Текст книги "Цветение"

Люта Андреева
Цветение

Глава I

Утром на теле Омелы вырос новый цветок. Это был синий дельфиниум, и девушке даже показалось, что он немного печально кивал миниатюрными бутонами, цеплялся за волнистые локоны, когда Омела пыталась заправить волосы за ухо. Собственно, так она его и обнаружила.

– Хм. Припомнить бы, что мне снилось ночью.

Рассмотрев цветок со всех сторон при помощи зеркальца, Омела проверила, не сухие ли у него лепестки, нет ли следов заражения. Затем девушка подошла к книжному стеллажу, занимающему значительную часть узкой комнаты, и вынула потрепанный том, на корешке которого выцветшим золотом было вытеснено «Селемъ. изд. № 8. Цветы. А – Д».

– Так, дельфиниум. О, вот он! «Позови меня» значит скромность, непритязательность. Далее по цвету: классический синий – цвет моря, глубина и простор, тайна и открытость одновременно.

Омела, выдохнув, захлопнула толстую книгу. Дочитывать не стала, вспомнила бесконечную зубрежку в университете и то, что должно быть написано далее: дельфиниумы названы в честь юного скульптора, по легенде, жившего еще в Древней Элладе. Он был обращен в дельфина и где-то в глубине морей нашел прекрасный цветок для своей возлюбленной. Н-да, достаточно хоть немного знать Омелу, чтобы понять тайный смысл послания, – ее тяга к морю достигла пика. На улице царил декабрь, в окне кружился бесконечный хоровод мягких снежинок. Быть может, теперь настал тот самый момент, чтобы уехать из маленького родного города куда-нибудь на побережье, раз само ее тело говорит об этом. Девушка прижалась лбом к стеклу, от легкой прохлады по телу побежали мурашки, а за ними миниатюрные подснежники. Омела, улыбаясь, пригладила недолговечные цветы ладонью. Нет, вначале ее держал университет, затем ординатура, а теперь, когда лицензия медцвета наконец-то получена, нужно наработать хотя бы минимальный опыт, чтобы со спокойной душой переехать в другое место.

С этими мыслями девушка отпрянула от окна и начала собираться на работу. Она опрыскала из маленького флакона каждый цветок на теле, убрала с подоконника сухие лепестки подснежников (они завяли, как только Омела согрелась), на не к месту выросшие вчера фиалки еле-еле натянула шерстяные колготки. Надо будет переодеться на работе, а то так и сорвать можно. Длинные каштановые волосы затянула в строгий пучок, дельфиниум покоился за ухом, и Омела даже залюбовалась им в зеркало. Нежный синий оттенял ее собственные серо-голубые глаза, делая их ярче. Девушка подчеркнула длину ресниц черной тушью, а пухлость губ – коралловой помадой. Не позавтракав, она выпорхнула из типовой двушки в большой мир.

Город жил ожиданием Нового года: блестели натертые витрины, со спящих деревьев свисали по-утреннему мертвые гирлянды, на центральной улице играла музыка: все от универмага до «кофе навынос» запустили рождественские плейлисты, и поэтому казалось, что город утопал в одной непрекращающейся мелодии, знакомой всем с детства.

Омела любила Новый год, особенно за долгие выходные. Хотя ей как врачу, пусть еще и в ординатуре, часто приходилось работать в праздничные дни, общее настроение беззаботности и веселья передавалось воздушно-капельным путем и посредством многочисленных подарков и сюрпризов от коллег и пациентов. Девушка была молода и красива, ее нисколько не смущало, что жилплощадь с ней делили только комнатные растения. Омела умела заводить душевные знакомства, делала это легко и непринужденно, так что друзей и близких людей, способных развеять скуку, у нее всегда было предостаточно. Да, среди многочисленных поклонников еще никто не смог вырастить на ее теле красную розу – символ настоящей глубокой любви, но иногда Омела думала, что это может быть и к лучшему. Кто знает, а вдруг эта эмоция просто ждет ее на берегу какого-нибудь прибрежного городка?

От теплых мыслей зачесалось где-то под лопаткой. Девушка почувствовала легкое покалывание, которое ни с чем нельзя было спутать. Конечно же, сама виновата, размечталась тут как дура, вот и вырос новый цветок. Наверняка мак – верный спутник всех мечтаний и грез. Стоит ли говорить, что на теле Омелы мак был постоянным гостем. Нужно будет подробнее рассмотреть его на работе, не порченный ли, вдруг мечты обречены на провал. Хотя в такое трудно поверить. Девушка улыбалась. Ей нравилось это чувство – когда от новой пережитой эмоции вырастал цветок, а она еще не знала, какой именно. В детстве, когда мама была жива, маленькая Омела неслась домой со скоростью света, забывая все игры и потехи, показывала новый бутон матери, и та также бросала все дела, присаживалась на мягкий скрипучий диванчик, садила кроху рядом, и вместе они, мать и дочь, листали толстую энциклопедию по флориографии, искали значение нового друга. Пока находили, на теле Омелы успевали появиться еще штук пять новых цветов, начинали искать и их, смеясь и предугадывая, что вырастет на эмоциональной девочке следующим. Игра могла продолжаться бесконечно.

Сейчас уже взрослая двадцатипятилетняя Омела свято хранила традиции любимой забавы. Вот только была она не такой веселой, как раньше. Как и все с возрастом.

Ну, хватит, хандра – это такая же эмоция, как и все остальные. Если Омела не хочет по дороге на работу разжиться еще и печальной астрой (они жутко неудобные в носке!), ей стоит переключиться с грустных мыслей, продолжить игру например. Мак, да, наверняка это он. Может быть, конечно, еще и жимолость как символ страстных мечтаний или…

– Осторожнее!

Омела едва успела вернуться из своих мыслей. Кто-то слева орал ей чуть ли не в ухо, цепкие пальцы схватили пальто за правое плечо. Девушка закрыла глаза и затем открыла, закрыла и открыла снова, пытаясь понять, что произошло. Она шла по пешеходному переходу, толпа была перед ней и за ней, времени семь часов, люди идут на работу. Мужчина впереди был примерно ее роста, в темно-синем пуховике, шапке с помпоном. Вот он шел, пока она думала о маках, кажется, говорил по телефону. Вот он повернулся, медленно, он, очевидно, был левшой, так как, разворачиваясь правой стороной, девушка сумела увидеть все его черты. Странно, он ведь говорил по телефону, прижимал его к щеке. А затем опустил. Лицо его вытянулось, он попытался отступить и чуть не врезался в Омелу. Но не успел, через долю секунды его унес преградившей ей путь минивэн.

Девушка едва успела отпрянуть, в какой-то момент ей показалось, что серебряный кузов задел кончик ее носа. Пальто предупредительно треснуло, кто-то вытянул Омелу с линии фронта, она жестко приземлилась на асфальт. Вокруг гудели машины и кричали люди. Какофония царила не только вокруг, но и внутри. Испуганная, ничего не понимающая девушка шарила руками в поисках сумки, наткнулась на что-то мягкое, подняла к лицу и увидела, что это был цветок. Оторванный, растерзанный ирис, на белых лепестках которого алело красное.

– Кровь.

– Врача!

– Вызывайте скорую!

– Я… – несмело начала она, заставила себя встать, на ватных ногах подошла к капоту минивэна. – Я могу помочь.

– О, слава богу! – женщина средних лет схватила Омелу за разорванный рукав. – Вы доктор?

– Я медцвет.

Лицо собеседницы слегка погасло. Отложившая уже было сотовый телефон, она вернула его обратно к уху и тут же потеряла интерес к Омеле, увлеченная ответом на другой стороне линии:

– Алло! Да, тут авария, срочно!

Девушка, оставшаяся внутри плотно сформированного кружка людей, подошла ближе к мужчине в синем пуховике. Его забавная шапка лежала рядом, голову окружал жидкий нимб из красного, на шее, руках, всех открытых участках тела один за другим сменялись цветы.

– Агония, – одними губами прошептала Омела. Села рядом с пострадавшим, все еще сжимая в руке белый ирис – символ чьего-то чужого доверия и мужества, отпечаток некогда беззаботной жизни и испытываемых чувств.

– Вы доктор?

– Помогите ему.

– Да-да, сейчас.

Омела титаническим

...

конец ознакомительного фрагмента