Текст книги "О «библиотеке поэта»"

Максим Горький
О «библиотеке поэта»

[1]1
  Впервые напечатано одновременно в газетах «Правда» и «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1931, номер 335 от 6 декабря; перепечатано в журнале «Литературная учёба», 1932, номер 4, а также в виде вводной статьи к серии «Библиотека поэта» в книге: Г. Р. Державин, Стихотворения, Л. 1933 (Библиотека поэта под редакцией М. Горького, выпуск 1). В «Правде» и «Известиях» статья имела следующее начало, опущенное в других изданиях: // «Издательство писателей в Ленинграде» в 1932 году начинает издавать «Библиотеку поэта». В состав библиотеки будут включены наиболее значительные произведения русской поэзии – от Ломоносова до наших дней. // Почему признано необходимым издание «Библиотеки поэта»?» // Статья включалась во второе и третье издания сборника статей М. Горького «О литературе». // Печатается по тексту второго издания указанного сборника, сверенному с рукописью (Архив А. М. Горького).


[Закрыть]

Наша молодёжь должна иметь ясное представление о месте и значении поэзии в истории культуры, о том, какую роль играла поэзия в истории роста, упадка и разложения буржуазного общества. Почему с начала XIX века буржуазия – класс-«победитель» – выдвинула из своей среды так много крупных поэтов-пессимистов? Почему они, люди разных стран, различных языков, как будто поставили перед собой одну цель – примирить победителей и побеждённых на учении о бессмысленности бытия, о бессилии разума и воли людей разрешить «проклятые вопросы» жизни? Почему буржуазия – «победитель» – не создала поэзии мужественного, героического характера? Потому ли, что она строила жизнь свою на порабощении трудового народа, а это давалось ей механически легко, не требуя от неё особенно высокого напряжения энергии? Потому ли, что общественный строй, весь смысл его, сводился и сводится к бесчеловечному, грязному делу наживы, к безумному процессу накопления денег, а XIX век особенно поражающе ярко обнаружил этот свой смысл перед наиболее талантливыми и честными детьми той же буржуазии, и отсюда у детей развилось отрицание смысла жизни, презрение к ней, склонность к «мировой скорби», к пессимизму и мизантропии?

Настроением этим, как известно, заражены были Байрон и Леопарди, Ленау и Альфред Мюссе, Боратынский, Лермонтов, Бодлер, Сологуб и многие другие; не чужды были ему даже «олимпиец» Гёте и пламенный Шиллер.

На все эти вопросы отлично ответила бы история европейской поэзии XIX века, но издательство, оставляя за собой право и обязанность дать эту историю в будущем, считает необходимым сначала ознакомить молодёжь Союза Советов с историей роста и развития русской поэзии в XIX веке.

Наша молодёжь – растущая, восходящая сила, призванная логикой истории создать новые формы и условия жизни. Она должна знать историю развития и разложения буржуазии, знать, какие причины вызвали упадок буржуазии, на чём споткнулось европейское и русское мещанство, с какой полнотой и правдивостью изобразили поэты, дети буржуазии, процесс истощения сил своих отцов и личные свои драмы – драмы «лишних людей», не удовлетворённых действительностью, созданной отцами. Всё это совершенно необходимо понять молодым нашим читателям.

А поэтам нашим, кроме всего этого, нужно хорошо знать историю русской поэзии и знать, какими приёмами техники слова пользовались поэты прошлого времени, как развивался, обогащался язык русской поэзии, как разнообразились формы стиха. Нужно знать технику творчества. Знание техники дела – это и есть знание дела. Техника, взятая в целом, во всех областях труда и творчества, является одной из основных сил культурного роста, одной из сил, ведущих весь процесс культуры. Можно много видеть, читать, можно кое-что вообразить, но, чтобы сделать, – необходимо уметь, а уменье даётся только изучением техники. В работе со словом и над словом участвует способность изобретать, – мы хорошо знаем, как мучительны и бесплодны труды изобретателя, не знакомого с техникой, и как часто изобретаются вещи, давно и хорошо известные.

Не многие из наших поэтов могут похвастаться тем, что знают своё дело так хорошо, как следует знать его. И не многие из них понимают, насколько глубоко действительность, творимая рабочим классом Союза Советов, волнует весь трудовой мир небывалыми надеждами и предчувствием неизбежной трагедии всемирной борьбы лишённого собственности, но богатого революционной энергией пролетариата против богатой золотом, но нищей духом мировой буржуазии. Жизнь требует героической поэзии, поэзии углубления в смысл нарастающей трагедии. Никогда ещё жизнь не требовала от поэта и вообще от литератора так много, и никогда литература не давала так мало, так скупо, как даёт в наши дни. Это можно объяснить только узостью кругозора литераторов, недостатком их внимания к жизни, недостатком знаний о ней. Не зная истории культуры, невозможно быть культурным человеком, не зная прошлого, невозможно понять подлинный смысл настоящего и цели будущего.

У нас, в Союзе Советов, героическая, трудная действительность наша не вызывает в поэзии мощного эха, а должна бы вызвать, пора! Наши поэты должны ввести в работу свою новые темы, – темы, которые поэзия прошлого века изжила и потому не касалась. Существуют ли попытки расширить круг внимания поэтов к жизни? Существуют, но обнаруживают печальное бессилие техники, отсутствие поэтической культуры. Вот характерный пример, «достойный подражания» по существу и плачевный по форме, по неудачной работе и ещё более плачевный как признак непонимания целей современной поэзии. Летом в одном из наших журналов были напечатаны такие стихи:

(Техника) X (Чутье)[2]2
  «(Техника) X (Чутьё)» – стихотворение М. А. Тарловского; напечатано в журнале «Красная новь», 1931, книга 7, июль, стр.95–96.


[Закрыть]

Пчела постройкой своих восковых ячеек[3]3
  «Пчела постройкой своих восковых ячеек…» – цитата из «Капитала» К. Маркса, т. I, 1949, стр.185


[Закрыть] посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове.

К. Маркс

 
По свидетельству «Капитала»
(В первом томе, в пятой главе),
Новый дом возникает сначала
В человеческой голове.
 
 
Хоть и карликовых размеров,
Но в законченном виде уже
Он родится в мозгу инженеров
И на кальковом их чертеже.
 
 
Чтобы ладить ячейку из воска,
Не выводит художник-пчела
Предварительного наброска,
Приблизительного числа.
 
 
Перед зодчим и насекомым —
Два пути и один подъём
(Кто чутьё заменяет дипломом,
Кто диплом заменяет чутьём…)
 
 
Ну, а ты, под напевы гармоник
Из деревни пришедший с пилой,
Кем ты будешь, товарищ сезонник, —
Архитектором или пчелой?
 
 
Строя фабрику, лазя по доскам
С грузом цемента и смолы,
Ты наполнил не медом, не воском
Переходы её и углы.
 
 
Но, сложив их для ткани и пряжи,
В хитрый замысел ты не проник, —
Ты, быть может, неграмотен даже.
Ловкий кровельшик, плотник, печник.
 
 
В одиночку, вслепую, подённо
Мы не выстроим ульев труда:
Надо техникой гнать веретёна,
Надо книгой крепить города!
 
 
Видишь? – мёд отдают первоцветы,
Видишь? – цифры бегут по столу,
Сочетай их обоих в себе ты —
Архитектора и пчелу!
 
 
Это – суша, а на море хлюпком
Кто-то кажет – «правей!» да «левей!»
Кто-то правит над каждым поступком,
Каждым жестом команды своей.
 
 
Раза в два веселей капитана,
Но безграмотнее в двадцать два —
Не боящаяся тумана,
Недоступная бурям плотва.
 
 
Ну, а ты, чей льняной отворотец
Врезан мысом в холст голубой,
Кем ты будешь, матрос-краснофлотец,
Навигатором или плотвой?
 
 
Видишь? – воду в чешуйчатых стаях
Руль распарывает по шву, —
Ты обоих в себе сочетай их —
Навигатора и плотву!
 
 
Это – море, а в газовых ямах —
Спор горючего с весом земным,
Превращённый в победу упрямых,
В высоту и невидимый дым.
 
 
В то же время взлетает не хуже
(Даже лучше) увесистый жук;
Вероятно, воспитанный в луже
И не кончивший курса наук.
 
 
Ну, а ты, самодельный моторчик
Запускающий детским рывком,
Кем ты будешь, мечтатель и спорщик, —
Авиатором или жуком?
 
 
Видишь? – падают гордые Райты,
И глядит на них синь свысока,
Их обоих в себе сочетай ты —
Авиатора и жука!
 
 
Это – воздух, а в путанной сфере
Расстановки общественных сил
Мы – свой мир осознавшие звери,
Мы – совет мировых воротил.
 
 
В то же время под лиственной кучей,
Меж корнями – чего б? – ну, хоть ив,
Бессознательный, но могучий
Муравьиный живёт коллектив.
 
 
Ну, а ты, позабывший о боге,
Притеснителей съевший живьём,
Кем ты будешь, строитель двуногий,
Гражданином иль муравьём?
 
 
В этих двух государственных строях
Невозможны князья да графья.
Сочетай же в себе ты обоих —
Гражданина и муравья!
 
 
Так – трудящиеся народы —
Множим технику мы на чутьё,
Так мы учимся у природы
И, учась, поучаем её!
 

Я несколько раз читал эти стихи различным людям, слушатели встречали стихи или равнодушным молчанием или поверхностной критикой их технической слабости. Следует сказать, что слабость этой дидактической рацеи слишком очевидна и отметить её – нетрудно. Но никто не отметил того факта, что одна из ценнейших идей основоположника истинно революционной философии стала достоянием поэзии. Разработана эта идея – плохо, да. Но всё-таки автор стихов заговорил о том, о чём до него не говорили, и это нужно записать в его актив. Последние две строки – неверны: «мы учимся у природы», но не «поучаем её», а, всё более смело подчиняя её стихийные силы силам нашего разума и воли, становимся владыками её, создаём свою, «вторую природу».

Поэты прошлых времён восхищались красотами и дарами природы как земледельцы и землевладельцы, как «дети природы», в сущности же – как рабы её. В отношении поэзии к природе наиболее часто и определённо звучали – и звучат – покорность, лесть. Хвала природе – хвала деспоту и тоном своим почти всегда напоминает молитвы. Поэты почти единодушно замалчивают такие скверные выходки природы, как, например: землетрясения, наводнения, ураганы, засухи и вообще различные взрывы и бури её слепых сил, которые уничтожают тысячи людей, разрушают труды их рук. Пытаясь – не очень успешно – «глаголом жечь сердца людей»[4]4
  …«глаголом жечь сердца людей»… – изменённая строка из стихотворения А. С. Пушкина «Пророк». У Пушкина: «Глаголом жги сердца людей»


[Закрыть] или – безуспешно – пробуждать в людях «чувства добрые»[5]5
  …«чувства добрые»… – из стихотворения А. С. Пушкина «Памятник»


[Закрыть], поэты никогда ещё не звали человека на борьбу с природой, за власть над ней и, разрешая себе – не часто – гнев на двуногих деспотов, не гневались на слепого тирана.

Однажды было сказано так же правильно, как решительно: философы объясняли мир, мы – перестраиваем его. Мы действительно изменяем лицо нашей страны. Но, воспевая красоту природы, поэты как бы не замечали бесплодных песков и болот. Впрочем, о болотах я помню начала двух стихотворений.

 
Болота, болота, болота
Да чахлый, сухой березняк,
И здесь-то забитый работой
Спешит приютиться бедняк.
 

Очень жалобно и весьма плохо. Затем у Фофанова:

 
Что ты сказала мне – я не расслышал…
Только сказала ты нежное что-то.
На небо месяц поздно так вышел —
И серебром засверкало болото.[6]6
  «Что ты сказала мне…» – из стихотворения К. Фофанова (книга стихотворений «Тени и тайны», СПб. 1892, стр. 114). Первая строка цитируется М. Горьким неточно. У Фофанова: «Что ты сказала – я не расслышал…»


[Закрыть]
 

Стишки эти дают и мне право сказать несколько слов о болотах. У нас болот 67 миллионов гектаров. Мы намерены получить из них 40 миллионов тонн сухого торфяного топлива, а затем на огромной площади земли, освобождённой от болот, выроем пруды, разведём в них рыбу, разведём лес, создадим пастбища, может быть, найдётся место и для пахоты. Мы соединяем каналами Белое море с Балтийским, Каспийское с Чёрным, Сибирь получит выход в Средиземное море. Всё это – титанические задачи, и, конечно, не только ими ограничиваются намерения и заботы власти рабочего класса, хозяина Союза Советов. Если вся текущая работа создания социалистического общества, впервые совершающаяся в нашей стране, остаётся вне круга внимания поэтов, – то неужели это значит, что человеческий труд, основной рычаг культуры, не достоин поэтизации?

Я хочу сказать, что наше время включает в область поэзии совершенно новые темы, например: борьбу коллективно организованного разума против стихийных сил природы и вообще против «стихийности» воспитания не классового, а всемирного Человека человечества, творца «второй природы», создаваемой энергией его воли, разума, воображения.

Старая поэзия, воспевая «любовь» как основную творческую силу жизни, как будто не хотела помнить о том, что эта сила – тоже слепой, стихийный инстинкт размножения, он создаёт неисчислимые количества паразитов, которые разрушают здоровье людей, создаёт комаров, мух, мышей, крыс и всяческих грызунов, которые наносят огромный вред здоровью и хозяйству человека.

Капиталистическое государство относится, в сущности, довольно равнодушно к факту существования различных возбудителей болезней и к обилию вредных насекомых и животных, ибо от эпидемических болезней умирает трудовой народ, а его – много, убытки, наносимые различными вредителями хозяйству капиталистов, покрываются легко – труд дёшев. Капиталист жаден, это основное его качество, и поэтому он варварски консервативен, поэтому целые кварталы богатого Парижа лишены канализации и во множестве домов нет ватерклозетов. Капиталист поощряет труд учёного лишь тогда, когда этот труд ведёт прямо к увеличению прибыли и к удовлетворению мещанской жажды денег. Наука о борьбе с болезнетворными бактериями создана исключительно личной инициативой учёных и никогда не пользовалась должным вниманием со стороны капиталистических государств. Но государство, где хозяйствует сам трудовой народ, не должно допускать и не может допустить безразличного, бессердечного отношения к жизни и здоровью своих граждан, оно обязано вступить в борьбу против бессмысленно вредного людям, слишком «свободного» творчества природы. Я вовсе не намерен убеждать поэтов: «Ловите мышей!» Я хочу только указать на необходимость пересмотра отношения поэзии к природе и пересмотра всех главнейших тем старой поэзии.

Природа, любовь, смерть – так называемые «вечные» темы поэзии. Но, размышляя о любви, очень трудно допустить, что в обществе, организованном социалистически, размножение людей сохранит стихийные формы, полезные только паразитам, живущим за счёт чужой физической силы. Принято думать, что щеглы, чижи, соловьи и прочие певчие птички поучают нас: любовь – главный возбудитель песен, и неоспоримо, что «любовь» играла роль возбудителя не только в области искусства, но и в развитии промышленности, работающей на женщину. Романтизация индивидуальной любви имеет глубокий культурно-воспитательный смысл – она выражает желание мужчины установить в отношении к женщине нечто, отличающее двуногого самца от четвероногих. На почве этого желания сила воображения помогла людям обоего пола выработать в себе биологическое тяготение к совершенству формы – сексуальную эстетику.

Но покамест, в условиях анархического общества, это тяготение выражается всё ещё только в красивых словах, на деле же ведёт к весьма грязному распутству, к разнузданности пресыщенных. Несмотря на усиленную, даже назойливую поэтизацию женщины, к ней продолжают относиться по-скотски и как к человеку «второго сорта». Мы знаем, что церковь издревле называет любовь «блудом», грехом; и знаем, что в буржуазном обществе каждый гнусненький мещанин желает быть рабовладельцем, а из женщины при помощи церкви легко научились воспитывать очень удобных рабынь. Но «всякое действие вызывает противодействие»; в современных условиях женщина начинает мстить за себя: медики Германии насчитывают уже не менее 50 процентов женщин сексуально пассивных вследствие «половой холодности», а вместе с этим широко развивается лесбианство, и есть ещё немало причин, несколько сокращающих размножение мещан. И вообще по всей Европе идёт процесс разрушения семьи, «основы государства». Это, конечно, очень хорошо.

В Союзе Советов женщина совершенно равноправна мужчине и работает во всех областях жизни как будто не хуже мужчины. Всё чаще наблюдаешь и чувствуешь, что она забыла о себе как женщине, посвящая все силы, все эмоции свои труду строительства, изобретательства, пропаганды, трудному делу управления страной. Но – может быть, я ошибаюсь – однако мне кажется, что и в советских условиях отношение к женщине по существу своему часто не особенно чётко и резко отличается от отношения, установленного мещанами Европы.

Молодая наша поэзия плохо замечает быстрый процесс духовного роста женщины, роста её внутренней свободы; это плохой признак, ибо это признак старинного, мещанского консерватизма. Новая женщина, существуя в жизни, отсутствует в поэзии, а поэзия могла бы очень помочь воспитанию среди молодёжи новой оценки женщины, нового и более достойного отношения к ней. Любовь как тема поэта явно требует иной раскраски; и здесь, как всюду, молодая наша поэзия отстаёт от действительности.

Тема смерти, так же как и любви, – «вечная» тема. У нас на эту тему писать стихи не принято, я не знаю – почему? По-моему, не следует забывать, что убеждение в неустранимости смерти – тоже очень полезное и даже утешительное убеждение в буржуазном обществе, где люди не дороги друг другу, где накопилось весьма много лишних людей и накапливается всё больше. Буржуазное государство не заинтересовано в здоровье рабочего и в долголетии его. Наука не ставила к разрешению вопроса о продлении жизни человека с той серьёзностью и решительностью, с какой вопрос этот должен быть поставлен в обществе социалистическом, где оценка человека поднимается на должную высоту и где охрана здоровья единицы будет одной из наиболее серьёзных задач власти.

Наука, её открытия и завоевания, её работники и герои – всё это должно бы явиться достоянием поэзии. Эта – научная – область человеческой деятельности, может быть, более, чем всякая другая, достойна восхищения, изумления, пафоса.

Герои наших дней – учёный, изобретатель, строитель, комсомолец, пионер, – поэты не замечают их, а заметив, украшают словами без «души». Я не стану перечислять огромного количества новых тем, новых явлений, которые должны быть «воспеты». Но всё-таки укажу, что Октябрьская революция всё ещё не дала своего Руже де Лиля[7]7
  …всё ещё не дала своего Руже де-Лиля… – Руже де-Лиль – автор слов и музыки французской революционной песни «Марсельеза», написанной в 1792 году. Народ пел «Марсельезу» при взятии королевского дворца Тюильри 10 августа 1792 года. Третья французская буржуазная республика, пытаясь показать, будто она продолжает демократические традиции революции XVIII века, сделала «Марсельезу» своим официальным гимном.


[Закрыть] и что у нас вообще не создано песен, достойных нашего времени, нашей работы. Буржуазный мир, непримиримо враждебный нам, не возбуждает у поэтов наших надлежащего яркого, сатирического отношения к нему, к его изумительному цинизму и многообразным пакостям. Стихов у нас пишется бесконечно много, и, должно быть, труд поэта принято считать лёгким трудом, а это – очень вредное заблуждение. В результате такого заблуждения мы имеем бесконечные ленты рифмованных слов, и – как правило – эти слова, рассудочно построенные в строки и строфы, совершенно лишены чувства полного, искреннего слияния поэта с его темой.

Все это потому, что – повторяю ещё раз – наши поэты мало культурны, слабо вооружены технически, мало учатся. История роста, развития русской поэзии XIX века, начиная, скажем, от Державина до Некрасова, причины её снижения и упадка от Некрасова до Надсона, причины формального возрождения стиха в самом конце XIX века и в начале XX века, резкого разноречия поэзии с действительностью до 1905–6 годов и вся последующая линия развития поэзии – всё это мало известно, плохо понято или совсем не известно нашей молодёжи и молодым поэтам нашим.

«Библиотека поэта» ставит целью своей познакомить молодёжь с историей русской поэзии и дать начинающим поэтам материал для технической учёбы. Кончу заметки эти словами В. И. Ленина (я взял их из книжки «Ленин об искусстве», изд. Кубуч, 1926 г.): «Почему нам нужно отказываться от истинно прекрасного[8]8
  «Почему нам нужно отказываться от истинно прекрасного…» – слова В. И. Ленина, приведённые в воспоминаниях Клары Цеткин. В беседе с К. Цеткин В. И. Ленин говорил: «Почему нам нужно отворачиваться от истинно-прекрасного, отказываться от него, как от исходного пункта для дальнейшего развития, только на том основании, что оно «старо»? Почему надо преклоняться перед новым, как перед богом, которому надо покориться только потому, что «это ново»? Бессмыслица, сплошная бессмыслица» (Сб. «Ленин о культуре и искусстве». Сборник статей и отрывков, Изогиз, 1938, стр.298).


[Закрыть] как от исходного пункта для дальнейшего развития, – только потому, что оно старое?»

Этот отказ от «истинно прекрасного как от исходного пункта для дальнейшего развития» Владимир Ильич назвал «бессмыслицей, сплошной бессмыслицей». А он, Ленин, – революционер небывалого, гигантского размаха, и он – основоположник новой, социалистической культуры. Его могучий разум, всегда заключённый в простые, ясные слова, предуказал нам путь к новой культуре и учил технике строительства её.