Текст книги "На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша… (сборник)"

Леонид Филатов
На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша…

© Филатов Л. А., наследники, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

«Как мокрый куст сирени, тяжела…»

 
Как мокрый куст сирени, тяжела,
Над станцией качалась тишина,
Пустая и дремотная донельзя…
И вдруг – экспресс «Москва – Владивосток»
Взошел как ослепительный росток
Из светового зернышка тоннеля!
Экспресс, он эту ночь разворожил,
Как палкой угольки, разворошил
Взаимосвязь заборов, стен и кровель.
Прошла минута, и остыл тоннель…
И странным сгустком бликов и теней
Над станцией возник девичий профиль…
Но это в прошлом. А теперь пора
В один из понедельников, с утра,
Пересчитать накопленные даты
И, кроме добрых встреч и умных книг,
Подробнее припомнить некий миг,
Отмеченный неясностью утраты…
И сквозь валежник разных мелочей
Тот давний миг забрезжит как ручей,
И тут уж не до сна тебе, философ!..
Уже зима. И на дворе мороз.
И под столом уютно дремлет пес,
Патлатый и седой, как Франц-Иосиф…
Но вот, не в силах сам себе помочь,
Ты все воспоминанья гонишь прочь,
А часовая стрелка целит в полночь…
Бессильна память. Бесполезна злость.
Одно понятно: что-то не сбылось,
Но что, когда и где – уже не вспомнишь…
 

1963

Гурзуф

 
Светлеет море. Отступают страхи.
И можно услыхать за три версты,
Как треснул ворот пушкинской рубахи
От хохота стихов и духоты…
Минута – и луна в притихших травах
В исполненный торжественности миг
Откроет, как провинциальный трагик,
Напудренный величественный лик.
Здесь все конкретно, крупно и несложно –
Из моря, скал и пляжного песка…
Здесь в истину поверить невозможно –
Настолько эта истина близка.
Зато дана возможность в этом мире
Все заново осмыслить и понять,
И вдруг, узнав, что дважды два четыре,
Впервые удивиться, что не пять!..
Ах, дважды два?.. Не может быть сомненья!..
Пусть так. Но здесь всегда бестактен тот,
Кто в этом пустяковом откровенье
Открытья для себя не признает.
Вот истина… Она подходит ближе…
Спеши всплеснуть руками, тугодум!
Здесь «дважды два» нуждается в престиже
Как только что пришедшее на ум.
…А женщина глядит, не понимая…
Она в своем неведенье права.
И я шепчу ей на ухо: «Родная!»
И каждый слог в отдельности: «Род-на-я!»
И медленно, по буковкам: «Р-о-д-н-а-я!»
…О господи, какие есть слова!..
 

1963

«Застенчивая синенькая будка…»

 
Застенчивая синенькая будка,
Поеживаясь, зябнет на ветру…
Кассирша улыбается – как будто
Раздаривает пропуски в Весну…
…Хотите поглазеть на акробата?
Вот он идет свободно и легко,
И яркий луч, как желтая заплата,
Устроился на выцветшем трико.
Могучая весенняя крамола
Его к прыжку подталкивает вдруг,
Но тесен акробату, как камора,
Для выступленья выделенный круг.
Вот он, во власти юного азарта,
Вниманием толпы смущен и горд.
Пульнул себя в немыслимое сальто
Коротким словно выстрел «алле-гоп!».
…Довольно вам завистливо коситься,
И если счастьем вы обделены,
Купите на полтинник у кассирши
Совсем немного цирка и весны…
 

1964

«Неужто не гложет вас чувство вины…»

Э. Скляру

 
Неужто не гложет вас чувство вины,
Седые газетные олухи, –
Ведь это по вашей вине пацаны
Повально шагают в геологи…
Юнцам желторотым вас ставят в пример
Какого-то дьявола ради!
Завидно вы врете, на южный манер,
Как старый пройдоха Саади.
Не лезьте в кумиры, прошу вас добром, –
Сюда вам дороги закрыты!
Напрасно вы держите грудь колесом
И прячете радикулиты.
Я знаю, что только лихие пески
Виною болезням и бедам,
Но юные судьи вас примут в штыки,
Как только узнают об этом.
Узнают, что вам не противен уют,
Что лакомки вы и обжоры,
Что все вы женаты, и вам не дают
Курить деспотичные жены…
И все-таки вашей дорогой пойдут
Семнадцатилетние мальчики:
В их души заброшены и прорастут
Порочные зерна романтики!..
 

1964

Романтики

 
Романтики, смолите ваши мачты
И задавайте корму лошадям.
Моряк из Ливерпуля,
Идальго из Ламанчи
Кочуют по морям и площадям.
Но мир бродяг неверен и обманчив,
Не верьте в их веселое житье:
Дрожит, как тощий мальчик,
Распятое на мачте
Измученное мужество мое.
Мой друг совсем не думает о смерти,
Но, зная, как спасти меня от бед,
Он молча даст мне сердце,
Возьмет и вырвет сердце –
Спокойно, как троллейбусный билет.
И детям пусть когда-нибудь расскажут
От бед убереженные отцы,
Что, в общем, и у сказок,
Таких счастливых сказок –
Бывают несчастливые концы.
 

1965

Баллада о началах

 
Несложен мир. Совсем не сложен –
Мир прост. Он, в принципе, таков,
Что может быть легко разложен
На мудрецов и простаков.
Мы – простаки. Мы в жизнь бежим.
Мы верим в хлеб, в любовь и в книги.
И не подсчитываем миги,
Что составляют нашу жизнь.
И год как день… И день как миг.
Мы жмем сквозь беды и невзгоды
И экономим чьи-то годы
За счет непрожитых своих.
А мудрецы глазеют вслед,
Их жизнь скупа и неразменна –
В ней ни рассвета, ни разбега,
Ни взлета, ни паденья нет.
Жизнелюбивы и юны,
Они хохочут, как фальстафы,
Но их начала, как фальстарты,–
Однообразны и скучны.
Не знать бессонниц. Пить до дна.
И жить, сомненьями не мучась.
Неужто это все же мудрость?
Неужто все-таки она?..
Неужто можно тот же путь
Пройти спокойно и без спешки?
Неужто скажет кто-нибудь,
Что не Колумбы мы, а пешки?..
Неужто с жертвенным огнем
Несемся мы, как дурни с торбой,
Дорогой хоженой и торной,
Где без огня светло как днем?..
Остановиться ли? Остаться?
Но в нас бесчинствует азарт:
Уж коль рванули мы со старта-
То нам никак нельзя назад.
Мы выдыхаемся, устав,–
Мы – жертвы глупого азарта,–
Но, умирая, шепчем: «Старт!»
И верим: не было фальстарта!..
 

1965

«Ну вот, наконец, закончился…»

 
Ну вот, наконец, закончился
Итоговый ваш урок,
И вот, обретая отчество,
Шагнули вы за порог.
Не знает никто, не ведает,
Кем быть и куда спешить…
Пусть кто-нибудь посоветует:
Как дальше на свете жить?..
Задай-ка свои вопросы вы
Любой из ученых глыб–
Ньютоны и Ломоносовы
Ответить вам не смогли б!..
Учебники до сих пор малы,
Чтоб все это разрешить,
И нету в природе формулы,
Как надо на свете жить.
Из тыщи людей, наверное,
Найдется один чудак,
Который в одно мгновение
Расскажет нам, что и как.
Как надо ходить по улице,
Как надо варить и шить.
Но знает ли этот умница,
Как надо на свете жить?..
 

1965

Апельсины цвета беж

 
У окна стою я, как у холста:
Ах, какая за окном красота,
Будто кто-то перепутал цвета,
И Дзержинку и Манеж.
Над Москвой встает зеленый восход,
По мосту идет оранжевый кот,
И лотошник у метро продает
Апельсины цвета беж.
А в троллейбусе мерцает окно,
Пассажиры – как цветное кино.
Мне, товарищи, ужасно смешно
Наблюдать в окошко мир.
Этот негр из далекой страны
Так стесняется своей белизны,
И рубают рядом с ним пацаны
Фиолетовый пломбир.
И качает головой постовой,
Он сегодня огорошен Москвой,
Ни черта он не поймет, сам не свой,
Будто рыба на мели.
Я по улицам бегу, хохочу,
Мне любые чудеса по плечу,
Фонари свисают – ешь не хочу, –
Как бананы в Сомали.
У окна стою я, как у холста:
Ах, какая за окном красота,
Будто кто-то перепутал цвета,
И Дзержинку, и Манеж.
Над Москвой встает зеленый восход,
По мосту идет оранжевый кот,
И лотошник у метро продает
Апельсины цвета беж.
 

1965

Просто так

 
Помнишь парк в Останкино?
Сколько там оставлено
Горестей и радостей
Просто так.
Что болело вечером–
Мы наутро вылечим,
И сердиться незачем
Просто так.
Ты сказала просто так,
Улыбнулась просто так,
Что все это – просто так,
Просто так.
Все, что было просто так, –
То и сплыло просто так
Пеной с мыла, – просто так,
Просто так.
Хочешь сказку, девочка?
Мир в руках – как денежка,
Никуда не денешься
Просто так!
На потеху городу
Скомороху голому
Отрубают голову –
Просто так?
Солнце светит – просто так?
Дождь и ветер – просто так?
Все на свете – просто так,
Просто так?
Забывают – просто так?
Изменяют – просто так?
Убивают – просто так,
Просто так?
А с любовью, девочка,
Что только не делают:
И за косы, бедную, –
Волоком…
Умирая, светится
Узница Освенцима,
А над ней – рыдающий
Колокол.
Дачи в Рузе – просто так,
Яхты в Ялте – просто так,
Рынки в Риме – просто так,
Просто так?
Будь беспечной, девочка!
Жми к конечной, девочка!
Жизнь, конечно, девочка, –
Просто так:
Забываем – просто так,
Убиваем – просто так,
Изменяем – просто так,
Просто так.
Ветры в марте – просто так,
Волны в море – просто так,
Войны в мире – просто так,
Просто так.
 

Провинция

 
Все тот же дождь
По тем же четвергам,
И по ночам –
Разбойная гитара,
И тот же старый сад,
И тот же гам
Из той же школы
Имени Гайдара…
Все так же прост
Чертеж моей души,
Моей тоски,
Моей любви давнишней.
Спасибо той
Бесхитростной глуши,
Меня такой
Любовью одарившей…
Все так же скуп
Рисунок за окном.
Все те же три
Сиреневые ветки.
Бедовый дед
С чумазым пацаном
И скучный муж
Хорошенькой соседки…
 

1966

Любовь

 
Так повелось промеж людьми,
Что мы сторонимся любви,
Когда любовь почти равна
смерти.
Я ем и пью и слез не лью,
Живу и жить себе велю,
Но я люблю ее, люблю, –
верьте.
 
 
Хоромы царские белы,
Поют сосновые полы,
Холопы ставят на столы
ужин.
А ты бежишь из темноты
Через овраги и кусты,
И ей не ты, совсем не ты
нужен.
 
 
Не наживай беды зазря –
Ведь, откровенно говоря,
Мы все у батюшки-царя
слуги.
Ты знаешь сам, какой народ, –
Понагородит огород,
Возьмут царевну в оборот
слухи.
Снеси печаль на край земли,
Оставь до будущей зимы,
Закрой, забудь, не шевели, –
плюнь ты!
На край земли? Какой земли?
Да что вы все, с ума сошли,
Да что вы все, с ума сошли,
люди?
 
 
Я ем и пью и слез не лью,
Но я люблю ее, люблю,
Я говорить себе велю:
нужен!
Довольно благостной возни,
Господь, помилуй, не казни,
Ведь ты же должен, черт возьми, –
ну же!
 

1966

Наташа плюс Сережа

 
Тревожно и серьезно
Я вывел на снегу:
«Наташа + Сережа»,
А дальше не могу.
И в этом я, ребята,
Ничуть не виноват.
Сейчас уйду с Арбата
И выйду на Арбат.
Насколько это можно,
Прошу принять всерьез:
Наташа плюс Сережа
Равняется – вопрос.
Она не виновата,
И я не виноват.
Плывет как эскалатор
Сиреневый Арбат.
От двоек и нотаций,
И материнских слез
Сережа плюс Наташа –
Пока еще вопрос.
И всей Москве не спится,
Она у нас в долгу,
Покуда не решится
Проблема на снегу.
А в ней тревога та же
И тот же в ней серьез:
Сережа плюс Наташа
Равняется – вопрос.
 

1966

Спасибо

 
В наш трудный, но все-таки праведный век,
Отмеченный потом и кровью,
Не хлебом единым ты жив, человек, –
Ты жив, человек, и любовью.
Не злись, что пришла – оттеснила дела,
Не злись, что пришла – не спросила, –
Скажи ей спасибо за то, что пришла, –
Скажи ей за это спасибо!..
Когда удается одерживать верх
Тебе над бедою любою, –
Не волей единой ты жив, человек, –
Ты жив, человек, и любовью.
Не хнычь, что была, мол, строптива и зла,
Не хнычь, что была, мол, спесива, –
Скажи ей спасибо за то, что была, –
Скажи ей за это спасибо!..
 

1966

Открытие

 
Мир, кажется, зачитан и залистан –
А все же молод, молод все равно!
Еще не раз любой из древних истин
В грядущем стать открытьем суждено.
И смотришь с удивленьем кроманьонца,
И видишь, пораженный новизной,
Какое-то совсем иное солнце,
Иное небо, шар земной…
О, радость первозданных откровений!
О, сложность настоящей простоты!
Мы топим их в пучине чьих-то мнений,
Сомнений и житейской суеты.
Они даются горько и непросто,
Который век завидовать веля
Безвестному колумбову матросу,
Что первым хрипло выкрикнул: «Земля!»
1966
«Все справедливо. Никаких обид…»
 
 
Все справедливо. Никаких обид.
Зовут к обеду. И в крови коленка.
А всякий невоюющий – убит,
И что еще противнее – калека.
Но в праведности дела убежденный,
Мальчишка хочет честного конца,
И словно два некормленных птенца
Пищат его мозоли из ладоней.
Он моет руки. Он глотает суп.
Глядит на мир бесхитростней агитки.
А там, внутри – вовсю вершится суд,
Где судьями встают его обидки.
…А нынче судишь проигрыш незло,
Пытаясь быть раздумчивым и веским:
Ну что же, говоришь, – не повезло,
А драться, в общем, незачем и не с кем.
Ты ждал врага? И вот оно сбылось!
Теперь ни в коем случае не драпай,
Припоминай свою былую злость,
Дерись сегодня – той, ребячьей дракой.
Пусть детство проступает сквозь туман,
Подчеркивая трудность испытанья,
И давний незаслуженный тумак
Становится моментом воспитанья!
 

1966

Ленка

 
А я, представьте, не верю в эту ночь.
Огни мерцают фарами,
В купе бренчат гитарами,
А Ленка курит в тамбуре
И смотрит в ночь, в такую ночь –
Что поскорей бы утро,
Иначе поздно чем-нибудь помочь.
 
 
Припев:
Солнцу пожалуйся,
Ветру пожалуйся,
Шпалы за поездом
Пересчитай.
Только, пожалуйста,
Только, пожалуйста,
Ленка, прошу тебя,
Не уезжай!
 
 
Такой уж странный Ленка человек –
Стоит и молча кается,
И не реветь пытается,
И проклинает аиста,
Что в этот мир меня принес, –
Ужасно глупый аист,
Ему бы залететь не в этот век.
Припев.
Ты видишь, вон горит моя звезда.
Ты спишь – дождями светлыми,
Полынью перед вербами,
Морями или ветрами, –
А там– в огнях Караганда,
И пахнет чем-то горьким,
Чем пахнут все чужие города.
Припев.
 
 
А чем нехороша Караганда?
Колючими ответами,
Сырыми сигаретами,
Вокзальными буфетами,
Как конвоиры – продавцы,
Прилавки как лафеты,
А ты кусаешь губы, – не беда.
Припев.
 
 
Вон парочка, московская точь-в-точь.
Сейчас они расстанутся –
И что тогда останется?
Дожди и эта станция,
И эта ночь, такая ночь –
Что поскорей бы утро,
Иначе поздно чем-нибудь помочь…
 

1966

Песня о последней беде, как бы ее спела Жюльетт Греко

 
Когда в преддверьи чуда мирового
Уже вздохнуть и кашлянуть грешно –
Тогда бесплотный стебель микрофона
Вдруг обретает плоть Жюльетт Греко.
Спешите, члены клубов и правительств:
Здесь за комедиантские гроши
Распродают – девчонка и провидец –
Рентгеновские карточки души.
Число людских печалей убывает, –
Поет Жюльетт, – но верно, что всегда
У каждого счастливчика бывает
Одна непроходящая беда.
Как горожане, грезя сельским раем,
Бегут в леса, в коттеджи и к воде, –
Так мы из наших счастий удираем
К своей одной-единственной беде.
Как к таинству большого очищенья,
Скрываясь от знакомых и родных,
Мы прибегаем к краешку ущелья,
Где давеча звенел еще родник…
И вдруг – следы недавнего кощунства:
Здесь кто-то, разбитной и молодой,
Уже посмел беды моей коснуться
И объявил ее – своей бедой.
Тот вор – он был слепым и беспощадным…
А может быть, по-своему он прав?
Но странно, что счастливчик стал несчастным,
Последнее несчастье потеряв…
 

1966

Акробат

 
Жизнь у акробата
трудновата,
На трико заплата –
вся зарплата,
Каждый день на брата –
стершийся пятак.
И грохочут будни
будто бубны,
На афишной будке –
в метр буквы,
Пощедрее будьте –
выньте кошельки.
Соленый пот – не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
В волосах сединки
как дождинки, –
Люди, посидите,
подождите!
Люди, подождите –
Что-то тут не так…
Жил актер на свете –
в смерть не верьте!
Бросьте по монете,
не жалейте!
Старики и дети,
выйдите за дверь.
Соленый пот – не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
Не грустите, братцы, –
надо драться!
За работу, братцы,
надо браться.
Выпьем на поминках
доброго вина.
…Сеньоры и сеньориты!
Только одно представление!
Заходите, сеньорита, прошу вас…
И грохочут будни
будто бубны,
На афишной будке –
в метр буквы–
Пощедрее будьте –
выньте кошельки.
Соленый пот – не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
 

1966

Свадьба

 
Окна в белый снег одеты,
Словно в белые манжеты,
И дома торжественны, прямы и величавы,
Как родня невесты при венчаньи.
Мерзли розы в целлофане,
Мы друг друга целовали,
И мурлыкал кот тепло и сонно
Свадебные марши Мендельсона.
Где-то полные бокалы
Звонко сходятся в вокалы,
А земля пьяным-пьяна, ах ей сейчас поспать бы,
Словно гостье с чьей-то поздней свадьбы.
Окна в белый снег одеты
Словно в белые манжеты,
И дома торжественны, прямы и величавы,
Как родня невесты при венчаньи.
 

1966

«Будто синяя лошадь…»

 
Будто синяя лошадь –
Ночь уносится прочь.
Я иду через площадь –
Как идут через ночь.
В несчастливые миги
Ухожу от тоски.
Как неслышные крики –
Жмут вдогонку такси.
Мне бывало и хуже.
Зарубил на носу,
Что стучать в ваши души –
Что аукать в лесу.
Я смешон и галантен –
Но ни звука в ответ.
Я в какой из Галактик,
На какой из планет?
Кабачок на Дзержинке –
Чистота и уют.
То ли спорят о жизни,
То ли – попросту пьют…
Незнакомые лица
И чужие слова…
«С добрым утром, моя столица,
Золотая моя Москва!»
 

1966–1967

«Если ты мне враг…»

 
Если ты мне враг –
Кто тогда мне друг?
Вертится Земля,
Как гончарный круг.
Мучась и бесясь,
Составляет Бог
Карточный пасьянс
Из людских дорог.
Смотрит он, чудак,
В миллионы схем –
Что, когда и как,
Где, кому и с кем.
Перепутал год,
Перепутал век, –
И тебе не тот
Выпал человек!..
Я не виноват.
Он не виноват.
И на всех троих –
Узенький Арбат.
 

1967

Варшавский вальс

 
Простите, пани, и позвольте обратиться.
Я в меру честен, в меру прост и в меру пьян.
Мы беспокойны, словно пальцы органиста,
И вся душа от нас рыдает, как орган.
Простите, пани. Я не врач и не фотограф,
Я не искал вас – это вы меня нашли.
А я другой, я просто ваш, я тот, который
Подарен вам как знак внимания Земли.
Как ни смешно, Земля имеет форму шара.
Я заговариваюсь, я немножко пьян.
Простите, пани, – если вы – сама Варшава,
То я – один из ваших верных горожан.
Прощайте, пани. Я не врач и не фотограф,
Я не искал вас – это вы меня нашли.
А я другой, я просто ваш, я тот, который
Подарен вам как знак внимания Земли.
 

1966–1967

Свадебный этюд

 
Полный снежным скрипом, конским храпом
И крахмальной свежестью рубах,
По утрам похрустывает Краков,
Как морозный пряник на зубах.
Пять саней подкатывают к месту,
Где пылает солнечный костел,
Пять парней несут в него невесту,
Будто ветку хвороста в костер.
А жених уже ступает следом,
А жених уже очами ест
Пахнущие ладаном и снегом
Губы самой лучшей из невест.
А невеста вздрагивает чутко:
И чего скрывать перед людьми! –
Как же свадьбу, этакое чудо
Бог позволил сделать без любви?..
А в дому она опять все та же,
Смотрит, улыбается незло:
Кто сказал, что панночке Наташе
С женихом не очень повезло?
Полно, все ли сыты в этом доме,
Может, что забыто второпях?..
…Бестолково, как сверчок в ладони,
Мечется улыбка на губах…
 

1967

«Чудеса всегда доверены минутам»

 
Чудеса всегда доверены минутам,
Чудо трудно растянуть на полчаса.
Но минуты мы неряшливо минуем –
И поэтому не верим в чудеса.
Вот – пузатая нарядная солонка.
Попытайтесь убедить себя на миг,
Что солонка – это тетушка Солоха,
А узоры – это вышитый рушник.
Не сумеют – ну и ладно, – но при этом
Осмеют тебя на весь на белый свет!
Но природа не прощает непоэтам–
Мстя за каждый неразгаданный секрет.
И когда, предметы трогая неловко,
Мы разгадку задеваем впопыхах, –
Нам разгадка мстит, как та боеголовка,
И предметы разрываются в руках!..
 

1967

Песенка о собственных похоронах

 
Ангел стоял
Возле кровати –
Как санитар
В белом халате.
– Цыц! – убеждал.–
Что ты кричишь-то?..
Ты же у нас
Храбрый мальчишка.
Взял и унес
В звездные дали –
Только меня
Здесь и видали.
Это конец,
Это финита.
Был Леонид –
Нет Леонида…
Я уплывал
В душной сирени,
У трубачей
Губы серели.
Им недосуг –
Им бы удрать бы:
Кто-то их взял
Прямо со свадьбы.
Больно нужна
Им панихида, –
Был Леонид,
Нет Леонида…
Горный аул
Слушал «Аиду»,
Наш мюзик-холл
Плыл во Флориду.
В тысячный раз
Шел образцово
Детский спектакль
У Образцова.
Ни у кого–
Грустного вида, –
Был Леонид,
Нет Леонида…
Все как всегда,
Все по привычке –
Люди, мосты
И электрички.
Что за напасть?
Что за немилость?
В мире ничто
Не изменилось.
Значит – судьба,
Значит – планида.
Был Леонид –
Нет Леонида.
 

1967

«Я заметил, за мной шпионят вещи…»

 
Я заметил, что за мной шпионят вещи,
Смотрят так многозначительно и веще,
Будто молча обещают Страшный суд,
Будто что-то и куда-то донесут.
По квартире пробираюсь воровато:
Значит, в чем-то я виновен, вероятно?
Вон часы. На прежнем месте. На стене.
Почему ж от них мурашки по спине?
Я неведением просто измочален.
Перестаньте шантажировать молчаньем!
Но молчит и улыбается в ответ
Холодильник, ироничный, как Вольтер…
 

1967

«В наш трехдневный краткосрочный отпуск…»

 
В наш трехдневный краткосрочный отпуск,
Презирая жалкую корысть,
Мы в бюджетах пробиваем пропасть,
Что ничьим наследством не покрыть.
Отпуск! Мы хмелеем и хмуреем,
Нас бросает в холод или в пот,
Мы не сознаем, за коим хреном
Нас несет в ночной аэропорт…
Пензенцы, клинчане, одесситы,
Знаю, что на родине, что там
Мчат вас одинокие таксисты
К беспокойным аэропортам…
…Я толкусь в малаховских буфетах,
Лопаю икру и огурцы…
Немо, как у пушечных лафетов,
У прилавков стынут продавцы.
Дрыхнут, не добравшись до калиток,
Жертвы необузданных страстей,
И рычат цепные монолиты
На подворьях дачных крепостей…
Я, как блудный сын из старой притчи,
Получить прощение хочу.
Я лечу в Москву на электричках,
На попутных «газиках» качу.
Я с тобой не виделся два года –
Понимаешь, целых долгих два…
Плюнь ты на нелетную погоду –
Смилуйся, прими меня, Москва!..
 

1967

Удача

 
День закончен – и кисть до утра
Остывает светло и натруженно…
Головешкой ночного костра
В темноте догорает натурщица…
Я гляжу на законченный труд
И, как это случается издавна,
Понимаю, что новый этюд –
Это, в общем, не новая истина.
Но я счастлив, как юный жених,
И танцуется мне, и хохочется:
Я сегодня остался в живых
На войне, именуемой творчество!..
Уцелевший, стою у холста,
Полный солнца, любви и смятенья.
…Уважайте удачу, когда
Неудача была бы смертельна!
 

1967

Компромисс

 
Я себя проверяю на крепость:
Компромиссы – какая напасть!
Я себя осаждаю, как крепость,
И никак не решаюсь напасть.
Не решаюсь. Боюсь. Проверяю.
Вычисляю, тревожно сопя,
Сколько пороху и провианту
Заготовил я против себя.
Но однажды из страшных орудий
Я пальну по себе самому,
Но однажды, слепой и орущий,
Задохнусь в непроглядном дыму…
И пойму, что солдаты побиты,
И узнаю, что проигран бой,
И умру от сознанья победы
Над неверным самим же собой…
 

1967