Текст книги "Лебединая песня ГКЧП"

Глава VI
Отчитываемся перед андроповым

Усилия газеты «Труд» по защите социальных интересов людей заинтересовали Юрия Владимировича Андропова. Особенно его привлекли некоторые публикации, посвященные развитию производственной демократии, самоуправления в трудовых коллективах. И вот неожиданно для меня на Секретариате ЦК, который вел сам Ю. Андропов, был поставлен отчет газеты «Труд».

Как обычно в таких условиях, были заготовлены критическая справка Отдела пропаганды ЦК КПСС, проект постановления ЦК, причем явно критические. Первые выступления от лица Отдела пропаганды ЦК, некоторых секретарей ЦК были традиционно критическими. Чувствовалось, что и газету они плохо знают.

Но вот дали слово мне, как главному редактору, и я прежде всего удивил сообщением, что «Труд» получает в год более 630 тысяч писем от читателей, из них более 520 тысяч – жалобы, «крики о помощи». Для работы с письмами мы только в одном отделе писем имели штат численностью 106 человек. Ежедневно работала юридическая приемная, где принимали население опытные юристы. По ряду их жалоб корреспонденты выезжали для расследования фактов на месте, и публиковались затем острые материалы в защиту тех, кто справедливо жаловался. Для редакции анализ писем, их оценка, были чутким барометром мыслей и настроения людей. Ведь газету «Труд» ежедневно читали примерно 60–65 млн. человек, поскольку ее ежедневный тираж был 19 млн. 670 тысяч экземпляров.

Мой краткий отчет перебил вопросом Юрий Андропов: «А вы можете нам сказать, что сегодня больше всего тревожит людей, вызывает у них негативное отношение к властям?».

Я рассказал, что на первом месте были и остаются жалобы людей по жилищной проблеме. Это примерно каждое восьмое письмо. Немало обращений в редакцию в связи с фактами несправедливого распределения квартир, низкого качества строительства жилья.

Каждое восьмое письмо приходит к нам по вопросам пенсионного обеспечения. Причем резко прибавилось число запросов и жалоб от колхозников. Здесь сказывались две причины – слабое знание правовой основы и проявления волокиты при назначении пенсий.

Каждое девятое критическое письмо – по вопросам организации труда заработной платы и премирования.

Примерно шесть процентов почты – по трудовым спорам, вопросам охраны труда и техники безопасности. Несколько сократилось число писем по нарушениям правил торговли, бытовому и медицинскому обслуживанию.

Обращает на себя внимание рост притока писем, в которых рабочие остро ставят вопросы об укреплении государственной и трудовой дисциплины, улучшении планирования, усилении спроса с тех, кто допускает бесхозяйственность и злоупотребление служебным положением.

Изучая почту, мы стремимся точнее учитывать интересы трудящихся, помогать им и советом, и делом.

На страницах «Труда» практически ежедневно появляются письма, готовятся обзоры, юридические консультации, предпринимаются командировки «по следам письма». Непосредственно в трудовых коллективах редакция проводит Дни открытого письма, которые имеют широкий общественный резонанс.

В ходе своего отчета я поставил также ряд вопросов, связанных с усилением действенности выступлений газеты и всей нашей прессы.

Неожиданным для меня был монолог секретаря ЦК Михаила Горбачева. Он дал настолько точные и профессиональные оценки, что я почувствовал, будто нахожусь на журналистской летучке, где ведется глубокий анализ содержания газеты. Мне показалось, что Михаил Горбачев даже сочувственно отнесся к моему отчету – тогда совсем молодого главного редактора.

Юрий Владимирович Андропов согласился с некоторыми критическими замечаниями, но поддержал умение газеты работать с письмами читателей, критически оценивать недостатки в социальной сфере. А потом неожиданно задал присутствующим вопрос: «А вы знаете, чем я не удовлетворен на этом заседании? А тем, что подготовленные документы к заседанию не ответили на главный вопрос: «В чем феномен самой популярной в мире газеты «Труд», которая с тиражом 19 млн. 670 тысяч экземпляров вошла в Книгу рекордов Гиннесса? Для себя вижу две причины. Газета чрезвычайно насыщена интереснейшей информацией о событиях в стране и мире. И второе – она авторитетный защитник социальных интересов людей. Посмотрите и сравните две цифры, которые имеются в моем распоряжении. Газета «Труд» получает в год более 630 тысяч писем. Причем их основной массив – критический. А вот наши профсоюзы – ВЦСПС и все отраслевые профсоюзы вместе получают в год только 43 тысячи писем. Сравните эти цифры, и вы поймете, кому люди больше доверяют».

Юрий Андропов, завершая заседание, попросил переделать проект постановления ЦК «О газете «Труд» и высказал мне важное поручение: начать на страницах газеты обстоятельный разговор о развитии производственного самоуправления, производственной демократии на крупных предприятиях страны. «Начните публиковать очерки о лучших предприятиях, покажите потом мне», – заключил Ю. Андропов.

Он также высказался относительно соблюдения трудовой дисциплины и трудового законодательства. «Нельзя прощать ни одного факта нарушения трудового законодательства, ущемления законных прав трудящихся», – заявил он. Но особое внимание сосредоточил на повышении роли трудовых коллективов, развитии самоуправления в производственной сфере.

Постановление ЦК «О газете «Труд» изучали во всех редакциях газет – от местных до центральных. Мне позднее позвонил сам Юрий Владимирович Андропов и попросил подготовить силами журналистов редакции серию очерков о трудовых коллективах, где уже налаживается производственное самоуправление, развивается производственная демократия. После появления первого же очерка о Калининском полиграфическом комбинате я был приглашен к Андропову. Он детально, по абзацам, проанализировал нашу публикацию. Его советы помогли в дальнейшем создать цикл очерков, которые вошли в книгу «Мы – хозяева производства». В этом названии была сформулирована вся соль развития демократии на производстве, чем позднее вплотную занялись Николай Рыжков и Михаил Горбачев.

Конечно, такое внимание Ю. Андропова вдохновляло коллектив редакции. И мы стали искать новые формы прямого диалога с нашими читателями.

Одной из таких новых, наиболее удачных форм работы оказались «Дни открытого письма». Приведу только один пример. Однажды на строительстве появились почтовые ящики «Труда», куда по просьбе редакции рабочие могли опускать свои письма, заявления, предложения по волнующим их вопросам. Через несколько дней журналисты проанализировали почту и определили, кого из руководителей соответствующих ведомств следует пригласить на «День открытого письма».

И вот в один из вечеров большой зал Дома культуры в рабочем поселке Десногорске заполнили сотни строителей атомной станции. Встречу вел член редколлегии газеты «Труд» Виталий Головачев. На письма отвечали руководители отраслевого министерства, местных партийных, хозяйственных и профсоюзных органов. Они давали обстоятельные ответы и разъяснения по каждому письму, жалобе, предложению, в необходимых случаях обещали принять неотложные меры, учесть предложения. «Труд» опубликовал репортаж о «Дне открытого письма». Выступление газеты рассмотрели Министерство энергетики и электрификации СССР, Министерство связи РСФСР, бюро Смоленского обкома партии, местные советские и хозяйственные органы.

После «Дня открытого письма» за короткое время с помощью редакции на стройке и в поселке было решено много вопросов. Наведен порядок в учете и распределении жилой площади, установлены телефоны-автоматы, открыто второе почтовое отделение, налажена работа междугородного переговорного пункта, упорядочена торговля товарами повышенного спроса, усилен рабочий контроль в торговле и на предприятиях бытового обслуживания. Удалось улучшить обеспечение жильцов холодной водой и отладить работу лифтового хозяйства.

Глава VII
Перед возвращением на телевидение

…Наступил 1985 год, который вошел в историю как год начала крупной политической реформы в стране. Он стал переломным и в работе отечественной прессы, которая вступила в эпоху гласности, демократизации и перестройки. Назревавшие кардинальные перемены прямо и по заслугам связывают с именем Михаила Сергеевича Горбачева, которого на мартовском пленуме (1985 г.) ЦК КПСС утвердили Генеральным секретарем ЦК. Выбор этот был трудным. Уже позднее стало известно, что в борьбе за пост генсека столкнулись две группировки. На одной стороне стояли влиятельные старожилы В. Гришин, Г. Романов, М. Соломенцев. На другой – М. Горбачев, Е. Лигачев, Н. Рыжков и др. Решающим был голос, казалось бы, консервативного министра иностранных дел Андрея Громыко. Чаша весов качнулась в сторону молодого, амбициозного Михаила Горбачева. К этому времени все устали от проводов в последний путь больных и престарелых вождей Л. Брежнева, Ю. Андропова, К. Черненко.

В середине апреля я был приглашен сначала к секретарю ЦК КПСС Александру Яковлеву, а потом и к Горбачеву для неожиданного предложения. Мне напомнили, что у газеты «Труд» самый большой в мире тираж. «На самом деле самый великий тираж имеет советское телевидение, – сказал мне Горбачев. – Поэтому предлагаю переехать в Останкино, возглавить телевидение. Ты ведь там уже работал в прошлом. Будешь первым заместителем Председателя Гостелерадио СССР, а по сути руководителем телевидения. Как смотришь?»

Я, естественно, отказываться не стал. Ведь мне довелось в прошлом руководить Московским каналом ТВ, а затем быть первым заместителем генерального директора программ Центрального телевидения. Телевидение знал на зубок, сам делал в прошлом программы, фильмы, написал ряд статей о телевидении и даже издал собственную книгу «Тайны голубого экрана».

Итак, я согласился и стал ждать назначения.

Но меня в те дни мучили какие-то странные нехорошие предчувствия. Это было похоже на ожидание беды. Такое в «Труде» у меня случалось не единожды. Вспоминаю наши знаменитые устные «вторники «Труда», проходившие, как правило, в Колонном зале. Обычно мы приглашали в первой части вечера кого-то из известных людей, они рассказывали о себе, отвечали на вопросы из зала, а во второй части были прекрасные концерты.

Так вот, однажды мы проводили такой вечер с участием знаменитой Джуны Давиташвили – женщины, о которой ходили легенды. Она была замечательной массажисткой, но вскоре обнаружила в себе удивительные качества экстрасенса. Массаж могла делать, не прикасаясь даже к телу пациента. Легко снимала головные боли, довольно точно проводила диагностику больных органов и даже не без успеха лечила заболевания. В течение нескольких сеансов могла избавить алкоголиков от пристрастия к спиртному, наркоманов – от тяги к наркотикам. А уж внушить курящему, чтобы он навечно расстался с курением, ей было совсем просто. Все это неоднократно подтверждалось на опытах. Джуна обладала такой мощной энергетикой, что, когда к ее рукам подключали оголенные электропровода, амперметр фиксировал наличие в сети электрического заряда.

Она лечила многих знаменитостей и их сыновей, отучая пить и курить, употреблять наркотики. А попасть к ней на массаж казалось делом невероятным. Мы были знакомы с Джуной, она даже нарисовала мне на память картину («Пирамида Хеопса»).

Так вот на очередной «вторник «Труда» в Колонном зале и была приглашена в качестве главного «сенсационного» лица Джуна Давиташвили. Я в этот день возвращался из командировки во Францию и заехал по пути из аэропорта в редакцию. На всякий случай позвонил в ЦК относительно вечера с участием в нем Джуны. Мне было приказано: «Джуну на сцену не выпускать. Вокруг нее создалась скандальная ситуация. Многие зарубежные посольства проявили к ней болезненный интерес. И на этот вечер попросили аккредитацию около ста послов».

Назревал скандал. Я позвонил в Колонный зал своему заместителю Геннадию Проценко и попросил его любыми способами увезти Джуну. Она впала в истерику, бросалась к телефонам, чтобы позвонить секретарям ЦК, председателю Госплана Байбакову, но телефоны мы успели отключить. Потом в истерике она бросилась домой. Ее сопровождали наш зав. отделом науки И. Меленевский и полковник госбезопасности, не первый день работавший с нею на правах помощника.

Дома Джуна, забежав в ванную, перерезала себе вену на руке. Но Меленевский и полковник успели влететь в ванную и убедить ее не делать глупостей. «Ну что же, – сказала она, – будь по-вашему». И проделала другой рукой массаж на кровоточащей вене, и через минуту не было ни крови, ни даже следов пореза.

Скандал, тем не менее, разразился нешуточный. О нем писали и в нашей, и в зарубежной прессе. Меня вызывали в ЦК для объяснения. По линии ВЦСПС я и Меленевский получили по строгому выговору.

Такое же дурное предчувствие было у меня еще раз, когда в газете «Труд» появилась публикация «Ровно в 4.10». В ней рассказывалось о полете нашего пассажирского самолета из Эстонии в Минск. В течение почти часа самолет сопровождали в полете какие-то НЛО. Это видели все члены экипажа самолета и пассажиры. С их слов мы рассказали в публикации об этих чудесах. И экипаж, и пассажиров затем собрали вместе секретные службы и каждого в отдельности «опрашивали». Все их рассказы были похожи как две капли воды. С миром всех отпустили. Но в эти недели во многих государствах мира статью «Ровно в 4.10» перепечатали огромное число газет. Ее пересказали с сенсационными комментариями крупнейшие теле-и радиокомпании зарубежных стран. По оценкам ТАСС, о содержании статьи в мире узнали более 2 миллиардов читателей и телезрителей.

Тем временем в Конгрессе США статью обсуждали на уровне секретных документов. Эксперты, ученые и военные специалисты пришли к выводу, что в статье фактически описывались события, очень напоминающие испытания лазерного оружия. Конгрессмены решили, что СССР примерно на 15 лет опередил США в создании современного лазерного оружия – некоего «гиперболоида инженера Гарина».

Конгресс принял резолюцию об ускорении аналогичных исследований и выделил на эти цели из военного бюджета дополнительно 45 миллионов долларов.

«Труд» опять оказался в эпицентре скандала. Выяснилось, что эту статью мы обязаны были завизировать в пяти различных ведомствах, в том числе военных. А завизировали только в трех.

За эту грубую ошибку я, мой первый зам и зав. отделом науки получили по строгому выговору.

А что же было? Ответа на этот вопрос нет до сих пор. В одной из телевизионных передач, показанной несколько лет назад, была предпринята попытка разгадать эту тайну. Среди участников передачи были крупные специалисты, в том числе ученые и конструкторы в области ракетостроения. Высказывались две гипотезы: либо это было испытание лазерного оружия, либо запуск новых баллистических ракет. Большинство поддержало вторую версию. Но в передаче прозвучали сенсационные сообщения. Все члены экипажа того злосчастного самолета, который сопровождали НЛО, быстро заболевали и странным образом в течение двух лет покинули наш бренный мир.

Повторяю, перед этими газетными происшествиями меня мучили дурные предчувствия. Такая же тяжесть лежала у меня на душе несколько недель в связи с приглашением перейти на телевидение. И снова сбылось это почти мистическое ожидание беды.

А было вот как.

8 мая 1985 года, вечером, в торжественной обстановке отмечалось 40-летие Победы над фашистской Германией. Докладчиком был новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.

В опубликованной на следующий день в «Труде» на первой полосе фотопанораме на столе президиума торжественного собрания между Чебриковым и Терешковой оказалась отдельно лежащая… голова М.С. Горбачева! Неслыханно и невиданно! Длиннющий стол, чинно сидящие за ним руководители партии и правительства, на столе графин с водой и рядом с ним голова Генерального, который, кстати сказать, на той же фотографии стоит на трибуне и читает доклад.

Откуда взялась «вторая» голова генсека и как она оказалась на столе президиума – вопрос особый. Так сказать, фатальное стечение обстоятельств плюс элементарная невнимательность автора снимка, ретушеров, редакционных служб и, конечно, меня – главного редактора.

С раннего утра звонок по «кремлевскому» телефону тогдашнего зам. зав. Отделом пропаганды ЦК В. Севрука:

– Леонид Петрович (вместо обычного обращения «Леня»)! Вы (вместо обычного «ты») свою газету хотя бы время от времени читаете?

– Безусловно.

– Так что у вас там на столе лежит между Чебриковым и Терешковой?

– Графин.

– А рядом с ним?

Тут во мне разыгралась удаль. Я подумал: «Все равно ведь сегодня снимут с работы» и брякнул:

– Да это носовой платок лежит.

– Ну вот что, – грозно сказал Севрук. – Сегодня по этому поводу в 12.00 мы собираем в ЦК у товарища Зимянина всех главных редакторов, и мы вам скажем, что там у вас лежит на столе президиума.

Не успел повесить трубку, раздался звонок от секретаря ВЦСПС Л. Землянниковой:

– Как же так, Леонид Петрович? Ужасная ошибка. Сегодня в 12.00 по этому поводу собирается Президиум ВЦСПС. Извольте быть. Вы ведь еще и член Президиума.

Президиум назначен на то же время, что и совещание в ЦК. Куда пойти? «Товарищ Зимянин, вы уже знаете о страшной ошибке в газете «Труд». Меня для разбора ошибки пригласили на два заседания одновременно на 12 часов дня. К вам, Михаил Васильевич, и на Президиум ВЦСПС». Михаил Васильевич с облегчением вздохнул, чувствовалось, что он не хочет заниматься газетой профсоюзной по партийной линии, и сказал: «Идите на заседание ВЦСПС. Это же центральный орган профсоюзов». В отчаянии звоню в приемную Горбачева и прошу его помощника передать мои извинения Михаилу Сергеевичу, пытаюсь объяснить, что случилось все это, конечно же, не по злому умыслу, ошибка фоторепортера, то да се… Позже выяснится, что Горбачев высказался против моего увольнения, и об этом было немедленно сообщено в ВЦСПС.

Грозное начало обличительной речи председателя ВЦСПС С. Шалаева к концу неожиданно стало приобретать мажорные тона. Он вдруг заговорил о 19-миллионном тираже «Труда», о том, что «Труд» дает огромную прибыль, которой хватает, чтобы покрыть воровство в профсоюзах, что случившееся, конечно, заслуживает самого сурового наказания, но он предлагает ограничиться объявлением Кравченко строгого выговора.

Вот такая история. В тот же день помощник Горбачева рассказал мне, что генсек некоторое время в смятении разглядывал злополучную фотопанораму, а потом, рассмеявшись, попросил, чтобы Кравченко прислал ему на память десять экземпляров сенсационного номера с личным автографом.

– Ну надо же, не успел я проработать двух месяцев генсеком, как в «Труде» мне уже оторвали голову, – ехидно заметил Горбачев. Но тут же сказал, что Кравченко по партийной линии наказывать не надо. А вот что до этих злополучных номеров «Труда», то в дальнейшем на высоких встречах с важными гостями я буду показывать эти номера и говорить: «Вот какой у нас уровень демократии. В другой стране этого главного редактора немедленно прогнали бы со своего поста грязной метлой. А вот у нас он продолжает работать».

В течение следующих трех месяцев во всех редакциях газет и на телевидении проходили собрания, на которых рассматривался печальный опыт «Труда» и лично Кравченко. Позже я понял: была сделана отсрочка до моего назначения на пост первого заместителя Председателя Гостелерадио СССР.

Начиналась «вторая оттепель» после хрущевской. Теперь она уже войдет в историю как горбачевская.

Глава VIII
Сергей Лапин

С того злополучного мая, когда я прошел через «чистилище» в связи с ужасной ошибкой, следующие три месяца в редакциях газет, на телевидении и радио, на партийных собраниях обсуждали в подробностях «исторический прокол» в «Труде».

Михаил Сергеевич Горбачев выжидал время, пока «уляжется пыль», как он выразился в разговоре со мной. Но уже 4 августа 1991 года я был представлен на Коллегии Гостелерадио СССР в качестве первого заместителя председателя.

Короткий комментарий по этому поводу высказал председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин: «Некоторые из сидящих в зале сегодня вспомнили, конечно, ошибку в «Труде». Но это не меняет сути дела. Я искренне рад возвращению на телевидение Леонида Петровича. Вы тоже его хорошо знаете. Так что в добрый час!».

Сергей Георгиевич крепко пожал мне руку и дружески похлопал по плечу.

На самом деле я нервничал и прекрасно понимал, что моему возвращению он вовсе не радуется. Как позже он признается, в моем назначении он увидел, что грядут большие перемены в Гостелерадио СССР, а сам он уже сходящая со сцены политическая фигура.

Для того чтобы сделать такой вывод, надо было хорошо знать Сергея Георгиевича. Это был, безусловно, человек сильной воли, твердых политических убеждений, огромной эрудиции. Имел огромный опыт международной политической деятельности, руководил ТАСС, был послом в Китае и Австрии, заместителем министра иностранных дел СССР, владел иностранными языками. К тому же последние 15 лет он возглавлял Гостелерадио, провел несколько крупных реформ на телевидении и радио, сумел мощно укрепить материально-техническую базу телевидения и радио. Это при нем бурное развитие получило космическое телевидение, создание стройной системы «Орбита», развитие радиорелейных линий. Опять же благодаря его международному опыту быстро удалось наладить сотрудничество со странами, входящими в систему Интервидения и Евровидения.

Весь этот многолетний опыт (15 лет – это целая эпоха) он последовательно реализовал через многие творческие начинания. Он высоко ценил музыку и литературу на телевидении. Был инициатором создания многих талантливых многосерийных художественных и документальных фильмов. Он был заядлым театралом, и на советском телевидении появились десятки знаменитых театральных и телевизионных фильмов.

И вместе с тем у него был тяжелый, капризный характер. Редко мог кто-либо переубедить Сергея Георгиевича, если он уже принял для себя однозначное решение.

В политике Лапин последовательно отстаивал партийные позиции и в этом плане, как правило, занимал консервативные позиции.

До прихода к руководству М. С. Горбачева Сергей Лапин имел твердую поддержку в высшем руководстве страны.

Вот что писал о Лапине известный журнал «Форбс» в начале 1986 года, когда Сергей Георгиевич покидал свой пост:

«В политическом отношении Лапин представляет собой абсолютно надежного члена партии, которого можно отнести к «сталинистам». В переговорах он был тверд, порой к нему трудно было подступиться. Он всегда был прекрасным профессионалом в своем деле, а, следовательно, и крупной фигурой, вызывающей к себе уважение своим блестящим знанием дела. Он умел быть язвительным и своенравным, даже грубым, а потом с присущим ему шармом вновь завоевывать симпатии собеседника. Безусловно, это человек, с которым подчиненным и партнерам в переговорах приходилось нелегко».

От себя добавлю еще, что это был человек с высоким художественным вкусом. Он, как магнитом, притягивал к себе людей одаренных, талантливых и не терпел пошлости, примитивизма, дурновкусия. Признаюсь, если бы он был жив и руководил современным телевидением, то 3/4 нынешних многосерийных фильмов и развлекательных программ никогда не появились бы на телеэкране. Но вот парадокс, он никогда бы не поддержал большинство тех новых телевизионных циклов программ, которые мне довелось вместе с моими коллегами создавать в годы горбачевской перестройки.

Позже, когда он уже ушел на пенсию, мы часто с ним виделись, поскольку жили в одном доме, общались, спорили. Но однажды Сергей Георгиевич сказал пророческую фразу: «Все то новое телевидение и современные СМИ, с таким энтузиазмом поддержавшие политику гласности и демократизации и стремящиеся порушить старое, отречься от советских идеалов, советского опыта, в конечном счете под руководством Горбачева приведут страну к полной разрухе». Потом он дружески похлопал меня по плечу и добавил: «К счастью, я уже не стану свидетелем этой разрухи – просто не доживу. А вот тебе не завидую: с твоим честным характером ты хлебнешь много горя…».

Многие из этих слов оказались пророческими.

…Но вернемся к 4 августа 1985 года. После представления меня Сергей Георгиевич позвал к себе в кабинет и организовал маленькие мужские посиделки. Оказывается, он на следующий день уходил в отпуск и решил воспользоваться двумя поводами: «обмыть» мою должность, а заодно свой отпуск.

Посидели вместе часок, и Сергей Георгиевич дал массу дельных советов. Я внимательно слушал его, а про себя, грешным делом, подумал: «Ну и хитер же ты, Сергей Георгиевич, по сути, бросаешь меня в огромную телевизионно-радийную топку, где в общей сложности работали в целом по стране 96 тысяч человек, 130 телерадиоцентров, 2 крупных предприятия, одно из которых, Останкинский телецентр, было крупнейшим в Европе. На нем трудились более 9000 человек. А еще в системе Гостелерадио имелось 4 крупных научных центра. Кроме телевидения и внутрисоюзного радио работала мощная структура – иновещание. Это двухтысячная армия творческих и технических сотрудников, обеспечивавшая круглосуточное вещание на 83 языках мира.

Вот какая махина легла сразу на мои плечи, ну что поделаешь: отпуск так отпуск! Я был в тот момент уверен, что Лапин не случайно сразу же бросил меня в «одиночное плавание». Мысли разные приходили, в том числе и такие: выдюжит – молодец, а если нет, – обнаружится ошибка высшего руководства, готовящего Кравченко на смену Лапину.

Почти уверен, именно так и полагал Сергей Лапин. Но я не подвел ни его, ни себя.

Каждый день по составленному заранее графику у меня проходили встречи с крупными творческими коллективами – главредакциями. Это были «мозговые атаки», выливавшиеся в трехчасовые открытые диспуты о настоящем и будущем телевидении. А главное, о том, что в нем немедленно надо изменить, какие новые циклы программ открыть, чтобы сменить «телевизионный» репертуар. В соответствии с духом времени и задуманной М.С. Горбачевым политической реформой гласности и демократизации.

На этих творческих встречах я предложил представить себе современное телевидение как бы с чистого листа.

Моим обещаниям тотального обновления программ мало кто верил тогда.

И тем не менее в ходе «мозговых атак» удалось предложить около 70 новых циклов программ. Самым принципиальным было решение перейти на открытое прямое вещание большинства общественно-политических передач. Это означало, что политическое вещание становится бесцензурным. Такое раньше и в дурном сне не могло присниться.

Начали с радикальных перемен в главной политической передаче «Время». Она отличалась славословием, пестрела цитатниками из разного рода приветственных телеграмм и выступлений партийных вождей. В экономическом блоке постоянно звучали трескучие сообщения о производственных успехах, техника показывалась чаще, чем люди. Реального критического анализа положения дел в экономике просто не было.

Пришлось многое и быстро ломать. Мы при этом исходили из того, что программа «Время», как и все общественно-политическое вещание, должна ориентироваться на глубокий объективный анализ всех сторон нашей жизни. Публицистическое исследование фактов и явлений действительности должно вестись непременно заинтересованно, нешаблонно, если нужно – остро критически и бескомпромиссно, но при любых обстоятельствах оптимистично, конструктивно по духу и адекватно сути происходящего.

Я вообще уходил на телевидение со сложившимся представлением, что нужна смелая, острая, жесткая постановка вопросов, которая бы обеспечивала социальную защиту людей. А на телевидении что нашел?

Люди видели в нем средство развлечения, и никто не рассматривал ТВ как скорую социальную помощь, как средство защиты. Отчего? Да оттого, что на телевидении в то время не было серьезных передач с анализом экономических и социальных проблем, которые были бы рассчитаны на обеспечение защиты интересов различных социальных групп. Поэтому, когда в программе «Время» появились сюжеты такого свойства, это вызвало немедленный отклик телезрителей. Множество людей стали присылать свои письма с просьбами помочь, защитить, выехать на место, послать в командировку, снять какой-то сюжет. Это было приятно, это ожидалось.

Перестройка потребовала от тележурналистов страстной гражданской позиции, иначе злободневность и глубина темы могли оказаться обманчивыми. Что скрыто за поверхностью факта, житейского случая, производственной ситуации, какие нравственные и социальные пружины определяют поступки людей? Как преодолеть инертность мышления? Пока, к сожалению, на телеэкране ощущалась поверхностная постановка этих проблем. Нужно было выйти на новый уровень телевизионной публицистики, разрабатывающей современную тему. Но вот беда: за долгие годы в сознании журналистов сложились устойчивые стереотипы, страх преодолеть внутренне выстроенный «забор» с трудом позволял определить, что можно и что нельзя, жесткая самоцензура сковывала творчество тележурналиста.

И вот когда в программе «Время» неожиданно для страны с первых минут появились острые социальные сюжеты из провинции о человеческих горестях: о неустроенности с жильем, низкой зарплате, плохом медицинском обслуживании, бюрократической волоките, несправедливом увольнении людей, административных злоупотреблениях зарвавшихся начальников – наступил даже какой-то шок. Спасибо Горбачеву, в этот момент он уберег и программу, и руководство телевидения от грубого давления сверху. Именно с непосредственным участием Горбачева в эти первые месяцы произошли серьезные эксперименты в программе «Время». Одно из первых его выступлений, с изложением собственного видения перестройки, демократизации в стране, прошло в Ленинграде. Причем все попытки договориться с Горбачевым о прямой трансляции его речи были безуспешны. И тогда мы пошли на опасный рискованный вариант. Всего лишь на одну камеру удалось записать выступление генсека, при этом звук речи писался прямо с камеры. Поэтому получилась как бы подпольная несанкционированная запись выступления на телевидении Горбачева. Оно было, без всякого преувеличения, ярким эмоциональным, остро критичным. По ходу речи была подвергнута критическому анализу и экономическая, и политическая, и международная политика прежнего руководства страны.

С огромным трудом нам удалось уговорить Михаила Сергеевича дать согласие на вечерний показ в полном объеме этого выступления. Показ в техническом плане был несовершенным, но по содержанию этот выход в эфир произвел колоссальное впечатление глубиной и откровенностью оценок, отсутствием всяких заготовленных текстов. Произошел некий политический взрыв в обществе. А когда через неделю Горбачев выступил с еще одной такой яркой импровизированной речью в Минске и нам снова почти нелегально удалось показать ее в записи в рамках программы «Время», это был огромный успех уже обновленного ТВ.