Текст книги "Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии"

Терапевт: У вас что, волшебный свисток есть?

Варвара: Какой свисток?

Терапевт: Ну, такой платиновый свисток, чтобы животных звать.

Варвара: Интересно. Это волшебный чуланчик: что захочу, то и появляется.

Терапевт: Ну, хорошо.

Варвара (очень сердито): Это мой чуланчик. (Общий хохот.)

Терапевт: Это настолько ваш чуланчик, что его никто не в праве у вас отобрать, никто… Даже если бы я положил жизнь, чтобы его отобрать, это было бы все равно невозможно. Ну, закрывайте глаза. Сейчас раздастся голос из чуланчика.

Варвара: А кто там – в моем чуланчике? (Все хохочут.)

Терапевт: Сейчас раздастся голос из соседнего чуланчика… (Опять смеются.)

Варвара: Вот это мне нравится. (Закрывает глаза, улыбается, потом открывает.) Да, мне действительно не хватает голоса из соседнего чуланчика, голоса товарища по интересам. Но только так: по чуланчикам. (Закрывает глаза и смеется.)

Терапевт: Представляете, приходите на работу, а там лозунг висит: «Владельцы всех чуланчиков, соединяйтесь!»

Варвара (смеется): Ни за что.

Терапевт: Давайте представим себе, что вам очень важно научиться сосредоточиваться… и уходить в особое состояние… и кроме разных волшебных свойств в этом состоянии… вам очень важно испытывать… одиночество и независимость… Это значит, что даже в мелочах… вы должны быть действительно независимы… Чтобы вы могли чувствовать… ту температуру, которую вы хотите… и ту тишину… и время от времени вы можете слышать звуки… как будто бы волны… то покоя… то грусти… то радости… Все шумы жизни, все шорохи… голоса… отряхиваются где-то за порогом… и уходят все стуки… и вы чувствуете себя действительно независимой… И ваше лицо освобождается от лишней мимики… и становится своим… и вам не нужно думать ни о чем… И кажется, что какая-то вечность… чистая вода, сосредоточивает… если вы захотите, вы вспоминаете запахи… какие-то картины… или же это может быть полное бездумье… и облака… Вот у вас на столе стоит волшебный глобус… и стоит вам его повертеть… всмотреться в какую-то точку… у вас появляется особое зрение… и вы можете увидеть, что происходит… и вы чувствуете, что вам совершенно не любопытно… но все-таки иногда, если вы захотите… вы можете заглянуть в любое окно… и вы это изредка делаете… И главное, что никто не может заглянуть в ваше собственное окно… И вы чувствуете себя действительно совершенно свободно… Будто все условности куда-то пропали, и вам не нужно думать о своем теле… своих руках и ногах… И это глубокий покой… в котором есть немножко от сна… немножко от смерти… немножко от счастья… немножко от другой жизни… немножко следов от своей настоящей жизни… сегодняшней… И в этом месте особенно легко дышится… С каждым дыханием… может проходить время… и не нужно ни о чем спохватываться… потому что какие-то вечные часы… сами отсчитывают… Так приятно оказаться там… где больше нечего считать… и вы чувствуете себя легко и спокойно… И это удивительное место… когда бы вы ни пришли туда… какое бы у вас ни было до того состояние… как будто вы нажимаете кнопку лифта… или какой-то особый эскалатор… поднимает вас… Как будто вы поднимаетесь в горы… в какое-то красивое место… в особую хижину и смотрите на все сверху… хотя вы остаетесь в своем закрытом месте… Ощущение горного пейзажа… ощущение… покоя… отрешенности… И иногда, как маленькой девочке, вам хочется пошалить… и представить себе, что вы летаете на воздушном шаре… и увидеть сверху… разные города, людей… события… а иногда вам кажется… что вы переселяетесь в очень старую, пожившую на свете женщину… и на этой вершине… в этой хижине храните особую мудрость… разных веков… и народов… и если вам нужны какие-то ответы… или советы… то эта старая женщина, седая и мудрая, могла бы спокойно ответить на все… и все понять, и так хорошо входить в состояние… полного покоя… Где тело не имеет веса, где все происходит само собой. И полный покой… И ничто не трогает вас, и вы не трогаете другого… И в этом покое… в этом месте никто и ничто… не может достать до вас… Будто бы вы выполнили все свои долги… сейчас… Вот вы находитесь в этом состоянии… покоя… Иногда струятся сны… и мысли… Легко и спокойно… И вы чувствуете тепло… или холодок… Вы чувствуете прикасания волос… к щекам, возможность входить в свое пространство… и отдыхать, расслабляться… и чувствовать покой… независимость… покой и независимость… И с каждым днем у вас растет ощущение… у вас растет умение… входить в состояние… полного покоя… выращивать… отрешенность… и иногда это всего лишь пространство… а иногда это особая вода… которая струится… а иногда это волшебное зеркальце… волшебный глобус… который позволяет блуждать по далеким коридорам… по далекому лабиринту… куда-то уходить в другие пространства… в другие времена… и возвращаться обратно… И это ощущение полной свободы… когда можно не двигаться… а можно перемещаться… когда вы захотите… вы сможете записывать… эти волшебные сны… или истории… а можете забывать… их… И вы чувствуете… как где-то в стороне… происходит ваша жизнь… и когда вы хотите… вы возвращаетесь к ней… будто спускаетесь с горы, получив совет и поддержку… как будто выходите из других пространств… попутешествовав и испытав приключение… Или как будто вы возвращаетесь обратно… отдохнув в пустоте… и с новым любопытством к жизни… вы входите обратно… прежде всего ощущаете свое дыхание… и чувствуете, как отражение напора жизни… ее новых впечатлений время от времени… воспринимаете все, что происходит вокруг вас с новым интересом… любопытством… легко и спокойно… И ваше путешествие… ваше пребывание в этом месте с цветами… и с несколькими волшебными предметами… в полном покое… каждый раз приносит вам все новое и новое… удовольствие… И когда вы захотите, вы опять возвратитесь в эту тишину с ощущением глубокого покоя, независимости и одиночества… будто отгородившись хрустальной стеной от всех вопросов… и ответов. (Варя открывает глаза, улыбается терапевту и он улыбается ей в ответ.)

Терапевт: У меня три замечания: во-первых, здесь очень часто повторяется такая фраза «Когда вы захотите…» – по разным поводам. Она мне кажется очень важной, потому что часть терапевтического разговора строится по принципу «А чего вы хотите?». И теперь у клиентки в этом состоянии обреченности и выполнения долга будет много маленьких «чего я хочу». Они, как силовые опилочки, в определенном состоянии могли бы выстраиваться в какую-то свою линию. Из этих опилочек возникала бы линия «Чего хочу, того достигаю» – мои маленькие воображения и представления формируют направления усилий, и они реализуется.

Второй момент, который здесь важен: все наведение сделано с очень специфической интонацией, произносятся очень короткие фразы, точечные, являющиеся аналогом разных отличающихся точек в ее теле. Именно не линии, не длинные предложения, не суставы, которые сгибаются, а точки. Очень короткие фразы и длинные паузы между ними. Эти паузы – аналог следующего мотива – тишины. Часто говорится: «Тишина. Горный пейзаж». Я ввел горный пейзаж, так как клиентка сказала, что Тюмень ее раздражает, местность – как тарелка вогнутая. Горный пейзаж – это и вообще спокойный пейзаж, типический, но и нечто противоположное тому месту, где она сейчас живет.

И последнее замечание, касающееся того, что она здесь проводится в качестве женщины разных возрастов. Она легко становится маленькой, легко становится мудрой старухой, сама с собой советуется. Это тоже состояние, в котором клиентка легко меняется и, то становится легкой и молодой, больше наполненной желаниями, то отрешенной, старой и мудрой, свысока смотрящей на происходящее. Это тоже движение – от подавленности к приподнятости. И к середине, к некоей уравновешенности и легкости. Состояние нормальной, молодой средней женщины как бы уравновешивается такими раскачиваниями маятника «старая – молодая», что заменяет маятник «подавлена – возбуждена».

Что же касается глобуса, то когда клиентка приближается к определенной точке глобуса и рассматривает ее, и это место на глобусе увеличивается – аналог волшебного кристалла, в который она может вглядываться. Вход в другое пространство. Ход такой: я чего-либо хочу, начинаю об этом думать, мечтать, начинаю это видеть, и тогда оно ко мне приближается, я могу выйти в это, как в реальность. И желанная, мечтаемая, чаянная реальность тем самым и реализуется.

Вопрос участника группы: Варя жалуется на недостаток пространства, и вы предлагаете ей маленький чуланчик?

Терапевт: Для нее маленький чуланчик – это не пространство, а отверстие в другую жизнь, дверца в чулане папы Карло. Это ее стартовая площадка, с которой она может начинать перемещаться в другие миры и гораздо большие пространства.

Ион и другие

Это второй сеанс работы с Максимом, который хотел бросить курить. С ним читатель уже встречался в новелле «Который из них я?»

Максим: Курить хочется….

Терапевт: А-а, опять из-за курения?

Максим: Да, а что еще? (Смех.)

Терапевт: Давай выясним, что еще. Чего ты еще боишься?

Максим: Ничего я не боюсь.

Терапевт: Так уж совсем ничего?

Максим (после паузы): Я не знаю. В данный момент или вообще в жизни?

Терапевт: А чем отличается данный момент от «вообще в жизни»?

Максим: В данный момент вероятность наступления некоторых событий стремится к нулю.

Терапевт: Хорошо, а в окружающей жизни ты чего боишься?

Максим (после паузы): Провала, наверное…. Проиграть….

Терапевт: Так. А еще чего?

Максим: Карьеру не сделать.

Терапевт: А еще?

Максим: (улыбаясь): Змей боюсь.

Терапевт: Это уже лучше. А еще чего?

Максим: В смысле – фобии?

Терапевт: Нет, в смысле – чего боишься… (Смех.)

Максим: Да все вроде.

Терапевт: Какие у тебя были субличности? (В предыдущий день участники семинара выполняли упражнение по определению своих субличностей).

Максим: Первый – мужчина лет 40–50, фигура стройная, очки в роговой оправе, белая рубашка, галстук синий в красную полоску, костюм – тройка. Очень подтянутый, строгий, волевой, решительный.

Терапевт: Кем он работает?

Максим: Пиночетом. Маленький такой Пиночет.

Терапевт: Хорошо. Еще что?

Максим: Потом сразу были второй и третий – творческая и загульная часть. Загульная – ему бы за всеми женщинами поволочиться (при соответствующих условиях). А четвертый и пятый – это интеллектуальная часть и «он».

Терапевт: Ион? Кто это такой?

Максим: И он. Местоимение такое. (Смех.)

Терапевт: И что?

Максим: Просто назвал так. Не знаю, как иначе назвать эту часть. Некий субъект.

Терапевт: И что он делает?

Максим (после паузы. Отвечает жестко, отрывисто): Ну, это хидер. Журналисты называют их киллерами, но это неверно. На самом деле он хидер (так в американском английском).

Терапевт: И что он в тебе делает?

Максим (отвечает еще более отрывисто): Ничего. Просто идет по улице. И все.

Терапевт: Хорошо. А зачем ему кого-то убивать?

Максим: Я не знаю.

Терапевт: Ему это доставляет удовольствие или это его профессия?

Максим: Да, профессия.

Терапевт: А как он стал киллером? Что его заставило?

Максим: Я не знаю. Это просто такая субличность, и все.

Терапевт: Что он – наркоман, ему нужны деньги на наркотики? Или он запутался?

Максим: Нет, он такой спортивный, весь правильный. (Произнося это, Максим горделиво вскидывает голову.)

Терапевт: Он что – сумасшедший?

Максим: Нет, совершенно нормальный, трезвомыслящий человек.

Терапевт: Тогда зачем ему кого-то убивать?

Максим: Ему, видимо, это нравится.

Терапевт: То есть – какой-то части тебя это нравится?

Максим (почти агрессивно): Может быть.

Терапевт (с улыбкой загибает пальцы и перечисляет): Значит, Пиночет, убийца… (Максим смеется.) Это социально близкие части….

Максим: Нет, они социально далекие. Совершенно разные.

Терапевт: А еще есть тот, который любит погулять…. А что делает творческая личность?

Максим (мимикой, движениями плеч и рук изображает «кисель»): Она вся какая-то левая… Одета так небрежно….

Терапевт: А чего она хочет?

Максим (неожиданно высоким голосом): Да-а!.. Ничего она не хочет. Просто когда есть какие-то проблемы, она их решает.

Терапевт: Вот видите, совершенно непонятно, зачем сюда приезжать и изучать какие-то науки или ремесла. Мне кажется, что все обозначенные ваши субличности совершенно не нуждаются ни в каком обучении. Они и так все умеют. Разве что сорокапятилетнему нужно немножко подождать да галстук получше подобрать. (Максим смеется.) Но и для него здесь тоже неподходящее место. Тут есть какое-то противоречие….

Максим: Нет противоречий.

Терапевт: Но ведь все названные вами субличности здесь не дома….

Максим: Может, не все?

Терапевт: Тогда какие?

Максим: Может, профессиональная…. Очень много для меня значит.

Терапевт: А что это такое?

Максим: Доктор.

Терапевт: Давайте тогда про нее поговорим. Что это за персонаж? В чем его смысл?

Максим: Работать. И получать от этого удовольствие.

Терапевт: А что, нельзя получать удовольствие находясь в других ипостасях? По-моему, даже быстрее…. Вот у того, который стреляет: попал – и сразу удовольствие.

Максим (после паузы): Не-е-ет….

Терапевт: Ну, конечно – он ведь еще до этого охотится….

Максим (кивает головой): Очень долго.

Терапевт: А почему вы решили стать доктором – психиатром?

Максим: Я попал в медучилище – совершенно случайно, а потом в мединститут – тоже случайно. Очень хотел оттуда уйти, но не ушел….

Терапевт: Тоже случайно….

Максим: А потом вдруг начал интересоваться психиатрией, и мне это понравилось. Стал ходить на факультатив, читать книги…. Меня психология интересовала давно – со школы еще. Так и получилось….

Терапевт: А что такое психиатрия? Это что, по вашему определению, когда человек попадает в сумасшедший дом и сам забывает – то ли он сам сумасшедший, то ли лечит сумасшедших. И поэтому у него нет проблем: нормальная его голова или ненормальная. Вот так заглянешь в голову, а там черт знает что: один говорит одно, другой другое, и вообще напряжение сильное.

Максим (сквозь смех): Сильное напряжение.

Терапевт: А тут посмотришь: другие еще более сумасшедшие. И как-то сразу успокаиваешься, все-таки с тобой этого не происходит. Явно есть отличие. Потом пойди различи: приходишь туда в халате, про себя думаешь: просто переоделся. А остальные даже и не понимают, думают, что все так, как надо. Такая вот острая игра: поймают – убьют. А если разоблачат раньше времени – сам кого-нибудь убьешь.

Максим (сквозь смех): Нет, это не игра….

Терапевт: Получается, что самое нормальное в твоей жизни – курить…. Когда ты куришь – это простое нормальное действие, это все понимают. Ты – человек свободный. И никаких хлопот – целеустремленное, направленное действие. И ты от него хочешь избавиться?

Максим (сквозь смех, кивая головой): Да, я хочу от него избавиться. Все возвращается на круги своя.

Терапевт: Как же тогда узнать – нормальный ты или нет?

Максим: А зачем? (Смеется.)

Терапевт: Ну, как? Тебе же самому беспокойно. Как каждый психиатр, ты же беспокоишься о том, как там у тебя в голове процесс идет…. Может, ты с ума скоро сойдешь…. Или там вообще напряжение сильное. А так ты совершаешь маленькие адекватные действия – куришь – и вроде бы все нормально, не надо беспокоиться.

Максим (сквозь смех): По-моему, это перенос. Я могу совершать и другие адекватные действия. Мне не надо курить, чтобы убедиться, что я нормальный.

Терапевт: Совсем не надо, что ли?

Максим: Ну, иногда – надо.

Терапевт: Вот именно – «иногда надо». Ведь это как происходит: нормальный, нормальный, и вдруг раз – давление поднялось, как в котле, и забулькало в голове. (Максим непонимающе смотрит на терапевта.) Ты хотел бы знать точно, что не сойдешь с ума? Чтобы гарантия была?

Максим: Нет.

Терапевт: Все-таки ты хотел бы, чтоб у тебя был шанс сойти с ума?

Максим: Да.

Терапевт: Зачем тебе это?

Максим: Не знаю. (Опускает глаза, задумывается.)

Терапевт: Тебе кажется, нужно, чтобы была какая-то возможность с катушек слететь? Что, так интереснее жить, азартнее?

Максим (теребит бороду): Да.

Терапевт: То есть лучше сойти с ума, чем кого-нибудь убить?

Максим (после паузы): Смотря в какой ситуации.

Терапевт: Но нужно иногда, чтобы было какое-то действие, которое выходит за рамки обыденности, иначе будет слишком скучно.

Максим (немного помолчав): Может быть….

Терапевт: Тебе нужно ощущение остроты?

Максим (очень решительно): Да. Риска. (Пристально смотрит на терапевта.)

Терапевт: Не смотри на меня такими дикими глазами. (Максим смеется.)

Максим: Что, страшно?

Терапевт: Нет, не страшно. Но жалко расходовать дикие глаза. На них можно построить и пустить электростанцию, она будет ток давать людям. (Смех в группе.) Ты будешь на своих пациентов смотри дикими глазами. Ты на них, они – на тебя.

Максим: И что толку?

Терапевт: Искры будут сыпаться. (Максим смеется.)

Благодаря этим абстрактным рассуждениям, несколько резонерским, можно понять, что у Максима выхолощены чувства, их как бы поменьше, они не столь отчетливы. Это желание риска, остроты дает ощущение какой-то эмоциональной связи с окружающим. А то, о чем я с ним говорю по поводу курения – нормальные маленькие ощущения: капилляры чувств, резонансы с реальностью.

Это понятно. Жизнь должна быть острой, не скучной. Проснулся утром и не знаешь: сойдешь с ума – не сойдешь, разобьешься в машине – не разобьешься, разоблачат тебя – не разоблачат. А ты что, любишь мучаться?

Максим: Не-е-ет.

Терапевт: Ну как: если у тебя внутри мотор, он все время греется, кипит…. Тебе нужно, чтобы жизнь была все время острой… Иногда нужно клапан открыть, чтобы лишний пар вышел. Для этого понадобятся кое-какие средства. И вот ты мучаешься: бросить курить – плохо, не бросать – тоже плохо. У тебя внутри, как в часах, разные колесики, связанные с мучениями: одно мучение ведет за собой другое мучение и т. д. Тебе нужно, чтоб у тебя внутри все время как будто бы жернова крутились. (Максим сначала смеется, потом вдруг резко перестает.) Ты ведь не хочешь спокойной жизни?

Максим: Нет, не хочу….

Терапевт: Что плохого тебе сделала спокойная жизнь? Многие, наоборот, специально ищут покоя… «А он, мятежный…»…

Максим: Скучно мне…. Это жизнь как бы в треть силы. Встать с утра и, не просыпаясь, сходить в институт, потом осмотреть больных….

Терапевт: Ты хочешь быть таким чайником, который все время стоит на огне и все кипит, кипит, кипит….

Максим: Да, да, да….

Терапевт: Хорошо. А кто будет воду подливать? Ты сам или другие?

Максим: Я сам. Я хочу быть самообеспечивающимся кипящим чайником.

Терапевт: Тебе что, другие вообще не нужны?

Максим (после паузы): В смысле?

Мой вопрос попадает в него: он задумывается, он растерялся.

Терапевт: Смотри. Судя по твоим субличностям (терапевт загибает пальцы на руке): Пиночету другие нужны для того, чтобы он им с горы распоряжения отдавал. Он их лиц не видит. «Убийце» люди нужны как мишень. «Люблю людей», – сказал людоед. (Максим смеется.) Идешь по улице, есть в кого прицелиться – и хорошо: глаз все время при деле. (Максим согласно кивает головой.) Тот, который любит погулять……

Максим: Женщины – что? Они же не люди, естественно….

Терапевт:…..ему, судя по всему, даже и все равно – с кем. Сегодня одна, завтра – другая.

Максим: Ну, получше….

Терапевт: Ну, да…. Но все-таки они все какие-то у тебя безалаберные персонажи. И в результате возникает образ такого существа, которое живет в будке, лает на Луну, мечтает сорваться с цепи и всех перекусать…. (Максим смеется.) Быть в округе самым главным, пока не приедет собаколовка. Такая у тебя страстная жизнь – охранять какое-то пространство, на всех лаять и одновременно быть при деле. Как психиатр в отделении ты охраняешь покой, чтобы никто не расслаблялся и не знал, какое у тебя сегодня настроение: то ли перекусаешь, то ли будешь охранять. Жизнь кипучая! (Общий смех.) Да? Это что, твой идеал?

Максим: Почему это психиатр в отделении – как собака на цепи? (Со смехом.)

Терапевт: Ну, это я, конечно, перегнул палку. А все-таки: он ходит в галстуке, с умным видом, как Пиночет, смотрит, записывает…. (Общий смех в группе.)

Максим: Почему вы так плохо относитесь к психиатрам?

Терапевт: Почему плохо? Это один из образов. Он совершенно не исчерпывающий. Я ведь спрашиваю не вообще о психиатрах, а о том, как ты это видишь. Ты же не сказал: «Я хочу быть психиатром, помогать людям…». (Максим резко перестает смеяться, прикрывает лицо рукой, медленно проводит ею по глазам, по щеке.) Вы же не начали при этом учащенно дышать, проникновенно смотреть в глаза, и глаза ваши при этом не поголубели… (Максим – кареглазый.) Из ваших рассказов не следует, что вы – такой психиатр, который приходит в палату и страдает вместе с каждым…. (Максим смеется.)

Максим: А с больным совершенно не надо страдать, ему помогать надо.

Терапевт: Я и не предлагаю тебе страдать. Я ведь просто пытаюсь описать…. Вот если бы ты в такую собаку превратился, это реализовало бы все ваши желания?

Максим: Нет.

Терапевт: А чего бы не хватило?

Максим: Не знаю…. Опасности.

Терапевт: Как? Такая-то собака? Она вся в опасности: ее поймают, увезут, не так поймут, не того укусит… – как раз то, что надо! (Максим смеется.)

Максим: Как русская рулетка!

Терапевт: Вот для этого образ собаки как раз и создан.

Максим (смеясь): Мне не нравится идея быть собакой.

Терапевт: А главной собакой во всем районе? (Общий смех.)

Максим: Все равно не нравится. Даже если во всей стране….

Терапевт: Мне кажется, что при таких страстях – куришь или не куришь – уже не имеет большого значения. Потому что, когда человек может позволить себе всех перекусать, растоптать, убежать, прибежать, выпить, похватать женщин, бросить женщин, для него уже мелочи – курит он или не курит. Он и так ужасен.

Максим (сквозь смех): Но если я брошу курить, то буду делать все это еще более эффективно. (Общий смех в группе.)

Терапевт: И хорошо. Ты создал для себя образ, что ты не чайник, а просто атомная бомба, которой только не хватает взрывателя. Ты что, против покоя в любой форме? Покой для тебя – смирительная рубашка. Если бы, не дай Бог, удалось тебя погрузить в транс, то ты на какое-то время не мог бы всех перекусать, не мог бы себя контролировать…. Вдруг с тобой что-нибудь такое произошло бы…. Ты бы тогда или с ума слишком сильно сошел, или стал бы, наоборот, слишком нормальным….

Максим: Это интересная идея: может произойти что-нибудь непредсказуемое….

Терапевт: А вдруг, если тебя выключить, как чайник, и ты остынешь, у тебя депрессия начнется? Будешь подавленным, дохлым….

Максим: Приеду домой, возьму амитриптилин и буду пить. (Смеется как будто через силу, как человек, который уже устал от приступа хохота.)

Терапевт: А если не поможет?

Максим: Еще что-нибудь… спиртное….

Терапевт: Видишь, ты опять говоришь: попью, поем, покурю… (Делает жест рукой, будто подносит ко рту сигарету.) Когда ты не куришь, тебя что – шатает?

Максим: Подшатывает. (Кивает.)

Терапевт: У тебя как: настроение понижается или ты становишься дисфоричным?

Максим: Скорее, дисфоричным.

Терапевт: Так ты и так дисфоричный….

Максим (смеется): Так я же не курил, вот и дисфоричный.

Терапевт: Нет, мне кажется, из того, что ты рассказываешь, возможен такой вариант: ты энергичен, но твоя энергия – равномерная, она находится в каких-то берегах.

Максим (отвечает тихо и серьезно): В общем, если в нормальной жизни – то да.

Терапевт: Я об этом и говорю. Тогда почему ты себе придумываешь такие экстравагантные образы?

Максим: Нравится мне такие образы себе придумывать!

Терапевт: Вот смотри: ты одет в белые брюки и черную рубашку, а рассказываешь про себя так, будто на тебе малиновая жилетка, зеленые ботинки, желтый берет, будто бы у тебя фиолетовые глаза, синие волосы…. Послушать тебя, так кажется, что в твоем «чайнике» (показывает на голову) варится не вода, а краски кипят. Зачем тебе такие страсти про самого себя? Такое впечатление, что тебе хочется быть ярче и мимикрировать….

Максим: Под легонькую истерию?

Терапевт: Нет, я бы этого не сказал. Тут я не вижу истерии. Мне кажется, что ты, скорее, боишься этого «чайника», который кипит……

Максим: Может быть….

Терапевт:…..что ты боишься, чтобы в тебя не заглянули – вглубь – и не разоблачили в чем-то, что кажется тебе ужасным. Хотя я, например, не вижу ничего ужасного, чего надо стесняться или опасаться. А ты, такое впечатление, видишь там какой-то скелет, закопанный на дне и поэтому, как каракатица, выпускаешь вокруг себя волны чернил, сбивающие со следа. Нет у тебя такого ощущения? (Максим долго молча смотрит на терапевта, чуть удивленно улыбаясь, словно впервые видит его, а главное – впервые узнает себя.) За всеми этими яркими образами – боязнь показаться неинтересным, попасть в эту яму, в которой даже амитриптилин не поможет. Будешь сидеть грустный, подперев голову руками, откинув задние лапы и выть на Луну. (Максим смеется.)

Максим (с кривоватой растерянной улыбкой смотрит на терапевта в упор): Может быть….

Терапевт: Грусть – замечательное состояние. Такое творческое….

Максим: Что, стихи, что ли, писать?

Терапевт: Не обязательно стихи писать, но и, как чайник, кипеть тоже не обязательно все время… (Максим тяжело вздыхает.) Получается, что тебе, чтобы кипеть, как чайник, надо постоянно разводить под собой огонек. И одним поленом в этом костре для тебя является это «бросил курить, начал курить…». Зачем тебе все время кипеть? В конце концов, холодная свежая ключевая вода еще вкуснее.

Максим (очень тихо): Может быть, я не знаю.

Терапевт: Хорошо. Если бы ты хотел погрузиться в транс, что бы ты хотел испытать?

Максим (роняет голову на руку, опускает глаза): Какое чувство?

Терапевт: Ты так это спросил, как будто чувств не испытывал года три…. Они что, все сгорели в пламени революции? (Максим сначала смеется, потом задумчиво отворачивается от терапевта.)

Максим (после паузы. Говорит чуть сдавленным голосом): Уверенность в себе, может быть…. В том, что у меня получится добиться того, чего хочу.

Терапевт: А чего ты хочешь?

Максим: Ой! (Смеется, потом резко «стирает» с лица улыбку, поворачивает голову к терапевту.) Скажем, карьеру сделать.

Терапевт: Вот ты обозначил несколько этапов карьеры. Какую из них ты хочешь сделать: Пиночетом стать или дорогим убийцей? Что ты имеешь в виду под карьерой?

Максим: Врачебную карьеру.

Терапевт: Что ты для себя хочешь от этого? Каков твой конечный результат на уровне «вижу-слышу-чувствую»?

(Максим молчит.)

Терапевт: Я тебя уверяю: все, что ты можешь иметь в результате этой карьеры, ты можешь испытать сейчас.

Максим: Это называется «подстройка к будущему».

Терапевт: Я не знаю, как это называется. Но если ты скажешь, что хотел бы ощущать как поток или как отдельные ощущения, мы можем это воспроизвести – в самом подлинном виде.

Максим (довольно долго молчит, подняв глаза кверху): Уверенность в себе и знание, что я могу решать все более сложные проблемы.

Терапевт: «Уверенность в себе» – какая-то абстракция. Это не машина, которая имеет цвет, не дерево, которое можно потрогать, не лошадь, на которой можно проехать….

Максим: Понял. На уровне «что я чувствую»…

Терапевт: Ну, конечно. Что такое «уверенность в себе»? Пока у тебя уверенность заключается в том, что ты бегаешь по кругу со скоростью 30 км в час: на 15-м километре бросаешь курить, на 16-м снова начинаешь, на 17-м опять бросаешь. Все остальное, наверное, так же: бросаешь – начинаешь. Что такое для тебя уверенность? На чем она должна быть основана? Что ты хочешь почувствовать?

Максим (на протяжении всего монолога «всматривается и вслушивается» в себя): Может быть, спокойствие.

Терапевт: Спокойствие? Что это для тебя? Тебя надо посадить в клетку, как попугая….

Максим: Нет. Это ощущение спокойной уверенности. Это когда я буду чувствовать такой азарт (вдруг осекается, понимая, что противоречит себе, дальше уже говорит неуверенно) и ощущение……

Терапевт: Опять! «Покой, когда я буду чувствовать азарт». У тебя нет иголки под задницей? Тебе никогда не делали укол, и иголка не ломалась в шприце? (Максим смеется.) Ты послушай себя: «Чтобы чувствовать покой, мне нужен азарт». Что ты говоришь? Что для тебя покой? (Максим молчит, опускает голову, теребит бороду.) Что тебе тут мешает быть спокойным: сидишь, никто тебя не трогает, всем ты нравишься, сиденье удобное, кровать удобная….

Максим: Кормят хорошо….

Терапевт: Карьеру заодно делаешь: обучаешься умным вещам. Казалось бы, покой просто разлит в воздухе. Чего тебе не хватает?

Максим: Уверенности, что смогу это применить и……

Терапевт: Опять! Покой – уверенность, покой – уверенность. Нарисуй картину: что такое для тебя покой. Вот ты уже всего достиг – ты сделал карьеру. Ты уже на пенсии….

Максим: Да лучше застрелиться, чем быть на пенсии!

Терапевт: Не знаю. Я так не считаю. Тогда представь себя перед тем как застрелиться или выйти на пенсию: ты в расцвете сил. Что ты чувствуешь? Что такое для тебя уверенность? (Максим растерянно смотрит и улыбается. Общий смех.) Я тебя серьезно спрашиваю: что такое для тебя покой? А ты мне говоришь: «Покой – это когда бежишь, но с уверенностью». (Максим смеется.) Ты себя послушай, что ты говоришь! Все, тебе уже дали гарантии: с ума не сойдешь, жизнь у тебя будет интересная, других кусать не обязательно. Хотя, если хочешь – кусай на здоровье. Тебе только спасибо скажут. Хочешь – сиди на цепи, хочешь – спускаем тебя с цепи…. Что для тебя покой? Что тебе еще нужно? Всего этого ты уже достиг. И не куришь. И забыл уже, что это было проблемой.

Максим: Вообще-то покурить не мешало бы….

Терапевт: Облизывай палец. Кусай палец.

Максим (после молчания, как бы с облегчением): Это такое ощущение, когда ты чувствуешь себя тяжелым, но в то же время очень энергичным. Как сжатая пружина, которая может в любой момент разжаться…. (Сжимает и разжимает кисти рук.) Много пружин внутри – и я могу ими управлять. Вечный двигатель.

Терапевт: Что это для тебя – «Я могу ими управлять, я контролирую ситуацию». Зачем тебе это? Ты боишься, что если не будешь контролировать, то сойдешь с ума, всех искусаешь?

Максим (очень тихо): Может быть….

Терапевт: Так не бойся этого! На самом деле, если не будешь контролировать, тебе только лучше от этого будет.

Максим: То есть?

Терапевт: Не надо ничего контролировать. Вот когда спишь, ты много контролируешь? Хотя ты, наверное, не спишь….

Максим: Сплю.

Терапевт: Ты спишь?

Максим: (со смехом): Да.

Терапевт: Уже легче. Правда спишь?

Максим: У соседа можете спросить…. (Общий смех.)

Терапевт (похлопывает Максима по руке): Значит, есть надежда. Может, ты думаешь, что дневная жизнь сильно отличается от сна? Что дневную жизнь надо больше контролировать? Чем больше расслабиться, тем больше в тебя войдет – всего. Кроме сигарет. (Максим смеется.) Ты можешь представить: покой, ты сидишь на берегу реки……