Текст книги "И выпал снег"

И выпал снег
Лилия Ларгус

© Лилия Ларгус, 2023

ISBN 978-5-0059-9432-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Оля осторожно вела машину к выезду из города. Ей сигналили более торопливые водители, а она была убеждена, что управление автомобилем – процесс сложный и небезопасный, поэтому спешки не допускает.

Оле было под пятьдесят. Она была довольно высокой и пышнотелой. В детстве бабушка говорила: «У моей Оладушки попа табуреточкой!». Олю не беспокоила фигура. Главным проектом её жизни были дети.

Теперь дети выросли, и по очереди покинули родительское гнездо, и вот уже в трубке она слышит раздражённое «Некогда, мам!». Это было обидно. Всё, что она стерпела, было только ради них.

Первый сын был желанным ребёнком для обоих, их гордостью. Но потом тяжесть быта сделала своё дело, муж начал выпивать. А когда через три года родилась дочь, она уже стала утешением для матери, и обузой для отца. Выпивка вышла для него на первое место. Искать поводы он просто перестал. Постепенно превратился в неухоженное, агрессивное существо. Оля с детьми ютились в тесной комнатке, вторая, побольше, без боя была отдана мужу. Развод отложился до совершеннолетия младшенькой. Облегчения он не принёс. Разменять квартиру, наполовину загаженную пьющим человеком, оказалось делом сложным. К тому же и бывший муж не испытывал никакого энтузиазма к переменам. Ведь светила ему только комната в коммуналке, а это не соответствовало его статусу, так он говорил.

2. И Оля стала всё больше времени проводить в старом бабушкином доме. Что сподвигло женщину на подвиг – она сдала на права. А затем даже замахнулась на кредит. Вождение давалось ей тяжело – пугала дорога, встречные и попутные автомобили, новые перекрёстки и развязки. Вот и водила она, словно всё ещё сдавала экзамен: медленно и тщательно.

Старый бабушкин огород зажил новой жизнью: появились компостные грядки, клумбы, о надобности которых бабушка бы высказалась в старинных русских выражениях.

Была Оля поваром, и профессию свою любила. Готовила красиво. Первым делом она переделала старую кухонку в современную, функциональную кухню. Обмывали это дело они с коллегами, и недавно влившаяся в коллектив стройная пока хохотушка выложила в сеть запись Олиной стряпни. Сдобная Оля, мягким голосом поясняющая процесс приготовления блюда, произвела впечатление на подписчиков. Коллектив заволновался, загордился, и принялся активно влиять на Олю, желая придать её тусклой жизни свежих красок. А Оля взяла и эту высоту. Бесконечно сомневаясь в себе, всё же записала на видео пару рецептов. Дело пошло. Посмотрев на себя со стороны, Оля добавила в жизнь косметики и спорта в виде часовых прогулок с собакой по вечерам. Постепенно она стала нравиться даже себе, а уж подписчикам и подавно.

Будучи при всех талантах ещё доброй и мягкой по своей природе, по окончании сезона она приютила в своём уже доме пару кошек и ещё одну собаку. И решила больше не уезжать на зиму в город.

3. Хлопоты подготовки к зиме перекрыли мысли о постылом бывшем муже, и даже короткие разговоры с детьми, слишком короткие ещё месяц назад, не так удручали её. Она привезла из приюта большого мохнатого пса, сурового, как вся его предыдущая жизнь. Итак, поголовье домашних животных достигло пяти. За отсутствием поблизости иных объектов заботы, Оля принялась холить и баловать своих питомцев. Количество подписчиков постепенно росло. Оля успокоилась и расцвела.

4. Двумя домами ниже по дороге (все дома в деревне были расположены ниже Олиного) жила странная, весьма неприятная парочка. Худые, с сальными волосами, неопрятные мужчина и женщина. Возраст их было трудно определить, потому что выглядели они плохо. Гнилые зубы, плохая кожа, и резкий химический запах. Поговаривали, что они наркоманы. Оля не вдавалась в подробности деревенских сплетен, ей было не до того. Её собственная жизнь наполнилась приятными делами, радостными моментами, и в ней больше не было места ничему дурному.

Слухи, однако, были верными. Плохонький дом-развалюху эти люди заняли специально для того, чтобы подальше от чужих глаз изготавливать и принимать те самые запрещённые и опасные вещества. Существование обитателей зловещего дома было полностью сосредоточено на изготовлении и употреблении этого дурмана. Целых четыре месяца они почти ничем не беспокоили соседей, кроме ночных музыкальных посиделок. Но никто не решался сунуться к ним с просьбой сделать потише. Попытка участкового достучаться до дебоширов провалилась, ему никто не открыл, даже не ответил через дверь. Он развёл руками, и уехал восвояси. Осенью дачники вернулись в городские квартиры, всё забылось.

5. Оля тем временем наводила красоту в своей обожаемой кухне: скатерть цвета кофе с молоком, одинаковые тарелки светло-оливкового цвета (хоть коллеги упорно советовали использовать чисто белые для видео), блестящие ножи по акции (для их покупки пришлось подключить не только коллег и знакомых, но и их знакомых и коллег, все собирали заветные наклейки для Оли), куплен был также стильный фартук. Колпак сшила сестра. Комплект белоснежных полотенец помогла купить заведующая Олиной столовой. Страшно хотелось купить тестомес, но это пока было совершено невозможно, цены не просто кусались, а прямо таки рычали и огрызались не хуже сторожевой собаки.

Олин профиль наполнился рецептами красочных заготовок на зиму. В душе она лелеяла мечту, что такому интереснейшему блогеру вот-вот предложат какие-нибудь подарки, может даже деньги…

6. Ноябрь пришёл с резким похолоданием. Оля проснулась, стуча зубами.

– Ой-ой-ой! Срочно топить печку!

Из под одеяла высунули носы её питомцы.

– Хорошо, сначала кушать!

Оля включила свет, взглянула в окно. Темнота. Резкие порывы ветра швыряли в стёкла песок и мелкий мусор.

– Фу, какая неприятная погода! Может, не пойдёте сегодня гулять?

Пиликнул телефон.

– О, кто там оценил мои закруточки? – Оля с предвкушением разблокировала экран. Но это было сообщение от МЧС. Ожидался снегопад.

– Снегопад, – тихо сказала Оля, – Вчера ещё думала, не достать ли зимнюю куртку, но ведь как тепло было? Солнышко весь день…

7. В тёмном холодном доме на грязном матрасе лежала женщина. Узкие штанины джинсов, буквально с рукав детской куртки, отвисли и протёрлись на коленях. Видевшая лучшие времена толстовка, ныне прожжённая в нескольких местах, покрытая пятнами и уже давно не стиранная, не спасала от холода. Ноги были босы. Но женщине было всё равно. Её била крупная дрожь, сердце и голова готовы были взорваться. Ноги периодически сводило судорогой. Она тяжело дышала. Плохо. Как же плохо!

– Слышь, Калина!

– Чего? – откликнулся из мрака раздражённый мужской голос.

– Бухло осталось?

– На столе пошарь. Может, есть.

Она со стоном поднялась, потопала по ледяному полу, выставив руки вперёд. Врезалась в стол, раздался звон стеклянных бутылок. Суетясь принялась проверять содержимое.

– Блин! Ничерта не видно!

– Свет зажги.

Она нащупала бутылку, внутри которой ещё что-то плескалось. Запрокинула голову, вылила содержимое в рот. Поперхнулась, заматерилась.

– Чего у тебя там?!

– Да сраная водка затекла в нос! И в глаз!

– Так чего ты, как не в себя-то?!

– Да пошёл ты!.. – и она снова налила полный рот водки. Проглотила, давясь. Бухнула бутылку обратно, постояла, облокотясь на столешницу.

– Холодно!

– Опять дверь не закрыла, зуб даю!

– Закрывала я всё!

– Чего орёшь-то с утра?! Без твоего визга паршиво!

– Может, мне вообще уйти?!

– Валяй!

– Ага! Бегу и спотыкаюсь!

Ничего нового не было в этой ссоре. Так и проходило каждое их утро…

8. Оля налила себе чаю. Положила в чашку три кусочка сахара, размешала, побрякивая ложечкой.

В печке потрескивали дрова. Животные с аппетитом уплетали свой завтрак – собаки на полу, кошки на столешнице кухни между плитой и раковиной.

– Кушайте, молодцы вы у меня, – похвалила Оля, – Сейчас вот новости посмотрю, да надо Амура накормить пойти, – сообщила она питомцам свои планы.

Сильный ледяной ветер весь день гонял по улицам мусор. По дороге домой Оля не раз ойкнула, когда мощный боковой порыв качнул машину.

– Как бы Амуровы деликатесы не разлетелись по всему багажнику, – проворчала она, вспоминая большущее ведро отходов.

В качестве гаража она использовала пристройку к дому, давным давно служившую хлевом. Пришлось, разумеется, разломать все перегородки. И, конечно же, гараж не обещал быть тёплым зимой. И всё же. Лучше так, чем бросать дорогущий агрегат, за который ещё платить и платить, прямо под открытым небом.

Грозный, мохнатый и хромой Амур жалобно скулил, и поджимал лапу.

– Что такое? Поранился? – удивилась Оля. Лапа распухла в суставе.

– Ну, взяла сторожа дом охранять!.. А ты старый артритник, оказывается, – она с жалостью посмотрела псу в глаза, – Пойдём в дом. Пойдём, давай, – обычно она его побаивалась, но сейчас сердце сжалось, собака действительно страдала. И Оля, преодолевая трусливую дрожь, отстегнула цепь от ошейника, да повела бедолагу в дом. У двери, постелила древние половики, рядом поставила ведро с отходами.

– На вот, поешь. На сытое пузо быстрей выздоровеешь.

Кошки с подоконников, собаки с дивана с нескрываемым недоверием и ужасом следили за трапезой Амура. Зависть к громадному размеру пасти скрыть было невозможно. Оля рассмеялась. Она снова топила печь, планировала, какую часть ужина выложить в Сеть, и дышала свободой и безопасностью. Это было только её пространство, её правила, её мир…

9. К старому дому, продуваемому сквозь многочисленные щели ледяным ноябрьским ветром, подъехала машина. Возможно, ещё более ветхая, чем дом. Из неё вышли трое таких же неопрятных и истощённых юношей, под стать хозяевам, грубо побарабанили в дверь кулаками. Им открыла женщина. Быстро зыркнула по сторонам.

– Входите. Бухло привезли? – раздражённо спросила она.

– Давай быстрей!

– Да привезли мы всё! Неси давай!

Дверь захлопнулась. Через пару минут троица вышла, один из парней засовывал во внутренний карман куртки маленький зип пакет.

Машина с чиханием завелась, дав из выхлопной трубы порядочный залп, чёрное облако дыма тут же унесло ветром.

Не успели они отъехать и на двести метров, как, наконец, пошёл обещанный с утра ещё снег. В дальнем свете фар была сплошная круговерть снежных хлопьев. У водителя было мало опыта и терпения, чтобы понять, что нужно сбросить скорость, и переключиться на ближний. Жажда поскорей раскурить то, что они купили в деревне, затмевала разум. Трасса слилась с обочинами, снежный покров стремительно нарастал. Разумеется, машина на полном ходу нырнула в кювет, а затем покатилась вниз по насыпи. Несколько секунд водитель наблюдал, словно во сне, как в лобовое стекло бросилось целое облако снега, затем темноту, снова снег, а потом обзор загородило тело одного из его пассажиров. Дверца открылась, крыша автомобиля ударила водителя по голове. К тому моменту, как машина остановила свой спуск, все трое были мертвы. И ещё через пятнадцать минут снег накрыл густым одеялом и следы аварии, и саму машину, и тело вылетевшего из неё одного из пассажиров…

10. Оля растерянно смотрела в окно.

– Вот это метёт, так метёт! Позвоню девчонкам, а то завтра вряд ли смогу приехать вовремя! Дорогу не успеют почистить, – и она взяла в руки телефон.

Снег всё сыпался, и сыпался с неба. Сугробы сначала добрались до подоконников, а затем перешагнули и их.

Калина готовил вонючее варево. Ночь – самое подходящее для этого время. Его подруга, откликавшаяся только на прозвище Шмыга, пыталась растопить печь. Делать этого она не умела, да и дрова были влажными. Развести огонь никак не удавалось.

– Калина! Бензин где?!

– Под руку не трынди!

– Холодно!

Он насупился, и не отвечал.

– Калина! – истерично крикнула Шмыга.

– Да чего тебе надо, дура?! Сама не можешь взять?!

Могла, конечно. Просто хотела, чтобы он помог. Поэтому скрестила руки на груди, прислонилась к печке, и начала сверлить многозначительным взглядом спину Калины. Ему было всё равно.

– Ладно, – заявила Шмыга тоном, обещавшим страшную кару. Топая пятками прошла к большой канистре. Поднять её своими тонюсенькими ручонками не смогла, потащила волоком. Разумеется, расплескала, за что выслушала очередную лекцию о своей тупости. Решила и дальше демонстративно небрежно действовать, и не разговаривать с ним. Пусть подумает о своём поведении. Плеснула бензина в крышку канистры, брызнула на дрова. Тем же методом обрызгала дрова ещё несколько раз. Запах бензина начал пересиливать все другие. О назначении всяких там задвижек у печи она даже не подозревала. Поэтому едва вспыхнул бензин, как дым обильно повалил в избу.

11. – Шмыга! Дом не сожги!

– Сам тогда иди топи свою печку! Я что?! Умею?! – заверещала она, разом забыв о воспитательном молчании.

Калина с досадой бросил ложку и рулон фольги, подошёл к печке.

– Задвижку-то хоть открыла?! Угореть хочешь?!

Он ворчал, ругался, перекладывал дрова. Наконец, огонь слабо, но стабильно разгорелся. Калина отряхнул руки, и вернулся к своему рабочему столу.

Шмыга, всё это время молча наблюдавшая за ним с кресла, сменила гнев на милость, и подала голос.

– Калина, давай попробуем твой новый рецепт, а? – ей казалось, что голос стал похож на кошачье мурлыканье. Похож он был только на писклявое нытьё.

– Погоди. Ещё не готово.

Снег налип на столб и провода. Старинная скрутка дала искру, и свет погас.

– Да ёлки-палки! Шмыга! Сунь руку за печку, там керосинка должна быть.

– Ничего там нет!

– Есть! Ищи лучше!

– Сам ищи!

– Да чтоб тебя!..

Калина затопал валенками в галошах так, что зазвенела посуда. Сунул руку за печь, и конечно, сразу врезался в керосинку. Достал, разжёг.

– А теперь готово? – заканючила Шмыга, засовывая костлявые ноги в громадные валенки.

– Готово! – рявкнул в ответ Калина. В мерцающем тусклом свете керосиновой лампы он насыпал на кусочек фольги щепотку полупрозрачных кристаллов, чиркнул зажигалкой.

Шмыга подпрыгнула от нетерпения, позабыв про валенки-великаны на своих ногах. Покачнулась, инстинктивно ухватилась за локоть Калины. Расплавленные кристаллы стекли ему на руку. Он вскрикнул, отшвырнул фольгу в сторону, оттолкнул Шмыгу.

– Дура!

– Да я нечаянно!

– Блииин! Дай холодной воды!

Калина отчаянно тряс рукой, и дул на неё. Шмыга заспешила к ведру, что стояло у печки. Зачерпнула воды, повернулась к Калине, и закричала:

– Калина! Горит пол!

Расплавленное зелье не только обожгло Калине руку, но и подожгло клеёнку на полу. Он бросился топтать огонь, подоспела Шмыга с кружкой воды.

– Дура ты бешенная! Чуть дом не спалила!

– Да не специально же я! Дай подую. Ой, да ничего и страшного. Давай ещё одну!

– А вот на меня тебе вроде и наплевать?

– Да чего начинаешь-то?! Надо мне уже! – она яростно сверкнула глазами, – Не могу больше терпеть!

Он скривился в понимающей усмешке.

Процедура повторилась…

12. Оля спала на спине. Негромко храпела. Рядом похрапывал небольшой упитанный кудрявый Баксик – любимец, купленный по объявлению метис непонятно кого с кем. Добрейший, спокойный «диванный» пёс. В комнате витал слабый запах сдобы и ромашки, тикали часы…

– Врубай музон! – скомандовала Шмыга, торопливо стаскивая с себя одежду.

– Света нет, телефон сядет скоро.

– Начхать!

Они набросились друг на друга, словно два животных в период гона.

Печка без присмотра тихо делала своё дело. Дрова просохли, частью прогорели. Одно полено лопнуло, с краю отвалился крупный кусок, взметнулись искры. Тлеющий уголёк выкатился на шесток, его обогнал второй. Огонь, брызги бензина и керосина встретились, и закружились в ярком танце. Хлопок – и лопнуло другое полено. Угли вылетели, и упали на пол. Языки пламени заплясали по полу, щедро политому бензином, и побежали к уставленному канистрами рабочему столу Калины…

13. Оля проснулась и махом села в кровати.

– Батюшки! Это ещё что такое?!

Её разбудил громкий хлопок, звон битого стекла и гул. Она нащупала выключатель, на секунду ослепла от яркого света, поморгала, и кинулась к окну. А за окном не было ничего. Сплошная белая масса снега. Оля оторопела.

– Вот тебе на! – ошарашенно проговорила она. Хорошо, что лесенка на чердак была не слишком крутой, и недавно отремонтирована. Оля отправилась наверх. Там была летняя комната со старой металлической кроватью, круглым столом и небольшим шкафом. Чисто гостевой вариант. Вертикально в крышу уходил дымоход, отдавая немного тепла.

Оля выглянула в чердачное окошко. Снег лежал, закрывая весь жилой этаж, и даже козырёк крыльца уже начал утопать в нём. А справа, ниже по невидимой под сугробами дороге горел тот самый дом.

– Ой, какой кошмар! Это ведь и пожарке сюда не доехать! Скорая тем более не проедет! Что же делать?!

14. Тем временем Шмыга с Калиной заметили неладное тоже только в момент вспышки. Их спас кособокий шифоньерчик, отделявший кровать от остального пространства единственной комнаты.

Шмыга завизжала.

– Беги к лестнице! Осторожно! Валенки возьми!

Шмыга пулей спрыгнула прямиком в тлеющие валенки, и в них одних помчалась к чердачной лестнице. На четвёртой ступеньке галоша соскользнула, Шмыга снова взвизгнула, ударилась коленом. Но страх гнал её прочь, она взобралась на самый верх, и ориентируясь только на свет крошечного оконца, наощупь, на полусогнутых ногах, трясясь пошла вперёд.

Позади, кашляя и задевая какие-то предметы, пробирался Калина.

– Пусти, – он отодвинул подругу в сторону, ударил ногой по стеклу. Рама сломалась, но не выпала.

– Да бей сильнее! – она в нетерпении тоже пнула упрямую раму. Ещё пара нервных ударов, и окно вылетело на улицу. Свежий воздух перемешанный со снегом ворвался внутрь. Шмыга взвыла от холода. Огонь взревел с новой силой.

– Прыгай! Прыгай скорей! – заорал Калина, подталкивая её в спину. Она пролезла ногами вперёд, села на край окна, ухватилась руками за верх рамы, и соскользнула вниз, в снег и осколки стёкол.

15. Однако, ей повезло. Она упала на бок, оттолкнув валенками разбитую раму от себя. У неё перехватило дыхание, свело шею от холода. В глазах потемнело. Калина спрыгнул, оттолкнувшись посильней, согнув ноги в коленях. Он видел, как валенки Шмыги столкнули опасную раму, и падая, уже нацелился толкнуть раму подальше. В целом, вышло удачно. Шок от холодного снега не давал пока понять, не порезался ли он более мелкими осколками.

– Шмыга, ползи подальше от дома! – приказал он. Голос его дрожал, зубы стучали от холода. А снег продолжал густо сыпаться с неба.

Оля увидела, как двое голых людей выпрыгнули в снег из горящего дома.

– Ползите сюда! Эй!

Она застучала в окно, замахала рукой, стараясь привлечь их внимание. Сквозь густой снегопад, конечно, её не заметили.

– Амур! Амур! Иди сюда! – она подождала, а потом вспомнила про больную лапу, и поняла что самому псу не забраться на чердак. Поспешила вниз. Забросила на чердак пару старых курток. Поддерживая обеими руками Амура, поднялась туда и сама. Запыхалась. Оконная рама смёрзлась, но Оля всё же распахнула её, даже не заметив, что ободрала пальцы.

– Амур, голос!

Амур дал голос. Низкий и гулкий, как паровозный гудок. Двое подняли головы на звук.

16. – Калина, я не доползу, – всхлипнула Шмыга.

– Доползёшь! – зло ответил тот, – Сколько в тебе ещё дури? Должно хватить!

Оля мяла в руках куртку.

– Как её добросить? Не долетит. Да что это я? В пакет надо положить. И что-нибудь тяжёлое туда сунуть.

Оля снова спустилась. Что же взять!? Молоток для мяса? Нет, он такой же по весу, как и куртка. Кастрюлю? Ну уж нет, сломается ещё, дорогущая, жалко. Что делать?! Книги! Какое-то старьё про КПСС, сойдёт! Если и потеряют, то не жалко. Очередной подъём наверх. Оля вспотела. Но на чердаке свистел ветер, и Оля почувствовала небольшое облегчение. Вытерла лоб.

– Это куртки! – крикнула она в окно, и изо всех сил кинула пакет. Он бодро полетел в нужную сторону, вниз, но упав в снег, вовсе не покатился, как надеялась женщина. Ветер, будто желая помочь, внезапно сменил направление, и сдул пакет почти туда, куда было нужно. А затем повернул обратно, словно там его ждали важные дела.

Калина уже перестал чувствовать руки и ноги. Все кости адски ломило.

– Зараза поганая! – обратился он к пакету. Перекатился на бок, на спину. Руки сами прижимались к груди, он никак не мог дотянуться до пакета. Но до одури хотелось жить. Он вдохнул, и испустил дикий вопль. Помогло. Рука, как чужая, выпрямилась, сильно трясясь, прикоснулась, но даже не ощутила, к чему именно. Пальцы одеревенели. Калина бессмысленно подвигал её к себе и обратно. Заветный мешок зацепился за пальцы, придвинулся ближе, и с шорохом шлёпнул его по щеке. Немного тепла сохранилось в нём. Калине вспомнился щенок, лизнувший его однажды в щёку. Это было совсем в другой жизни. Поэтому он вцепился в пакет зубами и потянул. Пакет раскрылся, и тут же врезал Калине увесистым фолиантом.

– Да что ж за дерьмо-то!

Неловкими движениями он выгреб две куртки, отбросил пакет. Ветер немедленно унёс его в даль.

Руки Шмыги тоже плохо двигались, пальцы не разгибались. Она, рыдая от боли, подтянула одну из курток к себе, перевалилась на ткань. Завернулась, несколько секунд пыталась побороть сильнейший озноб, затем просунула непослушную руку в рукав. Он запутался, но был достаточно широк, чтобы тощая Шмыга разместила свою руку поперёк него. Расправлять чёртову тряпку до конца не требовалось. Со вторым рукавом провозилась немного дольше, но всё таки укуталась. Скрестила руки на груди, чтобы замахнулись полы. Она не смотрела, как там дела у Калины. Инстинкт самосохранения – единственное, что её сейчас заставляло двигаться. Лёжа на спине, она отталкивалась валенками, и ползла по склону вверх. Сантиметр за сантиметром. Ноги ныли, она ревела…

17. – Не дотянут. Нет. Надо помочь, – Оля от волнения кусала костяшки пальцев.

Во дворе под снегом осталась здоровенная ветка, из которой вышло бы поленьев шесть. Амурова любимая игрушка. Вот бы её да на верёвке им кинуть! В сенях стоял новый черенок для лопаты, вспомнила Оля. В гараже трос. Новый, пятиметровый. Она снова потопала вниз.

Быстрей, быстрей, торопила она сама себя. Теперь обратно на чердак. Опять открыть окно, которое так и норовило примёрзнуть. Просунуть палку – готово!

– Ловите! Я вас подтяну!

И она швырнула черенок. Промахнулась. Подтянула к себе. Ещё бросок!

– Палка совсем близко! Цепляйтесь!

Шмыга повернула голову. Ещё активней задвигала ногами. Проклятые валенки спадали с ног, снег набивался в них и за шиворот, залеплял глаза.

– Осталось совсем чуть-чуть!

– Хорошо тебе там про «чуть-чуть» говорить, сволочь толстожопая! – всхлипнула Шмыга, – Тебя бы сюда!..

Но не прошло и минуты, как затылком она уткнулась в спасительный черенок.

– Молодец, доченька! Постарайся зацепиться!

Ветер унёс Шмыгиин ответ. И это дало ей шанс.

– Калинааа! Ты жив!?

– Я здесь! Хватайся, я с другой стороны. И греби ногами, а то не вытянет нас эта кошёлка!

18. Оля упёрлась ногами в стену, поднатужилась. Одну ногу подняла и поставила на край рамы. Эх, заболит завтра её профессионально подорванная спина! Но это потом. Оля, глядя на эту замерзающую пару, думала только о своих детях. Может, кто и им руку протянет, случись что? Сердце защемило, когда она представила на их месте своих сына и дочь. С трудом и кряхтением отошла на шаг от окна. Почувствовала, что на секунду натяжение троса ослабло. Поняла – помогают. Молодцы, сообразили!

– Вы только держитесь там! Скоро в тепле будете, ребятушки! – прохрипела Оля, перекинула трос через плечо, снова оттолкнулась ногами от стены. Её войлочные тапки заскользили.

– Амур! Помогай маме! Держи, малыш! Играй!

Амур, не имея возможности самостоятельно эвакуироваться с чердака, вынужден был участвовать в спасательной операции. Он взялся за трос, и начал тянуть рывками. Больная лапа не помогала в маминой игре (он обожал маму, рычал только по многолетней привычке, а она всегда чарующе пахла едой, что полностью обезоруживало громадного Амура, которого четырежды возвращали в приют за неуправляемость), он старался. И вдвоём они смогли.

Оля упёрлась ногами в стену, поднатужилась. Одну ногу подняла и поставила на край рамы. Эх, заболит завтра её профессионально подорванная спина! Но это потом. Оля, глядя на эту замерзающую пару, думала только о своих детях. Может, кто и им руку протянет, случись что? Сердце защемило, когда она представила на их месте своих сына и дочь. С трудом и кряхтением отошла на шаг от окна. Почувствовала, что на секунду натяжение троса ослабло. Поняла – помогают. Молодцы, сообразили!

– Вы только держитесь там! Скоро в тепле будете, ребятушки! – прохрипела Оля, перекинула трос через плечо, снова оттолкнулась ногами от стены. Её войлочные тапки заскользили.

– Амур! Помогай маме! Держи, малыш! Играй!

Амур, не имея возможности самостоятельно эвакуироваться с чердака, вынужден был участвовать в спасательной операции. Он взялся за трос, и начал тянуть рывками. Больная лапа не помогала в маминой игре (он обожал маму, рычал только по многолетней привычке, а она всегда чарующе пахла едой, что полностью обезоруживало громадного Амура, которого четырежды возвращали в приют за неуправляемость), он старался. И вдвоём они смогли.

19. Валенки Шмыги первыми ударились в стену.

– Ещё капельку, и вы будете дома! – прохрипела Оля.

Амур выплюнул трос, напряжённо всмотрелся в окно, заводил носом, пытаясь понять, что за мерзкая вонь проникла в их с мамой дом. Ощетинился, зарычал.

– Амурчик, ещё немножко!

Пёс неохотно взялся за трос, но уже не сводил глаз с окна.

Черенок перекосило – Калина был тяжелей Шмыги, и начал съезжать. Шмыга кувыркнулась через раму внутрь, Калина упал в снег. Оля бросила трос, подбежала к окошку, протянула руку:

– Давай, сынок, держись за меня!

Едва Калина просыпался на пол чердака, Оля захлопнула окно, задвинула шпингалет.

– Сейчас, мои хорошие! Я вам чаю горячего сделаю, согреетесь!

Амур стоял в боевой стойке.

– Что с тобой? – удивилась Оля, – Он не укусит, не бойтесь, – сомневаясь, однако, в своих словах, сказала она.

20. От греха подальше первым делом Оля увела Амура вниз. Включила чайник. Достала початую бутылку коньяка (а славненький тогда вышел тортик, ароматненький).

– Добавлю им по капельке в чай. Хоть по телевизору и сказали, что на сердце сильно влияет, но по капельке-то можно, – рассуждала Оля сама с собой. Она и не подозревала, что эта пара уже успела принять…

Амур тревожно смотрел в потолок, тихо и страшно рычал.

– Успокойся. Все успокойтесь. Сейчас, сейчас. Всех накормлю, всех отогрею.

Она открыла навесной шкафчик, сунула коньяк за пакетики с приправами, захлопнула дверцу, открыла другую, выхватила коробку с лекарствами, бросила на стол. Налила чаю в две большие чашки, прямо в коньяк.

– Во что бы их одеть? Они такие худющие! Ладно, подумаем.

И, вздохнув, она снова потопала на чердак. Такого грандиозного фитнеса она не припоминала со времён техникума.

21. Тяжело дыша, Оля в очередной раз поднялась на чердак, на этот раз включив заранее свет.

– Вот, попейте чайку горяченького, согреетесь немного.

Оба подняли глаза на неё. И Оле стало не по себе. Какой-то странный у обоих взгляд. Уж и правда, не наркоманы ли?

– Давай обработаем тебе ноги. И руки, – робко предложила она Шмыге, – Как тебя зовут?

Та отвернулась, ничего не ответив. Она подвывала от боли, раскачивалась, растирала белую кожу, дышала в ладони. Тем же был занят и Калина. Оля неловко помялась.

– Ладно. Спускайтесь, как сможете, а я пока печку затоплю.

И снова на неё не обратили внимания. Она вернулась вниз. Взяла дрова, что сохли сбоку от печи, открыла задвижку, начала укладывать поленья. Виляя хвостом к ней подошёл Баксик, сел, высунул язык и стал ловить хозяйкин взгляд.

– Странные они, – шёпотом пожаловалась псу Оля, – Чёрт знает, кого мы в дом пустили. Переживаю я что-то.

22. Печка славно разгорелась, Оля готовила омлет с овощами и колбасой, когда услышала бухающие шаги – гости спускались вниз.

– А можно ещё чаю? – громко и капризно потребовала Шмыга.

– Можно. Присаживайтесь, – Оля засуетилась, накрывая на стол, – Омлетика горяченького поешьте, а там и чайник вскипит.

– Не надо омлета. Налей мне чаю.

Олю покоробило.

– Хорошо, – сдержанно ответила она, и вновь включила кнопку чайника.

– И можно туда побольше добавить коньяка – распорядилась нахальная девица.

– Я думаю, хватит коньяка. Кушайте.

– Тебе что, жалко?!

– Давай-ка ты мне будешь говорить «вы». Коньяка мне не жалко. Но вам, ребята, хватит.

Шмыга скорчила рожу и отвернулась к Калине. Он молчал. Шмыга встала, развязно подошла к нему, закинула ногу, и хлопнулась ему на колени. Театрально положила руки на плечи, скользнула ближе, обхватила руками шею, и залепила такой бронебойный поцелуй, что у неё даже в челюсти щёлкнуло. Затем последовало омерзительное чавканье и показные стоны.

– Что вы делаете? – ошалело спросила Оля.

– Сама не видишь?! – Шмыга резко обернулась, – Согреваемся! Тебе же коньяка жалко!

– Да вы и так себя не контролируете! – всплеснула руками Оля, – Какой ещё вам коньяк?!

Она отёрла лоб, немного взяла себя в руки.

– Так. Давайте-ка начнём сначала. Пейте чай, ешьте, а потом поговорим.

– Калина! Достань мне коньяк!

Он посмотрел на Олю. Её щёки горели. Руки скрещены на груди. И понял: не будет коньяка.

23. – А чего, ты не можешь жить без него?

– Не могу! – она забрыкалась, показывая, насколько сильно она не может.

– Ладно вам, тётя! В самом деле. Жалко вам этого бухла? Мы там чуть не сдохли на морозе! Вам денег надо? Отдадим мы вам деньги!

– Да при чём тут деньги? Вы ведёте себя неприлично! И без спиртного.

– Да ладно! – протянул Калина, – Чего такого-то? – и широко улыбнулся гнилыми зубами, – Чего там эта бутылка стоит? Рублей семьсот? Деньги – это прах! Не стоит о них беспокоиться. Дайте вы ей вмазаться, всё равно не отвяжется!

Он мягко столкнул Шмыгу с колен. Поднялся, и медленно пошёл на Олю.

Она не могла поверить собственным глазам. Серьёзно? Из-за бутылки? Сколько им? Вблизи они выглядели лет на двадцать. Круговерть мыслей и паника охватили Олю.

– Парень, ты чего?

– Ну же, покажи нам, где ты прячешь пузырь!

24. – Не глупи.

– Ну, что страшного будет, если она выпьет немножко?

Он приблизился к Оле вплотную. Олины руки дрогнули, привычно занимая оборонительную позицию. Он это заметил. И выражение его лица из елейного превратилось в хищное. Рука Калины просвистела в сантиметре от Олиного уха, ударила кулаком в дверцу шкафчика.

– Здесь?!

Оля отшатнулась.

– Или здесь?!

Второй кулак вылетел, словно ракета, чтобы ударить в другую дверцу. Оля оттолкнула его руку, и та выпрямилась в воздух. На шум прихромал Амур, гавкнул, зарычал.