Текст книги "К преподобному Серафиму в Вырицу"

«Мороза будто не было»

Велика сила благодати Божией! Это еще раз подтверждают воспоминания Антонины Борисовны Сапегиной, которая после короткой встречи с вырицким старцем стала глубоко верующей православной христианкой.

…Всю блокаду я работала в госпитале, а в 1944 году, когда фронт пошел дальше, госпиталь закрыли. Меня направили работать в санаторий в Сосновый Бор, кочегаром. Мне было около 22 лет. Потом, когда с фронта пришли мужчины, меня перевели на работу служащей, эвакуатором. Нужно было ездить на станцию, встречать больных. В то время я была совсем малограмотной в духовных вопросах и Православной Вере. Все было запрещено, никто нас ничему не учил. И вот я, не зная ничего о вере и не веря ни во что, сподобилась побывать у такого святого человека – у преподобного Серафима Вырицкого.

Это было, когда я уже за городом работала. И нас иногда отпускали в Ленинград на 3–5 дней. И вот одна женщина на работе, Ольга Кузьминична, узнала, что я еду в Ленинград и говорит мне: «Съезди в Вырицу». Я слышала, что где-то есть Вырица, но что там, я не знала. Ольга Кузьминична мне сказала: «Там есть батюшка, ты от моего имени к нему придешь. Я тебе дам три вопроса, и ты их у него спросишь». Она, видно, была довольно близка к батюшке и вхожа в дом. Вопросы показались мне довольно странными и даже смешными.

Я приехала в Ленинград на Витебский вокзал и отправилась в Вырицу. Ольга Кузьминична мне сказала: «Как приедешь, спроси у любого, как к батюшке пройти, тебе все скажут». Люди мне попались добрые и довели меня до батюшкиного дома. Была снежная, морозная зима. Я обмела метелочкой, что стояла на ступеньках, ноги и вошла в дом. Вижу: сидят несколько человек. Ко мне подошла женщина в черном облачении и говорит: «Раздевайтесь, пожалуйста». Повесили мое пальто, и я села, сказав, что я от Ольги Кузьминичны. Встретившая меня монахиня сказала: «Сейчас я доложу батюшке». Потом выходит и говорит: «Кто от Ольги Кузьминичны, пройдите, пожалуйста». И меня приняли без очереди.

Я вхожу. Узкая комната. Прямо передо мной батюшка лежит. Я обратила внимание: справа – окно, и возле него, высоко, почти у самого потолка, висит очень красочно сделанная картина. На ней была изображена могилка схимонахини матушки Серафимы, батюшкиной супруги в миру.

Батюшка лежит на железной, односпальной, узенькой, как солдатская, кроватке. А я, ничего не зная о вере, спросила у Ольги Кузьминичны перед отъездом, как нужно себя в этом случае вести. Она сказала: «Ты войдешь и скажи: „Благословите меня“. И встань на колени». Я так и сделала.

Батюшка положил мне руку на голову, затем перекрестил и спрашивает: «Ну, что тебе Ольга Кузьминична сказала?» Я отвечаю: «Ольга Кузьминична вот такие вопросы прислала: зовет ее дочка жить вместе. Идти ей туда или нет?» А он говорит: «Нет, скажи, пусть она живет отдельно». – «Шубу какую-то ей лисью продавать или не надо?» (Глупым мне казался этот вопрос.) Но батюшка отвечал просто: «Шубу пусть продаст». Задав третий вопрос пославшей меня сослуживицы и получив на него ответ, я не знала, что говорить дальше. Но батюшка сам меня разговорил. А я все наблюдала, какие у него ручки худенькие, и какой он весь прозрачный, белый. Белые волосы, и глаза внимательные и очень добрые.

«Ну, с кем ты, доченька, живешь?» – спросил батюшка. Я сказала: «С братом». – «А отец где?» – продолжал батюшка. «Погиб на войне. Сестра на фронте, до сих пор еще в Германии. И еще есть у меня одна сестра с тремя детьми. Она эвакуировалась вот уж несколько лет назад, и мы ничего о ней не знаем», – отвечала я. «Молитесь о ней, молитесь, – сказал батюшка. – Ну, а ты как живешь?»

«Да вот, батюшка, теперь меня на другую работу посылают. Там „служащая“ карточка, а здесь у меня „рабочая“ – мало». (Это меня на эвакуатора переводили.) Батюшка перекрестил меня и говорит: «Господь тебя благословит. Иди, будешь сыта маленьким кусочком». Я заплакала.

Перекрестил меня батюшка, я встала и вышла. И вы знаете, такое у меня состояние было, что я на улицу раздетая ушла. Потрясение. Необъяснимая радость. И – такая легкость внутри. Я не могу до сих пор объяснить этого состояния – такая благодать на меня сошла. Я так рыдала на этом крылечке, не от горя плакала, а от радости. Зима, трескучий мороз, а я раздетая, в одном легком платьице стояла на улице и плакала. Мороза будто не было. Выплакавшись, я вернулась, оделась и пошла на станцию.

Когда я вернулась и рассказала все Ольге Кузьминичне, она была довольна, что я съездила к батюшке. С ней мы были недолго вместе: меня отправили в Ленинград, и мы с ней потерялись. Но как-то так получилось, что всегда мне попадались люди, которые направляли меня и помогали.

Сестра моя с тремя детьми оказалась жива, мы ее нашли. Но обстоятельства у нее были такие, что правильно сказал батюшка: «Молитесь о ней».

У батюшки Серафима я была еще раз, в 1947 году, опять зимой. Тогда, видимо, он был уже очень болен. Поэтому принимал по 5–6 человек одновременно. Мы входили и, встав на колени, обращались к нему с вопросами. Я тогда только благословения просила.

Затем была в Вырице уже в 1954 или 1955 году, на могилке, со своей маленькой дочерью. Простая могилка батюшки была, как всегда, вся убрана и украшена цветами. Иконочка была и – негасимая лампада.

Вот так сподобилась я в своей жизни с батюшкой Серафимом видеться. Много было в жизни разного, но я всегда чувствовала: если случится что-то тяжелое, батюшка поможет. Я верила, что он знает обо мне все. И я всегда молюсь преподобному Серафиму Вырицкому и чувствую, что он ведет меня по жизни, поддерживает и ограждает от всех бед.

«Господь нам помог»

Многочисленные свидетельства показывают, что батюшка Серафим с особой любовью относился к детям. Со слезами повествует о чудесном исцелении дочери по молитвам старца Ольга Павловна Фролова.

…Случилось так, что у моей дочери, которая нормально родилась и стала нормально ходить, примерно к двум годам началось страшное искривление ног. Одна ножка пошла в закругление, а вторая – передать трудно, какой была. Ходить она не могла.

Специалист из института Раухфуса сказал, что это – тяжелый случай, следствие моего пребывания на фронте. «Вы много перетерпели, тяжести большие приходилось носить. Все это отразилось на ребенке. Я лекарства оставлю, будем как-то поддерживать. Но ничего хорошего не обещаю». Другая врач, специалист в этой области, сказала: «Готовьтесь к тому, что ваш ребенок будет инвалидом». Я плакала и молилась.

Буквально в тот же день, когда я услышала эти слова, пришла наша хорошая приятельница, которую мы очень давно не видели, и говорит: «Врачи отказываются? Я тебе найду врача, который девочку вылечит. Немедленно собирай ребенка и поезжай по адресу, который я тебе скажу, в Вырицу, к батюшке Серафиму. Он тебе поможет».

Утром я побежала, отпросилась с работы, схватила дочку и поехала. Дошла я до батюшкиного домика, подошла к крылечку. Вышла матушка, которую я не знала. «Ну что ты, миленькая, устала?» – спросила она. «Скажите, я туда попала, мне нужен батюшка Серафим?» – говорю я. Она отвечает: «Сюда, миленькая, проходи. Маленькую-то поставь на ножки». – «Она не может стоять на ножках», – заплакала я.

Я вошла в дом, народу было очень много. Но матушка пошла к отцу Серафиму, вышла и говорит: «Заходи с ребеночком».

Войдя в батюшкину комнату, я в нерешительности остановилась. Такая в комнате белизна, чистота особенная – не забуду. Налево стояло кресло. Батюшка повернулся ко мне и говорит, указывая на кресло: «Ну, сажай сюда маленькую, сажай». Я посадила дочку, а сама смотрю на него, не могу глаз отвести. Думаю: «Господи! Да я недостойна подходить к этому человеку!» А батюшка говорит: «Не расстраивайся, не расстраивайся, что случилось?» – «Батюшка, смотрите, какие у нее ножки!» Я чулочки сняла у доченьки, сапожки. А батюшка в ответ: «Да чего ты плачешь, будут у девочки ножки такие, как и были». Я спрашиваю: «Батюшка, а как?» – «А я скажу, как. Успокойся только, не надо плакать». «Господи, – думаю я, – я даже не решаюсь к нему подойти». А он положил дочке руку на коленочку – в руке у него крестик был, и зовет матушку: «Матушка Серафима, возьми водички святой, налей этой мамочке. Возьми вот там конфеточки лежат (такие, знаете, кругленькие), возьми просфору. Она так расстроена, что сама, наверное, не сделает ничего. Разрежь просфору на столько частей, на сколько можно разрезать».

Матушка Серафима все сделала и, положив все в кулечек, подала мне. Батюшка говорит: «Завтра с утра, как только встанешь, ничего не давай девочке, а дай ей водички святой, кусочек просфоры и вот эту конфеточку. И так делай, пока все не используешь». – «Хорошо, батюшка, – отвечала я все еще со слезами. – А пройдет?» – «Ну что я тебе сказал, плакать-то не надо», – произнес батюшка. А я смотрела на него, и мне казалось, что он весь светится. «Будет все в порядке, – сказал отец Серафим. – Иди с Богом. Будем молиться. Когда все сделаешь, что я сказал, приедешь ко мне и посмотрим, что будет с ножками твоей доченьки. Хорошо?» – «Хорошо», – прошептала я и вышла за дверь.

Буквально через неделю дочка пошла! Я спрашиваю: «А ножки-то не болят?» – «Немножко», – отвечает она. И постепенно она стала поправляться.

Кончились конфеты, святая вода и просфора, и я уже не на руках понесла Ларису, а повела за ручку. Когда мы пришли к батюшке, он лежит, улыбается и говорит: «Ну, что я тебе сказал? Господь нам помог. Видишь, как хорошо, девочка и прыгает теперь». Я опять плакала, благодарила батюшку. «Благословляю, благословляю, успокойся, больше не плачь», – сказал отец Серафим.

В третий раз мы ехали уже на погребение батюшки Серафима. Народу было очень много, столько было людей – трудно передать. Когда я еще с поезда шла, уже шла вереница людей. И я подойти к батюшке, ко гробу, не смогла. Видела, как выносили его из церкви. Гроб с телом отца Серафима несло священство. «Батюшка, прости меня, – говорила я, обращаясь к батюшке, – я, наверное, не все для тебя сделала». И потом, когда я не раз приезжала к нему на могилку, всегда испытывала здесь покаянное чувство.

Я вспоминаю батюшку Серафима очень часто. Вечером, когда помолюсь, открываю книжечку, там есть очень хорошее стихотворение батюшки, написанное им в 30-е годы: «Пройдет гроза над Русскою Землею…» Я его читаю, молюсь и читаю…

«В Америку будут приглашать – не отказывайся»

О прозорливости, необычайной силе благословения, святой любви и даре духовного утешения, которыми обладал отец Серафим, рассказывает Галина Ивановна Раевская.

…1945–1946 годы. Заканчивалась война. Мы с мамой всю войну и блокаду пробыли в Ленинграде на иждивенческой карточке. Никакой помощи ниоткуда. Милостию Божией – выжили.

Я поступила в институт советской торговли, хотя мечтала о медицинском. И когда дошла до 4-го курса, заявила маме: «Я не буду в этом институте учиться. Ненавижу торговлю всеми фибрами души». В то время у меня появилась возможность перевестись на 2-й курс медицинского института. Мама говорит: «Мы же – нищие, у нас ничего нет, всё голодаем, а ты – снова на 2-й курс? Тебе же остался всего один год!» А я только одно твержу: «Медицинский».

В это время маме кто-то сказал, видя, что она в отчаянии: «В Вырице есть старец. Может быть, он подскажет твоей дочке, как быть». И мама вместе с тетей, у которой было свое горе, поехали к батюшке.

Батюшка посадил их рядом с собою и тихо спрашивает у тети: «Ну, что у вас?» Тетя говорит: «Да вот дочь пропала без вести. Не знаю, как и молиться – за живую или за мертвую?» – «Только за живую! – ответил батюшка. – У вас будет радость, великая радость». И действительно, дочь позднее нашлась в Германии.

«А у вас что?» – спрашивает отец Серафим у мамы. И в ответ на мамино недоумение о том, что дочери не нравится избранная профессия, сказал: «Передайте дочери: сейчас не нравится, потом понравится». Мама с этим и уехала.

Я не смела ослушаться батюшку и закончила свой институт. И что интересно: я работала 25 лет, совершенно не касаясь каких-либо практических торговых операций. Я была преподавателем и каждый день ходила на работу с удовольствием, как на праздник.

В 1947 году в Никольском соборе после чтения акафиста суждено мне было познакомиться с молодым человеком. Сережа был сыном священника. Мы подружились.

Как-то был яркий морозный февральский день. Мы были свободны от учебы и решили поехать в Вырицу, где никогда не были.

Подошли к дому на Майской улице, входим – там полным-полно народу. Был сильный мороз, и люди сидели в шубах, валенках, женщины платками завязаны, закутаны. Старушка-монахиня поит некоторых совсем замерзших чаем за небольшим столиком. Мы протиснулись вглубь комнаты, и вдруг монахиня выходит и говорит: «Батюшка больше принимать сегодня не будет – он плохо себя чувствует. Поэтому пишите записочки». Все стали переговариваться. Мы забились в уголок у окна и думали, о чем писать. Мы с Сережей еще мало знали друг друга и решили написать: «Дорогой батюшка, помолитесь за Сергея и Галину». Пишем записку, вдруг монахиня опять появляется и говорит: «Здесь есть молодые. Батюшка просил молодых к себе». Все стали друг на друга смотреть. Где здесь молодые? И вдруг увидели нас у окна и говорят: «Наверное, вас». Расступились все и нас пропустили.

Входим в маленькую дверку. Батюшка лежит на кровати, улыбается и говорит нам навстречу: «Ну, благословляю! Жить будете хорошо, только уступайте друг другу». Усадил нас и стал с нами разговаривать. Рассказывал, как был гостинодворским купцом, а потом все бросил, и ушли они с матушкой в монастырь. Потом говорит Сереже: «В Америку будут приглашать – не отказывайся». И предсказал нам благополучную в материальном отношении жизнь. «Какая Америка?» – недоумевала я. Сергей только с фронта пришел и, кроме валенок и шинели, у него ничего не было. Но батюшка вновь и вновь повторил свои слова.

Так вот нас, двух нищих студентов, обласкал и приголубил батюшка Серафим. Мы вышли за порог потрясенными и окрыленными. Мне запомнился ласковый-ласковый взгляд отца Серафима. Он как будто обнимает тебя своей добротой, теплом, неземной любовью. Отступают от сердца всякая злоба, нехорошие, порочные мысли.

Прощаясь тогда, мы сказали: «Батюшка, мы к вам обязательно приедем». – «Нет, больше не приедете», – отвечал он. «Ну что вы, обязательно приедем», – говорили мы.

«Благослови, преподобие отче Серафиме»

Так мы больше и не были у него. А муж мой, преподаватель, через 20 лет стал плавать на судах. И было однажды крушение их судна у берегов Америки. И, действительно, довелось бывать и работать там. А быт наш был всегда вполне обеспечен. Жили мы с Сереженькой всегда в мире.

Мы всегда любили батюшку Серафима, он остался у нас в душе навсегда. Уже после смерти батюшки мы часто ездили в Вырицу, очень часто, даже жили там подолгу на даче. А потом, по молитвам батюшки, мы и домик купили недалеко от Вырицы – через речку. Семь километров к батюшке на могилку. Бывало много случаев благодатной батюшкиной помощи в нашей жизни. И всегда мы благодарили его.

Сегодня, когда я приезжаю на могилку отца Серафима, я всегда испытываю то чувство, что испытали мы, побывав тогда в келлии у батюшки. Ощущение отеческой ласки, нежности, доброты и теплой заботы. И я говорю всегда: «Батюшка, дорогой, родной, помолись о нас, грешных». Привожу с могилки песочек, водичку, раздаю тяжелобольным. А они благодарят и говорят: «Съезди еще, пожалуйста…»

«У тебя будут мальчик и девочка»

С благоговением и радостью рассказывает о своей встрече с великим старцем Галина Федоровна Королева. Благословение и молитвы отца Серафима хранили ее всю жизнь. Главное же, что эта встреча привела юную Галину к истинной вере.

…Я родилась в Ленинграде. Мы жили в Шувалове. После блокады у мамы из шести человек детей осталась я одна. Я была очень истощена и болезненна, три-четыре раза в год болела воспалением легких. Сильно отставала в учебе, до пятого класса не умела даже толком читать, и однажды меня оставили на второй год.

Была зима 1945 года. Школьные каникулы. У родных моей подруги Галины была дача в Сиверской. Моя мама сказала мне, что там есть батюшка, к которому ходят за советом и благословением, и мне нужно съездить и благословиться. Мама дала мне три рубля, и я поехала. С Галей мы и отправились к отцу Серафиму.

Когда мы пришли к батюшке, там было столько народу, что мы и не ожидали попасть. В тот день посетителей встречала и провожала матушка Мария, впоследствии старица схимонахиня Мария (Маковкина), которая подвизалась в Никольском соборе и была похоронена на Шуваловском кладбище. И вот матушка Мария выходит и говорит: «Вы приехали из Ленинграда, можете пройти к батюшке». Позже я узнала, что батюшка всегда принимал детей в первую очередь.

Мы вошли в небольшую, но как будто осененную каким-то особым светом комнату. Батюшка лежал на кровати, накрытый беленькой простынею. Его будто восковое лицо было бледным. Запомнились голубые глаза и то, что он был улыбающимся. Хотя, наверное, ему было очень плохо, он ведь сильно болел.

Он сказал: «Проходите», – и мы прошли вглубь комнаты. От голубых батюшкиных глаз шел свет. Я замерла, затаив дыхание, и говорить не могла. Батюшка сам спросил, что привело меня к нему. А у меня в 1943 году, осенью, погиб отец, Федор Яковлевич. Была похоронка. Но мы с мамой не верили. «Я хочу узнать, вернется ли отец, который еще на фронте», – сказала я. «Не ждите его, он не придет к вам, – отвечал батюшка. – Он погиб на войне». И действительно, мои, уже взрослые дети впоследствии нашли его могилу на Украине.

Батюшка принял нас с любовью. Он благословил меня и сказал: «Ты очень болеешь. Я помолюсь о тебе». Отец Серафим еще сказал мне тогда, что я постепенно буду лучше учиться, выучусь, буду работать, выйду замуж, буду иметь двух детей. И все у нас будет хорошо. Так и сказал: «Мальчик и девочка».

Так и случилось. Пришло время, когда я вышла замуж и родила девочку. Хотя жизнь в то время была такая тяжелая, что второго ребенка я рожать боялась, врачи сказали: «Надо рожать». И родился сын.

Батюшка Серафим дал мне понять тогда, что, кроме утраты отца, будет в нашей семье еще одно несчастье. И когда в 1957 году умер на севере мой 25-летний брат от рака, а мы даже не смогли из-за отсутствия средств поехать на его похороны, я поняла, о чем тогда говорил батюшка.

Батюшка просил меня не забывать его и подарил мне иконку своего небесного покровителя – святого преподобного Серафима Саровского. Сказал, чтобы я молилась этому святому. Я стала часто ходить в Шуваловскую церковь, всегда молилась преподобному Серафиму Саровскому и ставила свечи у его иконы. А подаренную преподобным Серафимом Вырицким иконку всегда ношу с собой.

Озаренная, вышла тогда я из келлии батюшки совсем другим человеком. Пришло успокоение, и появилась такая легкость, что мне казалось, что я могу, как птица, летать… И я почувствовала, что пришли силы.

Я тогда выправилась. И все было в моей жизни так, как и сказал мне батюшка Серафим. Я благополучно закончила школу и работала на заводе «Светлана» экономистом, а позже – на объединении «Позитрон».

Живописный образ преподобного Серафима Саровского из келлии преподобного Серафима Вырицкого. Холст. Масло. Конец XIX е.

Больше мне не довелось быть у отца Серафима. Уже после прославления батюшки я побывала в Вырице. Мы с детьми помолились, поставили свечи на могилке батюшки и его матушки схимонахини Серафимы, взяли земельки с его могилки, сходили в церковь.

Я всегда признательна и благодарна отцу Серафиму. Он мне сделал столько добра!

«Ты будешь хорошо учиться»

С детских лет благоговейно хранит Евгения Петровна Фенина память о встрече с преподобным Серафимом Вырицким, который всегда помогал ей в трудные минуты.

…Я запомнила встречу с отцом Серафимом летом 1947 года. Мы жили в Вырице, мне было 11 лет. К нам приехала тетя, мамина сестра. У нее были проблемы личного характера, она слышала о батюшке и хотела видеть его. За неимением времени мама попросила меня проводить тетю к месту его жительства. И мы пошли. Ждали весь день. Народу было очень много, мы были последними в длинной очереди.

Батюшка был болен и принимал лежа. Пока тетя решала с отцом Серафимом свои взрослые проблемы, я стояла в углу комнаты, за пять-шесть метров от него. И с любопытством поглядывала на него. Именно любопытство руководило мною в тот момент – мне хотелось увидеть отца Серафима, о котором так много говорили. И вдруг батюшка Серафим обратился ко мне и спрашивает: «А что тебе, маленькая, надо?» Вопрос застал меня врасплох. Но тут меня вдруг осенило: «Хочу хорошо учиться». Надо сказать, училась я плохо. Память у меня была очень слабой, задачи я решала с трудом и зачастую просто списывала контрольные. Малограмотные родители помочь мне в учебе не могли. Отец Серафим положил свои руки на мою голову, потом дал мне две конфетки и сказал: «Будешь ты хорошо учиться». И благословил меня.

Когда я подошла к батюшке, меня поразили его глаза. Эти лучистые голубые глаза, от которых как будто исходил свет, я не забываю, хотя прошло уже более полувека. И – белая-белая, чистая борода. Это сочетание голубого цвета и белоснежной чистоты я запомнила на всю жизнь.

Благословение батюшки укрепило меня, а его предсказание сбылось. Я была у него, когда перешла из четвертого класса в пятый. И вот в пятом классе у меня уже не было ни одной тройки, в шестом – я была отличницей, в седьмом, восьмом, девятом – тоже, и шла на золотую медаль. Медаль мне, правда, не дали, так как я не была комсомолкой, и все знали, что я верующая. В Ленинградский университет я поступила, преодолев большой конкурс и сдав экзамены по пяти предметам. Закончив ВУЗ, я получила диплом с отличием.

Трудно представить себе, что было бы со мной, если бы не эта встреча с отцом Серафимом и не его благословение. Вот как много дал мне батюшка! Но теперь я понимаю, что здесь была и духовная причина. И эта встреча была не случайной, как и все у Господа. Верующей я была еще с детства, и Господь привел меня к отцу Серафиму, чтобы укрепить мою веру. И всегда, когда у меня бывали трудные минуты в жизни, я вспоминала батюшку, его сияющие глаза, и теплота его любви подкрепляла меня, я ощущала, что он со мной рядом.

В апреле 1949 года мы участвовали в погребении отца Серафима. Целый день я стояла в очереди к его гробу. Народу было настолько много, что я боялась, что не выстою – просто не хватит сил. Это был поток – люди шли, шли и шли. Они были плохо, легко одеты, плохо обуты – такое было время после войны. На улице было очень холодно, ветрено, сыро; слякоть и размякшая от дождя дорога. А люди шли, шли и шли, много часов подряд, не обращая внимания на неудобства и на то, что можно заболеть. У меня была только одна мысль: «Господи! Да помоги Ты мне, помоги, дай силы, чтобы выстоять и подойти к батюшке».

И теперь, когда я часто бываю на могиле отца Серафима, я ощущаю состояние покоя. Все проблемы уходят куда-то. Никаких земных волнений не остается. Это всегда – соприкосновение с другим, неземным миром. И это – укрепляет меня. В нашем суетном, быстротечном, земном мире вера порой затухает. И у меня было много соблазнов, зла, несправедливости. Но через отца Серафима, как через посредника между нами и Богом, я соприкасалась с благодатию Божией. И я ему благодарна за это.

Я и теперь чувствую его живым, хотя столько лет прошло! Это ощущение Божиего напутствия, дуновения Духа Святаго Божия и глубокое смирение батюшки перед Богом, людьми, своими скорбями и телесными недугами – у меня всегда в душе.

Надо сказать, что с отцом Серафимом наша семья была знакома еще до войны, мама приезжала в Вырицу и ходила к батюшке. Дорога была очень длинная, и я, будучи маленьким ребенком, капризничала, не хотела идти, а мама меня упрашивала, чтобы я немножко потерпела. И так, несмотря на все трудности, мы все-таки там появлялись. Но отца Серафима я до войны не помню, только кое-что отрывочно, а осознанно помню с 11 лет.

Теперь я понимаю, что отец Серафим сохранил нам тогда, в 1939–1940 годах, своими молитвами и благословением, жизнь (Господу угодно было прислать маме во сне умершую свекровь с сообщением, чтобы мы успели уехать в Вырицу перед самым началом войны). Если бы мы остались в Ленинграде, то, вероятно, погибли бы. Помню, как мама торопилась пришить нам метки на наших вещах, чтобы отправить в эвакуацию. Но эвакуироваться мы не успели, уехав в Вырицу. А все вагоны с эвакуированными тогда детьми попали под бомбежку, и дети погибли…

Сегодня трудные времена. Этот мир, как никогда, тянет, влечет к себе своими соблазнами. И мне очень хотелось бы, чтобы молодежь училась на примере наших святых противостоять вызовам греховного мира и хранить Веру Православную. Молодые люди должны знать, что любой человек, если он очень захочет, может стяжать благодать Духа Святаго Божия, как и говорил об этом небесный учитель вырицкого старца святой преподобный Серафим Саровский. Жизнь и подвиги преподобного Серафима Вырицкого – пример для каждого. Глядя на него, очень хочется подражать ему. Он всегда искал Бога, искал благодать Божию, а для этого оставил все: и богатство, и положение в обществе, да и сам этот мир – чтобы служить Богу и людям.