Текст книги "Майор Пронин против майора Роджерса"

Овалов Лев
Майор Пронин против майора Роджерса

© Овалов Л. С., 2024

© Замостьянов А.А., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

* * *

Подвиг контрразведчика

Лев Овалов

В тридцатые годы Лев Овалов был именно тем молодым специалистом, в которых нуждалась тогдашняя новая литература. Лев Сергеевич получил традиционное благословение патриарха – Максима Горького – и вошел в Союз писателей со дня его основания… Влиятельнейшие литературные журналы довоенного времени «На литературном посту» и «Литература и искусство» благосклонно отозвались на дебют прозаика – повесть «Болтовня». Сразу несколько критиков (в их числе молодой Александр Бек) приветствовали нового пролетарского писателя и его героя, рабочего Морозова: «На примере Морозова вы чувствуете, как новое, социалистическое прет из всех щелей, преодолевает, выкидывает вон все старое, мелкособственническое и как оно формирует нового рабочего, нового классового человека». Овалова называли молодым писателем-пролетарием, но в этом определении была доля лукавства. Лев Сергеевич происходил из небогатой, но родовитой семьи. Уже под старость, в девяностые годы, он сообщал интервьюерам, сколько его родни – Шаповаловы, Тверетиновы, Баршевы, Кожевниковы – упомянуто в словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. По отцовской линии прямым предком Льва Сергеевича был профессор С.И.Баршев, один из столпов Московского университета времен толстовского классицизма. Профессор Баршев побывал и деканом юридического факультета, и ректором университета. Влиятельный, увенчанный лаврами господин. По материнской линии родственником писателя приходился знаменитый ученый, отец русской невропатологии, профессор А.Я.Кожевников. И все-таки в анкетах Лев Сергеевич писал: «Из рабочих». Дело тут не в диктате эпохи: сын сельской учительницы вполне мог честно написать: «Из служащей интеллигенции». Это не возбранялось. Но писатель вправе конструировать собственную биографию. Вместо Льва Сергеевича Шаповалова – Лев Овалов из рабочих. Это не конформизм, это творческий замысел, маска. Писатель выбрал для себя амплуа и соблюдал правила игры.

Отец писателя – С.В.Шаповалов – погиб на фронте в самом начале Первой мировой, в 1914 году. Один из главных героев пронинского цикла – Виктор Железное – тоже потеряет отца на фронте… В 1917 году семья от московского голода едет в село Успенское Орловской губернии, где юный Лев Шаповалов с максимализмом недавнего гимназиста бросился в революционную круговерть. Революционные аббревиатуры, слова-сокращения точнее всего определяли тогдашнюю реальность: комбеды, продразверстка… Молодой комсомолец, а затем и большевик Шаповалов борется за рабочее дело на селе – а это опаснейший фронт Гражданской войны! Судьба Льва Шаповалова стала предысторией литературной биографии Льва Овалова.

В конце тридцатых годов и литераторы, и читатели ощущали потребность в создании отечественного детектива. Лев Овалов стал одним из пионеров жанра и безусловным лидером первого поколения мэтров остросюжетной литературы. В то время Лев Сергеевич служил главным редактором журнала «Вокруг света». Сначала он обратился к знакомым писателям с просьбой написать что-нибудь «про шпионов». Но никто не рискнул прикоснуться к этой новой и скользкой теме. Тогда редактор Овалов рискнул напечатать экспериментальный рассказ писателя Овалова на журнальных страницах. Именно экспериментальный литературный этикет требовал особых пояснений для первого пронинского детектива «Синие мечи». Говорилось, что в этом рассказе мы берем на вооружение заморскую форму шпионского детектива, чтобы она служила нашему потребителю, как служат на наших заводах и фабриках импортные станки. Успех этого коротенького рассказа был так велик, что возникла необходимость проследить литературную генеалогию героя – молодого чекиста Ивана Николаевича Пронина. В первую очередь вспоминались выпуски книжных сериалов десятых годов – про Шерлока Холмса и Ника Картера, про пещеру Лехтвейса и русского сыщика Путилина, про Ната Пинкертона и похождения Ирмы Блаватской… Шерлок там был, конечно, не конандойловский, а рыночно-лубочный. Корней Чуковский называл его «отвратительным двойником» настоящего Холмса с Бейкер-стрит. В этих брошюрах «с продолжениями» хватало великосветских негодяев, загипнотизированных красавиц, немногословных боксеров и коварных отравителей. Герои объяснялись очень выразительно: «Ага, попался, голубчик, – ледяным тоном сказал Пинкертон, надевая на негодяя наручники, – теперь я тебя наконец-то посажу на электрический стул!» Конечно, герой советского детектива не мог походить на этих монстров буржуазного масскульта. Он должен быть не менее успешным, но Овалов стремился добавить к картонным фигурам прежних сыщиков человеческой теплоты и героической большевистской идейности. Совсем не случайно Лев Овалов присвоил своему герою звание майора. Пронин – профессионал, действующий контрразведчик. Генеральские лавры только помешали бы ему в работе. К тому же и так крупные советские руководители (например, Евлахов из «Голубого ангела») видят в майоре Пронина равного. В послевоенное время Пронину присвоят генеральское звание, но в читательском сознании он навсегда останется «майором Прониным». К тому же Лев Овалов прозорливо произвел своего героя в генерал-майоры!

Самые прозорливые критики и литературоведы уже в то время обращали внимание на массовую культуру, наблюдая за развитием жанров, за движениями социальной мифологии. Корней Чуковский, Виктор Шкловский… Последний интересовался детективами Льва Овалова, несколько раз упоминал майора Пронина и в статьях, и в фундаментальных трудах. Особенно важно первое рассуждение Шкловского о Пронине: «Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Дойла. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше – по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть «Рассказы майора Пронина». Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина… Жанр создается у нас на глазах». Кстати, и безымянный рецензент из «Огонька» почти дословно повторил некоторые обороты Шкловского – наверное, это носилось в воздухе: «В № 4 «Знамени» Л.Овалов напечатал повесть «Рассказы майора Пронина». Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина и его помощника Виктора Железнова. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку». Можно поспорить со Шкловским: на самом деле в пронинских рассказах, а особенно – в повести «Голубой ангел», традиции Конан Дойла были скорее приспособлены к советским реалиям, чем сведены на нет. Пронин и занял в нашей мифологии место советского Холмса потому, что Овалов сделал очевидную установку на классический детектив. С этим и победил. Классический детектив – это прежде всего антураж, создаваемый вокруг главного героя: дымящаяся трубка старого холостяка Холмса, его халат, скрипичная игра и увлечение оперой. Пронин тоже убежденный холостяк, у него имеется говорливая домоправительница Агаша (миссис Хадсон, напротив, молчалива), текинский ковер на стене, гитара, любовь к армянскому коньяку и футболу. Подчеркиваются и некоторые знаковые детали костюма – пальто с нитками «по-особому крученными», легкомысленные летние трусы…

Как раз тогда, в 1939 году, одновременно с первыми рассказами майора Пронина, в нескольких театрах СССР была поставлена пьеса Льва Шейнина «Ошибка инженера Кочина». В том же году вышла экранизация этого шпионского бестселлера. Роль проницательного чекиста (что-то в нем было от майора Пронина) сыграл популярнейший Михаил Жаров. Для Европы времечко было военное, для Советского Союза – предвоенное. И нет ничего удивительного в моде на короткие армейские прически, духовые оркестры и мужественных героев.

В журнале «Красная новь» Овалову отказали в публикации «Рассказов о майоре Пронине» – его второго контрразведчицкого цикла. Тогда Лев Сергеевич принес рукопись в «Знамя», к главному редактору Всеволоду Вишневскому. Вишневский предчувствовал шумный успех новой серии рассказов о Пронине, но отзывы рецензентов из НКВД были строги. Тогда классик советской драматургии, автор «Оптимистической трагедии» обратился лично к В.М.Молотову. Железный наркоминдел ознакомился с рукописью и дал свою резолюцию: «Срочно в печать». И знаменские публикации, и отдельное издание рассказов стали событиями в истории массовой литературы. После публикации «Рассказов майора Пронина» и «Рассказов о майоре Пронине» Лев Овалов приступает к повести «Голубой ангел». Заметим, что в рассказах писатель с легкостью и изяществом передал образы рассказчиков. В первом цикле таковым выступил сам майор, во втором – всевидящий автор. Очень тонко, без формальных излишеств, Овалов дает нам «почувствовать разницу». Этот прием использовал и Конан Дойл, несколько поздних рассказов холмсианы написаны от имени Шерлока. Но Овалов сильнее подчеркивает углы зрения, а в «Голубом ангеле» и вовсе является пред читательские очи собственной персоной. Автобиографизм повести очевиден: Лев Овалов награждает рассказчика-писателя поездкой в Армению, из которой он, помимо нескольких бутылок отменного коньяку, одна из которых предназначается майору Пронину, привез материалы для книги об этой «древней удивительной стране». В то время на рабочем столе писателя Овалова лежали две рукописи – «Голубой ангел» и «Поездка в Ереван». Книга об Армении вышла в свет в 1940 году. Время было бурное – и Овалов не раз занимал и освобождал начальственные кресла в разных московских редакциях: «Вокруг света», «Молодая гвардия»… Удивительный факт: 22 июня 1941 года, несмотря на начало великой войны, в Москве, на Моховой, прошел творческий вечер Льва Овалова. С вопросами о лишних билетиках к прохожим приставали за несколько кварталов! В первый месяц войны, на волне оглушительного успеха огоньковской публикации «Голубого ангела», Овалов оказывается в роли своих не самых любимых героев: 5 июля 1941 года его арестовывают. Причины ареста туманны; сам писатель вспоминал, что его обвиняли в «разглашении методов работы советской контрразведки» на материале повести «Голубой ангел».

В лагерях и в ссылке пригодились навыки первой профессии писателя: он снова занялся медициной. В 1956 году он вернулся в Москву с замыслом романа о военных подвигах майора Пронина.

Овалову удалось воспроизвести народные представления об идеальном герое мудром, дельном человеке. Настоящий мужчина, Пронин чужд суеты. Спокойно и без истерик он идет к намеченной цели и неизменно оказывается победителем.

Есть у Пронина и полноценный антипод – ушлый профессионал разведки, английский резидент Роджерс. От рассказа к рассказу Пронин разоблачает агентов Роджерса, но англичанину всякий раз удается выскользнуть из расставленных сетей. Советская героика довоенного времени вообще не признавала легких успехов. Гибнет Чапаев, надрывается Павка Корчагин, можно вспомнить и фадеевский «Разгром», повествующий о гибели красных нибелунгов в Гражданскую войну. Это после 1945 года писатели стали описывать преимущественно триумфальное шествие победителей в труде и бою. Авторы двадцатых – тридцатых должны были втолковать читателю, что строительство социализма – дело нелегкое и жертвенное, в котором каждая победа оплачена трагедиями поражений. У Льва Овалова, конечно, все проще, в детективном жанре вообще нельзя перебарщивать с трагизмом. Но «Приключения майора Пронина» интересны тем, что в первых пяти рассказах победа Пронина всякий раз оказывается неполной, а Роджерс – неуловимым. Конечно, элитный агент самой авторитетной разведки мира, элегантный высокий блондин Роджерс поначалу оказывается опытнее и профессиональнее крестьянина и красноармейца, которому партия поручила ловить шпионов. В рассказах о своем чекистском прошлом Иван Николаевич Пронин не чужд самоиронии: он постоянно напоминает читателю, что в те годы мы только учились работать, и граница тогда охранялась не «так отлично, как сейчас», и языков иностранных чекисты не знали, и, выполняя оперативные задания, нередко спешили с выводами… И здесь писатель ненавязчиво вводит тему образования. Пафос учебы был знаковой особенностью советской цивилизации. За полтора десятилетия борьбы с резидентом Роджерсом Иван Николаевич Пронин, не теряя времени, перемахивает ту пропасть, которая разделяла образовательный уровень советского чекиста и английского разведчика. В тридцатые годы они уже встречаются «на равных»: оба майоры, оба энциклопедически образованы, оба собаку съели в шпионских играх (собака, кстати, сыграет ключевую роль в этой истории).

По рассказам о майоре Пронине видно, как интересовали тогдашнюю публику вопросы служебного собаководства. В стране еще имела огромное распространение крестьянская традиция держать собак на цепи, в будках. Но мальчишки уже судачили о выдрессированных, чистопородных животных – и некоторые городские прогрессисты уже завели таких друзей в своих квартирах. Счастливчиков с отдельными двухкомнатными хоромами было еще немного, но в больших городах сохранялись небольшие дома, которые молва называла «частными». Там-то и появлялись первые квартирные служебные собаки. Майора Пронина собаки из рассказов «Зимние каникулы» и «Стакан воды» поражают великолепной выучкой. Он постигает азы дрессуры, и в финальном рассказе цикла легко находит общий язык с таксой Чейном.

Кроме Пронина и Роджерса, героем всех шести рассказов является Виктор Железнов. В начальных рассказах также действует первый командир Пронина в ВЧК – Ковров, который по-отечески наставляет будущего генерала КГБ. Очень любопытна линия «крупного советского и партийного деятеля», которого Овалов представляет в красноречивой манере: «назовем его, скажем, Базаров». В тридцатые годы было разоблачено немало представителей старой партийной элиты, которые признались в предательстве и работе на иностранные разведки. Во всей пронинской эпопее отзвуком тех процессов остался только этот самый Базаров. Кстати, конфликт «Сказки о трусливом черте» не потерял актуальности и в XXI веке: страсти там разгораются вокруг уральских угольных шахт, на которые претендуют иностранные собственники с помощью своих российских пособников… Уголь можно заменить нефтью, газом или алюминием, а конфликт остается по-газетному злободневным. Тогда, в двадцатые годы, Пронину не удалось разоблачить Базарова. Зато в рассказе «Agave mexicana», который стал для Пронина пятым подвигом Геракла, красный директор с замашками старого интеллигента – импозантный сибарит Щуровский был разоблачен с потрохами. Пронин вывел его на чистую воду с холмсовским артистизмом. В этом рассказе Овалов взял на вооружение классическую фабулу «Пропавшего письма» Эдгара По. Конан Дойл использовал ее для своего «Скандала в Богемии», а Лев Овалов виртуозно погрузил эту великосветскую историю в советский антураж. С такой же виртуозностью и в те же годы московские инженеры передвинули здание Моссовета, когда расширяли улицу Горького.

В случае с мексиканской агавой мы видим уже зрелого Пронина, ставшего докой в своей опасной профессии. Исчезла неопределенность и из городского пейзажа. Вместо перестрелок и рубки деревьев в скверах мы видим организованную работу Ботанического сада, уютные букинистические магазины, ситро на улицах и захватывающие футбольные матчи. Зрелость Пронина и зрелость страны, которую он защищал в 1918-м. Тогда, на излете тридцатых, несмотря на провозглашенную государственным обвинителем Вышинским максиму «Признание – царица доказательств», писатели и публицисты немало рассуждали о презумпции невиновности. В меру сил боролся с необоснованной подозрительностью коллег и Иван Николаевич Пронин – сторонник гуманного правосудия. В истории с мексиканской агавой подозрение поначалу падает на человека по фамилии Иванов. Кажется, все факты против Иванова. Но Пронин, подобно Шерлоку Холмсу в деле подрядчика из Норвуда (кстати, любимый дойловский рассказ Корнея Чуковского), выручает невиновного. Холмс отправляется к родителям подозреваемого в убийстве Макфарлейна, Пронин – в семью Иванова. Оба они убеждаются в добром нраве подозреваемых. Пронин противник скорой расправы над своими клиентами. Во времена грандиозных шпионских процессов, когда при рубке леса во все стороны летят щепки, это качество было особенно ценным.

А футбольные матчи любил не только майор Пронин. Лев Овалов сам был заядлым болельщиком, до последних дней следившим за футбольными и хоккейными ристалищами. Несомненно, и в тридцатые годы Овалов слыхал рассказы об уникальном форварде – рыжем Федоре Селине, который мог на голове пронести мяч от своих до чужих ворот, подбрасывая его и снова ударяя макушкой. Никто не мог отнять мяч у Селина. Никто не мог одолеть майора Пронина. Таких людей невозможно победить, их можно только уничтожить…

«Куры Дуси Царевой» – одна из самых головоломных историй, в которой Пронину удалось разоблачить хорошо законспирированного врага, а иностранному резиденту (им, конечно, оказался Роджерс) снова удалось скрыться. Только в рассказе, который Овалов назвал по-скрибовски – «Стакан воды», – Роджерс оказался в руках советской контрразведки. О, писатель обставил это событие как полагается – с длинными мхатовскими паузами, с шутками и прибаутками, на фоне которых великое событие – захват Роджерса – воспринимается с особой остротой. Казалось бы, после этого дела Пронину можно уходить на покой главный противник уничтожен. Но вечный подвиг контрразведчика продолжается…

В этой книге собраны шесть ранних рассказов и повесть Льва Овалова о майоре Пронине – быть может, лучшее из написанного в шпионском жанре в СССР. Это настоящая проза – в лучших традициях. Писал Овалов в то время с легкостью, изяществом и вдохновением. Сегодня это классика. Просим любить и жаловать!

Арсений Замостьянов,

заместитель главного редактора журнала «Историк»

От автора

Книжка эта написана сравнительно давно, но, как мне думается, до сих пор не утратила интереса для читателей.

В годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне Советского Союза против гитлеровских захватчиков, в числе моих друзей был майор Пронин – Иван Николаевич Пронин, работник органов государственной безопасности.

Мы познакомились при странных, можно сказать, даже трагических обстоятельствах, о которых я, возможно, тоже расскажу в свое время.

Пронин всегда пользовался моим большим уважением и доверием, и в затруднительных случаях я не хотел бы иметь лучшего советчика и друга.

В дни нашего знакомства Пронину было около пятидесяти лет. Правда, он уже начал тогда полнеть, виски у него серебрились; когда он смеялся, возле глаз и губ образовывались морщинки, и все же он выглядел бодрее и здоровее иного юноши.

В характере у него было много привлекательных черт, хотя они не сразу бросались в глаза. Он всегда был спокоен, но это не значило, что у него железные нервы, правильнее было сказать, что его спокойствие – умение владеть собой. Он был очень простой человек, но это не значило, что он не способен был хитрить… Впрочем, я мог бы долго перечислять его достоинства. Мне казалось, что при ближайшем знакомстве Пронин не мог не нравиться, и, во всяком случае, лично мне он нравился совершенно определенно.

Через Пронина познакомился я и с его помощником – Виктором Железновым. Что касается моего отношения к Железнову, то мне остается только повторить старую французскую поговорку: друзья ваших друзей – наши друзья.

Иван Николаевич не любил рассказывать ни о себе, ни о своих приключениях. Однако кое-что мне довелось слышать и записать. По моему мнению, рассказы эти не лишены занимательности и поучительности, и часть из них я решился отдать на суд читателей.

О том далеком времени, когда Пронин только что стал чекистом, он рассказывал охотнее, поэтому и форма трех первых рассказов в виде повествования от первого лица несколько отличается от последующих, хотя все шесть рассказов, как увидит читатель, связаны между собой некоторой последовательностью. Несколько особняком от них стоит повесть “Голубой ангел”, в которой описаны события, происшедшие почти перед самой войной. Эта повесть, как мне кажется, интересна не столько сама по себе, сколько тем, что она полнее и глубже характеризует самого Пронина.

Вскоре после опубликования этих рассказов началась Великая Отечественная война. Она разлучила меня с Прониным, мы оба очутились в таких обстоятельствах, что не только лишены были возможности поддерживать друг с другом какую-либо связь, но просто потеряли друг друга из виду.

Наступили события столь грандиозные и величественные, что судьбы отдельных людей, и тем более рассказы о них, невольно отодвинулись в тень…

Но вот справедливая война советского народа за свободу и независимость своей Родины окончилась победой, страна перешла к мирному строительству, и люди вновь начали находить друг друга.

Спустя большой, я бы сказал, очень большой, промежуток времени жизнь снова столкнула меня с Иваном Николаевичем Прониным.

Что делает и где работает Пронин сейчас – это уже статья совсем особого порядка и рассказывать об этом надо тоже совсем особо, но наша встреча оживила стершиеся было в моей памяти воспоминания, ожили полузабытые рассказы, и майор Пронин, сдержанный и суховатый Иван Николаевич Пронин предстал передо мной в новом и еще более привлекательном свете.

Может быть, какой-нибудь придирчивый критик и скажет, что в рассказах много занимательности и мало назидательности… Однако мне думается, что у Пронина есть чему поучиться и есть в чем ему подражать.

Повествуя о приключениях майора Пронина, я пытался не скрыть от читателей ни его рассуждений, ни его мыслей, особенно о тех качествах, какими должен обладать хороший разведчик.

Первое и основное из них – честное, самоотверженное служение Родине, беззаветная преданность делу коммунизма и затем железная дисциплина, высокая культура и сочетание в своей работе точного математического расчета и богатого воображения.

Разумеется, собственные имена и некоторые географические названия заменены в книжке выдуманными, но что касается остального – все близко к истине, и если автор сумел передать читателям это ощущение правды, он будет считать свою скромную задачу выполненной.