Текст книги "Веселая поганка"

Почему-то в темноте легко переходишь на шепот.

– У меня фонарик, – ответил американец, вспарывая тьму тонким и малоэффективным лучом. – Идите за мной и будьте осторожны. Здесь много разбитых бутылок.

Он взял меня за руку, я не сопротивлялась. Так, шаг за шагом, мы осваивали подвал, пока не уперлись в глухую стену, из верхнего угла которой источал слабый свет. Он сочился нимбом, что давало почву для разных предположений. Я подумала, что это след от входящей в освещенное помещение трубы и не ошиблась.

– Там вентиляционная труба, – прошептал американец. – Она значительно уже пробитого для нее отверстия. Дырки небрежно забиты тряпками и ватой. Мы их вытащим и пролезем.

Я представила как буду щемиться в новой куртке в дорогих джинсах в дырку по грязной трубе и не испытала восторга. Американец, видимо, угадал мое настроение, потому что сказал:

– Вам будет легче, вы тоньше.

Приободренная, я согласилась на мероприятие, но посоветовала ему лезть первым, в надежде, что мне меньше пыли достанется, но американец заупрямился, по-джентельменски пропуская меня вперед. В итоге я полезла первой, он за мной.

Помещение, в которое мы попали, имело непонятное назначение и тоже было темным – свет пробивался в открытую дверь, ведущую в длиннющий коридор. Свет там тоже был неважнецкий, но нам иллюминации и не требовалось.

– Пойдем прямо по коридору и в третью дверь, – прошептал американец.

Он снова взял меня за руку и потащил за собой, передвигаясь легко и проворно.

– Здесь бывают люди, – пояснил он свою поспешность.

Не могу сказать, что я обрадовалась. К счастью, мы, не встретив людей, через несколько секунд очутились в темной комнате. Должна заметить, что темнота иногда успокаивает. В ней я почувствовала себя значительно уверенней и спросила:

– А что, если сюда кто-нибудь заглянет?

– Здесь нет света, я выкрутил лампочку, – успокоил меня американец, прикрывая дверь.

– И что нам теперь делать?

– Видите решетку в потолке?

– Вижу.

В потолке действительно была решетка, сквозь которую едва пробивался тусклый свет.

– Я сидел в этой комнате, – прошептал американец, – меня здесь заперли в тот день, когда выкрали из аэропорта. Я сидел и слышал о чем они говорили. Вы правы, я мало понял, но зато запомнил их голоса, а потом меня схватили и потащили наверх. И те же самые голоса задавали мне вопросы. Так я сообразил, что из этой комнаты можно подслушать «братанов». В дальнейшем я так и поступил после того, как мы с вами расстались на мосту.

Я возмутилась:

– Вы так обстоятельно мне рассказываете совершеннейшую чепуху! Вам что, сказать больше нечего?

– Больше не знаю что сказать, – подтвердил американец.

Тут уж я вспылила и закричала:

– Послушайте, неизвестно почему, но я изредка думала что вы умный, а вы совсем наоборот! Втянули меня в ужасную аферу! Какой смысл сидеть здесь и ждать, начнут «братаны» открывать нам свои секреты или не начнут? Вы слышите сверху какие-нибудь голоса?

– Пока – нет, – признался американец.

– Вот и я не слышу. Может они в другом кафе бухают, а я всю ночь должна здесь торчать?

– У вас есть варианты?

– А вы что, больше ничем не можете мне помочь? Только для этого мы на край света и ехали?

Он неожиданно рассердился. Впервые с тех пор, как я с ним встретилась.

– Почему вы считаете всех людей глупее себя? – спросил он.

– Потому что они дают мне для этого серьезные основания.

– Дают или вам так кажется?

Я не зашла в тупик и мигом ответила:

– Дают, еще как дают.

– Не уверен. Неужели вы думаете, что я стал бы сидеть здесь, если бы имел более весомые зацепки. Зацепки? Правильно я сказал?

– Смотря что сказать хотели, – ехидно ответила я. – Лично я вас вообще не понимаю.

– Я хотел сказать, что не знаю где еще искать этих «братанов» – почему только вы их так называете, этих неприятных людей?

– Поверьте, не от большой любви к ним, но неужели вы действительно ничего не знаете о них?

Я поверить никак не могла.

– Нет. Кроме того, что они дважды меня хватали и один раз хотели утопить – ничего.

– Да зачем вы нужны им?

Американец вздохнул:

– Не знаю. Они не объяснили.

Я решила зайти с другой стороны.

– А вам они зачем?

Американец опешил:

– С чего вы взяли, что они мне нужны?

Мне стало смешно: не хочет же он меня убедить, что старается исключительно ради меня. Я тут же ознакомила его со своими впечатлениями.

– Не ради вас, – согласился он, не собираясь посвящать меня в свои чаяния.

– Знаете что, – разозлилась я, – не морочьте мне голову. У меня ребенок пропал! Говорите сейчас же, зачем вы приехали в нашу страну?

Я думала, он начнет выкручиваться или врать, но он сказал правду – я почувствовала это.

– Мне нужно разыскать здесь одного великого человека, – прошептал он. – Этот человек приехал в Россию и пропал. Больше года нет вестей от него.

– Это женщина? – насторожилась я.

– Нет, мужчина.

Я вздохнула с облегчением и тут же выразила ему сочувствие:

– Очень жаль, что он пропал, но разве это не тот мужчина из девятой квартиры, с которым я сегодня разговаривала?

– Нет, это мой друг, он сам ищет того великого человека. Я приехал ему помочь.

– А вместо этого сидите в подвале, – посетовала я.

Похоже, американец обиделся.

– Для того здесь и сижу, чтобы узнать, что «братаны» те скажут, – сердито пояснил он.

Однако, наверху ничего не происходило. Оттуда не доносилось ни звука, сколь старательно не прислушивалась я. Зато послышался громкий топот по коридору. Американец прижал меня к стене и прикрыл своим телом, и очень вовремя, потому что дверь внезапно распахнулась, впустив сноп тусклого света, показавшегося ослепительным после тьмы.

– Слышь, Колян, – раздалось над самым моим ухом, – и здесь, бля, не заперто. Зрю, балдеют они тут по-черному. Козлы, бля! Чисто конкретно, бля, козлы! Куда ни глянь – открытка чистая. Штрань и что надо байдань до полных голяков.

– Да что байданить там? – примирительно усмехнулся другой голос. – Сплошь мадаполам! Не кипеши, братан, пригони балек и того, типа прилуниться пора бы. Ты как?

– Конкретно – за, – ответил мой «братан», его голос я сразу узнала. – Пора прилуниться.

И дверь закрылась.

И непросто закрылась, а, судя по звукам, закрылась на замок. Шаги удалились, как и голоса. Я даже не сразу поняла, что произошло. В первые секунды облегчение даже испытала, что не заметили нас «братаны». А тут еще и американец меня отвлек.

– Вы поняли что-нибудь? – спросил он. – На каком языке эти люди разговаривают?

– На русском, конечно же, другого и не знают поди, уж не полиглоты. А вы еще собирались идти без меня. Через раз понимаете, а все туда же, – не упуская момента, принялась укорять его я.

– И все же, о чем они говорили? – невежливо перебил меня американец.

– Один пацан выразил недовольство по поводу слишком хорошего времяпрепровождения других – своих коллег.

– А при чем там открытка?

– Открытка, значит открытое помещение, – перевела я, – мол все нараспашку, заходи и что хочешь бери, а второй отвечает, мол брать-то там и нечего, сплошное барахло. Лучше, говорит, не ругайся, а дверь на замок закрой, потому что пора бы уже и в злачное место податься.

И тут до меня дошел наконец смысл их беседы. Я бросилась к двери и с силой дернула за ручку – без всякой пользы.

– Заперли нас! – закричала я. – Сволочи, заперли!

Американец ладонью зажал мой рот и торопливо зашептал:

– Тише, пожалуйста, тише – нас могут услышать.

Я же была не в себе от горя. Мой ребенок неведомо где, а мы попала в ловушку. Вместо того, чтобы ребенка выручать, я в подвале сижу.

– Это все вы виноваты, – прошипела я. – Из-за вас я вляпалась.

Американец тоже расстроился.

– Кто же знал, – оправдывался он. – В прошлый раз здесь все было открыто, но может мы услышим еще что-то полезное.

– Услышим, как же. Они же ясно сказали, что собираются в ресторане бухать, а не говорить вам здесь полезное. Вот-вот умру от разрыва сердца.

– Вы так боитесь? – удивился он.

– Не боюсь, а переживаю.

– Успокойтесь, пожалуйста.

– Успокоиться? Не смешите меня! Вы не знаете как переживает мать, когда теряет своего ребенка! Еще немного и наброшусь с кулаками на вас.

Он отодвинулся подальше и прошептал:

– Не надо, пожалуйста, это вам не поможет. Неприятное, конечно, положение, но давайте предадимся Богу – все в его руках.

Услышав это, я взвилась.

– Неприятное?! Вы втянули меня в полное дерьмо, а теперь советуете предаться Богу? – закричала я. – Думаете, это поможет?

– Уверен, что да.

Я заплакала, а что мне оставалось? Бездействие, в котором вынуждена была пребывать, пугало больше смерти. Мой Санька, мой сын в руках страшных людей, а я сижу в этом вонючем подвале и ничего не могу предпринять.

От этой мысли мне стало еще горше. Я плакала уже навзрыд, приговаривая:

– Санька! Мой Санька!

– Санька – это кто? – спросил американец.

Я готова была его убить, но ответила:

– Это мой сын.

Ответила и завыла в полный голос. Американец испугался.

– Пожалуйста, плачьте тише, – попросил он.

– Идите к черту! – посоветовала я и назло заорала во все горло.

Удивительно, что меня никто не услышал, кроме, естественно, американца. Зато он заерзал и запыхтел.

Чувствовалось, что впал растерянность.

– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Не люблю этим заниматься и не должен, но раз ситуация требует – попробую.

Я перестала плакать и спросила:

– Что вы бормочете там? Чем вы не любите заниматься?

– Не люблю смотреть в будущее, – спокойно ответил он, этот странный человек.

В будущее он, оказывается, смотреть не любит! Жаль, что темно, и я не могу посмотреть на него – все ли у него дома?

– Вы что, шарлатан? – спросила я.

– Нет, что вы.

– А то немеряно их у нас развелось. Из-за границы приезжают, целые представления дают, бешеные деньги огребают, будто у нас своих мошенников мало. Не за этим ли и вы пожаловали к нам?

Американец, похоже, обиделся.

– Зря вы так, – прошептал он, – я не мошенник, и деньги меня не интересуют, и обманывать не собираюсь никого. Да мне и не нужно обманывать. Разве вас хоть раз обманул?

Я задумалась:

– Да нет вроде, но разве вас, мужиков, поймешь? Порой вы десять раз правду скажете, чтобы один раз вовремя соврать.

– Никогда так не делаю, – успокоил он меня. – Вы хотите узнать про своего ребенка?

– От вас?

– Не совсем от меня, но скажу вам я.

Как-то туманно он мне ответил.

– Я грамотная женщина и не верю в колдовство, – на всякий случай предупредила я, но лишь затем, чтобы скрыть любопытство.

– И правильно делаете, – одобрил он, – магия давно свои знания утратила. Человек сам ничего не хочет знать, потому знает лишь то, что хочет.

Я рассердилась. Проще простого напустить тумана – сразу все разглядят в этом тумане и ум, и необыкновенное знание и совершенство. Сама делала так не раз, так что пусть не старается – меня не надуришь.

– Если собираетесь обмануть, чтобы я не рыдала, так зря стараетесь. Уже взяла себя в руки и больше плакать не буду, – мужественно ответила я, но испугавшись, что он передумает, поспешила добавить: – А про ребенка, все же, скажите поскорей.

– Поскорей не получится, – ответил он. – Дайте мне свою руку и отвечайте на вопросы.

«Точно шарлатан,» – подумала я, но руку ему сунула. Надо же было хоть чем-то заняться.

Он сжимал мою руку и задавал вопросы. В основном они касались моего Саньки: когда и где родился, когда и где был зачат. Вопросов было много, всех и не упомнишь. Исчерпался американец не скоро, а, покончив с вопросами, надолго замолчал. Но окончательно не затих: до меня доносилось какое-то его бормотание. Однако и оно вскоре прекратилось – видимо, сложные у него там процессы шли.

Наконец наступила тишина. Я бы даже сказала – гробовая.

Я смотрела на решетку в потолке и прислушивалась к тишине. Очень не хотелось бесполезно тратить время, все надеялась: вдруг в ту комнату кто-то из «братанов» забредет и скажет где мой Санька. Признаться, я на это рассчитывала гораздо больше, чем на колдовство американца, но решетка источала и источала тусклый свет. Этот свет рассеивался сразу же за ее прутьями и не светил, не грел, был бесполезен, как наше бесплодное пребывание в этом подвале – из комнаты над нами не доносилось ни звука.

– Это не ваш сын, – сказал наконец американец.

– Это мой сын, – упрямо возразила я.

– Тогда скажу по-другому: не вы родили его. Его родила другая женщина – женщина, которая была вам близка.

Этого знать он никак не мог, а потому вызвал мой интерес и немалый.

«Чем черт не шутит, – подумала я, – может и в самом деле он кое-что умеет. Ведь была же я у пророчицы, которая умела события предсказывать. Конечно же нет никаких чудес, а под всем этим, наверняка, есть реальная подкладка, неизвестная пока современной науке, но так ли это важно? Хотя, с другой стороны, если он американский шпион… Может это ЦРУ его так подготовило, чтобы он успешнее меня вербовал. Иначе откуда он все про меня и про Саньку знает? Видно, я ценный кадр, раз на меня специального агента напустили. Ох, быть мне резидентом…»

– Вы правы, этого ребенка я усыновила, – чтобы вдохновить американца на новые экстросенсорные открытия и шпионские откровения, призналась я. – Он сын моей подруги, которая умерла, точнее погибла. Очень трагично.

– Эта подруга в чем-то перед вами виновата, – продолжил он. – Мне это сразу стало ясно.

– В общем – да, если считать виной то, что она хотела меня убить.

Американец впечатлился:

– Убить вас? За что?

Приятно, что он не видит повода. Завидую его терпимости.

– Не «за что», а «почему», – горестно усмехнулась я. – Нелли страстно хотела, чтобы все, чем владею я, досталось ее маленькому сыну.

– А вы богаты?

– Не то, чтобы слишком, но по нашим мерка – да. – Я подумала и добавила: – А может и по вашим. Во всяком случае Нелли так разбогатеть и не мечтала. Впрочем, я не права, она мечтала и жизнью своей рисковала ради моего добра. И, что удивительно, ее мечта сбылась, правда за мечту эту жизнью заплатила она. Зато Санька теперь единственный наследник моего состояния. Я составила завещание на его имя еще при жизни Нелли. После моей смерти он будет богат, как того хотела Нелли. Она очень этого хотела.

– Вот вы и сами дали на свой вопрос ответ, – усмехнулся американец.

Я удивилась:

– О чем вы?

– О том, что будет с вашим сыном. Он будет жить, раз Нелли так сильно этого хотела, что даже из-за желания своего умерла. Он переживет вас и получит ваше состояние. Всевышний выполняет все наши желания, но как же мы ими себе вредим.

– Нет, вы говорите правду? – испытывая сложные ощущения, воскликнула я. – Вы и в самом деле уверены? Господи, неужели он будет жив! Кстати, а как вы узнали о том, что Санька не мой сын. У вас на меня досье?

– Какое досье? Вы сами мне это сказали, – ужасно разочаровал меня американец.

– Как же? Когда?

– Отвечая на мои вопросы. После третьего вопроса мне стало очевидно, что не вы рожали этого ребенка, потом мне стало очевидно, что не вы кормили его грудью, потом…

Я рассвирепела.

– Так вы обманули меня?! – завопила я. – Так вы никакой не маг! Вы даже не шпион. Вы шарлатан!

– Тише, пожалуйста, тише, – взмолился американец. – Кричать здесь опасно.

Но я уже разошлась, я должна была высказать ему все, что о нем думаю…

Господи, почему ты сотворил меня такой глупой? Зачем дал мне глотку луженую?

Я не послушалась американца и продолжала орать, и тут же за это поплатилась. Замок лязгнул, дверь распахнулась, и слепящий луч фонаря осветил комнату. Я мгновенно затихла, но было поздно.

– Нет, я не понял, тут, вроде, никого, – раздался знакомый голос.

«Братан»! Это он, тот, который гонялся за мной по крыше. Этот голос я узнала бы из тысячи.

– Да отсюда шел кипиш. Я тебе, блин, говорю, – заверил его другой, незнакомый голос. – Типа телка кричала.

Я, уже проклиная себя и свой громкий голос, жалась к американцу, а американец жался к стене, но нас это не спасло. Фонарный луч скользнул по комнате и уперся в меня, и следом тут же раздался изумленный вопль:

– Е..ть твою капусту!

Не представляю, как эту лингвистическую конструкцию можно американцу перевести, потому что не очень осознаю ее сама.

– Да это же снова она, та бикса позорная! – с невыразимой радостью завопил «братан». – Слышь, Колян, хватай эту сучку, а я америкоса скручу. И братву, братву сюда зови, не справиться нам вдвоем.

Не успела я выйти из оцепенения, как налетели на нас «братки» и в два счета и меня и американца скрутили. Меня, так даже связали. Я была напугана, тряслась и плохо соображала, но вдруг страх как рукой сняло, потому что меня осенило: это же тот «братан», который моего Саньку похитил. И я завопила:

– Сволочь! Сволочь! Ребенок где мой?!

– Смотри, какая чудная, – беззлобно подивился «братан». – Еще и вопросы задает. Слышь, баба, на нерв-то не заезжай, – посоветовал он.

Но я не вняла его совету, и тут же «заехала на нерв» и еще громче завопила:

– Где мой Санька? Где мой сын?

При этом я не переставала брыкаться и даже пыталась царапаться, впрочем, с очень низким кпд.

Американец же вел себя недостойно – он молчал и не проявлял никакой агрессии. По сути, сразу сдался. Вот же трус, а я рассчитывала на его сильное тело, которым он уже успел прихвастнуть.

Одного моего сопротивления явно было недостаточно, поэтому потащили нас наверх, без особого труда затолкали в уже знакомый джип и по ночному городу покатили.

– Куда мы едем? – шепнула я американцу.

– Судя по всему на мост, – спокойно ответил он.

Мне бы его спокойствие.

Американец был прав – подлые «братаны» выгрузили нас на мосту, уже знакомом до боли.

«Что ж они тяготеют-то так к мосту этому? – гадала я. – Место у них здесь что ли лобное?»

Американец по-прежнему был кроток, его даже не связали, я же буянила, как могла. Должна признаться, могла весьма скромно, поскольку мои-то руки как раз и не были свободны: их опутали веревкой.

Зато рот мой не закрывался. Уверена, немало подивились «братаны» силе моих голосовых связок. Тема была все та же: куда дели моего Саньку, сволочи?

Не слишком обращая внимание на протест, «братаны» поставили меня к перилам. Американец уже был там, его выгрузили несколько раньше, думаю за примерное поведение. Оказавшись у перил моста, я обернулась, пытаясь вглядеться в воду, маслянисто темневшую далеко внизу.

Тело пронзило предчувствие: снова полезу в ледяную «купель». Однако Колян – кстати, с ним я еще не была знакома – быстро развеял мои дурные предчувствия. Он не стал мелочиться и сразу вселил в меня ужас бойким заключением.

– Эти говнюки плавают во льдах, как пингвины, – сказал он.

«Откуда только узнал? В прошлый раз его здесь не было.»

Мой «братан» с ним сразу согласился.

– В самый цвет, – сказал он. – Точно, Колян, сначала мы их замочим, а потом уж пускай освежатся.

Его рука мгновенно нырнула за пазуху, и секунду спустя в мой лоб уставился пистолетный ствол. Почему только в мой – непонятно. Я же на мосту была не одна, но американец примерным поведением вызвал к себе симпатии и уважительное отношение. Во всяком случае к его лбу не приставили ничего.

«Ну все, – решила я, – Санька станет богатым гораздо раньше, чем нагадал этот трусливый богомолец. Уж не брался бы предсказывать, если не умеет.»

Я отвернулась от пистолета и с презрением посмотрела в безмятежное лицо американца. Он ободряюще кивнул мне и тихо шепнул:

– Все будет хорошо. Предайтесь Богу.

«Ага, прямо сейчас и предамся, – возмущенно подумала я. – Почему же не предаться? Самое время. Со связанными руками, с пулей во лбу и среди льдов в реке это будет очень уместно.»

Мысль пробудила во мне ярость, которая, думаю, и помогла высвободить из пут одеревенелую руку. Видимо, в суматохе плохо связали меня «братаны», чем я и воспользовалась.

– Козел!!! – рявкнула я и залепила «братану» роскошную пощечину.

Перед лицом смерти пистолет в его руке мало уже меня интересовал, точнее, я про него совсем забыла. После пощечины о пистолете забыл и «братан».

– Ну ты, бля, и драная коза, – зарычал он, поспешно отводя от моего лба ствол. – Ну тебя придется и поучить.

Я поняла, что не время еще погибать. Русскому человеку с его любовью к знаниям отвратительна любая безграмотность, следовательно, умереть неученой мне не дадут. Это так меня вдохновило, что нога к «братану» потянулась сама собой. Не стоит, думаю, уточнять, что бедняга опять получил мой коронный удар ботинком в промежность…

Изумленный Колян стоял, ничего не предпринимая. Он ясно видел, что я с «братаном» связана уже определенными отношениями и не решался в эти отношения встревать. Сам же «братан» на дальнейшие отношения очень настроился, думаю как раз с помощью моего ботинка. Как только судороги спали с бедняги, он завопил:

– Сука, убью! – и схватил меня за горло.

Ох, потемнело у меня в глазах! Хрипы вырвались из чрева. Следуя советам американца, я начала предаваться Богу и…

Услышала шум приближающейся к мосту машины. «Братан» тоже глухотой не страдал и насторожился. Натужный рев двигателя тяжелого автомобиля надвигался с неотвратимостью рока. «Братана» этот факт от моей шеи несколько отвлек – хватка его ослабла.

Я передумала предаваться Богу и начала лихорадочно размышлять, изыскивая способы малость погрешить еще на этом свете. Тут-то и въехал на мост здоровенный тягач, то ли МАЗ, то ли КРАЗ. Не теряя времени я повторила свой коронный финт: лягнула «братана» в промежность носком ботинка. Жестоко травмированный, он взмахнул руками, судорожно дернулся и непроизвольно выстрелил.

Пуля угодила в кабину грузовика. Водитель испугался, рванул руль и въехал точнехонько в корму джипа, заработанного нелегким бандитским трудом. «Братаны» окаменели. Им стало не до американца и даже не до меня.

Секундой позже с возгласом «уроем, козлина!» они рванули к осевшему на джип грузовику, напрочь забыв о своих служебных обязанностях по отношению к нам с американцем. Но кто решился бы бросить в них камень, – дело-то неотложное!

Я принялась оплакивать незадачливого водителя грузовика и соболезновать малым его детушкам, считай, лишившимся своего кормильца. К этому процессу мне захотелось подключить и американца. Но он, бездушный иноземец, бросился распутывать вторую мою руку, которую вытащить из веревок я так и не смогла.

– О, спасибо, спасибо, – залепетала я, польщенная таким галантным порывом.

Когда упала с меня последняя веревка, американец нежно взял меня за талию, осторожно приподнял над землей и…

И швырнул с моста прямо в ледяную воду. Я даже не успела сопротивления оказать. Какое вероломство! Какое коварство! Я полетела… Полетела… и…

Водичка приняла меня, как родную, хотя (заметить должна) и не стала теплей. Уже через несколько секунд после первого всплытия на поверхность я выяснила, что чуть не свалилась на голову американцу. Как ему удалось прилететь быстрей меня – это загадка природы, которую у меня не было времени разгадывать: приходилось энергично бороться за жизнь. Но как бы там ни было, американец уже был в воде и, боюсь, ни ему, ни мне это никак не шло на пользу.

Удрученная неудачами, я приготовилась уже тонуть и повторять всплытие, как это было в прошлый раз, но выяснилось, что в этом нет необходимости. Куртка моя раздулась и отлично держала меня на поверхности.

«Нет худа без добра, – подумала я, – даже не подозревала о столь ценных ее качествах. Так бы и провисела эта куртка в моем шкафу, никак себя не проявив, если бы не подвернулся подходящий случай.»

Я-то болталась в куртке, как в спасательном жилете, а вот американцу приходилось несладко. Он погружался и всплывал, погружался и всплывал. Я подплыла и милостиво дала ему возможность за себя уцепиться, уже предвкушая как будет он меня согревать своим сильным горячим телом…

Грешить, видимо, вредно даже в мыслях. Американец тут же затопил меня вместе с моей плавучей курткой. Пока я, судорожно хватая воздух, кляла себя за излишнюю гуманность, силы мои иссякли. Вода сомкнулась над головой и последнее, что Бог привел увидеть, была физиономия американца. Вполне приятная, но…

Очнулась я, по несчастью, не на берегу и не в горячих объятиях американца, а все еще в ледяной воде, которая уже и ледяной не казалась. Температура воды уже решительно не имела никакого значения: я одеревенела и не ощущала своего тела.

Моя непотопляемая куртка несла меня по течению. Американец плыл рядом, мерно взмахивая руками, и время от времени подправлял мой курс. Плыл он, как в бассейне: легко и свободно, хотя по всем законам природы мокрая одежда должна была ощутимо тянуть его ко дну. Холода, похоже, был ему нипочем.

Тогда мне было не до юмора, а сейчас могу сказать: складывалась идиллическая картина: ночное купание джентльмена. Если бы не интенсивный пар над бритой головой американца и не дыхание его, вырывающееся изо рта мощными и ровными клубами, совсем как у кита, с паром и брызгами, картина была бы прям-таки курортная. Тогда же мне курортных ассоциаций в голову не приходило. Впрочем, какие ассоциации вообще могут прийти к обледеневшему полутрупу.

От американца не укрылось мое агональное состояние и он решил подбодрить меня.

– Потерпите немного, – не нарушая ритма дыхания, сказал он, – скоро будет поворот речного русла. Там и выйдем на берег. Я помогу вам согреться.

Вспомнив о способе, которым он помогает согреваться, я даже не обрадовалась – так безнадежна была. В голове господствовала одна лишь мысль: «У меня будет крупозное воспаление легких и менингит. Второго раза мой организм не вынесет.»

Я где-то читала, что в Сибири переохладившихся мужчин обкладывали женскими телами. Вроде бы у женских тел подходящее свойство отдавать тепло с необходимой скоростью. Насчет же того, чтобы переохладившуюся женщину обкладывали американцами, я не слышала ничего, но из опыта своего уже знала, что это тоже помогает, даже если американец всего один. Однако на этот раз я была совсем плоха. Даже на американца своего уповать перестала. Сказать честно, сомнения одолели: достаточно ли я жива для мер спасения. Практически, почти уже Богу предалась.

– Не бойтесь, я вас спасу, – словно угадав мои мысли, сказал американец и еще более энергичными толчками погнал мое тело к берегу.

Я поверила ему и даже начала ловить за хвост надежду, но как раз в это время у моей куртки кончился запас плавучести. Вода залила мне и нос и рот. Сразу как-то захотелось жить, с этим желанием я и стала кричать, звать на помощь не знамо кого. Звать на помощь – сильно сказано: из горла вырывались только хрипы и пузыри. Мой рот уже не расставался с водой. Однако, американец прекрасно меня понял. Он бодро залепил мне в лоб, после чего тут же схватил за шиворот. Видимо не забыл, как я в прошлый раз ему в глаз засветила и решил принять заблаговременно меры. После мер этих я утратила способность следить за развитием событий, потому что рассталась с сознанием.

Очнулась я, как и в прошлый раз, обнаженная в шалаше и в горячих объятиях американца. Очнулась, прислушалась к себе и с удивлением констатировала: ничего не болит.

Американец, учуяв, что я пришла в себя, любезно поинтересовался:

– Как вы себя чувствуете?

– Я себя чувствую, – философски сообщила я, – и это прекрасно. Было бы еще прекрасней, если бы вы убрали свою руку с моей груди. Тяжело, – на всякий случай пояснила я, чтобы американец не перестарался.

Он руку убрал и тоже пояснил:

– Вынужден по частям вас греть, поскольку не хватает объема моего тела. На этот раз вы слишком переохладились. Боюсь, что вы мерзнете.

Опасения его были напрасны. Мне не было холодно. Напротив, тело мое горело, что даже настораживало.

– Вы ничего не чувствуете? – спросила я.

– Что именно?

– Потрогайте меня, потрогайте.

Он послушно потрогал и спросил:

– И что?

– Вам не кажется, что у меня жар?

– Нет, не кажется.

– Странно, – удивилась я и тут же закричала: – О, беда! Так и есть! Вся горю! Умираю!

– Да нет же, – успокоил меня американец. – Это не жар. Вы действительно горите, потому что мой ведический эликсир прекрасно действует. Он с такой скоростью гонит по жилам кровь, что температура тела действительно повышается, зато опасность заболеть сводится к нулю.

– Здесь вы правы, – согласилась я. – Состояние такое, что хоть бери и снова ныряй в воду. Не удивлюсь, если при этом она зашипит.

Я пошутила со всей очевидностью, но американец слова мои воспринял очень серьезно и испуганно воскликнул:

– Не надо нырять в воду.

– Надеюсь, мои вещи вы уже сушите? – озабоченно осведомилась я.

– О, да, конечно, – заверил он.

В душе моей сразу к нему нежность проснулась. Ну что за мужчина! И от «братанов» меня спас, (сама бы я никогда с моста прыгнуть не решилась) и от ледяной реки спас, и от простуды спасает и даже вещи уже сушит. Разве не стоит его за это отблагодарить?

Я подумала, что стоит конечно же и тут же дала ему это понять. Бедняга повел себя неадекватно.

– Что вы делаете? – воскликнул он, убирая мою руку.

Раз он не понимает, я решила исключить всякую двусмысленность и обозначить свое намерение однозначно, после этого американец подскочил, как ужаленный, и закричал:

– Это безобразие!

– Вы голубой? – поинтересовалась я, скрывая обиду. – Слышала, у вас в Америке это сильно развито. И нас потихоньку срамотой заражаете.

– Как вам не стыдно?

– Значит, вы импотент, – со всей убежденностью заключила я.

– Не говорите глупостей, – рассердился он. – Я абсолютно здоров. А вы можете простудиться. Одежда ваша еще не высохла, Я хоть сейчас выйду из шалаша, потому что умею жить без одежды даже на морозе, а вы переохладились, вам грозит болезнь.

– И что из этого? Не юлите, говорите прямо.

– Если прямо, вы нуждаетесь в моем тепле, и сами же его отвергаете.

Ну как тут не возмутиться?

– Я отвергаю? – закричала я. – Это вы отвергаете меня! Хоть скажите почему? Я вам некрасивая?

Он замялся, явно не желая поддерживать эту тему, но я-то должна была знать.

– Признавайтесь, – потребовала я, – красивая я или некрасивая?

– Вы красивая, – нехотя промямлил он.

– Следовательно, не в вашем вкусе.

– Да при чем здесь мой вкус? – изумился он, странный человек, – по-другому не скажешь.

– Тогда я недостаточно для вас молода, – сделала я очередной вывод.

– Это глупо, – рассердился он. – Мне совершенно безразличен ваш возраст. И вообще, неужели в этой ситуации вы, Софья Адамовна, видите один лишь исход?

«Он еще спрашивает,» – подумала я и с достоинством произнесла:

– Конечно, один лишь исход. Не знаю как у вас в Америке, там, думаю, творится черт-те что, но у нас в России не принято с голым мужчиной так просто лежать – обязательно должно быть естественное продолжение. Традиция у нас такая, где бы это ни случилось, хоть дома, хоть на работе. А я приверженка русских традиций и свято их чту.

– О! Традиция, – озадачился американец. – Тогда вы должны знать, что я санньяси, – с достоинством молвил он.