Текст книги "Поместье Лейкседж"

Он поднимает одну бровь:

– Ты хочешь, чтобы я нарисовал тебе карту?

– Давай я начну.

Я вырисовываю в воздухе воображаемую фигуру и указываю на те места, где должны быть комнаты.

– Заперто, заперто, заперто, библиотека.

Он слабо улыбается и кивает мне головой:

– Я подожду за дверью.

Мы провели вместе почти неделю. Я знаю, кто он, и теперь точно знаю, что он сделал. И странно, что я могу дразнить его вот так. Еще более странно то, как легко это происходит.

Я вынимаю из сундука еще несколько вещей – лиф, нижнее белье с кружевной подшивкой и несколько заколок для волос. Иду в угол, где ширма отделяет умывальник от остальной части комнаты. Подношу платье к окну. Под лучами солнца тонкие слои ткани начинают светиться. Оно прекрасно.

Я быстро раздеваюсь – мне неловко это делать, пока Роуэн находится за дверью комнаты, хотя он меня и не видит. Смущаюсь, когда надеваю новое нижнее белье. Из-за того, что это он подарил. Хмуро смотрю в зеркало над умывальником на свои покрасневшие щеки и натягиваю платье через голову.

На талии висит длинный пояс с лентой. По всей спине протянулся ряд крошечных перламутровых пуговиц. Завязываю пояс, но пуговицы застегиваю не все – могу дотянуться только до половины. Затем я заплетаю волосы в беспорядочную косу и закручиваю ее вокруг головы. Ноги у меня босые, потому что свои грязные ботинки я оставила на кухне. Юбки парят у моих ног, как туман.

Я чувствую себя каким-то выдуманным, прекрасным существом из сказки. Не могу перестать водить пальцами по поясу и вышивке на рукавах.

Когда я выхожу из комнаты, Роуэн полностью меня оглядывает – начиная с заколотой косы и заканчивая ниспадающими юбками. Его рот слегка кривится, когда он замечает мои босые ноги.

– Ну, пошли.

Он поворачивается и идет дальше по коридору, ожидая, что я последую за ним.

Мы идем по тускло освещенной лестнице. Сюда проникают лишь несколько лучиков полуденного света. Мои босые ноги оставляют отпечатки на пыльном полу. Монстр идет позади меня, намеренно подстраивая свой темп так, чтобы мы не шли рядом. На верху лестницы Роуэн опускает руку мне на плечо.

– Виолетта. Ты… твое…

Он замолкает.

Я в замешательстве оборачиваюсь и смотрю на него:

– Что?

Он неловко показывает на спину моего платья.

– Ты пропустила несколько пуговиц.

Я протягиваю руку к спине. Голая кожа, кружевная полоса лифа, а затем ряд пустых петель. Оу. Я вся краснею и пытаюсь их застегнуть, но пальцы меня не слушаются.

Я нерешительно поворачиваюсь к нему спиной:

– Не получается. Можешь помочь, пожалуйста?

Он не двигается. Я жду. Чувствую себя беспомощной от того, что пуговицы расстегнуты, а он просто стоит там.

В конце концов, грубо вздохнув, Роуэн протягивает руку и пытается взяться за пуговицы, при этом не касаясь меня, но у него не выходит. Он делает паузу, снимает перчатки и пытается снова. Его пальцы касаются моей кожи. Без перчаток его руки теплые, кончики пальцев покрыты мозолями.

– Черт! – Он опускает руки. – Извини, я…

Пробормотав еще одно проклятие, он снова берется за платье. Я чувствую движение ткани и жемчуга. Чувствую искры тепла на кончиках пальцев. В центре груди я чувствую странную тягу, как будто внутри меня завязана нить.

Наконец он застегивает последнюю пуговицу и кладет руку мне на затылок. Я отхожу от него.

– Спасибо, – слова наполовину застряли у меня в горле.

Он быстро идет вперед, заставляя меня догонять.

– Библиотека здесь.

Когда я спускаюсь за ним по лестнице, моя рука скользит вверх и обвивается вокруг шеи. Я нажимаю на нее и вспоминаю о его прикосновениях к моей коже.

Девятая глава

Наполненная полированным деревом библиотека освещена солнечным светом. Из множества окон открывается вид на небо, затянутое летними облаками. Ряды полок вдоль стен обтянуты тканью, чтобы защитить книги от пыли. В центре комнаты Ариен и Кловер сидят за большим столом, заваленным бумагами, книгами, чернильницами и ручками.

Когда Ариен видит, что мы с Роуэном вошли, он поднимается на ноги.

– Подойди сюда и посмотри, что я сделал!

Он берет меня за руку, его лицо светится довольной улыбкой, и он тянет меня вглубь комнаты.

– Кловер научила меня рисовать печати. Она такая умная.

Кловер смеется.

– Ариен, ты восхитителен. Все благодаря тому, что ты очень хороший ученик.

Ариен перебирает стопки бумаг на столе. Он находит блокнот и нетерпеливо сует его мне в руки. Я внимательно листаю страницы. Книга наполнена замысловатыми красивыми иллюстрациями, вычерченными тонкими чернильными линиями. Я узнаю те же символы, что видела и на запястье Ариена, и на руках Кловер.

– Смотри.

Он касается пальцами края фигуры.

– Это железо, это золото, это соль…

– Все эти элементы – часть магии, которая пронизывает мир. Свет Леди, разделенный на отдельные части, – объясняет Кловер. – В каждом заклинании, которое мы произносим, используются разные элементы. Чем сложнее заклинание, тем больше элементов понадобится и тем сложнее становится печать.

– И вот как вы направляете магию? – спрашиваю я ее. – Вы объединяете элементы, чтобы создать печать?

– Верно.

Ее взгляд падает на запястье, и она лениво проводит пальцами по отметинам.

– И потом они остаются на коже навсегда.

В этой неизменности печатей есть мрачный смысл. Алхимия так чудесна, так ужасна. Грандиозность этой магии просто не может не оставить шрам. Повторяя жест Кловер, Ариен касается своего запястья, затем снова возвращается к блокноту и указывает на новую страницу:

– А этот – мой любимый…

Никто из нас не умеет писать ничего, кроме своих имен. Мать учила нас только читать, чтобы мы могли разучивать молитвы. Но Ариен всегда любил рисовать. Он рисовал узоры на запотевших окнах или на земле между грядками в саду. Он копил обрывки бумаги и грифельные карандаши, которыми Мать делала записи. Хранил кусочки дерева и остатки красок, которые она изредка нам давала, и берег их, словно сокровища.

Он рисовал то, о чем я рассказывала ему в сказках. Листья, цветы и птицы. Девушки в серебристых платьях с тонкими крыльями. Мальчики с длинными ресницами и коронами во взъерошенных волосах. А теперь с таким же застенчивым, гордым выражением лица он показывает мне свой блокнот, полный алхимических печатей.

– Ариен, они очень красивые.

И это правда. Но когда я смотрю на страницы, у меня в груди что-то сжимается. Потому что эти печати – еще одно неопровержимое свидетельство его новой жизни и того, что его ждет.

Роуэн все еще стоит в дверях. Ариен улыбается ему:

– Не хочешь взглянуть?

– О.

Мгновение он колеблется.

– Да, конечно.

Он медленно идет к столу и садится. Ариен садится рядом с ним и открывает блокнот.

Роуэн наклоняется ближе, внимательно слушая, как Ариен рассказывает ему о символах и говорит их названия. В какой-то момент он кладет руку Ариену на плечо. Как будто ему действительно не все равно. Я думала, что эти уроки служат только его собственным целям. Что Роуэн хочет, чтобы Ариен обучался, чтобы они могли использовать его магию. Но в том, как он слушает, нет хитрости. На его лице нет привычного хмурого взгляда, он выглядит мягким и… печальным.

Кловер замечает, что я смотрю на них. С улыбкой она подходит и показывает мне свой блокнот. Листает страницы и демонстрирует более крупную и сложную версию того заклинания, которое я видела на ее запястье.

– Это заклинание, которое мы будем использовать на следующем ритуале.

– Но в прошлый раз оно не сработало.

– Сработало. Просто Ариен не мог удерживать магию достаточно долго, чтобы справиться с Гнилью.

Она смотрит на него и торопливо продолжает, ее голос звучит обнадеживающе:

– Конечно, в этом нет ничего страшного! У нас осталась целая луна для подготовки. Я возьму образцы из озера, мы попрактикуемся в заклинании, и в следующий раз все пройдет идеально.

Ариен листает свой блокнот, и я вижу, что его энтузиазм угасает.

– Простите, мне очень жаль, что в прошлый раз я не смог.

– Тебе не за что извиняться. Особенно учитывая то, что тебя не предупредили о подробностях, когда просили о помощи.

Я многозначительно смотрю на Роуэна, но он избегает моего взгляда, его глаза устремлены на блокнот Ариена.

– Не будь к себе суров, Ариен, – говорит Кловер. – В Майлендсе мы всю жизнь тренируемся, чтобы научиться использовать этот тип заклинаний. А ты только начал.

– Майлендс?

Лицо Ариена светится, его глаза полны интереса.

– Скажи, как там?

– Там чудесно. Все дома выстроены в круг, а в центре – поляна, засаженная травами и цветами. В это время года светло почти до полуночи, а когда дует ветер с побережья, можно почувствовать запах моря.

– Звучит прекрасно, – задумчиво вздыхает он.

Я представляю, как он уезжает в коммуну, где живут и тренируются все алхимики. Жизнь, полная книг, чернил и тайных знаний. Жизнь далеко за гранью всего, что я могла себе представить.

– Тебе там нравилось?

– Что ж… Я была хороша в том, что делала. Мое исследование.

Кловер тянет за конец косы, кусает губу.

– Но я никогда не вписывалась. В Майлендсе не очень популярно быть семейным алхимиком. Жить в поместье, помогать деревенским целителям и ухаживать за садами. Это не принесет славы.

Она краснеет и бросает взгляд на Роуэна.

– Но это то, чего я хотела. Я недостаточно безжалостна, чтобы добиться успеха в Майлендсе. Но здесь я могу сделать что-то важное.

– Ну, ты определенно повлияла на количество необычных чаев, которые я вынужден пить.

Роуэн смеется, а затем становится серьезным.

– Я правда рад твоей помощи, Кловер.

– Я же говорила – просто клади в чай мед. Но в любом случае спасибо.

Она довольно ухмыляется и поворачивается ко мне:

– Странно, что у тебя нет магии, Виолетта. Обычно это распространяется на всю семью. У тебя же нет?

– Нет. У меня ее нет.

Я подхожу к окну и смотрю вниз. Сад узкий – с одной стороны его огораживают деревья, а с другой – стена, увитая плющом, а другая сторона упирается в деревья. Вдалеке я вижу черную линию берега и то, как далеко простирается Гниль. Вблизи воды лес полон голых серых ветвей. Как будто отрава просочилась и поглотила некоторые деревья.

Меня охватывает дрожь. В комнате тепло, она освещена жарким послеобеденным солнцем. Но мне вдруг становится холодно.

Я отворачиваюсь от окон и вида на озеро и начинаю осматривать книжные полки. Когда я снимаю один из накинутых на них кусков ткани, воздух наполняется водоворотом пыли. Открытая полка пуста. Я перехожу к следующей. Потом к следующей. Я снимаю всю ткань, пока в воздухе не повисает пелена из пылинок, которые сверкают на солнце янтарным светом.

Я провожу пальцами по пыльной полке и недоверчиво смеюсь:

– Почему в твоей библиотеке нет книг?

Роуэн пожимает плечами:

– Я их убрал.

Он снова поворачивается к Ариену и блокнотам, игнорируя меня.

Я хожу по комнате, минуя полку за полкой. Они все пусты, и от этого их вид становится жалким. У нас в доме не было книг, кроме небольшой потрепанной коллекции молитвенников. Все истории, которые я рассказывала Ариену, я доставала из памяти. Мне их рассказали родители. И теперь, когда я столкнулась с этой голой библиотекой, я полна тоски. Потому что я открывала полки с таким же рвением, с каким заглянула в сундук с платьями.

Осталась одна ткань, которую я не сняла. Я хватаюсь за ее край, натягиваю. Роуэн внезапно поднимает взгляд.

– Нет!

Он начинает вставать со стула.

– Только не эту.

Но ткань уже упала. Вместо очередного ряда пустых полок за ней – высоко висящий на стене портрет в богато украшенной золотой раме.

Роуэн молчит, застыв на месте и не сводя глаз с портрета.

На портрете изображена семья. Два юных мальчика, почти дети. У них одинаковая смуглая кожа и волнистые волосы, гораздо менее непослушные, чем мои собственные кудри. У более высокого из двоих, старшего, серьезное выражение лица, которое я сразу узнаю.

– О, это… ты.

Я делаю шаг назад.

– Это твоя семья.

Его отец. Лорд Сильванан, улыбнувшийся мне и Ариену в тот давний день десятины. Высокий и красивый, со смуглой кожей и приглаженными темными волосами.

Его мать. Маленькая и гибкая, с белой кожей и большими карими глазами – такого же цвета, как у Роуэна. И ее платье… Оно светлое и изящное, с тонкими юбками, поясом и вышитыми на воротнике полумесяцами. Это то платье, которое сейчас на мне.

Роуэн даже не хотел, чтобы я приезжала сюда, но отдал мне красивую одежду своей матери.

Я смотрю на него, ожидая, что он рассердится. Но это не так. Ему явно очень стыдно. Я перекручиваю ткань в руках, думая лишь о том, чтобы этот момент побыстрее закончился.

– Я не хотела…

Он проводит рукой по волосам и тяжело вздыхает. Я делаю шаг навстречу, но он вылетает прочь из комнаты.

Я бросаю ткань и бегу за ним. В коридоре пусто, темно и тихо. Я прохожу мимо закрытых дверей и возвращаюсь к лестнице. Он там, на лестничной площадке, в обрамлении резной балюстрады. Одной рукой он уперся в стену, а голову наклонил вперед. Лицо скрылось под волосами. Рядом с ним Флоренс придерживает бедром поднос с чаем.

Когда она кладет руку ему на плечо, в голове всплывает воспоминание, тусклое и размытое. Моя мама и я свернулись в кресле у очага. Кресло раскачивалось взад и вперед, и она напевала. Ее пальцы расчесывали мои кудри. Нежно-нежно.

Флоренс с такой же нежностью кладет руку на плечо Роуэна и, наклоняясь к нему, мягко что-то говорит. Роуэн стряхивает ее. Он смотрит вверх, и наши глаза встречаются. На его лице потерянное выражение. Оно красное и залито слезами. На один ужасный, бесконечный момент все замирает, а потом он отворачивается.

Он отталкивает Флоренс и спускается по лестнице. Она вздыхает.

– Я так понимаю, ты не расскажешь, что произошло?

– Он не сказал?

– Нет.

Я вслушиваюсь в звук удаляющихся шагов Роуэна, пытаясь понять, что только что произошло.

– Я его расстроила.

– Это очевидно.

Флоренс снова вздыхает, а затем, тщательно уравновешивая поднос, идет дальше по коридору.

Я следую за ней, и мы идем нога в ногу. Оказавшись в библиотеке, она смотрит на меня, оглядывая платье, а потом – на открытые полки. Затем она видит портрет.

– Что ж.

Она ставит поднос на стол. Выражение ее лица сурово, но в ее кремневых глазах мерцает печаль.

– Неудивительно, что он расстроился.

– Но почему? Он сожалеет о том, что сделал?

Флоренс бросает на меня проницательный взгляд:

– Что он сделал?

Я указываю на окно. Далеко за ним озеро. Чернеет берег, вода мерцает на солнце.

– Он сказал мне, что все слухи о нем – правда.

– Послушай меня, Виолетта. Он не убийца.

Она сжимает пальцы на своем ожерелье, беспокойно водит ими вперед и назад по серебряной цепочке.

– В историях, которые люди рассказывают о Лейкседже, много страха и очень мало правды.

– Но он признал, что это правда. Он сказал…

В меня закрадываются сомнения. В его словах скрыта другая правда. Его шрамы, его отчаянное желание избавиться от Гнили. Его реакция, когда я открыла портрет.

Его семья… Разве возможно, чтобы он убил их и при этом оплакивал?

– Я поселилась здесь еще до его рождения, – говорит Флоренс. – Его мать Мэриан и я выросли вместе. Когда она вышла замуж, я поехала с ней, чтобы стать хранительницей поместья Лейкседж. Мы были друзьями.

Были. Тяжелое слово повисает в воздухе.

– Как она умерла?

– Она утонула второй. Каэдэ, лорд Сильванан, был первым. Они нашли его мертвым на берегу. На утро после тринадцатого дня рождения Роуэна. Мэриан умерла через год. А потом, в прошлом году, Элан.

Ее взгляд упирается в портрет. У брата Роуэна милая улыбка и округлые щеки. Я так легко могу представить Ариена в том же возрасте. Его расцарапанные колени. Его жажда сказок. Тщательно продуманный план, который он составил для шалаша, который мы могли бы построить в саду.

Элан. Я слышала его имя раньше.

Крики в темноте в мою первую ночь здесь. Это был Роуэн. Кловер сказала мне, что он пьет чай с успокоительным средством, чтобы лучше спать. Звуки, которые я слышала той ночью, эхом разносились по коридорам, запутанные и мучительные… Это был он. Звал своего брата.

– Я знаю Роуэна, – продолжает Флоренс. – И я знаю, что он не способен на такие ужасные вещи. Что бы ни случилось, это был несчастный случай.

– Трое членов его семьи утонули в одном и том же месте.

– Четыре, – бормочет Кловер.

Флоренс резко поворачивается к ней:

– Он сказал тебе?

– Не совсем. Но… у людей иногда развязывается язык, если дать им успокоительное.

– Что ты имеешь в виду? Четыре?

Мое сердце начинает биться в тяжелом, паническом ритме.

– Когда Роуэну было пять лет, он исчез на целый день. На закате мы нашли его в воде. И сначала мы подумали, что он мертв. Но он вдруг открыл глаза.

Флоренс поворачивается лицом к окну, собираясь с мыслями. Полуденный свет струится золотом в ее светлых волосах.

– И после этого озеро стало черным. Так появилась Гниль.

Я тяжело приземляюсь на стул до того, как у меня подкашиваются колени.

Когда мы были маленькими – когда Ариен впервые услышал шепот теней, – Мать предупредила нас о Подземном Лорде. Если вы подойдете слишком близко к темноте, он прикоснется к вам. Прикоснется и отправит обратно в мир. Но вы уже будете испорчены. Я не хотела в это верить. Но как бы это ни было ужасно, в этом был смысл.

Он повелитель мертвых. Он приходит в конце нашей жизни и ведет нас в Нижний мир. И если он пришел к вам, если он оставил вас в живых… тогда все годы, которые вы проживете, отмеченные его прикосновением, принесут ему гораздо больше силы, чем простая смерть.

– Он… он был мертв, – бормочу я. – Роуэн был мертв, а Подземный Лорд…

Ариен берет меня за руку, его лоб озабоченно нахмурился.

– Лета, он не умер. Я имею в виду, очевидно, что нет. Он все еще здесь.

Он слегка трясет мое плечо, пытаясь поддразнить меня.

– Или, может быть, ты все это время спорила с призраком?

– Подземный Лорд сопровождает души в Нижний мир, – говорит Флоренс. – А не возвращает их. Я думала, ты не сторонница таких суеверий.

Но, несмотря на свои слова, она проводит пальцами по груди.

Кловер наливает чай и протягивает мне чашку. Я откидываюсь на спинку стула и крепко ее сжимаю. Пусть мое лицо омывает пахнущий бергамотом пар. Все, о чем я могу думать, – это тени в моей комнате. Вода, которая льется, и шепот, который произносит мое имя. Вдруг появляется более далекое воспоминание.

Зимний Вейрский лес. Голос, который я услышала, когда тьма сгущалась между деревьями.

То, что я видела, было нереальным. Но когда мои глаза закрываются, я вижу Роуэна, пяти лет, бледного и неподвижного. Черная вода течет из его рта, его глаз, а земля под ним потемнела.

Могло ли то, что я видела в своей комнате, быть всего лишь сном? Вода на стенах, шепот в темноте. Может быть, мои мысли просто запутались в этих ужасных видениях голосов и теней. Лишь грезы.

Такое ощущение, что есть две истории о Роуэне, о Лейкседже. Написанные в одном томе, бок о бок. Чернила с одной страницы просачиваются, чтобы испортить слова на другой. Мальчик, который чуть не умер. Мальчик, который умер. Мальчик, который утонул в озере и вернулся монстром.

Но какая история реальна, а какая – лишь призрак слухов и страха?

Мы молча допиваем чай. Я помогаю складывать тетради, чернильницы и ручки. Солнечный свет тускнеет, и мы спускаемся по лестнице к обеду. Пока мы сидим за кухонным окном, в сумеречном небе сияет убывающая луна.

Это неизбежное напоминание о том, что скоро Ариену придется вернуться к озеру, к темной голодной земле, которая пыталась его поглотить. Осталось всего несколько недель до середины лета и следующего полнолуния. И они снова проведут ритуал.

Но до этого я собираюсь узнать правду о Роуэне Сильванане.

Десятая глава

Уже поздно. Полная, беззвездная тьма. Глаза тяжелеют от усталости. Все спят, и в доме тихо. Я сижу в своей комнате. Единственный свет исходит от свечи у моей кровати. В моих руках пять флаконов с успокоительным средством, которое Кловер кладет в наш чай. Я украла их из ее кладовой. Стекло звенит в моих сложенных ладонях.

Мне нужно поспать. Это словно погребение заживо, от которого мне не сбежать. Мне нужно погрузиться так глубоко, чтобы, когда придут грезы, я не могла проснуться.

Открываю первый флакон. Нагретое теплом моих нервных рук стекло горячо прижимается к моим губам. Мой рот заполняет острый и едкий, ужасно горький вкус. Когда я глотаю, весь мир становится ядовито-зеленым. Стоящая у кровати маленькая деревянная икона, которую Ариен написал для меня, плывет перед моим затуманенным взором.

Последние две недели я наблюдала, как Ариен и Кловер неустанно готовятся к следующему ритуалу. Каждый день мы проводили в библиотеке, окруженные полками, наполненными кувшинами с чернильной водой и почерневшей грязью, которую они выкопали у озера. Они работают до заката каждый день. Ариен призывает тени и творит магию вокруг кувшинов с Гнилью. Кловер стоит рядом с ним и выкрикивает инструкции, стараясь не расстраиваться, когда ничего не получается.

Но как бы они ни старались, Ариен не может достаточно контролировать свою магию, чтобы наложить заклинание.

– Еще раз, – говорит она, когда он упускает контроль и тени растворяются в тумане. – Еще раз.

Его руки дрожат. Он сжимает их в кулаки, затем хватает кувшин.

– Я могу это сделать. Я знаю, что могу.

Как бы Кловер его ни нагружала, Ариен нагружает себя еще сильнее. Его руки покрыты печатями. Его ладони до запястья измазаны грязью, магией и чернилами. Чернота никогда не исчезает с его глаз. Еще раз, еще раз, еще раз.

Я сидела в библиотеке, смотрела на их и очень хотела помочь. Смотрела, как убывает луна, превращаясь в полумесяц, становясь все меньше и меньше каждую ночь. И жалела, что не могу занять место Ариена.

Но у меня нет магии. Все, что я могу сделать, это искать тени.

Мне снова нужно грезить. Мне нужны видения, нужно услышать голос, который знает мое имя. Я пробовала вновь и вновь. Лежала без сна, не отрывая глаз от угла комнаты. Ходила по коридорам и пыталась открыть каждую запертую дверь. Шла по дорожке через залитый звездами сад, мимо заросшей сорняками и цветами земли. Я даже ходила к озеру, смотрела на чернильную воду, освещенную полумесяцем. Но сколько бы я ни смотрела или ни ждала… ничего.

Открываю второй флакон. Выпиваю. Все горло горит. Меня захлестывает резкая, внезапная волна тошноты. Я качаюсь взад и вперед, пока мир вокруг клонится в сторону. Все мое тело становится свинцовым и вялым, как будто под кожей полно камней.

Все оставшиеся флаконы выпадают из моих рук, стекло звенит, содержимое выливается на одеяло. Я смотрю на комнату, наблюдая, как стены начинают дрожать и сдвигаться, как на полу расцветают и исчезают пятна тьмы.

По углам начинает скапливаться вода. Я встаю на ноги; голые доски холодные, как будто я ступила на лед. Пламя свечи трепещет, как крылья бабочки.

Воды становится больше, ноги уже полностью погрузились в нее. Стены окрашены в темный цвет. Я протягиваю руку. Холодный резкий воздух целует кончики моих пальцев, словно чье-то дыхание.

Я упираюсь ладонью о стену. Чувствую вкус горьких трав. Вкус золы, соли и крови.

– Я не боюсь. Пожалуйста, расскажи мне. Покажи мне.

Наконец я слышу звук, шепот. Закрываю глаза и отчаянно пытаюсь прислушаться. И вдруг он появляется. Голос. Он говорит со мной в потоке ночного воздуха. В шорохе сухих листьев.

Следуй за мной.

Резко открываю глаза. Я больше не в комнате, не в доме. Я на улице под лиловым небом, освещенным рассветом. Позади меня лес; деревья шелестят на ветру. Вижу полоску земли. Высокие стебли осоки. И воду. Бескрайнюю воду. Спокойная и гладкая, как зеркало, она отражает пастельные облака.

Озеро.

Я тут одна. Но это не совсем так. Ощущаю чье-то присутствие – я уверена, что за спиной кто-то стоит. Но, когда поворачиваюсь, ощущение ускользает. И, как ни ищу, я не могу никого найти. Только проблески. Только намеки. Тени и звук капающей воды. Постоянно рядом и одновременно и здесь, и не здесь. Я никого не вижу, но чувствую. Оно наблюдает за мной. Оно… выжидает.

Вдоль берега что-то лежит. Окутанное чем-то белым, похожим на ту ткань, которой была покрыта мебель в комнате. Я делаю неуверенный шаг навстречу. Это люди. Укрытые тканью, они лежат неподвижно и не дышат. Все четверо.

Спутывая мне волосы, поднимается ветер. Он захватывает ткань, скрывающую крайнюю фигуру, и слегка откидывает ее. Я не могу на это смотреть. И не могу не посмотреть. Медленно опускаюсь на колени. Камешки у меня под коленями острые. Влага с земли просачивается в мою кожу. Волны плещутся о берег.

Я хватаюсь за ткань. Тяну и тяну, пока она полностью не оказывается у меня в руках.

Под ней – мальчик. Его кожа бледная, а темные волосы раскиданы по лицу. Он совсем ребенок. Наверное, младше или того же возраста, что была я, когда заблудилась в лесу посреди зимы. Пятилетний Роуэн Сильванан – неподвижный, замерзший и мертвый.

Он садится и смотрит на меня. Струи воды льются у него изо рта и из носа. Его бледные и прозрачные глаза закатываются. Он кашляет и задыхается. Вода начинает чернеть. Ее струи стекают по его коже. Озеро начинает шипеть и бурлить. Волны накатывают на берег. Проносятся мимо него, мимо меня.

Тьма – та же самая тьма, которая сочится от него, – распространяется по озеру.

Три тела, оставшиеся на берегу, захвачены волнами. Одно за другим они тонут, опускаясь все глубже и глубже. Его отец, его мать, его брат исчезают под водой.

Тьма поднимается, как туман. Она охватывает озеро, берег, деревья. Я закрываю глаза, обездвиженная и отчаявшаяся в ловушке последнего мгновения, а потом тьма охватывает и нас.

Затем я снова оказываюсь в доме, на лестнице под сводчатыми окнами. Стекло еще теплое от остатков тепла летнего дня. Небо темное. Новая, темная луна. На полпути к следующему ритуалу.

Я вытираю глаза. Я просыпаюсь – просыпаюсь – но мне кажется, что сон все еще не отпускает меня. Раздаются шаги. Я смотрю через резную балюстраду и вижу внизу Роуэна. Он закутан в плащ, капюшон накинут на волосы. В руках у него сосуд со свечой. Пламя крошечное, как волшебный свет.

Через несколько секунд я слышу скрип кухонной двери.

Я спускаюсь по лестнице. Моя ночная рубашка кружит вокруг меня, словно мотылек в темноте. Кухня освещена тлеющими углями и догорающей алтарной свечой. Дверь наружу открыта.

В саду жарко, и ударившее в лицо тепло немного меня бодрит. Мир потихоньку приобретает резкость. Вдалеке на дорожке маячит силуэт Роуэна. Я иду за ним, петляя, ощущая под неустойчивыми ногами острый гравий.

Спотыкаюсь о разросшуюся траву и влетаю в заросшую плющом стену. Иду дальше, упираясь о нее, чтобы удержаться в вертикальном положении. Спустя несколько шагов форма стены под моей рукой меняется, и плющ уступает место железу. Среди зелени спрятаны ворота. Они заперты.

Я всматриваюсь сквозь витые прутья и вижу смутные очертания фруктового сада: ветви, окрашенные ночной тьмой в индиго, и россыпь полевых цветов, разросшихся за пределы своих деревянных ограждений.

Сад. Здесь есть еще один сад, скрытый за стеной.

Где-то впереди сапоги Роуэна сильно царапают усыпанную гравием дорожку. Я слежу за ним. Он проходит мимо ворот, мимо плюща, туда, где стена упирается в уже знакомое место.

Озеро.

Вода тихо шепчет. Я уже была здесь, но не заходила дальше того места, где стою сейчас. Делаю неуверенный шаг на почерневшую землю. Я моргаю, и кажется, что земля движется. Меня охватывает дрожь, когда я думаю о том, как она разверзлась. Как она противостояла Ариену и Кловер.

Роуэн подходит к тому месту, где во время последнего ритуала в земле была вырезана печать. Озеро начинает шевелиться, как будто вода подзывает его к себе. Он скидывает капюшон и ступает на мокрую темную грязь. Он проводит рукой по распущенным волосам и тяжело вздыхает, а затем лезет в карман и достает нож.

Земля под ногами словно дышит. Она голодна.

Нет, нет, нет.

– Стой!

Я бегу к нему. Грязь засасывает мои ноги. Холодно и мерзко.

– Подожди, не делай этого!

Он поворачивается, пораженный. Я хватаю его за руку. Его лицо, скрытое спадающими волосами, напряженное и мрачное. Он вырывается из моих рук.

– Виолетта, отойди от меня, сейчас же!

Волна накатывает на наши ноги, затем отступает с глухим шипением.

– Что происходит? Что ты делаешь?

Он изо всех сил пытается заговорить, но умудряется выдавить лишь одно слово:

– Десятина.

Звук его голоса почти теряется среди шума волн. Десятина. Я думаю о Греймере. О столах на деревенской площади. Банках с вишней. Сиропе и сладостях. Я думаю о Роуэне в ночь ритуала, с багровыми глазами и пятнами теней. Он стоит на коленях, а земля поглощает его.

Десятина. То, что он проливает кровь на землю, – это не часть ритуала, не часть заклинания. Неудивительно, что он не мог сказать мне, сколько раз он приходил сюда, чтобы порезать себя и накормить Гниль своей кровью…

Меня наполняет ужас, ледяной, как волны озера.

– Нет, ты не можешь этого сделать.

Он становится на колени. Его руки дрожат, когда он грубо развязывает шнурки на рукаве и обнажает покрытую шрамами руку. Его зрачки расширены, радужки темные, как ночь.

– Виолетта.

Он выдыхает мое имя, и тьма распространяется по его горлу, ползет вдоль шрамов.

– Пожалуйста, просто уходи.

Он прикладывает лезвие к своему запястью. Все, о чем я могу думать, это то, как он смотрел на меня, когда давал мне платья своей матери. Горе в его глазах после того, как он увидел портрет своей семьи. Что бы он ни делал, кем бы он ни был, я не могу от него отвернуться. Я не хочу оставлять его одного.

Я падаю на колени в грязь рядом с ним.

Он вонзает нож в руку. Делает глубокий, жуткий порез от запястья до локтя. Кровь струится по его коже, по его перчаткам. Капает с кончиков пальцев.

Он с силой кладет руку на землю, его пальцы оставляют глубокие следы в грязи.

Гниль реагирует мгновенно. Грязь растекается и окутывает его. Жадно обвивается вокруг его запястья, ползет выше по руке. Я отдергиваю руку прежде, чем она касается меня. Она обвивается вокруг его горла, ползет по его челюсти. Его глаза плотно закрыты. Темные брови нахмурились, а выражение лица стало решительным. Его дыхание прерывисто.

С каждым выдохом из его рта выпадают комки грязи. Она скользит, меняется и снова покрывает его. Она внутри его, во рту, в легких, под кожей.

А потом Гниль меняет его. Его взгляд становится холодным и диким; его зубы становятся острыми. Это не просто кровопускание. Он проиграл, он захвачен. Тьма поглощает и поглощает его, пока он не становится каким-то другим существом, созданным из грязи и лунного света.

Монстром.

Я смотрю на него, чувствуя себя такой беспомощной, что чуть не плачу. Я желаю силы, магии. Желаю найти способ побороть жестокий голод Гнили. Но у меня ничего нет. Я не могу ничего сделать. Вдруг я вспоминаю Ариена, захваченного грезами, которые все это время были реальны. Каким потерянным и напуганным он был, когда тени заполняли нашу комнату. Как я держала его, думала о тепле и пыталась вытащить его из темноты.