Текст книги "Катерина идет играть. Со временем"

Катерина идет играть
Со временем
Любовь Челюканова

Эта книга для родителей, который хотят чуть лучше узнать своих детей.

Эта книга для детей, которые хотят еще немного поиграть.

Эта книга и я, как мама, родились благодаря моей дочери.

© Любовь Челюканова, 2017

ISBN 978-5-4485-9900-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Знакомтесь, Катя

Босые ноги громко шлепнули об пол. Девочка улыбнулась. Игра началась.

– Прямо как квакша! – сказала она себе и еще раз прыгнула, шлепнув по полу ступнями. А потом еще раз. Так она и допрыгала до ванной, бормоча под нос что-то про квакшу, великую и ужасную. В ванной было еще больше развлечений. Чего стоил один только тюбик с пастой. На этой неделе мама кладет уже второй. А еще только среда.

Девочка ловко выстреливает крышкой тюбика, а за ним и струйкой разноцветной зубной пастой. Такая трехцветная отлично подходит для боевого окраса. Жаль только щеки и нос от нее слишком быстро начинает щипать. В прошлый раз пришлось через 10 минут смыть, так и не дождавшись в засаде, когда заспанный папа поползет бриться.

Вообще ее папа был ползуном только по утрам. Все остальное время его было просто не поймать, он летал как пуля с пропеллером. По крайней мере, так утверждала мама. Девочка своими глазами не видела пули с пропеллером и не могла сказать, похож ли на нее папа. Но вот ползунов она за свой долгий век навидалась. Да еще самых разных! Когда – нибудь она напишет книжку про ползунов и расскажет всем, какие они бывают. Эта книжка сделает ее знаменитее бабушки. Но это потом, после того, как девочка побудет врачом, художником и пираткой.

Чистка зубов пополам с носом закончилась фехтованием с губкой. Губка имела форму медведя и ужасно не нравилась девочке. Поэтому, каждое утро губка подвергалась пронзению щеткой, а уж в зависимости от настроения девочки щетка оказывалась шпагой, штыком, лазером, из которого Отвратительный бандит Медведь-Губка нещадно расстреливался юной, но ужасно ловкой, смелой и прекрасной героиней. Когда дырок в губке станет больше, чем не дырок, мама со вздохом выбросит ее и купит новую. Может, новая будет в форме утки? Это давало новое место для игр, но пока утки нет, нужно как следует разделаться с медведем.

– Ха-ха– ха! – сказала девочка, величайший злодей мира, опуская пойманного медведя в чан с кислотой. В прошлую пятницу она видела эту сцену по телевизору и загорелась желанием воплотить ее в жизнь. Правда в качестве чана с кислотой использовалась раковина, полная мыльной воды, но разве это важно?

– Хахаха! – повторила девочка. – Ну вот ты и попался, грязный…

– Катерина, ты уже умылась? – это был не вопрос, а железное утверждение. И маме даже не нужно было заглядывать в ванную, чтобы убедиться. Она и так знала. – Иди завтракать.

– Сейчас, мам-зай! – закричала Катя, хотя в этом и не было необходимости. Но кричать так приятно. Крик приподнимает тебя над полом и можно представить, что ты летишь. И, кроме того, тебя слышат все!

– Упустишь папу, – спокойно ответила мама, никак не отреагировав на «мам-зай».

Обычно мама бурно реагировала на эту приставку. Дело в том, что когда родители были еще не такие старые, и у них только появилась Катя, папа очень часто путал и называл маму зайкой. Катя на все это посмотрела и тоже начала путаться. Говорила «зай-мам» и «мам-зай».

Мама пыталась с этим бороться – сердилась, уговаривала, договаривалась, соблазняла, но все попытки были тщетны. А вот теперь просто взяла и не обратила внимания. «Наверное, какой-то новый педагогический приемчик», – хмыкнула умница Кэт.

Но на кухню пошла. А то чего доброго действительно упустит шанс пообщаться с папой. Да и пахнет из кухни вкусно. Маминой фирменной яичницей «Все, что есть у меня». Бабушка ворчливо называет яичницу «Бурда».

Девочка добралась на кухню по-крабьи. Хоть родители ей и не верили, а по-крабьи ходить быстрее всего. Мало того, что пользуешься руками и ногами, так еще и подпрыгиваешь! Вот и двигаешься быстрее лошади. А всякие домыслы, что крабы не прыгают, Катерина отметала сразу.

Немного задержавшись у кухонной двери, краб-Катя подумала, как здорово, что она выбрала такой быстрый способ передвижения. А то коридор такой длинный и другим шагом пришлось бы идти полгода.

За столом ее уже ждали. Строгий мам-зай и папа, еще не ставший пулей с мотором, но уже и не ползун. Улыбается. Это Катя точно знает, хоть папа и прикрылся газетой. Глаза сверкают даже сквозь страницы. Наверняка задумал какую-то шутку. В этом он очень похож на Катю. Так и норовит устроить какой-нибудь веселый розыгрыш. Но дочку-то ему не провести, она сразу распознает, куда не нужно садиться, иначе громко пукнешь подушечкой, и какой стакан с соком лучше не брать, чтобы не почувствовать во рту резиновый вкус искусственного глаза. А вот мама этого никогда не чувствует. Катя вообще больше похожа на папу. И все считают, что со временем она станет такой же пулькой с элегантной женской моделью моторчика. Она уже и сейчас летает, как говорят все окружающие. Хотя самой будущей пульке кажется, что она ходит и двигается очень медленно, почти ползает. И даже то, что она смела свою порцию завтрака прежде, чем мама попалась на очередную шутку папы, совершенно не убедило девочку, что она быстрая.

Доев завтрак, Катрин совершила нападение на папу. Она обошла его, ступая шпионскими шагами, и прыгнула сзади. Его спина была напряжена и девочка расстроилась – вычислил. Но тут папа перехватил ее, умудряясь одновременно тянуть и щекотать. Аккуратный, точно рассчитанный рывок, и Катя, как заправская парашютистка, с хохотом, приземлилась на папины колени. От папы пахнет табаком. Катя пока еще не знает, что это за зверь такой – табак. Знает, что мама зажимает нос, называет папу вонючкой и выгоняет его общаться с табаком за дверь. А вот самой Кате табак нравится. Табак – это папа. А папа – это табак.

Папа прижимает ее к себе. Из кармана его рубашки выглядывает краешек конфетной обертки. Катя вопросительно смотрит на папу, и он кивает ей, улыбаясь.

– И без зубов, – беззлобно ворчит мама. У нее в руках тоже фантик от конфеты. Только пустой. И когда только успела?

Папа встает с виноватой улыбкой – утренняя встреча закончена. Он еще раз прижимает Катю и ставит ее на стул, на котором только что сидел. Босыми пятками девочка чувствует, какой стул теплый. Она слегка пританцовывает на стуле, держась за спинку, а папа тем временем целует маму. Как и положено, пять раз – левая щека, правая щека, лоб, кончик носа и губы. Катя могла бы тоже поцеловать папу и повисеть у него на шее на прощание, но сегодня у нее было настроение побыть взрослой и серьезной. А взрослые и серьезные не позволяют себя облизывать, как мороженное. Не то чтобы Катя не считала своих родителей взрослыми или серьезными. Они просто влюбленные. Это так бабушка говорит. А у влюбленных в голове совсем не то, что у обычных взрослых. Они как марсиане или эльфы – логики от них не жди. Это тоже бабулькины слова, но Катерине они нравились и, когда она хотела поиграть во что-то совсем дикое, играла в марсиан или эльфов. Или в папу с мамой.

Но вот папа все же ушел, помахав им рукой. Мама и дочка переглянулись и ринулись к окну. Оттуда папа обычно тоже махал.

Это была самая быстро проходящая часть дня. Сразу после этого время замирало и кралось к вечеру мелкими осторожными шажками. Мама возилась с домашними делами, бабушка стучала клавишами и фыркала у себя в комнате. Катя играла, бегала, прыгала, пела, таскала с кухни маленькие щепотки хлеба и сыра. Иногда она немножко уставала, а тогда садилась на пол и придумывала новые развлечения. Ей не было скучно или неинтересно.

Просто вечером должен был вернуться папа.

И тянулся день, очень тянулся.

Так тянулся, что если бы Катя была бы производителем жевательной резинки, она была бы уже сказочно богатой. Наверняка она будет сказочно богатой и знаменитой. Но это потом, не сейчас. А сейчас так приятно поиграть в то, что ты в сказке… И что ты – королевский пони!

– Игого! И! Го! Го! Иго! Го!

– Эй, лошадка, – вмешивается мам-зай. – Ты бы лучше занялась чем-нибудь дельным.

Мусор, например, выбросила.

Катя сморщила нос. Она старалась делать это, как леопард перед прыжком. Выносить мусор – самое неприятное. Даже хуже, чем мыть посуду.

– Может, бабушка вынесет мусор? А то она, наверное, устала пить чай и стучать пальцами по клавиатуре.

В этот момент бабушка, будто подслушав разговор, выглянула из комнаты и, погрозив Кате пальчиком, белым и бугристым, словно слепленным из мокрого снега, заказала маме еще чашечку чая.

– Не забудь добавить туда бэйлиса, – дружелюбно напомнила бабушка. – Он повышает мою работоспособность.

– Конечно, Наина Степановна, – мама закивала головой. А Катя скривилась. Уж она-то не позволяла бабушке помыкать собой. Правда и сама помыкать ею не могла. Слово помыкать заинтересовало пытливый ум девочки, и она решила на досуге, минут через десять, поиграть в помыкание. Тем более что она уже придумала с кем.

– Не называй меня этим ужасным именем! – взвыла тем временем бабушка. – Я – Инесса Блимм.

– Баб Най, а что значит «Блинн»? – тут же встряла Катя. Бабушка приложила руку ко лбу, собираясь упасть в обморок, но, обнаружив, что вокруг нет ничего мягкого, передумала.

– Занеси чай мне в комнату, – послышалось из-за закрытой двери, куда ретировалась бабушка.

Мам-зай сурово посмотрела на дочь, но потом не выдержала и хихикнула:

– Не Блинн, а Блимм, – пояснила она, отсмеявшись.

– Да я знаю, – пожала плечами Катя. – Но Блимм – это как-то бессмысленно, а Блинн хотя бы вкусно.

Мама, продолжая улыбаться, резко сменила тему:

– Ну, так как с мусором? Как видишь, бабушку не удастся заслать.

– Ладно, ладно, – буркнула Катерина и поплелась на кухню за ведром.

Ну почему день тянется так долго, а утро и вечер так быстро кончаются? Днем никогда не происходит ничего по настоящему хорошего. Никто не бегает с тобой по всему дому, не ест мороженное из одной с тобой мисочки китайскими палочками и не смотрит всей семьей смешное кино по телевизору. Когда Катя станет королевой всей земли, она издаст указ, чтобы утро и вечер были такими же, как день, а еще лучше – длиннее.

Дорога до мусорных бачков оказалась ожидаемо скучной и длинной. Зато на обратной дороге встретился сосед Васька, закричавший, что баба с пустым ведром навстречу – это к беде.

– Это кто тут баба?! – завопила Катя, пускаясь в погоню за Васькой и размахивая ведром не то как пропеллером, не то как джедай мечом. Она еще не решила. – Это кто тут пустое ведро?!

Счастливая, измазюканная в свеже образовавшейся после дождя грязи и гордо неся перед собой не менее грязное ведро, Катя вернулась домой.

Мам-зай молча отобрала у нее ведро. Уже из кухни она сквозь зубы буркнула:

– Иди умойся! Уж лучше бы сама вынесла.

Катя не понимала этого стремления взрослых всегда оставаться чистыми. Конечно, быть иногда чистым – приятно. Но от хорошей качественной грязи еще никто не умирал.

Более того, грязь полезна! По крайней мере, так написано в одном из маминых журналов.

Там было написано, что грязь помогает сохранять молодость кожи и лечит все болезни. Тогда совсем непонятно, почему такая суматоха из-за нескольких пятнышек грязи.

Но все же Катя мужественно направилась в ванную, оставляя на полу аккуратные отпечатки тапочек грязного цвета.

После того как мам-зай отстирала в ванной сначала Катю, затем ее одежду и, наконец, прошлась тряпкой по следам на полу, заявив Кате, что она сама – заяц, раз так петляет при ходьбе, они сели вместе рисовать.

Вообще мам-зай очень даже неплохо рисует. По крайней мере, Кате нравится. Папа по секрету рассказывал, что до рождения Кати, мам-зай рисовала комиксы и на это жила.

Девочка считала, что мамины рисунки гораздо лучше и интереснее всего, что выставляют в музеях. Обычно их совместные рисунки выходили этакой помесью комиксов и наивного искусства. Катя не очень представляла, что это значит, но бабушка заявляла это тоном знающего человека, и девочка была склонна ей верить.

Вот и сейчас на бумаге приплясывал волк в красной шапке, нарисованный Катей и больше похожий на серо-красную кляксу, которую размазали по бумаге пальцем. Катя любила краски. Они яркие, и ими хорошо получается рисовать настроение. Порой рисунки будущего великого художника напоминали подобие радуги со свеже изобретенными цветами.

А вот мама предпочитала черную гелевую ручку. Сейчас создания этой ручки – около десятка поросят, застывших в различных позах, по большей части призванные убедить зрителя, что поросята знакомы с кунг-фу, – окружили кляксу-волка. Один из поросят приобрел облачко над головой, в котором завитушечными буквами было написано: «Отдавай Красную шапочку!». Неподалеку от этой живописной группы мама пририсовала еще двух поросят.

Один из них танцевал, а второй сидел в луже и был доволен жизнью. Во рту у него был круглый леденец на палочке. Катя немедленно добавила обоим поросятам балетные пачки красно-серого цвета. Вышло мило.

– А зачем они хотят вернуть Красную шапочку? – спросила Катя, сосредоточенно грызя кисточку. – Они же не были знакомы. Да и она, наверное, уже переварилась. Разве приятно смотреть на переваренного человека?

– Бее, – поморщилась мама. – И откуда ты этого набралась?

– Васька сказал, – покаянно призналась Катя. – Он сказал, что все, что попадает в живот, переваривается и становится как будто это уже кто-то ел.

– Умник, – фыркнула мама. – Волк проглотил Шапочку, не жуя. А не разжеванная пища переваривается труднее и дольше. Именно поэтому я и прошу тебя тщательно жевать. Так что у Шапочки еще есть шанс.

– Понятно, – сказала Катерина. А для себя решила, что никогда не будет жевать, чтобы у пищи был шанс.

– Мы с тобой зарисовались… – сообщила мама. – Папа уже через два часа придет. Пора мне идти ужин готовить. Поможешь?

– Может быть, – неопределенно ответила Катя. Еще целых два часа! Как долго тянется день!

– Я скажу папе и бабушке, что ты помогала мне готовить, – заговорщицки подмигнула мама. – Им будет приятно.

– Ну хорошо, – согласилась Катя. Слишком легко, на мамин взгляд.

И совсем по взрослому заявила:

– Нужно же убить как-то время.

– Убить время… – эхом откликнулась мама. – Ну да, ты еще можешь себе это позволить, – мама улыбнулась и показалась Кате какой-то несчастной. Девочка порывисто обняла уставшую, сидящую на полу женщину, измазав ее красками и, как ни в чем не бывало, запрыгала на кухню, напевая:" Я бабочка, я бабушка, я слон…»

Мам-зай поднялась с пола с улыбкой и даже не попыталась возмутиться по поводу измазанной одежды. Как прекрасно, что у нее есть такая замечательная дочь. И как всегда остаток дня будет наполнен играми, смехом и радостью. Особенно, когда вернется папа… То есть Муж… То есть Котик… Окончательно запутавшись в именах, мам-зай пошла на кухню, где Катерина Великая и Ужасная устроила великий и ужасный грохот и звон тарелками.

2. Милая бабушка

Бабушка выглянула из своей комнаты и, убедившись, что невестка с внучкой заняты на кухне, проскользнула к телефону. При скольжении она немного поскрипывала. Но это, скорее, было волнение, чем старость.

Набрав номер, она стала ждать, поглядывая в коридор, ведущий в комнату, и нетерпеливо постукивая ногой в изящной шелковой туфельке. Выходя на улицу, бабушка одевалась строго: в различные оттенки серого, с одной-единственной яркой вещью – желтым шелковым платочком, свернутым в форме розочки. На самом краешке розы виднелись чьи-то инициалы, но бабушка никогда и никому не рассказывала, чьи они. Дома же, по маминым словам, бабушка ходила как по гарему. Обычной ее одеждой были цветастые, широкие шелковые халаты, такие же шаровары, постоянно смешившие Катю, и расшитые бисером шелковые башмачки. Правда, бабушка утверждала, что это – настоящие драгоценные камни, просто мелкие, но никто ей не верил.

– Розочка, – жарко зашептала бабушка в трубку, услышав в ней спокойное «да-да». – Их сегодня не будет, едут в гости. – Бабушка отчаянно грассировала и гнусавила, стараясь добавить в слова французский акцент, и вместо «г» у нее получалось хрипящее «ххрр», а вместо «е» – забористое «ией». – Приезжай! Жду!

Сухо чмокнув трубку, бабушка легкой пританцовывающей походкой прошаркала в свою комнату, где ее дожидался остывший до ледяного состояния чай. На радостях она так хлопнула дверью, что Катя высунула перепачканную в муке мордочку в коридор и философски заметила:

– Раз хлопают двери, значит, кто-то куда-то выступил.

– Вышел, – поправила мама из кухни. – Не отвлекайся.

– А чего мы столько готовим? Мы что, это с собой в гости возьмем? – спросила Катрин, задумчиво разглядывая гору продуктов, которые мама собиралась приготовить.

– А мы сегодня не пойдем в гости, – сообщила мам-зай, стряхивая с рук муку. – У них Ванечка заболел.

– Так ему и надо, – отреагировал жестокий ребенок по имени Катя. – Он моему щенку ухо оторвал. А вообще правильно, что мы не пойдем. Вы же не хотите, чтобы я заразилась ваничковой болезнью и отрывала всем уши!

– Да уж, – вздохнула мама. – Ты и без ваничковой болезни о-го– го!

– Иго-го, – согласилась Катя. – Так куда это лить? А то оно какое-то липкое.

– Кажется, в унитаз, – сориентировалась мама, глянув на смесь в Катином тазике.

3. Остров

Поэтому когда «баба Разорю», сверкая белозубой улыбкой, которой была обязана безумно дорогой вставной челюсти, явилась в дом, там ее ждала растерянная Катина бабушка и остальные члены семейства.

– Ну… Собственно, вот… – развела руками бабушка.

– А мы никуда не пошли! – подпрыгнув на месте, сообщила Катя.

– Вижу, вижу, – добродушно усмехнулась баба Разорю, а потом поджала губы в сторону Катиной бабушки.

– Давайте ужинать, – любезно предложила Катина мама, и не подозревая о том, какая битва только что разыгралась между двумя пожилыми женщинами.

– Конечно, конечно, – улыбнувшись, кивнула Роза Рюриковна.

Ужин прошел в тишине. Даже когда папа, хитро улыбаясь, сообщил, что завтра у него выходной и все семейство может отправиться в зоопарк, мама только глухо поперхнулась, а Катя тихо вякнула. Папа поначалу обиделся. Он ожидал бурных восторгов, плясок на стуле и воплей. А тут… Но он не умел долго обижаться. Да и слишком устал для этого. Поэтому быстро остыл к собственному предложению.

Зато им заинтересовалась пожилая гостья.

– Зоопарк! Как прекрасно! Я тысячу лет не была в зоопарке! – воскликнула она, сверкнув огромными очками. – Вы не будете против, если я пойду с вами? Мне захотелось вспомнить время, когда я была совсем маленькой!

– Баба Розарю была маленькой? – громким шепотом удивилась Катя. Пока мама пыталась укорить Катерину и потребовать, чтобы она извинилась, гостья развернулась к ней, улыбаясь.

– Милая Катхен, – почти пропела она. – Позволь мне поинтересоваться, почему ты зовешь меня баба Розарю?

– Ей просто тяжело еще даются некоторые сочетания звуков, – вмешался папа, решив придушить скандал в зародыше. – Не всякий взрослый может выговорить – Роза Рюриковна. Чего же вы хотите от ребенка?

– Это я понимаю, – отмахнулась гостья. – Но почему она зовет меня бабой? Разве я настолько стара?

– Что вы! – воскликнула мама. – Просто она зовет бабой Раису Степановну. А раз вы дружите – и вас…

– Вот как? – сухо осведомилась Роза Рюриковна и замолчала.

Инесса Блимм тихонько вытерла кружевным платочком слезинку, так некстати появившуюся в уголке глаза. Вечер был окончательно испорчен.

Катрин не понимала, почему взрослые придают такое значение именам. Она, конечно, бегала за Васькой, когда он обозвал ее бабой с пустым ведром. Но это произошло только потому, что бегать весело. А бегать за мальчишками с криками и ведрами – еще веселее.

Взрослые этого не понимают. Они обижаются на слова и сидят с лимоновыми лицами, вместо того, чтобы побегать и повеселиться.

Хотя, что с них возьмешь? Это же не они виноваты, а время. Мам-зай рассказывала Катеньке, почему бабушка такая сморщенная и ходит медленно и с пришаркиваниями. Это время накидывает на нее невидимые сетки, и они прилипают к коже и придавливают к полу.

В голове Кати возник ужасный образ – баба Ная, вся в рыболовецких сетях. Девочка помотала головой и поудобнее устроилась под подушкой. Там она пряталась от назойливого комара, то и дело пролетавшего рядом. Он нахально жужжал, и Катерину раздражала эта демонстрация силы. Она бы давно включила свет и устроила бы комару бой со свернутой газетой и тапочкой. Но она обещала родителям, что будет спать и хорошо выспится, чтобы «не тереть глаза в зоопарке».

Девочка тут же представила, как приходит в зоопарк и трет глаза обезьянам, слонам, бегемотам. А потом берет стремянку и трет глаза жирафу. Родители еще не спали. Из-под двери пробивался слабый свет. Значит, они сидят на кухне, попивают чаек и папа курит. Курить – это значит общаться с табаком. Родители тщательно скрывают от девочки суть этого процесса, но разве можно что-то скрыть от хитроумного инспектора Катерины Холмс? Ничего интересного в курении нет. Кроме колечек, которые выплывают из папиного рта.

Девочка еще немного поворочалась. Комар утих. Видимо, хитрая тактика сработала.

Вытащив голову из-под подушки на свежий комнатный воздух, Катя в последний раз посмотрела на звезды, неясно мерцающие на потолке, и решительно зажмурила глаза.

Почти тут же она оказалась на борту огромного корабля. Вокруг бушевало сиренево-серое море.

Корабль то поднимался, то опускался и при этом потрескивал, как игрушечный пистолет. В руках Катрин был огромный штурвал, который она с легкостью удерживала. На правом глазу черная повязка, а где-то в небе верещал попугай.

– Йо-хо– хо! – хрипло рассмеялась юная пиратка и выпустила изо рта целую толпу колечек. Впереди маячил остров.

Катрин начала вертеть штурвал, раздавая приказы своей невидимой команде. Слова команде были не нужны, они все понимали с полувзгляда. Но капитан сделала себе пометку: длинным скучным днем узнать, как называются все эти непонятные палки и веревки. И вот остров уже совсем близко. На берегу подпрыгивают темнокожие мальчишки и девчонки в соломенных юбках…

– Дай-ка я порулю, милая Катхен, – раздался голос откуда-то сверху, и морщинистые руки перехватили штурвал.

Баба Розарю отпихнула девочку в сторону. Упав прямиком на попугая, Катя сперва даже испугалась. Она сидела на слабо трепыхающейся птице и со странным чувством смотрела на старушку, уверенными движениями разворачивающую корабль обратно в море.

А потом она очнулась и кинулась на обидчицу.

– Это мой сон! Я здесь капитан и решаю куда плыть! – завопила девочка.

– Я, я, – с презрительной улыбкой отмахнулась захватчица. – Тебе пора перестать думать только о себе. Это некрасиво и не пристало юным леди.

– А ко всяким бабам пристало врываться в чужие сны? – захлебнулась словами Катя.

– Что? Дерзкая девчонка! – Розарю нахмурилась, бросила штурвал и направилась к Катхен.