Текст книги "Вознесенная грехом"

Кора Рейли
Вознесенная грехом

Cora Reilly

By Sin I Rise: Part One

Copyright © 2021 Cora Reilly

© Белякова Анастасия, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Пролог

Марселла

Есть то неизменное, что течет в нашей крови. От этого нельзя избавиться, нельзя изменить и утратить, но об этом можно забыть. С раннего детства у меня срабатывал защитный инстинкт, когда дело касалось опасности или человека, которому не следовало доверять. И я прислушивалась, всегда останавливалась, чтобы заглянуть глубоко в себя, подключить интуицию и перепроверить, прежде чем продолжить действовать.

Пока не перестала прислушиваться, пока не привыкла к тому, что есть люди, заботящиеся о моей безопасности, и пока не стала доверять их решению больше, чем собственному. Я вручила свою жизнь в руки специально обученных телохранителей, мужчин, способных защитить меня лучше, чем я сама – всего лишь маленькая девочка, а впоследствии женщина. Если бы я прислушалась к шестому чувству, обратила внимание на пробегающие мурашки по телу в ту первую встречу и позже, когда меня похитили, то была бы в безопасности. Но я научилась игнорировать свой внутренний голос, инстинкт, унаследованный от отца, потому что не должна была замечать опасности нашей жизни.

Маленькие дети быстро понимают, что, пряча глаза от беды, ты не защитишь себя от нее. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы усвоить этот урок.

Мэддокс

С самого первого момента, как я увидел Белоснежку, она врезалась в мою память. Каждую чертову ночь образ ее обнаженного тела мучил меня и основательно сводил с ума.

Порой я просыпался, чувствуя ее вкус на языке, и был почти убежден, что и впрямь зарылся языком в ее, несомненно, красивую киску. Черт, я еще не видел ни сантиметра этого легендарного тела и уж тем более не прикасался к нему. Но я обязательно сделаю это, даже если для этого придется надкусить отравленное яблоко.

Такого парня, как я, никогда бы не подпустили к Белоснежке. Я отнюдь не был гребаным неудачником. Я собирался стать президентом мотоклуба «Тартар», следуя по стопам моего дяди – нынешнего президента. Но в глазах Белоснежки и ее чертова отца, Луки Витиелло – главы итальянской мафии всего Восточного побережья, этот факт делал меня самым низшим отбросом на земле. Я был маленьким мальчиком, которому едва исполнилось пять лет, когда у меня отобрали привычную жизнь. Как сын президента отделения мотоклуба «Тартар» в Нью-Джерси, уже с юного возраста я видел много неприятных вещей. Как братья по клубу средь бела дня трахались со шлюхами посреди клуба, устраивали жестокие драки и перестрелки… но ничто из этого не оставило такого следа, как та ночь, когда глава нью-йоркской мафиозной Семьи зверски убил моего отца и его людей.

Этот ублюдок в одиночку уничтожил целое отделение нашего клуба.

Зачеркните это.

Не один, а с помощью чертова топора и ножа для сдирания шкуры. С тех пор крики моей умирающей клубной семьи преследовали меня по ночам, как эхо воспоминаний, от которых я не мог избавиться, пока не выпивал количество алкоголя, способное убить слона. Эти образы разжигали мою жажду мести.

Мести, которую я осуществлю при помощи избалованной принцессы Нью-Йорка – Марселлы Витиелло.

Глава 1

Мэддокс

Мэддоксу пять лет

Я сидел на полу мотоклуба и крутил пустую бутылку из-под пива, от которого мои ладошки были липкими. Когда я поднес пальцы ко рту, чтобы лизнуть их из любопытства, то скривился. Горький, гнилой вкус распространился по языку, прилип к деснам и горлу. Я сплюнул, но неприятный привкус так и не исчез.

Комната была заполнена дымом от сигар и сигарет, отчего нос немного чесался, а сопли иной раз становились темными.

Я продолжал крутить бутылку, потому что больше играть было не с чем. Все мои игрушки остались у мамы, но вчера папа забрал меня от нее, и они снова накричали друг на друга, как и всегда. Папа дал маме пощечину, оставив на ее щеке красный след, и с тех пор был не в духе. Я всегда держался от него подальше, когда у него было такое настроение. И сейчас он орал на кого-то в трубку.

Поп, его правая рука, обычно играл со мной, но в этот момент он сидел у барной стойки и целовался с какой-то блондинкой. Другие байкеры сидели за столом и играли в карты. На самом деле они не хотели, чтобы я им надоедал. Когда я спросил, можно ли понаблюдать за их игрой, один из них толкнул меня так, что я свалился на задницу. Копчик до сих пор болел в том месте, на которое я приземлился.

Раздались громкие шаги. Дверь мотоклуба распахнулась, и один из про́спектов[1]1
    Prospect (англ.) – человек, желающий вступить в ряды членов мотоклуба, кандидат.


[Закрыть], спотыкаясь, вбежал с широко раскрытыми глазами.

– Черный лимузин.

Все резко вскочили, будто эти слова были секретным кодом. Я повернулся к отцу, который раздавал приказы так громко, что брызгал слюной. Я не понимал, что такого плохого в черной машине. Раздался крик, сначала пронзительный, а затем хриплый. Я снова посмотрел на дверь и увидел, как про́спект рухнул вперед с топором в затылке, раскалывающим его, как спелый арбуз. Мои глаза округлились, бутылка выпала из рук. Кровь про́спекта забрызгала все вокруг, когда вытащили топор. Он оставил в черепе настолько глубокую рану, что виднелись мозги. «Точь-в-точь как арбуз», – снова подумал я.

Отец подбежал ко мне и схватил за руку железной хваткой.

– Спрячься под диваном и не выходи! Ты меня понял?

– Да, сэр.

Он толкнул меня к старому серому дивану, я упал на колени и заполз под него. У меня заняло немало времени, чтобы залезть под сиденье, где я едва помещался, но все же мне удалось лечь на живот, лицом к входной двери и комнате.

Крупный мужчина с безумными глазами ворвался внутрь с ножом и топором в руках. Я затаил дыхание, когда он зашел, рыча, как разъяренный медведь. Он с силой ударил ножом папиного казначея, который потянулся за пистолетом. Слишком поздно потянулся. Казначей упал прямо перед диваном, уставившись на меня вытаращенными глазами. Под его головой начала натекать лужа крови.

Я отполз чуть назад, но резко замер, испугавшись, что мои ноги выглянут из-под дивана. Крики становились все громче и громче, и я закрыл уши руками. Но не смог отвести взгляда от происходящего вокруг. Безумец схватил нож и кинул его в Попа. Лезвие попало ему точно в грудь, и Поп завалился назад так, будто перебрал с алкоголем. Отец ринулся за барную стойку вместе с двумя кандидатами. Я хотел спрятаться там вместе с ним, хотел, чтобы отец утешил меня, даже если прежде он никогда этого не делал. Безумец выстрелил в руку другому члену мотоклуба, когда тот потянулся за брошенным пистолетом. Каждый раз я вздрагивал от раздававшихся выстрелов, которые слышал, даже закрыв уши.

Плохой дядя продолжал стрелять по бару, но со временем все утихло. Неужели у папы и про́спектов закончились боеприпасы? Мои глаза метнулись в сторону оружейной в конце коридора. Один из кандидатов выскочил из-за барной стойки, но мужчина погнался за ним и с размаху бросил топор ему в спину. Зажмурившись, я сделал несколько судорожных вздохов, прежде чем снова осмелился открыть глаза. Кровь казначея медленно подтекала ближе ко мне и начала пропитывать рукава кофты, но на этот раз я не рискнул пошевелиться. Даже когда она испачкала всю одежду и покрыла мои маленькие пальцы. На помощь пришли еще двое папиных людей. Но безумец был похож на разъяренного медведя. Я лежал неподвижно, слушая крики мучительной боли, страданий и ярости, и смотрел, как мертвые тела одно за другим падают на пол. Лужи крови были повсюду.

Отец закричал, когда безумец вытащил его из-за барной стойки. Я дернулся вперед, желая помочь ему, но его глаза заметили мое движение, приказывая оставаться на месте. Плохой дядя проследил за взглядом отца. Его лицо было как у монстра: покрытое кровью и искаженное от ярости. Я пригнул голову, боясь, что меня заметят. Однако безумец продолжил тащить папу к стулу.

Я знал, что не стоит нарушать приказы отца, поэтому оставался неподвижным, как мне казалось, целую вечность, хотя, скорее всего, прошло несколько минут. Плохой дядя начал наносить удары отцу и кандидату, который был все еще жив. Я больше не мог смотреть на это и крепко зажмурил глаза, отчего в висках начало пульсировать. Я прижал руки ко лбу. Грудь и ладони были теплыми от крови, а штаны от того, что я в них помочился. Все провоняло мочой и кровью. Я задержал дыхание, но в груди больно сдавило, поэтому пришлось сделать глубокий вдох. Я начал считать секунды, думая о мороженом, жареном беконе и фирменном лаймовом пироге мамы, но крики были слишком громкими. Они вытесняли все хорошие воспоминания.

Наконец вокруг воцарилась тишина, и я осмелился поднять голову. Глаза наполнялись слезами, пока я оглядывался вокруг. Повсюду были куски плоти и лужи крови. Меня затрясло и вырвало, от желчи в горле начало саднить, а потом я замер, боясь, что плохой дядя где-то поблизости и собирается убить меня. Я не хотел умирать. Я начал плакать, но быстро вытер слезы. Отец ненавидел слезы. Какое-то время я прислушивался к биению собственного сердца, которое звенело у меня в ушах и вибрировало в костях, пока не успокоился и мое зрение не прояснилось.

Я огляделся вокруг в поисках безумца, но его нигде не было. Входная дверь оказалась открыта, и все же я долго ждал, прежде чем наконец выполз из-под дивана. Моя одежда была испачкана кровью и пропахла мочой, я жутко проголодался и хотел пить, но не ушел. Я стоял среди разорванных на части людей, которых знал всю свою жизнь, людей, которые больше походили на нормальную семью, чем та, что у меня была. Я почти никого из них не узнал. Их тела были изуродованы.

С отцом обошлись хуже всего. Его лицо было изуродовано. Только благодаря тату на его шее с изображением черепа, извергающего огонь, я понял, что это папа. Я хотел попрощаться с ним, но не решился подойти ближе к тому, что осталось от него. Он выглядел пугающе. В конце концов я выбежал на улицу и бежал без остановки, пока не добрался до дома знакомой старушки, жены казначея. Прежде я навещал ее всего несколько раз, и она пекла для меня печенье. Когда она увидела меня всего в крови, то сразу поняла, что случилось нечто ужасное.

– Они мертвы, – прошептал я. – Все мертвы.

Старушка попыталась дозвониться до своего старика, потом до моего отца и других членов мотоклуба, но никто не ответил. В итоге она позвонила моей маме, чтобы та меня забрала, а после помыла, пока я ждал, когда за мной приедут.

Когда мама приехала, она была бледна как полотно.

– Идем, нам нужно уходить.

Она взяла меня за руку.

– А как же папа?

– Мы ничего больше не можем сделать для него. Нам опасно оставаться в Нью-Йорке. Мы должны уехать, Мэддокс, и мы никогда не сможем вернуться сюда. – Мама потащила меня к нашему старому Форду Мустанг и усадила на пассажирское сиденье. Машина была вся забита сумками так, что я не мог ничего увидеть в окне заднего вида.

– Мы уезжаем? – озадаченно спросил я.

Мама вставила ключ в замок зажигания:

– Ты не расслышал? Мы должны уехать навсегда. Эта территория больше не принадлежит «Тартару». Теперь мы будем жить с твоим дядей в Техасе. Там будет твой новый дом.

Моя мама сразу позвонила дяде Эрлу с просьбой о помощи. У нее не осталось денег, которые отец всегда ей давал, хотя они вечно ругались и больше не жили вместе. Эрл согласился приютить нас. Так мы и переехали в Техас. В итоге мама стала старушкой Эрла, и у них родился мой брат Грей.

Техас стал моим временным домом, сердце всегда требовало вернуться туда, где я родился, чтобы отстоять то, что принадлежало мне по праву, и отомстить.

Много лет я не возвращался в Нью-Джерси, но когда наконец сделал это, то лишь с одной целью, – чтобы убить Луку Витиелло.

Марселла

Марселле пять лет

Я сидела на краю кровати, болтая ногами, и не сводила глаз с двери, ожидая, когда она откроется. Уже было семь часов утра. Мама всегда будила меня в это время. Стрелки часов подкрадывались к 7:01, и я начала слезать с кровати. Почему именно сегодня мама опаздывает?

Я не могла больше ждать.

Дверная ручка дернулась, и я замерла, усевшись обратно на матрас и наблюдая, как мама заглядывает внутрь. Увидев меня, она засмеялась, и ее лицо засияло:

– И давно ты не спишь?

Я пожала плечами и спрыгнула с кровати.

Мама шагнула мне навстречу и крепко обняла.

– С днем рождения, дорогая.

Я начала извиваться, отчаянно желая спуститься на нижний этаж. Выскользнув из ее объятий, я спросила:

– Теперь мы можем пойти вниз? Там уже праздник?

Мама снова рассмеялась.

– Еще нет, Марси. Праздник будет позже. Пока дома только мы. А теперь идем, взглянем на твои подарки.

После недолгого момента разочарования я взяла маму за руку и последовала за ней вниз. Я надела любимую розовую пижаму с оборками, в которой чувствовала себя настоящей принцессой. Когда мы спустились по лестнице, папа уже ждал нас в холле. И, не успела я шагнуть на последнюю ступеньку, как папа поднял меня и поцеловал в щеку.

– С днем рождения, принцесса.

Он подбросил меня и понес в гостиную, которая была украшена композицией из розовых и бежевых воздушных шаров в виде арки со словами «С днем рождения», а на столе, рядом с огромным тортом в виде единорога, лежала золотая корона. Другой стол был завален подарками, завернутыми в розовую и золотую упаковочную бумагу. Я бросилась к нему.

– С днем рождения! – крикнул Амо, продолжая наматывать круги вокруг стола, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Это подарки от нас с папой, а еще от твоих теть и дядь, – сказала мама, но я слушала ее лишь краем уха, нетерпеливо разворачивая упаковки.

Мне подарили почти все, что я просила. Почти.

Папа погладил меня по голове.

– Ты получишь больше подарков во время празднования.

Я кивнула и улыбнулась.

– Сегодня я буду принцессой.

– Ты и так принцесса.

Мама одарила папу взглядом, который я не смогла понять.

Спустя несколько часов дом был полон друзей, членов семьи и людей, которые работали на папу. Все они пришли, чтобы отпраздновать день рождения со мной. Я надела платье принцессы и корону. Мне нравилось, что все дарили мне подарки, поздравляли и пели песню «С днем рождения». Башня из подарков была в три раза выше меня. Уже ночью, когда мои глаза слипались от усталости, папа отнес меня в мою комнату.

– Нам нужно переодеть тебя в пижаму, – прошептал он, укладывая меня в постель.

Я обняла его за шею и решительно покачала головой.

– Нет, я хочу остаться в платье принцессы. И в короне, – добавила я, зевнув.

Папа усмехнулся.

– Ты можешь спать в платье, но в короне будет неудобно. – Он бережно снял ее с меня и положил на прикроватный столик.

– Я все равно принцесса, даже без короны?

– Ты всегда будешь моей принцессой, Марси.

Я улыбнулась.

– Обнимешь меня, чтобы я заснула?

Папа кивнул и неуклюже растянулся рядом со мной, его ноги свисали с кровати, которая была для него слишком маленькой. Он обнял меня, и я прижалась щекой к его груди, закрыв глаза. Мой папа был лучшим папой на свете.

– Пап, я люблю тебя. И никогда не брошу. Я всегда буду жить с тобой и мамой.

Папа поцеловал меня в висок.

– И я тебя люблю, принцесса.

Глава 2

Марселла

Легкое покачивание гамака убаюкивало меня, пока я наблюдала за плеском пенных волн у причала и пляжа. В солнечные дни гамак был моим любимым местом в нашем особняке в Хэмптоне. С начала июня выдалось много жарких, солнечных деньков, но у меня не было свободного времени, чтобы насладиться ими.

Выдохнув, я пошевелила пальцами ног. Последние несколько дней сильно вымотали меня, поэтому пара дней отдыха были просто необходимы. На организацию моего девятнадцатого дня рождения ушли недели подготовки. Нужно было продегустировать торт и все меню, выбрать одежду, составить список гостей и сделать еще кучу всего. Даже организатор мероприятия почти не смог сократить мой объем работы. Все должно было быть безупречно. Мой день рождения всегда считался одним из важнейших светских мероприятий года.

После грандиозной вечеринки два дня тому назад, мама взяла меня и двух моих младших братьев – Амо и Валерио, провести неделю так необходимого отдыха в Хэмптоне. Конечно, Валерио не понимал, в чем заключается смысл отдыха. Он разгонялся по волнам на водных лыжах, пока один из телохранителей управлял лодкой в опасной манере, лишь бы угодить ему. Не думаю, что у меня в мои восемь лет было столько же энергии, сколько у этого ребенка.

Мама читала книгу на шезлонге в тени, ее светлые волосы обрамляли лицо беспорядочными пляжными локонами. Мои волосы всегда оставались прямыми, и даже день, проведенный на пляже, не изменил их. Правда, они были угольно-черного цвета, а не светлые, как у мамы.

«Черные, как твоя душа», – любил шутить об этом Амо. Мои глаза прожигали в нем дыру. Он установил тренажеры для уличного кроссфита[2]2
    CrossFit – направление фитнеса, основанное на серии постоянно меняющихся силовых упражнений высокой интенсивности, включающих в себя анаэробные упражнения, тяжелую атлетику и гимнастику.


[Закрыть] и паркура в той стороне участка, которой мы меньше всего пользовались, и тренировался каждый день. И судя по выражению его лица, это больше походило на добровольные пытки. Я же предпочитала курс по пилатесу тети Джианны. Конечно, благодаря такой целеустремленности, в свои пятнадцать Амо выглядел как Халк.

Раздвижные двери открылись, и наша прислуга, Лора, вышла с подносом в руках. Я спустила ноги с гамака и улыбнулась, когда увидела, что она приготовила наш любимый клубничный лимонад. Этот напиток освежал даже в самые жаркие дни лета. Лора наполнила стакан и протянула его мне.

– Спасибо, – произнесла я и задрожала от наслаждения, сделав глоток.

Лора поставила тарелку с кусочками замороженного ананаса на приставной столик.

– Ананас не такой вкусный, как в прошлый раз.

Я положила кусочек в рот. Он был кисловат. Я вздохнула.

– Не всегда удается приготовить вкусную еду.

Амо подбежал к нам, по его блестящему торсу стекал пот.

– Только попробуй забрызгать по́том мою еду, – предупредила я.

Амо начал демонстративно отряхиваться, как мокрая собака, и я вскочила с гамака, сделав несколько шагов назад, чтобы уберечь свой напиток. Братская любовь зашла слишком далеко…

Он съел несколько кусочков моего ананаса, даже не извинившись.

– Почему бы тебе не пойти и не взять еду для себя?

Я указала на Лору, которая в этот момент подавала напиток и фрукты маме. Брат кивнул на книгу по маркетинговой аналитике, лежащую на приставном столике.

– Сейчас лето. Тебе обязательно таскать с собой домашнее задание? Ты все равно лучшая в классе.

– Я лучшая в классе именно потому, что везде таскаю с собой домашнее задание, – пробормотала я. – Все ждут, когда я допущу ошибку. Не дождутся.

Амо пожал плечами.

– Не понимаю, почему тебя это так заботит. Марси, ты не можешь всегда быть идеальной. Они все равно найдут то, что им в тебе не нравится. Даже если ты организуешь вечеринку века по случаю дня рождения, кто-то обязательно будет недоволен тем, что гребешки не так приготовлены.

Я напряглась.

– Я несколько раз говорила шеф-повару, чтобы он был предельно осторожен с гребешками, потому что… – Я прервалась, когда заметила ухмылку Амо. Он меня разыграл. – Идиот.

– Просто расслабься, ради всего святого.

– Я расслаблена, – сказала я.

Амо бросил на меня взгляд, который давал понять, что я была какой угодно, только не расслабленной.

– Ну так что, гребешки были приготовлены правильно или нет?

Амо тяжело вздохнул.

– Они были идеальны, не надо так переживать. И знаешь что? Ты все равно не будешь нравиться многим людям, даже если гребешки будут лучшими в мире.

– Я не хочу им нравиться, – твердо сказала я. – Я хочу, чтобы они меня уважали.

Амо пожал плечами.

– Они и так тебя уважают. Ты же Витиелло.

Он побежал за Лорой, чтобы заполучить как можно больше ананаса и лимонада. Для него этот разговор закончился. Амо был будущим главой Семьи, и на него не оказывали особого давления. А от меня, как от самого старшего ребенка в семье Витиелло и как от девушки, ожидали слишком многого. Мне оставалось только не подвести. Я должна была выглядеть красивой и нравственно безупречной, чистой как снег, но в тоже время достаточно прогрессивной, чтобы представлять новое поколение нью-йоркской Семьи. Амо получал плохие оценки, спал со всеми подряд и ни о чем не волновался, на что все вокруг просто говорили, что он мальчик и с возрастом все пройдет. Если бы я хоть раз сделала что-то подобное, я была бы мертва для общества.

Мой телефон запищал от сообщения Джованни.

Я скучаю. Если бы у меня не было так много работы, я бы приехал.

Я чуть было не ответила, но смогла себя отдернуть. Я была рада, что стажировка в юридической фирме Франческо, адвоката Семьи, занимала почти все его время. Мне было необходимо провести несколько дней вдали от Джованни после нашей мини-ссоры на мой день рождения. Если бы мне не удалось подавить свое недовольство до официальной вечеринки по случаю нашей помолвки, то стало бы трудно продолжать играть влюбленного подростка.

Отключив звук на телефоне, я положила его на стол экраном вниз и схватила книгу. Я была погружена в особо интересную часть сюжета, когда на меня упала тень.

Подняв глаза, я увидела папу, возвышающегося надо мной. Он остался в Нью-Йорке по неотложному делу, связанному с «Братвой».

– Моя принцесса как всегда трудолюбива, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку.

– Как прошла деловая встреча? – с любопытством поинтересовалась я, откладывая книгу.

Папа сдержанно улыбнулся.

– Тебе не о чем переживать. У нас все под контролем.

Я стиснула зубы, борясь с желанием расспросить о большем. Взгляд папы устремился на Амо, который тут же прекратил тренировку и подбежал к нам. Отец хотел, чтобы Амо принимал участие во всем, что происходило между «Братвой» и Семьей, но мама отговорила его от этого. Она не могла перестать защищать его.

– Привет, пап, – сказал Амо. – Было весело проламывать головы «Братве»?

– Амо. – В голосе отца ощущалось предупреждение.

– Марси не слепая. Она знает, что происходит.

Порой мне казалось, что я понимаю жестокость папиной работы лучше, чем Амо. Брат по-прежнему считал это развлечением и не видел никакой опасности. Пожалуй, мама была права, когда решила держать его подальше от больших боев. Его бы точно убили.

– Мне нужно с тобой поговорить. Спускайся со мной в лодку, – сказал отец Амо.

Тот кивнул.

– Дай мне только захватить сэндвич. Я умираю с голоду. – Он побежал обратно в дом, вероятно, чтобы выпросить у Лоры жареный сэндвич с сыром. Папино лицо напряглось от недовольства. Очевидно, он хотел поговорить немедленно.

– Он считает конфликт с «Тартаром» и «Братвой» развлечением, похожим на очередной уровень из компьютерной игры. Ему пора повзрослеть, – сказал папа. Его взгляд переметнулся на меня, словно он забыл, что я рядом.

Я пожала плечами.

– Ему пятнадцать. Рано или поздно он повзрослеет и осознает свою ответственность.

– Мне бы хотелось, чтобы он стал таким же ответственным и разумным, как ты.

– Девушкам проще с этим, – сказала я с улыбкой. Но еще это означало, что моя ответственность и ум никогда мне не пригодятся. Я никогда не смогу участвовать в делах Семьи.

Папа ободряюще кивнул.

– Не волнуйся насчет всего этого, принцесса. У тебя и так достаточно забот с колледжем, помолвкой, планированием свадебного банкета и… – Он замолчал, словно не знал, чем еще я занимаюсь в свободное время. У нас с папой было не так много общих интересов, но не потому, что меня не интересовали дела Семьи, а потому, что он не хотел вовлекать меня в них. Вместо этого папа пытался проявить интерес к вещам, которые, по его мнению, мне нравились, а я делала вид, что они мне и вправду нравятся.

– Вечеринка уже запланирована. И до свадьбы еще много времени. – Вечеринка в честь нашей с Джованни помолвки должна была состояться через две недели, хотя мы были обручены уже почти два года, и до свадьбы оставалось еще два года. Впереди меня ожидало тщательно спланированное будущее.

– Я знаю, ты любишь, когда все идеально. – Папа дотронулся до моей щеки. – Джованни приедет?

– Нет, – ответила я. – Он слишком занят.

Отец нахмурился.

– Я мог бы позвонить Франческо и сказать, чтобы он дал Джованни пару выходных, если ты хочешь…

– Нет.

Глаза папы сузились.

– Он…

– Он ничего не сделал, пап, – твердо сказала я. – Мне просто нужно немножко времени, чтобы заняться учебой и подумать о цветовой гамме для вечеринки, – солгала и широко улыбнулась, как будто не могла придумать лучшего способа провести день, чем размышлять над разницей между кремовыми и желтовато-белыми оттенками. Я еще даже не начала планировать свадьбу и ни капельки не чувствовала себя обязанной заниматься этим прямо сейчас. Через пару дней отдыха от праздничной суеты после дня рождения я, вероятно, воспряну духом.

Амо вышел из дома с тремя сэндвичами на тарелке, запихивая в рот четвертый. Если бы я так питалась, то могла бы распрощаться с просветом между бедрами. Папа вновь поцеловал меня в макушку, прежде чем спустился с Амо к пристани, чтобы обсудить дела Семьи. Я глубоко вздохнула и взяла книгу, погружая себя в происходящее на ее страницах. Папа хотел защитить меня от нашего мира, мне лишь следовало с этим смириться.

Мэддокс

– Ты знаешь, к чему все это? – спросил Гуннар, как только подъехал к моему «Харлею». Я взмахнул рукой и провел по своим растрепанным волосам. У меня еще никогда не было такой короткой стрижки. Я оставил длину только на макушке, чтобы зачесывать волосы назад, но из-за шлема на голове все равно было черт-те что.

– Эрл мне ничего не сказал.

Гуннар слез со своего мотоцикла старой модели с обилием хромированных деталей. Мой же байк марки «Фэт Бой» был полностью черный, даже спицы были матово-черными. Единственным ярким элементом на нем была надпись «Мотоклуб “Тартар”», вышитая кроваво-красным цветом на кожаном сиденье рядом с изображением адской гончей.

Гуннар огляделся.

– А где мальчишка?

– Наверное, потерялся в чьей-то киске, – с усмешкой сказал я, пока мы направлялись в сторону клуба. За последние два года это была четвертая по счету база клуба, в которой мы засели. Витиелло и его люди продолжали вынюхивать наше местоположение, поэтому нам неоднократно приходилось покидать старые места. Еще одной резни допустить было нельзя.

Мы расселись вокруг дубового стола, за которым нас уже ждал Эрл, развалившийся в своем чертовом массажном кресле. Нам приходилось таскать это тяжелое кресло с одной базы на другую. Эрл выглядел так, будто выиграл гребаную Нобелевскую премию. Все больше братьев по клубу рассаживались вокруг стола, пока не собрались все члены «Тартара» с правом голоса. Кроме одного. Эрл покачал головой, встал и передвинул незанятый стул от стола в угол комнаты. Затем вернулся и устроился в своем президентском кресле, готовый начать собрание.

Дверь распахнулась, и, шатаясь, вошел Грей с расстегнутой ширинкой и в надетой наизнанку байкерской жилетке. Его длинные светлые волосы были в полном беспорядке. Я подавил улыбку. Этому мальчишке предстояло многое пройти, прежде чем стать взрослым.

Лицо Эрла помрачнело, еще сильнее подчеркнув многочисленные шрамы. У нас с Греем был его цвет волос, но у Эрла с годами они стали седыми.

– Ты опоздал.

Грей, казалось, становился все меньше, пока, спотыкаясь, направлялся к своему обычному месту у стола. Он остановился, когда понял, что его стул пропал. Начал оглядываться по сторонам и, наконец заметив его в углу, двинулся за ним.

– Ты будешь сидеть в углу, пока не научишься приходить вовремя, сынок, – гаркнул Эрл.

Грей бросил на него недоверчивый взгляд, но, судя по злобному блеску в глазах Эрла, тот явно ни черта не шутил.

– Садись или проваливай, – рявкнул он. – И надень свою чертову жилетку правильно, идиот.

Грей взглянул на себя, его глаза округлились. Он неуклюже снял жилетку, затем вывернул ее и надел обратно, прежде чем усесться в углу.

– Закончил? У меня нет времени. Нам надо кое-что обсудить.

Грей кивнул, готовый провалиться на месте.

Подмигнув ему, я расслабился, откинувшись на обитый подголовник своего стула. Эрл попросил плотника сделать тяжелые стулья из красного дерева с красной обивкой, чтобы наш стол для переговоров выглядел по-королевски. Даже его массажное кресло было обито красным атласом. Конечно же, все пошло под откос после того, как Эрл умудрился оставить первый след от сигареты на дорогой ткани.

Грей ссутулился на стуле, выглядя нелепо и испуганно. Он всегда принимал близко к сердцу порицания Эрла. Наверное, он вел себя так из-за возраста, но, когда мне было семнадцать, я не жаждал одобрения дяди так сильно. Правда, мне Эрл всегда давал добро охотнее, чем своему сыну. Хотя теплых слов в свой адрес я никогда не получал. Раньше всего добрыми словами меня начали баловать женщины, а не братья по клубу, и уж тем более не мой дядя.

– Так в чем дело, президент? – спросил Коди.

Неодобрение на лице Эрла сменилось на хитрую улыбку.

– Я придумал идеальный план, как надрать задницу Витиелло.

– Ну и ну, – сказал я. – И что же пришло в твою гениальную голову?

– Мы похитим Марселлу Витиелло.

– Его дочь? – ошарашенно спросил Грей. Его откровенное потрясение отразило мои собственные эмоции, только я научился это скрывать. Позже я поговорю с Эрлом наедине по поводу своих опасений.

Дядя сурово посмотрел на сына.

– А кого же еще? Или ты знаешь еще кого-то с таким же гребаным именем? От того, как ты порой себя ведешь, складывается впечатление, что бог явно обделил тебя мозгами.

Шея Грея покраснела – явный признак смущения.

– Думаешь, Луке Витиелло не будет наплевать, если мы похитим его дочурку? Она же не наследница. Может, нам лучше похитить его сына-переростка? – предложил Коди. Он был управляющим службой безопасности клуба, и его чертовски не устраивало то, что вице-президентом сделали меня, а не его.

– Он с нас скальп снимет, – пробормотал я, отчего все вокруг засмеялись, кроме Коди и Грея, которые все еще пытались скрыть свою задетую гордость.

– Я хочу, чтобы ты присмотрелся к ней, Мэддокс. Ты будешь руководить процессом, – сказал Эрл.

Я кивнул. Это личное. Даже если бы дядя не попросил меня возглавить операцию, я бы настоял на том, чтобы стать ее частью. Избалованная принцесса Витиелло будет моей.

Эрл швырнул мне газетную статью. В заголовке говорилось о помолвке Марселлы с каким-то слащавым придурком, но мой взгляд был прикован к фотографии ниже.

– Черт, – прошептал я. – Это она?

Некоторые мужики тихо свистнули. Эрл смотрел с вожделением.

– Шлюха, которая будет стоить Витиелло всего его состояния и жизни.

– Они точно наложили какой-то фильтр. Нельзя быть настолько красивой, – сказал Гуннар. – Думаю, мой член отвалился бы от трепета, если бы когда-нибудь приблизился к ее киске.

– Не переживай, этого никогда не произойдет, – сказал я, подмигнув. – Твоя старушка наверняка отрежет его еще до того, как ты подберешься к девчонке.