Текст книги "Вестник"

Глава 3

– Вот бы у нас была «Игровая машина», – проговорил Мэтти с деланной небрежностью. – Нам бы тогда никогда не было скучно по вечерам.

– А разве нам с тобой по вечерам скучно, Мэтти? Мне казалось, тебе нравится читать вместе.

Видящий усмехнулся и поправился:

– Прости, я хотел сказать, тебе нравится читать мне, а мне – слушать тебя. Это мое любимое время суток.

Мэтти пожал плечами.

– Нет, ну, мне нравится читать тебе, Видящий. Но это не так захватывает.

– Что ж, может, стоит взять другую книгу? Последняя – как она называлась, Мэтти? – как-то не очень быстро у нас пошла. «Моби Дик», вот как она называлась.

– Она была ничего, – согласился Мэтти. – Но слишком уж длинная.

– Ну, возьми в библиотеке что-нибудь повеселее.

– А я рассказывал тебе, как работает «Игровая машина»? Вот где веселье!

Слепой усмехнулся. Он уже не раз все это слышал.

– Сбегай-ка в огород, принеси кочан салата, а я почищу рыбу. Пока она будет готовиться, сможешь сделать салат.

– А еще, – громко продолжил Мэтти на пороге, – это было бы хорошее завершение ужина. Сладость. Что-то вроде десерта. Я говорил, как «Игровая машина» выдает победителю леденец?

– Посмотри заодно, не созрел ли помидор. Только выбери сладкий, – попросил Видящий, посмеиваясь.

– Бывают мятные, – продолжал Мэтти, – или кислые, или мармелад.

В огороде он вырвал с корнем кочан салата. Подумав, снял с плети росший по соседству огурец и нарвал листьев базилика. Вернувшись на кухню, положил овощи в раковину и стал мыть, не особо стараясь.

– Кислые бывают разного цвета, у каждого аромата свой цвет, – объявил он. – Но, кажется, тебя это вряд ли заинтересует.

Вздохнув, Мэтти огляделся. Хотя слепой не видел его жеста, он все равно показал рукой в сторону стены, украшенной цветным гобеленом. Это был подарок дочери слепого. Мэтти часто останавливался перед ним и разглядывал искусную вышивку, изображавшую густой лес между двумя деревнями. Это была география его жизни и жизни слепого, потому что оба они с великими трудностями перебрались из одной деревни в другую.

– «Игровую машину» мы поставим здесь, – решил Мэтти. – Будет очень удобно. Исключительно удобно, – добавил он, зная, что слепому нравилось, когда он расширял свой словарный запас.

Видящий подошел к раковине, отложил овощи в сторону и стал мыть стейки из семги.

– И тогда мы прекратим – или даже выменяем на что-нибудь – чтение и музыку, а взамен получим исключительное веселье дергать ручку и смотреть, как механизм выплевывает кислые леденцы? – спросил он.

Если так смотреть на машину, то она выглядит не очень привлекательной, подумал Мэтти.

– Ну, – сказал он, – это здорово.

– Здорово, – повторил слепой. – Плита готова? А сковорода?

Мэтти посмотрел на плиту.

– Минуту, – он начал ворошить дрова, чтобы поднялось пламя. Затем поставил сковороду на плиту.

– Я сделаю рыбу, а ты займись салатом. – И добавил с улыбкой: – Я принес немного базилика. Ведь ты такой салатный мастер. Он здесь, рядом с салатом.

Мэтти стал смотреть, как ловкие руки слепого нашли базилик и стали рвать листья и бросать их в миску.

Затем он взял рыбу и, помешав масло, положил ее в сковороду. Кухню мгновенно наполнил запах жареной семги.

За окном смеркалось. Мэтти подкрутил фитилек лампы и зажег ее.

– Знаешь, – продолжил он, – когда выигрываешь сладость, раздается звонок и загорается цветной огонек. Конечно, тебе-то это неважно, но некоторым из нас очень бы понравилось…

– Мэтти-Мэтти-Мэтти, – вздохнул слепой, – смотри лучше за рыбой. Она очень быстро жарится. И когда она будет готова, никакого звонка не будет. Кроме того, не забывай, что эту машину они на что-то обменяли. Цена могла быть высокой.

– А иногда выпадает лакричный леденец… – предпринял Мэтти последнюю попытку.

– А ты знаешь, на что ее обменяли? Рамон не говорил тебе?

– Нет, никто никогда об этом не говорит.

– Может, он и сам не знает. Может, родители ему не сказали. Наверное, так и надо.

Мэтти снял сковороду, наклонил ее, и куски рыбы один за другим соскользнули на две подставленные тарелки. Он поставил тарелки на стол и принес миску с салатом.

– Все готово, – сказал он.

Слепой подошел к хлебнице и взял из нее два толстых ломтя, от которых исходил запах свежеиспеченного хлеба.

– Я купил их на рынке утром у дочери Ментора, – сказал он. – Она будет кому-то хорошей женой. Скажи, она такая же красивая, как мне кажется по ее голосу?

Но Мэтти было не сбить напоминанием о дочери Ментора.

– Скажи, когда следующее Торжище? – спросил он, когда они сели за стол.

– Ты еще слишком маленький.

– Я слышал, что оно скоро.

– Не обращай внимания. Ты все равно еще слишком маленький.

– Но я вырасту. И я хочу посмотреть.

Слепой покачал головой.

– Это будет тяжелое зрелище. Ешь рыбу, Мэтти, пока не остыла.

Мэтти поковырял семгу вилкой. Он понял, что разговор о торге закончен. Слепой ни разу не торговал и гордился этим. Но Мэтти считал, что когда-нибудь обязательно попробует. Возможно, не ради «Игровой машины». Он еще много чего хотел. Он просто должен был узнать, как устроена торговля.

Он решил, что всё выяснит. Но пока его смущало другое. Мэтти так беспокоило новое умение, что он даже боялся говорить о нем со слепым.

В Деревне секретов не было. Это правило предложил Вождь, и все за него проголосовали. Все, кто пришел в Деревню, а не родился здесь, пришли из мест, где были секреты. Иногда – хотя и нечасто, потому что от этого всегда становилось грустно, – люди рассказывали о своей прежней жизни, о коварных правителях, жестоких наказаниях, безнадежной бедности и фальшивой роскоши.

Таких мест было очень много. Иногда Мэтти не мог поверить своим ушам, слушая эти истории и вспоминая свое детство. Поначалу, оказавшись в Деревне, он думал, что его суровое детство – безотцовщина и лачуга вместо дома, мрачная отчаявшаяся мать, которая била его и брата до крови, – было единственным в своем роде. Но теперь он знал, что по всему известному ему миру было разбросано множество селений, в которых страдают люди. Не всегда от побоев и голода, как он. Часто – от невежества. От того, что знания были доступны не всем.

Он верил Вождю, который требовал, чтобы все жители Деревни, даже дети, читали, учились, помогали и участвовали в жизни друг друга. Поэтому Мэтти учился и очень старался.

Но иногда к нему возвращались привычки, полученные в прошлом, когда ему, чтобы выжить, приходилось быть хитрым и вероломным.

– Ничего не могу с этим поделать, – мрачно сказал он слепому однажды, когда они только начали жить вместе и Мэтти поймали на каком-то мелком преступлении. – Жизнь наблатыкала.

– Не наблатыкала, а научила.

– Научила, – повторил Мэтти.

– А теперь ты заново учишься. Учишься честности. Мне неприятно наказывать тебя, Мэтти, но Деревня – это место, где живут честные и достойные люди, а я хочу, чтобы ты был одним из нас.

Мэтти опустил глаза.

– Так, значит, ты будешь меня бить?

– Нет, в наказание у тебя не будет уроков. Вместо школы будешь сегодня мне помогать в огороде.

Ну и наказание, подумал Мэтти. Кто вообще хочет ходить в школу? Уж точно не он!

Но потом, слыша, как другие дети в школе поют и читают стихи наизусть, он почувствовал себя одиноким и подавленным. Постепенно Мэтти изменился и вскоре стал одним из счастливых юных жителей Деревни и прилежным учеником. Он был уже почти взрослым, скоро ему предстояло окончить школу, к старым привычкам он возвращался только изредка и всякий раз ловил себя на этом.

Мэтти очень беспокоило то, что у него появился секрет.

Глава 4

Вождь призвал Мэтти, чтобы тот передал послание.

Мэтти нравилось бывать в доме Вождя из-за лестницы. В других домах (но не у слепого с Мэтти) тоже были лестницы, но лестница у Вождя была винтовая, и это завораживало Мэтти – он очень полюбил ходить по ней вверх и вниз. А еще ему нравилось бывать у Вождя из-за книг. У других тоже были книги, у самого Мэтти было несколько учебников, а еще он постоянно брал книги в библиотеке, чтобы по вечерам читать их слепому, и это занятие нравилось обоим.

Но в доме Вождя, который жил один, было такое скопление книг, которого Мэтти никогда не видел. Весь первый этаж, за исключением кухни, был заставлен полками, а полки были наполнены всевозможными книгами. Вождь разрешал Мэтти их брать и разглядывать. Были тут, конечно, повести, как те, что он встречал в библиотеке. Были книги по истории, подобные тем, которые он изучал в школе, причем в лучших из них было полно карт, рассказывающих, как мир изменился за века. В некоторых были блестящие страницы с рисунками, изображающими никогда не виденные Мэтти пейзажи, странно одетых людей и сражения, было много изображений спокойной женщины, держащей на руках младенца. Были и книги, написанные на других языках и в далекие времена.

Вождь криво усмехнулся, когда Мэтти показал ему страницу, написанную на непонятном языке.

– Это называется греческий, – пояснил он. – Я могу прочесть на нем несколько слов. Но там, где я жил в детстве, нам не разрешалось обучаться таким вещам. Поэтому в свободное время ко мне приходит Ментор и учит языкам. Но, – вздохнул он, – у меня так мало свободного времени. Может, когда состарюсь, займусь учебой. Я бы очень хотел.

Мэтти поставил книгу на место и осторожно провел рукой по кожаным корешкам соседних книг.

– Если вам не разрешалось учиться, почему разрешили взять книги с собой? – спросил он.

Вождь засмеялся.

– Ты видел маленькие санки? – напомнил он.

– В Музее?

– Да, это с ними я пришел сюда. С ними все так носятся, что мне прямо неловко. Но тем не менее я пришел сюда с этими санками. Отчаявшийся, полумертвый мальчик. Какие там книги! Книги привезли позже. Никогда в жизни я не удивлялся так, как в тот день, когда приехали книги.

Мэтти оглянулся на тысячи книг. Несмотря на то что Мэтти был сильным, он сам за один раз смог бы взять не больше десятка, ну, дюжины книг.

– А как их вам привезли?

– По реке на барже. Неожиданно появилась баржа. На борту – огромные деревянные ящики, и каждый наполнен книгами. До этого я все время боялся. Прошел год, потом два, но я по-прежнему боялся, что они все равно придут за мной, схватят и казнят, потому что еще никому до меня не удавалось уйти из того селения. И только когда я увидел книги, я понял, что все изменилось, что я свободен и что там, откуда я пришел, начались перемены к лучшему. Вероятно, книги стали чем-то вроде прощения.

– То есть вы могли вернуться, – подытожил Мэтти, – но было уже поздно? Лес сделал вам Предупреждение?

– Нет. Но зачем бы мне было возвращаться? Я, как и все, нашел здесь свой дом. Вот почему у нас тут есть Музей, Мэтти, он напоминает нам о том, как мы все сюда пришли и зачем: чтобы начать жизнь с чистого листа, создать новое место, опираясь на то, что мы вынесли и узнали в старом.

Сегодня Мэтти, как обычно в доме Вождя, с восхищением смотрел на книги, но решил не тратить время и не стал брать их с полки и открывать. Не стал он и любоваться лестницей и ее замысловатыми ступенями из резного отполированного дерева, которые поднимались по кругу все выше и вели на второй этаж. Когда Вождь крикнул: «Я наверху, Мэтти!», он взбежал наверх и очутился в просторной комнате, где жил и работал Вождь.

Вождь был за столом. Он поднял взгляд от разложенных перед ним бумаг и улыбнулся Мэтти.

– Как рыбалка?

Мэтти пожал плечами и улыбнулся в ответ.

– Неплохо. Вчера поймал четыре.

Вождь отложил карандаш и откинулся на спинку стула.

– Скажи-ка, Мэтти, ты со своим другом много ведь рыбачишь? И давно этим занимаешься – с тех пор как пришел в Деревню маленьким мальчиком, так?

– Как долго, я точно не помню. Когда я пришел, я был примерно такого роста, – Мэтти приложил ладонь ко второй пуговице своей рубашки.

– Шесть лет, – сказал Вождь, – ты пришел сюда шесть лет назад. Значит, ты рыбачил все это время.

Мэтти кивнул. Он насторожился и напрягся. Еще слишком рано присваивать ему настоящее имя, думал он. Только бы его не назвали Рыбаком! Неужели Вождь позвал его за этим?

Вождь посмотрел на него и рассмеялся.

– Успокойся, Мэтти! Когда ты так смотришь, я могу почти читать твои мысли! Не волнуйся, это просто вопрос.

– Вопрос про рыбалку. Рыбалка – это то, чем я занимаюсь ради еды или развлечения. Я не хочу, чтобы она стала чем-то большим, – Мэтти нравилось в Вожде то, что ему можно было сказать что угодно, рассказать о том, что чувствуешь.

– Я понимаю. Не беспокойся. Я спрашивал потому, что мне надо оценить количество продовольствия. Некоторые утверждают, что рыбы стало меньше, чем раньше. Вот смотри, что я здесь пишу, – он передал Мэтти лист бумаги со столбцами цифр под заголовками «Семга» и «Форель».

Мэтти посмотрел на цифры и нахмурился.

– Похоже на правду, – проговорил он. – Я помню, что поначалу я таскал из реки рыбу за рыбой. Но знаете что, Вождь…

– Что?

Вождь забрал у Мэтти лист и положил его в стопку.

– Я тогда был маленький. И, наверное, вы не помните, ведь вы старше меня…

Вождь улыбнулся.

– Я еще не старый, Мэтти. Я помню, как сам был мальчиком.

Мэтти показалось, что он заметил проблеск грусти в глазах Вождя, несмотря на то что тот тепло ему улыбался. У очень многих жителей Деревни, включая Мэтти, были грустные воспоминания о детстве.

– Я хотел сказать, что помню всю рыбу, помню это чувство, что она никогда не закончится. Мне казалось, что я буду забрасывать леску снова, и снова, и снова, и каждый раз будет рыба. Теперь такого нет. Но, Вождь…

Вождь смотрел на него, дожидаясь продолжения.

– Когда ты маленький, всё большое. Предметы кажутся больше, расстояния – длиннее. Когда я первый раз пришел сюда через Лес, путь казался бесконечным.

– Но дорога оттуда действительно занимает несколько дней.

– Да, я знаю. Это по-прежнему так. Но теперь она не кажется такой длинной. Потому что я старше, я больше, я столько раз ходил по Лесу туда-сюда, я знаю дорогу, я не боюсь. Так что путь кажется короче.

Вождь усмехнулся.

– А рыба?

– Что ж, – признал Мэтти, – ее, кажется, не так много, как раньше. Но, может, мне казалось, что рыба не кончится никогда, оттого что я был маленький.

Вождь размышлял, постукивая ручкой по столу.

– Возможно, – сказал он.

Он встал. Взял стопку бумаг с края стола.

– Послания?

– Послания. Я созываю встречу.

– По поводу рыбы?

– Нет, если бы. Про рыбу все понятно.

Мэтти взял стопку посланий, которые ему предстояло разнести. Он почувствовал, что не может просто так повернуться к лестнице и уйти, а должен кое-что сказать.

– С рыбой никогда не бывает все понятно. Нужна правильная прикормка, надо выбрать хорошее место, к тому же надо вовремя вытянуть леску, потому что если этого не сделать, рыба начнет извиваться и соскакивать с крючка, а не всем удается с этим справиться, и…

Хохот Вождя был слышен, даже когда Мэтти уже вышел на улицу.

Большую часть дня Мэтти занимался тем, что разносил послания. Работа была нетрудной. Он-то как раз любил задания посложнее, когда ему выдавали в дорогу еду и котомку и отправляли в далекое путешествие через Лес. В своем бывшем доме он не был уже пару лет, а ему особенно нравилось, когда его отправляли именно туда, потому что он мог повидать друзей детства, немного снисходительно им улыбнуться, а также посмотреть свысока на тех, кто когда-то жестоко с ним обращался. Он знал, что мать умерла, а брат остался на прежнем месте и смотрел на Мэтти с еще большим уважением, чем раньше, но они так никогда и не стали близки. Селение, в котором он родился, сильно изменилось и казалось чужим, хотя жители его стали менее грубыми.

Сегодня же он просто обошел Деревню, раздавая повестки о предстоящем на следующей неделе собрании. Прочтя, что было написано в повестке, Мэтти понял, почему Вождь расспрашивал его о рыбе и почему он так обеспокоен.

Оказывается, многие жители подписали прошение с требованием закрыть Деревню для чужаков. И теперь это предстояло обсудить и поставить на голосование.

Это было уже не первое такое прошение.

– Всего год назад уже проголосовали против, – напомнил слепой, когда Мэтти прочитал ему повестку. – Похоже, сторонников этой идеи стало больше.

– Но ведь рыбы по-прежнему полно. Да и урожай хороший, – заметил Мэтти.

Слепой скомкал повестку и бросил ее в огонь.

– Дело не в рыбе и не в урожае, – проговорил он. – Конечно, и об этом они станут говорить. В прошлый раз тоже говорили о нехватке еды. Но дело в…

– …нехватке жилья?

– Не только. Не могу подобрать слово. Себялюбие, наверное. Себялюбие захватывает людей.

Мэтти был поражен. Ведь вся Деревня построена на противоположности этому – на самоотречении. Ему объясняли это в школе, об этом говорилось в истории. И все это знали.

– Но в повестке – я бы мог прочитать тебе еще раз, если бы ты не сжег ее, – говорится, что тех, кто хочет закрыть границы, возглавляет Ментор! Учитель!

Слепой вздохнул.

– Помешай суп, будь так любезен, Мэтти.

Мэтти послушно помешал в горшке деревянной ложкой, разглядывая, как фасоль и кусочки томатов кружатся в густой кипящей жидкости. Он еще раз подумал об учителе и добавил:

– Ведь он-то не себялюбив!

– Да, я знаю. Вот это-то и странно.

– Он рад всем в школе, даже тем, кто ничего не знает или не умеет правильно говорить.

– И тебе был рад, когда ты только пришел, – сказал слепой с улыбкой. – Думаю, это было непросто, но он выучил тебя.

– Сначала ему пришлось меня приручить, – признал Мэтти и тоже улыбнулся. – Ну и дикий я был, да?

Видящий кивнул.

– Дикий. Но Ментору нравится учить тех, кто в этом нуждается.

– Но зачем ему закрывать границы?

– Мэтти…

– Что?

– А ты не знаешь, Ментор торговал?

Мэтти задумался.

– Сейчас каникулы, так что я вижу его нечасто. Но иногда я заглядываю к нему домой… – он не стал упоминать о Джин, дочери учителя-вдовца. – Ничего необычного в его доме я не заметил. Никаких «Игровых машин», – добавил он со смешком.

Но слепой не рассмеялся в ответ. Он сидел и думал. Затем озабоченно проговорил:

– Дело не только в «Игровой машине».

Глава 5

– Дочь учителя сказала, что у ее собаки три щенка и я могу себе взять одного, когда он подрастет, если захочу.

– Разве она не обещала поцеловать тебя? А теперь щенка? На твоем месте я бы сначала добился поцелуя, Мэтти, – улыбнулся слепой, высвобождая из земли свеклу и кладя ее в корзину. Они вместе были в огороде.

– Я скучаю по своей собаке. Она была умная, – Мэтти посмотрел в сторону изгороди, возле которой два года назад они похоронили Прута.

– Ты прав, Мэтти, твоя собачка была хорошим товарищем долгие годы. Было бы неплохо завести щенка, – мягко проговорил слепой.

– Я бы смог выучить его, чтобы он стал твоим поводырем.

– Мне не нужен поводырь. А вот смог бы ты выучить его готовить?

– Только не свеклу, – сказал Мэтти, скорчив гримасу и бросая очередную свеклу в корзину.

Но когда на следующий день опять пришел в дом к учителю, его встретила безутешная Джин.

– Ночью двое умерли. Остался один щенок, и он болеет, и мать тоже.

– А чем ты их лечила?

Джин огорченно вздохнула.

– Тем же, чем я лечила бы себя или папу. Отваром липовой коры. Но щенок еще слишком маленький, он не умеет лакать, а его мама слишком больна. Она попила немного, а потом просто опустила голову.

– Покажешь их мне?

Джин впустила его в маленький дом. Хотя Мэтти думал в первую очередь о собаках, он вспомнил вопрос, который задал ему слепой, и стал озираться. Он заметил аккуратно расставленную кряжистую мебель и шкафы с книгами Ментора. В кухне Джин приготовила противни и миски для замешивания теста, чтобы испечь очередную партию вкуснейшего хлеба.

Он не заметил ничего, что говорило бы о том, что здесь ходят на Торжище. Никаких глупостей вроде «Игровой машины» или излишеств в виде мебели с мягкой обивкой и бахромой, какую выторговала себе супружеская пара, живущая дальше по улице.

Конечно, были сделки и другого рода – Мэтти знал про них, но до конца не понимал, как это. Про них ходили слухи. Выторговать себе можно было что-то невидимое. И такие сделки были самыми опасными.

– Вот они, – Джин открыла дверь в чулан, пристроенный к дому со стороны кухни. Мэтти вошел и опустился на колени перед ощенившейся собакой, лежавшей на сложенном в несколько раз одеяле. Крошечный щенок, почти без движения, если не считать его тяжелого дыхания, лежал у ее живота, как это делают все щенки. Здоровый щенок шевелился бы и сосал. А этому еще надо было давить матери на живот лапой, чтобы пошло молоко.

Мэтти чувствовал собак. Он любил их. Он едва прикоснулся к щенку пальцем, как сразу отдернул руку. Это было неожиданно: он ощутил боль.

Как будто молния ударила, подумал он.

Он помнил: его с самого детства учили, что во время грозы надо укрыться в доме. Он видел обгоревшие и расщепленные надвое ударом молнии деревья и знал, что так может произойти и с человеком: вспышка и огненная мощь, которая проходит через тебя, стремясь попасть в землю.

Ему доводилось видеть из окна, как мощные огненные разряды разрывают небо пополам, он помнил серный запах, который они иногда оставляли после себя.

В Деревне был один крестьянин, который однажды после полудня, увидев сгущающиеся над головой тучи, решил, что гроза пройдет мимо, и остался у плуга. Но молния нашла его, и, хотя он выжил, он полностью потерял память – кроме воспоминания о дикой мощи, которая вошла в него. Жители Деревни ухаживали за ним, а он брал какую-то поденную работу, но все его силы забрала таинственная энергия, живущая в молнии.

Что-то подобное Мэтти и почувствовал: пульсирующую мощь, как будто в нем самом жила молния – в ясный солнечный день, когда ничто не предвещало грозы.

Впоследствии он пытался заставить себя выкинуть из головы все воспоминания об этом дне, потому что все это его пугало и потому что таким образом у него появлялась своя тайна. Но тогда, отдернув руку от больного щенка, Мэтти понял: пора вновь испытать себя.

– Где твой отец? – спросил он у Джин. Он не хотел, чтобы кто-нибудь это видел.

– Он пошел на встречу. Ну, на эту, о прошении.

Мэтти кивнул. Хорошо. Значит, школьного учителя не будет.

– Вряд ли его волнует эта встреча. Его больше интересует вдова Хранителя Запасов. Он ухаживает за ней, – сказала Джин, тепло улыбаясь. – Представляешь? В его возрасте – и ухаживает.

Надо, чтобы девочка ушла, подумал Мэтти.

– Сходи к травнику. Принеси тысячелистник.

– Тысячелистник растет у меня в огороде! Прямо у двери! – ответила Джин.

На самом деле ему не особенно был нужен тысячелистник. Ему нужно было, чтобы она ушла. Мэтти стал лихорадочно думать.

– Мята? Мелисса? Кошачья мята? Это все тоже есть?

Она покачала головой.

– Кошачьей мяты нет. Если бы в огород повадились кошки, собаки бы такое устроили… Правда, бедненькая? – добавила она нежным шепотом, обращаясь к ощенившейся собаке. Она погладила ее по спине, но та не подняла головы. Глаза собаки потускнели.

– Иди, – сказал Мэтти настойчиво, – принеси все это.

– Ты уверен, что это поможет? – с сомнением поинтересовалась Джин. Она уже перестала гладить собаку и встала, но пока не трогалась с места.

– Делай что говорят! – распорядился Мэтти.

– Не надо грубить, Мэтти, – сказала она раздраженно. Потом резко повернулась, так, что взметнулась ее юбка, и вышла. Он уже почти не слышал, как хлопнула дверь. Напрягшись перед сильнейшим сотрясением, которое, он знал, пройдет через все его тело, Мэтти дотронулся левой рукой до взрослой собаки, а правой – до ее щенка и велел им жить.

Спустя час обессиленный Мэтти, спотыкаясь, возвращался домой. А в доме Ментора Джин кормила свою собаку и хихикала над выкрутасами ее ожившего щенка.

– И кому бы в голову пришло такое сочетание трав! Ну надо же! – говорила она в восторге, наблюдая за тем, как оба ее питомца оживают.

– Повезло угадать. – Джин он сказал, что все дело в травах. Все ее внимание было поглощено неожиданно выздоровевшими собаками, поэтому она не видела, как слаб Мэтти. Он сидел на полу чулана, прислонившись к стене, и смотрел, как она ухаживает за собаками. Впрочем, видел он не очень хорошо, а все его тело болело.

Наконец, немного набравшись сил, он заставил себя встать и уйти. К счастью, дома никого не было. Слепой куда-то ушел, и Мэтти был рад этому. Видящий заметил бы, что с ним что-то не так. Он всегда все замечал. Он говорил, что сам воздух в доме меняется, как меняется направление ветра, даже когда у Мэтти был простой насморк.

А сегодня все было намного серьезнее. Пошатываясь, он пробрался в свою комнату возле кухни и, тяжело дыша, лег на кровать. Никогда еще Мэтти не чувствовал себя таким слабым, таким истощенным, если не считать того случая с лягушкой…

«Лягушка была меньше», – подумал он. Но это было то же самое.

Лягушку он заметил на поляне. Он оказался там случайно – просто хотел побыть один, подальше от шумной Деревни, и удрал в Лес, как он это иногда делал.

Он наступил на нее босой ногой и вздрогнул.

– Прости, – сказал он в шутку и нагнулся, чтобы взять лягушку в ладонь. – Ты в порядке? Надо было отпрыгнуть, когда услышала, что я иду!

Но лягушка была не в порядке и не могла отпрыгнуть. Увечье у нее было не от легкого шага Мэтти – это было видно сразу. Какой-то зверь – Мэтти решил, что ласка, – нанес маленькой зеленой лягушке чудовищную рану, от которой она умирала. Одна ее лапка свисала вниз, она была оторвана и держалась только на кусочке влажной кожи. Оказавшись в его ладони, лягушка судорожно вздохнула и затихла.

– Кто-то пожевал тебя и выплюнул, – решил Мэтти.

Ему было жалко лягушку, но он знал, что здесь ничего не поделаешь. Жизнь лесных обитателей сурова и коротка, он это знал.

– Ну что ж, – проговорил мальчик, – я похороню тебя как следует.

Он опустился на колени, чтобы руками вырыть в мшистой земле ямку. Но когда он попытался положить крошечное существо в землю, он почувствовал, что каким-то невозможным образом связан с ним. Из его руки стала выходить энергия, которая причиняла ему боль и переходила в лягушку, связывая их воедино.

Ничего не понимая, в беспокойстве он попытался соскрести липкое тельце с ладони. Но не смог: пульсирующая боль держала их вместе. Затем, спустя мгновение, пока Мэтти все еще стоял на коленях, тело лягушки вдруг дернулось.

– Так ты не мертвая. Ну, тогда слезай.

Теперь он мог посадить лягушку на землю. Боль стала не такой сильной.

– Что это вообще такое было? – Мэтти вдруг стал спрашивать у лягушки, как будто она могла ему ответить. – Я думал, ты мертвая, а ты нет. Но лапку-то ты все равно потеряешь. Прыгать больше не сможешь. Сочувствую.

Он встал и посмотрел на неподвижную лягушку.

– Черререк, – издала она горловой звук.

– Да, согласен. И тебе того же, – Мэтти повернулся, собираясь уходить.

– Черререк.

Звук заставил его вернуться и вновь опуститься на колени.

Широко открытые глаза лягушки, которые только что были подернуты пеленой смерти, теперь были ясными и внимательными. Лягушка пристально смотрела на Мэтти.

– Послушай, я положу тебя вот в этот папоротник, потому что тут, на открытом месте, придет какой-нибудь зверь и стрескает тебя. У тебя теперь есть большой изъян, ты не можешь прыгать. Придется учиться прятаться.

Он взял лягушку и понес ее к густым зарослям папоротника.

– Если бы у меня был с собой нож, я бы просто отрезал тебе этот лоскут кожи, на котором висит лапка, – сказал он. – Тогда бы ты, наверное, выздоровела побыстрее. А так ты будешь все время таскать лапку за собой, она будет только мешаться. Но я ничего не могу поделать.

Он склонился над лапкой, пытаясь отделить ее и размышляя, как лучше помочь.

– Может, найти острый камень и отрезать? Это всего лишь маленький кусочек плоти, тебе и больно-то, скорее всего, не будет. Жди меня тут, – распорядился Мэтти и положил лягушку на землю под папоротником. «Как будто это поможет», – подумал он.

На берегу ручья, который он перешел перед этим, Мэтти нашел подходящий инструмент: кусок камня с острым краем. Он принес его туда, где лежала неподвижная раненая лягушка.

– Так, – сказал Мэтти, – не бойся. Я слегка прижму тебя и отрежу твою мертвую лапку. Так тебе будет лучше.

Он перевернул лягушку на спину и взялся за измочаленную лапку, пытаясь уложить ее так, чтобы было быстрее и проще резать. Лапка держалась всего на нескольких полосках липкой плоти, которую оставалось только отсечь.

Но вдруг он почувствовал в руке болезненный разряд какой-то энергии, которая сосредоточилась в кончиках его пальцев. Мэтти не мог двигаться. Его рука сама взяла почти оторванную лапку, и он почувствовал, как его собственная кровь течет по ее сосудам. Сердце билось изо всех сил, каждый удар отдавался в ушах.

Потрясенный, Мэтти задержал дыхание, как ему показалось, на целую вечность. Затем все прекратилось. Он осторожно отнял руку от раненой лягушки.

– Черререк. Черререк.

– Я ухожу. Я не знаю, что случилось, но сейчас я ухожу.

Он отбросил острый камень и попытался встать, но его колени дрожали, он чувствовал дурноту, голова кружилась. По-прежнему стоя на коленях возле лягушки, Мэтти сделал два глубоких вдоха, пытаясь набраться сил, чтобы убежать.

– Черререк.

– Прекрати! Я не хочу это больше слышать!

Словно поняв его слова, лягушка перевернулась со спины на живот и отползла дальше к папоротникам. Но при этом она не волокла свою лапку. Двигались обе лапки – неловко, конечно, но лягушка ползла с помощью обеих лапок. Лягушка скрылась в густых зарослях.

Спустя мгновение Мэтти смог встать. Изможденный, он добрался до Деревни и, спотыкаясь, вошел в дом.

Теперь он был изможден намного сильнее, чем в тот раз. У него ломило руки. Лежа в постели, Мэтти размышлял о только что случившемся: «Лягушка была маленькая, а тут две собаки».

Это намного больше.

«Мне надо научиться управлять этим», – думал Мэтти.

Затем, к своему удивлению, он начал плакать. Мэтти по-мальчишески гордился тем, что никогда не плачет. А теперь – плакал, и ему казалось, что слезы очищают его, словно тело от чего-то избавлялось. Слезы текли по его щекам.

Наконец, содрогаясь от болезненной истомы, он вытер глаза, повернулся на бок и заснул, хотя был всего лишь полдень. Высоко над Деревней стояло солнце. Мэтти снились размытые пугающие сны про боль, а его тело было напряжено. Затем пришли другие сны. Его мышцы расслабились, он успокоился. Теперь ему снились залеченные раны, новая жизнь и умиротворение.