Текст книги "Лабиринт снов"

Леонид Кудрявцев
Лабиринт снов

Всегда помни, кто ты, зачем пришел в этот сон, и не пропусти момент, когда из него нужно уходить.

Одна из заповедей инспекторов снов.

«Фиг вам!» – сказала Красная Шапочка, доедая Серого Волка.

Народное присловье.

1

В настоящей женщине должно быть что-то от волчицы. А эта…

Ну, не важно.

Может быть, именно поэтому она и ушла.

Я вытащил из ящика письменного стола пистолет и, положив его перед собой, закурил сигарету.

Вороны за окном орали как оглашенные.

Вот и все.

Я посмотрел на пистолет. Он казался гораздо тяжелее, массивнее, чем был на самом деле. Забавно. Пистолет. «Смит-Вессон», шестьсот пятьдесят граммов весом, с магазином на десять патронов.

Мне вспомнилась барахолка и запросивший за него полторы тысячи небритый, невзрачный мужичок. Тщательно пересчитав деньги, он пожал мне руку и растворился в толпе.

Значит, все это было не зря. Сейчас эта покупка пригодится.

Сигаретный дым вяло уплывал в форточку.

Мне хотелось закрыть глаза, расслабиться. Постепенно, кусочек за кусочком, забыть все, что я когда-либо знал, до тех пор, пока вместо памяти не останется лишь полная пустота. И тогда появится ощущение небывалой, никогда до того не случавшейся свободы. Я подпрыгну и, словно воздушный шарик, взлечу, выскользну в форточку…

Если бы это было возможно!

Я вылез из-за стола, прошелся по комнате и остановился у окна. Прижавшись лицом к стеклу, стал смотреть на улицу.

Там был грязный асфальт, и по нему куда-то катил на велосипеде мальчишка в драном трико, а также стоял, неловко приткнувшись к обочине, новенький «запорожец» с наклейкой на ветровом стекле «Патроль ниссан». Вот остановились две соседки, толстые, глупые и осатаневшие от жизни. Почти сразу же одна обозвала другую дурой и сейчас же услышала в ответ, что сама «больно умная». Они вяло, словно проговаривая давно надоевшую роль, стали ругаться. А мимо них тянулась нескончаемая вереница мужиков в фуфайках. Каждый держал в руках сетку, наполненную пустыми бутылками.

Тяжело хлопая крыльями, пролетела большая, можно сказать – огромная, ворона. Кажется, она мне подмигнула.

Я вспомнил птицу-лоцмана и затосковал.

Нет, никогда я ее больше не увижу, не услышу шума ее крыльев, никогда больше она не опустится на мое плечо.

Наверное, надо было тяжело вздохнуть, но вместо этого я повернулся спиной к окну и внимательно посмотрел на пистолет.

Теперь он казался маленьким спящим зверьком, готовым в любой момент проснуться и забрать жизнь того, кто до него дотронется. Впрочем, вполне возможно, он лишь делал вид, что спит, а на самом деле просто ждал. Меня. Он знал, что я никуда от него не денусь, сколько бы ни ходил, сколько бы ни смотрел в окно.

Я вернулся к столу, и пистолет послушно лег в мою руку.

В воздухе все еще чувствовался запах духов той, что ушла. Ничего, скоро он исчезнет.

Холодный ствол ткнулся в висок. Теперь осталось только сказать себе: «А слабо?..»

Кстати, надо встать так, чтобы пуля, не дай бог, не вылетела на улицу. Еще попадет в кого-нибудь.

Ну вот, теперь, собственно, можно и начинать.

Щелкнул предохранитель.

Интересно, когда найдут мое тело? Сейчас, днем, все на работе. Выстрел никто не услышит. А если и услышит, то пойти узнать, кто в кого стрелял, просто побоится. Этот мир жесток. Излишне любопытный может запросто получить в живот пулю. Просто так, за компанию.

Получается, мое тело найдут не скоро. Может быть, только тогда, когда запах из комнаты станет нестерпимым.

Я опустил пистолет.

Передо мной по стене бежала тоненькая горизонтальная линия, потом от нее отделилась вертикальная и опять горизонтальная. Они соединились.

Не может быть.

Вот линии очертили прямоугольник, он стал темнеть, по нему, словно по экрану испорченного телевизора, побежали полосы. На секунду линии исчезли, потом возникли вновь, став четче. И наконец передо мной появилась дверь.

Оставалось лишь ее открыть и куда-нибудь войти.

Сунув пистолет в карман, я достал из шкафа старую кожаную куртку. Надев ее, я открыл дверь. За ней была черная, безграничная пустота. Правда, сразу за порогом лежал круг света, словно приглашение, напечатанное на открытке с пошлой картинкой.

Похоже, змора придумала что-то новенькое. А может, ей не понравилось, что я хотел сбежать из статичного мира? Нет, в таком случае она бы просто вытащила меня в свой мир, а там мгновенно превратила бы мой пистолет в нечто совершенно безобидное.

Я выкинул окурок в форточку. Через несколько секунд с улицы послышался истошный женский крик:

– Хулиган! Посадить тебя, козла интеллигентного, надо, чтобы в честных людей окурки не бросал. Сейчас милицию вызову! Книжки поганец читает и нос задрал! Ну выгляни, выгляни, вонючка, я тебе зенки-то выдавлю!

Пожав плечами, я подумал, что фокус с неожиданным возникновением двери больше всего походил именно на вежливое приглашение. К чему бы это?

Я шагнул на круг света, и он спружинил подо мной, как хорошо натянутый батут.

Ну и что дальше?

С сухим бумажным треском круг разорвался, и, словно Алиса в кроличью норку, я полетел вниз.

Ударивший в спину ледяной ветер едва не перевернул меня на живот, но неожиданно стих. Я падал, падал и падал вниз. Длилось это до безобразия долго. Временами мне казалось, что я вовсе и не падаю, а неподвижно завис в пустоте и это никогда не кончится.

Потом я замерз и, чтобы согреться, стал дрыгать ногами и размахивать руками. Впрочем, через некоторое время опять потеплело, и я посчитал это благоприятным знаком.

Я даже посмотрел вниз, но там была лишь непроглядная темнота. Вот мимо меня пролетела широкая, усеянная голубыми звездочками огненная лента.

Откуда-то я знал, что она живая.

Интересно, каким меня видит это существо?

Я вздохнул.

Странное равнодушие и отрешенность постепенно овладевали мной. Не хотелось ничего, даже дышать стало трудно.

Вдруг у меня под ногами полыхнуло. Мимо меня пролетело облако сверкающих искр, и я ухнул в тяжелый, вязкий, словно кисель, голубой туман. Он неохотно расступался под моей тяжестью, но постепенно стал жиже, поредел. Теперь я падал все быстрее и быстрее. Сквозь туман стали проступать какие-то неясные контуры. Я стал прикидывать, на что они похожи, но вдруг упал на наклонную поверхность и стремительно покатился вниз.

Мир кружился вокруг меня. Я отчаянно пытался остановиться, но никак не мог. А потом склон кончился. Я приложился обо что-то головой, да так, что из глаз посыпались искры, и потерял сознание…

2

…Воздух пах миндалем.

Вынырнув из беспамятства, я долго лежал, даже не пытаясь открыть глаза, и со всхлипыванием, судорожно нюхал этот запах, пропускал его сквозь ноздри, наслаждался им.

Постепенно, придя в себя окончательно, я сообразил, что все же попал в мир зморы.

Ну еще бы, какой другой мир мог так пахнуть? В какой еще другой мир я мог попасть?

Голова у меня кружилась, слегка подташнивало. Видимо, я хорошо обо что-то приложился там, на склоне. Хотелось забыться и не думать ни о чем, совсем ни о чем. Или же нет, думать, но только о чем-нибудь постороннем, не имеющем никакого отношения к зморе и ее странному миру, о чем-нибудь давнем, давно забытом и вдруг, как бы без особой причины вспомнившемся…

Да, я вспомнил.

Мне почему-то вспомнился Гунлауг-учитель.

Именно он…

Теплая осенняя ночь. Костер, в котором потрескивают сырые смолистые веточки. Рассеянно подобрав с земли длинную обожженную палку, Гунлауг вонзает ее в костер, так что к небу взлетает целый рой искр, и продолжает рассказывать:

– …Защитники крепости один за другим умирали от голода. Кончились снаряды для больших баллист, и котлы, из которых в первые месяцы осады лили на головы штурмующих кипящий жир, опустели. Хоронить мертвых было некому. У тех, кто еще оставался в живых, не хватало на это сил.

Но никто из осажденных и не помышлял о сдаче. Все знали, что пощады не будет. А тем временем злобные тролли, предчувствуя победу, ликовали. Когда же из темных джингахарских лесов на подмогу к ним явились вооруженные кривыми тяжелыми мечами, в латах из кожи саламандр гоблины, тролли стали готовиться к последнему штурму.

Зная, что наутро их ждет неминуемая гибель, ночью, оставив на стенах лишь нескольких часовых, защитники крепости собрались на совет. На исходе ночи, когда большая кровавая луна Темисо поднялась на свой небесный трон, а маленькая – голубая, по имени Джамиран – стыдливо, как и каждую ночь, спрятала свое лицо за горизонтом, встал верховный жрец бога Гипноса.

Он сказал, что выслушал всех и понял, что никто не знает, как спастись от лютой смерти. Но он придумал, как ускользнуть из крепости и обмануть кровожадных троллей. Для этого надо уйти в странный и загадочный мир снов. Правда, добавил он, заканчивая свою речь, вернуться из мира снов обратно будет уже невозможно.

Задумались было дайны, но тут слабый ночной ветерок донес до них со стороны лагеря осаждающих скрип и стук. Это сколачивались штурмовые лестницы и щиты, чтобы защищаться от стрел.

И каждый посмотрел на небо родного мира, на стены родного города, каждый вспомнил о могилах славных предков. Но выхода не было. Мало кому хотелось умирать, и никто не желал зла своим женам и детям.

Когда же наступил рассвет и голубое солнце показалось над горизонтом, верховный жрец бога Гипноса пропел заклинание и возникла дверь в мир снов…

Через час солнце поднялось уже достаточно высоко и окрасило аквамариновым цветом покрытые жемчужными раковинами крыши домов города дайнов.

И начался штурм.

Не встретив ни малейшего сопротивления, тролли и гоблины ворвались в крепость и не обнаружили в ней ни одного человека. Все защитники исчезли неизвестно куда. Остались лишь покинутые дома и то имущество, которое дайны не смогли унести с собой.

Сообразив, что их провели, вожди гоблинов и троллей переругались. Каждый винил в неудаче другого. Наконец, собрав то, что осталось, а надо сказать, что дайны прихватили с собой наиболее ценные вещи, тролли и гоблины с позором вернулись, одни в свои джингахарские леса, другие – в мрачные теснины кромпонских гор. С тех пор отношения между этими двумя племенами испортились, и редко когда какой-нибудь гоблин, встретив на глухой лесной тропе тролля, отказывал себе в удовольствии вонзить ему кинжал в спину. Если в подобной ситуации оказывался гоблин, то тролль поступал точно так же.

Исчезновение же дайнов так и осталось великой тайной, поскольку никто в других племенах не мог определить, куда они исчезли. И только временами жрецы бога Гипноса, когда при них начинали обсуждать этот загадочный случай, понимающе переглядывались и едва заметно усмехались.

А дайны, попав в мир снов, увидели, что он странен и чужд. Многие поначалу погибли, поскольку не знали, как в этом мире жить и добывать себе пропитание. Если бы им не помогал верховный жрец бога Гипноса, они бы погибли все. А так уцелело несколько сотен самых сильных и умных.

Шло время. Народ дайнов выжил и все увеличивался. Поначалу находились безумцы, пытавшиеся искать путь обратно, в тот мир, из которого пришли. Ничего у них не вышло.

Сменялись поколения. Постепенно стерлись воспоминания о статичном мире, и мир снов стал для дайнов родным. Те, кто в нем родился, не могли уже представить, как можно жить в другом мире и каким он может быть, этот другой мир. Даже тогда, когда дайны подружились с птицами-лоцманами и научились не только путешествовать по снам, но и находить выходы в статичные миры, никто уже не мог определить, какой из них является им родным. Да и ни к чему это было. Потому что мир снов стал для них родным.

Дайны даже сменили имя. Теперь за то, что были они честны и храбры, всегда поступали по справедливости, а также не щадя живота боролись со всякой в изобилии населяющей сны нечистью – со зморами, паразитами снов, темными порождениями кошмаров и, конечно же, с черными магами, – их прозвали инспекторами снов. Неизвестно, из какого языка было взято это слово, но для многих жителей мира снов оно имело значение и воспринималось не только как имя.

Вот так в мире снов появились первые инспекторы снов.

С этого начинается их история…

Гунлауг-учитель задумался.

На мгновение из темноты вынырнула и, пролетев над костром, сгинула без следа птичка-врушка об одном крыле. Гунлауг кинул в огонь еще одну ветку. Взлетел рой золотистых ос и там, в бездонной синеве, медленно и беззвучно погас.

– Кстати, – задумчиво сказал Гунлауг, – те первые дайны, явившиеся из реального мира в мир снов, могли производить странное действие – спать. С каждым новым поколением это искусство встречалось все реже, пока и вовсе не утратилось. А жаль. Судя по всему, с помощью этого искусства первые дайны могли создавать сны. Если бы мы смогли вернуть это забытое искусство, то значительно бы увеличили свою власть.

Вздохнув, Гунлауг вытащил из костра уголек и, прикурив от него сигарету, швырнул обратно.

– Впрочем, жизнь слегка напоминает ненасытное чудовище. Больше всего она любит взимать дань, плату. И, как правило, всегда берет больше, чем дает. Так уж получается, такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Видимо, с дайнами произошло то же самое. За то, что попали в мир снов, они заплатили тем, что утратили дар эти сны видеть.

Иногда я спрашиваю себя, равноценный ли это обмен? Не знаю. Для того чтобы это определить, мне надо хотя бы один раз умудриться не провалиться в безвременье, а заснуть.

Кто знает, что я тогда почувствую и что со мной случится?

Да и вообще, так ли уж он неравноценен? Как это определить? Вот например: кто скажет, сколько стоят те пять минут, когда ты летом стоишь у окна, куришь и вдруг понимаешь, что вся вселенная, все окружающее вошло с тобой в странную мимолетную гармонию, и ощущаешь великий, безграничный, неописуемый покой? И стоит ли за эти пять минут заплатить несколькими седыми волосками? Кто знает? Кто определит? Кто оценит?

Он усмехнулся и добавил:

– Вот такие дела, мой нерадивый, ленивый, глупый ученик, из которого, если позволит великий Гипнос, выйдет действительно что-то стоящее…

Я открыл глаза и приподнял голову. Меня все еще слегка мутило. Я чуть было снова не рухнул на асфальт, но удержался и даже попытался сесть. Как ни странно, это мне удалось.

Через пять минут я настолько пришел в себя, что даже заметил и смахнул приставший к щеке окурок.

Ну конечно, это был мир зморы. Что же это еще могло быть? Над головой у меня висел огромный, раза в два больше, чем солнце, огненный шар. В его безжалостном свете медленно плавились унылые кирпичные трехэтажные дома с выбитыми стеклами. Они закрывали горизонт, но я знал, что в мире зморы до него недалеко – километров пять, не больше.

Неподалеку, на капоте насквозь проржавевшего автомобиля, сидел здоровенный стервятник и смотрел на меня неподвижными, похожими на оловянные пуговицы глазами. Вот он разочарованно покрутил головой и, развернув огромные крылья, с противным криком улетел.

А вдруг змора пригласила меня сюда для того, чтобы эта милая птичка не подохла от голода?

Встав, я посмотрел на свои руки и, увидев, что они почему-то испачканы мелом, вытер их о штаны.

В этот момент откуда-то из-за ближайших домов наплыл жуткий монотонный вой. Он звучал все громче и громче, пока не стал таким, что мне показалось, будто у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я хотел было заткнуть уши пальцами, но тут вой смолк. На мгновение воцарилась неестественная тишина, но вот в одном из полуразрушенных домов что-то скрипнуло, потом оттуда послышался грохот, словно по паркету прокатили большой булыжник.

Я подумал, что не был в мире зморы целых три года. Кстати, он ничуть за это время не изменился.

Все же интересно, зачем я ей понадобился?

Прикинув, в каком направлении находится черная стена, я двинулся в путь.

Под ногами шуршали выцветшие на солнце бумажки от конфет. Подошвы моих ботинок гулко шлепали по потрескавшемуся асфальту.

Метров через сто был перекресток, и, свернув направо, я увидел лежавшие возле стены высокого, со множеством мраморных колонн и просевшей крышей дома кучи золота. Мне показалось, что с тех пор, как я был здесь последний раз, их стало больше.

Интересно, зачем они зморе?

Из крайней кучи торчало нечто, смахивающее на кривую полуобугленную ветку. Заинтересовавшись, я подошел ближе и всмотрелся.

Великий Гипнос!

Это оказалась мумифицированная рука. На ее безымянном пальце виднелось кольцо с печаткой в форме странного рунического знака.

Так и не сумев вспомнить, на что этот знак похож, я пожал плечами и двинулся дальше.

По мере того как я удалялся от центра мира зморы, моя тень становилась все длиннее. Солнце уже не жарило так безжалостно, и даже подул легкий ветерок. Под подошвами похрустывали черепки глиняной посуды, каменные наконечники стрел и копий, косточки каких-то мелких животных. С каждым шагом этого мусора было все больше. Дома, мимо которых я шел, становились все ниже. Большей частью это были одноэтажные развалюхи. В их стенах то и дело попадались проломы. Затянувшая их паутина, казалось, охраняла скрытую за ними жирную, наполненную странной жизнью темноту. Временами паутина с влажным чмоканьем разрывалась, из пролома высовывался кончик толстого, масляно поблескивающего щупальца и начинал слепо шарить по улице. Вот одно из них метнулось было ко мне, но на полдороге остановилось и безвольно опало.

Из-за угла дома на противоположном конце улицы вышел зомби и остановился, засунув руки в карманы потертого, с засаленными рукавами пиджачка. На голове у него была фуражка-восьмиклинка, на ногах сапоги, причем на правом позвякивала здоровенная стальная шпора, а носок левого был перевязан бечевкой, чтобы укрепить отставшую подошву. Его вздувшееся, покрытое трупными пятнами лицо было неподвижно, словно страшная маска. Мертвые, пустые глаза смотрели прямо на меня.

Я подумал, что в прошлый раз, три года назад, зомби у зморы был другой. Значит, поменяла. Или прежний пришел в негодность. Хотя скорее всего поменяла. У них, у змор, считается хорошим тоном менять зомби как можно чаще.

Зомби ухмыльнулся и вытащил из висевших на поясе ножен шашку. Правда, нападать на меня он, похоже, не собирался. Просто стоял неподвижно, как статуя, и лишь солнце вспыхивало на блестящем, видимо, отлично заточенном клинке.

Я совершенно спокойно прошел мимо него, но шагов через двадцать все же не удержался и обернулся.

Зомби уже не было. Только на том месте, где он стоял, крутился пыльный смерчик да порхала неизвестно откуда взявшаяся банкнота, похоже, трехрублевка.

Ну и ладно.

Я свернул налево и наконец-то увидел черную стену. В высоту она имела не более трех-четырех метров, была абсолютно гладкая и действительно жутко черная. Метрах в пятидесяти от нее город заканчивался, и начинался небольшой, голый, без единой травинки, пустырь. Стены крайних домов усеивали пятна жирной копоти. Как будто время от времени со стороны черной стены кто-то ради развлечения стрелял по ним из огнемета.

Я остановился шагах в десяти от черной стены и стал ждать, когда из нее появится змора.

Она не торопилась.

Я посмотрел на черную стену, и в этот момент мир перевернулся, оказался вверху, а черная стена – внизу. Я словно бы парил над огромной черной расселиной. Ее чернота манила меня к себе, притягивала. Чувствовалось, что стоит исчезнуть той неведомой, не дающей мне упасть силе, и я рухну вниз, в темноту. Воздух вокруг меня заколебался. Вот-вот он меня отпустит, и тогда…

Тут из черной стены появилась змора, и наваждение исчезло. Она остановилась от меня шагах в пяти. Глаза у нее были странного фиолетового цвета. Вот они насмешливо вспыхнули, алый, прекрасно очерченный рот округлился, словно змора увидела нечто в высшей степени занимательное, например, очень умную собачку, способную выкидывать невероятно забавные штучки.

Неторопливо, до умопомрачения изящным жестом она вскинула руки и поправила волосы. При этом ее черное, в кружевах, платье поднялось на несколько сантиметров, давая возможность лучше рассмотреть стройные длинные ноги.

Вот только на такие штучки меня было не взять.

Неторопливо, стараясь не делать резких движений, я вытащил сигарету и закурил.

– Приветствую тебя, Сверир, – сказала змора. В голосе ее чувствовалась насмешка.

Я ничего не ответил. Стоял, курил и с тоской думал о том, что она могла бы не тянуть волынку, а просто сказать, что ей на этот раз от меня нужно, – и точка. Тошно мне было. Может, из-за того, что опять вспомнилась птица-лоцман, окровавленным, бесформенным комком падающая на землю.

– Ну же, инспектор снов без птицы-лоцмана, – продолжала змора. – Похоже, дела твои в статичном мире пошли не очень хорошо. Ты даже хотел ускользнуть. Причем совершенно варварским способом. Ай-ай, нехорошо, совсем нехорошо. Что же это? Насколько я знаю, за минувшие три года ты не пробовал уйти из статичного мира, и тут вдруг такая попытка… Сдался, что ль? Жаль, когда я тебя поймала, ты, честно сказать, выглядел вполне браво. И все же не прошло и трех лет, как попытался уйти в загробный мир. Почему?

– Не твое дело, – мрачно сказал я.

– Ай-ай-ай, какие мы гордые, – засмеялась она. Смех у нее был очень звонкий и красивый. – А все же в висок себе пальнуть ты хотел. Кстати, почему именно в голову, а не в сердце?

– Ладно, хватит болтать. Лучше скажи, зачем позвала.

– Ну, это от нас не уйдет. Это потом. Все же ответь, почему ты пытался уйти именно так? Там, на цепи миров, ты уже не смог бы быть инспектором снов.

Я вздохнул.

Спору нет, она была чертовски красива, но занудлива…

– Неужели ты струсил?

Я понял, что она не отстанет, и буркнул:

– Любой дурак знает, что из статичного мира в мир снов без помощи птицы-лоцмана не уйдешь. Что же мне оставалось? Только великая цепь.

Змора всплеснула руками и снова рассмеялась:

– Значит, ты решил действовать именно так? Что ж, совсем неплохо. Вот только я не получила того удовольствия, которое ожидала. Я-то думала поразвлечься, наблюдая за твоими попытками выбраться. А ты лишил меня этого удовольствия. Поэтому я делаю тебе предложение. Ты согласен меня выслушать?

Я сделал вид, что не слышу ее вопроса.

– Ну, что же ты, отвечай! Так как, Сверир, ты согласен?

– Ладно, я тебя слушаю, – сказал я, прикидывая разделявшее нас расстояние. Между нами было шагов пять, не больше. Вот только я почему-то знал, что сейчас пытаться ее убить не стоит. Ничего не получится.

– Вот и отлично. – Змора непринужденно уселась на большой, мгновенно, словно огромный цветок, выросший из земли диван и посмотрела на меня искоса, с иронией. – Давай-ка поговорим. Давно уже я с тобой не говорила, целых три года, и поскольку поболтать здесь не с кем… Честно сказать, соскучилась…

– Врешь ты все, – сказал я.

Змора кокетливо хихикнула и с глупым видом просюсюкала:

– Значит, взрослый дяденька не хочет иметь дел с маленькой девочкой? Не хочет ее развлечь, сказать какую-нибудь чепуху типа той, что говорил в прошлый раз… Да, вспомнила, ты говорил про честный бой, по правилам… Кстати, глупость страшная. Я здорово тогда позабавилась. Давай ты мне сегодня что-нибудь такое же скажешь. Только не сейчас, а под конец, по возможности неожиданно.

Она откинулась на спинку дивана и опять поправила прическу.

– Значит, так. – На лице у нее появилось мечтательное выражение. – Поскольку ты совсем не желаешь меня развлекать, пытаясь сбежать из статичного мира, я придумала совсем другую забаву. Предлагаю сыграть в игру…

– Игру?

– Ну, если хочешь – предлагаю тебе пари, сделку… Хотя мне почему-то нравится слово «игра». Итак, я делаю тебе предложение. Принимаешь ли ты его?

– Я не ослышался? – удивился я.

– Отнюдь. У тебя даже есть шансы выиграть. Ну как, согласен?

– А что за игра?

– Да очень простая. У меня тут есть небольшой лабиринтик снов. Он такой простой, что, будь у тебя птица-лоцман, ты ускользнул бы из него в два счета. К счастью, о твоей птице-лоцмане я позаботилась еще в нашу первую встречу… Итак, я отпускаю тебя в этот лабиринт, а ты должен найти из него выход в мир снов. Если ты его найдешь, то сумеешь уйти. Правда, ставить тебе палки в колеса я буду, это уж непременно, но ведь ты не так глуп, как кажешься. Не правда ли? Ну, ты согласен?

Я усмехнулся.

– Фи, вы не умеете обращаться с дамами. – Змора хихикнула. – Кстати, предупреждаю, от моего предложения отказываться нельзя. Если не будешь играть в эту игру, мне не останется ничего другого, как вернуть тебя в статичный мир и там оставить.

– Вот так?

– Да, именно так, – подтвердила она. – Я хочу поразвлечься, и ничего предосудительного в этом нет.

Во рту у нее на секунду мелькнули острые зубки.

– Значит, ты желаешь поразвлечься? – спросил я.

– А как же. Должна же я, в конце концов, получить свое удовольствие? Впрочем, тебе эта игра тоже должна понравиться. Подумай, ты будешь свободен и сможешь сколько душе угодно разгуливать по лабиринту. Он устроен очень просто, и ты легко с помощью соединительных туннелей сможешь переходить из сна в сон даже без птицы-лоцмана. Правда, если ты до конца игры попытаешься вернуться сюда или появиться на пустыре лабиринта, тебя встретят мои люди.

– Ну-ну, – сказал я. – С таким противником, как ты, стоит играть, лишь когда шансы равные. А в этой игре мои шансы не более одного к ста. Нет, лучше уж я вернусь в статичный мир и, может быть, если будет настроение, снова попробую поэкспериментировать со своим маленьким пистолетиком.

– Подумай, – убеждала змора. На ее алебастрово-белом лице, кажется, даже появился едва заметный румянец. – Если ты проиграешь, то всего лишь жизнь, а вот я-то проиграю гораздо больше. Я проиграю целый мир. Между прочим, создать его было не фунт изюма слопать. Я не говорю уже о тех снах, что наворовала для лабиринта. А самое главное – я проиграю свое будущее. Представляешь, какое оно у меня может быть? Ведь я вполне могу даже захватить кусок статичного мира, стать в нем чем-то важным и заметным, большим человеком. Там не знают, кто такие зморы и как с ними бороться. Кстати, многим до меня это удавалось. И еще, ты же знаешь, что с помощью снов можно управлять людьми – самыми обыкновенными, не вами, инспекторами снов. Нашепчешь во сне, смотришь, и человек просыпается совсем с другими мыслями, нежели те, с которыми он засыпал… Впрочем, сейчас это не важно, сейчас меня интересуешь ты и наша игра. Заруби на носу, я предлагаю тебе самые льготные из всех возможных условия.

– Ну да, конечно, – проворчал я.

Собственно, спорить с ней не имело смысла. Я уже понял, что соглашусь. Несмотря на то что выиграть предложенную ею игру скорее всего просто невозможно. Мне не хотелось обратно в статичный мир. А игра давала пусть призрачный, но все же шанс. Чем черт не шутит, когда бог спит? Конечно, пару часов назад я хотел покончить с собой, но вот смогу ли я это сделать вновь? Сомнительно. Хотя бы потому, что сейчас у меня был выбор: смерть против мизерного, но все же шанса спастись.

Вот забавно! Придворным увеселителем я еще не был. Шутом. И у кого? У жалкой, ничтожной зморы, которую, не попади я из-за идиотской беспечности в засаду, легко бы одолел.

Я тяжело вздохнул и тоскливо сказал:

– Ведь надуешь, обязательно надуешь.

Сказано это было, конечно же, для проформы.

Змора захихикала:

– Не увиливай, говори, что согласен, и нечего терять время. В общем, так: до лабиринта дойдешь без осложнений, а там – как знаешь. Все в твоих руках.

– И в твоих, – буркнул я.

– И в моих, – согласилась она.

– Ладно. – Я выплюнул окурок. – Только учти, никаких обещаний я не давал. Если сбегу, найду себе новую птицу-лоцмана и вернусь. Ты прекрасно знаешь, чем это для тебя закончится.

– Ладно, ладно, – улыбнулась змора, и у нее во рту снова блеснули острые, длинные зубки. – Игры без риска не бывает. Значит, мы договорились, и ты согласен?

– Согласен. А теперь… скажи-ка мне, в чем тут подвох. Насколько я тебя знаю, его просто не может не быть.

– Конечно, подвох есть, – невозмутимо сообщила змора. – Дело в том, что я могу и врать. Из моего мира в мир снов выхода может и не быть. В таком случае, согласившись на эту игру, ты сделал ошибку. Еще одну ошибку ты сделал, когда согласился, не поинтересовавшись всеми правилами игры. Поэтому предупреждаю – буду использовать любую возможность, чтобы помешать. Вот видишь, ты еще не начал игру, а наделал уже столько ошибок! Но это не важно. Напоследок могу сообщить истинную цель этой игры. Я хочу знать, смогу ли я так тебе задурить голову, что ты не сможешь в конце концов с уверенностью сказать, в каком мире находишься. Я решила, что если мне это удастся, то стоит попробовать завоевать кусочек статичного мира, а там… ну, не важно. И еще, чтобы ты не задирал нос, я буду время от времени напоминать тебе о своем существовании, подавать знак, что за тобой наблюдаю, что ты все еще в моей власти. Каким образом? Придумаю.

Она радостно улыбнулась.

– Ну, теперь ты уже пожалел, что согласился?

Я сплюнул в ее сторону и закурил новую сигарету. Делая первую затяжку, я заметил, что пальцы у меня слегка подрагивают. Это меня разозлило, и я сказал:

– Все равно я от тебя убегу. А потом обязательно вернусь.

– Ах ты поросенок, – задумчиво сказала змора. – Значит, решил показать мне зубки? Надеюсь, ты понимаешь, что я с тобой сделаю, когда игра закончится?

– Только если она закончится в твою пользу.

– Уж я постараюсь, чтобы так и вышло. – Глаза зморы зловеще блеснули.

Я показал ей «нос».

– Жаль, – покачала головой змора. – Очень жаль. Хорошо, ты сам этого хотел. Итак, игра началась, и не будем зря тратить время.

– А почему ты сказала «жаль»? – поинтересовался я.

– Тебе это интересно?

– Конечно.

– Мне действительно тебя жаль. Неужели ты надеешься, что у тебя на самом деле есть хотя бы шанс? Я бы лично на твоем месте сейчас же покончила бы с собой и не ввязывалась в эту игру.

– А я вот ввязался, – решительно сказал я.

– Действительно? – усмехнулась змора.

Из ее рта вдруг вырвался огненный шар и, потрескивая, стремительно полетел ко мне. Отскочив в сторону, я оглянулся и увидел, как он врезался в стену ближайшего дома. Вспыхнуло жаркое пламя и почти мгновенно погасло. Только на стене осталось свежее пятно жирной копоти.

– Пока, мой герой, – томно пропела змора и быстро сделала шаг назад. Черная стена дрогнула, мгновенно на нее надвинулась и, поглотив, отступила обратно.

Я сплюнул себе под ноги и тихо выругался. У меня было ощущение, что меня обвели вокруг пальца. Ну ничего, мы еще встретимся. Да и отступать поздно – игра уже началась. Ничего другого не оставалось, как идти к лабиринту.

Вдруг змора высунула из черной стены голову и сказала:

– Кстати, придумала – сигналом, напоминающим о том, что я за тобой слежу, будет скрип у тебя под ногами. Оригинально, правда? Он будет звучать независимо от того, пойдешь ли ты по песку, глине или траве. Он будет особенный, ни с чем другим ты его не перепутаешь. Ну, на этот раз действительно – все. К делу, мой глупенький смельчак!