Текст книги "Все цвета радуги"

Ли Бреккет
Все цвета радуги

На долину обрушился дождь, длительный и обильный. Он лил без перерыва тридцать шесть часов. Земля пропиталась влагой. С каждой складки изрезанных неровностями склонов холмов струился грязный поток. Внизу эти потоки сплошь заливали плоскую равнину и вливались в реку по руслам, которые проложили для себя сами. А река, пробужденная от обычной кроткой безмятежности, ревела и катилась, точно новая Миссисипи, обрушивая берега и растекаясь, широкая и желтая, по полям, фруктовым садам, по дорогам, по улицам городка Гранд Фоллз, жители которого побросали свои дома и спасались на более высоко расположенных местах. Вырванные с корнем деревья и сломанные стволы бились о стены старых кирпичных домов на главной улице. Медные плевательницы всплывали все выше в вестибюле местной гостиницы, издавая траурный звон, когда сталкивались боками.

Тем временем высоко в горах, окаймлявших долину с северо-востока и с юго-запада, непрерывно работали два неких предмета, спрятанные там искусной рукой. Они назывались мини-зарядами и к земной технике отношения не имели. При нормальном режиме работы зарядов хватило бы на множество долгих дней, но сейчас они действовали с повышенной интенсивностью, швыряя в небо могучий поток заряженных частиц, чтобы посеять облака, плывущие над горами.

В долине все лил и лил дождь…

Это была его первая самостоятельная работа – и никакого тебе начальства ближе чем в Галактическом Центре, а Центр находится далеко.

Он отнюдь не испытывал уверенности, что справится с ней.

Он поделился сомнениями с Руви, сбавив ход тяжеловесной наземной машины, чтобы жена услышала:

– Ты погляди – как можно этот хаос превратить когда-нибудь в цивилизованный континент?

Она повернула голову – как всегда, необычайно быстрым движением – и спросила:

– Струсил, Флин?

– Пожалуй, да.

Ему было стыдно в этом признаться, в особенности из-за того, что в действительности его обескураживала не значительность и трудность работы, но сама эта планета.

В своем мире, на Минтаке, он был инженером по управлению погодой – это являлось одной из первоочередных задач науки, и Флин уже проделал исследовательские полевые работы на пяти крупных планетах, по крайней мере на двух из которых метеоусловия оставляли желать лучшего и работы был непочатый край. Но никогда Флину не приходилось бывать в местах, только-только начинающих приобщаться к галактической цивилизации.

Всего два десятилетия как Периферийное управление вступило в контакт с окраинными системами, а этого было слишком мало, чтобы произвести на них впечатление. Даже в больших городах пришелец вроде него, Флина, не мог пройти по улице, не привлекая к себе нежелательного внимания прохожих, и далеко не все проявления подобного внимания бывали вежливыми. Прибыв из миров Федерации с космополитическим населением, Флин с трудом воспринимал этот мир.

Но Галактический Центр восторженно относился к окраинным мирам, потому что в некоторых из них уровень развития цивилизации был на удивление высоким, при том что достичь подобного уровня удалось исключительно собственными силами. Центру не терпелось отправить туда преподавателей и технических инструкторов. Вот почему Флин раньше положенного срока был назначен на пост руководителя группы из четырех человек: планировщиков, экономистов, специалистов по управлению погодой.

В этом заключался исключительный шанс с блестящими надеждами на будущее, а повышенный оклад позволил Флину взять Руви постоянным своим помощником гораздо раньше, чем он надеялся. Его здесь тяготило не одиночество и не затрудненность контактов, а отсутствие уверенности в себе, чего он никогда не замечал за собой в мирах Федерации.

Руви сказала:

– Ну ладно. Предположим, я тоже боюсь. И жарко. Давай остановим это неуклюжее сооружение, подышим свежим воздухом. Вон, похоже, неплохое местечко.

Флин отвел машину с узкой дороги на участок земли, огороженный несколькими большими камнями – они отмечали съезд в долину. Руви вышла и остановилась возле камней, глядя вниз. Ветер прижимал вплотную к телу ее желтую блузку и взъерошивал мягкую серебристую массу коротких локонов на голове. Даже освещенная этим чужим солнцем, кожа ее блестела темно-зеленым оттенком юности и здоровья. У Флина всякий раз замирало сердце от сладкой боли, когда он смотрел на нее. Он подозревал, что так будет не всегда. Но боль эта радовала, сколько бы она ни продолжалась.

Флин убедился, что проделал все требуемые манипуляции и машина теперь не врежется в камни, и присоединился к Руви. Ветер был горячим и тяжелым от влаги, он нес с собой незнакомые запахи. Долина петлями уходила вдаль, а где-то в конце ее блестела вода. По обе стороны долины возвышались и горбились каменные хребты, голубые на расстоянии – там, где их укрывала Дымка. Ближние склоны гор зеленели обильными косматыми лесами. Густо растущие деревья боролись за жизненное пространство, задыхаясь от молодой поросли и беспорядочных лоз вьющихся растений, явно неухоженных.

– Кажется, – заметила Руви, – диких животных там тоже полно.

– Надеюсь, они не очень опасны.

Руви слегка вздрогнула.

– Когда я попадаю хотя бы недалеко за городские пределы, у меня появляется ощущение, что я нахожусь в совершенно диком мире. И в нем не так уж и плохо. Деревья, цветы, даже травы не той формы и иной окраски, – все какое-то не такое, и небо вроде бы должно быть совершенно иным. – Руви засмеялась. – Из таких моих впечатлений всякий легко сделал бы вывод, что я впервые уехала из дому.

Над хребтом показались две огромные птицы. Они висели в небе, паря медленными кругами на серо-коричневых крыльях. Флин инстинктивно обвил Руви рукой, не испытывая уверенности, что птицы не нападут. Те этого не сделали, паря над долиной, где их подхватили потоки воздуха. Поблизости не виднелось никаких признаков человеческого жилья, и если бы не узкая дорога, они могли бы считать, что находятся в ненаселенной местности.

– Здесь, однако, по-своему красиво, – заметила Руви.

– Да.

– Наверно, можно судить обо всем только по одной мерке, да? По их собственной.

Флин раздраженно подхватил:

– Легче действовать, когда знаешь их мерку. У них таких, кажется, тысячи. Вот почему Шербонди все твердит, чтобы мы держались в стороне и изучали страну. Надо же понять, каковы здесь люди. – Через Шербонди они держали контакт с местными властями. Это был добросердечный высокий мужчина, с огромным энтузиазмом относившейся ко всему, что предстояло сделать. – Единственное в этом неудобство – целая жизнь уйдет на то, чтобы…

Сзади послышался шум, как будто неслась лавина. Флин подскочил и повернулся, но там оказался всего-навсего громадный красный автомобиль, с рычанием проносившийся мимо. Выхлопная труба машины выплевывала клубы дыма. Водитель заметил Флина и Руви, и Флину показалось, что тот вот-вот врежется в деревья на краю леса, так он на них уставился.

Флин вздохнул:

– Поехали.

Они снова сели в машину, и Флину удалось без происшествий вывести ее обратно на дорогу и выбраться на то направление, по которому он хотел поехать, – он всегда радовался, когда это у него получалось. Примитивные автомобили, которые зависели от личной прихоти водителя на этой примитивной системе дорог, все еще вызывали в нем жуткий страх.

Стояла все такая же жара. Из вежливости и для того, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания, Флин приучил себя носить рубашку и брюки, обычные для местных жителей. Многие мужчины из инструкторских групп поступали так же вскоре после прибытия на планету. Очевидно, было не так уж важно, как одеваются женщины, входящие в состав этих групп, если при этом соблюдались пуританские запреты, но мужчины находили более приемлемым приспосабливаться. Флин считал местную одежду чудовищно неудобной и завидовал Руви в ее блузке – так было хотя бы прохладнее.

Руви казалась вялой и подавленной. Полузакрыв глаза, она откинулась в угол широкого, заваленного вещами сиденья. Нежные черты ее лица заострились, на них сверкали капельки пота.

– Я думаю о доме, – вздохнула она, – и о деньгах.

– Разве о них стоит думать?

Мимо проплывали леса, сливающиеся вдалеке в сплошную темную полосу; мир вокруг был наполнен шорохами и густым запахом пыли. Иногда по дороге попадались фермерские угодья. В Федерации уже в течение целых столетий невозможно увидеть такие районы, где часть земли занята под различные виды злаков, а часть под пастбища, и со всем этим управляется только один человек и его семья. Иногда Флин и Руви проезжали маленькие городки и деревушки с весьма странными названиями, где люди глядели на них во все глаза, а дети показывали пальцами и вопили:

– Зеленые ниггеры! Поглядите-ка на зеленых ниггеров!

Флин вглядывался в дома. Они отличались один от другого и выглядели совсем иначе, нежели те, к которым он привык в больших городах, но все были построены по одному стандарту. Флин пытался вообразить, на что похожа жизнь в одном из подобных городков, в одном из таких деревянных, кирпичных или каменных домов с нелепой отделкой и заостренной крышей. Возможно, Шербонди прав. Возможно, всем представителям Федерации надо ближе соприкоснуться с обыденной жизнью планеты, познакомиться с тем, что думают и чувствуют эти люди, выяснить, как они борются со средой обитания. Последующие несколько десятилетий принесут множество изменений, настолько радикальных и полных, что теперешняя жизнь скоро начнет забываться…

Перемены уже начались. Планета – местное название ее Земля («Звучит славно», – подумал Флин) – делала свои первые неуверенные шаги в космос, когда прилетели корабли Инспекционной службы. При помощи инструкторов и технических достижений этот процесс можно было невероятно ускорить. Первые корабли, построенные на Земле и управляемые земными экипажами, обученными инструкторами Федерации, за семь-восемь лет практики уже могли выполнять некоторые ограниченные полеты. На очереди стояли работы по планированию, производившиеся группами, такими как группа Флина, работы по управлению погодой. Шла подготовка к унификации производства, готовились преобразования в системе обучения, и, сверх всего, принимались меры по установлению всеобщего мира. Словом, предполагались бесчисленные новшества, которые нужно выполнить, чтобы сделать Землю полноправным членом Федерации.

Но население в целом еще не ощутило на себе этих перемен. На Земле все шло своим обычным ходом, и Флин по опыту знал, что многие туземцы, даже на уровне администрации, обидчивы и горды и совершенно не склонны менять привычную для них систему мышления. В провинции же население инертно гораздо в большей степени. Необходимо взять над ними верх, убедить их, что в предстоящих грандиозных задачах нет деления на наших и ваших, что местные жители не просто принимают дар от более старой и развитой культуры.

Предстоит долгая увлекательная работа. Деятельный молодой человек, который с ней справится, может не сомневаться в своем дальнейшем успешном продвижении по службе.

Беспокоило только…

Руви мыслила так же, потому что спросила:

– Мы здесь останемся?

– Придется, пока не закончим работу.

– А потом? Я знаю, некоторые уже решили остаться.

– Эти местные делают очень хорошие предложения, – не спеша проговорил Флин. – Им нужны технические инструкторы и преподаватели еще на длительное время. И Центр это одобряет, потому что это ускорит интеграцию. – Он потянулся и погладил ее. – Здесь мы сможем прославиться и разбогатеть.

Руви слабо улыбнулась.

– Хорошо, – произнесла она слабым голосом. – Попытаюсь привыкнуть к этой мысли.

Она начала мрачно разглядывать разноцветные деревья странной формы, нелепые здания, выглядевшие столь прозаически, толпы щебечущих людей на городских улицах. Руви тряхнула головой и откинулась назад с закрытыми глазами.

– Попытаюсь привыкнуть, когда будет не так жарко, – добавила она.

– Управление погодой это наладит.

– Но на это потребуются годы.

Дальше ехали молча. Руви ощущала смутную тревогу и беспокойство, но Флин все думал о предложении Шербонди и о том, к чему оно может привести, – и не говорил ни слова. Он пока не хотел делиться этими мыслями с Руви.

Во второй половине дня разразился сильный грозовой дождь. Будучи специалистом по погоде, Флин великолепно понимал причины этого неудобства, но при всех своих знаниях он никак не мог сам ослабить воздействие подобного явления. Руви ткнулась головой в край сиденья и задремала. Флин продолжал вести машину. Если дать аборигенам почувствовать, что вы боитесь местной погоды, они никогда не поверят, будто вы можете ею управлять. В Вашингтоне он завел привычку выходить на улицу в такую непогоду, которая устрашала даже городских жителей. Вот и теперь он с трудом различал дорогу, чтобы не вылететь за обочину, а потоки воды действовали ему на нервы. Но он решительно ехал вперед.

Внезапно Флин выехал из полосы дождя – а может быть, дождь кончился. Снова выглянуло солнце, наполняя паром насыщенный влагой воздух. Дышать становилось трудно. Большие черные тучи все еще громоздились в небе, предвещая новый взрыв непогоды. В необычном освещении деревенский пейзаж выглядел чужим и зловещим, разбросанные домишки скорчились под таинственными деревьями, словно насторожившиеся гномы с враждебными взглядами, поля зияли пустотой, а с деревьев капало – и все говорило о бесконечном одиночестве.

– Я устала и хочу есть, – пожаловалась Руви. – Давай остановимся.

– В следующем же городе, который стоит на железной дороге. – Флин и сам устал.

Он находил, что машина тяжела и неудобна в управлении. Тем более если сравнить их поездку с полетами на аэрокарах, легком и безопасном воздушном транспорте, наполняющем мирные небеса Федерации. Но здесь аэрокары невозможно использовать, пока не будет налажена глобальная служба погоды.

До ближайшего города было далеко. Дорога вилась вверх через низкие неровные горы, над журчащими потоками. Деревни, которые они проезжали, были крохотными, иногда в два—три домика.

Тени в долине сделались гуще. Руви начала ощущать легкое раздражение. Флин понимал, что причина этого в дикой местности, которая их окружает, но ему было досадно. Ему хватало своих забот. Какое-то животное перебежало шоссе, и Флин едва не угодил в канаву, стараясь на него не наехать. Освещение в кабине было слабым. Флина беспокоило, что горючее подходит к концу. А дорога, казалось, вечно будет петлять в бесконечном темном туннеле среди деревьев.

Проехали небольшой деревянный храм рядом с туземным кладбищем; выглядело оно совершенно варварским – подобные места всегда приводили Флина и Руви в ужас. Ритуальные камни светились мертвенной белизной среди нескошенной травы и шиповника. Все это промелькнуло так быстро, что Флин понял – скорость его огромной машины превысила безопасный предел. Он стал замедлять ход. В это время дорога повернула, и Флин чуть не врезался в какую-то сельскохозяйственную машину, крайне медленно движущуюся по дороге. Флин с трудом избежал столкновения, и все кончилось хорошо, но он сильно перепугался. Человек за рулем тихохода что-то громко крикнул вдогонку. Флин не мог точно разобрать слов, но не оставалось никакого сомнения в том, что водитель рассердился. После этого Флин стал осторожнее.

На обочине начали появляться раскрашенные вывески.

Руви читала:

– Ресторан. Отель. Гараж. Близко город. Гранд Фоллз, наверное.

Неожиданно они достигли развилки и увидели внизу впереди широкую изгибающуюся долину, наполненную солнечным светом, льющимся сквозь облачные прорехи. Возможно, у Флина было такое настроение, но пейзаж поразил его своей красотой. Река мчала свои воды, отсвечивая в лучах заката, разделяясь на величественные потоки, которые живописно устремлялись вперед, к пенящимся вдали порогам. Белые городские домики, окруженные цветущими виноградниками, стояли в тени деревьев, сонные и мирные в этот жаркий вечер, а над ними одиноко парил белый высокий шпиль.

– Смотри, вот гостиница. – Руви показала рукой. – О, блаженство, до чего хорошо будет принять холодную ванну перед обедом!

Она пробежала пальцами по своим серебристым локонам и выпрямилась на сиденье рядом. Всю дорогу, пока они съезжали с холма в Гранд Фоллз, Руви улыбалась.

Здесь недавно прошел дождь. Тротуары блестели, а в воздухе парило. Приятный аромат неизвестных цветов с силой ударял в нос; на тенистых террасах домов вдоль дороги раздавались шум голосов и сдержанный смех; маленькие юркие фигурки детей быстро пробегали под падающими на них с деревьев каплями.

Шоссе плавно перешло в главную улицу, сверкающую разноцветным неоном; желтые глаза окон глядели на них сквозь сумерки. По обе стороны улицы тянулись низкие нелепые здания, явно очень старые, стоящие так плотно друг к другу, что выглядели как одно целое. Единственное, что вносило разнообразие в унылую уличную картину, так это фасады. Там, на ризолите вверху, красовался резной карниз, здесь, вокруг оконного переплета, был выложен кирпичный орнамент. Дома были в основном двухэтажные, из красного кирпича, который, по-видимому, и являлся главным строительным материалом.

Конторы и магазины были закрыты. В питейных же и закусочных заведениях народу было хоть отбавляй. В глубине их играла музыка, и где-то высокий мужской голос подвывал под примитивные звуки ударных. Аромат цветов тонул в едких запахах горячего мокрого кирпича и асфальта. Впереди, дальше по улице, виднелся ярко освещенный театральный подъезд, и несколько пар направлялись туда. Женщины были в нарядных открытых платьях, оставлявших обнаженными их руки и ноги; волосы у них на голове были аккуратно уложены. Группы молодых людей слонялись по тротуарам возле питейных заведений. Парни курили и болтали между собой, разглядывая женщин.

– Что ж, – пробормотал Флин. – Шербонди советовал держаться подальше от проторенных дорог и поглядеть, что собой предоставляет местная жизнь в полном ее проявлении.

– Отель выглядит привлекательно, – заметила Руви.

Даже в сумерках они начинали обращать на себя внимание. Сначала небольшие группки зевак замечали сверкающий длинный автомобиль с правительственными номерами, потом – самих Флина и Руви. Машина их на улице была не единственной, некоторые автомобили ехали, другие стояли у обочины, – но та, которую вел Флин, заинтересовала зрителей сильнее всех прочих. Флин видел, как люди показывают пальцами в их сторону и смотрят на них. Он беззвучно выругался и подумал: «Интересно, можно ли заказать обед прямо в номер?»

Отель располагался на перекрестке двух главных улиц. Он был трехэтажный, выстроен из красного кирпича, с длинными узкими окнами по фасаду. На уровне второго этажа тянулся балкон, нависающий над улицей и покоящийся на стройных металлических столбах, некогда выкрашенных в белый цвет. Второй ярус столбов балкона поддерживал козырек крыши. На балконе сидели на стульях пятеро или шестеро пожилых мужчин, а еще несколько человек занимали сиденья внизу на улице, под навесом.

Флин взглянул на отель с сомнением:

– Не похоже, чтобы здесь была ванна.

Его энтузиазм несколько поостыл. Руви успокоила его:

– На одну ночь сойдет. До следующего отеля, наверное, далеко, да и сомнительно, что следующий будет лучше.

Флин фыркнул, подвел машину к обочине и остановил.

Скрипнули стулья – сидевшие подались вперед, кое-кто даже встал, чтобы подойти поближе. Флин вышел и обогнул машину. Глядя поверх низкой крыши автомобиля, он заметил, что с противоположной стороны улицы начали подходить какие-то люди. Невесть откуда появилась стайка мальчишек; они гудели, как растревоженный улей, и глаза их горели.

Флин помог выйти Руви, такой стройной в своей желтой облегающей блузке; в серебристых ее волосах отражался свет парадной двери отеля.

Один из мужчин произнес высоким пронзительным голосом:

– Господи Боже, зеленые, что твоя трава!

Послышался смех, кто-то свистнул.

Лицо Флина напряглось, но он промолчал, даже не посмотрев в сторону говорившего. Он взял Руви под руку, и они направились к двери.

Они шли по вытертому ковру, огибая чудовищные диваны, обитые потрескавшейся кожей и пыльным плюшем. Флин поднял голову к потолку, к пропеллерам вентиляторов, которые толком не разгоняли ни накопившейся в воздухе духоты, ни порхавших возле лампочки насекомых. Запах, стоящий в гостинице, Флин не мог определить точно: пыль, застарелая табачная вонь, что-то еще. Из-за высокой деревянной конторки поднялся седовласый мужчина. Он стоял, опершись руками о конторку, и наблюдал, как гости подходят.

Люди с улицы не отставали от них, толпа поспешно втекала через двери. Похоже было, что их возглавляет видный краснолицый мужчина с медальоном на золотой цепочке, покоящимся на широкой груди.

Флин и Руви остановились перед конторкой. Флин снова улыбнулся и поздоровался:

– Добрый вечер.

Седовласый посмотрел мимо них на вошедших следом людей, принесших с собой запах потных тел, добавивший к уже имеющимся здесь запахам новые ароматы. Разговоры в толпе прекратились: должно быть, все ждали, что скажет седовласый. В тишине тихонько гудели, поворачиваясь на оси, вентиляторы.

Седовласый прочистил горло. На улыбку он ответил улыбкой, но в его ответной улыбке не было дружелюбия.

– Если вам нужна комната, – произнес он неестественно громко, как будто обращался не к Флину, а ко всем остальным, находившимся в вестибюле, – к сожалению, свободных нет. Все переполнено.

– Переполнено? – переспросил Флин.

– Переполнено, – седовласый взял большую книгу, лежавшую перед ним раскрытой, и захлопнул ее с таким видом, словно совершал некую церемонию. – Поймите меня правильно. Я не отказываю вам в приюте, просто на данный момент у нас нет ни одной свободной комнаты.

Он снова взглянул на людей, столпившихся в дверях, и среди них послышался хохоток.

– Но… – начала было Руви с нарождающимся протестом в голосе.

Флин сжал ей руку, и Руви умолкла. Его лицо вдруг обдало жаром. Он понимал, что этот человек лжет и что все остальные ждали от него этой лжи и одобряли ее. И что причины этой лжи не знали только они с Руви. Он понимал и то, что здесь бесполезно спорить. И тогда он заговорил со всей вежливостью, на какую был способен:

– Понимаю. Может быть, вы могли бы порекомендовать нам что-то другое в этом городе?

– Ничего не знаю, – ответил седовласый, качая головой. – Ни одного такого места не знаю.

– Благодарю вас. – Флин повернулся и пошел назад через холл, все еще держа Руви под руку.

Толпа перед входом выросла Флину показалось, будто половина населения города собралась на углу рядом с гостиницей. Те, что были впереди, получили двойное подкрепление и заблокировали двери. Люди отступили, чтобы пропустить Флина и Руви, но сделали это с плохо скрытой издевкой, пристально разглядывая Руви, которая наклонила голову и не смотрела на них

Флин шествовал медленно, не желая ни замечать их, ни торопиться. Но они были так близко, что он чувствовал жар их тел и идущие от них запахи. В толпе было что-то угрожающее, чего он не понимал, и нервы Флина напряглись до предела.

От вышел из дверей, чуть не столкнувшись с какой-то молодой девушкой. Она взвизгнула и отскочила с дороги, красноречиво изображая на лице страх. Девушка была не одна, а с компанией молодежи. Девицы и молодые люди начали хихикать и подталкивать друг друга. По мере того как толпа росла, голосов в ней раздавалось все больше. В толпе на пути было много женщин. Флин вежливо пережидал, чтобы они отошли, шаг за шагом продвигаясь к машине. Голоса раздавались сзади и сверху, с балкона, текли прямо к нему, кружились вокруг.

– …Даже и не люди…

– Эй, зеленка, ты что, не в состоянии прокормить свою бабу там, откуда явился? Гляди, какая тощая!

– Они что, шуточки шутят – такие ненормальные волосы носят?

– …Именно таких я по телеку видела, и я говорю тогда Джеку: Джек Спиви, говорю, если ты когда-нибудь увидишь, как что-то подобное движется по дороге…

– Эй, зеленка, а правда, что ваши бабы яйца откладывают?

Смех. Хохот. И нечто глубокое, нечто зловещее, нечто такое, чего Флин не понимал.

Он пробрался к машине и усадил туда Руви. Низко склонился к ней и шепнул на ухо на родном языке:

– Не обращай внимания. Мы уезжаем

– Мама, а почему у этих смешных ниггеров машина больше нашей?

– Потому что правительство платит им большие деньги, чтобы они приезжали и учили нас тому, чего мы еще не умеем.

– Пожалуйста, побыстрее, – шепнула Руви.

Флин обошел машину кругом, чтобы сесть, но обнаружил, что путь ему загородил краснолицый с золотой цепочкой, а сзади на него напирала толпа. Флин почувствовал, что его все равно не пропустят, поэтому он остановился, сделав вид, будто это входило в его намерения, и спросил у человека с цепочкой:

– Прошу прощения – не могли бы вы мне сказать, далеко ли до ближашего города?

Девицы громко хихикали, обсуждая внешний вид Руви и ее блузку. Все они были очень похожи одна на другую: широкие бедра, тяжелые груди, толстые ноги, расплывшиеся лица. Флин подумал, что они, в сущности, не имеют права никого критиковать. Возле человека с цепочкой стояли пятеро или шестеро молодых людей. Видно было, что они только что вышли из кабака. Это были худощавые, мускулистые молодые люди с длинными, блестящими, зачесанными назад волосами. Флину подумалось, что глаза у них – как у животных. Они стояли у дверей, когда он выходил, а теперь глазели на Руви.

– Ближайший город? – переспросил человек с золотой цепочкой. Он сделал ударение на слове «город», как и Флин. Голос у него был звонкий и глубокий. Очевидно, он обладал привычкой обращаться к толпам слушателей. – Сто двадцать четыре мили отсюда.

Довольно далеко – да еще на ночь глядя, да в незнакомой стране. Гнев закипел в нем, но Флин не дал ему выплеснуться наружу.

– Благодарю вас. А где мы можем найти что-нибудь поесть перед тем, как отправимся в дорогу?

– Ну, теперь уже довольно поздно, – ответил тот, кого он спрашивал. – Рестораны прекратили работу. Я верно говорю, мистер Неллис?

– Совершенно верно, судья Шоу, – подтвердил какой-то человек из толпы.

Это была очередная явная ложь, но Флин возражать не стал. Он кивнул и добавил:

– Мне нужно горючее. Где…

– Гараж закрыт, – объявил Шоу. – Если у вас хватит бензина, чтобы выбраться на дорогу и проехать чуть-чуть вперед, у дорожного мастера Пэтча есть колонка. Он допоздна обслуживает.

– Благодарю вас, – ответил Флин. – А теперь мы поедем.

Он двинулся было к машине, но Шоу все еще не сходил с дороги. Судья поднял руку и сказал:

– Минуточку, прежде чем вы уедете. Мы читали о вас в газетах и видели по телевидению, но нам ни разу не представлялось случая побеседовать с такими знаменитостями лично. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

Мускулистые молодые люди с глазами животных начали бочком пробираться мимо Шоу и за спиной у Флина к машине, оставляя на своем пути тяжелый спиртовой дух.

– Много вопросов, черт возьми, – гаркнул кто-то сзади. – К примеру – какого дьявола вы не сидите дома?

– Ну, ну, – произнес Шоу, взмахнув рукой. – Давайте-ка по-хорошему. Святой отец, вам есть что сказать?

– Разумеется, есть, – откликнулся толстяк в запачканном черном костюме, прокладывая плечами путь сквозь толпу, чтобы взглянуть на Флина. – Я читаю проповеди на эту тему каждые три воскресенья из пяти, и это самый важный вопрос, стоящий перед миром на сегодняшний день. Если мы не повернемся к этой проблеме лицом, если мы не ответим на этот вопрос таким образом, чтобы ответ был приемлем для Всевышнего, можно будет считать, что мы впустую сражались с сатаной все эти столетия, и сознаться в своем поражении.

– Аминь! – выкрикнул женский голос – Аминь, преподобный Тиббс!

Преподобный Тиббс просунул свое лицо сквозь толпу ближе к Флину и спросил:

– Вы считаете себя гуманоидами?

Флин понимал, что, отвечая на подобный вопрос, ступает на опасную почву. Человек этот религиозен, а религия считалась делом сугубо местным, не подлежащим ни обсуждению, ни какой бы то ни было критике.

Он осторожно сказал:

– В наших мирах считается именно так. Однако я не подготовлен к тому, чтобы обсуждать этот вопрос с вами, учитывая вашу точку зрения, сэр.

Флин хотел подойти к машине, но толпа обступила его плотнее.

– Ну что ж, – сказал преподобный Тиббс. – Вот что я хотел бы узнать. Как вы можете называть себя гуманоидами, то есть людьми, когда в Писании сказано, что Бог создал эту славную землю, которая находится у меня под ногами, а потом создал человека – человека-гуманоида – прямо из этой самой земли? Если вы не…

– Да оставьте вы эту болтовню для вашей кафедры, – вмешался другой мужчина, проталкиваясь и становясь впереди Тиббса. Этот был загорелый и поджарый, со впалыми щеками, с глубоко посаженными глазами и твердым взглядом. – Я-то ничуть не волнуюсь насчет наших душ, и мне плевать, пусть они даже будут ублюдки самих зверей Апокалипсиса. – Теперь этот человек обращался непосредственно к Флину: – Годами уже я вижу эти рожи у себя на экране телевизора. Зеленые рожи, вроде ваших, красные, синие, пурпурные, желтые – ну все цвета радуги. И вот что мне охота узнать – что у вас там, белых совсем нет, что ли?

– Да, вот именно, – подхватила толпа и закивала головами.

Тот человек, которого называли судьей Шоу, тоже кивнул и сказал:

– Полагаю, что ты задал этот вопрос от имени нас всех, Сэм.

– Я ведь вот что хочу сказать, – продолжал впалощекий Сэм. – Здесь у нас город для белых. Я знаю, в других местах, а в наше время почти что уже во всех, вы обнаружите, что черные и белые прекрасно уживаются, как будто они все – птенцы из одного гнездышка. Но у нас-то тут порядки другие, да не только у нас. Такие, как мы, повсюду попадаются – компаниями, можно так выразиться. И никаких мы там законов не нарушаем. Заметьте, мы от интеграции не отказываемся. Просто находится то одна, то другая причина, по которой цветные, живущие по соседству…

Тут толпа понимающе заржала.

– Цветные решают, что им могло бы оказаться лучше в каком-нибудь другом месте, вот они туда и отправляются. Так что мы в интеграции не нуждаемся. Нет у нас никаких цветных проблем. Лет двадцать уже как не бывало. И более того, они нам вовсе и не нужны.

Выкрики из толпы.

Шоу произнес своим громким звенящим голосом:

– Мы бы хотели, чтобы вы для себя уяснили – с тем чтобы могли потом передать это любому, кто в подобной информации заинтересован: некоторые из нас любят устраивать свою жизнь и свои города по собственному вкусу. Наша старушка Земля – славное место именно в таком виде, как она есть, и вовсе нам не нужно, чтобы всякие там вторгались со стороны и объясняли нам, что и как делать. Значит, начнем с того, что мы не слишком-то дружественно настроены, ясно? Но мы не упрямцы, мы охотно выслушаем то, что нам скажут, чтобы составить об этом собственное суждение. Только вам бы надо сначала понять, что в больших городах может происходить все что угодно, и прочее. Но мы-то вовсе не собираемся допустить, чтобы с нами беседовала шайка цветных, и какая нам собачья разница, какого цвета они будут. Если…