1921 г. ежедневный паек включал в себя: хлеб – 400–500 г, мясные консервы – до 200 г, картофель – до 750 г, бульонные кубики – 2 г, сахар – до 20 г, кокосовое масло – до 20 г, чай – 1 г, иногда выдавалось 75 г муки, одна селедка или 100 г камсы. Картофель мог быть заменен 100 г крупы[12]12
  Кравченко Вл. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи. Т. 2. Мюнхен, 1975. С. 306.


[Закрыть].

Нахождение в лагерях негативно отражалось на дисциплине в частях. В Галлиполи из-за блестящего командного состава и более жесткой дисциплины удавалось держать ситуацию под контролем, а вот в казачьих лагерях ситуация была гораздо хуже. Не помог и перевод Донского корпуса на Лемнос. Проблемы с дисциплиной, а также интриги французского командования против Главнокомандующего и армии стали причиной распыления казачьих частей. Французы всячески химичили с выдачей пайка, грозя армии голодом, также они горячо приветствовали и стимулировали переход на беженское положение (перешло до 4000 человек), возвращение в Советскую Россию (до 3000 человек, преимущественно казаки), трудовую миграцию в Латинскую Америку (около 3000 человек, преимущественно казаки), а также запись во французский Иностранный легион (несколько сотен человек)[13]13
  Русская армия в изгнании. 1920–1923 годы… С. 11.


[Закрыть].

Командование предпринимало самые различные меры для осуществления перевозки частей армии из лагерей в Турции. Первичные переговоры проводили военные агенты в различных странах. Наиболее привлекательными для командования были страны балканского региона. С помощью генерала от кавалерии П. Н. Шатилова командованию наконец удалось договориться о приеме воинских частей в Болгарии и КСХС (Королевство сербов, хорватов и словенцев). В мае 1921 г. началась перевозка армии на Балканы.

Пребывание на чужбине заставляло эмигрантов непрерывно думать о будущем. Не было исключением и командование Русской армии. 8 декабря 1920 г. в интервью рижской газете «Сегодня» генерал П. Н. Врангель заявил следующее: «Со времени эвакуации Крыма я фактически перестал быть правителем юга России. Но идея русской законной власти существует, и я по-прежнему олицетворяю ее. Недавняя история Бельгии и Сербии доказывает, что временное оставление государственной территории не означает политического уничтожения государства. Мы будем в таком же положении, как эти государства. Если союзники будут относиться к 70 000 эвакуированных солдат как к армии, которая не преминет возобновить борьбу. Было бы непростительно не признавать значения русской армии, дисциплинированной и готовой к выполнению своей мировой задачи. Если союзники, не оценивая правильного положения, будут видеть в армии простую массу беженцев, я перестану быть главой власти, так как никогда не соглашусь играть роль Петлюры или Скоропадского. Таким образом, моя судьба, как главы правительства, зависит от судьбы армии. Я твердо верю, что союзники, принимая во внимание красную опасность, поймут важность сохранения армии…»[14]14
  Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 13.


[Закрыть] К сожалению, Петр Николаевич глубоко заблуждался, надеясь на помощь и признание союзников. Последние и не собирались помогать изгнанникам. Стоит сказать, что взаимоотношения белых армий и лидеров эмиграции с союзниками требуют и еще ждут своего исследователя и потому останутся вне рамок нашего повествования.

В январе 1921 г. штаб Русской армии уже не сомневался в злом умысле союзного командования, особенно французского, контролировавшего лагеря, где располагались эвакуированные части армии. Свою задачу французское командование видело в роспуске армии и уничтожении спайки воинских частей. Для этого французами осуществлялся целый комплекс мер – психологическое давление на командование Русской армии, сокращение пайка и снабжения русских частей, ужесточение режима входа-выхода с территории лагерей, побуждение к возвращению в Советскую Россию и вступлению в французский Иностранный легион.

Пребывание в лагерях было далеко не простым, многие не выдерживали и переходили на беженское положение и оставляли лагеря и армию. При лагерях стали формироваться беженские батальоны, но армия продолжала жить.

8 января 1921 г. начальник информационного отделения штаба Главнокомандующего Русской армией разослал письмо военным представителям П. Н. Врангеля в Греции, Польше, Сербии, Чехословакии и Франции, в котором указывал: «Между тем целый ряд распоряжений французского командования, продиктованных местными интересами, очень часто идет вразрез с стремлением Главнокомандующего сохранить воинскую организацию, сохранить армию.

Не предрешая вопроса о будущем, тем не менее приходится считаться, что может наступить момент, когда союзное командование станет на открытый путь разрушения армии, т. е. ее организации, или, наоборот, к устранению Главнокомандующего от непосредственного руководства армией.

Для парализования всех вредных последствий этих мероприятий для русского дела решено теперь же принять ряд мер, дабы:

1) воинская организация ни в коем случае не разрушалась и

2) связь Главнокомандующего с войсками не прерывалась, и в нужный момент можно было бы вновь собрать на борьбу все наиболее стойкое и крепкое.

Для выполнения этого Главнокомандующий приказал в каждой стране, где есть или будут военнослужащие на положении беженцев, приступить к организации их в Союзы, общества, артели и т. п., изыскивая к тому все способы. Только созданием организации возможно будет удержать их от распыления и неизбежного разложения.

Проведение этой меры позволит не только вести точный учет военнослужащих и поддерживать с ними связь, но явится возможность морально руководить ими»[15]15
  Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 17.


[Закрыть]. Этим же письмом работа по консолидации военнослужащих в отдельно взятых странах возлагалась на военных агентов.

23 марта 1921 г. правительство Болгарии приняло ряд постановлений, сильно ограничивающих существование русских частей в Болгарии, главным из которых было требование о полной сдаче русскими частями имеющегося вооружения. В страну прибыл генерал А. П. Кутепов, по информации большевистской разведки, он приказал отклонить требования о сдаче оружия.

В 1921 г. в Белграде был образован Совет объединенных офицерских обществ в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Существенным отличием офицерских обществ в КСХС было нахождение в составе некоторых из них отделов, располагавшихся в других странах. К концу 1923 г. в совет входили: Общество русских офицеров в КСХС – 225 человек, Общество офицеров Генерального штаба – 318, Общество офицеров-артиллеристов – 290, Общество военных юристов – 33, Общество военных инженеров – 121, Общество офицеров инженерных, железнодорожных и технических войск – 652, Общество бывших воспитанников Николаевской инженерной академии и училища – 306, Общество офицеров Корпуса военных топографов – 88, Общество военных интендантов – 63, Общество гвардейской артиллерии – 55, Общество Георгиевских кавалеров – 150, Общество морских офицеров – 709, Общество пажей – 129, Общество бывших юнкеров Николаевского кавалерийского училища – 51, Общество офицеров Корпуса военно-воздушного флота – 200, Союз полковых объединений гвардейской пехоты и сапер – 190 человек, всего 3580 человек[16]16
  Волков С. В. Трагедия русского офицерства. М., 1999. С. 272.


[Закрыть].

30 июня 1921 г. прибывшая в Королевство сербов, хорватов и словенцев Кубанская казачья дивизия начала строительство шоссейной дороги Вранье – Карбевац – Босилеград. Строительство продлилось более четырех лет и было закончено 31 июля 1925 г.[17]17
  ГАРФ. Ф. Р-7508. Оп. 1. Д. 8. Л. 69 об.


[Закрыть] Казакам пришлось работать в тяжелейших условиях, вгрызаясь в скалы. Многие из них сложили головы на этой стройке, скончавшись от переутомления, болезней и непосильного труда. Позже сербы назовут эту дорогу «Русский путь».

Командование армии видело свою главную задачу в консолидации всех военнослужащих, оказавшихся за пределами России. К 12 февраля 1922 г. штабом Главнокомандующего в рядах армии было учтено 21 331 человек (1802 офицера и 19 529 солдат). Территориально они располагались следующим образом.

В Болгарии находились 1-й армейский корпус (4836 офицеров и 8129 солдат) – 12 965 человек, Донской корпус (1872 офицера и 4328 казаков) – 6200 человек, еще 1829 человек – в рядах различных воинских предприятий и союзов.

В Королевстве СХС в составе различных частей находилось 6276 человек (2656 офицеров и 3620 солдат), еще 3304 человека (829 офицеров и 2475 солдат) – в составе различных артелей.

В Галлиполи оставались технические части общей численностью 1411 человек (763 офицера и 329 солдат).

В районе Константинополя было учтено 1175 человек в составе различных организаций (846 офицеров и 329 солдат)[18]18
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 171—172.


[Закрыть].

На вооружении армии тогда же имелось 30 235 винтовок, 180 пулеметов, 9800 сабель, 1 616 000 патронов, а также автопарк из 36 легковых, 27 грузовых и 13 санитарных автомобилей[19]19
  Там же. С. 173–174.


[Закрыть].

Таким образом, части Русской армии хоть и были распылены, но все еще представляли собой грозную силу. Внутреннее положение в нестроевых организациях-союзах несколько отличалось от того, что было в частях.

Для получения точных сведений о числе готовых к борьбе с большевиками лиц регулярно проводились регистрации воинских чинов. Первая из них прошла весной 1922 г. В ходе ее 9300 человек было зарегистрировано в Болгарии, в Берлине (читай – в Германии) – 12 000 человек, в Белграде (читай – КСХС) – 18 000 человек[20]20
  Там же. С. 239.


[Закрыть]. Регистрация должна была быть закончена к 18 марта 1922 г., но в случае казаков продолжалась еще в апреле.

Наряду с внешнеполитическими демаршами Главнокомандующий продолжал проводить начатую еще в Крыму украинскую политику, считая, что «враг моего врага – друг». Переговоры с украинскими политиками и военными продолжались и в изгнании, что вскоре было замечено и советскими спецслужбами: «Из хорошо осведомленного украинского источника сообщают, что в январе [19]22 г. в Кишиневе было подписано соглашение между представителями генерала Врангеля и Гуленко, представителем Петлюры»[21]21
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 222.


[Закрыть]. Позже украинцы опровергли заключение этого соглашения.

Большой интерес в контексте русско-украинского сотрудничества представляет разрешение П. Н. Врангеля на вступление русских в украинские части: «Российскому военному агенту в Румынии. В ответ на Ваш рапорт от 17 февраля 1922 г. Главнокомандующий приказал поставить Вас в известность, что с его стороны, ввиду известных Вам обстоятельств, не встречается препятствий к поступлению русских офицеров, находящихся в Румынии, в части, формируемые Украинским правительством. Начальник отделения Генерального штаба Генерального штаба полковник Подчертков»[22]22
  Там же. С. 232.


[Закрыть].

В дальнейшем генерал Врангель постоянно возражал против вступления русских в чужие части и армии[23]23
  ГАРФ Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 19. Л. 218.


[Закрыть], запрещая своим подчиненным участвовать в чужих военных конфликтах, но в украинском вопросе проявил заметную гибкость.

Стоит сказать, что украинские круги тоже пересмотрели свое отношение к Русской армии и стали выступать за установление тесного диалога: «В случае дальнейшей активной борьбы украинского народа за свою независимость является совсем нежелательным иметь еще одного врага. Для того чтобы не сделать ошибки, какую сделала наша дипломатия в 1920 году, когда, несмотря на все требования военных кругов, не было своевременно установлено отношение к армии Врангеля, следствием чего явилась киевская неожиданность…»[24]24
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 234.


[Закрыть].

Командование Русской армии продолжало консолидацию военной эмиграции в единый организм. Наиболее трудным было договориться о сотрудничестве с представителями белых армий, сражавшихся на других фронтах и не питавших особого почтения к личности П. Н. Врангеля. Между тем летом 1922 г. командование договорилось о присоединении к армии отрядов генерал-лейтенанта П. В. Глазенапа в Венгрии. Согласно проведенной в июне 1922 г. регистрации, в распоряжении Глазенапа были помощники (генерал-майор Л. А. Бабошко и полковники Малама и Горчаков), 18 штаб-офицеров, 347 обер-офицеров (из них 225 пехотных, 58 кавалерийских, 14 артиллерийских, 8 воздушного флота, 15 инженерных, 27 других специальностей), 2500 солдат (примерно 50 % бывшие военнопленные Русской императорской армии, прочие – чины белых армий). Также в Венгрии находилось около 400 донцов и кубанцев[25]25
  Там же. С. 319.


[Закрыть]. Около 1500 добровольцев Глазенапа размещались в лагере Фегервари в Будапеште и были хорошо вооружены[26]26
  Рутыч Н.Н. Белый фронт генерала Юденича. М., 2002. С. 197.


[Закрыть]. Зачисление отрядов Глазенапа было объявлено приказом по армии № 5379 от 28 июля 1922 г.

23 июля 1921 г. в Стамбуле был образован Совет Союзов и Обществ бывших русских воинов, находящихся в Турции. В его состав вошли Союз русских инвалидов – 1531 человек, Общество кавалеров ордена Св. Георгия – 185 человек, Союз офицеров армии и флота – 381 человек, Союз участников 1-го Кубанского похода – 223 человека, Общество офицеров Генерального штаба – 58 человек, Общество офицеров Русского экспедиционного корпуса во Франции и Македонии – 27, Общество офицеров Конной артиллерии – 42, Группа лиц, поддерживающих духовную связь с русскими военными за границей – 874 человека, всего 2430 человек[27]27
  Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 1999. С. 271.


[Закрыть]. В связи с отъездом из лагерей русских военных становилось все меньше, падала и активность организаций. Весной 1922 г. в Константинополе существовали Союз инвалидов, Союз Георгиевских кавалеров, Союз помощи казакам под общим руководством генерала от кавалерии Н. Н. Баратова. Все три союза были почти бездеятельны. Еще одна организация – Союз взаимопомощи и объединения бывших русских воинов в Турции под руководством генерал-майора Б. П. Лазарева – в то же время занимал пробольшевистскую позицию, но неясно, было ли это с ведома председателя или нет[28]28
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 188.


[Закрыть]. Генеральный штаб армии, анализируя существование союзов в Турции, отмечал: «Организованные с этой целью различные воинские союзы не дали того, что на них первоначально возлагалось. Наиболее крупные из них, находящиеся в Константинополе, занялись политическим самоопределением на основе своей полной аполитичности даже в отношении Русской армии…»[29]29
  Там же. С. 177.


[Закрыть]

В Константинополе также размещались Управление по беженцам под руководством генерала Петрова, военный агент генерал Чертков, начальник морских сил генерал Ермаков и военно-морской агент капитан Регекампф. Близость Турции к Советской России позволяла использовать ее территорию для подготовки террористических актов. В июле 1921 г. осуществлена неудачная посылка 30 агентов-террористов на пароходе «Отважный» и 16 человек во главе с капитаном Моисеевым на турецкой шхуне в феврале 1922 г.

Командование Русской армии старалось оградить личный состав от политических дрязг и борьбы. Непредрешенчество Добровольческой армии стало одним из важных принципов армии в изгнании. Главнокомандующий и его ближайшее окружение неоднократно подчеркивали запрет на партийность внутри армии. В приказе временно исполняющего должность начальника штаба Русской армии генерал-майора А. П. Кусонского отмечалось:

«1) Каждый военнослужащий волен иметь свои личные политические убеждения и симпатии к той или иной из государственно мыслящих национальных партий.

2) Армия же в ее целом ни в коем случае не может быть партийной, она может и должна служить Родине, но никак ни какой-либо партии.

3) Внесение какой бы то ни было политики, в каком бы то ни было виде в ряды армии недопустимы, и против этого обязаны бороться начальники всех степеней…»[30]30
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов. Т. 1. Кн. 2. С. 141—142.


[Закрыть]

При этом наибольшее распространение в среде армии имели монархические идеи. Особенно много сторонников монархии было среди военнослужащих гвардейских частей. Из генералитета видным представителем монархического лагеря был бывший донской атаман П. Н. Краснов. Врангель поддерживал с ним активную переписку и просил воздержаться от монархических лозунгов.

Оставив лагеря, военнослужащие Русской армии стали медленно распыляться по Европе. Началась организация воинских союзов на местах или образование отделений уже существовавших организаций. Филиалы общества галлиполийцев стали возникать в различных странах. В июле 1922 г. в инструкции отделениям председатель общества генерал-лейтенант М. И. Репьев пояснил, что «отделения общества учреждаются во всех пунктах, где имеется не менее 100 членов общества, согласно § № 33 устава»[31]31
  ГАРФ. Ф. 5759. Оп. 1. Д. 2. Л. 1.


[Закрыть].

Несмотря на имеющиеся противоречия, 20 августа 1922 г. состоялось совещание членов военного совета при Высшем монархическом совете и представителей командования Русской армии. Оно проходило в Мюнхене в пансионе «Астория» на квартире генерала от кавалерии В. М. Безобразова. От монархистов присутствовали: генерал от кавалерии В. В. Бискупский, генерал от кавалерии П. Н. Краснов, генералы Снигурин, В. П. Глазенап, Ваулин, полковники Непестрем и князь Мещерский. От Русской армии присутствовали начальник штаба генерал Е. К. Миллер, заведующий мобилизационным отделом штаба полковник Саусов, полковник Яншин – помощник начальника разведывательного отделения штаба 1-го армейского корпуса и капитан Зарубаев. На совещании обсуждалось положение армии, вопрос престолонаследия и др. Несмотря на доброжелательную атмосферу встречи, никаких важных последствий она не имела и стороны остались на прежних позициях.