Текст книги "Русские корни. Мы держим Небо (сборник)"

К сожалению, венды упустили блестящую возможность, не поддержав в 840 году восстание Стеллингов, «Людей Старого Закона», едва ли не последнее заметное выступление саксонских язычников. Очень жаль. Зато Гамбург в 841 году был захвачен некими морскими разбойниками, которых западные франкские летописцы в своей обычной манере именуют норманнскими. Нападавшие перебили множество горожан, грабили два дня, а на третий зажгли город и ушли. Священники и епископ едва успели уволочь святые мощи из городского собора, епископ даже позабыл плащ.

Местное же предание гласит, что вождя «норманнов» звали… Борутой. И войско его было из живущих невдалеке от границы славян.

В 844 году, когда стеллинги были задавлены, Людовик напал на ободритов. Погиб их старший князь с поразительно знакомым именем Гостомысл.

В 845 году во время очередного ответного визита Людовика за Лабу упоминается «король их» (т. е. вендов) Рёрик. Тенденция, однако. Тогда же венды вновь грабят Гамбург.

В 858 году король сам ведет войско на битву с велетами и ободритами.

После 862 года «королем» ободритов именуется Табомысл. А где же Рёрик? А Рёрик занят, и очень далеко, на другом краю Варяжского моря.

«В 880 году норманны, – пишет А.Ф. Гильфердинг, – устремились на Германию с особенной яростью и ударили на нее в двух местах: на Шельде и на Эльбе. На Шельде, в Нидерландах, они были отбиты; но в земле саксов (вероятно, в Нордалбингии) удальцы севера одержали одну из самых славных своих побед (2 февраля). Поражение саксов было полное; несколько столетий жило о нем воспоминание. Оружие норманнов и неожиданно выступившая из своих берегов река (без сомнения, Эльба) уничтожили все войско саксов: тут погиб герцог саксонский Брун, дядя знаменитого впоследствии короля Генриха Птицелова; с ним погибли 11 графов Саксонской земли со своими полками и 18 служилых королевских людей вместе с их дружинами; наконец, погибли два епископа, Тиотрих Минденский и Маркварт Гильдесгеймский, которые, по возникавшему в эту эпоху на западе обычаю, сражались в рядах войска. В этой великой победе участвовали и славяне – без сомнения, ближайшие к саксам и датчанам бодричи и лютичи. О епископе Маркварте летописец говорит, что он убит был славянами; но главную роль в битве играли норманны: славяне составляли, как видно, только вспомогательную рать, которую норманны вызвали идти на немцев. Оттого большая часть летописцев даже не упомянула об их участии в этой войне».

В 902 году балтийские славяне опустошают Саксонию.

В 916 году ободриты разоряют Норальбингию.

Голос германских летописей едва звучит в это время. Христианская цивилизация испытывает тяжелейший кризис. С юго-востока несутся венгры, их боевые кони доносят всадников до самой Атлантики, навылет прошивая германские княжества и баронства. С севера по рекам поднимаются норманны и иногда – славяне. Наконец, собственно славяне атакуют с востока. В 880 году король жаловался, что даже саксы опять начали обращаться к старым Богам.

В это время испытывает второй подъем цивилизация славянской Атлантиды.

Но это уже «бабье лето». Впереди только осень.

В 919 году в земле восточных франков приходит к власти Генрих Птицелов – и вот это действительно начало конца. Именно он сделает страну восточных франков Германией, а его сын – Священной Римской империей германской нации. И именно это государство поглощает, как океан, славянскую Атлантиду.

Гильфердинг упрекает варяжских славян: почему в предоставленный им историей период они ничего не сделали, чтоб помешать воплощению планов Карла Великого?

Упрек несправедливый. Эти планы, как их рисует Александр Фомич, существовали только в его голове, из действий Карла их нельзя было вывести.

Карл не старался уничтожать славянские капища. Карл не сажал в славянские земли маркграфов, укрепляя лишь границы. Он объединял германцев и возрождал для них римскую империю – вот его сверхзадачи. Очень мало он помышлял о продвижении на восток, о покорении иных племен или навязывании им «истинной» веры (хотя, как всякий христианин, крещение язычников, разумеется, приветствовал). О каком «продвижении» и «насаждении» можно было говорить, если в самой его империи то и дело вспыхивали бунты до самой его смерти? По сравнению с Франкской державой первых Каролингов Русь времен Игоря или Олега Вещего – образец стабильности. Там большинство племенных «княжений» восставало против Киева не больше раза при жизни одного Великого князя. А сколько раз тому же Карлу приходилось воевать саксов? Три? Столько же раз он воевал с Аквитанией. И в других краях королевства было по большей части не лучше.

Трудно заметить такие злодейские планы и в отношении Людовика – к концу жизни его позиция вообще становится сугубо оборонительной.

Молодая и энергичная Саксонская династия – совсем иное дело. Ко всему прочему, если для Карла славянская граница была лишь одной из множества граней его исполинской империи, то для Саксонской династии, начатой Генрихом Птицеловом, это, пожалуй, главный участок приложения сил.

Кроме новой династии и нового государства – Священной Римской Империи Германской Нации, в варяжских краях обозначились еще две силы, а именно – Римская церковь, которая за век с лишним, прошедший со времен Пипина и Карла, со времени «обнаружения» подложного «Константинова дара», значительно прибавила в аппетитах. Во-вторых… эх, скользкая эта тема. Ну да ладно, из песни слова не выкинешь. Я говорю об еврейских работорговцах-рахдонитах[47]47
  Во избежание ритуальных обвинений в «антисемитизме» даю небольшую сводку из мнений специалистов:
  Мец А. Мусульманский Ренессанс. М.: Наука, 1966. С. 366–367: «Основной товар, поставляемый Европой, – рабы – находился полностью в руках евреев». Нидерле Л. Славянские древности. М.: Алетейа, 2000. С. 390: «Вся торговля славянскими рабами и связанная с нею кастрация находились в руках евреев». Мишин Д.Е. Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье. М.: Институт востоковедения РАН, 2002. С. 141: «Работорговля… велась преимущественно иудейскими купцами-рахданитами».


[Закрыть], появляющихся у восточных границ тогдашней Германии как раз в Х веке – хотя некоторые успели чуть-чуть раньше. Сохранились имена тех, кто получал еще в IX в. от короля Людовика монополию на торговлю людьми: рабби Донат и Самуель, лионцы Давид и Иосиф, сарагосец Авраам.

Священной Римской империи германской нации нужны были земли варяжской Руси.

Церковь рвалась уничтожить «престолы идолопоклонства» (ну и от земель тоже не отказывалась).

А работорговцам война с язычниками сулила неслыханное обогащение.

Именно Генрих I Птицелов, взяв город славян-гломачей Гане, перебил всех взрослых, а детей и подростков угнал в рабство. У него, у его вассалов, у его и их потомков такое обращение с «погаными язычниками» стало нормой.

В 927–929 годах все народы между Лабой и Одрой были покорены и принуждены платить дань.

В год смерти Генриха Птицелова попытались взбунтоваться ратари-велеты.

Но вернемся, однако, к нашему невеселому рассказу. Оттон, сын Генриха, не пошел сам войной на ратарей, а направил к ним Германна Биллунга. За расправу над повстанцами Германна наградили званием маркграфа на нижней Лабе, в области ратарей, ободритов и датчан. На следующий день Геро получил назначение на среднюю Лабу для противодействия велетам.

Да… и кстати, о велетах. Именно в этот исторический момент происходит что-то странное. Резко изменяются название и форма правления. Бывшие велеты (вильтины, вильцы, велетабы и пр.) становятся лютичами. До Х века этого названия никто не знал. После Х очень быстро исчезает прежнее.

И одновременно столь же резко изменяется форма правления.

Мы с Вами помним, читатель, что у велетов были князья. Легендарный Вильтин и его потомки и вполне реальные Драговит, Люб, Милогость, Целодраг. А вот у лютичей князей нет. От слова совсем. Они все решают на сходке, даже во время войны.

Очень странные перемены! Неужели в племени произошла революция?

И примерно в это же время – может быть, чуть раньше – из междуречья Днепра и Днестра исчезает целый союз племен. Последний раз он упоминается в 940-е годы, в княжение Игоря Старого. Я говорю про уличей – или, как их называют в некоторых летописях, «лутичей». Кстати, в начале отечественной исторической эпохи именно такое чтение считалось каноническим – загляните хотя бы в Карамзина. И кстати – этот племенной союз не входит в число тех, у кого есть «княженье свое».

Случайное ли это совпадение? Кто же знает – разве что археологи подскажут.

Но вернемся к марграфу Геро. В 938 году, когда возникла опасность восстания, пригласил к себе лучших и знатнейших людей племени, опоил вином со снотворным – и хладнокровно уничтожил. Такое вероломство заставило взяться за оружие чуть ли не всю варяжскую Русь. В 939 году восстание дошло до области ободритов. Восставшие перебили саксонское войско графа Хойко, не уцелел и сам граф. Пришлось кайзеру Оттону лично встать во главе войска.

Но немцы действовали отнюдь не только мечом – это уже не были жестокие, но простодушные саксы Видукинда. Произошла, например, такая история – выросшему в неволе княжичу-гаволянину Тугомиру немцы помогли «бежать» от них. Родной город, Браниборь, встретил юного героя с распростертыми объятиями. Вскоре Тугомир убил племянника, сына брата, последнего князя племени, и отворил ворота завоевателям.

Наряду с предательством инструментом покорения восточных язычников становилась новая вера, принесенная на копьях пришельцев. В славянских областях стали возводить церкви, а в 948 году для координации миссионерской деятельности были учреждены Хафельбергское и Бранденбургское епископства, подчинявшиеся Майнцскому архиепископству. В середине Х века Геро и Биллунг предпринимали настоящие крестовые походы, силой принуждая балтийских славян принимать новую веру.

954 год: Геро покорил укров. «В тот год Геро одержал славную победу над славянами… Добыча была взята огромная, и в Саксонии поднялось великое ликование», – пишет Видукинд Корвейский.

В 955 году поднялись ободритские князья, Након и Стойгнев вместе с саксонцем-язычником Вихманом предприняли грандиозный поход на Запад. Маркграф Германн Биллунг попытался остановить их, но был отброшен и бежал. Ободриты захватили городок со странным названием Кокаресцемий, перебив гарнизон и уведя в неволю жен и детей.

16 октября 955 года на территории ободритов у реки Раксы (Рекниц) произошло сражение, закончившееся жестоким поражением славян. Их предводитель князь Стойгнев был убит, а голова его выставлена на позор в поле; около 700 пленных победители обезглавили. Под кольями, на которые были вздеты безголовые тела, умирал походный жрец Стойгнева, ослепленный, с вырванным языком и переломанными конечностями.

Однако и это не устрашило варягов. В 983–1002 годах поднялись лютичи. Имперская администрация и церковь были выброшены с варяжского поморья. Восставшие захватили епископские резиденции в Бранденбурге и Хафельберге, а монастырь в Кальбе разгромили. В Старигарде лютичи соединились с ободритами, в 983 году в очередной раз ходившими на многострадальный Гамбург. Велигардского, точнее, мекленбургского епископа Иоанна долго водили по городам и весям, а потом, привезя в Радигощ, принесли в жертву Сварожичу, разрубив и разметав на куски тело, а голову утвердив на стене храма-крепости на копье. Точно так же наши былинные герои поступают с противниками – с Тугариным, с Жидовином. И русы князя Святослава именно так поступили с византийским военачальником Куркуасом, впрямую называя его при этом «жертвенным животным».

Имперские князья при поддержке поляков пытались напасть на повстанцев, но каждый раз бывали биты. Тогда Генрих ІІ сменил тактику и заключил с лютичами договор, к великому негодованию церкви (тогда-то и заговорили о «кровавых знаменах дьявола Сварожича»), пользуясь их помощью против Польши. После того как поляки вместе с немцами нападали на них, лютичи, полагаю, были счастливы отплатить им той же монетой. Генрих настолько ценил союзников, что заставил одного не по уму усердного христианина, во время похода швырнувшего камнем в хоругвь с языческой богиней, выплатить лютичам солидный откуп.

В 1043 году датский король Магнус напал на Волын-Винету. Его воины не полезли на неприступные стены, а сумели разрушить плотину – и на город обрушился потоп. На долю датчан осталось немногое. «Самый большой город Европы» стал морской легендой, и моряки долго еще шепотом рассказывали друг дружке, где можно услышать гудящие под водой колокола.

В 1066 году лютичи и ободритская знать убили князя Готшалка, пытавшегося создать независимую Вендскую державу с опорой на… Датского короля и Бременского архиепископа. Такая «независимость» не понравилась ободритам. Восставшие призвали с Рюгена-Руяны умного и смелого воеводу Крута, успешно действовавшего против немцев. Его, однако, убил сын Готшалка Генрих.

В 1113 году ободритское княжество распалось. В 1131-м Никлота провозгласили князем бодричей (малого племени), а племянника Генриха Прибыслава – князем вагров и полабов. Оба были ярыми противниками христианства и немцев. Однако силы варяжских княжеств иссякали – несколько столетий почти постоянных войн с фанатиками христианской веры, смыкающееся кольцо блокады делали свое дело. Поморяне и часть лютичей подчинились Польше, Рюген, святыня многоликих Богов, стал данником датчан. В 1138 году пришла очередь Вагрии, и к 1142 году княжество Прибыслава было завоевано. В 1147 году папа Евгений III провозгласил крестовый поход против варяжских язычников, в котором приняли участие Генрих Лев, датские короли Кнуд и Свейн, епископ Аскер и многие иные. Однако крестоносцы были разгромлены, благодаря тому, что ободриты, поморяне и жители Рюгена действовали заедино. Это было именно то, чего не хватало варяжскому Поморью всю его историю. В Висмарском заливе и на суше флот и войско захватчиков были разгромлены.

Именно эта битва послужила основой для написания А.К. Толстым прекрасной поэмы «Боривой» (в образе самого Боривоя изображен, скорее всего, Никлот).

Однако ободриты изменили союзу и пошли на примирение с христианами. Правду сказать, их поступок никак не отразился на судьбе Дании, которую воины Никлота с Рюгена и Поморья прошли из края в край огнем и мечом в 1152 году.

В 1157-м потеряли навсегда независимость лютичи, которым никто не пришел на помощь.

В том же году датчане попробовали на зуб Аркону, но были разбиты. Через три года они пришли вновь, поддержанные с суши войсками Генриха Льва. Никлот пал в бою, и ободриты были покорены. Последней искрой вспыхнуло восстание Прибыслава, сына Никлота в 1164 году. Увы, победы он не одержал, да и не мог уже, наверное. В 1174-м он признал себя вассалом кайзера Фридриха І Барбароссы и получил титул мекленбургского герцога.

До сих пор во дворе замка мекленбургских герцогов в Шверине красуется мраморная статуя Никлота на коне. Умерший непобежденным, он улыбается, глядя мраморными глазами в какой-то иной мир, где над белыми скалами Арконы по-прежнему реют красные стяги Свентовита и по-прежнему кипит под надежными стенами торг в двенадцативратном Волыне-Винете.

В 1168 году войска крестоносцев берут Аркону. Торжествующий епископ Абсалон едет верхом на поверженном кумире Свентовита, который волочет к морю упряжка быков.

Это был конец.

Еще жили люди. Еще звучала речь – под Любеком еще в XV веке столяли деревни, речь жителей которых была без толмача понятна путешественнику со славянских Балкан, на Рюгене говорили по-славянски до XVI века, на Лабе – до XVIII. Не было того, что создает цивилизацию, – смысла. Не было того, за что люди были готовы умирать и ради чего хотели жить.

Эпилог

 
Пламя древнее в Капищах святых…
Други верные, сожжены мосты…
Память горечью тех кровавых лет…
Чёрной полночью затерялся след…
Кто, если не мы, пламя воскресит?
Застилает дым, даль глаза слепит…
Кто, если не мы, встретит радугу?
Тяжело брести по пояс в снегу.
 

Велеслава

Я сначала хотел написать очень длинный эпилог. Даже название придумал – «как забывали славянскую Атлантиду». А потом понял – не надо. Это как на могиле убитого и оклеветанного деда громогласно обличать клеветников и убийц.

На могилах – молчат. Ну, не кричат во всяком случае.

Я просто хочу попросить Вас, читатель. О трех вещах.

Сперва о не очень важном. Не обижайтесь, пожалуйста. Мне не всегда было легко писать эту книгу, и это, наверное, заметно. Ничего, мы еще поговорим об этом не раз. Ведь мы только пригубили историю славянской Атлантиды – право же, о ней еще сто лет назад были пять больших книг, я не мог втиснуть их, да еще то, что узнали за прошедший век, в эту, в маленькую!

Еще поговорим.

Если Вам будет интересно, конечно.

И – ищите. Ищите, собирайте то, что о ней написано. Это ведь наш исток, наше начало. Говорите о ней. Вспоминайте ее. И ее людей – наших предков. Они заслужили.

Ну и наконец, третье. Наверно, самое важное.

У них были храмы, ослеплявшие великолепием тех, кто видел папский Рим.

У них были города, подобных которым не было в тогдашней Европе.

Их воинов боялись римские легионеры и скандинавские викинги.

Их купцы торговали со всем миром.

Их крестьяне не знали слова «голод».

И их нет.

Им не хватило малости – умения доверять и быть верным. Умения держаться друг за друга. Умения забывать обиды – от личных до «деды воевали».

И их теперь нет.

А у Вас все это есть?

Мы – будем?

Кавказская Русь
Где кровь русская пролилась, там и земля Русская

ЛАМБОДАРЕ-ЯДРЕЮ, ЧТО ПЛЯШЕТ НА РАССВЕТЕ, СМАХИВАЯ БРИЛЛИАНТЫ ЗВЕЗД С НЕБОСКЛОНА.

ПОЛКОВНИКУ БУДАНОВУ.

ВСЕМ СЛАВЯНСКИМ ВОИНАМ, ВОЕВАВШИМ НА КАВКАЗСКОМ РУБЕЖЕ: ОТ ОСАДЫ ПАРТАВЫ И СЕЧИ ПОД АРДЕБИЛЕМ ДО ШТУРМА САМАШЕК, ВЗЯТИЯ И ОБОРОНЫ ГРОЗНОГО ПОСВЯЩАЕТСЯ

Вместо эпиграфа

Русичи, не верьте врагам вашим… где кровь русская пролилась, там и земля Русская.

«ВК»

 
Комиссар чернявый, под стать грачу,
Отчертил: мол, «Г’ассея» – от сих до сих…
Нет, Мать-Русь, Ты там, где плечом к плечу
Встали двое детей Твоих!
Наша кровь во всех реках Европы течет,
В половине азийских рек.
Где ее лил гунн, где – свирепый гот,
Где – лукавый и подлый грек.
Кто сказал, что не Русь – Украина с Литвой,
Что не Русь – Ереван, Ашхабад,
Если в землях этих, сомкнувши строй,
Сотни русичей павших лежат?!
Русь – жива! В поднебесье полет орла
Подает нам благую весть:
Пусть никто не скажет – мол, Русь была.
Будет вечно! Зане Она – есть!
 

Озар Ворон

Вступление, или За что нас, русских, мало ругают

Древний праздник. Как русские себя стыдятся, а другие – собой гордятся. Наши странные юбилеи. Тупики мнимые и настоящие. Завет историка. «Откуда есть пошло…». Две стороны фальшивой монеты. Это – мы.

Иван, родства не помнящий

Поговорка

Мы ленивы и нелюбопытны

А.С. Пушкин

Начну издалека – с мест, далеких и от Руси, и от Кавказа. Из Японии. Я видел это по телевизору – в одном из городов Страны восходящего солнца отмечали храмовый праздник. По улице торжественно шли люди, облаченные в сплетенную из веревок обувь, войлочные колпаки, странные просторные одеяния. Корреспондент объяснял, что праздник ежегодно отмечается «прихожанами» синтоистского[48]48
  Синтоизм, синто – древнейшая исконная религия Страны восходящего солнца, японское язычество. Так же, как и любое язычество, состоит в поклонении богам природы и предкам.


[Закрыть] храма с… VIII века. И одеяния празднующих с археологической точностью воспроизводят костюмы той далекой эпохи.

А я смотрел на улыбчивые медные лица и думал, что здесь, наверно, идут в древних облачениях клерки знаменитых корпораций, ничуть не боящиеся, что появление на улице в столь «несолидном» виде поставит точку в их карьере, и их важные боссы, также нимало не тревожащиеся за свою деловую репутацию, а то и лихие ребята-якудза, вовсе не опасающиеся, что «реальные пацаны не поймут». И приверженцы учения Будды почему-то совершенно не склонны протестовать против храма и обрядов, появившихся задолго до того, как первые проповедники учения Гаутамы шагнули на древние острова Ямато.

А теперь, читатель, попытайтесь вместе со мной представить картину: шествие где-нибудь в Новгороде по поводу, скажем, Перунова дня. Крупного бизнесмена (господина Брынцалова, к примеру), госчиновника, «братка» в одеждах русичей ну пусть не VIII, пусть X века (да не в лубочно-пряничных аляповатых одежках «ля рюс», с сарафанами и балалайками, а в тщательно, любовно реконструированных подлинных одеяниях той поры). Православных, мирно прибирающих под одежки кресты и идущих в общих рядах, не блажа об «идолопоклонничестве» и «сатанизме».

Русский народ, мой народ, часто ругают. И часто – безосновательно. Потому что, скажем, в лень народа Ермака, Хабарова и Дежнева, воздвигшего державу от Балтики до Тихого океана, народа Королева и Гагарина, первым шагнувшего в космос, я не верю. Не у русских родилось понятие «сиеста», скажем, а то, что у немцев развернулось в баллады о блаженной Шларрафии, с реками из пива и горами из сосисок, а у французов – в повествования о прекрасной Кокейнь, у нас ограничивалось потешными присказками – на острове, мол, Буяне, молочные реки, кисельные берега, ходит бык печеный, в боку нож точеный. И всевозможные простофили Гансы, Жаки и Джеки из европейских сказок ничуть не трудолюбивей нашего Емели. Что до других недостатков – так пьют, например, те же японцы куда как больше нашего.

Но есть один недостаток, за который нас, по-моему, ругают мало. Это какое-то изумительное беспамятство, несерьезное отношение к своему прошлому – и, в итоге, к своей народной сути, самобытности, культуре. Я не про либералов или, скажем, коммунистов речь веду – с этих спроса нет. Но вот как понимать, скажем, заявление одной из называющих себя русскими и национальными газет, что пристрастие к национальному костюму и традиционному обличью – это-де, оказывается, «азиатчина»? Вот уж просветили так просветили. Будем теперь знать, что Герман Геринг, позировавший перед фотокамерой в баварских шортах с узорчатыми подтяжками и легкомысленной тирольской шляпке с перышком, оказывается, «азиат». И артист Шон Коннери, на присвоение ему рыцарского титула надевший шотландскую юбку-килт с клановым узором, тоже, видимо, «азиат». И техасский конгрессмен, деловито поднимающийся по ступеням Белого дома в ковбойском стетсоне и костюме-антри, конечно, «азиат».

Простите, а Вы, читатель, способны представить себе кого-нибудь из наших актеров (про политиков умолчим), ну не Харатьяна с Гафтом, понятно, но вот хотя бы Домогарова или Жигунова, появляющегося в «присутственном месте» в косоворотке?

«Несерьезно»… «Балаган»… Ох, какие ж мы серьезные. В гавайке и в шортиках – это да, это нормально. Но в косоворотке – «я что, клоун?!».

Если честно, трепет перед историческим прошлым своего народа у западных «азиатов» и «клоунов» принимает иногда немного странные формы. Редьярд Киплинг – тот самый, к слову, которого его земляк и современник Честертон попрекал чуть ли не космополитизмом безродным, мол, глядит на родной остров «из окна пассажирского вагона», – в «Подарках фей» и «Паке с холмов Пака» любовно разворачивает перед читателями галерею предков, в которой и бритт-пастух каменного века, и римский легионер. И нимало не заботится, что собственно англичане-англосаксы к потомкам бриттов или римлян не относятся. Еще удивительнее гордость англосаксов – в том числе и заокеанских – подвигами легендарного короля Артура, одним из которых, между прочим, числится собственноручная расправа в битве у горы Бадон с девятью сотнями… англосаксов.

Или, скажем, торжества во Франции по поводу победы вождя восставших галлов Верцингеторига над римскими легионами и возведенный по этому случаю памятник – а ведь нынешние французы, пожалуй, в не меньшей степени потомки побежденных римлян, чем высоких и голубоглазых мятежников. А уж заявлять, в духе нашей интеллигенции, что галлы были дикарями, занимавшимися человеческими жертвоприношениями, а римляне несли им передовую культуру Средиземноморья, я Вам, читатель, ежели окажетесь на этих торжествах, очень не советую. Французы – народ горячий, и испытать их любовь и уважение к предкам на себе может быть не полезно для вашего здоровья. Как видно, самые передовые и цивилизованные народы не стесняются своего прошлого, а иногда не прочь и «нарастить» его за чужой счет.

Но знаете – есть и более странные и уродливые вещи. Например, когда у нас отмечают «день начала славянской письменности» в честь святого Кирилла. Того самого святого Кирилла, в житии которого черным по белому сказано, что будущий святой видел в Корсуни-Херсонесе, древнем городе неподалеку от нынешнего Севастополя, две книги (!), написанные «русьскими письмены»[49]49
  В книге «Святослав» я подробно рассказываю, почему считаю, вслед за многими учеными, так называемую кириллицу наследником именно этих «русских письмен», а Кирилла – изобретателем глаголицы.


[Закрыть]. Тут, понятно, подсуетились представители странной, и, к сожалению, немалочисленной, части наших ученых, у которой любая мысль о достижениях славян в прошлом вызывает какой-то суеверный страх, и заявили, что «русьскими» надо понимать как «готскими». То, что «русьскими» читается во всех 26 (!) списках жития, многие из которых составлены далеко за рубежами России – в Моравии, Сербии, Болгарии, – этих «ученых» не смущает, равно как и то, что готы упомянуты в житии под собственным именем. Ведь если написать, что это все-таки русские письмена, «реальные пацаны не поймут»!

А недавно с помпой отпразднованное «трехсотлетие российского флота»? Аскольд и Дир, надо понимать, до Царьграда через Черное море вплавь добирались, равно как и поморы русские до Шпицбергена-Груманта, а казаки-землепроходцы – до Аляски и Калифорнии.

Но уж венец всего – наш замечательный День защитника Отечества. Ладно еще в советские времена он назывался Днем Советской Армии – ясно и честно. Но вот как понимать сегодняшнее название – что, первой защитницей Отечества была армия, созданная неполных сто лет назад во время и для гражданской войны, братоубийственной бойни и состоявшая из дезертиров, китайцев, латышей и среднеазиатских мусульман? Лично мне, признаюсь, читатель, трудно расценить это иначе, нежели смачный плевок на могилы героев Брусиловского прорыва и «Варяга», Шипки и Севастополя, Бородино и Полтавы, покорителей Казани и Сибири, воинов Куликовского поля и Ледового побоища, дружинников Святослава Храброго и Олега Вещего.

Назовем, читатель, вещи своими именами. Мы, русские, в массе своей не уважаем свое прошлое, свою историю, свои корни. А значит, и себя. А того, кто не уважает себя, не уважает никто – это вообще-то достаточно известная истина. И не надо слушать тех, кто еще не отошел от перестроечной горячки и продолжает бредить про «тупик «особого пути»», «общечеловеческие ценности» и «магистральный путь развития». Вот как раз когда мы гнались за этими миражами, будь то при Ольге и Владимире, при Петре Великом или Майкле Горби, мы и попадали в тупик, и выбраться из него всякий раз стоило больших, очень больших усилий – а то и крови. А времена, когда мы начинали понемногу вспоминать, что Русь – это все-таки Русь, а русские – это русские, что ничего постыдного в этом нет, – вот тогда наступали времена, когда нас, по-прежнему не любя, начинали уважать, а жизнь в стране становилась более-менее сносной – при московских государях, при Николае Павловиче и Александре Александровиче, при Сталине. Про последнего уже сказано все ругательное, что только можно, я только замечу, что при нем страна, лежавшая в руинах после Гражданской войны, стала державой, сумевшей переломить хребет двум не самым слабым в мировой истории империям, и был заложен фундамент космической программы. Зато при его ругателях с бывшей державой и построившим ее народом практически без единого патрона сделали все, что собирался, как нам объясняли когда-то в школе, сделать Гитлер.

И если Вам, читатель, когда-нибудь захочется понять, отчего, скажем, в той же Японии, где на площади Уральского хребта, лишенной, впрочем, его сырьевых ресурсов, толпится столько же народу, сколько живет во всей России; в стране, где никогда не было ученых с таким мировым именем, как Капица, Курчатов или Королев, а во времена Менделеева и Павлова не было ученых вообще; в стране, которая, пожалуй, одна в целом мире может сказать, что в последнюю мировую войну ей пришлось тяжелей, чем России, тем не менее уровень жизни остается недосягаемо высоким для нас, а ее промышленники уверенно захватывают рынки России, Европы и Америки – вспомните, с чего мы начали этот разговор. Хорошая жизнь невозможна без уважения к себе, своей стране, своему народу – а значит, и почтительного внимания к своему прошлому. Подчеркиваю, именно почтительного внимания, а не обезьяньего выискивания блох и болячек.

Я вряд ли смогу сказать об этом лучше замечательного русского историка Ивана Егоровича Забелина, а потому просто приведу здесь его слова: «Всем известно, что древние, в особенности греки и римляне, умели воспитывать героев… Это умение заключалось лишь в том, что они умели изображать передовых своих деятелей в своей истории не только в исторической, но и в поэтической правде. Они умели ценить заслуги героев, умели различать золотую правду и истину этих заслуг от житейской лжи и грязи, в которой каждый человек необходимо проживает и всегда больше или меньше ею марается. Они умели отличать в этих заслугах не только реальную и, так сказать, полезную их сущность, но и сущность идеальную, то есть историческую идею исполненного дела и подвига, что необходимо и возвышало характер героя до степени идеала.

Наше Русское возделывание истории находится от древних совсем на другом, на противоположном, конце. Как известно, мы очень усердно только отрицаем и обличаем нашу Историю и о каких-либо характерах-идеалах не смеем и помышлять. Идеального в своей Истории мы не допускаем. Какие у нас были идеалы, а тем паче герои! Вся наша История есть темное царство невежества, варварства, суесвятства, рабства и так дальше. Лицемерить нечего: так думает великое большинство образованных русских людей. Ясное дело, что такая История воспитывать героев не может, что на юношеские идеалы она должна действовать угнетательно. Самое лучшее, как юноша может поступить с такою историею, это – совсем не знать, существует ли она. Большинство так и поступает. Но не за это ли самое это большинство Русской образованности несет, может быть, очень справедливый укор, что оно не имеет почвы под собою, что не чувствует в себе своего исторического национального сознания, а потому и умственно, и нравственно носится попутными ветрами во всякую сторону.

Действительно, твердою опорою и неколебимою почвою для национального сознания и самопознания всегда служит национальная История».

Не обижена богом в этом отношении и Русская История. Есть или должны находиться и в ней добрые идеи и идеалы, светлые и высоконравственные герои и строители жизни. Нам только надо хорошо помнить правдивое замечание античных писателей, что «та или другая слава и знаменитость народа или человека в Истории зависит вовсе не от их славных или бесславных дел, вовсе не от существа их исторических подвигов, а в полной мере зависит от искусства и уменья или даже от намерения писателей изображать во славе или уничижать народныя дела, как и деяния исторических личностей».

Как видим, уродливые гримасы нашего общественного сознания появились не вчера, не в советское даже время. Я склонен возводить их к эпохе, когда предки из полубогов, из предметов безмерного почитания потомков были обращены новой религией в тупых варваров, поклонявшихся бесчувственным деревяшкам; сравнивая Ольгу среди язычников с жемчужиной в кале, летописец не подозревал, что кладет начало тому умонастроению, что последует за русскими грамотными людьми через десять веков. Только те хороши, кто желает подверстать Русь к очередному «общечеловеческому» ранжиру, затоптав и прокляв память своего прошлого, своего пути, своих предков. Это – прогрессивные, передовые люди, «жемчуг». Остальные – кал. И события, о которых я пишу в этой книге, – лучшее доказательство моей правоты. Ни одно из них – за единственным исключением, о котором упомяну особо, – не попало в летописи, хотя чуть не половина пришлась на время жизни той же «святой» Ольги – ведь это же были горести и доблестные деяния поганых язычников, «кала»!