Текст книги "Супергерой для Золушки"

Я выпрямилась и уставилась на нее. Что происходит?

– Подойди ближе, видишь, я вся мокрая? И рядом нет ни одного полотенца. Хочешь меня потрогать? – Ника, похоже, наслаждалась, закрывая глаза и рисуя пальцем узоры на стекле. – О-о-о, что? Банан?! Ну, хорошо. Люблю бананы. Сочные, твердые, спелые. – Она опять хохотнула. – Так и знала, тебя не обманешь. Недоспелые люблю, немного зеленоватые, да. Хот-доги? Да. С сосиской, горчицей, кетчупом. М-м-м, я прикусываю торчащий край сосиски. Да, поджаренный. И майонез бежит по моим губам, чуть капает на подбородок. Касаюсь губами округлого кончика, осторожно, неторопливо. Это даже не сосиска – сарделька, толстая, датская. Окей, это деревенский хот-дог. Как скажешь.

Вторая рюмка оказалась не такой огненной. Видимо, услышанное действовало гораздо лучше: обжигало и накаляло разум похлеще горячительного.

Ника тем временем продолжала, лениво потягиваясь:

– Слегка приоткрываю рот, дотрагиваюсь языком, слизываю капельку майонеза вдоль кончика и за отодвинутой в сторону шершавой хлебной частью. Черт, а сосиска не подрагивает? А то без этого не вкусно. Да-а! Вот так, тогда нужно облизать ее прежде, чем продолжить. Могу держать ее в руке и специально заставлять подрагивать и даже чуть отводить в сторону, дразня. Встать на колени? С радостью. Дай провести по ней языком и чуть прихватить губами нежно и ласково, но одновременно жадно. Да, моими прекрасными припухшими губами. М-м-м, захотелось и хрустящую булочку попробовать на вкус. Ее корочка приятно щекочет язык. Попробую ее легкие неровности по всей длине. Может быть, самая вкусная часть та, что дальше от меня? Ох, да. Острота горчицы смешивается со сладостью кетчупа. Края булки неровные, но поддаются языку, становясь мягкими и гладкими. Могу до ночи их облизывать. – Вдруг она выпрямилась и открыла глаза. Бросила короткий взгляд на часы. – М-м-м, так быстро? Ну ладно. – Она недовольно наморщила нос. – Да. Обожаю тебя. Конечно, звони еще, пупсик. – И щелчком сбросила соединение.

Указав на нее пальцем, я вскочила:

– Это вообще законно? Тебе хоть есть восемнадцать?!

Она кивнула, расплываясь в улыбке:

– А ты что, из ментовки?

Я с яростью выдохнула:

– Вроде как. – И сжала ладони в кулаки.

– Вон как. – Девушка театрально упала на подлокотник и закрыла лицо руками. – Спасибо, Вера, ты бы мне еще налогового инспектора приволокла.

Я обернулась к появившейся в дверях брюнетке:

– Девочки, вы чем здесь вообще занимаетесь?

Та смущенно пожала плечами и села к столу:

– Это, понимаешь, такая… подработка. Мне двадцать, Нике – девятнадцать. С этим все нормально, все по закону. Просто мы на дневном учимся, а за квартиру платить нужно… И… – Она вздохнула, глядя, как я усаживаюсь обратно. – Мы помогаем людям снять стресс. Говорим, сочиняем, но главное в этой работе – слушать, ведь очень много одиноких и несчастных людей пользуются услугой «секс по телефону». Не все извращенцы и фетишисты, ты не думай.

– Боже… – Я почувствовала, что у меня не только щеки, но уже и уши горят от стыда.

Конечно, я видела в своей жизни и «хот-доги» и «бананы», но чтобы вот так говорить о них… Вслух! Это было выше моего понимания.

Вера склонила голову набок и попросила:

– Расскажи-ка мне лучше, что у вас с женихом приключилось.

И я рассказала. Слово в слово. Незнакомым мне людям. Первый раз в жизни. Не знаю, что почувствовала, но определенно стало немного легче.

– Серьезно это все, Варя. – Вера, разливая по рюмкам спиртное, качала головой. – Ясно, что для любящего мужика твои закидоны – это мелочи. Когда любишь, принимаешь человека, а этот твой, как его… Эдик? Роберт?

– Альберт.

– Свинья он просто. – Она скривилась.

– Чо тут непонятного? – вступила Ника. – Баба у него. Другая. Вот и все!

Я чуть не взорвалась, как надутый до предела целлофановый пакет. Нет. Не может быть, только не он. Альберт не такой.

– Баба? – пискнула я, чувствуя, как в желудке разливается тепло. – Нет, не может быть…

– Да не теряйся ты так, не ты первая, не ты последняя, кого из-за юбки бросали.

Вера наклонилась ко мне:

– Варя, дело не в тебе, просто он дерьмом оказался.

– Ну как не в ней… – каркнула Ника, складывая руки на груди. – И в ней тоже. – Она постучала пальцем по виску. – Ты, Верка, анализируй, что этот Эдик ей сказал.

– Альберт, – поправила ее подруга.

– Альбертик, да. – Блондинка тяжело вздохнула, оглядывая меня. – Видимо, разница между тобой и любовницей настолько бросилась в глаза, что его вдохновило на этот монолог. – Она повернулась к недоумевающей Вере. – Стало быть, та бабенка слишком уж отличается от нашей соседки. Наверняка развязная, раскрепощенная, сексуальная. – Движением корпуса она изобразила кого-то вроде секс-бомбы. – А ты уж, Варя, извини меня, но я тебе как будущий психолог скажу: ты не те сигналы подаешь мужикам. Вот эта какашка, которая у тебя к голове прилипла, ты ее когда-нибудь распускаешь?

– Ника! – вспыхнула Вера, сотрясая воздух кулаком.

– Чего? – переспросила я.

– Вот этот бублик, – блондинка указала пальцем на мой затылок, – похожий на собачью кучку. Лично я тебя без него и не видала ни разу.

– Н-нормальная прическа, – ответила я, заикаясь от возмущения. – Достаточно сдержанная, скромная, элегантная. И выглядит уместно в любых случаях.

Ника надула щеки и медленно выдохнула:

– Во, слышишь, как она разговаривает? Еще бы он не заскучал. Ты где вообще воспитывалась? Откуда у тебя такие застарелые комплексы? Небось, из детства родом? – Девушка вскочила, одернула вниз коротенькие шортики и прошла вокруг столика, виляя бедрами. – Мужчины же как любят? Чтобы женщина идет такая вперед, а волосы такие назад. Взмахнула ими, волосьями-то, и у него сердечко бедное – тадааааах, и пал к ее ногам. Сечешь?

– Нет, – обиделась я.

– Тяжелый случай. – Теперь Ника уселась рядом со мной. – Говорю, прическа у тебя швах. Вместо позвоночника будто швабра стоит, ты кажешься вечно напряженной. Зачем? Ты ж не балерина. Вроде девка красивая, но чтобы эту красоту откопать, столько всего надо перелопатить. А это не каждому мужику интересно, им ведь нужно немного помогать. – Она приблизилась вплотную и взглянула мне прямо в глаза. – Для начала иллюминаторы эти твои снять.

– Чего?

– Телескопы твои. – Она ткнула пальцем прямо в стеклышко очков. – Толщиной с палец. Ты же в них как крот!

Я сглотнула, отклоняясь назад.

– Ты про очки?

– А то, – подмигнула Ника.

– Нет. – Я решительно покачала головой. – Не могу.

– Почему? – хрюкнула от смеха блондинка. – Часть имиджа тухлой училки?

– Нет! – Я повернулась, ища поддержки у Веры. Та сидела, напустив на себя непонимающий вид. – Зрение у меня неважное.

Обе тяжело вздохнули.

– А линзы? – не унималась Ника. – Не слышала про них?

Я почувствовала себя загнанной в угол.

– С ними нужно возиться… Вдруг не подойдут…

– Все ясно, – твердо сказала она. – Ей срочно нужна терапия.

И снова разлила спиртное.

– Какая еще терапия? – пролепетала я, переводя взгляд с одной соседки на другую.

– Ника дело говорит, – закивала брюнетка. – Ты бы начала с общего курса, а там, может, и на продвинутый решилась бы. Мне вот помогло.

– Вы о чем?

– Мы сейчас про психологический практикум. – В глазах блондинки блеснул шальной огонек. – Вот скажи, ты что, правда никогда не совершала безумств?

– Вроде нет. – Я даже растерялась, силясь припомнить. – Нет.

– Не веселилась до упаду?

Ну, не знаю…

– Танцы на выпускном считаются?

– Ясно. – Ника взглянула меня как на пропащую и совершенно безнадежную. – Курила, пила, принимала наркотики? Пробовала хоть что-то?

– Нет! – выкрикнула я резко.

Как можно подумать про меня такое? Чтобы я… Да никогда!

– Ну, не знаю, – она задумчиво почесала затылок, – мужика хоть одного совратила за свою жизнь? Соблазнила, в смысле.

Стыд овладел мной полностью.

– Это еще зачем?

– Во-о-от! – воскликнула Вера, поднимая рюмку. – Тебе точно нужна помощь Ники!

Блондинка согласно кивнула и прищурилась:

– Варя, ты сейчас находишься в танке.

– В каком еще танке? – Мне срочно требовалось прийти в себя. Вместо этого я опрокинула внутрь новую рюмку и, почувствовав жжение, уткнулась носом в рукав пиджака.

– Просто послушай. – Ника размахивала возле моих глаз пальцем, теперь напоминая гипнотизера. – Ты живешь, будто в танке, смотришь на жизнь через узкое окошечко и не хочешь выходить наружу. Потому что тебе там уютно, комфортно, совершенно не страшно. А еще оттуда видно, как мимо ходят другие люди, живут, радуются, расслабляются, ленятся, веселятся. – Она резко выбросила вперед руку. – Но тебе лучше. Ты в своем убежище ничего не боишься: ни атаки противника, ни винтовки снайпера. Правда? Тесновато, жарко, но зато привычно.

Вера благоговейно выдохнула:

– Это точно про нее!

– А я о чем? – кивнула Ника. – Так вот. Сейчас, Варя, самый подходящий момент вылезти оттуда. Сделать то, на что никогда не решилась бы в здравом уме. Я называю это техникой по выведению из зоны комфорта. Да, мера сейчас кажется тебе радикальной, но разумный выход за пределы твоего кокона в зону риска – необходимое условие развития личности.

Внутри меня будто рос ядерный гриб. Такую чушь я определенно не собиралась слушать. Какого черта?

– Это бред, – фыркнула я. – Ни в чем я не нуждаюсь!

– Твое поведение шаблонно и потому предсказуемо, – тоном Кашпировского продолжала она. – Так твой Альбертик говорил? Вот. Ты поступаешь, как привыкла, так, чтобы чувствовать себя всегда в своей тарелке. Все стабильно, но освоение чего-то нового невозможно. А ведь скоро ты постареешь, и все!

– Капут! – поддержала Вера.

– Если тебя интересует собственное развитие, нужно срочно что-то менять. Страшно? Во-о-от! Прекрасно, это нормальная реакция. – Ее пасы руками начали меня раздражать. – Значит, мы на верном пути. Ты прячешься внутрь себя, сопротивляешься, а нужно просто адаптироваться. Самое главное сейчас – осознать: ты зависла в зоне комфорта, а значит, сдвиг с мертвой точки возможен!

– Какой сдвиг? – Силы, кажется, оставили меня совсем. – К чему ты клонишь?

– Если хочешь, возьмусь за тебя, – с довольным видом сообщила Ника. – Начнем с малого: прическа, имидж, очки выбросим к чертовой матери, сделаем у тебя перестановку, изменим кое-какие привычки и кое-что еще по мелочи. Если ты согласна, расскажу подробнее. У меня на тебя планов громадье!

Я вскочила, глядя на нее возмущенно:

– Я тебе что, подопытный кролик?!

– Ну… не так грубо, – совсем не смутилась та. – Объект исследования.

– Ни за что! – Я обошла столик, прошагала мимо испуганной Веры и обернулась уже в дверях. – У меня нет никаких проблем! Я прекрасно выгляжу, прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в советах такой… малолетки, как ты!

– Отрицание – это шаг назад, Варвара, – все тем же тоном сообщила блондинка, медленно откидываясь на спинку кресла.

– Идите знаете куда?! – Я наградила каждую из них негодующим взглядом.

– Ладно, все-все, мир, – сдалась Ника, поднимая руки. – Садись, вон Жентосик пришел. – В дверях показался тщедушный хилый парнишка с дредами. – Сейчас хату твою вскроет, и пойдешь домой.

Я испепелила взглядом вошедшего, повернулась к девушкам, чтобы высказаться на прощание, и замерла, заметив немалый испуг на их лицах.

– Варь, ты… плачешь, – дрогнувшим голосом отозвалась Вера. Подошла ко мне ближе. – Смотри.

Она развернула меня к маленькому зеркалу на стене.

– Не может быть. – Я прикоснулась пальцами к щеке и вдруг ощутила горячую влагу.

– Говорили же, получится! – воскликнула, будто не веря самой себе, блондинка.

– Ника, ты гений. Тебе надо было сразу на мозгоправа идти учиться. – Вера уже гладила меня по плечу. – А ты пореви, пореви, Варенька, пожалей себя, не бойся. И мы пожалеем. Тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь жалел?

На удивление я еще могла говорить:

– Папа. Давно.

Дрожащей рукой я сняла очки, зрение размывалось все сильнее. Теперь – от хлынувших ручьем слез.

– Ты реви-реви, не сдерживайся. – Вера прижалась ко мне, обнимая. – Людям не обязательно думать, что ты железный дровосек. Здесь все свои. – Ее руки похлопывали меня по спине. – Вот видишь, нормальная девчонка оказалась.

– А я чо? – усмехнулась Ника откуда-то с размытого дивана. – Я ничо.

– «Надменная»! «Надменная»! Дубина ты, а не психологиня!

6

Выбиралась я из-под одеяла, словно из-под тяжелой бетонной плиты, расплющившей голову, но для каких-то целей пощадившей меня и не прибившей сразу и на смерть. Думала, жизнь кончена, когда проснулась под утро в туалете с гранулами кошачьего наполнителя в волосах и на ощупь поползла к постели. Но настоящее мучение – вот оно. В привкусе кислых помоев во рту, в разрывающей горло сухости, в гудящей паровозным гудком головной боли, которая сбивала с ног. Вот оно – испытание почище любых терзаний совести. Просто видеть свое отражение в зеркале и даже не узнавать его…

Черные круги под глазами незнакомого мне северного оленевода, паучье гнездо вместо прически, потрескавшиеся сухие губы и предательски дрожащие руки. Неужели все это я? Ужас!

Но ничего. Будем считать, что все случившееся мне только приснилось. Не знаю, как жить дальше и что теперь делать, знаю лишь одно – работа отвлекает. Быстро приняв ванну, я оделась, скатала в калачик еще влажные, тщательно прочесанные щеткой волосы, закрепила невидимкой, схватила сумку и выбежала на свежий воздух.

Борясь с накатывающей волнами тошнотой, я направилась вдоль набережной. Пыталась отвлечься, слушая море, разглядывая прохожих и подставляя лицо по-летнему ласковым лучам солнца. А еще раз за разом прокручивала в голове детали расследуемого дела – все лучше, чем вспоминать, как пришлось вчера возвращать кольцо тому, кто меня предал. Тому, кто обрек на одинокие ночи в холодной постели.

– Варвара Николаевна! – воскликнул дежурный. – Вы опять ни свет, ни заря. Суббота же!

– Доброе утро, – вздрогнув, ответила я. Слова его ударили в голову, словно колокол. – Работа…

– Выглядите неважно. – Полноватый лейтенант беззастенчиво разглядывал меня.

– Не выспалась, – вздохнула я, упираясь бедром в турникет.

«Балда. Приложи пропуск». Я ткнула сумкой в индикатор и, увидев зеленую стрелочку, решительно продолжила движение.

– Наслышан, – тоскливо произнес на прощание дежурный.

С трудом попав ключом в замочную скважину, я отперла дверь кабинета и вошла. Теперь у меня ныло все тело. Я повесила сумку на спинку стула, расстегнула жакет, схватила тряпку и принялась протирать подоконник. Такое занятие всегда хорошо отвлекало и настраивало на нужный лад. А еще после влажной уборки глаз не раздражали мелкие пылинки, мелькающие под обнажающими все солнечными лучами.

Вымыв руки, я еще раз взглянула в зеркало: вполне сносно, но на людях лучше не показываться. Вскипятила воду, заварила кофе и уселась за стол. Предстояло только привести мысли в порядок и сосредоточиться. Пожалуй, первый раз в жизни это казалось мне почти невозможным.

– Привет. – На пороге вдруг показался сияющий Лунев. Явно выспавшийся, свежий, гладко выбритый.

Я выпрямилась и застегнула жакет на одну пуговицу.

– Привет.

Наверное, мой голос прозвучал как старая скрипучая половица. По крайней мере, мне именно так и послышалось. Я прокашлялась и потянулась к чашке с кофе.

– О-о-о… – Егор вошел, закрыл за собой дверь и двумя руками взъерошил аккуратный ежик каштановых волос. – Что пила?

Я бросила на него испуганный взгляд и обожгла язык большим глотком горячего кофе. Как он догадался?

– Белое вино, – произнесла я, поморщившись.

Майор подошел к подоконнику и дернул на себя створку окна. В комнату ворвался запах моря и соли.

– А потом? – спросил он, усаживаясь напротив.

Мне захотелось сползти под стол.

– Если скажу, разочаруешься во мне, – пропищала я, припадая губами к кружке.

Лунев засмеялся, и мне пришлось с удивлением отметить, что голос у него приятный, низкий и густой, словно расплавленная карамель.

– Не смеши меня, Комар. Я же все про тебя знаю.

– Водку, – призналась я, тихонько вздохнув.

Его глаза моментально загорелись.

– Ты? Водку? – спросил он, откидываясь на спинку стула. – И с кем?

Я пробежала взглядом по его сильным рукам, по бицепсам, четко очерченным под рубашкой. Надо же, пока даже не верилось, что у меня еще может с кем-то сложиться после Альберта. Слишком приучила себя к мысли, что мы теперь «вместе и навсегда». Долго ли буду отвыкать? И смогу ли?

– Я что, на допросе? – зевнула я в кулак.

Егор продолжал рассматривать меня, склонив голову набок.

– Прости. – Он моргнул несколько раз, будто пытаясь от чего-то отвлечься. – Профдеформация. Мне просто стало интересно, что тебя заставило пригубить столь низменный напиток.

– Расскажу – не поверишь.

Он уселся удобнее, широко расставил ноги и скрестил руки на мощной груди.

– Рассказывай. Выходной, времени много, послушаю.

– С подругами. – Я в три глотка допила остатки кофе и, положив пальцы на виски, принялась их массировать. – Да глупо вышло. Сама не знаю, зачем сюда пришла. Думала, с документами поработаю, изучу все еще раз внимательно. Дома все равно заняться нечем.

– Я серьезно, Комар, давай выкладывай. – Теперь Лунев хмурился.

Я положила руки ладонями на стол, будто на Библию, и выдала как на духу:

– Меня Альберт бросил.

– Подожди, – выпрямился Егор, накрывая своими горячими руками мои. – А свадьба? Ты же говорила…

– Не будет свадьбы, – произнесла я, изучая бледную кожу на костяшках его пальцев и боясь пошевельнуться.

– Этот сукин сын мне сразу не понравился! – выдал он.

– Что? – Я дернула руки на себя, освобождаясь. – Почему ты мне сразу не сказал?

– Ну… – Тяжелые ладони заскользили по столешнице и скрылись в карманах его джинсов. – Ты же такая счастливая была…

– Спасибо, – усмехнулась я, вскидывая взгляд к потолку. – Я была слишком занята работой и не заметила, что у нас с ним что-то не так… Но то, что он наговорил мне вчера… Это заставило задуматься, все ли в порядке именно со мной.

Лунев склонился к столу, привлекая мое внимание.

– Что, совсем плохо тебе?

– Ну… – Я пожала плечами.

– Голова болит?

Живет своей жизнью. Прокручивает мозги внутри черепной коробки, как в барабане стиральной машины. Взбалтывает их, будто миксером.

– Ну… – промычала я, вновь хватаясь за виски.

– Пошли скорей. – Он вскочил, схватил мою сумку и потянул меня за руку.

– Куда?

– За лекарством.

Лунев взял со стола ключи, закрыл ими дверь и нежным прикосновением к талии подтолкнул меня к своему кабинету. Я вошла, в очередной раз отметив про себя, как неуютна здешняя чисто мужская обстановка, и покорно села в его кресло. Егор уже суетился возле сейфа: проскрежетал замок, зашелестели листы бумаги, и через секунду на столе появилась бутылка коньяка с двумя маленькими гранеными стаканами.

– Пить? Опять? Не-е-ет! Только не это!

– Давай-давай, – засмеялся он, разливая янтарную коричневатую жидкость. Подвинул мне стакан и хитро сверкнул глазами. – Пей. Полегчает.

– То же самое я вчера слышала перед тем, как мне стало плохо.

– Пей, Комар.

Я неохотно протянула руку, взяла напиток и вдохнула терпкий аромат, моментально заставивший меня поморщиться.

– Может, таблеточку? – пискнула я жалобно.

– Исключено!

Я вздохнула.

– Ты знаток, да?

Егор так звонко рассмеялся, что колокол, засевший в моей голове, прозвонил сразу несколько раз.

– Да это каждый знает, Варь. Лучше рюмочкой похмелиться, чем горсть таблеток сожрать.

– Врачи бы с тобой точно не согласились.

– Правильная ты наша. – Он одарил меня озорной улыбкой, покрутил в руке стакан с напитком, разглядывая его на просвет, и, едва пригубив, поставил обратно.

Я выдохнула, как меня вчера учили, опрокинула залпом содержимое граненого стакана и спрятала лицо в рукав жакета. Знакомое жжение прокатилось по пищеводу, опустилось ниже и отозвалось несколькими каплями слез, моментально появившихся в уголках глаз.

– Ого… – только и вымолвил Лунев, разглядывая меня с неподдельным интересом.

– Ты, кстати, что на работе делал? – выдавила я, ловя себя на мысли, что с удовольствием когда-нибудь, прости господи, согрешила бы с этим крепким мужчиной.

«Это что, коньяк так быстро в голову бьет? Или мне просто терять больше нечего? Прочь, прочь такие мысли, прочь!»

– То же, что и ты, – медленно произнес Егор, все так же задумчиво разглядывая солнечные блики, тонущие в напитке.

– Насквозь тебя вижу, Лунев, давай, не обманывай.

Он улыбнулся:

– Да я вообще-то частенько по субботам работаю. Человек я свободный, никто меня не ждет. – Он игриво прищурился. – Вот думаю, не приударить ли за тобой? Ты у нас теперь тоже девушка свободная…

– Не смеши, – проронила я, испуганно уставившись в бездну его зеленых глаз.

Егор заметно потускнел. Ссутулился, запивая неловкость момента коньяком, и быстро сменил тему, пока я мысленно продолжала костерить себя на чем свет стоит за то, что не отшутилась. Представляю, что было написано на моем лице в тот момент. И как это воспринял сам Лунев…

– Там пара коробок. Ну, или штук шесть, не помню, – сказала я, усаживаясь на пассажирское сидение в синий «КИА Рио» Егора.

– Да без проблем, – бодро отозвался он, заводя мотор. – Помогу.

Пятьдесят грамм коньяка выветрились вместе с головной болью за два часа душевных разговоров и обмена мнений по нашим текущим делам. Но никуда не исчезла неловкость из-за нечаянно выказанной мне Луневым симпатии и неприкрытого ужаса в моих глазах в качестве реакции на нее. Теперь мне очень хотелось сгладить этот момент, но я не знала, каким образом. Сам же коллега предпочел вернуться в колею непринужденного дружеского общения и больше не демонстрировать своего разочарования от того, как я вдруг опешила после произнесенных им слов.

– На светофоре направо, – махнула я рукой Егору, одновременно разговаривая по телефону с экспертом нашей лаборатории, как вдруг замерла. – Стой-стой! Давай за ним!

– За кем?

– Вот за этой машиной!

Немного необдуманно, но это было первой реакцией на мелькнувшее авто Альберта, вильнувшее на перекрестке вправо. Лунев послушно направил автомобиль следом.

– Хорошо, поняла вас, спасибо, – ответила я эксперту и нажала «отбой».

– Что случилось-то? – пробормотал Егор, держась чуть позади белого «Ниссан Кашкай». – Кто это? За кем мы едем?

– Просто езжай, – попросила я тихо.

Мне нужно было проверить, верна ли догадка и не померещилось ли мне то, что я увидела.

– Останови здесь.

– Прямо здесь? – спросил Егор, притормаживая недалеко от моего дома.

– Да, – ответила я коротко и замерла, впившись взглядом в белый автомобиль, остановившийся у самых ворот.

– Ты же хотела съездить к маме, забрать вещи?

– Мы и так приехали к маме, – процедила я сквозь зубы, не отрывая взгляда от водителя, вышедшего, чтобы открыть пассажирскую дверь. – Так сказать, объединили оба дела в одно производство.

– Подожди, – вытянул шею Лунев, – это ж… твой Альберт.

– Совершенно верно, – произнесла я, чувствуя, как рождается в душе оглушающая пустота.

– А кто это с ним? – нахмурился Егор, пытаясь разглядеть выпорхнувшую из автомобиля блондинку в желтом платье.

– Моя сестра, – усмехнулась я, кивая самой себе.

Как все просто! Теперь был ясен ее вчерашний посыл. Молодец, Крис, четко сработано. Умничка.

– Это что получается? – спросил Лунев и тут же присвистнул, увидев, как девушка цепко притягивает Альберта к себе и припадает к его губам в долгом и страстном поцелуе.

– То и получается, – произнесла я, не в силах скрыть улыбку.

Альберт проводил мою сестру до двери, сел в автомобиль, коротко посигналил на прощание и двинулся в противоположную от нас сторону.

– Варь… – сочувственно произнес Егор, поворачиваясь ко мне.

Внутри у меня все горело. Мне совсем не нужна была чья-то жалость. Моей ярости хватило бы сейчас, чтобы испепелить кого угодно одним только взглядом.

– Пошли, – кивнула я другу, выбралась наружу и быстрым шагом направилась к дому.

– Подожди, Комарова, – он догнал меня в два счета и развернул к себе, – ты что собралась делать? Ты это… слышь… не нужно сгоряча!

Я перехватила его руки и улыбнулась:

– Спокойно, Лунев. Я не умею скандалить. Все будет хорошо. Просто побудь со мной рядом, ладно?

Он неуверенно кивнул. Я развернулась, выдохнула и пошла к калитке. Отперла ее своим ключом. Позвала еще раз:

– Пойдем.

– Иду, – догнав меня, ответил Егор.

Я не чувствовала ничего, понимала, что земля уходит из-под ног. Не собиралась ничего выяснять, просто хотела посмотреть в бесстыжие глаза.

Пусть живут, как хотят. Только не в моем доме.

Я решительно толкнула дверь и вошла. Одернула жакет, поправила юбку, гордо подняла подбородок.

– Привет всем! – пропела я, обретая вдруг силу духа и ощутимую уверенность в себе.

Надо же, все собрались в гостиной. Видимо, чтобы встретить с гулянки блудную дочь. Андрей уже с утра был при полном параде: серый свитер с брюками, на ногах мягкие кожаные домашние туфли. И все тот же холодный осуждающий взгляд, адресованный не кому иному, как мне. Мама выглядела привычно усталой, держалась немного поодаль, нервно теребя край водолазки, висящей на ее исхудавшем теле, словно на вешалке. Сестрица встретила меня во всеоружии: изящный поворот головы, невинные глаза испуганной лани – заранее приготовленная маска, не раз опробованная и так хорошо зарекомендовавшая себя в общении с родителями.

– Кристина, вас с Альбертом уже можно поздравить? – Я решительно прошла в гостиную, намеренно не снимая обуви. – Расскажешь потом на досуге, как он? Хорошо? Подозреваю, что так себе, с твоими-то запросами. Жаль, что не миллиардер, правда? Простой торгаш. – Я вздохнула, качая головой, и сменила ехидную улыбку на едкий прищур. – А тебя не смущает, что ты донашиваешь его за мной?

Кристина молча потупила взор. Нет, совсем не от стыда или смущения. Она старательно отыгрывала выбранную заранее роль.

– Варвара, в чем дело? – Отчим шагнул вперед, оказавшись как раз между нами. – Что происходит? – Его светлые брови сошлись на переносице, выражая гнев. – Будь добра объяснить нам всем. – Он обернулся к застывшему на пороге совершенно растерянному Луневу. – И представь нам своего… спутника…

– Добрый день, – коротко кивнул тот, оглядывая собравшихся.

Я посмотрела на отчима снизу вверх, покачала головой:

– Ох, что ты, Андрей, я не такая быстрая, как твоя дочь. Егор – всего лишь мой коллега.

Мужчина недовольно взглянул на дочь.

– О чем она, Кристина?

Сестрица, заламывая руки, бросилась к нему.

– Понимаешь, папа, – она обернулась и взяла за руку мачеху, – мама… – Затем трагически опустила взгляд в пол. – Представляю, как все это выглядит. Нам очень не хотелось огорчать Варю, но все так получилось… Мы с Альбертом любим друг друга. – Кристина всхлипнула, поправляя излишне откровенный вырез платья, и нахально сверкнула в мою сторону хитрыми глазами. – Прости, что поступаю так с тобой, сестра, но мы хотим быть вместе. Думаю, ты должна знать, что я всегда была честна с тобой и стала с ним встречаться только после того, как вы расстались.

Приложив руку к груди, я спросила:

– Как скоро? – И не смогла сдержать усмешки. – Часа два-то хоть прошло с нашего расставания? А? Или когда вы с ним снюхались? Скажи-ка мне честно.

Кристина потрясла головой и сделала шаг в мою сторону.

– Варвара, ты вправе злиться, я тебя понимаю…

Отличное выступление. Но на «Оскара» не тянет. Ох, не тянет.

– Да бог с вами, будьте счастливы, – отмахнулась я от нее и повернулась к Андрею. – Я пришла поговорить о другом. Мы с мамой сейчас уйдем. Вместе. Даю вам двое суток, чтобы вы собрали свои вещи и покинули наш дом. – С видом победителя я подошла к маме, взяла ее за руку и потянула за собой. – Не бойся, мама, пойдем. – Вдруг я почувствовала сопротивление и остановилась. Повернулась к ней. – Ты должна знать, что этот человек кормит тебя сильнейшим снотворным, я нашла таблетки в твоей комнате, отправила на экспертизу и только что получила результаты. – Она смотрела непонимающе, испуганно, растерянно. Я до боли свела челюсти и процедила в сторону отчима: – Это уголовно наказуемое деяние. Так что отпираться не стоит, ты намеревался угробить мою мать!

– Варвара! – Его тонкие губы сомкнулись в прямую линию. – Как ты смеешь! После всего, что я для тебя сделал! – Он угрожающе сверкнул глазами, преградил нам путь и протянул вперед ладонь, предлагая жене взяться за нее. – Иди сюда, Наталия!

Его грудь высоко вздымалась, что выражала бешенство лучше, чем непроницаемое до сих пор лицо.

– Убери от нее свои руки! – прошипела я, заметив, что Лунев мнется в двух шагах от нас, решая, не пора ли ему вмешаться.

– Варвара, думаю, тебе стоит сейчас замолчать, чтобы и дальше не выглядеть глупо. – Легкая улыбка коснулась уголков рта Андрея. – Снотворное прописал Наталии ее врач, она принимает его из-за расстройств сна и, заметь, совершенно добровольно. Стоило для начала это уточнить. А этот концерт, который ты здесь устроила…

Мне не хватало воздуха. Казалось, я вот-вот взорвусь от бешенства, глядя на его самодовольную ухмылку.

– Это правда, дочка, – вдруг донеслось из-за плеча.

Тихо, едва слышно, несмело.

Я обернулась, склонилась над ее ухом, сжала крепче ее дрожащую ладонь.

– Пойдем, мама, тебе больше не нужно бояться этого… тирана. – Я перешла на шепот. – Пойдем со мной? – Заглянула в ее глаза, до краев наполненные страхом, и спросила уже громче: – Или хочешь, останемся здесь, пусть он выметается?

Нижняя губа матери нервно дрожала, глаза смотрели виновато.

– Дочка, не нужно. – Едва справляясь с блеснувшими вдруг слезами, она погладила меня по руке. – Все хорошо. – Склонив голову набок, она посмотрела с такой любовью, что у меня чуть не разорвалось сердце. – Ты сейчас просто сильно расстроена. Все уладится… Вот увидишь…

– Мама… Я тебя не узнаю. – И отшатнулась, не веря тому, что слышала и видела. – У тебя что, совсем нет своего мнения? Ты намеренно не замечаешь ничего вокруг?

– Так будет лучше, – закивала она, бросая на отчима короткие, полные покорности взгляды. – Поверь мне.

Я бессильно опустила руки. Сделала шаг назад. Оглядела еще раз всю компанию: Андрея, мечущего глазами молнии, довольную притихшую сестру, мать, явно напуганную, в смятении, не способную принять единственно верное решение.

Я покачала головой, улыбнулась себе и сказала:

– Я сейчас уйду, но обещаю, что скоро открою тебе глаза. Обещаю.

– Прости меня, – раздалось уже за спиной.

– Угу, – бросила я в ответ, чувствуя, как душа разрывается на части от обиды. Хлопнула по плечу растерянного Лунева. – Пойдем, Егор. В гараж. За моим барахлом. Заботливые родственники наверняка уже зашвырнули его туда.

– Варя… – начал было он уже за дверью.

– Все нормально, Лунев, – отозвалась я, решительно шагая в сторону гаража, – это всего лишь первый раунд, дальше буду умнее.