Текст книги "Были и небыли. Рассказы"

Были и небыли
Рассказы
Людмила В. Сергеева

Соавтор сказки «Международные соглашения и другие отношения» В. В. Сергеев

Корректор Н. С. Венёва

© Людмила В. Сергеева, 2022

ISBN 978-5-0056-5011-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
  ⠀
 
 
              ИСТОРИИ УСЛЫШАННЫЕ, УВИДЕННЫЕ
                            И ФАНТАЗИЙНЫЕ
 

Две Марии
Рассказ

Опара уже подошла, и Мария Федоровна вышла в сени зачерпнуть плошкой муки из мешка, что стоял, притулившись в углу холодного чулана. Вспомнив, что надо сходить к сыну, она срочно затеяла блины – порадовать внучек, а может, и сынок поест, если достанется. Хотелось успеть засветло – осенний день короток – и Мария заторопилась.

На скрип половиц откликнулась коза Машка – она реагировала на любое движение в сенях – и негромко заблеяла в хлеву за дощатой стенкой сеней.

– Маша, Маш, я здесь, – успела сказать Мария Федоровна, спешно закрывая дверь в избу.

Привычными движениями Мария Федоровна на глаз кинула в опару соль, сахар, добавила, просеивая, оставшуюся муку и, придерживая блюдо, стала перемешивать тесто. Засомневавшись, надо ли ускорить выпечку, хозяйка всё-таки поставила блюдо на паровую баню – качество блинов не должно пострадать, уж лучше вообще не печь.

Проверила еще раз дарственную на дом – пусть сын хозяйствует, а ей здесь, в старом родительском доме, даже лучше. Сюда переселилась после смерти мужа. Дом сыновья кой-как подлатали, в двух комнатах сделали ремонт, снесли печь, и небольшая кухня стала, как, смеясь, говорил сын, студией.

Пекла сразу на двух сковородках, еле успевая промазывать блины топлёным маслом. Тарелку с готовыми блинами поставила в прибереженную с праздников коробку из-под торта и замотала полотенцем, чтоб не остыли. Переодеваться не стала, но куртку надела выходную, проверила ношу с блинами; документы, осмотревшись, вложила в плотные корочки Почетной грамоты, которую ей торжественно вручили в клубе за высокие надои и первое место в социалистическом соревновании в той прежней колхозной жизни. Вот и сгодилась грамота.

Машка уже стояла возле крыльца и вопросительно смотрела своими огромными выразительными глазами на хозяйку.

– Ты со мной собираешься? Да я быстро, скоро вернусь.

Но коза сделала несколько торопливых шагов вперед, показывая свои намерения.

– Ну, ладно, ладно пошли, – Мария Федоровна открыла калитку, пропуская вперед подружку.

И две Маши пошли вдоль улицы, обходя по обочине разбитую осеннюю колею. Мария Федоровна с грустью всматривалась в знакомые с детства окна заброшенных ныне домов, стараясь побыстрее выйти к обжитым избам. Машка то отставала на несколько шагов, то, опередив свою хозяйку, дожидалась, чтобы та погладила её. Коза хорошо знала дорогу – с хозяйкой бывала во всех концах села и свободно гуляла везде, никогда не переходя трассы, понимая опасность, о которой предупреждала Мария Федоровна.

Вот и дом Евсеевых. Зайти бы, поздороваться, да некогда. Но с ней уже здоровается, открывая дверь на крыльцо и цепляясь за косяк, Раиса Петровна.

– Маша, здравствуй! Куда со своей Марией Ивановной собрались?

– Да вот блинов напекла, девчонкам отнесу, – ей не хотелось говорить об истинной причине своего торопливого похода. – Как Лев Андреевич-то?

– Вон в окошко на тебя смотрит. С утра вроде хворал, а сейчас ничего, расходился. Зашла бы, Машенька.

– В другой раз, теть Рай. Тороплюсь, а то блины остынут.

Мария помахала в окошко, не разглядев там мужа Раисы Петровны: может, и не смотрел он в окно. Её родители давно померли, а эти ничего, шаркают, хотя и ненамного младше их.

Доверительно коснувшись друг друга, Маши зашагали дальше. В длинном заброшенном здании бывшего школьного общежития тускло светилось одно окно. Наверное, опять невесть кто поселился. Раньше ребятня до ночи бегала, не остерегаясь, по деревне, а теперь девчонок не отпустишь просто так – обязательно проводить надо. Уже и её дом виден. Пока её… Да муж покойный не возражал бы: разве в силах сейчас молодёжи поставить такой дом? Попутчица опередила её и остановилась у железных ворот.

– Маш, Машенька, ты домой иди, проводила и ладно, – Мария Федоровна легко похлопывала козу по упругому боку, направляя в обратный путь, – иди, иди, я скоро приду.

Коза закивала головой, как будто соглашаясь с хозяйкой, и легкой трусцой послушно побежала в обратный путь.

У сына не задержалась, даже не присела. Обнялась с внучками, передала блины и велела снохе прибрать документы – сын завтра в район поедет, дом оформлять. Хотела было его подождать, да кто ж знает, когда он с подённых работ придёт. Девчонки радостно засобирались к Машке, но бабушка остановила их:

– Домой её отправила, добежала уж, наверное, – так и ушла Мария Федоровна, не узнав, удались ли блины.

Грязные плотные сумерки цеплялись, заставляли побыстрее добираться до редких уличных фонарей. Натужным кашлем заскрипело крыльцо общежития. Кашель оранжевой точкой приближался к Марии и застыл в виде незнакомого молодого мужчины.

– Здрасьте, – сказал тот, опустив сигарету, и, резко развернувшись, пошёл назад к скрипучему крыльцу.

– Здравствуйте, – протяжно откликнулась она на приветствие. Наверное, ровесник её сыновей, но какой-то странный: Мария не смогла найти точное слово для характеристики незнакомца и наклонилась, выискивая под ногами твердые участки с жухлой травой.

Вон и фонарь около дома маяком указывает родную гавань.

– Маша, иду, иду, – громко позвала Мария Федоровна козу, но та не откликнулась.

– Маша, Маш, – уже настойчивей и призывней повторила Мария, но ответа не получила. Ей не понравилось, что Машки у калитки не было: не должна её умница коза уйти, не доложив хозяйке о своих намерениях. Они умели как-то обо всем договориться и никогда друг друга не подводили. Всё село удивлялось и умилялось, глядя на эту парочку, когда та неторопливо шла в магазин, а потом возвращалась, разговаривая о чём-то своём, только им ведомом.

– Вон, – говорили, глядя на них, – Маши идут.

Всю родню Марии Федоровны Машка признавала, но хозяйку выделяла. Внучки, как только придут, тут же к Маше – украшать: то бантики на рожки прицепят, то корону привяжут, то попону примеряют, что вырезали из старой дублёнки. Но попона Машке не нужна – её густая, плотная палевая шерсть отливала блеском даже ночью. Какие только украшения не привязывали на шею, не вызывая никакого протеста у Машки.

– Бабуля, – спрашивала младшая Оля, обнимая козу, – а может, наша Машенька заколдованная принцесса?

Мария, спотыкаясь, спустилась на берег заросшей ветлой речки, где козочка днём любила бывать. Вокруг стояла беззвучная тишина – даже на трассе вдали не слышны звуки чужой жизни.

Беспокойство переросло в тревогу, а тревога в нарастающую панику: Мария, не видя и не разбирая стороны колеи, заторопилась, окликая козу, обратно по дороге к сыну: может, не дождавшись хозяйки, Машка сама отправилась на её поиски, успокаивала себя Мария Федоровна.

Когда мать вошла в дом, Андрей сразу понял: что-то случилось и встал из-за стола ей навстречу, так и не приступив к ужину.

– Машка пропала, – выдохнула Мария, а следом за ней с облегчением и сын.

– Да найдём сейчас нашу Машу, – успокаивал он мать, уже надевая сапоги.

– И мы, и мы, – загалдели было девчонки, но отец их остановил:

– Дома оставайтесь, а то еще вас искать придётся.

Мать с сыном пошли по разные стороны разбитой колеи: он – спускаясь к речке, а она – ближе к избам. Около пустующих домов Мария останавливалась и звала Машку особенно громко, надеясь, что та забрела в заброшенный двор. Так, поочередно оглашая окриками улицу, они дошли до калитки – Машки нигде не было. Андрей пошёл дальше за автотрассу, а матери наказал ждать в доме: вдруг коза вернётся. Мария заглянула в хлев, вышла в огород, окликая и всхлипывая:

– Маша, Машенька, да куда ж ты подевалась?

– Мам, ну, завтра засветло еще поищем.

– Да, да, завтра. Ты иди, иди, Андрюша – даже поесть не успел.

Прилегла, не раздеваясь на диван, боясь уснуть и не услышать возвращения Машки. Спать – не спала, но, задремав, вздрагивала от невыносимой тяжести, причину которой тут же вспоминала. В забытьи она проходила еще и еще раз по известной до последнего кустика дороге, пытаясь найти какие-то подсказки, и встретилась взглядом с незнакомцем, который суетливо поздоровался с ней, и тут же отметила, что после общежития она не видела на дороге характерных шариков, которыми почти всегда Машка метила свой путь. Тогда-то подумала, что уже темно – ничего не видно, а вот сейчас уверена, что не было, не было Машкиных меток.

То ли поздней ночью, то ли ранним утром позвонил старший сын, который был на заработках в Москве (всю страну там сгрудили!):

– Мам, Машка-то не пришла?

– Андрюша тебе сказал?

– Ну да.

– Сынок, пропала Маша-то.

– Мам, а ты в полицию позвони.

– В полицию? Да ты что? Будут они моей козой заниматься… У них и так делов полно.

– В общем, так: заявляй без разговоров, а там видно будет. Я тебе сейчас телефон сброшу, позвонишь.

Немного погодя телефон пискнул полученной SMSкой. Мария смотрела на номер, не зная, что делать дальше, но ведь сын старался, узнавал, спросит с неё… И, подавив волнение, она позвонила. Ожидала насмешки и отказа, но удивило, что с ней разговаривали серьезно, задавая уточняющие вопросы. Когда речь зашла о козе, собеседник, помолчав, продолжил расспросы, как показалось Марии, несколько понизив голос. Разговор закончился обещанием: ждите, к вам приедут, чему она не очень поверила. Ну и ладно – позвонила, справилась, отчитается перед сыном, и пошла, раздвигая серый рассвет осеннего дня, по улице, вглядываясь в мутные прогалины.

На своём крыльце её уже поджидала Раиса Петровна:

– Маша, здравствуй-ка, ты куда в рань-то такую? К Андрею?

– Теть Рай, Машка у меня пропала, – и, не совладав с собой, уткнула мокрый нос в край платка.

– Да ты что? Может ушла куда-то? – Раиса Петровна ухватилась за спасительный косяк.

– Ну куда она уйдёт без спросу-то? Сами знаете, какая она.

– Знаю… Твоя Мария Ивановна на диво всей деревне – век живу, а такую козу не видела. Пойду на зады схожу, покликаю.

– Да куда уж вы, Раиса Петровна, сидите дома, смотрите в окошко, может, и пробежит моя Маша, – и пошла дальше по скользкой обочине, то и дело оступаясь в колею.

– Маша, я позвоню… – Мария Федоровна не услышала, кому собирается позвонить Раиса Петровна и какие силы хочет мобилизовать на поиски козы.

Телефон остановил её на полдороге к сыну, наверное, он звонит, но номер незнакомый. Строгий мужской голос представился, сказав, что он майор и начальник чего-то (чего – она от возникшего напряжения не поняла), и стал задавать ей вопросы: она ли это и обращалась ли по поводу пропажи козы. На все вопросы Мария с готовностью отвечала «да» и только на последний вопрос, не нашлась ли коза, виновато сказала:

– Нет, не пришла она.

– Ждите, к вам выезжают, – закончил опрос строгий майор.

Мария заторопилась назад, не понимая, рада ли она такому развитию событий или её донимает чувство неловкости перед занятыми людьми.

В дом не зашла: дорога из района недолгая, полчаса – и доедут, если и правда собрались.

Белую «Ниву» она заметила еще до того, как та съехала по крутому откосу с трассы в глубокую лужу, которая не высыхала даже летом. Мария облегчённо вздохнула, когда машина выкарабкалась на грунтовку и, болтаясь, стала осторожно пробираться по разбитой колее. Безошибочно повернув к её дому, внедорожник замер у покосившихся ворот.

Двери с обеих сторон открылись, но вышел только один с пассажирского места:

– Мария Федоровна?

– Я это, я, – заторопилась та с ответом, – может, в избу войдёте?

– Войдём, если пригласите, – из машины вышел и второй – их участковый, узнала его Мария, и оба направились за ней.

Как мои, опять подумалось Марии, но при должности.

– Позавтракаете? – спросила, пожалев, что не оставила теста со вчерашних блинов.

– Давайте сначала о деле, Мария Федоровна. Большое у вас хозяйство? Много скотины держите? – наверное, начальник их участкового, подумала Мария, а какой молодой.

– Когда-то держала, а сейчас корма неподъемные, да и муж помер. Несколько золотистых кур оставила, видали – во дворе красавицы ходят? Кошка опять же… Её считать?

– Кошку можно не считать. Про козу расскажите, – старший, как его определила Мария, направлял разговор.

И она, вздохнув, стала рассказывать гостям, как кормила зимой козочку из бутылочки, как закутывала её на излете зимы в шубу, как та слушала, понимая, откровенные признания хозяйки. Вытерев слезы, Мария закончила:

– Вечор пропала.

– Не подозреваете ли кого, Мария Федоровна? – несмотря на молодость, начальник умело ловил моменты, когда Мария была особенно открыта.

– Да кого ж подозревать то? В этом конце улицы уже давно никто не живет, а по ту сторону – все свои, родня, только в общежитии незнамо кто поселился, – лишь сейчас Мария про себя определила того незнакомца – изношенный какой-то. Она опасалась ненароком обвинить незнакомого человека.

– Что за общежитие? – продолжал опрос старший.

– Раньше школьники там из соседних деревень в распутицу ночевали. Здание заброшено давно и на балансе не значится – мне сноха говорила, – делилась Мария известными ей сведениями, – говёшек после общежития не было, – доверительно сообщила она о результатах своего расследования.

– Каких говёшек? – недоуменно спросил молодой начальник.

– Какашек, – разъяснил молчавший до сих пор участковый.

– Что ж, говёшки – это важные вещественные доказательства, – надо съездить в это общежитие, побеседовать, – обратился он к знатоку сельской жизни, и оба вышли из избы.

– Чай бы надо поставить да на стол что-то собрать – работают люди, – может, и блины испечь успею, – Мария закрутилась в привычных до автоматизма движениях.

Сколько времени прошло, она не замечала, но всё было готово, чтобы запустить блины. Зашла в переднюю глянуть в окно, что там на улице. У ворот стояли, разговаривая, её Андрей и тот, который главный. Мария постучала в окно, движением руки приглашая в дом. В ответ те замахали ей, вызывая выйти.

– Незнакомец-то ваш с богатым криминальным прошлым, – районный гость протягивал ей телефон, – ваша?

Андрей улыбаясь смотрел на мать, как та со вниманием всматривалась в экран: напуганная Машка с недоумением глядела на неё.

Ошейника, который старательно плели из бисера внучки, на Машке не было.

– Откуда? – охнула Мария.

– Коммуникейшен, – ответил тот.

– Где она, жива? – может, Андрей что знает: Мария вопросительно посмотрела на сына.

– Постоялец общежицкий козу успел перепрятать, на ферме она, – разъяснял ей начальник, – нашли, сейчас доставим.

– Да какая ферма, давно всё порушено и заросло, – с недоверием возразила Мария.

– Там как раз и надёжнее прятать: никого нет, и не слышно, и не видно, – подал голос молчавший до сего Андрей.

Мария заметалась: бежать что ли туда?

И в это время из проулка, будто крадучись, несмело выползала «Нива», а за ней, перехваченная буксировочным тросом, покорно семенила её Машенька.

– Да что вы! Рази можно? – бросилась к ней Мария.

А коза уже торопилась навстречу своей хозяйке, – та на ходу сбрасывала со своей любимицы путы не отпускавшего её троса. Машка уткнулась в подол Марии, жалобно блея о своих бедах.

– Теперь видим, что коза точно ваша, – мужчины с завистью смотрели на картину не постановочного счастья.

– Маша, Машенька, – Мария, наклонившись, гладила и гладила по дрожащим бокам козу.

– Так вы обе Марии? Ну, что, стажёр, поздравляю тебя с первым раскрытием, – участковый не торопясь направился к машине.

– А блины, блины-то попробуйте, – вспомнила Мария, что всё готово к выпечке.

– Спасибо, Мария Федоровна, в другой раз, – захлопнул дверцу «Нивы» стажёр.

Братик
Рассказ

Егор сидел за столом усталый и не по-детски отрешённый. Бабушка хлопотала вокруг него, предлагая попробовать то курочку, то блины, которые она пекла, быстро поднимая блинную горку.

– Егорушка, ты не захворал? – спрашивала она озабоченно, прикладывая свою теплую ладонь к холодному лбу внука.

В жизни Егора случилось что-то новое, которое он пока не мог осмыслить, потому что считал себя виновным в случившемся: это он просил и торопил появление братика, и, наверное, из-за него мама спешно выбрала не такого, о котором мечтал. Если бы папа не ушёл на работу, Егор рассказал ему о том, что его беспокоило, спросил, что же делать дальше. Но папа привел Егора к бабуле и быстро ушёл на работу. Папа всегда был на работе, ему всегда надо было на работу, Егор представлял работу как некую неизбежность, сопротивляться которой бесполезно. Работа – это как детский сад, только для взрослых: туда обязательно надо идти, даже если не хочешь.

Бабушка, еще до звонка, услышав шаги на площадке, заспешила открывать дверь – со своей работы пришёл дедушка. Перешагнув через порог, спросил:

– Ну что?

– Все хорошо. Мальчик, 4.300. Антон с Егором уже были там. Только вот, грустит и не ест ничего, – сказала бабушка, указывая на Егора.

– Может соскучился?

Дедушка вымыл руки и подошёл к Егору.

– Видел братика? – придерживая свою тяжёлую руку, он положил её на плечо Егору.

– Видел, – выдохнул Егор.

– Ну и как? – дедушка пытался понять причину печали Егора.

– Деда, он такой маленький, – выдавил Егор и заплакал горько, безутешно: нет у него того большого, сильного брата, о котором он мечтал. Мечта рухнула сразу, в одночасье, когда они с папой увидели через стекло в больнице непохожую на себя маму с каким-то свертком. Папа, указав на сверток, сказал, что это и есть его брат.

– Ну, так вырастет твой братик, ведь и ты был маленький.

– Нет! Нет, деда, я хочу другого братика – большого, а такого – не хочу.

Дедушка гладил внука по голове, успокаивая плачущего Егора, который никак не соглашался с выбором мамы: если других не было, надо было подождать немного и взять другого, большого. Но что мог сделать дедушка – ведь выбирала мама.

Перед сном Егор с дедушкой читали большую, толстую, интересную книгу, которая называлась «Справочник по стрелковому оружию». Егор и сам умел читать, но рисунки, которые назывались чертежи, ему пояснял дедушка, а внук, в поисках похожей модели, перебирал свои игрушки. Егор достал из шкафа еще и книгу о боевых самолётах, но дедушка уснул, а бабуля предлагала почитать сказки, которые он давно уже все знал.

На следующий день бабушка повела Егора в садик и по дороге снова завела разговор о братике, но Егор был непреклонен и никак не соглашался с выбором мамы.

День в детском саду прошёл обычно. Мысли о братике, набегая, наполняли Егора болью, но не успевали вылиться слезами в череде садовских занятий.

Он понимал, что разговоры о братике надо вести не с бабулей, а с папой – с ним они всё обсудят, и папа наверняка согласится, что такой маленький братик им не нужен. Егор с нетерпением ждал, когда придёт папа, чтобы обсудить с ним важные семейные дела. Но папа, если и заходил к бабуле на короткое время, был, на удивление, какой-то нерешительный и никак не хотел принять очевидное решение – побыстрее забрать маму из больницы, в которой выбирают братиков.

Время шло медленно. Егор очень соскучился по маме и уже не думал о братике. Мама вернется домой, и ему не нужно будет каждый день ходить в садик. Они с мамой будут лежать на диване и смотреть на потолке диафильмы – мама тоже любит диафильмы, потому что смотрела их в детстве с дедой.

И вот настал день, когда папа сказал, что они поедут за мамой. Егор обрадовался, стал быстро одеваться и первый стоял у входной двери, пока папа и бабуля ходили из комнаты в комнату, спрашивая друг друга: взял, не забыл, положил. Когда, наконец, они подошли к двери, то бабуля увидела, что сапожки у Егора не дружат между собой, и ему пришлось переобуваться.

По дороге их все время тормозили неторопливые пешеходы и светофоры: Егор боялся, что больницу закроют, и они не успеют к маме. Успели. Папа с пакетами и почему-то с цветами быстро шёл впереди, а Егор, чтобы не отставать, тянул и тянул бабулю за руку. В помещении – куда они вошли – люди в напряженном ожидании смотрели на дверь, ведущую в коридор. У многих в руках тоже были цветы. Егор подумал, что они, наверное, потом пойдут на концерт или, может быть, на свадьбу. Он знал, что на свадьбу ходят с цветами, потому что и сам недавно был на свадьбе у своего дяди Вадима, где все гости были с цветами. У Егора тоже был букет для невесты – высокой, худой девушки, лицо которой он не мог разглядеть, даже высоко подняв голову. Но когда папа подтолкнул его вперед, Егор отдал цветы дяде – улыбаясь, тот вовремя протянул руку племяннику, видя, что тот заблудился среди частокола ног.

Папа передал пакет строгой женщине в белом халате, похожей на воспитательницу из другой группы в детском саду. Но Егор знал, что это никакая не воспитательница, а врач, потому что они пришли в больницу, а в больнице – врачи, и они самые главные: даже мама не может защитить Егора от врача, если тот захочет сделать укол.

Врачи то и дело выходили со свертками, и кто-то бросался им навстречу. Папа объяснил, что это их дети, и Егор удивился, что все они почему-то маленькие. Может быть, здесь и не бывает других? Он разволновался, поняв, что мама пришла в неправильную больницу – здесь им никогда не выдадут того братика, который нужен Егору. Мама всё не выходила, и он забеспокоился: не ушла ли она, не заметив их.

– Не ушла, – успокоил папа, – нужно еще подождать.

И они ждали. Когда мама вышла, Егор, помедлив, побежал к ней. Мама была какая-то не такая, но Егор узнал, конечно, сразу узнал свою маму, обхватил её ноги. Мама прижала его голову, и они стояли замерев. Вокруг что-то происходило, он слышал голос папы, говорила бабуля. Егор был счастлив. Теперь всё будет по-прежнему: он, мама и папа.

Небольшая заминка на крыльце: фотограф, стоявший внизу, давал распоряжения, но Егор не отходил от мамы и крепко держал её за руку. Команды фотографа, несколько снимков, и Егор побежал вперед. Ему было легко, весело, хорошо как никогда раньше. Бабуля окликнула Егора, и, обернувшись на бегу, он замер. Не сразу понял, что не так, но волнение, которое только что прошло, снова накрыло его. Навстречу шёл папа с тем самым свертком, которые всем вручали в больнице. Егор понял, что это, и побежал к маме, надеясь, что всё еще можно исправить.

– Зачем папа его взял, зачем? – теребил он маму.

– Потому что это наш сын и твой брат.

– Я же говорил, что не хочу, не хочу такого братика.

– Ну, что же поделать? У нас – такой.

Егор не знал что делать: плакать или спорить, но каким-то своим неясным ему чувством понимал, что всё бесполезно.

Бабуля села на заднее сиденье, и папа передал ей сверток. Мама оглянулась на Егора, и они поехали.

– Хочешь посмотреть на братика? – спросила бабуля и приподняла кружевной уголок, чуть наклонив сверток. Егор напрягся: он впервые так близко увидел того, кого называют его братиком. От маленького человечка с закрытыми глазами защиты ждать не приходиться – его самого надо спасать, например, от большого мальчишки из соседнего подъезда, который всегда отнимал танчики и машинки у ребят, когда они выстраивали колонну военной техники на скамейке во дворе. Самый большой арсенал техники был у Егора. Папа обязательно привозил из командировки какую-нибудь новую модель. И у него уже была колонна танков, бронетранспортеры, боевые машины пехоты и пушки разных калибров с полным расчётом. Однажды этот мальчишка с большими ребятами, некоторые из которых уже ходили в школу, бросал в танковую колонну горящие спички, легко зажигая одну за другой.

– Огонь! Огонь! – хохотали мальчишки.

Егор с завистью подумал о том, что не научился вот так легко, с одного раза зажигать спички, хотя папа и учил его разжигать на берегу костер. Но когда вдруг вспыхнуло платье на кукле, которая со своей хозяйкой девочкой Катей сидели на краю скамейки и с интересом смотрели на мужские игры, диверсанты разбежались. Руслан замер, глядя на огонь, заплакала Катя, а Дима пятился и пятился к подъезду, Егор мгновенно снял жилетку и спас катину куклу, хотя её платье было испорчено.

Братик спал. Он был похож на куклу, с которой девочки играют в саду. И только еле заметное подрагивание век убеждало, что это не кукла. Егора одолели тяжелые думы о будущем.

Дома началось какое-то движение, а Егор побежал к коробке с игрушками, которую мама всё время старалась задвинуть под кровать, но игрушки в коробку уже давно не помещались, и островками лежали вокруг кровати Егора. Вечером они с мамой смотрели диафильмы и, читали книги, а в выходной, проснувшись, Егор забирался к маме с папой, и они вели серьезные, как говорил папа, разговоры. Егор остановился, сначала подумав, что все игрушки убрали. Но осмотревшись, увидел кроватку, которая давно разобранная лежала в кладовке. Было много фотографий Егора в этой кроватке. Зачем они снова поставили её? Она очень неудобная и давно ему мала. Егору нужна своя кровать, которую они с папой переделали, поставив вместо ножек, колеса – она Егору очень нравилась. Пока Егор размышлял – в комнату вошла бабуля и положила в кроватку того, кого они всё время называли братиком Егора.

– Ну-ка, посмотрим: кого мы принесли, – сказала бабуля, расправляя пеленки.

Папа, входя в комнату, подтолкнул Егора к кроватке. Все замерли, наблюдая за маленьким человечком, который судорожно дергал ножками и ручками, морщился, открывал и закрывал, как рыба, рот.

– Боится что ли чего, – подумал Егор.

– Ну, как он тебе? – спросил папа.

– Плохой, категорично сказал Егор, – и спросил по-хозяйски – где мои игрушки?

– Под твоей кроватью.

Егор не понял и вопросительно посмотрел на папу. Тот взял Егора за руку и повел в другую комнату – там стояла кровать Егора. Папа достал коробку с игрушками. Егор задохнулся от… Он не понимал, что его переполняет, и от бессилия расплакался, уткнувшись в ноги отцу.

– Что случилось? – папа взял Егора на руки и сел с ним на кровать:

– Я к вам хочу.

– Ты же понимаешь, что там места мало. Смотри, отсюда всё видно – мы здесь, рядом.

– Тогда я буду спать на вашей кровати.

– Братик будет плакать, ты не выспишься, в садик опоздаешь.

– А я не буду ходить в садик – ведь мама не пойдёт на работу.

– В садик ходить придется, мама с твоим братиком могут в больницу пойти.

– Он что болеет?

– Да нет. А вдруг заболеет?

– Пусть по лужам не ходит и тогда не заболеет.

Бабуля засобиралась домой, спросила: не поедет ли Егор к ним.

– Нет! – решительно ответил Егор, не желая оставлять маму наедине с братиком.

Папа пошёл провожать бабулю.

– Мы диафильмы будем смотреть? – спросил Егор, но тут заплакал тот, кто лежал в кроватке, и мама, ничего не ответив, взяла его на руки. Егор смотрел, что будет делать мама, а мама – Егор всё видел – поцеловала того в лоб. Егор резко развернулся и пошёл к своим игрушкам.

Когда вернулся папа, они с мамой засобирались купать маленького и позвали Егора посмотреть. В большой ванной стояла белая ванночка, в которой на пеленках лежал мальчик. Мама протянула Егору тряпочку:

– Помой ручку братика.

Егор отказался, но принес игрушки и даже не пожалел авианосец вместе с самолётиками.

– Рано ему самолётиками играть, – мама вытирала братику личико: вода попадала малышу в глаза, но он их не закрывал и смотрел через капли воды.

– Ему и мыло может попасть в глаза, не понимает что ли?

После купания они с папой ужинали одни, потому что, как сказал папа, мама кормит братика.

– А что он любит?

– Да пока только молоко, – ответил папа.

– Может ему бутерброд дать? – предложил Егор.

– Он уже спит, – сказала мама, заходя к ним на кухню.

Диафильм о подвигах Геракла Егор смотрел с папой и, уже засыпая, видел как они с Гераклом, похожим на киборга, идут к скамейке, на которой разворачивается танковое сражение. Геракл с лазерным мечом в руке и автоматом на плече встал на страже, а мальчишка из соседнего подъезда смотрел издалека, не решаясь подойти.

В садик Егора водили папа, бабуля, а иногда и мама, когда бабуля оставалась с маленьким.

Во дворе ребята спрашивали, когда он выйдет гулять с братом. Егор нехотя отвечал, что тот спит. Но спал он не всегда, часто плакал, и мама бросалась к нему, что бы в это время ни делала.

– Почему он все время плачет? – спрашивал Егор.

– И ты плакал, когда был маленький, – отвечала мама, – Вот вырастет – и не будет плакать.

– Когда же он вырастет?

Однажды они всё-таки вышли на улицу. Егор побежал к ребятам, а мама медленно покатила коляску с братиком. Остановилась, позвала Егора.

– Постой рядом с коляской – забыла направление в молочную кухню – я быстренько.

Ребята подбежали к Егору и стали заглядывать в коляску.

– Это твой брат?

– Спит он, – хмуро отвечал Егор.

– Он еще не скоро вырастет.

– Да нет, врач говорит, что он хорошо развивается, значит, скоро вырастет.

– Нет, еще долго, – убежденно сказал Руслан, – У нас Гуля очень долго росла, всю зиму, я уже в среднюю группу перешёл, пока она ходить научилась.

– Посмотрим, – пробурчал Егор.

Ребята Егору явно сочувствовали.

Вернулась мама, и Егор с ребятами побежал играть.

Не проходило дня, чтобы Егор не укорил маму её выбором: братик часто плакал, ничего не умел, и что вообще недопустимо – не просился в туалет. Мама говорила, что надо заботиться о малыше, но Егор был непреклонен и требовал отнести братика назад в больницу.

Как-то он услышал разговор папы с мамой, которая спрашивала: «Ну, что же с ним делать?». Егор сразу понял, что разговор идёт о братике, и вот сейчас папа скажет, что его придётся отнести обратно. Но папа ответил неопределенно:

– Привыкнет.

Егор забеспокоился: действительно, если братик привыкнет, его труднее будет вернуть в больницу. Он подолгу стоял у кроватки, пытаясь увидеть изменения. Мама показала игрушки, которые можно давать братику. И Егор протягивал через круглые столбики ограждения совершенно неинтересные игрушки – ну, кому нужны эти бестолковые погремушки. Однажды, когда братик проснулся и, борясь с пеленками, запутался в них, собрав всё на голове, Егор стал осторожно расправлять пеленки и… замер – братик улыбался. Егор смотрел на него, не зная как реагировать, и побежал к маме, которая всё время гладила пеленки. Когда он рассказал о случившемся, мама засомневалась:

– Может тебе показалось?

– Нет, он на меня смотрел.

– Ну, иди и поговори с ним.

– О чём же с ним говорить-то? Он и разговаривать-то не умеет.

– Зато он всё понимает и внимательно будет тебя слушать.

– И что же ему говорить?

– А вот, что ты считаешь, он должен знать, о том с ним и поговори.

Егор собрался, как лектор перед выступлением, и решительно направился поговорить с братом. Всёго, конечно, не расскажешь, но Егор может показать свои танчики и рассказать про толщину брони и калибр пушки: во дворе он был признанным авторитетом по военной технике. Еще у Егора много стрелкового оружия, и он может дать подержать какой-нибудь пистолет. Подумав, Егор взял еще книгу «Оружие отечественного флота», но подойдя к кроватке, увидел грязные пеленки, по которым брат колотил ножками.