Текст книги "О жизни, о пути, о Боге, о Вселенной…"

Побег из детского сада

Манная каша представляла собой сине – лиловое месиво с выпирающими комками. К тому же, она была холодной. И это надо было есть. Дети давились, кашляли, морщились, говорили «я не хочу!» Я тоже давилась и морщилась. Нам, детям, было всего по пять – шесть лет от роду, мы не могли постоять за себя и свои права.

Воспитательница – крупная, громкоговорящая женщина средних лет с низким, зычным голосом. Сейчас я думаю, что из неё получилась бы хорошая оперная певица. Она заставляла детей есть эту кашу до «последней ложки». Прикрикивала на одного, на другого ребёнка, на третьего. Все дети её боялись. Кроме манной каши, давали запеканку из моркови – плоский квадратик (вполне прилично выглядевший). А на вкус… Варёная морковь с какими-то противными добавками. Дети под окрики воспитательницы давились и проклинали тот день, когда переступили порог этого детского сада.

Меня спасало то, что всё свободное время я рисовала. К счастью, это меня успокаивало. Рисовала я, в основном, бабочек. И все свои рисунки дарила отцу, потому, что очень его любила. Конечно, я поведала маме и папе о еде в детском саду, о том, как насильно нас, детей, заставляют её есть. Родители, как могли, успокаивали меня. О чём они говорили меж собой, я не знала…

…Однажды воспитательница рассадила детей на стульчики кружком (сама она заняла их четыре), и начала читать сказку. Помню, что это была «Золушка». Читала воспитательница с выражением своим зычным, громким голосом. Дети сидели тихо и слушали. Безусловно, каждый из нас думал о том, что лучше слушать сказки, чем есть противную детскому желудку еду. События в сказке разворачивались согласно замыслу автора, и вдруг произошло совершенно неожиданное событие. Мальчик, сидевший рядом со мной, вдруг привстал и поцеловал меня в щёку. При всех. Дети зашептались и негромко засмеялись.

– Это что такое, Максим? – прорычала воспитательница на мальчика, совершившего отважный поступок. (Я при этом «потеряла» дар речи и не знала, что предпринять). Макс молчал.

– Что это такое, я тебя спрашиваю? – грозно повторила воспитательница.

Она встала. Дети вжались в стулья.

Воспитательница подошла к Максу, схватила его за руку и повела в угол. – Будешь стоять здесь до вечера, пока за тобой придут! – сказала она и рассмеялась.

Дети наперебой стали просить простить и отпустить Макса из угла. Я тоже просила его отпустить.

– Отпустите его, пожалуйста, взмолилась я, – он больше никогда в жизни не будет меня целовать!

Я так умоляла!

– Нет, – проревела голосом, не терпящим возражений, воспитательница, – я сказала – нет и всё! Он наказан!

– А, может, он влюбился! – бросил реплику Ромка, ближайший друг Макса.

– Ещё чего! – захохотала воспитательница, – мал он пока для этого!

Дети опять начали просить отпустить Макса из угла, но всё безрезультатно. Макс при этом молча стоял, глядя в угол, как стойкий оловянный солдатик. А время было как раз после завтрака, так что стоять Максу надлежало весь день.

Воспитательница скомандовала всем одеваться и выходить на прогулку…

…Прошёл обед, «тихий час», приближался полдник. Макс так и стоял в углу. Без еды, без воды. Отпускала его воспитательница только в туалет. Ромка предложил план. Я и несколько детей согласились.

Сразу после полдника Ромка свалился на пол, имитируя обморок, а мы (несколько девочек и мальчиков) должны были собрать и тайно отнести Максу булки с сыром, компот и конфеты. Подкрепиться.

Пока воспитательница щупала Ромкин пульс, я и моя подружка Дианка побежали относить Максу собранную силами детей еду. В карманах у нас были булки с сыром, конфеты, в руках – по стакану вишнёвого компота. Другие дети отвлекали воспитательницу, окружив её и Ромку.

Мы с Дианкой подбежали к Максу и стали совать ему в руки булки.

– Нет, – отпрянул от нас Макс, – не буду!

– Ты что? – спросила я, – уже полдник прошёл! Упрямый какой! Бери быстрее, у нас мало времени!

– Нет, не буду!

И не взял.

– Зачем ты меня поцеловал? – спросила я.

Дианка хихикнула.

– Не скажу! – сдвинув на переносице брови, ответил Макс, – уходите отсюда, а то и вас в угол поставят!

Мы с подружкой убежали. Ромка очнулся от «обморока», ему стало лучше.

– Наверное, я манной кашей отравился! – вздохнув, негромко сказал он.

– Я тебе устрою, отравился он! Каша как каша! Пульс нормальный или врача позвать?

– Мне уже лучше, не надо врача! – ответил Ромка и начал подниматься с пола.

– Так – то, а то начал – отравился! Мать придёт, что я ей скажу?..

…Макс стоял в углу до вечера, отпустила его воспитательница только тогда, когда за мальчиком пришёл его старший брат.

В тот день я почему – то не рисовала бабочек, а рисовала солдат и пушки…

…На следующий день утром опять была сизая манная каша с комками. После завтрака я позвала Дианку и предложила ей побег. Мы стояли у лазейки в изгороди, которую я случайно обнаружила ещё несколько дней назад, играя в прятки. Лазейка вела на свободу, это был выход из детского сада на улицу, в город.

Дианка засомневалась, соглашаться или нет, но я увидела, как в её глазах засверкали «искорки».

– А давай! – согласилась она, – и кого ещё возьмём с собой?

– Никого! – ответила я, убежим вдвоём.

– А я? – послышался голос, – я тоже хочу с вами!

Мы с Дианкой оглянулись и увидели Макса.

Он всё слышал!

– Нет, – сказала я, – мы убежим вдвоём.

– Возьмите меня с собой! – Макс был настойчив, – в городе я буду вам помогать! У меня есть деньги на мороженое!

Мороженое…

Моё сердце начало таять.

– Нет, – веско сказала я, – тебе и так вчера досталось! Не выдавай нас! – попросила я.

– Не выдам! – голосом разведчика ответил Макс, а мы с Дианкой пролезли через изгородь и вырвались на свободу.

Мы просто побежали по тротуару, через сквер, опять по тротуару…

Весна радовала всей своей красотой. Зелень деревьев, чистое небо…

Солнце так светило! Так было тепло, так чудесно! Так легко!..

И мы с подружкой ушли в неизвестность. Куда глаза глядят.

Шли и шли. Смотрели на витрины магазинов, на прохожих, на улицы.

Это была НАСТОЯЩАЯ СВОБОДА! И никакой манной каши!

Помню, что к сумеркам дома и улицы «закончились», перед нами оказался какой-то пустырь. И небольшой пруд.

Там нас и нашли.

Нас нашли с собакой, которая шла по следу. Нет, наказания нам не было, но неприятностью для меня стало то, что Дианка рассказала взрослым, что это я придумала убежать и уговорила её, а она, вроде, и не хотела.

С той поры Дианка, как подружка, перестала для меня существовать.

А Макс не выдал!

Настоящий друг!..

…Конечно, родители были перепуганы. Счастье, что всё обошлось без неприятных приключений! Помню, что родители расспрашивали меня, почему я так поступила, на что я отвечала: «Из-за ужасного отношения к детям! Из-за ужасного отношения к детям!..»

…Примерно через месяц наступило лето, мы семьёй уехали в отпуск, а потом я пошла в школу. Сизая манная каша с комками для меня закончилась. Я опять рисовала бабочек, а освоив буквы, начала писать. Писала то, что видела. И теперь уже, кроме рисунков, дарила отцу свои записи. Он их долго хранил. Берёг, потому, что тоже очень любил меня.

– Ты – самый своенравный ребёнок на свете! – говорил мне отец…

…Может быть, это был дурной, глупый поступок с моей стороны, но, кто знает, может быть он как-то посодействовал благоприятным переменам в том детском саду.

…Стремление к Свободе и Гармонии заложено в каждом из нас.

(Имена девочки и мальчиков изменены по решению автора).

Под маской доброты

Что-то происходило глубоко не так… Что? Где она допустила ошибку?..

Виски распирало от боли…. Таблетка, ещё одна… Ничего не помогало. Тело, будто, сильно перегрелось изнутри, давило на голову, на шею, на уши. Сильно стучало в висках.

Анна прекрасно понимала, что дело не в таблетках, не в успокоительных средствах. Дело в ошибке. В чём-то она допустила ошибку.

Прокрутив все события последних месяцев, Анна не могла понять, в чём.

«Надо делать добро тем, кто этого заслуживает»… – пронеслось в голове.

Нельзя быть добреньким ко всем, жалостливым. Анна ведь уже научилась понимать, что даётся не просто так. Всё даётся по заслугам. Или не даётся по их отсутствию. Каждый получает то, что заслужил. Дом, город, родителей, школу и учителей, одноклассников, друзей и любимых. И врагов.

Разрешить вопросы, которые не были разрешены.

Их придётся рано или поздно решать. НЕ УКЛОНИТЬСЯ…»

Анна села за свой стол и начала писать рассказ. Идея не раз проносилась в голове. Но не было времени сесть и погрузится в неё. Или не было желания. Или и того, и другого.

Стиль получался дерзкий, «рваный», но она продолжала писать.

Вводила героев (одного за другим), сталкивала их друг с другом, разводила в разные стороны, опять сталкивала. Диалоги, описания природы.

Вдохновение увлекло. Постепенно боль в голове начала « растворяться».

Она «растворялась» и исчезала. «Растворялась» и исчезала.

И тогда вдруг стало ясно. Вдохновение – вот истинное лекарство!

Сюжет строился согласно задуманной идее, писалось легко. Строчки буквально лились на бумагу одна за другой.

Но вдруг Анна остановилась. Выпила чаю из большой, её любимой, кружки… Чай был холодный и несладкий. Она любила такой чай.

Выпила не спеша.

За окном проносились машины, дребезжали трамваи и троллейбусы, доносились голоса людей. Все очень спешили.

«Спешат жить, – подумала Анна, – все спешат. Всем некогда. Но в чём же ошибка?»

Интуитивно она почувствовала, что что-то не так. Как будто, кто-то выжимает из неё силы. Как будто, кто-то чем-то давит на неё. Скрытно. Не явно.

Анна начала перебирать мысленно всех своих знакомых. Чай в кружке закончился. Захотелось ещё. Она пошла на кухню за чаем, почувствовав себя лучше, легче.

Прибавилось сил.

Не от чая, – знала Анна. От того, что мысль пошла в верном направлении.

Нужно выявить, кто это.

Добрый, но завистливый.

Покладистый, но «сам себе на уме».

Уступчивый, но хитрый.

Вежливый, но льстивый.

Гостеприимный, но недоброжелательный.

Искать долго не пришлось. В последнее время круг общения у Анны был не широк. Работа занимала много времени. На общение почти ничего не оставалось. И тогда она мыслью « упёрлась» в одного человека – самую близкую подружку. Ту, что всё это время была рядом. Слишком рядом.

Анна сидела на кухне, пила чай большими глотками и вдруг всё поняла.

Вот она – ошибка! Ошибкой была она, её подружка! Так лезла она всё знать, всё расспросить!

Так хорошо её было от существования проблем в жизни Анны! И подружка никогда не предлагала вариантов решения этих проблем. Она никогда не спрашивала о творческих поисках Анны, пишет ли она сейчас, что сочиняет?

Она, подружка, хотела закрыть собой весь мир.

У неё рождались идеи, связанные с ней, только с её участием. Будто, она запустила свои руки в сознание Анны.

Вдруг подружка напомнила Анне её мать. Её родную, давно покойную, мать… Та тоже стремилась всегда быть рядом, навязывая (будто, невзначай!) свои идеи, свои мысли, свои взгляды на жизнь. А когда Анна высказывала своё мнение, мать затихала и, наверное, строила план дальнейшего « захвата власти».

Власть над человеком – это было её сутью. Ни любовь, ни добрые чувства, а власть над человеком. Полная власть.

И Анна почувствовала то же самое в своей подружке. Она, Анна, вдруг вспомнила в улыбке той ненависть, злость, зависть.

Под маской Доброты… Доброжелательности…

Всегда «пожалуйста» и «к твоим услугам». Но никакого разговора по душам. Душа к душе не стремилась. Всё поверхностно и просто. Не глубоко.

Голове стало легче. Анна встала. Вошла в ванную и умылась холодной водой. Невзирая на умело сделанный утром макияж, на удачную причёску.

Намочила лоб, виски, голову холодной водой. Не думая ни о чём. Совершенно. Она всё поняла. Вдруг.

– Я как будто, спала! – вслух произнесла Анна, – но почему ничего не понимала? Почему? И некому было подсказать! Не с кем посоветоваться.

Она вдруг вспомнила, как подруга настраивала её против друзей. Приятелей. Анна вдруг вспомнила её смех, однажды прорвавшийся смех. Страшный, жуткий, неженственный.

Тогда Анна подумала, что, может, обнажилась суть подруги. Но значения этому не придала. А действительно, ведь подруга никогда не хвалила Анну. А если и говорила, что та молодец, то как – то скомкано. Приглушённо.

«Почему я попалась в эти сети? – размышляла Анна, – почему доверяю ей? Почему надо было пройти „круг“, чтобы понять? Когда же я научусь, наконец, различать истинные лица под МАСКАМИ?»

Она допила чай. Поставила чашку на стол, и тут зазвонил телефон. Анна сняла трубку, звонила подруга. Будто, прочитав мысли.

Просила встретиться. Приехать к ней. Пообщаться.

– Нет, – ответила Анна, – я занята. Не получиться.

– Как!? – недоумённо воскликнула подруга.

– Так, – спокойно ответила Анна, – очень просто. Я не приеду. Дела. Не могу.

– Почему не приедешь? – не унималась та, – ты не хочешь меня видеть? Мне надо с тобой поговорить! Приезжай! Мне плохо! Приезжай!..

Подруга пыталась давить на жалость.

– Нет, не приеду. Сейчас занята, – Анна отвечала спокойно.

– Значит. Тебе всё – равно, что со мной происходит! Всё – равно? Значит, я тебе не нужна? А вдруг со мной что случиться?..

Подруга начала чуть ли не угрожать, провоцировать, пуская слезу…

– Всего доброго! – пожелала Анна и положила телефонную трубку с намерением больше ТУДА не звонить.

Через мгновение отключила телефоны.

– Под маской ДОБРОТЫ, – тихо вслух произнесла она, – то, что ведёт к гибели…

Потерять, чтобы обрести…

Она умирала тихо, как свечка. Лежала недвижимая, почти ничего не говоря и не спрашивая, понимая, что дни сочтены, и Смерть уже шепчет: «Пора в дорогу!»

Иногда она открывала глаза и смотрела в потолок. Если в этот момент подходил муж, она, переводя на него взгляд, говорила тихо: «Прости меня!»

«За что?» – спрашивал он, и она слабым голосом пыталась пояснить ему, что была не совсем чуткой женой. Верной да, но, к сожалению, эгоистичной и часто (даже слишком часто!) свои интересы ставила выше его интересов.

Он слушал, держа её руку в своей руке. И сдерживал крик бессилия, невозможности что-то сделать.

Он был первоклассным адвокатом. Как ему казалось, от Бога. Университет закончил с отличием, дела вёл успешно, выигрывал даже безнадёжные. Профессию свою любил. Имел влиятельных друзей в России и в других странах.

Он сидел и осознавал своё бессилие.

Вот та ситуация, где он ничего не может сделать.

Она угасала как свечка.

В расцвете своих лет. Надежды уже не было. Её просто не могло быть. Последствия аварии.

В один день он потерял сына и теперь терял жену.

Она опять тихо говорила о том, что были моменты, когда вела себя неверно и что желает ему встретить хорошую женщину.

– Обязательно женись, – тихо произнесла она, – ты – приятный спортивный молодой мужчина, свободный вдовец. Наш мальчик уже зовёт меня.

Из её глаз побежали слёзы. Он осушил их, поцеловав её щёки. Потом губы, шею, грудь, руки…

И опять побежали слёзы.

– Сейчас мне тяжело, потому что я разрываюсь между тобой и нашим сыном… Я и здесь, и уже там… – и через паузу добавила, – наверное, когда умру, будет легче… Смерти я не боюсь…

– Я не хочу других женщин, – он держался изо всех сил.

Спортивная закалка очень помогала ему, но видя, как жена умирает, он испытывал невыносимые страдания. Грудь давило, как будто, на неё положили тяжёлый груз или сильно сдавили со всех сторон.

– Я буду помнить вас. И прости меня, что не сберёг тебя и сына.

– Ты не виноват, – она тихо улыбнулась.

Он смотрел на неё жадно, цепко, пытаясь запомнить, зная, что вот-вот Смерть заберёт её в другой мир.

Ловил каждое её слово, каждый вздох.

– Что мне сделать для тебя?..– казалось, он был спокоен, спрашивая это.

– Мне ничего не нужно, хотя… – она задумалась, – здесь, в тумбочке, стоит моя шкатулка с драгоценностями, среди них ты найдёшь одну мою тайну. В маленьком чёрном бархатном мешочке найдёшь что-то, что было со мной всегда. Куда бы я ни уезжала, всегда брала это с собой. Что-то вроде талисмана. Тебе никогда не показывала. Купила в тот год, когда мы поженились. Пусть тебе откроется эта тайна. Больше мне нечего скрывать.

Последние слова она произнесла очень тихо, но глаза сияли, словно её изнутри вдруг озарил необыкновенный Свет.

Она улыбалась.

– Хорошо, – тепло сказал он и, открыв тумбочку, достал шкатулку, встал, поднёс её к окну, открыл и сразу же обнаружил бархатный маленький чёрный мешочек.

Достал его и почувствовал, что в нём, вероятно, какая-то вещица, вроде, округлой формы. Он развязал тесёмку и извлёк из мешочка золотистый медальон в форме сердечка.

Что-то подсказывало ему, что его нужно открыть. Он щёлкнул пружиной, створки медальона раскрылись, и он увидел миниатюрную фотокарточку, вмонтированную в одну из створок.

Свою фотокарточку. Мгновенно он почувствовал слабость в ногах.

Оглянулся, чтобы сказать ей.

Её взгляд остановился на нём. Навсегда.

Она улыбалась. Смерть взяла её в другой мир, как будто, подождав, пока она откроет свою тайну.

Он плакал…

…На выставке было не протолкнуться. Журналисты сновали туда– сюда. Много иностранцев, высокопоставленных лиц.

Ещё бы! Международная премия в области живописи!..

Он уже устал от бесконечных интервью, от поздравлений друзей, знакомых и незнакомых. Ему хотелось (даже это было его мечтой!) рухнуть на диван и проспать как минимум сутки.

В последнее время он много работал.

После смерти жены Вдохновение не оставляло его.

Люди подходили к одной картине, к другой.

Обсуждали или замирали в молчании.

Ему удалось улучить мгновение и посмотреть на их лица.

В них он увидел интерес, радость и необыкновенный свет, как будто, озарявший их изнутри.

Он зашёл в небольшую комнату. Её на время выставки предложили ему в личное пользование. Он присел на диван, запрокинул голову и расслабил ноги. Прикрыл глаза и несколько минут сидел, отдыхая.

Потом открыл глаза и посмотрел в окно…

Падал снег. Крупные снежинки, кружась, ложились на землю. Он вдруг подумал о том, что очень быстро поседел и скоро, наверное, станет совсем седым.

Снежинки умиротворённо падали. Он смотрел и мысленно видел всю свою жизнь от тех моментов детства, которые запомнил, и далее, далее…

Смерь сына, Смерть жены…

«Потерять, чтобы обрести»… – тихо самому себе сказал он.

Потом достал из внутреннего кармана пиджака золотистый медальон в форме сердечка, нажал пружинку, и, створки растворились, показав вмонтированные в них две миниатюрные фотокарточки. Когда створки закрывались, получалось, что фотокарточки были обращены друг к другу.

Он защёлкнул медальон и, улыбнувшись, опять посмотрел в окно.

Снег падал, успокаивая и вдохновляя его Душу.

Такова природа ЛЮБВИ – она настигает тех, кто принимает её как Радость, как Подарок, как Чудо.

И они улыбаются от счастья…

Не хотите ли опубликоваться в журнале?

Нина получила сообщение: «Не хотите ли опубликоваться в журнале?..» Далее следовало название журнала и ссылка. Название Нине сразу не понравилось, но не так часто ей предлагали опубликоваться в журналах. Она решила разузнать всё подробнее. И в результате выяснилось, что публикация её рассказа будет стоить небольших денег, и всё это очень даже неплохо. Это вдохновило Нину, и она решила попробовать. Послала свой (один из любимых!) рассказ в этот журнал. Тот, что раньше был напечатан в одной из газет, и публика встретила его очень хорошо.

Нина отправила рассказ и стала ждать ответ.

В этот период неудачи, уныние и даже депрессия, казалось, стали постоянными в жизни Нины. Она уже почти опустила руки…

…Зима в этом году запаздывала. Уже декабрь, а снега почти не было. Лужи, дожди, сырость… Какая же это зима! А так хотелось снега, лёгкого морозца!

Да, зима пока не собиралась царствовать!..

Человек, который прислал Нине сообщение о журнале, периодически писал ей, и они начали переписываться. Нина написала ему, что отправила свой рассказ в журнал. И этот рассказ послала своему собеседнику. Тот вскоре прислал ответ, что рассказ ему очень понравился, что он давно читает Нину в литературных сайтах, но особенно ему нравятся её миниатюры.

Конечно, такое приятно слышать любому автору!

О, авторы!.. Это такой сложный народ!..

Прошло время, и, как обещал человек, который прислал Нине предложение напечататься в журнале, рассказ Нины напечатали без сокращений. Напечатано было всё так, как Нина отправила по электронной почте. Это обрадовало.

Приятно, когда не выбрасывают текст или делают непонятные правки. Конечно, когда по существу – хорошо, но когда, например, у приятеля Нины в редакции газеты испортили концовку рассказа, это было слишком! Приятель порвал отношения с той газетой и больше у них не печатается. Столько боли было в его глазах, когда он увидел в напечатанном виде свой новый рассказ с изменённой концовкой!..

В рассказе Нины в журнале не было ни одной правки. Вместо портрета Нины красовалась красивая фотография красной розы. Очень красивая! Это понравилось Нине, да она и не посылала свой портрет.

В тот же вечер Нина написала небольшое сообщение человеку, который рекомендовал ей этот журнал. Она коротко написала о том, что довольна публикацией своего рассказа, благодарила и…

Ответа не последовало. Ни в этот вечер, ни в следующие дни.

Нина немного удивилась, потому, что они переписывались, можно сказать, часто, но близко к сердцу не приняла, тем более что вскоре получила ещё предложение. Ей прислали из другого журнала письмо о том, что её рассказ вызвал интерес, и теперь этот (уже другой!) журнал хочет опубликовать пару рассказов Нины. Если, конечно, она не возражает! И даже обещали гонорар. Ну, не слишком щедрый, но всё-таки…

И, конечно, Нина согласилась.

Жизнь приобрела другой оттенок. Нину стали печатать в журналах, она начала жить жизнью своей Мечты. Она отдала в одно издательство две своих книги – прозу и сборник стихотворений…

…А зима тогда всё же пришла. Правда, с опозданием. В середине января, а не в начале декабря, как принято. Она пришла с пушистыми сугробами, с инеем на ветвях деревьев, с лёгким морозцем, пощипывающем щёки и нос, с зимним Солнцем!

И всё встало на круги своя. Всё вошло в нужный ритм.

Вслед за зимой пришла весна, и всё расцвело… Потом – лето, осень, опять зима…

Это – жизнь и её вечные ритмы. Иногда мы стремимся опередить их, хотим, чтобы быстрее расцвели цветы, дарили нам свой аромат. Но – всему своё время. И счастлив тот, кто радуется тому, что есть, не забегая вперёд…

…А от того человека, который посоветовал Нине опубликовать свои произведения в журнале, так и не было больше ни одного сообщения. Как будто, это был Добрый Ангел, направивший жизнь Нины в счастливое русло…