Текст книги "Человек закона"

Луис Ламур
Человек закона

Глава 1

Рассвет прокрался на безмолвную улицу, точно призрак. Серую, пыльную проезжую часть окаймляли дощатые тротуары, перекладины коновязей и несколько недлинных корыт для воды. Сооружения с фальшивыми деревянными фасадами, изображавшими второй этаж, перемежались с домами из кирпича или камня; в одних окнах были разложены товары, предлагавшиеся на продажу, другие были пусты и ничего не говорили глазу.

Хлопнула дверь, ожил колодезный насос, ржавым голосом жалуясь на судьбу, потом закричал петух. С противоположного конца города ему откликнулся второй.

В конце улицы показался одинокий ковбой на лошади, больше всего пригодной для того, чтобы пугать ворон. Ковбой увидел вывеску «Ресторан Бон тон», повернул к ней, его лошадь шарахнулась, и он обнаружил, что прямо у пешеходных мостков, служащих для пешеходов, лежит мертвое тело.

Глянув на него, он спешился, затем привязал лошадь и подергал дверь ресторана. Уже поворачивал было обратно, когда его остановил звук шагов. Дверь открылась, и вежливый голос произнес:

– Входите. Кофе уже готов, а завтрак будет через пару минут.

– Да я не тороплюсь. – Ковбой сел на стул верхом и принял чашку с кофе. – Там на улице мертвец лежит.

– Опять? В эту неделю третий. Погоди, наступит суббота, вот когда чертям тошно станет. Поживи здесь, сам увидишь.

– Видел уже, не здесь, так там. Мне на это наплевать. Еду дальше, в Карсон, где железная дорога. – Ковбой мотнул головой в направлении улицы. – Ты его видел?

– Нет… и не собираюсь. Тоже мне невидаль, мертвец. Я их добрых две дюжины повидал, в разное время. Ничего в них нет хорошего, на мой вкус, в покойниках. Напились да подрались, и готово дело. Всю дорогу одно и то же.

Вдоль по улице шла женщина – цок-цок каблуками по доскам. Миновала мертвого, оглянулась, отвернулась и пошла дальше, к почте.

Прохожий, переходивший улицу, подошел, наклонился над трупом и взял его за волосы, чтобы заглянуть в лицо.

– А, этот! Получил за дело, надо думать, – вынес вердикт и зашагал дальше.

Хлопнула еще одна дверь, кто-то запел, презирая мелодию, об улицах Ларедо. Заскрипел еще один насос.

Женщина вышла из здания почты, покосилась на лежащего, затем направилась к двери, ведущей в канцелярию маршала, и энергично застучала.

– Борден? Борден? Ты здесь?

В дверях возник высокий молодой мужчина, водружающий на законное место подтяжку.

– Что случилось, Присси? Марки кончились?

– Борден Чантри, на улице лежит мертвое тело, и это никуда не годится! Срам на твою голову, вот что это такое! Маршал называется!

– Меня прошлым вечером вообще здесь не было, мэм. Все время провел на Пикетвайре. Наверное, пьяные устроили перестрелку, только и всего.

– Давай убирай покойника с улицы! Что в этом городе вообще творится? Кругом валяются трупы, каждую ночь не стреляют, так режут. А еще полицейским себя называешь!

– Это не я, мэм. Городской совет. Я только рассчитывал разводить коров на ранчо, пока не задул северный ветер. Так и подгадывал, что весной стану богатым!

– Ты и кто еще? Подбери мертвого, Борден, или будешь иметь дело с комитетом!

– Ну-ну, Присси, не станешь же ты их на меня натравливать, ведь нет? – усмехнулся Борден Чантри. – Эти старые ведьмы…

– Придержи язык, Борден! Услышат, что ты о них говоришь такое, они тебя!.. – Грозная дама довернулась и направилась обратно к почте.

На противоположной стороне улицы остановился рослый, красивый человек со светлыми, как песок, волосами.

– В чем дело, Борд? Попал в передрягу?

– Да вроде как. На улице чье-то тело лежит, а наша почтмейстерша из-за него хай подымает. Можно подумать, в жизни мертвеца не видала… в ее-то возрасте.

– Чем меньше говорить с ней о ее возрасте, тем лучше, – посоветовал высокий. Оглянулся на мертвого. – Кто он? Пьяный какой-нибудь?

– Наверно. Никогда не встречал столько народу, чтобы не умели пить. Начнут накачиваться этим цепным виски, раз – и пошла катавасия.

– Цепным виски?

– Ага! – Чантри хихикнул над старой шуткой. – Выпил глоток и пошел ко всем цепляться.

– Ты завтракал? Оттащи его в сарай и приходи сюда. Раскошелюсь на яичницу с ветчиной.

– Хорошо, Лэнг. Ты придержи коней, а я найду Большого Индейца, пускай его сволокет.

Лэнгдон Адамс перешел тротуар и ступил в зал «Бон тона», где уселся у столика близ окна. Хороший городок, хоть и маленький, и он был здесь дома. Место, в котором действительно хочется остаться: ну, устраивают иногда скандалы скотоводы и горняки, но в целом тут неплохо.

Он смотрел, как старый индеец подает задом повозку к коновязи, потом, как вместе с Борденом Чантри грузит покойника. Индеец отъехал, Борден отряхнул руки и вошел. в ресторан.

Из кухни появилась толстая, пышущая здоровьем женщина.

– Вот, начинайте с этого. Эд жарит еще яичницы на окороке. У нас тут был один утром, так съел столько, на троих бы хватило! Сколько живу, такого не видала!

Борден Чантри прошел в кухню, налил из ведра воды в мойку и ополоснул руки.

– Он кто был, знаешь? – Эд повернулся к вошедшему от огня, лопаточка для переворачивания в руке.

– Никогда его раньше не видел. Выглядит вообще-то ничего. Не похож на пьяницу.

Чантри прошел между столиками к окну.

Лэнгдон Адамс с улыбкой поднял на него глаза.

– И как оно, быть маршалом коровьего города?

– Так себе, Лэнг. Я бы с большей охотой управлялся на ранчо, но должен сказать, очень было хорошо со стороны отцов города предложить мне должность. Я ведь разорился чуть не до нитки.

– Можно подумать, ты один. Никогда не слышал, чтобы столько больших шишек в одночасье стали маленькими. Мне-то повезло. Много скота у меня не было, и тот внизу, в ущельях, где ветер его не достал. По-моему, потерял я не больше трех или четырех голов.

– Блоссом тоже. Эта вдовица ошибается мало, как редко кто. Сократила стадо, продала всех заморышей, оставила только сильных, крепких животных, способных выдержать непогодь. Ну, они и выдержали.

– Отличная женщина.

Борден глянул на друга.

– Ты впрямь к ней подкатываешься? Не скажу, что ты неправ. Сама – любо-дорого поглядеть, и ранчо у нее лучшее из оставшихся в этих краях. А если еще подкупить землю старика Уильямса…

– Я ее еще не купил. Даже не знаю, хочу покупать или нет.

– Чего? Да если у тебя будет это ранчо, вплотную с ее, и вы поженитесь, у вас окажется примерно тридцать участков лучших пастбищ в штате!

Эд принес яичницу с ветчиной, налил в чашки нового кофе. Сел рядом, оседлав стул, словно лошадь.

– Поймал того конокрада, Борден?

– Угу. Бегает он здорово, но я его догнал. Надо же, увести Хайэтовых кобыл! Нарочно не придумаешь. Во всем штате нет двух похожих лошадей, или чтобы резвостью сравнялись. А этих кобыл тут каждая собака знает. Хайэт Джонсон уж так ими выхвалялся, везде показывал… Нужно дураком набитым быть, украсть эту пару. Или чужаком.

– И кто он оказался, дурак?

– Чужой. Глупостей не мелет, точно. Подхожу к его лагерю, только собирается светать, и жду. Вот он вылазит из постели, идет в кустики, я тут как тут, забираю его ружье, пояс с револьверами и сижу, пока он не явился обратно. Огорчил его дальше некуда.

– Кому-нибудь удалось уйти с того времени, как ты маршалом заделался? – с любопытством спросил Эд.

– Нет… но мне и ловить-то пришлось четверых всего, не то пятерых. Кто чего украдет, я за ним. Кто кого убьет и потом удирать, я за ним, привожу обратно, пускай отчитается. А если сажать каждого, кто брался за револьвер или нож, в городе, кроме проповедника, никого не останется, и…

– Кроме проповедника? – прыснул Эд. – Ты его не знаешь. Он своего не упустит, поцапался-таки порядком.

– Ну, я об этом не слышал. Пока дерутся на равных, никого это не касается, и уж точно не горю желанием вести кого под суд, раз присяжные наверняка его отпустят. Убить человека в честном поединке – едва ли не самая безопасная вещь, какую можно сделать в наших краях.

– Не хочешь проехаться ко мне, Борд? Может, добудешь сколько диких индеек.

– Нет, Лэнг, спасибо. Надо заняться тем трупом. Установить личность, похоронить, если не найдется родственников.

– А часто бывает, что родственники являются сами? – поинтересовался Лэнг.

– Один раз из десяти. Если удается отыскать семью, они обычно отвечают: «Закопайте его и пришлите, что он после себя оставил», а погулявши вечерок-другой у Хенри, много не оставишь.

– Зачем возиться? Получается артель «Напрасный труд», на мой взгляд. Хватит с них христианских похорон. Вводят город в расходы.

– Так всех расходов – пара долларов, Лэнг. Одеяло, чтобы завернуть покойного, если своего не окажется, и кто-нибудь, чтобы вырыть могилу. Коли зашла речь, я уже девять могил выкопал в нынешнем сезоне.

Некоторое время они ели молча. Затем Лэнгдон Адамс спросил:

– Борд, ты не думал обратиться к Хайэту Джонсону за займом? Начать дело снова, я имею в виду. Он знает – скотовод из тебя хороший, вдруг да отстегнет денежек.

– Шутишь. В этот хайэтовский банк деньги приходят, а из него не выходят. И во всяком случае, я начну дело на свои средства, когда смогу. Не хочу быть никому обязанным. И полжизни вкалывать, чтобы расплатиться с банкиром, не хочу тоже.

Дверь открылась, и внутрь проковылял коренастый, жилистый человечек: небритый, волосы под шляпой с узкими полями не причесаны, с соломинками из амбара, где он спал.

Сел – почти упал на стул – положил на стол руки и опустил на них голову.

Вошел Эд, поставил перед ним чашку с кофе.

– Джонни? Вот, похоже, тебе это не повредит. Выпей.

Джонни поднял голову, чтобы взглянуть на повара.

– Спасибо, Эд. Много воды утекло со времен старого «Дробь Семь».

– Это точно. Блинчиков хочешь?

Забулдыга покачал головой.

– Брюхо не примет. Спасибо, может, потом. – Проглотил остатки кофе и выбрался на улицу.

Эд обернулся к гостям.

– Сейчас не скажешь, а ведь лучшим ковбоем здесь был, когда я приехал. Шесть лет прошло. Скакал на чем угодно, лишь бы волосы росли, и с веревкой управлялся – не каждый так сумеет. А с виски управиться не умеет. Да, был на высоте. Любая команда взяла бы с радостью. Теперь нигде не найдет работы.

– Он когда-нибудь платит тебе за жратву? – скептически полюбопытствовал Лэнгдон. – Что-то я не замечаю никаких денег.

– Здесь ему деньги не нужны, – отрезал Эд. – Джонни – хороший парень. Помогал мне не раз, когда я очутился в этих краях, и не заикнулся об этом после. Помню, он играл в покер, сидел с другими ковбоями вокруг одеяла. Я торчал рядом. Совсем был без денег, даже поесть не на что. И без работы. Спросил, кто знает насчет где заработать, все говорят, нету, а я говорю, мне во как работа нужна, потому совсем карман пустой, а Джонни тянет руку к своей кучке денег, берет пару-тройку бумажек, дает мне. «Вот, – говорит, – перебьешься, пока найдешь», – я ему спасибо-спасибо, а он только рукой машет. Через два дня встретил меня на улице, еще три доллара подкинул. Когда я получил работу, расплатился с ним.

– Да, верно, – сказал Чантри. – Хороший человек был Джонни. Один из лучших.

Лэнгдон Адамс отодвинул свой стул.

– Передумаешь, Борд, приезжай. Постреляем индеек, и я покажу тебе свое поместье.

– Может и приеду. Я еще Бесс не видел. Вернулся поздно и, чтобы не будить своих, спал прямо в участке. Если я являюсь среди ночи и она просыпается, то потом не может заснуть.

Адамс вышел, Эд принес себе чашку кофе.

– Что-нибудь про убитого знаешь, кто он?

– Не знаю, Эд. Какой-то ковбой, хвативший лишку, скорее всего. Они пьют больше, чем следует, а потом ввязываются в споры со старателями… Среди мексиканцев попадаются крутые типы. И потом, столько шатунов проезжает через город. С войны полно народу болтается, никак не найдут, куда приткнуться. Стреляют друг в друга, ну и ладно, по крайней мере, пока все честно. Чтобы стреляли в спину или в безоружных, этого никому не надо, но у нас тут такого годами не бывало.

– С того времени, как маршалом был Джордж Ригинз. У него был случай – я, по крайней мере, всегда считал, что там произошло преступление. И на то пошло, Хелен Ригинз говорила, что маршала убили.

– Меня тогда здесь не было.

– На него свалился камень. Путешествовал по холмам да оврагам и подъехал под самый обрыв. Три дня прошло, пока на него наткнулись. Этот мертвый… ты его здесь видел?

– То ли он, то ли не он – один приходил сюда поесть. Спокойный такой. – Эд нахмурил брови. – Слушай, а он не из тех, кто лезет в драки. Спокойный, я же говорю. Сел один, поел и ушел.

– Заплатил?

– Золотой двадцатидолларовик. Сам давал ему сдачу. – Эд отъехал со стулом назад и поднялся. – Пора наводить чистоту. Дот не придет сегодня. Голова болит, или что там еще. Беда с подсобниками. Женский пол, как они больше всего нужны, сейчас хворать.

Борден Чантри вышел из ресторана на улицу. Следовало бы идти домой или хоть дать знать Бесс, что он вернулся. Вечно она нервничает, когда он уезжает ловить шантрапу, хотя пока что эта работа казалась менее опасной, чем возня с дикими лошадьми или лонгхорнами.

Сейчас он пойдет. Только сначала остановится у старого сарая и глянет на мертвого. Не очень это ему по душе, но работа есть работа. Надо, чтобы видели: он ее делает. Так Борден Чантри говорил себе, однако помнил: никогда еще ничего не делал он только для виду. Маршал из него никакой. В жизни не собирался становиться представителем закона, но раз уж дали ему такое дело, будет исполнять его наилучшим образом, как только сможет.

В старом сарае было сумрачно. Тело лежало на ветхом верстаке. Пахло прелым сеном, свет проникал сквозь многочисленные щели в стенах и кровле.

Большой Индеец сидел на полу, прислонившись к стене. Долговязый старик в жесткой черной шляпе с высокой тульей и пером, в черной рубашке и поношенных синих штанах, сшитых на кого-то поменьше.

Борден Чантри прошел по земляному полу, притрушенному соломой, и посмотрел сверху вниз на мертвеца.

А неплохо он выглядел при жизни… Лет тридцать – может, больше, может, меньше. Неряхой не назовешь. Лицо спокойное, твердое, потемневшее от солнца и ветра. Человек, привыкший много времени проводить на воле… и в седле. Не борец с алкоголем, это уж точно. Интерес Чантри вызвали шпоры покойника. Большие колесики густо усажены зубьями. Серебряные, с крохотными колокольчиками.

Таких в здешних местах днем с огнем не сыщешь. Юго-Восток, возможно Мексика либо Калифорния. Сейчас большая часть работников в округе – пришлые, из Вайоминга и Монтаны. Или еще из Канзаса.

Осторожно, чтобы не потревожить усопшего, он просмотрел карманы. Три золотых с орлами… горсть мелочи… красный бумажный носовой платок… документов никаких.

Сдвинув ремешок с ударника, вынул из кобуры шестизарядник покойного, понюхал ствол. Порохом не тянет, только ружейным маслом. Проверил цилиндр – пять пуль. Заряжен полностью: большинство людей, трясясь верхом, опускали ударник на пустую камеру. Так безопаснее. Чантри сам так делал.

Так… поединка со стрельбой не было. Из револьвера умершего огня не открывали, и сам он неприятностей не ждал – тот ремешок оставался на месте. Он бы его первым делом снял в обратном случае.

На рубашке близко к сердцу виднелась дырка от пули. Крови вокруг – всего ничего, но так бывает часто.

Борден Чантри снова оглядел тело, слегка нахмурившись. Что-то здесь не так. Что именно?

Рубашка! Она портит картину. Слишком велика, воротник болтается на шее. Конечно, если нужна рубашка – купишь, что есть… но тут другое. На этом остальная одежда сидит, точно влитая. Черные сапоги отделаны тиснением, серебряные шпоры отполированы, черные брюки из тонкого сукна пригнаны точно по фигуре, то же самое – замшевый жакет с бахромой, прекрасно выдубленный, белый почти. Этот человек заботился о своей внешности, отличался аккуратностью, не пренебрегал деталями – откуда же на нем взялась рубашка не по размеру?

Да ну, мало ли откуда. Время добраться, наконец, до дома. Чантри начал было засовывать револьвер обратно, потом присмотрелся еще раз.

Этот револьвер много времени провел в руках человека. И кобура пообносилась. Вычищена, в хорошем состоянии – но пообносилась заметно. Револьвер и кобура принадлежат тому, кто знает, как с ними обращаться, и должен хорошо стрелять.

– Большой Индеец, ты что думаешь по этому поводу?

Индеец встал.

– Хороший боец… сильный. Долго ехал, я думаю. Не пил. Нет запаха. Нет бутылки. Лицо сильное… чистое.

Борден задумчиво потер челюсть, в очередной раз оглядывая труп. Большому Индейцу все это не нравилось, ему самому – тоже. Что-то не вяжется одно с другим.

– Преступление, – сказал Большой Индеец. – Этот человек… не знал, что будут стрелять. Исподтишка, я думаю.

Раздосадованный Борден Чантри уставился в запыленный пол. Черт возьми, неужели его поджидают хлопоты? Не мог мертвец оказаться пьяным задирой, как он, Борден, рассчитывал.

Большой Индеец верит, что его застрелили из засады. Неожиданно, во всяком случае. Кто-то, кому покойный доверял? Но почему на улице? И кто? Ведь убитый – приезжий человек. Ехали следом?

Город был «одноуличный» – деловая улица, во всяком случае, была одна. Вдоль немногих боковых проулков и задних улиц стояли жилые дома.

Маленький беленький домик Борден снимал у Хайэта Джонсона. Квадратный дом, на четыре комнаты с изгородью из белых колышков вокруг, несколько футов лужайки, цветы, тщательно ухоженные и политые вручную, небольшой красный амбар и загон позади.

Налево за проулком было довольно большое пастбище, где ходило с дюжину коров и несколько лошадей. Борден Чантри всегда держал шестерку лошадей – своих лучших верховых – в загоне при амбаре.

Он пошел проулком и свернул в задние ворота. Поднимаясь по ступеням, услышал слабое постукивание посуды из кухни.

– Борден! Вернулся! – Бесс торопливо вышла к нему. Внимательно вгляделась в его лицо. – Тяжело было? Все удалось?

– Посадил вора в тюрьму. Лошадей возвратил владельцу.

– С тобой все в порядке? – Она держала его за руки и смотрела снизу вверх.

– Ну, ясно. Всего и дела было – раз плюнуть.

– Садись, вот кофе. Сейчас поджарю яичницу.

– Кофе выпью, но я уже завтракал, с Лэнгом. Там малость постреляли. Одного нашли на улице мертвым.

– Еще одного! О, Борден! Как бы я хотела… хотела бы уехать обратно на Восток. Не нужно, чтобы Том рос среди всей этой стрельбы и убийств. Сплошное насилие.

Этот спор тянулся издавна, и Борден ограничился тем, что пожал плечами.

– Ты вышла за владельца ранчо, Бесс, и, когда я сумею встать на ноги, буду хозяйствовать опять. Это моя страна, и здесь – мое место. А должность маршала… ну что же, кто-то должен ее занимать.

– Но почему обязательно ты? – не соглашалась Бесс.

– Я умею обходиться с револьвером, и об этом все знают. Более того, я умею обходиться и без него, об этом тоже все знают.

Вкусный кофе, и на кухне уютно. Бесс ходит вокруг – готовит завтрак, как обычно. Все ещё чувствуя следы усталости после долгой езды, Борден откинулся на спинку стула.

Офицер полиции взял двух лошадей и перекладывал седла, вот что подвело Кима Баку. Лошади были хорошие, и останавливался он только для того, чтобы переменить сбрую, поэтому нагнал вора быстро, тот не сумел далеко убежать. Бака не ожидал, что погоня его настигнет. Половина дела, конечно, что он добрался быстро и напал неожиданно.

– Убийство сегодня необычное, Бесс. По крайней мере, похоже на то. Молодой человек, приятного вида, моего возраста или чуть постарше. Не ждал выстрела. Вероятно, его подстерегали в укрытии.

– До вечера не придешь?

– Почти что.

Он допил кофе и отправился в спальню сменить рубашку. Мысли то и дело возвращались к мертвецу. Разумеется, можно попросту похоронить его и точка, но это будет означать, что он не выполняет своей работы. Не выполняет ее, как надлежит. Его работа – для которой его наняли городские старшины – поддерживать в городе спокойствие и наказывать его нарушителей. Или задерживать их для суда.

Борден нахмурился. Убитый поел в «Бон тоне», заплатил за еду и ушел. Следовало спросить, завтракал он или обедал… или даже ужинал. Похоже, из этого следует, что он пробыл в городе не один час.

Ну хорошо, что мы имеем? Жертва выходит из ресторана. На следующее утро находят труп – и где она была между этими двумя событиями? Не то чтобы в городе много мест, куда можно пойти.

Чантри вышел из спальни, на ходу заправляя рубашку в брюки. Бесс обернулась к нему.

– Борден, откуда явился этот человек?

– Неизвестно, – сказал он. – Это одна из вещей, которые надо выяснить.

– А как он сюда попал?

Чантри одарил жену широкой улыбкой.

– Как я об этом не подумал? На чем-то он должен был приехать! Как удобно иметь толковую супругу.

– Обыкновенный здравый смысл. Если он не с дилижансом прибыл, значит, верхом, больше никак.

Чантри подобрал шляпу.

– Где, в таком случае, его лошадь? Приколю тебе свой значок – если найду, куда прикалывать.

Бесс его отпихнула.

– Иди ищи его транспорт. Это хотя бы удержит тебя от глупостей.

Чантри прикрыл за собой ворота, погруженный в размышления. Каждый день мимо них проезжало по два дилижанса – туда и обратно. Если неизвестный прибыл дилижансом, то появился он здесь около полудня, это выходит, он пробыл в городе – где живет меньше шестисот человек – несколько часов. Кто-нибудь да видел его, не иначе..

Шагая прогулочным шагом по уличной пыли, Чантри добрался до тротуара, остановился и затопал, стряхивая с обуви пыль. По направлению к нему шла девушка: хорошенькая девушка с живым личиком и большими голубыми глазами. Самую чуточку излишне разряженная и обвешанная побрякушками.

– Луси Мари?

Девушка остановилась, немного встревоженная. Значок маршала ее обеспокоил – подумал хозяин значка, – а также тот общеизвестный факт, что оный хозяин женат и счастлив в браке.

– Как Мэри Энн?

– Хворает. Лучше ей так и не становится. Я… хотела бы, чтобы она смогла отсюда уехать. Ей нужен отдых.

– Скажи ей, что я о ней спрашивал.

Мэри Энн Хейли жила в городе уже два года, вместе с Луси Мари и двумя другими девушками, занимая дом на задней улице. Теперь вот заболела… вероятно, чахотка. Девочки этой профессии подхватывают туберкулез одна за другой.

Чантри возвратился в амбар и взглянул на лежащего на столе. Скоро его придется хоронить, но погода стоит прохладная, холодная даже, можно немного с этим подождать. Как-то неохота зарывать его в землю. У такого человека должен быть дом… слишком хорошо он за собой следил для обычного перекати-поля.

Дверь открылась, и вошел доктор Тервилиджер.

– Этот?

– Этот. Поглядите-ка, док. Что-то здесь не таи. Он очень хорошо одет – в стиле фронтира. Я про то, что вся его одежда точно по нему. Сделана на заказ. Оружие его было в деле. Шпоры у него такие, какие носят в Мексике или в Калифорнии, а большинство народу здесь, кто работает верхом, – это парни из Канзаса или Миссури, да еще из Техаса нескольких занесло. Он много бывал на солнце, сами видите. Из револьвера последнее время не стреляли, но ухаживать за ним ухаживали. По-моему, единственное, что не вяжется с остальным, – это его рубашка. Не укладывается у меня в голове, как это человек, одевающийся с таким тщанием, – и вдруг носит рубашку на два размера больше, чем надо.

Тервилиджер прожил на свете сорок пять лет, двадцать из них – на службе в армии, и мало чего осталось на свете, чего он не повидал.

– Вот я сидел тут и соображал, как бы снять рубашку с покойника, который, уж верно, начал коченеть.

– Давай сначала снимем жакет. Он не такой окоченелый, как ты думаешь. Ну-ка… помогай.

Приподняв мертвого, они выпростали его руки из рукавов и стянули жакет. Доктор внимательно его осмотрел, потом передал Бордену.

Тот поднял одежку на вытянутых руках. Сзади засохло немного крови. Совсем немного, если вспомнить, что рана находилась спереди. Отверстия, оставленного пулей, не было.

– Провалиться мне! – удивился Чантри. – Похоже, пуля не прошла навылет.

– Прошла, – угрюмо произнес доктор. – Взгляни-ка сюда.

Достав хирургические ножницы, он разрезал рубашку сзади вдоль спины. Доктор наклонил тело вбок, и оба уставились на него. Лицо врача оставалось мрачным.

– Стреляли в него два раза, – сказал он, – первый – в спину, почти в упор. Видишь? Пороховые ожоги. А это – вылетевшие из дула зерна пороха внедрились в кожу. Стрелявший рассчитывал его убить, но не получилось. Вот, смотри. Выстрелил второй раз – судя по траектории, убийца либо лежал на полу и стрелял вверх, либо стоял, когда мнимый покойник начал подниматься с пола. Я бы сказал, скорее второе.

– В рубашке только одна дырка от пули, – отметил Борден. – Док, как вы думаете, не могло быть так, что стрелявший не хотел, чтобы рана была заметна, – выстрелил в спину и переменил рубашку. С мертвого снял, а которая на два номера больше – надел? Наверно, собирался еще раз выстрелить, но тот вдруг сел и получил еще пулю, и она его прикончила? Хотя он и от первой раны умер бы. А потом тот надел на мертвого его жакет и оставил тело в таком месте, чтобы подумали: убили его по пьянке.

Доктор кивнул.

– Звучит убедительно, Борд. Преднамеренное, обдуманное, хладнокровное убийство – так я это вижу.

– Похоже… да, похоже.

– И что будешь делать?

Чантри пожал плечами.

– Видите ли, когда оба вооружены и оба повинны в ссоре, дело одно. Преднамеренное убийство – совсем другое. Я не брошу этим заниматься, покуда этот человек не сядет в тюрьму.

– Борд, подумай, с чем ты столкнешься. У нас в городе всего несколько сот населения, но вокруг больше сотни шахтеров и старателей и, надо считать, с полсотни ковбоев и просто бродяг. Да того, кто это сделал, давно и след простыл!

– Нет, – медленно проговорил Борден Чантри. – Я так не думаю, доктор. Никакой бродяга не стал бы возиться, чтобы подобным образом замаскировать убийство. Он бы сбежал, и все. Нашел бы лошадь и смотал удочки. Здесь поработала рука подлеца, никаких сомнений, и я ставлю на то, что он все еще в наших краях!

– Тогда гляди в оба, Борд. Очень хорошо гляди. Когда до преступника дойдет, что ты подозреваешь местного, настанет твоя очередь! Он запаникует и решит: единственный выход – это расправиться с тобой!