Текст книги "След механической обезьяны"

Глава 10. Странный разговор

Начальник сыскной вышел от дяди Евсея и тут же столкнулся с Протасовым-старшим. Тот как раз собирался войти. «А не подслушивал ли Савва Афиногенович под дверью?» – мелькнула мысль у фон Шпинне. Он быстрым цепким взглядом скользнул по лицу промышленника: сощуренные глаза, недовольное выражение, но это, скорее всего, от яркого света из комнаты, в коридорах царил полумрак.

Фома Фомич сделал шаг в сторону, пропуская хозяина дома, но тот предупредительно поднял руки, давая тем самым понять, что пришел не к дяде Евсею.

– Я хотел показать вам вашу комнату, – сказал он, загораживаясь ладонью от света.

Комната, которую приготовили для начальника сыскной, была хороша во всем, кроме одной маленькой неисправности – она не запиралась. На двери не было не только замка, но даже засова или кованого крючка, каким обычно пользуются в деревнях. Правда, ее можно было подпереть изнутри стулом, но Фома Фомич не стал этого делать, только для верности положил под подушку револьвер. Спал фон Шпинне всегда чутко, мимо него, как мимо спящей собаки, нельзя было пройти незамеченным, поэтому он обязательно услышит, если механической обезьяне вздумается ночью ходить вблизи его комнаты. Полковника еще смущало то, что поселили его в другом крыле дома, вдали от коридора, где находятся комнаты членов семьи и где обычно ходит обезьяна. Он сказал об этом хозяину, когда тот показывал комнату, на что Савва Афиногенович только пожал плечами.

– Такая удаленность от места событий лишает смысла мое пребывание здесь! – не без нажима заметил фон Шпинне.

– Напротив! Смысл есть: осознание того, что в доме поселился полицейский, приструнит шутника… И какая разница, в каком крыле этот полицейский находится?

– Я не совсем вас понимаю…

– Чего вы не понимаете? – Промышленник, до того не смотревший на Фому Фомича, медленно повернулся в его сторону. В глазах Саввы Афиногеновича можно было с легкостью прочесть: «Здесь все понятно, полковник, я делаю так, как хочу, потому что нахожусь в своем доме, и вы должны подчиниться».

– Я не понимаю, чего вы хотите: только приструнить шутника или же поймать его?

– Конечно же, мне бы хотелось его поймать. Но если не получится, то хотя бы заставить отказаться от этих странных затей с заводом обезьяны…

– А мне показалось, вы не хотите его ловить. Напугать – да, а вот ловить – это как раз не входит в ваши планы! – сказал начальник сыскной.

Протасов отвел взгляд от Фомы Фомича, двинул бровями:

– Почему вы так решили?

– Потому что вы за ужином рассказали, кто я такой, и все теперь знают, что в вашем доме ночует полицейский!

– А что в этом плохого? – Промышленник, сощурившись, смотрел в дальний угол комнаты.

– Чтобы поймать шутника, вы не должны были никому сообщать, кто я! Вы этим необдуманным шагом заставили его насторожиться, меня поставили в неловкое положение, пришлось оправдываться, раскрывать карты…

– Но должен же я был вас как-то представить! – резко дернул головой Протасов. Ему не нравился этот разговор.

– Верно, должны, но зачем говорить о том, что я полицейский? Вы могли сказать, что я ваш старый деловой партнер или еще кто-то, но не полицейский!

– Я так понимаю, вы недовольны тем обстоятельством, что я сказал, кто вы есть на самом деле?

– Недоволен? Я в бешенстве! Вы используете меня в качестве огородного пугала. Для этой цели вам нужен был городовой, а не начальник полиции…

– Приношу вам свои извинения, просто как-то не подумал… – начал Протасов, но Фома Фомич перебил его:

– Или, напротив, хорошо подумали!

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что уже сказал. Вы хорошо подумали перед тем, как сообщить всем домочадцам, кто я на самом деле. Возможно, это даже входило в ваши планы. Или я ошибаюсь?

– Вы ошибаетесь! Я сделал это по недомыслию! – оправдывался Савва Афиногенович.

– А вы вообще способны что-то делать по недомыслию? Мне кажется, вы слишком умны для этого.

– Это только так кажется. Бывает, я ошибаюсь, как в этом случае. Еще раз простите меня. Если честно, не думал, что это вас так оскорбит!

– Вы или на самом деле не понимаете, или не хотите понимать. – Голос начальника сыскной стал отливать металлом, это было верным признаком сильного недовольства. – Дело вовсе не в моем задетом самолюбии, а в том, что вы раскрыли замысел, и теперь будет весьма трудно поймать вашего шутника!

– Я подумал и решил, что не стоит его ловить, просто пусть знает, что может быть пойман и наказан…

– Вы так решили? А почему не поставили в известность меня? Ведь когда приглашали меня в дом, говорили совсем другое, что боитесь обезьяны, опасаетесь, что когда-нибудь она задушит вас!

– Да, но теперь я думаю иначе! – сказал Протасов.

– Вы думаете иначе! – Начальник сыскной в недоумении развел руками. – Разве может человек в столь короткий срок настолько поменять свое мнение?

– Наверное, может! – бросил Протасов и отвернулся.

– Значит, за это время вы узнали что-то, чего не знаю я и чего вы мне не говорите. Может быть, настало время все рассказать?

– Наверное, вы правы. Я должен вам все рассказать… – промышленник замолчал, бросил на фон Шпинне быстрый взгляд и снова отвел его. – И я вам все расскажу! Только не сейчас…

– Почему?

– Уже достаточно поздно, пора спать, а завтра со свежей головой мы с вами сядем и поговорим. Наедине. И вы поймете, почему я сегодня вел себя так странно.

– А не будет поздно?

– Думаю, нет! За одну ночь ничего не случится. Шутник, вы сами об этом сказали, сейчас затаится. Мне тоже кажется, я даже в этом уверен, он не решится в эту ночь заводить обезьяну. Поэтому оставляю вас, устраивайтесь и отдыхайте. Если что-то понадобится, то вот колокольчик. – Промышленник коснулся свисающей с потолка у кровати широкой ленты с бубоном на конце. – Позвоните, и явится прислуга… Звонить можете в любое время, они предупреждены.

– Я понял! – кивнул начальник сыскной. Про себя он уже решил, что проведет в доме Протасова только эту ночь, а утром уедет и никогда сюда не вернется. Но говорить об этом хозяину Фома Фомич не хотел.

– Вот и хорошо, спокойной ночи! – Протасов развернулся и вышел из комнаты.

– Спокойной ночи! – сказал ему в спину Фома Фомич.

Но прежде чем закрыть дверь, фабрикант, уже стоя в коридоре, добавил:

– А дядю Евсея вы не слушайте, он вам еще не такого понарассказывает. Я у него здесь главный злодей, всех хочу убить, против всех замышляю…

Начальник сыскной едва заметно улыбнулся: «Значит, все-таки Савва Афиногенович подслушивал под дверью комнаты дяди. И это неспроста, что-то бередит душу промышленника, чего-то он боится…» Вслух Фома Фомич проговорил:

– Старый человек, ему простительно…

– Да, старость не радость! Может, в его годы и мы с вами будем такими же.

Протасов закрыл за собой дверь.

Глава 11. Беспокойная ночь в доме Протасовых

Начальник сыскной остался один в комнате. Осмотрелся. Прошелся от стены к стене. Заглянул в платяной шкаф – пусто. Попробовал, насколько пружиниста кровать. Остался доволен.

Фому Фомича не оставляла мысль: какие все-таки цели преследовал хозяин дома, когда пришел в сыскную? Действительно ли он хотел, чтобы кто-то знающий разобрался в происходящем, или ему нужно было, чтобы полицейский остался на ночь в доме? Вопросы, которые фон Шпинне еще недавно задавал фабриканту, теперь повторял сам себе. Все получалось не в пользу хозяина. Подозрения, что это он заводит обезьяну, не рассеялись, а напротив – усилились. И полицейский в доме нужен вовсе не для того, чтобы кого-то напугать. Но для чего же? Мозг фон Шпинне работал быстро. Вскоре у него появилось довольно спорное и довольно страшное предположение: а что, если Протасов действительно задумал с помощью обезьяны убить свою жену Арину Игнатьевну и для этого пригласил начальника сыскной на место преступления? Лучшего свидетеля и придумать нельзя. Да и кто после всего этого станет подозревать самого фабриканта?

Фома Фомич снял пиджак, расстегнул пуговицы на жилете и сел на кровать. Он не собирался ночным дозором ходить по темным коридорам протасовского дома. Его желание было простым – лечь и поспать. Сон – это лучшее, что может дать человеку природа. Глядя на хорошо взбитую подушку в белой словно снег наволочке, начальник сыскной почувствовал, как мелкими щекочущими шажками подступает дремота. Глаза закрылись, подбородок оттянулся, полковник широко и смачно зевнул. И в этот момент в дверь комнаты осторожно постучали.

– Да! – подавляя второй зевок, крикнул фон Шпинне.

Дверь открылась, и в комнату под шелест платья вошла одна из приживалок, смуглая и длинноносая Руфина Яковлевна. Фома Фомич встал ей навстречу.

– Я прошу прощения! – Она затеребила в руках платок. – Мне не стоило сюда приходить, но меня заставили чрезвычайные обстоятельства…

– Вы позволите, я прикрою дверь? – спросил тихо начальник сыскной.

– Нет! – поспешно воскликнула поздняя гостья и сделала шаг назад.

– Но нас могут подслушать. Ведь вы пришли не просто так, а сообщить мне что-то очень важное, я вижу по вашим глазам…

– Да, но находиться один на один с мужчиной в комнате при закрытой двери… Как к этому отнесутся другие?

– Кто другие? Вы кому-то сказали, что пошли ко мне?

– Да! А что, не нужно было? – Руфина Яковлевна смотрела на фон Шпинне обреченно, точно уже ничего нельзя было поправить. От этого взгляда начальнику сыскной сделалось смешно, однако он подавил в себе желание рассмеяться, даже легкая улыбка не коснулась его плотно сжатых губ.

– Кому вы рассказали?

– Вернее, я никому не рассказывала, но…

– Что «но»?

– Мы…

– Кто это «мы»?

– Я, Пелагея Семеновна и Мария Потаповна решили вам кое-что поведать…

– И жребий идти ко мне пал на вас?

– Нет, я сама изъявила желание прийти в эту комнату.

– Вы пришли ко мне, насколько я смог понять, с секретной миссией? – приглушенно спросил начальник сыскной.

– Да! Рискуя своей репутацией!

– И вы полагаете, секретную миссию можно осуществить с широко распахнутой дверью? – Фон Шпинне, казалось, не обратил на слова приживалки о репутации никакого внимания.

– А разве нет?

– Нет. За вами могли следить, возможно, кто-то сейчас стоит в коридоре в какой-нибудь темной нише. Только и ждет, когда вы покинете мою комнату, чтобы наброситься на вас! – Начальник сыскной сказал это с жаром, его слова напугали Руфину Яковлевну.

– Вы… так… думаете? – делая большие паузы, спросила она и поспешно выглянула в коридор.

– Я знаю это наверняка, потому что служу в полиции всю свою жизнь!

– И как же нам быть? – Приживалка завертелась на месте. Ее платье ужасно шуршало, каблуки отбивали дробь, казалось, она поднимает шум специально, чтобы привлечь чье-то внимание. Это не смутило полковника. Он продолжал настаивать на своем.

– Нужно закрыть дверь, чтобы никто, ни один шпион не смог услышать. Понимаете?

– Понимаю! – кивнула она и тут же, спохватившись, добавила: – Но я против!

– Тогда ничем не смогу вам помочь. Идите к себе, завтра утром мы с вами поговорим, и вы в присутствии ваших подруг все мне расскажете! – заключил фон Шпинне и направился к двери, как бы указывая приживалке, в какую сторону уходить.

– Но я не могу ждать до завтра! – почти рыдая, проговорила Руфина Яковлевна.

– Почему? – Начальник сыскной чувствовал, как его покидает терпение.

– Потому что страшное может случиться уже сегодня ночью! Понимаете? Уже сегодня ночью! – Она таращила глаза на фон Шпинне и трясла белым платком, словно сумасшедший парламентер.

– Ну что же, рассказывайте с открытой дверью, пусть нас все слушают! По крайней мере, все будут уверены в том, что мы здесь не занимаемся чем-то предосудительным!

– Предосудительным? – Приживалка густо покраснела, это было заметно даже несмотря на смуглость ее лица. – Что вы имеете в виду, когда говорите такие слова? И разве можно это говорить дамам?

Последняя фраза, о дамах, заставила начальника сыскной окончательно потерять терпение. Стараясь быть как можно более галантным, он, извинившись, взял Руфину Яковлевну за плечи, быстро развернул и мягко, но настойчиво, вытолкал из комнаты.

– Спокойной ночи! – сказал и захлопнул дверь.

Вернулся к кровати, взгляд его снова упал на подушку. Он зевнул и принялся раздеваться, но не успел снять жилет, как в дверь постучали. На этот раз настойчиво и громко.

– Я уже разделся! Спокойной ночи, Руфина Яковлевна.

– Это не Руфина Яковлевна! – послышалось из коридора.

Пришлось накинуть пиджак и пойти открыть. За дверью стояли все три приживалки.

– Слушаю вас! – не приглашая женщин войти, сказал уставшим голосом фон Шпинне.

– Может быть, вы нас впустите? – спросила Мария Потаповна, из-за своей дородности самая внушительная с виду.

– А это не скомпрометирует вас, уважаемые дамы? – сказал язвительно начальник сыскной. – Может быть, чтобы не было кривотолков, нам поговорить здесь, в коридоре?

– Нет! – мотнула головой Мария Потаповна.

– Что «нет»?

– Это никого не скомпрометирует. Руфина у нас фантазерка, совсем никакой трезвости мышления. Разве может такой мужчина, как вы, позариться на таких женщин, как мы? Ей, – она мотнула головой в сторону длинноносой приживалки, – кажется, что да, а я точно знаю – нет! К тому же нас трое, а это уже какие-то гарантии, согласиесь?

– Согласен, проходите!

После того как приживалки вошли в комнату фон Шпинне, он закрыл дверь и позаботился о том, чтобы его гостьи расселись.

– Ну, я вас слушаю. Только у меня будет просьба, говорите негромко и, по возможности, пусть говорит кто-то один. Итак, кто? – спросил, глядя на приживалок, Фома Фомич.

Те переглянулись. После чего Руфина Яковлевна покраснела и отвернулась к двери, а Пелагея Семеновна опустила взгляд.

– Я буду говорить! – решительно сказал Мария Потаповна.

– Как можно короче, без предисловий и отступлений.

– Я только так и могу! – кивнула приживалка.

– Замечательно, продолжайте!

– Мы пришли к вам, чтобы предупредить – в этом доме готовится убийство!

– Ну, так уж и убийство? – Начальник сыскной сел на кровать, пружины тихо скрипнули. Руфина Яковлевна метнула в него быстрый взгляд, и краска с новой силой залила ее лицо.

– Да, да и еще раз да! – с жаром проговорила Мария Потаповна.

– Ну и кого хотят убить? – Начальник сыскной качнулся на кровати из стороны в сторону, отчего пружины снова заскрипели. Руфина Яковлевна вздрогнула.

– Нас! – коротко ответила Мария Потаповна.

– Кого – вас?

– Нас троих, меня, Руфину и Пелагею!

Начальнику сыскной трудно было сохранить серьезное лицо, но он смог.

– Кто собирается вас убить и, главное, зачем?

– Савва Афиногенович!

– Но для чего ему это? Не проще было бы выставить вас из дому, и вы бы умерли с голоду?

– Нет, не проще! Мы бы тогда разболтали о том, что он замышляет, – сказала Мария Потаповна, и две другие приживалки, подтверждая ее слова, кивнули.

– Вы пришли рассказать мне о его замыслах?

– Нет, мы пришли, чтобы вы нас защитили! – ответила Мария Потаповна.

– И как вы себе это представляете?

– Вы должны нас охранять!

– Что значит охранять, как?

– Поставьте кого-нибудь возле двери нашей комнаты.

– На каких основаниях? Прежде чем это сделать, я должен быть уверен в том, что вам действительно угрожают, что ваши жизни в опасности. Но у меня таких доказательств нет и, я полагаю, не будет. Как вы мне докажете, что Савва Афиногенович хочет убить именно вас, а не кого-то другого?

– Да в том-то и дело, что он хочет убить не только нас, а и еще одного человека, о котором мы вам сказать не можем…

Мария Потаповна, поджав губы, замолчала, как бы говоря, что никакие пытки не заставят ее произнести имя этого человека вслух. Руфина Яковлевна и Пелагея Семеновна разом кивнули.

– Я это знаю и без вас! – огорошил их начальник сыскной. – Нашлись люди, которые рассказали. Савва Афиногенович собирается убить свою жену. Я прав?

После этих слов приживалки всполошились как куры на насесте, разве только не кудахтали. Они думали, что знают тайну, а оказалось, эту тайну знают все, даже совершенно чужой человек.

– Но кто вам рассказал? – спросили они хором.

– Да какая разница. Важно, что для меня это не тайна. А теперь у меня к вам вопрос… – Начальник встал с кровати и торжественно прошелся перед приживалками. Они провожали его пугливыми взглядами. – Откуда вам известно, что в доме готовится убийство Арины Игнатьевны?

– Ну, мы просто подслушали разговор… – начала Мария Потаповна.

– Что значит просто подслушали? – Начальник сыскной остановился как раз напротив нее и уперся взглядом в широкое одутловатое лицо. – Вы что же, были втроем или все-таки кто-то один?

– Да! – кивнула Мария Потаповна. – Это была Руфина.

Только она это произнесла, как Руфина Яковлевна набросилась на свою подругу чуть ли не с кулаками.

– Как ты могла, как посмела выдать меня? – закричала истерично, может быть, даже излишне истерично. Это несколько насторожило Фому Фомича. «А не разыгрывают ли они передо мной спектакль?» – мелькнуло в голове начальника сыскной.

– Дамы, я же просил вас потише. Ночь на дворе, а вы кричите как на пожаре!

– А мне все равно! – бросила Руфина Яковлевна.

– Вы хотите, чтобы я вас снова выставил из комнаты?

– Ладно, я буду молчать, но мы с тобой еще поговорим! – искоса глядя на Марию Потаповну, прошипела Руфина.

– Вы сейчас должны рассказать мне, что и где подслушали! – Фома Фомич посмотрел на Руфину Яковлевну, однако это не помешало ему заметить, как Мария Потаповна сделала Пелагее Семеновне какой-то знак.

– Но я не хочу ничего рассказывать! – заявила Руфина.

– Зачем же вы пришли сюда? – отступил фон Шпинне, словно желая издали рассмотреть эту странную троицу. – Зачем вы сюда пришли? Сами не спите и другим не даете!

– Мы пришли просить у вас защиты! – проговорила Мария Потаповна.

– Мне нужны доказательства того, что вам угрожали. Понимаете? А у вас их нет. Или я ошибаюсь?

– Это зависит от того, что вы называете доказательствами, – тихо заметила Мария Потаповна.

– Только то, что можно предъявить в суде…

– Нам это непонятно.

– Ну, например, письма с угрозами вас убить, можно даже без подписи. Есть у вас такие письма? – спрашивая это, начальник сыскной надеялся, ему скажут «нет», после чего он предложит приживалкам покинуть комнату и ляжет спать. Но его надеждам не суждено было сбыться. Мария Потаповна, чуть подумав, сказал:

– Такие письма есть!

– Я могу на них взглянуть?

– Конечно! Они сейчас находятся в нашей комнате, я могу их принести… – Приживалка с готовностью встала.

– Нет, погодите! – остановил ее начальник сыскной, украдкой поглядывая на лица других приживалок. И если лицо Пелагеи Семеновны не выражало ничего, то по лицу Руфины скользнула тень недоумения. – Погодите!

– Вы же хотели прочесть эти письма. Я сейчас вам их принесу!

– Не торопитесь, сядьте. У меня к вам возникло несколько вопросов, безотлагательных. Кому были адресованы эти письма?

– Как кому? Руфине Яковлевне! – ответила, даже не подозревая подвоха, приживалка.

– А вы сами их читали?

– Конечно! И я читала, и Руфина, и Пелагея, все читали!

– Если они были адресованы Руфине Яковлевне, то пусть она сходит и принесет их!

– Так она не знает, где они! – ответила Мария Потаповна.

– А почему? Ведь письма с угрозами были адресованы ей?

– Она отдала мне, чтобы я их спрятала. И попросила меня не говорить ей, где эти письма.

– Это правда? – Начальник сыскной перевел взгляд на Руфину.

– Правда! – не моргнув глазом, ответила та.

– Хорошо, тогда сделаем так. – Фома Фомич потер рукой об руку и, весело глядя на Марию Потаповну, продолжил: – Вы пойдете и принесете письма, а я пока поговорю с вашими подругами.

Глава 12. Разоблачение приживалок

Как только Мария Потаповна закрыла за собой дверь, Фома Фомич принялся за оставшихся приживалок. Он знал – никаких писем нет, его водят за нос, и поэтому приготовил для обманщиц небольшой сюрприз.

– Руфина Яковлевна, так вы читали письма с угрозами, которые приходили на ваше имя?

– Да, читала! – высоко держа голову, отвечала приживалка.

– Ну, тогда вы легко сможете передать, что в них написано…

– Где написано?

– В письмах! Я вас спрашиваю, что было в письмах?

– Угрозы!

– Какие угрозы, как вам угрожали?

– Ну, это… – приживалка задумалась, – грозились убить.

– Как именно, каким способом вас грозились убить?

– Писали, мол, зарежем… Живот вспорем, на куски порежем и по всему Татаяру разбросаем.

– Да, письмо жуткое. А за что вы впали в такую немилость?

– Пишут, будто бы я подслушала разговор…

– Чей разговор?

– Не знаю, они не пишут!

– Выходит, все неправда и вы никакого разговора не подслушивали?

– Нет, не подслушивала. А может, и подслушала, я не знаю… – проговорила, вертя глазами, Руфина Яковлевна.

– Как это понять – не знаете?

– Ну, это… сейчас Мария придет, мы у нее и спросим, какой разговор я подслушала!

– А вы сами не знаете?

– Нет, это Мария знает, она придет и скажет!

– Ничего не понимаю. – Лицо начальника сыскной оставалось серьезным. – Как такое может быть. Вы не знаете, какой разговор подслушали, а Мария Потаповна знает. Как она может знать то, что даже вам неизвестно?

– Ну, я не знаю, у Марии Потаповны спросите…

– А вы читали эти письма с угрозами? – Начальник сыскной перевел внимание на Пелагею Семеновну. Та утвердительно закивала, но что-то смутило Фому Фомича в этих кивках. Он полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и вынул первую попавшуюся визитную карточку. Она принадлежала адвокату Корсакову. – Вот, возьмите, – начальник сыскной протянул визитку Пелагее Семеновне.

– Зачем?

– Да вы берите, берите! А теперь прочтите, что там написано.

– Где?

– На карточке!

– А я это…

– Что? – Начальник сыскной подался вперед и улыбнулся. Пелагее Семеновне показалось – это не улыбка, а оскал.

– Я читать не умею!

– Что ты, дура, говоришь! – прикрикнула на нее Руфина Яковлевна. – Молчи!

– Так ведь просят прочитать, а я не умею!

– Ну, если вы не умеете читать, то как смогли прочесть письма с угрозами?

– Да я и не читала!

– Значит, вы мне соврали! А вам известно, что такое лгать полиции?

– Нет! – плаксиво изогнула рот Пелагея Семеновна. Она косила глаза на подругу, искала у той поддержки. Но Руфина Яковлевна смотрела в сторону, ведь это не она врала полиции.

– Я вам объясню, что значит врать полиции. Это преступление, это каторга, это Сахалин! Вы слышали про такой остров?

– Нет!

– Теперь вы о нем не только услышите, а еще и увидите его! И не надо плакать, это вам не поможет! – Фон Шпинне, давно уставший от этих женщин, решил не щадить их приживальческие нервы.

– Я больше не буду!

– Поздно, поздно хватились! Вы хоть видели эти письма? Только не врать!

– Нет!

– Что «нет»?

– Не видела!

– Вы не видели!

После признания Пелагеи Семеновны Руфина вздрогнула, скосила осуждающий взгляд на подругу, но ничего не сказала, только плотнее сжала бесцветные губы.

– Не видели этих писем, а сказали – видели. Это уже лжесвидетельство. Вот что это такое! Вы получите пожизненную каторгу, а может, и… – Начальник сыскной сделал неопределенное движение рукой. Впрочем, для кого-то оно было неопределенным, но только не для запуганной Пелагеи Семеновны. Она явно представила себе виселицу, на которой, как окорок в мясной лавке Хромичева, будет висеть ее упитанное тело.

Не успел начальник сыскной, что называется, додавить Пелагею Семеновну, как вернулась Мария Потаповна. Та не обратила внимания на заплаканное лицо подруги и с порога заявила, что письма похищены.

– Похищены?

– Да! – кивнула приживалка. – Но, может быть, и не похищены, может, куда-то завалились, такое ведь бывает!

– Да, – согласился фон Шпинне, – а то еще бывает, что нет никаких писем и никогда не было!

– Это вы на что намекаете?

– Ни на что! Вы лучше расскажите о содержании писем. Какие угрозы они содержали? Вы, Руфина Яковлевна, молчите, а лучше выйдите в коридор! – После того как одна из приживалок молча вышла из комнаты, начальник сыскной снова задал вопрос Марие Потаповне: – Итак, что же было в письмах, как угрожали убить Руфину Яковлевну?

– Ее грозились задушить…

– Задушить?

– Да, задушить. Я это точно помню. Мол, смотри, сука, задушим, и пикнуть не успеешь! Вот как там было написано.

– Вы утверждаете, что там было написано «задушим»?

– Да!

– А вы-то сами читали эти письма?

– Конечно, читала!

– И Руфина Яковлевна читала?

– И она, и вот Пелагея Семеновна…

Приживалка совсем не обращала внимания на свою подругу, в противном случае поняла бы по выражению ее глаз, что нужно помалкивать.

– А вы знаете, что Пелагея Семеновна не умеет читать? – спросил фон Шпинне.

– Знаю! – ответила Мария Потаповна без малейшей заминки. – И что, это дело такое, у нас, например, и Арина Игнатьевна читать не умеет…

– Вы это знаете, но тем не менее продолжаете утверждать, что она читала письма с угрозами! – перебил приживалку фон Шпинне.

– Так ведь это мы ей читали. Она сама читать не умеет, вот мы и читали. Скажи, Пелагея, что сидишь, молчишь? – Мария Потаповна повернула голову к подруге. – Ты плакала?

– Да, она плакала! – за Пелагею Семеновну ответил начальник сыскной.

– А почему?

– Да потому, что грозит ей каторга!

– За что? – ахнула Мария Потаповна.

– За то, что она ввела в заблуждение полицию и еще лжесвидетельствовала! – спокойно ответил Фома Фомич.

– Как же это так, Пелагея? – обратилась Мария Потаповна к подруге. – Зачем же ты полицию-то обманывала, ведь это нехорошо.

– Да ведь вы тоже, Мария Потаповна, меня обманули! – сказал фон Шпинне. – И, следовательно, вам также грозит каторга!

– Я вас обманула? Да что вы такое говорите? Разве я могу себе позволить обманывать полицию?

– Можете! Вы сейчас сказали, в письмах с угрозами было написано, что Руфину Яковлевну грозились убить удушением. Это так?

– Так!

– А Руфина Яковлевна утверждает, что ее грозились зарезать. Да и, мало того, порезать на куски и разбросать по всему городу. Вот как получается!

– Ну, я не знаю, что она вам тут наговорила. Да вы же, наверное, не в курсе дела, она, Руфина, душевнобольная, что с нее возьмешь!

– Если она душевнобольная, то какой смысл писать ей? Ведь она ничего не сможет понять или поймет, да как-нибудь не так. Глупо писать ей такие письма, вы не находите?

– Те, кто писал, наверное, не знали, что она того, больная! – предположила Мария Потаповна.

– Те, что писали письма, не знали о болезни Руфины Яковлевны?

– Да!

– Мария Потаповна, послушайте, что я вам скажу: берите подружек и идите к себе…

– А как же защита?

– Защита от кого? Кто вам угрожает?

– Ну, я не знаю, наверное, кто-то угрожает.

– Все, я вас больше не задерживаю. Идите и не забудьте своих подруг.

Приживалки покинули комнату начальника сыскной, он облегченно вздохнул. Наконец-то можно будет отдохнуть! Фома Фомич достал часы и посмотрел на время. Была уже четверть пятого. Если сейчас лечь, то можно будет к завтраку выспаться. Хотя фон Шпинне не знал, когда завтрак.

Начальника сыскной разбудили в семь часов утра. Правда, это был не завтрак…