Текст книги "Владигор"

– Придумал, чтобы скрыть от нас, где и у кого прятался эти годы?

– Похоже на то. Если, конечно, княжич он, а не лишившийся ума бродяжка-самозванец. Климога таких двоих уже в землю живьем закопал. Один в Замостье себя князем Светозором объявил, а другой, в Поскребе, его сыном Владием назвался. Люди-то их как своих деревенских юродивых давно знали, просили стражу не трогать убогих, да где там!..

– На убогого он не очень похож.

– А мог и недавно разум потерять, в Заморочном лесу. Занесла его туда нелегкая, натерпелся страху, вот и мнит себя то купеческим сыном, то княжеским. Хотя, может, и не был в лесу малец. Разве можно там уцелеть?

– Все ты вокруг да около! – рассердился Протас. – То княжич он у тебя, то убогий, то вовсе незнамо кто. Как он здесь оказался, если не из Заморочного леса вышел?!

– Мало ли как… Уж больно напридумывал всякого:

подземный ход, беренды, от которых сбежал, волкодлак-оборотень, которому голову отсек. Не многовато ли для одного парнишки?

–А ты вот на это глянь, – сказал Протас, выковыривая что-то ногтем из-под рукояти охотничьего ножа. – Знакомо? Верно, Горбач, шерстины из волчьей шкуры. Свежие шерстинки. Выходит, если не волкодла-ка, то уж волка-то завалил малец. Где ты поблизости волков встречал, да еще таких, чтобы в сытое время на человека набросились? Значит, из леса он пришел, не соврал в этом!

– Прирезал волчишку-недомерка да навоображал с три короба.

– Не юли. Горбач! Сам видишь, что шерстины матерого волчары.

– Ладно, не кричи, вижу. Объяснить не могу. Сейчас бы нам Власапорасспрашивать, хороший ведун был, подсказал бы. Да ты, голова горячая, порешил старикана ни за что…

– Было за что, – отрезал Протас. – Болтал лишнее, людей мутил. Не о нем сейчас речь, и не твоя то забота. Что с парнем делать?

Горбач, который не первый раз поминал Протасу зазря убитого ведуна, изобразил на лице полное недоумение и сказал:

– А что делать? Дубиной по башке – ив реку! От беспокойства себя избавишь, от вопросов. Опять же болтовни у людей меньше будет.

– Ерничаешь, гад?!

– Да что ты, Протасушка, смею ли? – ухмыльнулся Горбач. Но, зная предел своим вольностям в общении с главарем, продолжил серьезно:

– Отпускать его нельзя в любом случае. По неопытности или по умыслу, а то и под пытками, если к дружинникам попадет, обязательно про наше становище расскажет. Пришибить – самое простое. Что соглядатай, что убогий, что княжич – все одинаково смертны. Можно, конечно, Климоге его сторговать…

– Если он настоящий княжич, сын Светозора. Климога и за самозванца заплатит, – уверенно заявил Горбач. – Но хлопотно это и не с руки нынче. Не лучше ли выждать, присмотреться к мальцу? Княжеская кровь себя всегда покажет.

– И сколько ждать, по-твоему? За ним же глаз потребуется, чтобы не сбежал. Харчи, одежка… А пользы в нашем деле с него как с козла молока.

– При умном подходе и с козла польза сыщется. Ты к себе его приставь: по хозяйству какому, подать-принести, оружие почистить, мало ли забот в становище? Кстати, он и грамоте обучен, наверно. Тоже польза. А присматривать за ним Ждана заставь, пусть неотлучно при мальце будет.

– Так ведь, если сбежит малец, я твоего любимчика велю меж двух берез раздернуть. Не жалко? – хохотнул Протас.

– У Ждана не сбежит, – заверил его Горбач. – И не любимчик он мне, а просто вижу – башковитый парень, смекалистый. По возрасту немногим старше Владия этого и в настоящей схватке не был еще, однако с годами тебя и меня под себя подомнет.

– Если я ему раньше башку не скручу… В дверь горницы громко постучали, затем вошел один из сторожей:

– Извини, Протас, коли помешал. Да с мальцом там…

– Что еще?!

– Горячка у него. По земле катается, бормочет непонятное, головой бьется. Мы водой его охолонули, чтобы очухался. Не помогло. Боюсь, не доживет до рассвета.

– Вот тебе и решение, – сказал Горбач. – Нечистая Сила, видать, никак его из владений своих отпускать не желает, назад тянет. Если Перун судьбой его озаботится, выживет парнишка. А если нет, так и спрашивать не с кого.

… Владий метался в бреду. Сознание его было окутано черным туманом, который вспарывали молнии боли и отчаяния. Ему казалось, что на грудь села огромная трехглавая птица со змеиным хвостом. Она рвала ему ребра железными когтями, добираясь к сердцу, и тяжелым клювом пыталась выклевать глаза. Он отворачивал голову, и тогда клюв ударял в висок, долбил череп, отчего возникали странные визгливые звуки. Или звуки эти рождались в горле ужасной птицы? Они сплетались в дикарскую мелодию, из которой вдруг прорывались слова: «Ты мой… Мой!.. Тебе некуда деться… Больше дороги нет, и тебя больше нет!» Но в черной пелене белые молнии чертили иные знаки. Владий не мог опознать их, однако иногда за болью и отчаяньем угадывал их тайный смысл. Смысл этих знаков сулил освобождение и долгий путь. А еще они возвращали сон про беловласого старца. В том сне вспыхивали огнем слова: «Держись, мой мальчик… С отцом равняйся, о княжестве думай… Не отступай! Встретимся, когда время придет…»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НЕВВДЫЙ ИЛЬ

 
Ходит Времечко, чешет темечко:
«о-хо-хошеньки, ну, дела!..» А за Времечком, сплюнув семечко,
вышел Смертушко, сукин сын. А за Смертушкой – враз три ветрушка. Старший – страшненький,
морда зла. Средний – лихонький,
да не легонький. Младший – тихонький
вьюн-пустынь. Похмеляются, забавляются, под юбчоночки забираются. Под рубашечки да за пазухи – то ль к чуме,
то ль к суме,
то ли к засухе… Юбка черная колыхнется – Старший-страшненький улыбнется.
Юбка красная подлетит – Средний-лихонький просвистит.
Юбка белая что крыло – знать, и Младшего занесло. Как за пазуху Старший сунется —
мужик к вечеру окочурится. Средний дых зажмет —
к утру сын помрет. Младший вьюнется по грудям —
дочка скурвится ко блядям.
Никуда-то от них не денешься, не заслонишься, не расвстренишься. Хоть бы Смертушко поспешал… Звать – не прятаться,
ждать – не свататься.
Нараспах душа – ни гроша!.. Ходит Смертушко, ищет хлебушко, сеет ветрушки про запас.
На приступочке у простеночка встало Времечко —
черный глаз!
 

«Синегорские Летописания», Книга Пятнадцатая, IX. Скоморошья песнь (современное переложение)

1. Черный колдун Арес

Синегорский князь Климога ненавидел солнечные дни. Они вызывали у него сильнейшую головную боль, спастись от которой можно было лишь в сумрачных дворцовых покоях. Однако нельзя же неделями не выходить на свежий воздух, добровольно превращая себя в узника! В народе начнутся пересуды о немощи правителя. Власть, и без того не слишком прочная, заколеблется, возрастет смута, поднимут головы Светозоро-вы недобитки. Нет, подобного он не допустит!

Морщась от боли, кутаясь в черный плащ с капюшоном, надвинутым по самые брови, Климога заставлял себя ежедневно подниматься на Княжескую башню, чтобы всем показать: вот он, всевластный повелитель Синегорья, сильный и мужественный, мудрый и беспощадный. Смотрите и трепещите! Ваши тайные помыслы открыты ему, ваши судьбы – пыль для него. Только тот, кто истово служит владыке, достоин его милосердия.

Такими мыслями Климога взбадривал себя, в глубине души страшась огромного пространства, открывающегося взгляду с высоты Княжеской башни. Слишком велика и свободолюбива эта страна. Рассчитывал подчинить ее себе за год, изничтожить всех непокорных огнем и железом, заставить почитать свою власть куда более, чем почитала она хлипкую власть благодушного Светозора. Но брат за двадцатилетие своего правления так развратил народ вольностью непотребной, что и за пять лет не удалось еще навести должного порядка, добиться беспрекословного послушания, не говоря уж о радостном восхвалении подданными всемогущего князя.

С каким-то неизменным постоянством вспыхивают бунты, появляются самозванцы, усиливается неповиновение. Даже борейским наемникам он не может доверяться полностью, о чем свидетельствует их выходка в Удоке минувшей осенью. Пришлось согласиться на их условия, ведь до Ладора им было рукой подать, а дружина не могла покинуть Селоч, где бунт простолюдинов принимал угрожающие размеры. Зимой наступило временное затишье. Он направил новых наместников в разоренный Селоч, в Удок и Замостье. Смог наконец отвлечься от княжеских забот и – в глубокой тайне от всех – ввериться попечению целителей.

: Синегорским он не доверял, поэтому вызвал в Ладор двух венедских знахарей, посулив им богатые дары. О, если бы искусство их принесло ему хоть толику облегчения! Он бы, видят боги, исполнил свое обещание. Но эти безмозглые старцы, много дней и ночей изводя князя нечленораздельным бормотанием, горькими травяными отварами, магическими письменами и даже кровопусканием, так и не сумели избавить его от хвори. Тогда один из них заявил, что на князя навели порчу не чьи-то злые чары, не дурной глаз коварного ненавистника, а его же собственные великие прегрешения. Другой добавить посмел, что солнечный свет противен злобному духу, избравшему Климогу своим наместником в Поднебесном мире. Только очистившись, изгнав злобного духа, покаянную жертву богам принеся, можно надеяться на излечение.

Ничего князь не сказал знахарям, хотя видел, в каком страхе ждут они гнева его. Велел отпустить их домой, в Венедию. Ну а то, что сгинули они по дороге, никто ему виной не выставит. Всякому известно, как опасны •нынче путешествия. Разбойники, нечисть лесная, да и просто голодранцы разные проходу не дают купцам и добрым людям…

По весне, когда дни удлинились и от солнечных лучей вовсе житья не стало, Климога взмолился своему тайному покровителю: нет мочи терпеть, приди, избавь от хворобы! Не приходил. Знал Климога, что является тот лишь по своему желанию, мольбами не вызовешь, а все же не переставал надеяться. В мучениях тянулись дни и недели, множились проблемы внутри княжества, росла смута, которую подпитывали слухи о болезни властителя Синегорья. Климога чувствовал, как рвется, расползается некогда прочная сеть власти, страха и платного доносительства, которой он старательно опутывал страну все пять лет своего правления. Неужто покровитель этого не замечает?! Не удержать хворому князю народ в узде, значит, если трезво судить, их давний совместный план тоже рухнет, едва сумев начаться!

Но, кажется, мольбы его все же были услышаны. Сегодня, поднявшись на Княжескую башню, с великой радостью увидел он черное пятно, наползающее на яркий круг солнца. Недолго в небе этот обнадеживающий знак борьбы Тьмы и Света наблюдать могли жители Синегорья, по тупости врожденной воспринимавшие его совсем не так, как следовало. Чуть закрыв самый краешек солнечного диска, черная тень вскоре уползла, дозволив простолюдинам вздохнуть с облегчением: божественный Хоре, дескать, одолел Злую Силу. Глупцы! Не догадывались даже, что это покровитель сообщал Климоге о своем приближении.

Ясным стало князю его долгое невмешательство, его молчание. Очевидно, более существенные заботы отворотили взор покровителя от Синегорья. Но теперь он возвращается, чтобы помочь Климоге избавиться от болезни и навести в княжестве должный порядок. Хвала ему! Подтверждением еще один знак был: серебряный кубок, из которого когда-то Светозор медовуху пил, неожиданно треснул в руке Климоги. Случилось это в «тот момент, когда князь, приказав наполнить его до краев красным таврийским вином, поднес кубок к устам, дабы испить пьянящей жидкости в честь своего покровителя. Трещина рассекла старинный кубок от кромки до донышка с громким звуком лопнувшей тетивы, вино пролилось на княжескую рубаху, словно кровью окрасив. В безмолвном ужасе отпрянули слуги, но сам Кли-мога лишь рассмеялся. Да, трескаются в его руках вещи, принадлежащие брату! Значит, прежняя сила возвращается к синегорскому владыке. Сила и власть, поддерживаемая могущественным покровителем, противостоять которому никто не посмеет!

Поздним вечером Климога возлежал на высоких подушках, набитых лебяжьим пухом, выслушивая доклады, присланные наместниками. Народ селочский усмирен окончательно, но дружину возвращать в Ладор пока преждевременно, поскольку по окрестным лесам скрываются многие бунтовщики, досаждающие наместнику своими набегами на городские заставы. В Замостье купцы жалуются на речных разбойников, возобновивших дерзкие налеты на ладьи с товарами. Придется выделять в сопровождение ладейных караванов дополнительные отряды лучников, иначе никто не решается плыть по Чурань-реке к Венедскому морю. Воевода Фотий, с двумя сотнями верных ему товарищей ушедший в Ильмерское княжество пять лет назад, по доносу соглядатая, не унимается: распространяет о князе Климоге различные неправедные слухи и, пользуясь осторожной поддержкой князя Дометия, пополняет свое войско простолюдинами, бежавшими из пределов Синегорья, готовится к походу против Климоги…

Князь, погруженный в раздумья о своем покровителе, слушал эти известия вполуха. Когда тот впервые явился ему – среди ночи, на берегу неспокойного моря, в облике воина-варвара с перебитым носом, – Климога и предполагать не мог, чем обернется их сговор. Накануне он избавился от воеводы Ермилы,в гневе вонзив ему кинжал под ребро.

Свидетелем оказался сотник Гурий, на молчание которого Климога мог положиться. Вдвоем они приладили к ногам воеводы тяжелый щит и сбросили мертвое тело в морскую пучину. Договорились, что объявлено будет о гибели Ермилы по собственной неосторожности: с ладьи, мол, упал во время сильного волнения, никого рядом не оказалось, только Гурий заметить успел, как между отцепившейся ладьей и деревянной пристанью мелькнул чей-то шлем среди волн. Для пущей правдивости малую ладью отчалили, ее позднее рыбаки побитой нашли на камнях. В общем, удачно сложилось. Гурий стал воеводой и главным советником Климога в борьбе за владычество в Синегорье. Но даже ему ничего не сказал Климога о том, что еще был свидетель убийства Ермилы – могущественный и многоликий.

Во время первой их встречи самым большим потрясением для Климоги было умение будущего покровителя мгновенно перевоплощаться – то в старичка безбородого, то в чудище криволапое и хвостатое, то вновь в беспощадного воина. Имени своего он не назвал, велел обращаться: «господин» или «покровитель». Да, он сразу указал Климоге его место, с чем Климога, разумеется, спорить не стал. Как не стал и пытаться разузнать, с кем он имеет дело. Понимал, что не с Доброй Силой свела его судьба, однако стремление к безраздельной власти перевесило всяческие сомнения. И ведь не прогадал! Покровитель направил по верному и скорому пути, помог получить то, о чем прежде Климога лишь мечтал…

Внезапно его размышления были прерваны громкими криками и звоном оружия. Князь вскочил, выхватил меч. Двое телохранителей, выбежав из-за тяжелых бархатных портьер, мгновенно заслонили его, изготовившись к бою. Дверь распахнулась, стражник крикнул с порога:

– Князь, в твой дворец проник опасный незнакомец! Мы не можем его остановить!

– Верно, не можете, – раздался спокойный голос. Стражник резко обернулся – и вдруг стал оседать на пол. В дверном проеме появился человек, одетый во все черное, с большой золотой цепью на груди и с железным посохом в руке. Лицо его было скрыто низко надвинутым капюшоном.

Телохранители бросились к незнакомцу, чтобы разрубить наглеца на куски. Но тот неуловимым движением откинул капюшон, сверкнул ослепительный красный луч… Когда Климога вновь обрел зрение, он с ужасом увидел распростертые тела своих слуг и спокойно сидящего в кресле незнакомца.

– Не тревожься, князь. Твои люди не пострадали. Они очнутся, когда мы закончим беседу, и ничего не будут помнить.

Климога, по-прежнему сжимая меч, вгляделся в незваного гостя. Орлиный профиль, аккуратная бородка, черные волосы, перехваченные широким серебряным обручем с большим рубином в центре. Похоже, из этого рубина и ударил колдовской луч, лишивший сознания его телохранителей и слуг.

– Кто ты? – с невольной дрожью в голосе спросил Климога. – Зачем явился?

– Зовут меня Арес. А еще называют Черным колдуном – там, где я жил прежде. Явился к тебе по велению своего – и твоего – Господина. Странно, что ты не ждал меня, ведь мой визит предвещали особые знаки.

– Знаки? Но я думал…

– Понимаю, князь, – кивнул колдун. – Ты подумал, что сам Господин к тебе явится. Однако ты неверно истолковал треснувший кубок. Он означал приближение посланника, а не самого Господина. Что ж, с моей помощью ты скоро научишься разбираться и в этом.

–Ты прислан мне в помощь?

– Не только. Всему свое время. Для начала ты представишь меня своим приближенным – как самого близкого друга и главного княжеского советника. Мои распоряжения должны исполняться так же неукоснительно, как твои собственные.

– Постой, колдун! – рассердился князь. – Почему я должен верить тебе на слово? Может, ты послан кем-то другим…

– Тебе нужны доказательства? Изволь. Черный колдун бросил свой железный посох на ковер. И посох неожиданно превратился в большую змею, которая, извиваясь, поползла к ногам князя. Климога вздрогнул, но не отступил. Он поднял меч, готовый разрубить гадину, если та подползет слишком близко. Колдун выставил в его сторону ладони, растопырив тонкие пальцы, и князь ощутил, что меч в его руке зашевелился, ожил! Уже не меч он сжимал, а мерзкую тварь, напоминающую варана из Этверской пустыни. Раздвоенный длинный язык твари коснулся его щеки, оставив на внезапно побледневшем княжеском лице обжигающий красный рубец. Вскрикнув, Климога отшвырнул тварь, которая ловко упала на четыре лапы и тут же устремилась к змее. Казалось, сейчас варан и змея вцепятся друг в друга. Но колдун кинул меж ними свою тяжелую золотую цепь. Она, как живая, свернулась в спираль, а затем, повинуясь одному лишь взгляду колдуна, обратилась в жирного мохнатого паука с изображением оскаленного черепа на спине. Все три твари сплелись в почти любовном объятии и замерли у ног князя.

– Узнаешь, Климога? – негромко спросил колдун.

– Да, это знак моего покровителя, – ответил князь, утирая рукавом холодный пот со лба.

Колдун щелкнул пальцами. Сплетенные твари вспыхнули белым пламенем, которое быстро погасло, не оставив на ковре ни малейшего следа. Теперь там лежали меч, посох и цепь. Черный колдун встал с кресла и поднял то, что принадлежало ему. Но Климога даже не шевельнулся, чтобы забрать меч. Он понял, что никогда уже не сможет не только в руке держать, но даже и смотреть на него без содрогания.

– Кстати, пока я буду рядом с тобой, князь, головные боли не станут докучать тебе. Ты удовлетворен?

Климога молча кивнул. Да, с этим страшным человеком ему придется считаться. Колдуны, конечно, тоже смертны, сумел бы и от него избавиться, хотя это было бы труднее, чем в свое время от воеводы Ермилы, старейшины Прокла, венедских знахарей и многих других. Однако Арес послан самим покровителем, сомнений в том нет, значит, придется сдержать себя и разделить с ним власть над Синегорьем.

Арес пригладил свою бородку ладонью, с хитрецой посмотрел на Климогу:

– Что ж, князь, если отныне мы с тобой друзья, готов по-дружески посоветовать: приставь к ладье, которую наместнику Ромше посылаешь, хорошую стражу.

– Откуда тебе про нее известно? – удивленно вскинул брови Климога.

– Э, да одному мне разве? – отмахнулся колдун. – Люди твои языки за зубами держать не умеют. Впрочем, не о них речь веду.

– Ладья вчера отчалила, стража крепкая…

– Которая в Удоке останется, верно? – прервал его Арес.

– И это знаешь, – покачал головой князь. – Воистину дурные и болтливые у меня слуги. Но где других взять в этой неблагодарной стране?! Кто не ворует, тот глупец. Кто умен, тот продаст не задумываясь.

– Буде плакаться-то! Не теряй время зря – отправь гонца в Удок, чтобы ладью придержали, пока замо-стьинские лучники не явятся. Пусть стража твоя ни в коем случае на берег не сходит, иначе беды не миновать…

Колдун вдруг замолчал и подозрительным взглядом окинул своего собеседника:

– А не нарочно ли ты подставляешься? Такая ли уж «золотая» эта ладья? Может быть, одни побрякушки в ней, которые потерять не жалко, а вину за неуплату жалованья ты хочешь свалить на нерадивость наместника Ромши? Поговаривают, нечто подобное ты уже проделывал – с борейцами.

– Напраслину возводишь! – взвизгнул Климога, лицо его покрылось красными пятнами. И откуда колдун про борейцев узнал? Все удачно тогда получилось… Правда, искушение было повторить обман, но пока не решился, не пришло еще время…

Черный колдун, похоже, наслаждался смятением князя. Улыбаясь тонкогубо и почти неприметно, он наполнил таврийским вином княжеский кубок, приподнял его, словно благодаря Климогу за гостеприимство, и сделал несколько неторопливых глотков.

– Хорошее у тебя вино. Прямо из Тавриды или в ладанейском Трепеле перекупаешь?

– У виночерпия спроси, я этим не интересовался.

– Напрасно. Ладанейские купцы давно с таврий-цами выгодный торг ведут, синегорским же объедоч-ки оставляют, да и те втридорога продают. Лучше бы напрямую тебе с Тавридой дело иметь – и казне прибыток, и силе твоей простор… Да ты чего стоишь-то, князь? – изобразил удивление Арес, словно только сейчас заметил. – Садись, в ногах правды нет.

Климога, окончательно растерявшись, осознал нелепость своего положения. Но ничего не поделаешь, и этот мимолетный бой колдун выиграл. Князь понуро опустился на подушки. Теперь Арес, удобно устроившийся в высоком кресле, смотрел на него полным хозяином – сверху вниз.

– Впрочем, рассиживаться нам некогда, – неожиданно резко сказал колдун. – Сегодня же я займусь обустройством своего жилья в твоем дворце. Не волнуйся, много места не понадобится. Важно лишь, чтобы оно имело тайный выход и располагалось рядом с твоими покоями. А ты, князь, немедленно озаботься поисками княжича Владия…

– Как ты сказал?! – оторопело вскинулся Климога.

– Ты верно расслышал. Или тешил себя заверениями диких берендов, что Владий в реке утонул? Но ведь тело его не найдено. А пока жив княжич, власть твоя незаконна.

– Я был на той круче, осматривал место. Наверняка мальчишка шею свернул еще до того, как в воду упал. Звонка унесла его, о камни разбила, а рыбы до костей обглодали!… Уцелей он чудом, мои соглядатаи давно бы проведали и мне донесли.

Арес усмехнулся:

– Не такие уж они у тебя всевидящие. Про княжну Любаву, чай, тоже ничего не знают, не слышали, а? Ну-ну, не хмурь брови. Мне твои замыслы относительно княжны нравятся. Жаль только, что характер у девицы в отца выдался. Трудно ее обломать… Однако, князь, не моя то забота. Владий – вот кто опасен. Четырнадцать годков ему скоро исполнится…

– Если жив щенок, – хмуро вставил Климога.

– Жив он, жив, – отмахнулся колдун. – Это мне доподлинно известно. Не знаю, где и как он столько лет прятался, какие силы сейчас за ним стоят, что предпринять намерен. Но до того, как мальчишка народу себя объявит и против тебя выступит, его надо найти! Ты ведь уже казнил самозванцев, навык имеешь. Дай приказ своим людям, чтобы отыскали еще одного – самого отъявленного злодея, хотя и юного, который обликом на Светозора похож и этим пользуется. Большую награду посули. На все дороги, в каждое селение отправь соглядатаев и наушников, чтобы и мышь не проскочила! Сейчас нет для тебя дела важнее, Климога.

– Хорошо, Арес, – с неожиданным спокойствием ответил Климога. – Я разошлю соглядатаев, поставлю засады, куплю поселенских старост… Чего ради? Ты мальчишки боишься?

– Я не знаю страха. Я видел смерть ближе, чем тебя сейчас, и в глаза ей смеялся. Но тот, кого ты считаешь обычным юнцом, может разрушить не только твою власть. Сила его столь велика, что ее сам господин опасается.

Колдун говорил тихо и медленно. В словах его было нечто такое, от чего кровь похолодела в жилах Климоги. И князь отступил. Склонив голову, он приглашающим жестом указал Аресу на секретную дверь в стене. Переступив через тела стражников, они вышли из княжеской залы.

…Когда дверь за ними закрылась, неясная и полупрозрачная фигура, прежде сливавшаяся с позолоченным барельефом, изображавшим Климогу на вздыбленном коне, отделилась от стены и плавно скользнула к выходу.