Текст книги "Против всех"

Майдан

На следующий день Красовский отправился на Майдан в одиночестве. Собчак, снимавшаяся одновременно в двух проектах на украинском телевидении, написала SMS: «Все-таки хохлы жулики. Обещали восьмичасовой день, в результате рабство с утра до ночи. Иди без меня. Гепа в Киев на интервью не полетит, ему лень. Извинялся и прислал самолет. Летим в Харьков. Встретимся в Жулянах».

Выйдя из дипломатического квартала на Софиевскую площадь, Красовский нырнул в переулок и обомлел. Перед ним сотнями дымных клубов дышал лагерь кочевников. Посреди шатров грандиозной палицей торчала колонна независимости. Под определенным углом могло показаться, что все стоящее на Майдане живое соединилось в кулак, выкинув в небеса огромный средний палец: не дождетесь.

У входа в Дом профсоюзов стояли примелькавшиеся уже за пару дней подростки в камуфляже.

– Доброго ранку, можна українською? – седой бодрый человек по-хозяйски вышел из здания.

– Та ради бога, будь ласка, тільки тоді без диктофона, бо в редакції в Москві все одно не зрозуміють.

– Ну дуже гарно. Я – Степан Iванович.

Степан Кубив был заместителем председателя комитета Верховной рады по финансам и банкам, а когда народ пришел на Майдан и остался, был делегирован оппозицией координировать жизнь нового огромного города в городе. Кубив и был тем самым комендантом Майдана, о котором говорил Порошенко.

– Сколько стоит Майдан?

– В среднем, наверное, пятьдесят-семьдесят тысяч долларов в день.

– Это спонсорские деньги? Партии?

– Ну, скажем так, это тысячи разных доноров. Тут есть компании, которые привозят еду. Помните, был день, когда тут одновременно оказался почти миллион человек и нужно было хотя бы половину из них обеспечить едой. Мы тогда приготовили пятьсот тысяч порций горячего.

– Это что ж была за еда?

– Гречка с сардельками. Все на кухне Дома профсоюзов приготовили. Восемьдесят поваров-волонтеров. Дрова другие компании привозят, мусор вывозят еще одни.

– Слушайте, ну я никогда не поверю в самоорганизацию тысяч независимых компаний и людей.

– А вы поверьте, – Кубив спокойно шел по огромной площади и по-свойски пожимал руки идущим ему навстречу поселенцам. – Привет, слушай, сбегай мне за сигаретами. В такой красной пачке, знаешь?

– А охрана? Медицина?

– Волонтеры. Медиков сейчас пятьсот человек, охраны – побольше. Вон ребята стоят.

– Это ж дети совсем.

– Ну какие они дети? Восемнадцать-двадцать лет, уже в состоянии сами решать, в какой Украине им жить.

Кубив и Красовский стояли на смотровой площадке. На казавшейся с высоты игрушечной сцене в очередной раз заголосили западенские попы: «Отче наш, що єси на небесах, нехай святиться ім’я Твоє». Площадь запела вместе с ними.

За три месяца противостояния вместе с единой – пока еще неведомой – украинской нацией на Майдане начала зарождаться новая христианская вера. В начале революции в стенах принадлежащего украинскому патриархату Михайловского собора укрылись от «Беркута» протестующие студенты, потом там же был развернут госпиталь. Пока в Киево-Печерской лавре, подчиняющейся Москве, привычно торгуют иконами и крестами, в незалежном соборе будут перевязывать, оперировать и отпевать убитых. Как ни крути, а моральная победа независимой православной церкви над Москвой пока была, возможно, главной победой над Россией в этой маленькой войне.

При расставании Кубив вручил Красовскому визитку: «А вообще я финансист, имейте в виду. Я по банкам специалист, а не по протестам».

Дорога

Над самолетом масляной лампадой мерцал расплывшийся огрызок месяца, украденного когда-то в этом самом месте проклятым чертом.

Лениво раскинувшись в кресле Bombardier, присланного за ней учтивым харьковским мэром, Собчак подзуживала своего спутника:

– Ну что, Красовский, это тебе не у нищеброда Прохорова работать. Когда за тобой джет посылали?

– Ну, один раз не посылали, а давали. Я тогда летел перед избирательной кампанией в Куршик к хорошим людям посоветоваться. Но вот так, чтоб в гости – нет.

На заднем кресле стюардесса лениво листала журнал.

– Слушайте, – обратился к ней Красовский, – а я вот когда сюда влезал, видел там при входе фрукты в пленочке.

– Ой, да, – оживилась стюардесса, – предложить вам?

– Ну конечно, – включилась в разговор Собчак. – Может, у вас еще и шампанское найдется?

– Найдем, – ответила стюардесса, доставая из тумбочки бутылку розового «моэта». – Только попрошу пилота открыть.

– Жулики, все-таки дикие жулики, – прошипела Собчак.

– Да, я вообще никогда не видел, чтоб в джетах приходилось выпрашивать хавчик, – ответил Красовский. – А еще ты заметила, что они постоянно врут? Когда русский врет, ты точно знаешь, что это вранье, а у хохлов это суть существования. Не объегоришь москаля, он тебя пустит на сало.

Тем временем самолет плавно плюхнулся на харьковскую взлетку. К двум слегка дрожащим от ночной прохлады фигурам подкатил тонированный внедорожник размером с самолет. Огромные бритые люди выскочили из машины, подхватили чемоданы и галантно распахнули перед гостями двери. Джип сорвался с места и умчался в ночь, в едва угадываемую за темными стеклами лесопарковую зону.

– Куда они нас везут, – подумала Собчак, от ужаса и усталости забыв поставить в конце вопросительный знак.

– Геннадий Адольфович велел отвезти вас на источник, – не оборачиваясь, произнес с водительского сиденья ясновидец с бритым затылком.

– Какой источник? Сейчас два часа ночи.

– Шеф вас там уже ждет.

Гепа

– Привет, ну что, купаться будем? – маленький человек в спортивном костюме Abercrombie & Fitch выпрыгнул из соседней машины.

– Я буду, – обреченно, с лживой готовностью в голосе ответил Красовский.

– А я как-то нет, – сказала Собчак. – Вы, мальчики, сами.

Герои пошли вниз по лестнице, окруженные взводом автоматчиков. Навстречу им от источника шли люди, которые приветливо здоровались с мэром, он им вежливо отвечал. Если б не охрана, могло показаться, что путешественники шли в компании мэра Роттердама.

– Это вот мы тут свалку убрали и сделали купальню. Крест – видите – сценки нарисовали. – Над крестом, заполненным ледяной водой, действительно были фрески.

Пока Красовский, морщась от холодрыги, стягивал штаны, Кернес лежал под водой. На берегу охранник осторожно, словно раненую колибри, поглаживал мускулистым пальцем экран айфона.

– Тридцать две секунды, – торжественно объявил он вынырнувшему Гепе.

– Еще нырну! – мэр восточной столицы вновь скрылся в ледяной воде.

Собчак поняла, что высокотехнологичный продукт доверен гиганту с единственной целью – засекать время купания шефа, – и почувствовала в сердце теплоту материнской любви. Но Красовский нещадно мерз.

– Да вы не стойте босичком на холодном-то, – прошептал Красовскому охранник, – на полотенчико встаньте.

Кернес вынырнул из проруби, моментально влез в спортивную фланель, нахлобучил огромную вязаную шапку, и уже спустя десять минут гости ходили по ночному парку культуры имени Горького.

– Я, когда стал депутатом, называл это парком аттракционов и шашлыков, – Кернес не по росту так стремительно обходил свои владения, что автоматчики не успевали держать периметр.

– То есть здесь все было в аттракционах, шашлыках? – спросила Собчак.

– Тут было все говно, короче.

– Надписи все по-русски, – заметила Собчак.

– Я вам скажу по поводу русского языка, тут не надо рассуждать: тут говорят по-русски. Все. – Кернес гордо посмотрел на облепленное светодиодами дерево, словно бы украденное им с Тверского бульвара. – Вот же, красиво, да?

– Ужасно красиво, Геннадий Адольфович, – подхватили гости.

– Смотрите, – делегация подходила к центральному входу, – здесь стоял памятник Горькому, у него птицы склевали голову, потому что он был из гипса. Сейчас здесь стоит символ парка.

– Белочка? – обомлела Собчак.

– Да, – ответил Кернес, – белочка. У нас здесь очень много белочек, поэтому белочке и памятник.

В речи мэра, столь очевидно гордящегося вверенным его попечению парком, явно звучали капковские нотки. В какую-то минуту полусонным гостям даже показалось, что они расслышали слова «культурное пространство».

Еще час гости ездили в ночи по пустому вылизанному городу, мэр останавливался у каждого здания, рассказывая, где было гестапо, где находится его кабинет.

– А это вот памятник Шевченко, второй по красоте после Марка Твена, который в Америке стоит.

– А это что за баба на шаре? – зевая, спросил Красовский.

– Это памятник независимости Украины, там ведь даже написано: «Слава Украине».

– Героям слава, – по привычке ответил Красовский.

– Не героям слава, а Украине, – резко поправил Кернес. – Не надо тут вот бандеровских паролей.

– А если б сейчас вас попросили проголосовать за СССР или против, вы бы как проголосовали? – поинтересовалась Собчак, глядя на пустую, выложенную брусчаткой площадь со светящимся в глубине памятником Ильичу.

– Конечно за. Такая была страна мощная, а сейчас что? Вот все говорят: Европа, Европа, а что Европа? Там тоже работы нет.

По всему было видно, что мэр искренне предан городу, и город отвечал ему взаимностью, приветливо подмигивал зелеными светофорами, мерцал новенькими фонарями площадей, хрустел брусчаткой под резиной.

– Это ваша гостиница, а завтра можем встретиться на завтраке у меня. Я тоже в гостинице живу.

– Зачем? – удивилась Собчак. – Это же ваш родной город.

– Хочется иногда. У меня там собаки, завтрак хороший.

Готель «Националь», где обитал мэр, являл собой длинную кирпичную пятиэтажку, служившую когда-то, видимо, гостиницей облисполкома. У входа встречать гостей выстроился весь штат. Было похоже, что сцену приезда принца Уэльского в аббатство Даунтон пытаются поставить в миргородской оперетте. Геннадий Адольфович Кернес был облачен в идеально сидящий черный приталенный костюм, белоснежную рубашку и узкий галстук. Так одеваются охранники модных показов, похоронные агенты и премьер-министр Медведев.

Красовский: Вы знаете, что сегодня в Киеве начались массовые протесты? «Правый сектор» повел людей к Раде.

Кернес: Нет, не знаю. Да пусть ходят.

Собчак: А что будет, если все-таки Майдан победит и революция случится?

Кернес: Я никогда не подчинюсь тем, кто придет к власти незаконным способом.

Красовский: Тем не менее кто из лидеров оппозиции был бы приемлемым для вас, для Харькова? Кличко? Порошенко?

Кернес: Вы знаете, я человек, у которого есть свои жизненные постулаты, а также я делаю выводы из тех обстоятельств, в которых нахожусь. Один из таких выводов – должна быть преемственность власти. Понимаете, любой, приходя на должность высокую, начинает критиковать то, что было раньше…

Собчак: Чем это плохо?

Кернес: Я считаю, что та неконструктивная критика, которая сегодня льется со сцены Майдана, никакого отношения к преемственности власти не имеет. Она имеет отношение к разрушению тех устоев и традиций, тех возрожденных уже достижений, которые есть у нашей страны. Мне чай сделайте, пожалуйста.

Красовский: Мне тоже чай.

Кернес: Бамбуковый ему сделай чай. Вот, вы смотрите на сцену Майдана. Там выступает Кличко и что-то говорит. Что он говорит – он сам не понимает. Удар слева или справа – вот это он понимает.

Собчак: А кто понимает из них, кстати?

Кернес: Я считаю, что понимает Порошенко. Но не Кличко и не Тягнибок.

Красовский: Тягнибок – проект Коломойского? Правда ли, что Украина – единственная страна, где за нацика платят евреи?

Кернес: Вы знаете, Коломойский Игорь Валерьевич – хороший парень. Я думаю, что как у человека, который входит в список «Форбс», у него есть определенные механизмы влияния и участия, он, конечно, раскладывает яйца не в одну корзину. Поэтому, знаете, как мы говорим, свечку не держали, пусть они сами женятся между собой.

Собчак: А Кличко – это человек Фирташа?

Кернес: Ну, слухи, которые сегодня на Украине, да, что Кличко – человек Фирташа. Это слухи. Вот пусть Кличко признается в этом со сцены Майдана.

Собчак: Если бы вы были Фирташем, вы бы поддержали Кличко?

Кернес: Я не Фирташ. Меня зовут Кернес Геннадий Адольфович, и я являюсь приверженцем сегодня того курса, который избран президентом страны. И я выступаю открыто и публично в поддержку Януковича Виктора Федоровича. Вы должны понимать, что я не являюсь олигархом.

Собчак: У вас вон часы за миллион долларов, мои любимые – Patek Philippe Sky Moon. У меня было всего три мужчины, которые посылали за мной самолет: Саакашвили, Кадыров и теперь вы.

Кернес: То, что касается часов, вы глубоко ошибаетесь… Вы глубоко ошибаетесь в стоимости этих часов.

(Кернесу, конечно, хотелось признаться, что Собчак слегка недооценила часы, но природная застенчивость помешала это сделать.)

Красовский: Ну Бог с ними, с часами. Я вот не могу не спросить: все на Украине знают вас как главного борца с пидорами.

Кернес: Вот ты правильно сказал – с пидорами, а не с геями. Вот Армани – великий гей, я в костюме Армани сижу, на нем даже написано «Армани для Кернеса» (в доказательство градоначальник демонстрирует подкладку). Но я против пидоров. Против тех, кто выходит на трибуну, что-то там несет, а когда его спрашивают: «А ты гей?» – отвечает: «Какая разница?» А какая тогда разница, много у чиновника денег или мало? Врет этот чиновник или нет? Если ты людям врешь, то почему тогда в этой лжи обвиняешь других?

Красовский: То есть вы просто против лицемерия выступаете.

Кернес: Вот правильно говоришь, Антон, дай руку пожму. Я же вот свое прошлое не скрываю. Да, я сидел, да мне из-за этого как-то неловко всю эту тему даже обсуждать. Но вопрос тот, что касается людей, у которых, как мы говорим, сзади есть дырка, то мы должны четко понимать, где здесь мораль. Мораль той басни такова – в гондоне дырочка была. Потому что вы поймите: потом явным станет, что политик пидор, да, или гей, а он это скрывал.

(Тем временем в столовую заводят огромную пушистую и дико вонючую собаку.)

Кернес (оживляясь): Хорош, а? Крас-савец!

Красовский: Это американская акита, да?

Кернес: Ага, японскую привести? Давай веди японца быстрей.

Собчак: Вот я знаю, что у вас есть еще одна такая менее известная кличка, чем Гепа, – это кличка Синяя Борода, за то, что у вас очень много женщин.

Кернес: По поводу Синей Бороды вы не правы. Знаете, есть хороший анекдот по поводу бороды. Приходит мужчина в ресторан, заказал еду, ест. И тут приходит другой, лысый, с огромной бородой. Садится, все заказывает, поел. Ему несут чек. Он говорит: «Я из банды “Черная борода”». Официант: «Извините, пожалуйста, извините». Тот, что первым пришел, доел, попросил чек и говорит: «Я из банды “Черная борода”». Официант ему: «А где ваша борода?» А он штаны снимает и говорит: «Я тайный агент».

(В комнату вводят рыжую акиту, Красовский, у которого точно такая же, начинает теребить собаку за ушами. Десять человек прислуги, умиляясь, смотрят на эту картину.)

Собчак: Слушайте, скажите, а вот эта прекрасная кличка – Гепард, Гепа – откуда у вас появилась?

Кернес: Просто гепард быстро бегает, а я в свое время очень быстро бегал.

Собчак: То есть вы хищник?

Кернес: Я не хищник, я хлеб ем и фрукты. Вы поймите, у каждого в детстве… Я вообще не знаю, откуда это взялось.

Красовский: Это уменьшительное от Гены, да?

Кернес: Думаю, конечно, это от Гены. Потому что тогда я и не думал, что будет интернет.

Собчак: Вы когда-нибудь женщин били, скажите честно?

Кернес: Вы знаете, в свое время была такая история, якобы я кого-то побил…

Красовский: Да, и извинились, повесив в городе плакаты.

Кернес: То, что я сделал на тот момент, думаю, не делал ни один мужчина в городе Харькове. Я развесил много плакатов с признанием в любви. И многие, назовем так, «добрые люди» начали распускать определенные слухи.

Собчак: А это было просто признание в любви вашей жене?

Кернес: Это было просто выражение моего отношения к ней. Вот и все. Тем более что там было написано: «Оксана, я тебя люблю», и там было нарисовано сердце. Поехали лучше я вам свой кабинет покажу.

Кабинетом анфиладу комнат, расположенную на втором этаже харьковской горадминистрации, назвать можно лишь в порыве аморальной скромности. Парадная комната приемов: антикварная мебель из карельской березы, портреты предшественников. В оранжерее волею судьбы встретились беговая дорожка, чучело льва и мини-гольф; последний размещался на ступеньках, так что играть в него не было решительно никакой возможности.

Кернес: Ксюш, это коллекция фарфора, выбирай. Хочешь олимпийского мишку?

Собчак: Ой, Геннадий, давайте уже быстрее отправляйте нас в аэропорт. Возьму вот эту, девочку с косой.

Кернес: Хороший выбор. Пусть коса летит в Москву.

Через пять дней Юлия Владимировна Тимошенко вылетела из Харькова в Киев.

Эпилог

Геннадий Кернес после победы Майдана бежал в Россию, но на следующий день вернулся, заявив, что будет заниматься хозяйством и не собирается лезть в политику.

Петр Порошенко претендовал на должность премьер-министра, но она досталась Арсению Яценюку.

Татьяна Чорновил решительно возглавила антикоррупционный комитет.

Степан Кубив назначен председателем Нацбанка Украины.

Евгений Карась и Юрий Ноевый живы и по-прежнему состоят в партии «Свобода».

Юлия Тимошенко вышла на свободу, объявила, что будет баллотироваться на пост президента Украины, и уехала на лечение в ФРГ.

В столкновениях на Майдане погибли девяносто четыре человека.

Часть вторая
Как любить родину

Мне кажется, любить свою страну так же просто и естественно, как любить самого себя. Уж конечно для этого не нужно выдумывать никакого специального слова. Поэтому я подозреваю, что когда кто-то начинает рассуждать о «патриотизме», он готовит какой-то недобросовестный словесный фокус. Вот вроде отчий дом, березки, вот славные победы и исторические свершения, а вот уже на фасаде одного из московских зданий вывешены портреты врагов народа. Я и себя нашла в списке врагов, обнародованном каналом «Царьград», среди «Топ-100 русофобов 2016» – вместе с Дмитрием Зиминым, Ангелой Меркель и отчего-то Леонидом Ярмольником.

Весной 2014 года случился Крым, и тема патриотизма – именно вот в таком спорном аспекте – вдруг вылезла во всей красе из глубин народного подсознания. Я и сейчас не знаю, как мне к этому относиться – язвить, печалиться, посмеиваться или доказывать с пеной у рта, что я тоже люблю свою родину. Тогда, в мае 2014-го, мы выбрали ироничную интонацию. Нашими экспертами по любви к родине стали казачий атаман, главный редактор либерального журнала, православный философ и создатель черносотенного интернет-ресурса с интригующим названием «Спутник и погром». А еще девочка Люба, которую страна помнит по церемонии открытия олимпиады в Сочи. Пользуясь случаем, хочу сказать: Люба, то есть Кристина! Ну хоть ты-то на нас не обижаешься?! Мы ведь правда желаем тебе счастливого будущего.

(Май 2014)

Как любить родину

История о том, как Собчак и Красовский учились правильно любить родину и как им помогла в этом девочка Люба, увидевшая сон о России на открытии Олимпиады в Сочи.

Пролог. Сочи

7 февраля 2014 года. Открытие сочинской Олимпиады. В темной комнате перед теликом застыли две фигуры. Собчак и Красовский.

– Круто, – задумчиво произнесла Собчак.

– Очень круто, – неожиданно согласился Красовский.

– Знаешь что? Мы должны с тобой сделать репортаж про патриотизм, – вдруг заявила Собчак, приподнимаясь с дивана.

– Ты, что ли, хочешь русских людей научить Родину свою любить?! Ты?!

– Идиот. Вот смотри – мы сидим, смотрим и радуемся. Значит, можем ведь, а? Если даже нас с тобой, кощунников, зацепило. Надо только выяснить, как правильно любить Россию и не ссориться.

В это время на экране была страна Россия, которую показывал стране России Константин Львович Эрнст. «Смотри: вот она ты. Широченная – не сузишь, гордая, но не горделивая, богатая не только душой».

Эта Россия снилась девочке Любе. И снилось ей, что Россия – это Европа. Вот бал, и вальс, и шлейфы, и жабо – словно это Версаль, а не Москва. Вот колонии пузырей и кубов, и кажется, что где-то в первом ряду близ Родченко и Малевича сидят Корбюзье и Дали. Вот наш европейский спутник, наш общий на весь мир Гагарин. А вон – на трибуне – наш Первый Европеец. И если ты, Россия, не Европа, то что же тогда Европа?

«Да, да, Европа, Европа, – отвечал Эрнсту чавкающий российский зритель. – Давай уже салют показывай, задолбал».

– Если про патриотизм – нам точно нужна эта Люба, – требовательно замахал руками Красовский.

– Люба в Вологде, и Люба теперь звезда. Везти ее сюда – бессмысленные траты, примерно как на сочинские олимпийские объекты. Может, подешевле ребенка арендуем? Ну хоть из школы Яны Рудковской.

– Нет, нельзя экономить на чувстве Родины. Если мы хотим научиться любить Россию, нам без Любы никак не обойтись.

– А мы, значит, покажем ей Россию? Станем для нее такими Вергилиями, а потом сразу отправим назад, в следующий круг?

– Вот все вы, иудеи, педерасты и прочая несогласная нечисть, считаете Россию адом, – вздохнул Красовский.

– Я, между прочим, очень люблю свою Родину, – торжественно произнесла Ксения. – И хотела бы любить ее как-то правильно, по-научному. Прежде чем показывать что-то девочке, мы с тобой сами должны поучиться. Сегодня – вот мне подсказывают – в Роспатриотцентре лекция Дугина.

– Нам прямо там и наваляют. По-научному, – покорно вздохнул Красовский.