Текст книги "Эрагон. Возвращение"

«Я не могу потерять ее!» И хотя душу Рорана терзала невыносимая боль, он склонил голову и промолвил:

– Хорошо, я даю тебе слово.

Катрина кивнула и, словно разом утратив все силы, опустилась на стул – напряженная, прямая, – и, вытирая слезы рукавом платья, прошептала:

– Отец возненавидит меня за это.

– Как же ты ему об этом скажешь?

– А я не скажу! – И она решительно топнула ножкой. – Он, конечно, запретил мне заходить в Спайн, но теперь ему придется понять: я уже взрослая и сама принимаю решения. Во всяком случае, последовать за мной он вряд ли решится; он этих гор больше смерти боится.

– Но, возможно, он еще больше боится потерять тебя.

– Посмотрим. Кстати, к нашему возвращению – если мы, конечно, вообще оттуда вернемся, – ты, я надеюсь, успеешь поговорить с ним о нашей помолвке? Тогда у него будет достаточно времени, чтобы остыть и как-то с этим примириться.

Роран вдруг заметил, что невольно кивает в такт ее словам, но в глубине души все же таилась подлая мыслишка, что им должно очень и очень повезти, чтобы все получилось так, как они задумали.

И раны новые…

Роран проснулся с рассветом и некоторое время лежал, глядя на белый потолок и слушая собственное ровное дыхание. Потом скатился с кровати, оделся и прошел на кухню, где отрезал краюшку хлеба, положил на нее ломоть мягкого домашнего сыра и вышел на крыльцо.

Он неторопливо жевал, любуясь восходом солнца, когда вдруг из соседнего сада вылетела целая стайка возбужденных детишек, которые, радостно повизгивая, играли в «Поймай кота». Следом за детьми выскочили и матери, тщетно пытавшиеся их поймать, и Роран некоторое время смотрел, как эта разноголосая толпа исчезает за углом, а потом пошел на кухню, где к этому времени собралась вся семья Хорста.

– Доброе утро, Роран, – приветливо кивнула ему Илейн и, распахнув ставни, озабоченно посмотрела на небо. – Похоже, снова дождь собирается.

– Ну и хорошо, пусть идет! – откликнулся Хорст. – Тем легче нам будет незаметно подняться на гору Нарнмор.

– Нам? – переспросил Роран, садясь за стол рядом со все еще сонным Олбрихом.

Хорст кивнул:

– Слоан прав насчет еды и прочих припасов: мы должны помочь отнести все это к водопадам, иначе им там долго не продержаться.

И они решили, что часть мужчин пойдет с женщинами и детьми, а остальные останутся защищать деревню.

После завтрака Роран, Балдор и Олбрих упаковали провизию, одеяла и прочие припасы в три больших тюка, взвалили их на спину и двинулись к северному краю деревни. Роран довольно сильно прихрамывал, но боль была уже вполне терпимой. По дороге они встретили троих сыновей Лоринга, нагруженных примерно так же.

У внутренней стороны рва, полукольцом охватывавшего деревню, уже собралась довольно большая толпа – дети, их родители, бабушки, дедушки; все страшно суетились, занятые подготовкой к походу. Кое-кто привел ослов, чтобы переправить в горы груз и самых маленьких детишек; ослики стояли в сторонке и нетерпеливо покрикивали, что лишь добавляло нервозности этой всеобщей суете.

Роран опустил поклажу на землю и внимательно осмотрел тех, кого ему предстояло вести в Спайн. Сварт, дядя Айвора, считавшийся самым старым человеком в Карвахолле, сидел на тюке с одеждой и забавлял какого-то малыша своей длинной седой бородой. Биргит привела Нолфавреля. Рядом с ней стояли Фельда, Нолла, Калита и другие матери с одинаково встревоженными лицами. Пришло немало и тех, кто еще колебался – и мужчин, и женщин. В толпе Роран заметил Катрину. Она увязывала какой-то узел. Заметив его взгляд, она улыбнулась ему и вернулась к своему занятию.

Поскольку сборами явно никто не руководил, Роран постарался как-то отделить ненужную суету от действительно важных действий. Все припасы следовало как следует упаковать. Затем он обнаружил, что маловато бурдюков для воды, и попросил принести еще. Через несколько минут бурдюков оказалось штук на десять больше, чем нужно. Все это поглотило большую часть драгоценных утренних часов.

Роран оживленно спорил со старым Лорингом насчет возможной нужды в запасных башмаках, когда вдруг заметил стоявшего в конце проулка Слоана.

Мясник наблюдал за оживленными сборами. На лице его было написано презрение, таившееся в уголках опущенных книзу губ. Впрочем, презрение превратилось в злобное недоумение, когда Слоан заметил в толпе Катрину, уже взвалившую на плечи тяжелый мешок и тем самым лишившую его всякой надежды на то, что она здесь только в качестве помощницы. Слоан побагровел от гнева, на лбу у него вздулись жилы.

Роран бросился к Катрине, но Слоан опередил его. Ухватившись за ее заплечный мешок, он принялся яростно сдергивать его на землю, крича:

– Кто заставил тебя это сделать?

Катрина попыталась что-то объяснить, сказала о детях, о необходимости сопровождать их, потом попыталась вырваться, но Слоан держал крепко, а потом с такой силой рванул мешок на себя, что лямки соскользнули с ее плеч. Он с силой швырнул мешок на землю, и его содержимое разлетелось во все стороны. Не переставая гневно орать, Слоан, схватив Катрину за руку, поволок ее за собой. Она упиралась, мотая головой; ее медные волосы рассыпались по плечам.

Увидев это, Роран пришел в бешенство. Налетев на Слоана, он оторвал его от Катрины и сильно ударил в грудь. Мясник отлетел от них на несколько шагов.

– Прекрати! Это я хотел, чтобы она ушла из деревни!

Глаза Слоана гневно сверкнули:

– Ты не имеешь права ею распоряжаться!

– Я имею на это полное право, – спокойно возразил Роран, оглядывая зрителей, кольцом собравшихся вокруг них, а затем громко и ясно, чтобы все могли слышать, объявил: – Мы с Катриной помолвлены и вскоре собираемся пожениться. И я никому не позволю так обращаться с моей будущей женой! – Впервые за все утро вокруг него стало тихо; даже ослы примолкли.

Удивление и боль плеснулись в глазах Слоана; он был уязвлен до глубины души. На минуту Рорану даже стало жаль его. Потом по лицу Слоана пробежала судорога, он побагровел, грубо выругался и заорал:

– Ах ты, двуличный трус! И ты еще смеешь в глаза мне смотреть? Разве приличный человек стал бы с девушкой шуры-муры затевать, ее отца не спросив? Я-то с тобой по-хорошему, а ты вон что! Вздумал тайком ко мне в семью втереться!

– Я очень хотел попросить руки твоей дочери, как подобает согласно нашим обычаям, – сказал Роран. – Просто обстоятельства так сложились, что я не успел. И никуда я «втираться» не собирался. И огорчать тебя мы тоже совсем не хотели. Так уж получилось. И все-таки я прошу тебя благословить наш брак.

– Да я скорее больную свинью себе в зятья возьму, чем тебя! У тебя ни фермы, ни семьи – нечего тебе рядом с моей дочерью делать! – Слоан опять выругался. – И ей нечего в этом Спайне делать!

Слоан снова хотел схватить Катрину за руку, но Роран преградил ему путь; лицо у него стало жестким, будто каменным. Сжав кулаки, он смотрел Слоану прямо в глаза, обведенные красными ободками. Тот тоже глаз не отводил, и оба дрожали, с трудом сдерживая себя.

– Катрина, поди-ка сюда, – приказал Слоан дочери.

Роран быстро глянул на нее и увидел, что по лицу ее текут слезы. Она смотрела то на Рорана, то на отца, потом покачнулась и вдруг с протяжным криком рванула себя за волосы.

– Катрина! – воскликнул Слоан, и в голосе его послышался страх.

– Катрина! – прошептал Роран.

Услышав его шепот, Катрина словно успокоилась, хотя слезы еще не успели высохнуть у нее на щеках; выпрямившись, она спокойно посмотрела на отца.

– Прости, но я решила выйти за Рорана, – сказала она и встала рядом со своим женихом.

Слоан побелел. Он так сильно закусил губу, что на ней выступила капля крови.

– Ты не можешь меня оставить! Ты – моя дочь! – И он, размахивая кулаками, бросился на нее, но Роран, страшно взревев, изо всех сил ударил его и сбил с ног.

Мясник растянулся в грязи на глазах у всей деревни, потом медленно поднялся, снова побагровев от унижения, и пристально посмотрел на Катрину. Рорану показалось, что Слоан как-то странно уменьшился, словно осел изнутри, стал более легким, бесплотным, как призрак. Страшным свистящим шепотом Слоан сказал:

– Видно, так оно всегда и бывает: те, кто тебе всего дороже, и причиняют самую невыносимую боль. Ты не получишь от меня в приданое ни гроша. Не получишь ты и материного наследства. – Слезы текли у него по лицу, но он, словно не замечая их, резко повернулся и пошел к своему дому.

Катрина в изнеможении прислонилась к Рорану; он обнял ее за плечи. Они стояли, прижавшись друг к другу, а люди обступали их все теснее, бормоча слова сочувствия, советы, поздравления. Кое-кто высказал и неодобрение. Но Роран почти ничего не слышал и не замечал; для него сейчас важна была лишь та женщина, что так доверчиво льнула к нему, словно ища защиты.

И тут сквозь толпу прорвалась запыхавшаяся Илейн. Она, видно, бежала, что в ее состоянии было непросто.

– Ах ты, бедняжка моя! – вскричала она, обнимая Катрину и отрывая ее от Рорана. – Так вы и впрямь помолвлены?

Катрина кивнула, улыбнулась и вдруг разразилась истерическими рыданиями, припав к плечу Илейн. Та нежно ее утешала, но, увы, безуспешно. Катрина плакала все сильнее, и, наконец, Илейн, обхватив Катрину за дрожащие плечи, заявила:

– Довольно. Пойдем-ка со мной. Ко мне.

– Я тоже пойду с вами, – вызвался Роран.

– Нет, не стоит, – покачала головой Илейн. – Девочке нужно время, чтобы успокоиться, а у тебя и тут дел полно. Хочешь совет? – Роран молча кивнул. – Тогда до вечера держись от Катрины подальше. Я тебе обещаю, что к этому времени она уже придет в себя; и это так же точно, как и то, что скоро непременно пойдет дождь. А уже завтра она сможет присоединиться к остальным. – И, не ожидая его ответа, Илейн увела рыдающую Катрину к себе домой.

А Роран так и остался стоять на околице, бессильно уронив руки и чувствуя странную пустоту в голове и полную свою беспомощность. «Что же мы наделали!» Жаль, что он заранее не сообщил Слоану об их помолвке. Жаль, что теперь они со Слоаном уже не смогут объединить свои усилия и вместе защищать Катрину от слуг Империи. И страшно жаль, что Катрине пришлось отказаться ради него от родного отца. Теперь Роран чувствовал себя вдвойне ответственным за ее благополучие. Теперь у них не осталось выбора: они просто обязаны пожениться. «Господи, как же все это отвратительно получилось!» – подумал Роран. Он вздохнул, сжал кулаки и поморщился – в кровь разбитые косточки пальцев тут же дали о себе знать.

– Ну, ты как? – спросил, подходя к нему, Балдор.

Роран заставил себя улыбнуться:

– Все получилось совсем не так, как я надеялся. Слоан просто рассудок теряет, когда речь заходит о Спайне.

– И о Катрине.

– Да, и о ней тоже. Я… – Роран умолк, заметив, что рядом с ними остановился Лоринг.

– Черт побери, до чего же глупо ты себя вел! – прохрипел старый башмачник. Потом стукнул себя по груди, усмехнулся, показывая пеньки стесанных зубов, и прибавил: – Надеюсь, ты и эта девочка будете очень счастливы! – Он покачал головой. – Да уж, счастье тебе очень даже не помешает, Роран Молот!

– Оно всем нам очень даже пригодилось бы, – мрачно заметил Тэйн, проходя мимо.

Лоринг махнул рукой:

– Да ладно тебе киснуть, старина! Послушай, Роран: я живу в Карвахолле много-много лет и вот что скажу тебе: это даже хорошо, что скандал со Слоаном произошел сейчас, а не раньше, когда мы все жили в тепле и достатке.

Балдор согласно кивнул, а Роран спросил:

– Почему это?

– Разве не ясно? Если б все было, как прежде, вы с Катриной уже назавтра житья бы не знали от сплетен и слухов. И по крайней мере еще девять месяцев. – Лоринг усмехнулся и погрозил ему пальцем. – А так о вас вскоре просто забудут среди прочих забот – а забот у нас будет хоть отбавляй! – и вы, возможно, даже сможете обрести некоторый покой.

Роран нахмурился:

– По мне, пусть лучше бы о нас болтали, только бы эти осквернители перестали деревне угрожать!

– Да по мне бы тоже так лучше. А все ж таки тебе стоит их поблагодарить – любой человек кого-нибудь благодарить должен, особенно когда женится! – Лоринг хихикнул и ткнул Рорана пальцем в грудь. – Да ты покраснел, парень!

Роран что-то проворчал и принялся собирать рассыпавшиеся по земле пожитки Катрины. Но каждый, проходя мимо него, считал своим долгом отпустить в его адрес то или иное замечание, отчего настроение у него отнюдь не улучшалось.

– Вот дерьмо! – пробурчал он себе под нос после каких-то особенно обидных слов.

Хотя отправку в Спайн и пришлось отложить из-за разыгравшейся перед жителями деревни неприятной сцены, на следующий день с утра длинная вереница людей и тяжело нагруженных осликов потянулась по едва заметной тропе, похожей на царапину на щеке горы Нарнмор, вверх, к водопадам Игвальды. Подъем был крутой, так что идти приходилось медленно – из-за детей и того немалого груза, который тащил на себе каждый взрослый.

Роран большую часть пути тащился следом за Калитой, женой Тэйна, и ее детьми. Впрочем, это давало ему возможность немного пощадить раненую лодыжку и как следует обдумать недавние события. Его тревожила эта вражда со Слоаном. Зато теперь, утешал он себя, Катрина уж точно не останется в Карвахолле. Он был почти уверен, что деревню им не удержать, как это ни горько.

Когда примерно в трех четвертях пути до водопадов устроили привал, Роран, прислонившись к дереву, внимательно разглядывал сверху долину Паланкар, пытаясь определить новое местонахождение лагеря раззаков. Насколько он знал, они перенесли лагерь на левый берег Аноры, однако ему не удалось заметить даже тончайшей нитки дыма.

Рев водопадов Роран услышал задолго до того, как они стали видны. Больше всего они походили на гигантскую снежную гриву, ниспадавшую со скалистой вершины Нарнмор и, разбиваясь на несколько прядей, устремлявшуюся вниз, в ущелье.

Мощные струи воды летели вниз, и из них, прямо в воздухе, рождалась река Анора и сбегала в узкую лощину, сплошь заросшую душистой малиной и ежевикой, а затем выныривала на просторный луг, с одного конца охраняемый целой горой крупных валунов. Отсюда Рорану было видно, что те, что шли первыми, уже добрались до места и начинают разбивать лагерь. Лес так и звенел от детских криков и плача.

Сняв поклажу, Роран вытащил топор и вместе с другими мужчинами принялся вырубать густой подлесок. Затем они срубили несколько деревьев и обнесли лагерь неким подобием ограды. Аромат сосновой смолы разливался в воздухе, щепки так и летели из-под топоров.

Наконец лагерь был разбит и окружен защитной стеной: семнадцать палаток из валяной шерсти и четыре кострища. Люди смотрели мрачно: уходить никому не хотелось. Усталые животные тоже приуныли. Загрустили и те, кто оставался в горах.

Роран пересчитал мальчишек и стариков – старики не выпускали из рук копья – и подумал: у одних слишком много опыта, у других его слишком мало. Деды знают, как нужно вести себя при встрече с медведями и другими хищниками, но хватит ли у внуков сил, чтобы применить на практике знания дедов? Заметил он и то, что глаза женщин сурово поблескивают. Вместо того чтобы заниматься привычными делами – укачивать ребенка, готовить еду или перевязывать кому-то царапину на коленке, – женщины тоже держат при себе щиты и копья. Роран улыбнулся и подумал: «Что ж, возможно, у нас еще есть надежда!»

Он подсел к Нолфаврелю, что сидел в полном одиночестве и не сводил глаз с долины Паланкар. Мальчик серьезно посмотрел на него и спросил:

– Вы скоро уходите? – Роран кивнул; его удивляла сдержанность и решительность этого ребенка, недавно потерявшего отца. – Ты ведь постараешься убить этого раззака? Ты им отомстишь? Я бы и сам попробовал, да только мама говорит, что я должен наших малышей охранять.

– Это верно, – кивнул Роран. – Я постараюсь принести тебе головы раззаков, если смогу, конечно.

Подбородок мальчика чуть дрогнул.

– Постарайся, прошу тебя!

– Слушай, Нолфаврель… – Роран подыскивал подходящие слова. – Ты здесь единственный, не считая меня, кому уже доводилось убивать человека. Это вовсе не означает, что мы с тобой лучше или хуже кого-то другого, зато я знаю твердо, что ты не отступишь и будешь драться не на жизнь, а на смерть, если на вас нападут.

Завтра сюда придет Катрина, и я прошу тебя: ты уж проследи, чтобы с ней тут ничего не случилось, ладно?

Нолфаврель напыжился от гордости.

– Я буду охранять ее всюду, куда бы она ни пошла! – Вид у него вдруг стал виноватым. – Вот только… мне ведь нужно за малышней присматривать!

– Ну, естественно! – воскликнул Роран. – Дети в первую очередь! А ты предложи Катрине поселиться вместе с вами? В одной палатке? Тогда твоя задача существенно упростится.

– Правильно, – степенно кивнул Нолфаврель, – так будет лучше всего. Ты можешь на меня положиться.

– Спасибо тебе! – Роран хлопнул его по плечу. Он мог бы, конечно, обратиться и к кому-то постарше и поопытней, но у всех дел и так хватало, чтобы еще и о Катрине думать, а Нолфаврель справится и к тому же получит возможность доказать ему, что может защитить ее не хуже взрослого мужчины.

К ним подошла Биргит, и Роран встал, а она спокойно сказала, обнимая сына за плечи:

– Идем, пора.

И Роран вместе с другими жителями деревни стал спускаться по тропе, а за спиной у них сгрудились обитатели маленького горного лагеря, тоскливо глядя им вслед из-за ограды.

Лицо врага

Весь день – даже за работой – Рорана не покидало ощущение, что Карвахолл опустел, а сам он лишился большей части своей души, которую из него вынули и спрятали далеко в Спайне. Без детей деревня стала похожа на военный лагерь, и это почти на всех подействовало одинаково: все стали мрачными, суровыми, из крестьян превратившись в воинов.

К вечеру, когда солнце уже упало в раскрытую зубастую пасть Спайна, Роран поднялся к дому Хорста и остановился на крыльце, держась за ручку двери, но не в силах войти. «Странно, почему встреча с Катриной в этом доме пугает меня не меньше битвы с раззаками?» – думал он.

В конце концов он решил обойти дом кругом, проскользнул через черный ход на кухню и… совершенно растерялся, увидев сидевших там Илейн и Катрину, которые мирно беседовали, а Илейн еще и что-то вязала. Обе одновременно повернулись к нему, и у Рорана вырвалось:

– Ты… ты как тут?

– Хорошо. – Катрина улыбнулась и подошла к нему. – Просто на меня очень сильно подействовало, когда отец… когда он… – Она умолкла и потупилась. – Илейн такая добрая! Она уступила мне пока комнату Балдора.

– Я ужасно рад, что тебе лучше, – сказал Роран и обнял ее; ему хотелось вложить в это прикосновение всю силу своей любви.

Илейн убрала с колен вязанье и решительно встала:

– Поздно уже, спать пора. Идем, Катрина.

Роран неохотно выпустил Катрину, и она, быстро поцеловав его в щеку, сказала:

– Утром увидимся.

Он пошел было за нею, но его тут же остановил строгий окрик Илейн:

– Роран! – Лицо ее вдруг посуровело.

– Что?

Илейн жестом велела ему подождать и, когда в коридоре наверху смолкли шаги Катрины, сказала:

– Надеюсь, все твои громкие обещания были вполне искренними. Иначе я тут же соберу деревенское собрание, и тебя в течение недели выставят из Карвахолла.

Роран просто онемел от изумления. Придя в себя, он воскликнул:

– Конечно же, я говорил то, что думаю! Я ведь люблю Катрину.

– Ради тебя ей пришлось отказаться не только от отца, но и от наследства. – Илейн пристально посмотрела ему в глаза. – Я видела немало мужчин, которые так и сыплют обещаниями, точно цыплят зерном кормят, а девушки всему этому верят, а потом оказывается, что кому-то просто захотелось развлечься… Ты, Роран, всегда был парнем честным и порядочным, но я-то знаю: зов плоти может порой и хорошего человека ума лишить или, напротив, в хитрого лиса превратить. Думаю, правда, что ты не такой. Катрина не заслужила, чтобы ее дурили да обманывали. Ей сейчас даже и не любовь важнее всего, а забота. Если ты после всего случившегося бросишь ее, ей тяжело в Карвахолле придется – любой сможет ее обидеть или унизить. Да и на что ей тогда жить-то? Нет уж, жизнью своей клянусь, что не допущу этого!

– И я не допущу, – сказал Роран. – Да разве я подонок какой или у меня совсем сердца нет, чтобы так с ней поступить?

– Нет, ты не подонок. Только не забывай, что ты женишься на бесприданнице. К тому же Слоан ее и материнского наследства лишил. Ты хоть представляешь, что значит для девушки лишиться всего того, что бережно собирала для нее мать? Серебра, льняных простыней, кружев – всего того, что так важно для любой хозяйки? По традиции у нас в Алагейзии все это передается от матери к дочери. Такое наследство очень важно для любой из нас, ибо женщина без него похожа… похожа…

– Похожа на мужчину, у которого нет ни кола ни двора! – закончил за нее Роран.

– Ну, если честно, то да. Слоан поступил очень жестоко, отняв у Катрины то, что оставила ей мать. Но теперь уж ничего не поделаешь. Ни у тебя, ни у нее ничего нет, вам трудно придется, особенно поначалу. Не пугает это тебя? Так ли уж сильно ты ее любишь? И не лги, иначе вы оба будете всю жизнь жалеть, что так опрометчиво поступили.

– Я очень люблю Катрину, а трудности меня не пугают, – твердо сказал Роран.

Илейн вздохнула, наполнила две глиняные чашки сидром из большого кувшина, стоявшего на подоконнике, и одну протянула Рорану. Потом присела за стол и сказала:

– Тогда тебе придется стать Катрине не только мужем, но и отцом, и трудиться не покладая рук, чтобы ни она, ни ваши дочери, которые, возможно, у вас родятся, ни в чем не нуждались и не испытывали стыда перед другими женщинами Карвахолла.

– До этого еще нужно дожить, – заметил Роран. – И не известно, доживем ли мы. Но я сделаю для нее все, что в моих силах.

Илейн смахнула со щеки светлый завиток волос и тряхнула головой.

– Трудную дорожку ты выбрал, Роран.

– Я и сам не рад, что так получилось. Но мне нужно было, чтобы Катрина непременно ушла из Карвахолла.

Илейн удивленно подняла бровь.

– Так вот в чем дело… Что ж, тут я спорить не стану. Но скажи на милость, почему ты заранее не сказал Слоану о вашей помолвке? Когда Хорст просил моей руки, то в подарок пригнал двенадцать овец, свинью да еще восемь пар подсвечников притащил и все равно не был уверен, что мои родители согласятся. Вот как такие дела делать надо! Я, конечно, шучу, но ты, ей-богу, мог придумать и что-нибудь получше, чем бить своего будущего тестя!

Роран горько рассмеялся:

– Мог бы, да только все как-то не получалось поговорить с ним – всякие нападения, сражения…

– Да ведь раззаки в последний раз атаковали деревню шесть дней назад!

– Ну, не знаю я, почему так получилось! – Роран в отчаянии стукнул кулаком по столу.

Илейн ласково взяла его за руку.

– Если бы тебе сейчас удалось как-то наладить свои отношения со Слоаном, пока взаимная ненависть еще не полностью вами овладела, ваша с Катриной будущая жизнь стала бы намного легче. Вот пойди-ка завтра утром к нему да попроси у него прощения.

– Не стану я у него ничего просить!

– Роран, послушай меня: ради мира в семье можно и месяц прощение вымаливать. Я по опыту знаю: худой мир всегда лучше доброй ссоры.

– Слоан ненавидит эти горы. Да и меня тоже. Он и разговаривать со мной не пожелает.

– А ты все-таки попробуй, – уговаривала его Илейн. – Даже если он твои извинения отвергнет, ты хоть себя не будешь винить в том, что упустил возможность с ним помириться. Если ты действительно любишь Катрину, забудь о гордости и сделай так, чтобы ей было хорошо. Не заставляй ее понапрасну страдать из-за твоей ошибки. – Илейн допила свой сидр, притушила свечи и ушла, оставив Рорана одного в темноте.

Ему не сразу удалось стряхнуть с себя оцепенение, овладевшее им после этого разговора. Он ощупью пробрался к двери и поднялся наверх, касаясь пальцами резной обшивки стен, чтобы не споткнуться в темноте. У себя в комнате он быстро разделся и ничком рухнул на кровать.

Обхватив руками набитую шерстью подушку, Роран прислушивался к слабым ночным звукам: шуршанию мышей в подполе, поскрипыванию и стонам остывающих бревен, шепоту ветра за окном – и вдруг услышал в коридоре чьи-то тихие шаги.

Человек остановился у дверей его комнаты. Роран ждал. Кто-то осторожно приподнял крючок на двери;

дверь протестующе скрипнула и отворилась. Но в комнату никто почему-то не вошел. Лишь спустя несколько минут в дверном проеме мелькнула чья-то темная тень, и дверь снова закрылась. Водопад знакомых волос упал Рорану на лицо, нежные, как лепестки роз, губы прижались к его губам. И он задохнулся от радости:

«Катрина…»

Рорана разбудил удар грома.

Он открыл глаза, и тут же в лицо ему ударил яркий свет. Пытаясь прогнать сон и осознать, что происходит – так ныряльщику порой отчаянно хочется выбраться на поверхность вод, – он разглядел в двери своей комнаты дыру с неровными краями, затем дверь распахнулась, и ворвались шестеро солдат, следом за которыми вошли двое раззаков. В комнате сразу запахло смертью и тленом. Кто-то приставил к шее Рорана меч. Катрина рядом с ним пронзительно вскрикнула и поспешно натянула на себя одеяло.

– Встать! – скомандовал раззак. (Роран осторожно встал. Сердце билось так, словно грудь вот-вот взорвется от этих ударов.) – С-с-связать ему руки!

Но выполнить его приказ солдаты не успели: Катрина снова вскрикнула и прыгнула на одного из них, кусаясь и царапаясь, как кошка. Солдаты опешили. Изрыгая проклятия, они попытались удержать девушку, а Роран тем временем быстро выхватил из-под кровати свой молот, покрепче уперся ногами в пол и, вращая молот над головой, взревел, как медведь. Схватить его солдатам, несмотря на явное численное превосходство, не удалось. Еще бы – ведь Катрине грозила опасность! А он, Роран, был за нее в ответе! Под его ударами трещали и разлетались в щепы щиты, гнулись доспехи и шлемы. Двоих он уже успел серьезно ранить, а трое и вовсе упали да так больше и не поднялись.

Шум разбудил всех в доме. Роран словно сквозь какую-то пелену слышал крики Хорста и его сыновей, шипение раззаков, звонкий голос Катрины. Вдруг раззаки бросились к девушке, скрутили ее, подняли и выбежали из комнаты, унося ее с собою.

– Роран! – отчаянно кричала она.

Призвав на помощь все свои силы, Роран бросился мимо двух оставшихся невредимыми солдат в коридор и увидел, что раззаки со своей пленницей вылезают в окно. Не раздумывая, он нанес тому, что шел последним и как раз собирался перешагнуть через подоконник, страшный удар молотом. Раззак как-то странно дернулся, перехватил руку Рорана, крепко ее стиснул и, мерзко шипя, усмехнулся:

– Попалс-с-ся? Тебя-то нам и надо!

Роран попытался выдернуть руку, но раззак держал крепко. Свободной рукой Роран наносил смертоубийственные удары по голове и плечам раззака, но тот стоял как ни в чем не бывало. В гневе и отчаянии Роран сдернул с его головы капюшон и увидел чудовищный лик, искаженный мучительной гримасой: рот раззявлен в пронзительном вопле; кожа черная и блестящая, точно крылья жука; голова совершенно лысая, а глаза, величиной с крупный кулак, лишенные век, зрачка и радужки, похожи на полированные шары из красного гематита. Ни носа, ни рта, ни подбородка – на их месте торчал толстый клюв с острым концом, и раззак то открывал, то закрывал его с каким-то хищным клацаньем, показывая страшный, зазубренный, красно-фиолетовый язык.

Роран закричал от ужаса и уперся ногами в оконную раму, пытаясь вырваться из лап этого чудовища, но раззак продолжал неумолимо тянуть его за собой. Внизу, на земле, Роран видел Катрину – она тоже пыталась сопротивляться и громко кричала.

У Рорана уже почти не осталось сил, когда рядом с ним появился Хорст. Он обхватив его своей могучей ручищей, рванул к себе, но потерпел неудачу и крикнул сыновьям:

– Подайте-ка мне копье! – Оскалившись от напряжения, он снова рванул Рорана к себе; на шее у него вздулись вены, но раззак и не думал отпускать добычу. – Вот дьявольское отродье! – выругался Хорст. – Ничего, ему нас не одолеть!

А раззак прошипел:

– Все равно ты наш-ш-ш! – Он как-то странно нырнул вперед, и Роран взвыл от боли: острый клюв раззака пронзил его правое плечо, раздирая мускулы, а пальцы монстра с хрустом ломали Рорану запястье. Угрожающе щелкнув, раззак вдруг выпустил его, а сам упал во тьму спиной вперед.

Хорст и Роран, потеряв равновесие, рухнули друг на друга.

– Они схватили Катрину! – простонал Роран. От боли у него перед глазами мелькали разноцветные пятна, но он вскочил и снова бросился к окну; опираясь на подоконник левой рукой, он стал всматриваться в ночной мрак; правая его рука висела плетью.

Из комнаты в коридор вывалились Олбрих и Балдор – все в запекшейся крови. Теперь все солдаты были мертвы. «Итак, на моем счету уже восемь трупов», – тупо подумал Роран. Он поднял молот и, шатаясь, стал спускаться по лестнице, но путь ему преградила Илейн в белой ночной сорочке. Глядя на него расширенными от ужаса глазами, она схватила его за руку, подтолкнула к деревянному сундуку, стоявшему у стены, и сказала:

– Тебе нужно немедленно к Гертруде!

– Но я…

– Ты умрешь, если тебе кровь не остановить!

Роран посмотрел на свой правый бок: рубаха насквозь пропиталась ярко-алой кровью.

– Сперва мне нужно спасти Катрину… – От боли Роран даже зубами скрипнул. – Пока они ничего с ней не сделали.

– Он прав, ждать нельзя, – сказал Хорст, склоняясь над ними. – Ты лучше перевяжи его как следует, и мы пойдем.

Илейн недовольно поджала губы, но возражать не стала, а поспешила к шкафчику с бельем и вскоре вернулась, неся несколько чистых лоскутов, которыми плотно перебинтовала разорванное плечо Рорана и его сломанную кисть. Олбрих и Балдор сняли с убитых солдат доспехи и мечи; Хорст взял себе одно из копий. Илейн, положив руки мужу на грудь, сказала:

– Будь осторожен. – И прибавила, глянув на сыновей: – Все будьте, пожалуйста, осторожны!

– Да ты, мама, не беспокойся! Мы справимся, – улыбнулся ей Олбрих.

Она тоже заставила себя улыбнуться в ответ и каждого на прощание поцеловала в щеку.

Они бегом бросились на окраину Карвахолла и обнаружили, что в стене из поваленных деревьев проделана брешь, а стоявший на часах Бирд убит. Балдор опустился возле него на колени, осмотрел и едва слышно пробормотал:

– Ножом в спину ударили. – У Рорана зашумело в ушах, голова закружилась, и он, хватая ртом воздух, бессильно привалился к стене дома.

Вокруг них постепенно собирались те, кто стоял на посту в других местах. Светя себе фонарями, они смотрели на мертвого Бирда, а Хорст рассказывал им о вторжении в его дом раззаков и о похищении Катрины.

– Кто хочет нам помочь? – спросил он, и после короткого обсуждения пять человек согласились пойти вместе с ними; остальные должны были остаться у пробитой бреши и поднять по тревоге жителей деревни.