Текст книги "Бабушка, а почему? или Разговоры с внуками"

О такой патовой ситуации со своими двумя сыновьями-подростками рассказала мне моя добрая знакомая, совсем недавно пришедшая к православию. Мало того что у ее сыновей не было желания разговаривать с мамой о вере, так они еще все, что она пыталась им сказать, встречали дружными ироничными насмешками, которые было трудно потерпеть. Обоюдное недовольство перерастало почти во враждебные отношения. В поисках ответа на вопрос: «Что делать?» моя знакомая перелистала множество книг, в одной из них ей встретилась такая мысль: «нет шансов у равнодушия, у любви всегда есть шанс». Она задумалась: «Действительно, ведь я их очень люблю, а значит, у меня есть шанс!» Результаты ее последующих размышлений проявились в том, что она замолчала. Нет, конечно, мама продолжала общаться со своими сыновьями, но как только у нее появлялось непреодолимое желание мгновенно обратить их в свою веру, она заставляла себя набрать воды в рот. И ждала. Ждала случая, когда они захотят ее слушать и слышать. Такие моменты редко, но наступали и почти всегда совпадали с неприятностями, потрясениями, неординарными событиями в жизни ее сыновей. Со старшим сыном мама разговаривала душа в душу, глаза в глаза, когда ему пришла повестка в армию. Это длилось всего каких-то полчаса, но она смогла ему сказать о том, что было для нее важно, в том числе и о вере, о чем он раньше и слушать не хотел. Попросила его запомнить коротенькую молитву и, когда будет опасно или тяжело, читать ее. Вернувшись из армии, сын рассказал маме необычный случай, когда его спасла эта молитва… Сейчас, помимо основной работы, он является регентом церковного хора.

Еще об одном случае мне рассказала мама моего бывшего ученика воскресной школы. После поступления в институт он попал под влияние друзей и совершенно забыл дорогу в храм. Мама, с младенчества воспитывавшая сына в православной вере, педагог по образованию, ничего не могла с ним поделать. Ей оставалось только горячо молиться за свое отпавшее от Церкви великовозрастное чадо. Так прошло два года. Неожиданно отец моего ученика попадает в больницу с тяжелым заболеванием. Первое, что делает его сын без всякого напоминания, – бежит в храм заказывать молебен о здравии отца.

Влияние духовных событий, прожитых детьми вместе с семьей, – огромно. Эти драгоценные воспоминания детства могут очистить и спасти их в будущей жизни. Если мы прикладывали труды по духовному воспитанию детей, когда они были еще маленькими, мы можем надеяться, что эти усилия не пропадут, что Господь возрастит то, что посеяно, и добрые плоды созреют.

Бабушка, а почему? или Разговоры с внуками
Педагогические заметки

Бабки-ежки и кощеи бессмертные

Дорога от дома до детского садика занимает у меня примерно двадцать минут. Обратный путь мы с внуком едва преодолеваем за вдвое большее время, потому что теперь перед нами вырастают не замеченные мной ранее совершенно удивительные вещи! Например, как это я могла равнодушно пройти мимо большого снежного сугроба, с которого можно кубарем скатиться, с наслаждением распластавшись у его подножия! А ледяная дорожка, раскатанная множеством ног, стремительно уносящая моего внука то в одну, то в другую сторону. Откуда она только взялась? Мне казалось, что ее здесь не было… А вот какая отличная дыра в заборе! Сквозь нее прекрасно виден огромный строительный кран с покачивающимся на стреле грузом.

Множество неожиданных остановок в конце концов мне надоедают и я уже с трудом удерживаюсь от замечаний, можно сказать, борюсь с ними: «куда тебя понесло», «не упади», «слезь», «дай руку» и т. д. Убеждаю себя, что, во-первых, на каждый чих не наздравствуешься, да и незачем человека дергать по пустякам, хотя, понятно, бывают случаи, когда надо сказать твердое «нельзя»; во-вторых, надо войти в его положение, ведь не кисейная барышня растет, а любознательный живой парнишка; в-третьих, он должен учиться быть самостоятельным; в-четвертых… Я не успеваю додумать, что в-четвертых, так как Коля с радостным воплем поднимает с земли сучковатую палку. У меня на кончике языка уже вертятся слова: «Брось эту грязную палку, ты что, хочешь кому-нибудь глаза выколоть?» Страшным усилием воли я заменяю их на другие:

– Какая отличная палочка! Ты только опусти кончик вниз, чтобы никого не поранить.

Мы вместе подыскиваем для нее достойное применение. Например, ею можно что-нибудь нарисовать на снегу или написать. Коля тут же рисует человечка с торчащими в разные стороны волосами, пишет рядом печатными буквами: «Я ТИБЯ ЛУБЛУ» – и многозначительно смотрит на меня. Я удивляюсь так быстро пришедшей награде за мои усилия примириться с палочкой, но не успеваю этим вполне насладиться, потому что откуда-то сверху на меня падают комья снега и противно тают за шиворотом. Это Коля придумал еще одно применение своей дурацкой палке: ею прекрасно можно сбивать снег с деревьев.

Но сегодня внук тихо и молчаливо идет рядом со мной за руку и, кажется, о чем-то думает. Наконец он прерывает молчание:

– Бабушка, Андрей из нашего садика очень боится Бабы-яги и Кощея Бессмертного, даже плачет. Я ему сказал, что надо делать.

– А что надо делать? – рассеянно спрашиваю я Колю, озираясь по сторонам: мы переходим через дорогу.

– Как что? – удивляется Коля. – Молиться! Ты, бабушка, напиши на бумажке молитву, а я ему отдам. Я обещал, что ты напишешь.

– А читать-то Андрей умеет? – сомневаюсь я, начиная понимать всю важность обсуждаемого дела.

– Он умеет читать. Ты, бабушка, напиши, – настойчиво просит Коля. – Андрей сказал, что будет читать.

– Знаешь, Коля, – рассуждаю я вслух, – бумажка может легко потеряться. Может быть, нам лучше сделать по-другому? Есть одна очень коротенькая молитва, в ней всего два слова.

– «Господи, помоги!», – да, бабушка?

– Правильно. Андрей ее быстро запомнит. Когда ему станет страшно, пусть он скажет тихонечко, про себя: «Господи, помоги!» – и все бабки-ежки и кощеи бессмертные тут же разбегутся. Это очень сильная молитва. Так и скажи Андрею.

– Хорошо, так и скажу, – серьезно отвечает Коля.

Его теплая ладошка доверчиво покоится в моей руке.

Вранье

Коля входит в комнату и показывает мне то, что осталось от дедушкиного складного стульчика: в правой руке у него болтаются две гнутые алюминиевые ножки на куске парусины, а на левой ладошке лежит кучка винтиков и гаечек.

– Посмотри, бабушка, что Ваня натворил!

Из-за Колиной спины выглядывает двухлетний Ваня.

Коля продолжает:

– Ты, бабушка, его не слушай, он, конечно, будет говорить, что это не он.

Ваня отрицательно мотает головой:

– Это не я.

– Вот видишь, бабушка! – честными круглыми глазами смотрит Коля.

Ваня смотрит на меня такими же честными глазами.

Некоторое время я пребываю в растерянности. У меня нет сомнений, что это сделал Коля. Отвинтить такую кучу гаек маленький Ваня просто не мог. Меня обескураживает изобретательное Колино вранье. Решаю применить испытанный еще на мне моей мамой педагогический прием с небольшим добавлением, невозможным в безбожные времена моего детства:

– Я могу легко узнать, кто это сделал.

– А как? – Коля бесстрашно и с большим любопытством смотрит на меня.

– Да ведь Бог-то все знает, вот Он мне и укажет кто.

– Как укажет? – уже не таким бравым тоном говорит Коля.

– Мне надо заглянуть в ваши глаза, в них все будет написано. Ты, Коля, старший, давай начнем с тебя.

И я внимательно смотрю ему в глаза. Коля не выдерживает моего твердого взгляда:

– Да он сам у меня в руках развалился, я только немножко крутанул, и все…

И снова вранье…

Ваня пришел с улицы с мокрыми по локоть рукавами. Я спрашиваю:

– Ты почему, Ваня, ходил в огород к ванне с водой? Я ведь не разрешала!

– Меня туда ветром ждуло, – отвечает Ваня, потупив взор.

Я не могу удержаться от смеха, о чем мне сразу же приходится пожалеть: довольный таким оборотом дела Ваня пытается усилить успех от своего вранья:

– И волк присол!

Такую нахальную разрастающуюся ложь нельзя оставить без последствий, и я возмущенно говорю первое, что приходит в голову:

– Если будешь врать, Ваня, я позвоню папе с мамой, и они тебе игрушек из города не привезут!

– Не пливезут? – пугается Ваня.

– Не привезут! – подтверждаю я безжалостно.

– Я больсе не буду, бабуска.

– Чего ты не будешь?

– Ни-ци-во не буду!

Правда

– Бабушка, а почему блины переворачивают на сковородке, а пирожки не переворачивают?

– А как ты узнала, бабушка, что кошка любит молоко?

Но вот наконец поступает вопрос, ради которого стоило потерпеть все предыдущие:

– А почему, бабушка, когда соврешь, то радуешься, а когда скажешь правду, то хочется плакать?

– Может быть, это потому, Коля, что когда соврешь, то кажется, что ты ловко скрыл свой плохой поступок и никто теперь об этом не узнает. Ты и радуешься. А правду сказать очень трудно. Ведь теперь все узнают, что ты не такой хороший, каким хотел показаться. И от этого хочется плакать. Вот только давай подумаем, а разве бывает так, чтобы никто не узнал, что ты врешь? КТО ВСЕГДА ВСЕ ЗНАЕТ? – Последнюю фразу я говорю значительно, с расстановкой, и Коля, конечно, отвечает правильно:

– Бог.

– А еще кто знает?

– Ангел-хранитель.

– Да, когда ты врешь, он плачет и отступает от тебя. А еще кто-нибудь знает об этом? – продолжаю я вопрошать.

Коля морщит лоб, но ответа не находит. Я подсказываю:

– Когда светлый ангел отходит, то кто всегда прибегает на освободившееся место? Мохнатенький такой, черненький?

– Бес! – отгадывает Коля.

– Правильно. Он радуется, что человек оказался таким плохим, и хочет, чтобы все всегда врали. А когда ты сказал правду, ты победил беса.

Мирись, мирись, мирись…

До моих ушей доносится громкий приближающийся рев. Дверь из детской комнаты распахивается, мне навстречу медленно движется Ваня с квадратным от горького плача ртом:

– Меня Коля уда-а-а-рил!

Я с негодованием кричу Коле:

– Коля, ты почему обижаешь Ваню?

Но тут же осекаюсь, потому что у Коли точно такой же квадратный рот, а из глаз катятся слезы.

– Этот Ванька ткнул меня кулаком прямо в нос!

– Ваня, разве можно кулаком в нос тыкать? – с возмущением поворачиваюсь я к Ване.

– А он у меня отобрал машинку!..

– Нет, это ты первый!..

– А ты!..

Моя голова вращается в разные стороны, я стараюсь понять, кто же из них двоих прав, кто виноват. Наконец мне становится ясно, что дело это совершенно безнадежное, никаких концов тут не найти. Надо действовать как-то иначе.

– Так. Если вы не умеете жить вместе, то с этого момента будете жить отдельно! Ты, Коля, останешься в этой комнате, а Ваня со своими игрушками пойдет жить в другую!

Я крепко беру Ваню за руку и хочу увести с собой. Но не тут-то было: Ваня изо всех сил упирается и, снова обливаясь слезами, кричит:

– Нет! Я не пойду в другую комнату! Я не хочу жить отдельно! Я хочу с Колей! Коля, давай мириться!

Он вырывается у меня из рук, бежит к Коле и пытается взять его за руку. Коля отбивается, но не очень активно, он явно польщен тем, что Ваня дорожит его обществом, да ему и самому не хочется оставаться в одиночестве. Вскоре Ване удается зацепить свой мизинец за Колин, это абсолютно необходимое условие для дальнейших действий. Теперь они оба, покачивая в такт руками, заводят примирительную песенку, знакомую мне еще из моего далекого детства:

 
– Мирись, мирись, мирись
И больше не дерись…
 

Ваня тревожно поглядывает на меня: переменится ли гнев на милость. Я подхватываю:

 
– А если будешь драться…
 

Дальше в рифму должны следовать слова «то я буду кусаться!». Но мы давно уже по общему согласию заменили их на другие, хоть и не такие складные:

 
– Я все равно не буду кусаться!
 

Присказка эта проверенная, она частенько выводит нас из очень трудных положений. Обычно мне самой приходится, уловив подходящий момент, предлагать: «Ну все, все, давайте мириться: мирись, мирись, мирись…»

Но заканчиваем мы неизменно хором, губы у всех сами собой разъезжаются в улыбке, а слезы высыхают.

Недавно я услышала еще один вариант этой чудодейственной песенки. После слов «я буду кусаться!» поется: «А кусаться нам нельзя, потому что мы друзья!»

Ну что ж, можно и так.

Капризка

– Ваня, собирайся, мы пойдем гулять.

– Я не хочу гулять, – твердо заявляет Ваня даже не поднимая головы.

– Ты только посмотри, Ваня, – я стараюсь придать своему голосу как можно больше радостных ноток, – какое солнышко на улице! Коля уже одевается.

– Не пойду, я буду рисовать.

– Мы же договаривались, что будем рисовать все вместе после прогулки.

– Нет, я хочу сейчас.

– Пойдем, Ваня. Давай я помогу тебе надеть свитер…

– А-а-а-а!

Я отступаю вместе со свитером. Ох уж этот Ваня! Ну что ж, у нас с Ваниной мамой есть действенная выручалочка для такой патовой ситуации. Я начинаю издалека:

– Коля, посмотри, наш Ваня был такой хороший, послушный, а теперь вдруг стал плохой. По-моему, он опять проглотил капризку. Наверное, стоял где-то с открытым ртом, она и залетела.

Ваня настораживается. Я продолжаю:

– Придется нам ее выгонять. Ваня, выбирай, чем мы будем выгонять капризку: ремешком, прутиком или крапивой?

Но и Ваня не лыком шит, у него заготовлен свой ответ на наши хитрости:

– Я сам ее буду выгонять.

– Хорошо, Ваня, выгоняй сам, я только форточку открою, чтобы капризка улетела от нас подальше.

Я иду к форточке, а Ваня предусмотрительно открывает рот и шлепает себя ладошкой по тому месту, по которому надо бы хорошенько пройтись ремешком.

Но я еще не догадываюсь, какая опасность подстерегает меня с другой стороны. Коля заинтересованно прослеживает глазами путь от Ваниного рта до форточки. Ничего такого не заметив, он скептически спрашивает:

– А как ты, бабушка, узнаешь, что капризка вылетела?

– А это мы сейчас проверим. Если Ваня пойдет одеваться, значит, вылетела, а если нет, то придется идти за ремешком, – находчиво говорю я.

– Уже вылетела, – сообщает Ваня и начинает надевать свитер.

– А почему же я ничего не видел? – Колю не покидают смутные подозрения, что тут что-то не так.

До сих пор он таких вопросов не задавал, и я понимаю, что отмахнуться от них нельзя, дело серьезное.

– Как же ты, Коля, мог увидеть капризку, если она невидимая? И потом, ты уже большой и должен догадываться, что такое капризка на самом деле. Или, вернее, кто? – Я понижаю голос до шепота.

– Бес, что ли? – У Коли округляются глаза.

– Ну конечно, это бес. Это он нашептывает нам всякие плохие советы, толкает на дурные поступки и капризы, а иногда и сам может войти в человека. Сейчас я найду книжку, в которой показано, как Иисус Христос выгоняет бесов из такого человека.

Я открываю книгу, где на репродукции храмовой росписи XI–XII вв. изображена притча об исцелении бесноватого. Древний иконописец по-детски просто, как будто специально для нашего случая изобразил момент исцеления: изо рта бесноватого выпрыгивают маленькие дымчато-сизые фигурки с рожками и хвостиками.

– Вот, смотрите сами, – торжествующе говорю я, – бесы по слову Иисуса Христа вышли из человека и вошли в стадо свиней. Свиньи сразу взбесились, побежали к обрыву и упали в море.

Коля с Ваней оторопело смотрят на изображение.

– Рты-то закройте, а то не ровен час…

Рты закрываются как по команде.

Про бесов мне в тот день было задано великое множество вопросов, а книга с изображением их изгнания переходила из рук в руки.

Новый танк

Коля с Ваней играют на детской площадке, а я сижу невдалеке от них на скамеечке, жмурюсь от яркого весеннего солнышка и думаю: «Какие они разные. Коля – общительный, любознательный, но обидчивый, рассеянный и очень вспыльчивый, даже гневливый. Как старший, естественно, хочет и старается добиться, чтобы Ваня его во всем слушался, но для этого у него недостает твердости. Ваня более сосредоточен, с сильным характером и в то же время добрый, доверчивый. И только небольшое дополнение портит все: он – маленький упрямый ослик. Ванины ответы на все наши предложения неизменно начинаются со слов: «нет», «не буду», «не хочу». При таких различиях у братьев часто вспыхивают ссоры, нередко заканчивающиеся откровенной дракой. Дело усугубляется еще ревностью со стороны Коли, которому, начиная с трех лет, приходится делить мамину любовь с младшим братом.

Мне на всю жизнь запомнились слова моей мамы из моего детства, перевернувшие все отношения с моим младшим братом: «Как хорошо, что у тебя есть брат! Когда тебя нет, он все время спрашивает, где ты, ждет, когда ты придешь. Он тебя так любит!»

Ваня и в самом деле без Коли скучает, радуется, когда он приходит из садика, подражает ему. Любые, даже самые скупые проявления Ваниной любви к старшему брату я, помня мамину науку, доношу до Коли в разных вариациях, и, мне кажется, это очень смягчает их отношения.

Мои раздумья прерываются громкими криками, доносящимися с площадки. «Ну вот, начинается!» – огорчаюсь я, бегу к песочнице, где братья, вцепившись руками в новенький, подаренный мною Ване танк, яростно тянут его каждый в свою сторону, как два цыпленка червяка. Увидев меня, Коля выпускает танк из рук, видимо, осознав свою неправоту: танк-то Ванин. Ваня шлепается на землю и, не раздумывая, с размаху бьет танком Колю по голове. Я ахаю, подскакиваю к Коле: у него на затылке буквально на моих глазах растет большая шишка, а из-под содранной кожицы сочится кровь. Я в ужасе кричу Ване:

– Ты видишь, Ваня, что ты натворил?

Ваня, увидев кровь, роняет танк, бросается к Коле с отчаянным воплем, протягивая вперед руки:

– Коля, прости меня! Прости меня, Коля!

Коля, к моему несказанному удивлению, тоже вытягивает руки навстречу Ване – со стороны это выглядит немножко театрально – и кричит сквозь рыдания, роняя частые, крупные слезы:

– Я прощаю тебя, Ваня!

Потрясенная этой душераздирающей сценой примирения, закончившейся взаимными объятиями, я ограничиваюсь несколькими нравоучительными словами, достаю из сумочки носовой платок и бактерицидный пластырь, солидные запасы которого у меня всегда при себе, и залепляю Колину рану. Ввиду воцарившегося мира между братьями я разрешаю им еще немного побыть на улице, а сама в изнеможении опускаюсь на скамейку. «Два внука, – думаю я, – это не вдвое тяжелее, чем один, а вдесятеро. Такая вот неправильная арифметика».

Когда мы собираемся уходить домой, выясняется, что Ваня потерял свой новый танк. После долгих совместных поисков я нахожу его в густой траве и в сердцах говорю:

– Все, Ваня, не видать тебе танка, как своих ушей, я его забираю насовсем! Оставил новенькую игрушку в траве и не помнит даже где!

Ваня поворачивается к нам спиной и медленно идет куда-то вдаль, время от времени отмахиваясь рукой и всхлипывая. Мы с Колей смотрим ему вслед. «Эдак он далеко уйдет. Как же быть?» – мелькает у меня в голове.

И тут Коля тихонько говорит:

– Да отдай ты ему танк, бабушка.

Лужа

Замечаю в руках у Коли незнакомую мне маленькую игрушечку.

– Коля, откуда у тебя взялся этот пароходик?

– Мне Артемка подарил.

Артемка – это лучший детсадиковский Колин друг. Я удовлетворяюсь ответом и только говорю мимоходом, не озаботившись последствиями:

– Ты ему тоже что-нибудь подари.

На следующий день вижу, что Коля играет уже с двумя маленькими игрушками: со вчерашним пароходиком и автомобильчиком, которого у него раньше не было.

– Коля, откуда у тебя взялся еще и автомобильчик?

– Мне Артемка подарил.

– А ты что-нибудь Артемке подарил? – опять довольно-таки легкомысленно спрашиваю я.

– Я ему подарил свой вертолет.

Вертолет – довольно дорогая игрушка, недавно купленная Коле мамой. Я осознаю свой промах.

– А ты у мамы спросил, можно ли его дарить, ведь это она его тебе купила. И потом, – спохватываюсь я, – Артемкина мама знает, что он подарил тебе пароходик и автомобиль? Ведь об этом надо спрашивать.

– Хорошо, я спрошу, – как-то уж слишком покладисто отвечает Коля.

Но меня подхватывают неотложные большие дела, и я забываю об этих микроскопических игрушках.

В ближайшее воскресенье мы с Колей и Ваней собираемся к Причастию. Несмотря на хлопоты с одеванием Вани, я все же замечаю, что Коля разложил перед собой на столе большое количество игрушек маленького размера. И тут в моей голове что-то проясняется. У меня опускаются руки, я растерянно смотрю на Колю. Он ловит мой взгляд. Мы оба все понимаем.

– А ведь эти игрушки тебе Артемка не дарил, – озвучиваю я наконец свою страшную догадку. – Откуда они у тебя?

– Я взял их из детского садика, – признается Коля.

– Ты у кого-нибудь спрашивал, можно ли?

– Нет…

– Но ведь взять что-нибудь чужое без спроса – это значит украсть. Получается, что ты вор и обманщик.

В сборах, на ходу – мы уже опаздываем в церковь – я говорю еще какие-то правильные слова, негодую, сержусь, но чувствую, что все это не достигает цели… Одновременно я отмечаю про себя, что Колин грех раскрылся как раз перед Причастием. Может быть, это означает, что ему уже пора на исповедь?

На пути к храму посреди дороги раскинулась большая лужа.

– Коля, – предостерегаю я, – иди по краешку, там, где сухо, не торопись.

Коля делает два осторожных шага и, поскользнувшись, падает во весь рост в черную зловонную лужу. Когда он с моей помощью поднимается, я даже не понимаю, что нам теперь надо делать: идти вперед, в храм, или поворачивать назад, домой? Коля, растопырив руки, с которых стекает грязь, с недоумением оглядывает сначала себя, потом смотрит на меня. Грязь, впрочем, стекает у него не только с рук, но и с куртки, и со штанов, и отовсюду…

– Коля, знаешь, почему ты упал в грязь? – Я говорю медленно, сама удивляясь своему спокойствию. – Ведь это Бог показывает тебе, что ты изнутри такой же черненький, как теперь эта курточка. У тебя душа запачкалась от вранья. Ты понимаешь?

– Понимаю, – прочувствованно говорит Коля.

– В таком виде к Причастию идти нельзя, – раздумываю я вслух. – Что же нам теперь делать?

Взглянув на жалкую Колину фигурку с растерянным лицом, я принимаю решение идти вперед: там, в здании воскресной школы, есть кран с водой.

С помощью двух носовых платков я сердито отчищаю куртку, штаны, руки у Коли, смиренно поворачивающегося в разные стороны. Удивительно, что довольно строптивый Ваня в этой ситуации задумчив и терпелив, как никогда.

Результаты чистки оказываются удовлетворительными. Мы бежим в храм и успеваем как раз к Причастию.

На следующий день утром, краснея, заплетающимся языком, я объясняю воспитательнице суть дела. Коля, опустив голову, протягивает игрушечки. Воспитательница понимающе смотрит на меня и говорит:

– Хорошо, что ты принес эти игрушки, Коля, теперь все смогут ими играть, а не только ты один. Положи игрушки на место и иди завтракать.

Коля облегченно вздыхает, машет мне рукой и вприпрыжку бежит в группу.

С тех пор прошло уже почти два года, Коля учится теперь в младшей группе воскресной школы, но почти всякий раз, когда мы идем мимо знакомой лужи, у нас происходит примерно такой разговор.

– Помнишь, бабушка, как я упал в эту лужу, а ты меня отчищала в нашей воскресной школе? – говорит Коля.

Ваня подхватывает:

– Это Колю Бог наказал, правда, бабушка?

– Истинная правда, – отвечаю я.